Текст книги "Маленькое одолжение"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

– Это полная фигня, капитан, и вы это прекрасно понимаете.

Ее лицо чуть застыло, так пристально она вглядывалась в меня.

– Правда?

– Да. Она ребенок. Она одинока. Она не компьютерная база данных, и просто бесчеловечно обращаться с ней как с электронным девайсом.

– Да, – ровным голосом сказала она. – Бесчеловечно. И еще это самый безопасный способ общаться с ней.

– Безопасный? – спросил я. – Для кого?

Люччо отхлебнула чай.

– Для всех.

Я хмуро уставился на свою чашку.

– Объясните мне.

Она кивнула.

– Архив… ему много столетий. Он всегда передавался по материнской линии – от матери к дочери. Обычно Архив достается в наследство взрослой женщине старше тридцати, когда умирает ее мать, но уже после того, как она сама в свою очередь родила дочь. Отклонения от этого редки. Часть сопутствующих Архиву инстинктов побуждают его носительниц беречь себя, избегать рискованных ситуаций, угрожающих существованию и Архива, и его носительницы. И с учетом объема знаний, Архиву как правило это удается. А в случае, когда избежать их невозможно, доступная Архиву энергия также гарантирует его выживание. Ранняя смерть носительниц Архива чрезвычайно редка.

– Продолжайте, – буркнул я.

– Когда Архив передается… Гарри, попробуйте представить себе, что вы живете собственной жизнью со всеми ее торжествами и трагедиями – и вдруг вы обнаруживаете у себя второй комплект воспоминаний, по части реальности ни в чем не уступающих вашим собственным. Второй набор переживаний, увлечений, побед, поражений. А потом третий. И четвертый. И пятый. И так далее, почти до бесконечности. Идеальная память, хранящая все воспоминания всех Архивов, живших до вас. Пять тысяч лет, сохраненных вместе.

Я уставился на нее.

– Блин-тарарам. Это же…

– Сводит с ума, – договорила Люччо. – Да. Как правило, так и случается. Вот вам причина, по которой исторические записи, касающиеся прорицательниц и пророчиц рисуют их сумасшедшими. Пифии и многие, многие другие были в жизни Архивом, и они пытались использовать обширные знания прошлого для того, чтобы предсказать наиболее вероятное будущее.

– В качестве защиты от подобного отношения Архивы начали дистанцироваться от остальных людей. В эмоциональном отношении. Они рассудили, что если смогут перестать добавлять к грузу знаний опыт собственных переживаний, собственных страстей, это положительно скажется на их функционировании. И так оно и оказалось. Архив не случайно держится эмоционально отстраненно: иначе страсти, и предубеждения, и ненависть, и ревность тысяч жизней могут сконцентрироваться в одном носителе.

– В нормальной ситуации собственный житейский опыт будущей носительницы Архива служит хорошей изоляцией от чужих эмоций и воспоминаний, солидной основой для противопоставления себя им.

До меня вдруг дошло.

– Но у Ивы его нет.

– У Ивы его нет, – согласилась Люччо. – Ее бабка погибла в результате глупого несчастного случая – если не ошибаюсь, автокатастрофы. Ее матери исполнилось тогда семнадцать лет, она была влюблена и ждала ребенка. Она возненавидела мать за то, что та погибла и обрекла на проклятие носить Архив, когда она хотела жить собственной жизнью – и она возненавидела ребенка за то, что той предстояла свободная жизнь. Мать Ивы покончила с собой, чтобы не становиться носительницей Архива.

Мне сделалось немного дурно.

– И Ива это знает.

– Знает. Знает и чувствует. Она родилась, абсолютно точно зная, как ее мать относилась к ней.

– Оттуда вам известно о ее… – я нахмурился, размышляя. – Кинкейд, – предположил я. – Девушка была влюблена в Кинкейда.

– Нет, – мотнула головой Люччо. – Но Кинкейд работал тогда на бабку Ивы, и девушка делилась с ним своими переживаниями.

– Черт, как все запутано, – заметил я.

– Ива всю свою жизнь оставалась отрешенной, – продолжала Люччо. – Если она начнет вовлекать в свои обязанности как Архива – даже просто в свою жизнь – эмоции, переживания, это чревато серьезным риском. Переживания, страсти могут захлестнуть ее, а справляться с ними она не умеет – ей просто неоткуда знать, как.

– Вы боитесь, она может выйти из-под контроля.

