Текст книги "Становление Себастьяна (ЛП)"
Автор книги: Джейн Харвей-Беррик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.
Джейн Харвей-Беррик
серия «Становление Себастьяна и Кэролайн» – 1
Становление Себастьяна
Название: Джейн Харвей-Беррик, «Становление Себастьяна»,
серия «Становление Себастьяна и Кэролайн»
Переводчик: Matreshka, Betty_page(пролог – 4 глава),
Mistress(пролог– 4 глава,
Редактор: Ирина Ч, Ксения Ильина(2-3 главы).
Вычитка: Mistress
Обложка и оформление: Mistress
Переведено для группы: https://vk.com/stagedive
Любое копирование без ссылки
на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Дружба между потерянной и одинокой Кэролайн и несчастным Себастьяном перерастает в незаконную любовь, которая угрожает им обоим.
Кэролайн Уилсон застряла в гнетущем браке, лишенном любви, со взрослым мужчиной. Когда ее муж, наконец, получает давно ожидаемое продвижение по службе, у Кэролайн нет другого выбора, кроме как последовать за ним в новый дом в Сан-Диего. Там она встречает Себастьяна, молодого юношу семнадцати лет.
В это слишком уж короткое лето их счастье расцветает.
Но на них обрушивается давление извне, не только от властного Дэвида, но и от родителей Себастьяна, которые начинают подозревать, что у сына есть тайна. Даже новая подруга Кэролайн, Донна, понимает, что под спокойной внешностью скрываются темные страсти.
Содержание:
Пролог
1 глава
2 глава
3 глава
4 глава
5 глава
6 глава
7 глава
8 глава
9 глава
10 глава
11 глава
12 глава
13 глава
14 глава
15 глава
16 глава
17 глава
18 глава
Пролог
Я часто задавалась вопросом, почему невесты с таким волнением говорят о дне их свадьбы – лучшем дне своей жизни. Разве это не означает, что с этого момента все идет под откос?
Мой собственный день свадьбы был кульминацией недолгой любовной истории, если её можно так называть. Мой муж не был романтичным мужчиной. В нем вообще не было многих качеств. Возможно, если бы в нем присутствовало больше разных качеств, то и между нами все было бы по-другому. Опять же, возможно было бы то же самое.
Несмотря на то, что случилось позже, я не могу заставить себя сожалеть о событиях того лета.
Я думаю, что дело было в его форме. Мой муж поразил меня своей белой формой военно-морского флота США и его эффектным спортивным автомобилем, который был с такой низкой посадкой, что, казалось, скользил как камешек, который запустили в озеро.
Дэвид был офицером медицинской службы военно-морского флота США, недавно повышенным до капитан-лейтенанта и назначенным авиационным хирургом. Он был старше меня на одиннадцать лет. Он казался вежливым и опытным, и для девушки из ниоткуда, которая ничего не видела, он был сбывшимся желанием.
Моя мать учуяла запах хорошего улова, и мой дорогой, милый отец был убежден и побежден двумя женщинами в его жизни, которые соперничали за его внимание.
Конкуренция с моей матерью была относительно новой. Ей всегда было несколько стыдно за ее обыкновенную, неуклюжую дочь, которая, казалось, должна не размножаться и не хотеть этого, но в семнадцать лет я расцвела, в буквальном смысле, отрастив в одночасье грудь и привлекая внимание молодых людей, которые прежде бросали свои остекленевшие взгляды на мою элегантную и лощеную мать. Внезапно, я стала интересной, сексуальной девушкой, и она ненавидела это. Конечно, она не могла и не хотела признать то, что мы боролись. Мой отец ненавидел это и хотел спуститься в подвал, чтобы слушать Пуччини или Роззини, и удивлялся: почему его «две лучшие девочки» набрасывались друг на друга.
Так что, когда Дэвид делал успехи в том, чтобы покорить меня, моя мать не могла не подтолкнуть меня, чтобы ускорить процесс и отправить своим собственным путем.
Она никогда не думала о колледже, как о выборе для меня, соответственно не было и денежных средств для него. Она всегда говорила моему отцу, что я не продержусь и одного семестра: «слишком слабая», по-видимому. Кроме того, брак должен спасти меня от этого утомительного обучения.
– Конечно, он слишком хорош для тебя, Кэролайн, – сказала она, – но мы сделаем все зависящее от нас, что сможем. Ну, я сделаю все зависящее от меня, чтобы сделать тебя привлекательной, хотя «хорошенькая» – это самое большое, что тебе светит. Ох, ты так похожа на своего отца.
Мой отец был низкого роста, темноволосый и самый настоящий итальянец. Я унаследовала его яркие карие глаза, густые, непослушные волосы, что струились волнами по моей спине, его оливковую кожу и живой, страстный темперамент. Я также унаследовала некоторые волосяные проблемки, и это означало, что я депилировала ноги воском с десяти лет, а подмышки с двенадцать. Но, несмотря на это я благословила Бога, что создал меня такой, что я унаследовала совсем немного от моей матери, за исключением ее стройного телосложения и роста.
Я часто думала, почему она и мой отец вообще поженились, поскольку она, несомненно, презирала его родословную итальянских эмигрантов и выставляла напоказ свою собственную язвительность при каждом удобном случае. Ее волосы были светлыми и завитыми, ее глаза – голубыми и проницательными, а кожа – свежей и здоровой.
Это не удивило никого, по крайней мере, не меня точно, когда я смогла ухватить момент и воспользоваться им, став невестой в возрасте девятнадцати лет. Шел одна тысяча девятьсот девяностый год.
Что же нашел во мне Дэвид, для меня было менее понятным. Молодая жена с явным европейским настроем, беглой итальянской речью и с предпочтениями пригубить бокальчик вина, что было совсем неожиданно и позже совершенно не приветствовалось. Я совершенно отличалась от других жен морских офицеров, служила обозначением его заслуг, отличий перед армией и определила себя, как чуждую и одинокую для всего этого.
Другие жены изо всех сил старались ввести меня в свою искусственную среду постоянного общения: утренний кофе, встречи за ланчем, присмотр за детьми, игровые встречи для детей, которых у меня не было, и милые посиделки «пропустим по стаканчику, девочки».
И дело не в том, что они были не добры ко мне или еще что-то, просто они были полностью удовлетворены своей жизнью; счастливой обстановкой дома и их полноценной ролью жены, которой у меня никогда не будет. Я была так молода, ограничена в своих знаниях и желаниях, и настолько замкнута, чтобы увидеть все скрытые недостатки моего самовольного заточения. Я даже как-то раз сходила в их книжный клуб, но, когда обнаружила, что они предпочитают романы и бестселлеры обжигающей дикости книгам Хемингуэя, или диссидентской прозе Набокова, мне было совершенно нечего сказать, мы просто пялились друг на друга с откровенным презрением.
Единственная вещь, которая устраивала моего мужа – я была очень спортивной девушкой. Он учил меня плавать под парусом, а позже и управлять яхтой; я могла также отлично стрелять, как хороший армейский стрелок
Я не боялась высоты и могла прыгать с трамплина для прыжков в воду.
Эти единственные вещи, которые ему нравились во мне, и те свелись к минимуму за первые двадцать месяцев брака. Он ненавидел то, как я одеваюсь, то, как говорю и то, о чем говорю и все вещи, которые мне интересно было обсуждать. В конце концов, ирония всей этой ситуации заключалась в том, что я захотела стать, как обычные жены, взамен моего упоения своей чуждостью. Это сбивало с толку и раздражало, и, ко всему этому, я просто уже не представляла, как мне быть самой собой. Я думаю, что за ранние годы брака, я позабыла, как это делать. В итоге, я одевалась, как нравилось ему, держала свой рот на замке. Короткое молчание переросло в полную тишину.
С течением времени я поняла, что у нас не предвидится детей. Ну, точнее у него, я прошла через десятки инвазивных процедур и неприятных обследований и, обвиняя друг друга, мы просто-напросто потеряли интерес к желанию зачать ребенка; случайное стечение обстоятельств, я так полагаю. Секс стал однообразным и не вдохновляющим. Я стала для него скучной. Я стала для него неважной.
После двух лет брака Дэвида перевели в военно-морской медицинский центр Сан-Диего, и он очень хотел, чтобы я подружилась с женой его нового сослуживца. Эстель была наделена всеми теми качествами, которых я была лишена, она была обворожительной и идеальной. Но кроме этого, она была холодной, властной и снобистской. Я ненавидела ее. Наше чувство ненависти было взаимным. Но для галочки, между нами была горячая дружба. Ей было легко притворяться; для меня это было труднее. Я очень жалела ее ребенка, может я остро ощущала его чувство одиночества. Себастьяну было на тот момент восемь лет; мне двадцать один год.
Он был лишен материнской нежности, заботы. С его стервозной мамашей и его монстром-отцом он был несчастен вдвойне.
Между нами завязалась нежная и милая дружба. У Себастьяна появилась привычка прибегать после школы и рассказывать мне, как прошел его день. Я наливала ему стакан безалкогольного «Лимончелло», сделанного из лимонов, привезенных из Сорренто, когда я могла найти их, а вместе с ними содовую с сиропом. Мы много разговаривали о книгах, которые он прочел, и я предлагала ему на прочтение истории, которые могут ему понравиться, истории, которые я читала, когда была в его возрасте. Они были так далеки от тех книг, которые его мать считала подходящими для чтения. Вместе мы пытались разобраться с повседневной грубостью книг Братьев Гримм и простыми психологическими составляющими книг Ганса Христиана Андерсена, чья маленькая русалочка испила адскую боль при превращении ее хвоста в ноги, когда она вышла на сушу и сделала первый шаг, и чей ангельский голос был обменен на любовь.
В это время мой отец стал для нас всем. Моя мать, конечно же, была настолько занята своим клубами, игрой в бридж, хорошими поступками, услугами для всех, за исключением своей собственной семьи. Для нас ее отсутствие было только облегчением, но Дэвид намеренно нам напоминал и каждый раз выражал сожаление о ее отсутствии за трапезой. Она же такая хорошая женщина.
Себастьян и мой отец обожали друг друга и проводили счастливые часы, создавая мини-модели аэропланов и запуская их небо, немного приправляя пиротехнической пылью, оставшейся после фейерверков. Конечно, Дэвид расстраивался, когда они тайком от него занимались своими делами. Это было их личное время, наивное и детское, если сказать по-простому, их игра была маленькой слабость моего отца.
Как-то Себастьян вошел на кухню, когда мы не услышали его стука. На всю громкость играла красивая мелодия оперы «Мадам Баттерфляй», и мы вместе с отцом подпевали второй части восхитительной лирической арии.
– Что вы поете?
– Sto cantando in onore di Dio, giovanotto, (прим. пер. ит. Я воспеваю Бога, малыш), – сказал мой папа.
Себастьян нахмурился, а мой отец выглядел озадаченным:
– Я не понимаю, что говорит папа́ Вен.
– Ты говорил по-итальянски, папа́, – сказала я, улыбаясь. Я повернулась к Себастьяну. – Он сказал, что воспевает Бога.
– Ах, cara (прим. пер. ит. Дорогая). Итальянский! Язык Данте! Язык кулинарии! Язык любви!
После того дня, за каждый визит моего отца, Себастьян выучивал несколько новых слов по-итальянски; не все они подходили для его возраста, но мой отец вцепился мертвой хваткой в него. Как оказалось, я тоже это унаследовала.
Я была довольно счастлива в Сан-Диего. Я занялась журналом для Базы и помогала на дне открытых дверей больницы. Я даже подала заявление, чтобы посещать вечерние занятия по журналистике, в одну из своих вылазок. И в этот момент, Дэвид сообщил мне, что его перевели в Кэмп-Лэджен в Северной Каролине, и что мы уезжаем. Это был еще один шаг для офицера, который не мог нарушить данную клятву. Дэвид решил рассмотреть все это как продвижение по службе.
В течение сорока восьми часов, Дэвид улетел на другой конец континента, а у меня осталась неделя, чтобы упаковать все наши вещи по контейнерам.
Себастьян приходил ко мне каждый день; каждый день он плакал.
А потом, в один сентябрьский вторник – я уехала.
1 глава
Солнце согревало мою кожу, и книга отяжелела в моих руках. Я скучала по калифорнийскому солнцу, хорошо было вернуться, несмотря на неидеальные условия.
Я отбросила книгу в сторону, сдвинула очки на волосы и положила голову на руки, наслаждаясь теплом позднего утра.
Я не была полностью уверена, что хотела вернуться вместе с Дэвидом. У меня были друзья в Северной Каролине, не связанные с жизнью военно-морского флота, у меня была работа, которой я наслаждалась, в качестве административного помощника в маленькой, но достойной местной газете, и, наконец, я получила свою степень по английской литературе после шести лет вечерней школы.
Но в то же самое время я чувствовала беспокойность и готовность к переменам. Когда мне исполнилось тридцать, мой взгляд на мир несколько изменился, и я немного удивилась, обнаружив себя все еще замужем и почувствовала, что готова попробовать что-то новое... или что-то старое, как оказалось, потому что мы вернулись в Сан-Диего. Этот город был достойным местом и располагался в шаге от Кэмп-Лэджен (прим. пер. учебный центр морской пехоты в штате Северная Каролина). В любом случае, Дэвид был счастливее, что делало мою жизнь проще. Мы нашли способ сосуществовать, что не было малоприятным. Он не всегда был суровым мужчиной, или так я говорила себе, а я не была неверной женой, просто мы в корне не подходили друг другу. Мы отдалились.
По крайней мере, я наслаждалась пляжем. Пойнт-Лома находился в семи милях от госпиталя и за ним ухаживал почти весь персонал Базы. Это был кусочек земли, который разделял океан от залива Сан-Диего. Менее популярная часть была на северном конце Адэйр-стрит, и я подумала, что здесь есть меньшая вероятность, что меня потревожат.
Возможно, так решила судьба, но предполагаю, что если и не в тот день, встреча рано или поздно произошла бы.
– Здравствуйте, миссис Уилсон.
Я не узнала веселый тенор. Я обернулась и приложила руку над глазами, щурясь от внезапной яркости солнца.
– Да?
В нескольких футах от меня неловко стояли двое мужчин лет двадцати, а третий наклонился ко мне, вода с него капала на мое пляжное полотенце.
– Я – Себастьян.
– Кто?
Его сияющая улыбка дрогнула.
– Себастьян Хантер.
Мой разум все осознал. Маленький Себастьян Хантер вырос.
– О, боже мой, Себастьян! Я.... я не узнала тебя. Вау!
Я перевернулась и села, подавляя желание поправить бикини.
– Я слышал, что вы вернулись. Я надеялся, что увижу вас, – сказал он, снова улыбаясь.
Милый восьмилетний мальчик с печальными глазами стал по-настоящему красивым молодым мужчиной. Его светло-каштановые волосы, вьющиеся почти до подбородка и обесцвеченные от золотистого калифорнийского солнца, были длинными для сына офицера военно-морского флота. Он был худой, мускулистый как спортсмен, широкоплечий и с узкими бедрами.
Под мышкой у него была зажата ярко-синяя доска для сёрфинга, и на нем были красные плавательные шорты, которые отяжелели от морской воды и сползли, чтобы показать полоску бледной кожи на его талии, подчеркивая загар на остальном его теле. Мысль пронзила мой разум: должно быть у него куча девушек в школе.
– Посмотри на себя, Себастьян. Так вырос. Это здорово, увидеть тебя. Как ты? Как твои родители?
Его улыбка увяла.
– Ох, они в порядке.
Я не знала, что сказать, это было так странно увидеть его снова после стольких лет. С большой натяжкой я могла увидеть ребенка, которого знала, в молодом мужчине перед собой.
– Ну, это здорово. Я уверена, что увижу тебя на Базе. Эм... вас, ребята, нужно подвезти обратно?
Я неуверенно посмотрела в сторону его друзей, не зная, как мне удастся загрузить три полноразмерных доски для серфинга на крышу моего старенького форда.
– Нет, спасибо. У Чейза есть грузовик, – он кивнул на одного из парней. – И мы собираемся поймать еще волн. Когда я увидел вас, просто хотел... подойти поздороваться.
– Хорошо. Ну, рада была увидеть тебя, Себастьян.
Он снова улыбнулся, нерешительно мешкая.
– Я увижу вас снова, миссис Уилсон?
Его голос пронизывал вопрос.
– Да, я полагаю, что так. До встречи, Себастьян.
Он засиял.
– До встречи, миссис Уилсон.
Я наблюдала, как он уходит; капли морской воды покрывали его мускулистую спину. О, боже! Маленький Себастьян Хантер – не такой уж маленький, сколько ему лет? Семнадцать? Восемнадцать? Конечно, не двадцать. Я нахмурилась, пытаясь сделать подсчеты. Он правда вырос в привлекательного молодого мужчину. Удивительно, учитывая его отвратительных родителей.
О, боже, я вероятно должна буду увидеть тошнотворную Эстель и чудовищного Дональда. Мрачная мысль убила мое хорошее настроение, я нахмурилась, наблюдая за волнистым, бурлящим океаном.
Себастьян и его друзья прогуливались к еще одной группе серферов, зависающих на береговой линии. Я могла видеть, что они смеялись над ним из-за чего-то, я догадывалась, что это было связано со мной. Я покачала головой – мальчики-подростки... они не меняются.
Я наблюдала, как они гребли, маленькая стая ярких пернатых пляжных завсегдатаев, внезапно исчезнув за поднимающейся волной. Я могла выделить ярко синюю доску, извивающуюся по переднему краю приливной волны. Я ахнула, когда нахлынувшая волна поглотила мальчика, затем расслабилась, когда увидела его голову, прорывающую поверхность, и он поплыл назад к своей доске, снова гребя к «лайн-ап» (прим. пер.: зона ожидания волн в серфинге).
Возможно, с полчаса я продолжала наблюдать, как они по очереди мчатся по холмам бирюзовой воды, прежде чем их поглощает бурлящая пена, затем гребут назад, чтобы преследовать следующую волну, снова и снова. Это бессмысленно и прекрасно, и совершенно завораживающе.
Неохотно я проверила свои часы: время возвращаться назад. Я ожидала доставку большого количества наших вещей. Я не могла опоздать, это не стоило последующей ссоры, если все это не будет приведено в порядок, до того, как Дэвид вернется из госпиталя.
Я скользнула в желтый сарафан поверх бикини и направилась к своей машине. Конечно, она была перегрета, воздух внутри был спертым. Я полностью открыла окно и поехала обратно, подпевая арии Фигаро на моем, работающем с перебоями, CD-плеере.
Когда я подъехала, парень из доставки стучал в мою дверь, раздраженный отсутствием ответа.
– Извините! Извините! Я уже здесь.
Он сердито посмотрел на меня. Я приветливо улыбнулась и предложила ему холодное пиво.
– Хорошо, мэм, я бы не отказался от холодной содовой, если она у вас есть.
Он выпрямился и вылил ее в горло одним глотком, вытирая пот с его блестящего лица. Затем он с радостью разместил два огромных ящика в гараже и уехал.
Я угрюмо уставилась на коробки, гадая, заставит ли мой испепеляющий взгляд их распаковать самих себя. Но нет.
Три часа спустя, грязная и потная, с ноющими мышцами, я признала поражение с одной половиной ящиков, которые все еще осталось распаковать. Сделаю это завтра, хотя я знала, что это будет означать ссору. Но у меня просто не было сил.
В шесть вечер Дэвид подъехал на его гордости и радости – недавно приобретенной серебристой «Камаро» – ярким символом его продвижения. Он нахмурился, посмотрев на не распакованные коробки, и я ожидала разборки моего дня: где я была, что делала, кого видела. Но вместо этого он постучал по часам, в привычном жесте раздражения.
– Нас ожидают у Форштадтов через час, а ты не одета.
– У кого?
– Капитан Форштадт пригласил нас на напитки.
– Ты не говорил.
– Я отметил это в календаре, Кэролайн. Разве ты не проверяешь его?
Нет, сэр. Извините, сэр.
– Я думала, что ты мог бы упомянуть об это, вот и все, Дэвид.
– Я хочу выехать в 18.50. Надень свое зеленое коктейльное платье.
Я ненавидела всей душой, когда он вот так начинал указывать, что мне делать. Конечно же, он делал так большее количество времени. Но это реально раздражало меня.
– Я очень устала, Дэвид. Я распаковывала коробки на протяжении трех последних часов – это ужасно утомило меня.
– Принимать решения, которые кому-то стоят жизни или смерти на протяжении всего дня – это утомительно, Кэролайн. Может, ты сделаешь хоть что-то, в виде исключения, чтобы поддержать меня? Я не прошу от тебя многого, принимая во внимание образ жизни, который я тебе обеспечиваю.
Я сдержала резкие слова, которые грозились сорваться с языка. Так вот в чем дело. Это мы уже проходили. Я никогда не выигрывала с ним в спорах. Это было настолько чертовски утомительно, что у меня не было даже желания делать это.
– Отлично. Я в душ.
Я быстро оделась, подвела глаза подводкой, нанесла немного туши и чуточку помады: я могла обойтись минимумом макияжа. Дэвиду же нравились женщины, которые «стопроцентно выглядели как женщины». Под этим подразумевались высокие каблуки и яркий макияж. Не совсем мой стиль, потому что у меня есть свой. Он надел свою любимую спортивную куртку и легкую рубашку с открытым воротом. Надо полагать, что выглядел он еще вполне привлекательно.
– Чем ты занималась сегодня? – проговорил он, разрывая тишину, пока мы преодолевали краткое расстояние до того места, где проходила вечеринка.
– Тебя интересует время до того, как я распаковывала три часа коробки?
– Кстати, хочу заметить, тебе удалось распаковать только половину коробок.
Мистер Правильная Задница.
– Я читала книгу на пляже. Перед тем, как доставили коробки. О, кстати, я столкнулась с Себастьяном.
– С кем?
– Паренек Хантеров. Ты знаешь его, он бывал у нас, когда мы жили здесь.
Он проворчал что-то себе под нос, что могло означать, что угодно, но я предполагаю это значило, что он не помнит его. Дэвид был не силен в запоминании людей, определённый недостаток для его профессии доктора. Из-за этого создавалось впечатление, что он был холоден.
– Кто будет там сегодня?
– У меня нет полного списка гостей, Кэролайн.
Господи, я просто спросила.
Миссис Форштадт встретила нас у двери своего таунхауса.
– Дэвид, как чудесно, что ты пришел. А ты должно быть Кэролайн. Я – Донна.
В свои пятьдесят Донна выглядела волевой, привлекательной женщиной. Она легко поцеловала меня в щеку в знак приветствия. Ее дыхание отдавало джин-тоником.
– Входите.
Комната, куда мы прошли, была переполнена гостями, и там было шумно; люди медленно переходили в сад, расположенный в дальней части дома. Барбекю перенесли под навес, мужчины собрались в маленькую группу, пили бутылочное пиво и громко смеялись; женщины столпились в компанию, потягивая коктейль «Манхеттен», их туфельки на высоких каблуках утопали в только что щедро политом газоне. Я была счастлива, что надела сюда простые балетки, несмотря на то, что Дэвид выказал свое недовольство.
Я мысленно подготовила себя к скучному вечеру. Но все было намного хуже, чем я ожидала.
Донна принесла нам обязательные напитки: пиво для Дэвида и коктейль для меня, затем она отошла к паре, которая показалась мне смутно знакомой. Когда блондинка повернулась, я узнала ее холодную улыбку.
– Я думаю, ты помнишь Хантеров с последнего вашего визита в Сан-Диего?
– