Текст книги "Все кувырком"

Автор книги: Джилл (Джил) Мэнселл (Мансел )

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Джил Мансел
Всё кувырком

ГЛАВА 1

В какой-то момент сбежать от скучного дурацкого жениха казалось такой веселой затеей. Жаль, подумала Максин, когда четырьмя часами позже закончился скучный дурацкий бензин, что все оказалось совсем не так весело.

– Ну пожалуйста, только не это, – умоляла она, но пожилой служащий бензоколонки стоял на своем.

– Слушайте, – замученно повторил он, – вы залили бак бензином под завязку на двадцать фунтов. Теперь вы говорите, что у вас только семьдесят три пенса. У нас нет ни кредитки, ни чековой книжки, ни документов. Вы не оставили мне выбора – придется звонить в полицию.

Кредитные карточки, ключи от квартиры и чековая книжка Максин остались в Лондоне, на дне Темзы. Возмущенная этим примером недоверчивости, она не могла понять, каким образом жители Корнуолла заслужили славу дружелюбных людей.

Насколько она могла судить, это была наглая ложь.

– Но я заплачу позже, обещаю. – В ее голосе зазвучали льстивые нотки. – Это просто глупо. Не знаю, почему вы не хотите поверить мне…

У служащего был стеклянный глаз, который тревожно сверкал в солнечных лучах. Явно оставшись равнодушным к чарам несчастной блондинки и ее умоляющей улыбке, он тяжело вздохнул и побрел к телефону.

– Потому что сейчас семь утра, – ответил он, словно она не понимала самых очевидных вещей. – Потому что вы не можете заплатить за бензин. И потому что на вас свадебное платье.

Дженни Синклер в явном замешательстве высунулась из окна спальни и обозревала живописную улицу Трезайля. За двадцать шесть лет ей пора было привыкнуть к бесконечным выходкам Максин, но она каждый раз удивлялась. При этом сама Максин ничуть не смущалась, сонно подумала она, и это на самом деле нечестно.

– Ш-ш-ш-ш, – прошипела она, молясь, чтобы соседи не проснулись. – Стой там, я спускаюсь.

– Захвати кошелек! – заорала Максин, которой было плевать на соседей. – Мне нужно двадцать фунтов.

По заднице надавать, вот что ей нужно, подумала Дженни.

– Так, – сказала она, открыв дверь и оценив мизансцену. – Дай угадаю. Ты решила тайно обвенчаться с нашим участковым, и тебе нужны деньги, чтобы заплатить за свидетельство о браке. Том, ты уверен, что не совершаешь ошибку? Твоей жене это вряд ли понравится, к тому же моя сестра кошмарно готовит.

Том Лейси, местный участковый, женился десять месяцев назад, и его жена вот-вот должна была родить, но тем не менее он зарделся от смущения. Как мальчишка. Дженни подавила невольный вздох и пожалела, что не держала язык за зубами.

Максин улыбнулась до ушей.

– Я предложила ему, но получила от ворот попорот.

Дженни поплотнее закуталась в свой мятый халат. Да, есть в этой Максин что-то такое, что привлекает к ней всеобщее внимание.

Было не только раннее воскресное утро, но еще и середина июля, разгар курортного сезона. Туристы, которые не желали упускать ни минуты отдыха в Корнуолле и уже спешили к пляжу, тем не менее останавливались, чтобы посмотреть представление у порога цветочного магазина. Что именно происходит, они не понимали, но явно что-то интересное. Один очень загорелый мальчишка в шортах, шлепанцах и с фотоаппаратом на шее даже сделал украдкой несколько снимков.

– Тогда почему ты в свадебном платье? – поинтересовалась Дженни, но потом захлопала в ладоши, прерывая объяснения Максин, обещавшие быть долгими и полными драматизма. – Нет, не утруждай себя. Держи двадцать фунтов. Теперь мы можем войти внутрь? Или ты на самом деле арестована?

Но Максин, выхватив деньги и засунув их за корсаж, уже залезала обратно в полицейскую машину.

– Мою машину арестовали, – весело заявила она. – Том только отвезет меня заплатить выкуп, но мы вернемся минут через сорок. Том, ты так же проголодался, как и я?

– Ну… – Том, который всегда хотел есть, робко улыбнулся.

– Вот видишь. Мы оба просто умираем с голоду, – заявила Максин, обозревая приборную доску в поисках выключателя сирены. Потом, пристегнув ремень и одарив сестру ослепительной улыбкой, она добавила: – Но ты не особенно утруждайся, дорогая. Яичницы с беконом будет более чем достаточно.

Том, к своему разочарованию, был отозван расследовать похищение зонтика с пляжа отеля «Трезайль-Бэй».

– Тосты и мармелад? – Максин явно была разочарована, но тем не менее взяла ломтик. Задрав свои объемные юбки и устроившись на раскладном стуле в залитом солнцем патио, она скинула шелковые туфли и с удовольствием прижала ступни к нагревшимся металлическим ножкам.

– Почему бы тебе не переодеться во что-нибудь менее… официальное? – Дженни, одетая в белые шорты и бледно-желтую футболку, налила в чашки кофе. – Где твой чемодан, в машине?

Максин, быстро расправившись с первым щедро намазанным маслом тостом, наклонилась за следующим.

– Ни денег, ни чемодана, – сказала она, пожимая плечами, – ничего нет. Тебе придется одолжить мне что-нибудь из своего.

Дженни всю неделю ждала этого воскресенья, надеясь побить баклуши вволю. Как следует выспаться, думала она, а потом долгие часы не делать абсолютно ничего. И вот что она получила вместо этого.

– Ну тогда давай, – сказала она, пока Максин насыпала в кофе три полные ложки сахара и отгоняла заинтересовавшуюся осу, – поведай мне, что случилось. И помни: ради этого ты вытащила меня из постели, так что рассказ должен быть по крайней мере увлекательным.

Десятью минутами позже она могла с уверенностью заявить, что он оказался интересным. Возможно, три года в театральном институте и не помогли Максин сделать карьеру кинозвезды, но рассказывать истории она научилась. Описывая события предыдущего вечера, она задействовала руки, брови и даже босые ноги.

– … и вот через час нас ждут на этой костюмированной вечеринке, а чертов Морис просто забыл сказать мне об этом. Будучи Морисом, он позвонил своей мамочке, и она примчалась как молния со своим старым свадебным платьем, зажатым в морщинистой руке. Это «Скьяпарелли», можешь себе представить? В конце концов мы притащились на эту несчастную вечеринку в качестве дерьмового жениха с невестой, и все просто попадали от смеха, потому что даже представить, что мы отважимся на это, было смешно до колик. И я вдруг поняла, что они правы – я не хочу прожить остаток жизни, притворяясь заботливой банкирской женой и проводя время с толпой занудных важных шишек. Так что сначала я сказала Морису, что все кончено, а потом сказала важным шишкам и их дурам женам, что я о них думаю. Бедный Морис – для него это оказалось последней каплей. То, что я оскорбила его, он еще мог пережить, но обидеть всех этих деятелей было уже слишком. Дженни, я никогда не видела его в такой ярости! Он выволок меня из отеля и сказал, что я недостойна даже старых тапок его матери, не то что ее прекрасного свадебного платья. А я ответила, что чертово платье должен был надеть он, потому что он настоящая баба. Потом я ударила его, потому что он все никак не отцеплялся, а он обозвал меня испорченной, злобной обманщицей, которой нужны только деньги, и выбросил мою сумочку в Темзу.

Она помолчала, потом мрачно закончила:

– В ней было все. Мои любимые тени «Эсте Лаудер»… все.

Тосты закончились. Дженни, напомнив себе, что это не важно, что она все равно на диете, взяла обеими руками чашку с чуть теплым кофе и заметила:

– Довольно смело для Мориса. Ну а потом?

– Ну, к счастью, мы приехали на моей машине. Ключи, конечно, были на дне реки. Но я всегда держу запасные в отделении для перчаток, а водительскую дверь можно запросто открыть шпилькой. Я просто запрыгнула в машину и умчалась прочь, а Морис так и остался стоять посреди улицы с раскрытым ртом. Но я знала, что не могу вернуться в квартиру – у него там понапихано сигнализации, поэтому я отправилась в сторону трассы М4. И, учитывая, что единственное, что у меня было, – это полный бак бензина, я решила, что поеду и навешу свою большую сестричку. – Максин с улыбкой поправила длинные золотые волосы, и они опять рассыпались по плечам. – Я ищу убежища, дорогая. Можешь называть меня Квазимодо.

– Не называй меня «дорогая», – проворчала Дженни, которая терпеть этого не могла. – И никогда не говори, что я «большая».

Да, плохо дело. Максин явно не собиралась уезжать. И явно не намеревалась ложиться спать, несмотря на то что всю ночь вела машину, добираясь от Лондона до Корнуолла.

Дженни любила сестру, но часто приходила от нее в отчаяние. Вот и сейчас она уныло поплелась за ней наверх и примостилась на краешке постели, пока Максин энергично копалась в шкафу. Она размышляла, откуда у Максин талия в двадцать два дюйма, если она пальцем не пошевелила ради этого.

– Вот это, пожалуй, подойдет, – проткнув новую дырку в кожаном ремне, Максин продела его в шорты цвета хаки четырнадцатого размера, на которых остановила свой выбор, и одобрительно посмотрела на свое отражение в зеркале. Белая футболка, завязанная узлом под грудью, позволяла оценить крепкий накачанный загорелый живот, и ее темные глаза загорелись. – Ну вот, теперь я готова выйти в мир. Или в старый добрый Трезайль. Куда отправимся обедать?

– У тебя же нет денег, – напомнила Дженни с упавшим сердцем, но Максин уже была на полпути к двери.

– Завтра я решу вопрос с банком, – высокомерно ответила она. – Они поймут, когда я расскажу, что эта свинья, мой бывший бойфренд, сделал с моей чековой книжкой. А теперь, Дженни, расслабься и поведай мне, где теперь ошиваются симпатичные парни. Бар «Дюна» еще не сдал свои позиции?

– Он не был твоим бойфрендом, – сказала Дженни, удивляясь легкости, с которой Максин выкинула его из своей жизни. – Он был твоим женихом.

Максин пару секунд удивленно молчала. Потом, подняв левую руку в воздух так, что солнечные лучи блеснули на большом квадратном изумруде, радостно сказала:

– Ну конечно! Какая ты молодец, что напомнила на мне об этом. Если банк принимает в залог имущество, я смогу сбагрить им кольцо!

– Ты, наверное, думаешь, что я бессердечная сука?

Они сидели на переполненной террасе бара «Дюна». Дженни старалась не замечать, как пялятся на Максин практически все присутствующие мужского пола. Максин, которая действительно ничего не замечала – была у нее такая способность, – потягивала пиво и выглядела виноватой.

– Я знаю, что ты бессердечная сука, – сказала Дженни, вяло улыбаясь. – Но ты хотя бы не пытаешься это скрыть. Думаю, это уже кое-что.

– Не пытайся заставить меня чувствовать себя виноватой. – Максин взглянула на свое кольцо, полученное в день помолвки. – Знаешь, я не любила Мориса.

– Да ну?

– Хотя он мне нравился. – Она помолчала и неохотно добавила: – И я очень ценила то, что у него есть деньги. Я умудрилась убедить себя, что у нас будет один из тех браков по расчету, в которых со временем появляется любовь. Он был щедр и добр, а я так ненавидела сидеть без гроша…

– Но это не сработало, – заметила Дженни, сложив ладонь козырьком, чтобы заслонить глаза от солнца, и вглядываясь в бескрайнюю синеву моря. Кирпично-красный катер, подпрыгивая на волнах, тащил за собой лыжника. Как это ни смешно, даже по прошествии восемнадцати месяцев ей пришлось убеждать себя, что это не Алан, прежде чем заставить себя отвести взгляд.

– Это бы сработало, не будь Морис таким скучным, – пожала плечами Максин и усмехнулась. – И если бы меня было не так легко заставить скучать.

Уже не впервые Дженни задумалась, каково это – быть Максин. Может быть, ее спокойное, расчетливое отношение к жизни было, в конце концов, не так уж ужасно. В нем не было места романтике, но зато она была избавлена от агонии невостребованной любви и этих бесконечных, выкручивающих внутренности месяцев отчаяния.

Я вышла замуж по любви, думала Дженни, холодная пустота заполнила ее желудок с обычной готовностью. И посмотрите, к чему это привело.

– Боже! – закричала Максин, интуитивно разгадав мысли сестры и хватая ее за руку. – Я бесчувственная дрянь! Теперь я заставила тебя вспомнить про Алана.

Но Дженни, выдавив слабую улыбку, покачала головой.

– Я всегда помню про него. Не так просто забыть – после всего, что было.

– Все-таки я бездумная, беспечная идиотка, – не унималась Максин. В ее голосе зазвучало раскаяние, она заговорила тише. – Я даже не спросила, как ты тут. Тебе лучше, или все по-прежнему невыносимо?

– Ну, я ведь не потопила тебя в слезах. – Допив свою порцию, Дженни встретила пристальный взгляд сестры и попыталась изобразить веселье. – Разве это не доказательство?

– Но тебе все еще тяжело?

– Мне уже лучше, – призналась она. – Но неизвестность по-прежнему сводит меня с ума. Ужасная неопределенность: я не знаю, кто я. – Минуту помолчав, она уныло пояснила: – Вдова или брошенная жена.

ГЛАВА 2

Они поженились первого мая, это был самый счастливый день в жизни Дженни.

– Я готов поклясться, что на сегодня у меня были какие-то планы, – озадаченно нахмурился Алан, высунув всклокоченную белокурую голову из-под одеяла. – Неужели… я иду к дантисту? Ох!

Но Дженни не отпустила его мизинец.

– Гораздо хуже, – засмеялась она, – гораздо-гораздо хуже.

– А, теперь я вспомнил! Бюро регистрации. А ты должна бы потупить взгляд, бесстыжая женщина. Тебе не дозволено видеть смущенного жениха в утро его свадьбы.

– Поздно, я уже тебя видела. – Сдернув одеяло, она торжествующе оглядела его. – Целиком.

Алан широко улыбнулся, одним движением схватил ее и опрокинул в кровать, легко развязав поясок халата.

– В таком случае мы вполне можем сообразить по-быстрому. Последняя внебрачная греховная связь. Сколько у нас до свадебного торжества, мисс Воган?

Дженни взглянула на часы.

– Три часа.

– Х-м-м-м, – шепнул он, оказавшись сверху и целуя бешено бьющуюся жилку на ее шее. – В таком случае у нас хватит времени и на два раза.

Когда они наконец заставили себя вылезти из спальни и покончили с формальностями, Дженни обнаружила, что наслаждается каждым моментом и каждой деталью замужней жизни. По утрам ей хотелось ущипнуть себя – она не верила, что все это происходит на самом деле. Но это всегда было так, слава богу, и ничто не омрачало счастья, заключенного в двух словах: миссис Синклер.

Ей нравилось прибирать в их маленькой квартирке, экспериментировать с новыми рецептами и общаться с его полусумасшедшими друзьями. И потому, что ей было всего двадцать пять лет, ее не пугала, а радовала перспектива провести вместе всю оставшуюся жизнь. Не нужно было ничего менять.

Тело так и не нашли.

– Но что-то должно было случиться…

Убитая горем Дженни с трудом сдерживала слезы. В попытке убедить полицию она вновь и вновь повторяла, как заклинание: «Он мой муж… я знаю его… он не мог просто исчезнуть».

Тем не менее полиция, хоть и симпатизировавшая ей, была не так в этом уверена. Каждый год, объясняли ей, сотни людей по всей Британии, без очевидных проблем или поводов для исчезновения поступают именно так, оставляя обезумевшие семьи, бесконечные вопросы, на которые нет ответов, и бессчетные разрушенные жизни.

Жизнь Дженни была бесспорно разрушена. Одним солнечным июльским днем, через четырнадцать месяцев после свадьбы, ее возлюбленный муж бесследно исчез. Все вещи в квартире остались на своих местах, ничего не пропало, и не осталось никаких следов, как не было и причин для его исчезновения.

В первые дни, наполненные безумием, она была уверена, что всему виной несчастный случай, не настолько серьезный, чтобы унести жизнь, – просто удар по голове, вызвавший временную амнезию. В любую минуту, беспомощно фантазировала она, может зазвонить телефон и когда она возьмет трубку, то услышит его милый, родной голос.

Но хотя больше всего она страшилась, что будет обнаружено тело Алана, по мере того как недели складывались в месяцы, она начала почти желать этого. Она чувствовала себя убийцей из-за того, что смела даже думать об этом, но, по крайней мере, это покончило бы с мучительной неопределенностью. И – этого она стыдилась больше всего – ушла бы такая унизительная мысль – ее муж исчез, потому что не мог больше жить с ней.

Разумеется, никто не говорил этого вслух, но всегда чувствовавшая свою уязвимость Дженни слишком легко могла представить, о чем думают другие. Время шло, и она постепенно обнаружила, что теперь сама стала объектом мрачного любопытства, сплетен и жалости. И неизвестно, что из этого было самое худшее.

Максин появилась в магазине на следующее утро, в десять тридцать, позевывая и сжимая в руке чашку чая.

– У тебя ужасно неудобный диван, – проворчала она, потирая спину.

Дженни, вставшая пять часов назад, добавила пучок желтых ирисов в корзину и разместила их между гипсофилой и белыми розами. Сегодня работы было больше обычного, и до полудня ей предстояло закончить еще три заказа.

– Прости, – сухо ответила она.

Как обычно, Максин не пришло в голову принести чашку чаю и ей.

Но Максин продолжала тереть спину и корчить рожи.

– К концу недели я стану инвалидом.

– Ты действительно думаешь остаться?

– Конечно! – удивилась она. – Я не собираюсь возвращаться к Морису Благочестивому, и в Лондоне меня ничего не удерживает. Кроме того, – мечтательно добавила она, – я совсем позабыла, как здесь чудесно. Гораздо лучше, чем в вонючем Лондоне. Думаю, лето у моря принесет мне кучу пользы.

– Хм-м.

– Да ладно тебе, Дженни. Не смотри на меня так! Будет весело, мы взбодрим друг друга.

Сверившись с записками, прикрепленными над прилавком, Дженни начала отбирать цветы для венков.

– Ты будешь слишком занята спиной, чтоб веселиться, – резко сказала она. – А меня вряд ли развеселит твое бесконечное нытье.

– Ты не хочешь, чтобы я осталась? – казалось, Максин задело это, и Дженни почувствовала укол совести.

– Хочу, – возразила она. Брякнул колокольчик над дверью, и вошла Паула, разделавшаяся с утренними доставками. – Конечно я хочу, чтобы ты осталась. Просто квартира такая маленькая, и свободной спальни у меня нет.

– Понятно, – Максин пожала плечами. – Ну, ничего. Поеду, навещу мамочку.

У Дженни на лице было написано сомнение. Их мать считала, что ничто так не нарушает привычный образ жизни, как беспризорная дочь, болтающаяся по дому.

А образ жизни Tea Воган не подразумевал никаких вмешательств. Она не была любительницей домашнего уюта и теплых пирогов.

Максин тоже прекрасно об этом знала, так что Дженни не стала озвучивать свои мысли. Вместо этого она сказала:

– И тебе придется найти работу.

– О боже! – Максин явно не подумала об этом. Трудолюбие никогда не принадлежало к числу ее добродетелей. – Да, наверное, придется. Но чем я могу заняться?

Паула, куда более заботливая, чем Максин, вышла из кухни с двумя чашками чая.

– Паула, познакомься с моей сестрой Максин, – сказала Дженни, с облегчением принимая одну из чашек. – А теперь хорошенько рассмотри ее и скажи, какая работа могла бы ей подойти.

Максин уселась на стул рядом с прилавком, вытянув вперед длинные загорелые ноги, и ободряюще улыбнулась девушке. Но Паулу было трудно сбить с толку.

– Ты хочешь сказать, здесь, в Трезайле? – Пару секунд она рассматривала Максин. – Для начала, торговать телом у тебя не получится. В это время года слишком много хохочущих девчонок на пляже предлагает себя даром.

Максин рассмеялась.

– Плохо мое дело.

– Будь серьезнее, – заметила Дженни, вставляя листья папоротника в круглую основу для венка.

– Работа в баре?

– Фу, – скривилась Максин, разом отметая идею. – Слишком тяжело целый день стоять на ногах.

– Портье в гостинице? – предложила Паула, ничуть не смутившись. – На этой неделе в газете было объявление «Аббатства».

Но Максин покачала головой.

– Придется быть вежливой с мерзкими туристами.

– Можно нянчить детей. – Паула была довольна собой. – Моя мама ходит прибирать в одну семью, и от них как раз ушла няня. Ты могла бы занять ее место.

Максин изумленно посмотрела на нее.

– Нет, я не могу.

Но Дженни заинтересовало это предложение.

– Отличная идея! – заявила она, отложив венок в сторону. – Ты и жить у них сможешь. Таким образом, сразу получишь и работу, и комнату. Макс, это будет здорово!

– Есть только одна небольшая проблема, – поджав губы, ответила Максин. – Если я кого-то и ненавижу больше, чем туристов, то это дети. Я ненавижу детей, младенцев и пеленки. – Она передернулась. – Особенно пеленки.

– Эти двое уже выросли из пеленок, – спокойно сказала Паула. – Джошу девять, а Элле семь. Я видела их пару раз. Они хорошие дети.

– И к тому же днем они будут в школе, – ободряющим голосом заметила Дженни.

Но Максин, почувствовав, что ее уговаривают, уперлась как баран.

– Из меня не получится няня. Ради бога, разве я похожа на Джулию Эндрюс?[1]1
  Американская актриса, сыгравшая роль гувернантки в популярном музыкальном фильме «Звуки музыки» (1965).


[Закрыть]

Потеряв терпение, Дженни вернулась к работе.

– Ладно, тебе решать. Тебя, наверное, все равно бы не взяли, – сказала она, не сдержавшись. – Большинство людей предпочитают профессиональных нянь, и, думаю, претенденток будет достаточно, когда они узнают, на кого им придется работать.

Карие глаза Максин яростно сверкнули.

– Ну и кто это, интересно, – с вызовом спросила она, приготовившись уничтожить любого, кто осмелился бы отказать ей.

– Гай Кэссиди. – Дженни стряхнула воду с пучка желтых фрезий. – Он переехал в Трезайль примерно год назад. Он…

– Фотограф! – завопила Максин, чуть не свалившись со стула. – Гай Кэссиди! – страстно повторила она. – Тот самый Гай Кэссиди? Дженни, ты меня не разыгрываешь?

Бинго, подумала Дженни, переглянувшись с Паулой и украдкой улыбнувшись.

– Конечно нет, – обиженно сказала она. – С какой стати мне тебя дурачить? И вообще, какое это имеет значение? Ты ненавидишь детей. Ты только что сама это сказала.

– Какое это имеет значение? – повторила Максин, удивленно подняв брови. – Дженни, ты что, сумасшедшая? Это имеет огромное, всемирное значение. Это шикарный мужчина…