Архив создавался как сугубо нейтральная сила. Как хранилище знаний. Что, если уникальные обстоятельства, в которых оказалась Ива, помогут ей игнорировать эти ограничения? Представьте себе результаты, к которым могут привести злость, горечь и желание отомстить за все те жизни, помноженные на мощь Архива и непосредственность двенадцатилетнего ребенка.

– Даже пробовать не хочется, – тихо признался я.

– Вот и мне тоже, – кивнула Люччо. – Это было бы настоящим кошмаром. Все эти знания, лишенные сдерживающего их рассудка. У некроманта Кеммлера имелся подобный дух, своего рода миниатюрная версия Архива. Не такой мощный, конечно, но он служил многим поколениям чародеев, набираясь от них знаний, и вещи, на которые он был способен, устрашали, – она тряхнула головой.

Я отхлебнул чая, иначе мой судорожный глоток мог вызвать у нее подозрения. Она говорила про Боба. И она не ошибалась, говоря о том, на что Боб способен. Когда я раз высвободил личность, в которую он превращался у некоторых из его прежних владельцев, он едва не убил меня.

– Разумеется, Стражи уничтожили его, – добавила она.

Вовсе нет. Джастин ДюМорн, бывший Страж, не стал уничтожать череп. Он тайком вынес его из лаборатории Кеммлера и хранил у себя – пока я не сжег его и в свою очередь не забрал череп себе.

– Слишком много силы и слишком мало контроля – вот что представлял себе этот мини-архив Кеммлера. И вполне вероятно, Архив может превратиться в подобную же угрозу, только гораздо больших масштабов. Я знаю, вы переживаете за девочку, Гарри. Но я обязана предупредить вас. Возможно, вы оказываете ей плохую услугу, изображая из себя ее друга.

– Кто изображает? – возмутился я. – И где она?

– Мы держали ее спящей, – ответила Люччо, – до вашего или Кинкейда возвращения.

– Я понял, – заявил я. – Вы считаете, я не должен сближаться с ней. Но вы беспокоитесь о том, что может случиться, когда вы разбудите ее, а она проснется в страхе и смятении.

Щеки Люччо порозовели, и она отвернулась.

– У меня нет готовых ответов, Дрезден. Я просто беспокоюсь.

Я вздохнул.

– Как бы то ни было, – сказал я. – Пустите меня повидаться с ней.

Люччо отвела меня в Мёрфину гостевую спальню. Ива казалась ужасно маленькой в двуспальной кровати. Я присел на край кровати, а Люччо, наклонившись, положила руку Иве на лоб. Потом пробормотала что-то и убрала руку.

Ива негромко всхлипнула и, моргнув, открыла глаза. Дыхание ее сделалось частым-частым. Она дико оглядывалась по сторонам, потом вскрикнула.

– Ш-шшш, тише, – мягко произнес я. – Все в порядке, Ива. Ты в безопасности.

Она заплакала и крепко прижалась ко мне.

Я обнял ее. Она плакала и плакала, а я обнимал ее, покачивая.

Люччо сочувственно смотрела на меня.

Прошло довольно много времени.

– Я получила ваше письмо, – прошептала, наконец, Ива. – Спасибо.

Я сжал ее чуть сильнее.

– Они делали со мной всякие штуки, – сказала она.

– Я знаю, – тихо отозвался я. – Я попадал к ним в руки. Но я выздоровел через некоторое время. И ты выздоровеешь. Все прошло.

Она обняла меня крепче и плакала, пока не уснула.

Я посмотрел на Люччо.

– Вы все еще хотите, чтобы я отталкивал ее от себя? Чтобы основой ее было то, что объединяет ее с этими тварями?

Люччо нахмурилась.

– Совет Старейшин…

– Не способен найти сердце, даже вооружившись «Анатомией» Грея, рентгеном и стетоскопом, – сказал я. – Нет. Они могут устанавливать законы, касающиеся магии. Но они не будут диктовать мне, с кем дружить, а с кем нет.

Долгую секунду она молча смотрела на меня, потом губы ее изогнулись в легкой улыбке.

– Морган предупреждал их, что вы так и скажете. И МакКой, и Слушающий-Ветер. Мерлин не желал этого слышать.

– Мерлин не желает слышать ничего, что не укладывается в его картину мира, – сказал я. – Японский.

– Простите?

– Японский. Есть тут недалеко один японский ресторанчик, куда я захожу иногда отметить что-нибудь знаменательное. Выживание в этой заварухе вполне заслуживает, чтобы его отметить. Приглашаю отобедать со мной завтра. Терияки там – помереть можно.

Она улыбнулась еще шире и коротко кивнула.

Дверь отворилась, и вошли Мёрфи с Кинкейдом. Кинкейд перемещался самостоятельно, хотя и с опаской, с помощью костыля. Я убрался с дороги, и он, проковыляв к кровати, сел на мое место. На этот раз она достаточно проснулась, чтобы прошептать что-то насчет печенек и «Хэппи-Мил». Он вытянулся на кровати рядом с ней, и она, прижавшись к его руке, снова заснула. Кинкейд, и сам явно утомленный до изнеможения, достал пистолет, снял его с предохранителя, положил себе на грудь и тоже уснул.

– Как мило, – прошептал я Мёрфи. – У него плюшевый «Глок».

Она смотрела на Кинкейда и Иву со странным выражением на лице. Потом покачала головой и повернулась ко мне, словно не слышала моих слов.

– Ммм. Да, ха. Очень смешно. Кстати, я попросила откопать твою тачку из-под снега.

Я уставился на нее.

– Спасибо.

– Ключи у тебя с собой?

– Угу.

– Могу подбросить до нее, – предложила она.

– Клево.

Мы вышли.

– Мне нравится Люччо, – заявила Мёрфи, когда мы сели в ее машину и тронулись с места.

– Угу?

– Но она тебе совсем не подходит.

– Так-так, – хмыкнул я.

– Вы с ней принадлежите разным мирам. И она твой босс. Тебе придется держать что-то в тайне от нее. Это здорово осложняет жизнь. Ну, и потом еще что-нибудь может всплыть.

– Постой-ка, – сказал я и сделал вид, будто прочищаю уши. – Ладно, валяй дальше. Потому что на секунду мне показалось, будто ты даешь мне советы, как выстраивать с ней интимные отношения.

Мёрфи, прищурившись, покосилась на меня.

– Не обижайся, Дрезден, но если ты хочешь помериться общей протяженностью хороших отношений и плохих, я обставлю тебя по обеим категориям.

– Туше, – произнес я. Довольно кисло произнес. – Кинкейд прямо идеальный папочка, правда?

– Ох, да ну тебя, – насупилась Мёрфи. – Как Майкл?

– Выкарабкается, – ответил я. – Хотя его здорово покорежило. Не знаю, насколько подвижен он будет после всего этого.

Мёрфи прикусила губу.

– Что будет, если он не сможет… заниматься дальше этим своим рыцарским бизнесом?

Я покачал головой.

– Представления не имею.

– Я просто… мне казалось, принять один из этих мечей – это не та работа, от которой можно отказаться.

Я уставился на Мёрфи.

– Нет, Мерф. Тут не может быть никакого обязалова, никаких принудительных жертвоприношений. Ты всегда вольна в выборе. Это… на этом основана вера, если я ее правильно понимаю.

Некоторое время она молча переваривала это.

– Это не потому, что я не верую, – сказала она, наконец.

– Я знаю, – сказал я.

Она кивнула.

– Понимаешь, Гарри, это не потому, что это не для меня. Просто я уже выбрала себе дорогу. Я принесла присягу. Это для меня важнее, чем любая новая работа.

– Я знаю, – повторил я. – Если бы ты была не та, какая ты есть, Мёрф, Меч Веры не реагировал бы на тебя так сильно, как он это сделал. И уж если это ясно даже такому толстокожему чурбану, как я, мне кажется, Всевышний тоже мог бы это понять.

Она фыркнула и слабо улыбнулась мне. Остаток пути мы ехали молча.

– Гарри, – произнесла она, остановив машину рядом с откопанным из-под сугроба Голубым Жучком. – Тебе никогда не кажется, что мы так и состаримся одинокими? Что мы… ну, не знаю… обречены не иметь никого? В смысле, надолго?

Я сжал и разжал пальцы обожженной левой руки, потом пальцы правой, которые все еще покалывало немного.

– Меня гораздо больше беспокоят вещи, от которых я никогда не избавлюсь, – я внимательно посмотрел на нее. – Что это навело тебя на такую жизнерадостную тему?

Она слабо улыбнулась мне.

– Просто… Как-то все разваливается, Гарри. Я не вижу этого, и я не могу доказать этого, но я знаю это, – она тряхнула головой. – Может, это у меня просто крыша едет.

Я продолжал смотреть на нее, нахмурившись.

– Нет, Мёрф. Не едет.

– Какие-то пакости происходят, – сказала она.

– Угу. И мне тоже не удается собрать все части мозаики. Пока не удается. Но вчера ночью мы обломали кое-кого из нехороших парней. Они пытались дорваться до Архива, используя для этого динарианцев.

– Чего они добивались?

– Не знаю, – признался я. – Но наверняка чего-то очень и очень плохого.

– Я хочу биться в этой войне, Гарри.

– О’кей.

– До самого конца. Обещай мне.

– Заметано, – я протянул ей руку.

Она пожала ее.

* * *

Отец Фортхилл уже спал, когда я заглянул к нему в церковь, но мне отворил дверь Саня. Вид он имел усталый и помятый, но улыбался.

– Майкл очнулся и говорил.

– Вот это здорово, – с облегчением улыбнулся я. – Что он сказал?

– Хотел знать, удалось ли вам благополучно выбраться. Потом снова уснул.

Я рассмеялся, и мы с Саней обнялись – по-мужски, хлопая друг друга по спине. Правда, он немного испортил это дурацкой русской привычкой лобызать в обе щеки.

– Заходите, заходите, – сказал он. – Извините, что тормошил вас раньше. Мы просто хотели побыстрее собрать монеты обратно и сложить их в безопасное место.

– У меня их нет, – выдохнул я.

Улыбка исчезла с его лица.

– Как?

Я рассказал ему про Шипастого Намшиила.

Саня выругался по-русски и почесал щетину.

– Идем, – махнул он рукой.

Через залы и прочие помещения для прихожан мы прошли в служебную часть огромной церкви и оказались на кухне. Саня подошел к холодильнику, открыл его и достал бутылку бурбона. Он налил немного в кофейную чашку, выпил и налил еще. Потом протянул мне бутылку.

– Нет, спасибо. А разве вам не положено пить водку?

– А разве вам не положено носить остроконечный колпак и летать на метле?

– Туше, – хмыкнул я.

Саня тряхнул головой и принялся загибать пальцы.

– Одиннадцать. Плюс шесть. Семнадцать. Могло быть и хуже.

– Но мы пришили Намшиила Колючего, – возразил я. – И Старший Бебека разделал Магога под орех. Завтра принесу его монету.

В глазах у Сани зажглось мстительное удовлетворение – вспыхнуло и тут же погасло.

– Магог? Славно. Но не Намшиил. Нет.

– Что значит «нет»? Я своими глазами видел, как Майкл отрубил ему руку и сунул к себе в сумку.

– Да, – кивнул Саня. – И монета находилась под кожей его правой руки. Но ее не оказалось в сумке, когда его привезли в больницу.

– Чего?

Саня кивнул.

– Мы еще в вертолете сняли его доспехи и прочее, чтобы остановить кровотечение. Возможно, она упала в озеро.

Я фыркнул.

Он поморщился и кивнул.

– Да, я понимаю. Такое не случается само собой.

Я вздохнул.

– Марконе. Я разберусь.

– Вы уверены?

– Угу. Я знаю эту братию. Поеду, пообщаюсь с ними прямо сейчас. Хотя давно уже не терпится добраться домой, – я с трудом оторвался от тумбы, на которую опирался. – Что ж, всего одно дело осталось, да?

– Два, – сказал Саня. Он вышел и через минуту вернулся.

Он нес «Амораккиус» в ножнах. Он протянул его мне.

Я заломил бровь.

– Инструкции, – сказал Саня. – Я должен отдать его вам, и вы бу…

– Буду знать, кому его вручить, – буркнул я и задрал голову к потолку. – То-то сейчас кое-кто смеется надо мной, – я немного повысил голос. – Я не обязан этого делать! Слышишь? Я вольный человек! Вот бы Ты сам прыгал в озеро – я бы на Тебя посмотрел!

Саня молча протягивал мне меч.

Я вырвал меч из его рук и, чертыхаясь себе под нос, поковылял обратно к моему «Фольксвагену». Я швырнул меч на задний диван.

– Можно подумать, у меня своих проблем не хватает, – буркнул я, захлопывая пассажирскую дверь и обходя машину к водительской. – Нет, теперь мне еще и этот гребаный Экскалибур с собой таскать. Неизвестно, до каких пор, – я захлопнул дверь, и потрепанный томик «Двух Твердынь», который оставил мне Уриил, и который я сунул в карман ветровки, впился мне в бок.

Я нахмурился и вытащил его из кармана. Он раскрылся на титульном листе, на котором ровным почерком было написано:

Награда за работу, хорошо исполненную – еще больше работы.

– Вот уж верно так верно, – буркнул я, сунул книгу обратно в карман и вырулил на улицу.

* * *

Потребовались телефонный разговор и час на подготовку, но Марконе встретил меня в своем офисе этажом выше «Превыше Всего». Держа в руках меч, я вошел и обнаружил в кабинете Марконе и Хендрикса. Обстановку его я бы назвал спартанской. Марконе явно въехал в него совсем недавно, и напоминал он, скорее, кабинет институтского профессора, чем криминального гения.

Я с ходу взял быка за рога.

– Кто-то подставляет людей, которые спасли вам жизнь, и я этого не потерплю.

Марконе удивленно приподнял брови.

– Объясните, пожалуйста.

Я рассказал ему про Намшиила Колючего и монету.

– У меня ее нет, – заявил Марконе.

– А у кого-нибудь из ваших людей? – спросил я.

Он нахмурился. Потом откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники, сцепив пальцы перед собой.

– Где Гард? – спросил я.

– Отчитывается перед своим начальством, – пробормотал он. – Я наведу справки.

Интересно, подумал я, лжет ли мне Марконе. Вообще-то это не в его привычках, но из этого следует, что если уж он лжет, то делает это предельно эффективно. Интересно также, говорит ли он правду. Если так, значит, «Монок Секьюритиз», возможно, только что заполучила собственного Падшего ангела и эксперта по теории и практике магии.

– Девочка, – произнес Марконе. – С ней все в порядке?

– Она в безопасности, – ответил я. – Она с людьми, которые о ней заботятся.

Он кивнул.

– Хорошо. У вас больше ничего ко мне?

– Нет, – сказал я.

– Тогда вам стоило бы отдохнуть, – посоветовал Марконе. – Вид у вас, – уголки его рта чуть вздернулись вверх, – как у енота. Перееханного локомотивом.

– Следующий раз оставлю вас с вашей хитрозадостью на острове, – хмуро буркнул я и вышел.

Я совсем было собрался выходить на улицу, но решил нанести еще один визит.

Мадам Деметра сидела у себя в кабинете, одетая по обыкновению стильно.

– Здравствуйте, мистер Дрезден, – произнесла она, отодвигая от себя аккуратную стопку папок. – Я довольно занята. Надеюсь, это не отнимет много времени.

– Нет, – заверил ее я. – Я только хотел поделиться с вами одной теорией.

– Теорией?

– Угу. Видите ли, во всей этой свистопляске с возбуждением, и взрывами, и прочей демонической кутерьмой все забыли одну маленькую деталь.

Пальцы ее замерли.

– Кто-то выдал динарианцам местонахождение тайного убежища Марконе. Кто-то из близких к нему людей. Кто-то, знающий многие из его секретов. Кто-то, обладающий серьезным поводом желать ему зла.

Деметра повернула голову в мою сторону и прищурилась.

– Многие мужчины разговорчивы с женщинами, с которыми они спят, – сообщил я. – Это давняя истина. И это давало бы вам отличный повод сблизиться с ним.

– Он мало отличается от большинства мужчин, – тихо произнесла Деметра.

– Я знаю, что у вас в ящике стола лежит пистолет, – сказал я ей. – Не пытайтесь взять его.

– Почему? – удивилась она.

– Потому, что я не собираюсь выдавать вас Марконе.

– Что вам от меня нужно? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Я могу обращаться к вам время от времени за информацией. Если вы смогли бы помогать мне, не ставя при этом под угрозу себя, я принял бы эту помощь с благодарностью. Так или иначе, это не повлияет на то, скажу я Марконе о вас или нет.

Взгляд ее сощурился еще сильнее.

– Почему нет?

– Может, мне хотелось бы увидеть когда-нибудь его падение, – ответил я. – Но прежде всего потому, что это не мое чертово дело. Я просто хочу, чтобы вы знали, что мне известно об этих ваших штучках. На этот раз он, возможно, и не догадается. В его организации у него и без вас подозреваемых хватает – и я, право же, удивлюсь, если вы еще не сообразили, что задумал толстяк Торелли.

Деметра одарила меня ледяной улыбкой.

– Только не будьте слишком уж самоуверенны. Еще один такой же очевидный ход, и он все поймет. И тогда вы исчезнете.

Деметра чуть хрипло рассмеялась и закрыла шкаф.

– Я исчезла много лет назад, – она спокойно посмотрела на меня. – Так вы пришли по делу, мистер Дрезден?

Ну да, в этом доме всегда полно очень… очень спортивных девиц, которые с радостью, скажем так, возьмутся поднять мне тонус. И мой тонус давал понять, что он не против, чтобы его поднимали. Остальная часть тела, однако, утверждала, что хороший обед и двухнедельный сон гораздо приятнее. И, подумав хорошенько, остальная часть меня решила, что с каждым моим визитом это место становится все более красивым и более зловещим.

– У меня все, – ответил я и ушел.

* * *

Приехав домой, я не смог уснуть.

Наконец-то у меня образовалось достаточно свободного времени, чтобы задуматься, что же, черт подери, не так с моей правой рукой.

Я спустился в лабораторию и, покачивая висевший над столом пакет выдохшейся кошачьей мяты, посвятил Боба в события нескольких последних дней.

– Ух ты, – сказал Боб. – Огонь Души. Ты уверен, что он так и сказал, «Огонь Души»?

– Угу, – устало подтвердил я. – А что?

– Ну, – ответил череп. – Огонь Души – это… собственно, это почти Адский Огонь. Только из другого места.

– Райский Огонь?

– Ну, – задумался Боб. – Да. И нет. Адский Огонь – это такая штука, которой ты пользуешься, чтобы уничтожать. Огонь Души используется противоположным образом – для созидания. Понимаешь, в основе своей то, что ты делаешь, сводится к тому, что ты берешь частицу своей души и используешь ее в качестве матрицы для своей магии.

Я зажмурился.

– Чего?

– Это вроде как арматура в железобетоне, – пояснил Боб. – Ты берешь матрицу или арматуру, заливаешь все бетоном, и прочность их вместе взятых на порядок больше, чем они были бы по отдельности. Ты способен делать такие вещи, которых ни за что не смог бы сделать только с арматурой или только с бетоном.

– И я делаю это со своей душой? – спросил я.

– Да ладно тебе, Гарри. Что вы, смертные, так кипятитесь из-за ваших бесценных душ? Ты ведь никогда не видел своей души, не щупал ее, никогда не делал ничего с ней. Тогда из-за чего такой шум?

– То есть, ты хочешь сказать, что эта ручища была сделана из моей души?

– Из сплава твоей души и твоей магии, ага, – подтвердил Боб. – Твоя душа преобразовалась в энергию. В Огонь Души. В этом конкретном случае в энергию, почерпнутую из твоей ауры… из ауры твоей правой руки. Твое стандартное силовое заклятие формировалось на основе матрицы Огня Души, и то, что обычно выделялось в виде разового выброса энергии, превратилось в более долговременное образование, способное подчиняться твоим командам. Не мощнее обычного силового заклятие, но сложнее.

Я пошевелил зудящими пальцами.

– Ясно. Но душа-то моя восстановится, правда?

– Само собой, – заверил меня Боб. – Через несколько дней… неделю, максимум две. Все зарастет. Ступай и развлекайся, получай удовольствие, делай что-нибудь такое, что полезно для души – и все восстановится еще быстрее.

Я хмыкнул.

– Выходит, ты говоришь, этот Огонь Души не открывает у меня никаких новых способностей? Он просто делает меня более тем, кто я уже есть.

– Гораздо более, – жизнерадостно кивнул Боб со своей полки. – Именно так делают все свои штуки ангелы. Хотя надо признать, ресурсы у их душ побольше, чем у тебя.

– Я думал, у ангелов нет душ, – заметил я.

– Я же сказал, люди почему-то слишком возбуждаются при использовании этого слова, – ответил Боб. – У ангелов, скажем так, кроме души вообще ничего больше нет.

– Ого. А что случится, если, гм… ну, ты понимаешь. Если они используют слишком много ее?

– Сколько будет пять минус пять, Гарри?

– Ноль.

– Верно. Подумай над этим немного. Уверен, ты придешь к правильному выводу.

– Это плохо?

– Видишь? Ты не безнадежен, – заявил Боб. – И кстати, ба! У тебя же новый магический меч на хранении? Мерлин сдох бы от зависти: ему-то только за одним пришлось следить! И работать на деле вместе с Уриилом! Ты растешь как профессионал, Гарри!

– Я мало чего слышал про Уриила, – признался я. – То есть, я знаю, конечно, что он архангел, но…

– Он… он из ветхозаветных, – сообщил Боб. – Помнишь парня, который перебил перворожденных детей Египта? Это он. Насчет остального… ну, все больше подозрения, догадки. И он не из тех, кто любит похваляться. Он не мастер много говорить, понимаешь?

– Райский призрак, – сказал я. – И Мэб в восторге от его стиля.

– И он оказал тебе услугу! – радостно добавил Боб. – Это наверняка к лучшему!

Я опустил голову на стол и вздохнул.

Однако после этого я все-таки сумел подняться в спальню и выспаться по-настоящему.

* * *

Я всегда люблю эти вулканически-луковые штуки, которые готовят в японских ресторанах. И я, и другие семилетки за столом. Еще я умею ловить ртом креветок, которых повар подбрасывает в воздух кончиком ножа. Я проделал это так здорово, что он метнул в меня еще две креветки разом, обеими руками, и я поймал их обеих, заслужив аплодисменты сидевших за столом и искренний, от души смех Анастасии.

Мы замечательно пообедали и задержались за столом, когда все остальные уже ушли.

– Могу я спросить вашего совета по одному вопросу? – спросил я у нее.

– Разумеется.

Я рассказал ей про свои приключения на острове и про неестественное ощущение того, что все там мне знакомо.

– Ах, это? – сказала Анастасия. – Это у вас Видение созревает. Только и всего.

Я зажмурился.

– Э… Чего?

– Видение, – спокойно повторила она. У каждого чародея по мере взросления развиваются способности к ясновидению. Мне кажется, это как раз они проклюнулись у вас, вот вы и узнали место, которое может в будущем сыграть в вашей жизни более или менее важную роль.

– Это что, происходит со всеми? – недоверчиво спросил я.

– Со всеми чародеями, – с улыбкой ответила она. – Да.

– Тогда почему я о таком даже не слыхал?

– Потому что молодые чародеи в ожидании открытия своего Видения имеют неприятную привычку игнорировать неудобные для них факты, наклеивая на них этикетку «Видение». У них в пророчество превращается практически все. Это безумно раздражает, и лучший способ избежать этого – держать это свойство в тайне, пока они сами его не откроют.

Я обдумал эту информацию.

– Значит, говорите, важную роль в моей будущей жизни?

– Вполне вероятно, – кивнула она. – Конечно, к информации, полученной в результате ясновидения, надо относиться с исключительной осторожностью – однако в этом случае ясно, что с этим островом связано больше, чем видно простым глазом. На вашем месте я бы присматривала за ним – осторожно.

– Спасибо, – серьезно произнес я. – Я имею в виду, за совет.

– Он мне недорого обошелся, – с улыбкой сказала она. – Можно мне в свою очередь спросить вас кое о чем?

– Ответ за ответ, все по справедливости.

– Вы меня удивили, Гарри. Мне всегда казалось, что вы интересуетесь Кэррин.

Я пожал плечами.

– С расчетом времени не задалось. Вечно у нас графики не совпадали.

– Но вы за нее переживаете.

– Конечно, – ответил я. – Хотя бы потому, что мы с ней вместе пережили не одну и не две переделки.

– Что ж, – кивнула Анастасия, глядя на меня в упор. – Это можно понять.

Я склонил голову набок и вгляделся в ее лицо.

– Но почему вы спрашиваете меня про другую женщину.

Она улыбнулась.

– Я хотела понять, зачем вы здесь.

Я пригнулся к ней, осторожно приподнял ее подбородок пальцами правой руки и мягко поцеловал в губы. Она отозвалась на поцелуй, медленно прижавшись своим ртом к моему.

Я оторвался от ее губ через несколько секунд после того, как поцелуй сделался неподобающе долгим для общественного заведения.

– Потому, что это полезно для души.

– Отличный ответ, – прошептала она, широко раскрыв глаза. – Ответ, который, возможно, достоин дальнейшего исследования.

Я встал, придержал ее стул за спинку и помог ей надеть пальто.

Оставшаяся часть ночи на поверку тоже оказалась полезна для души.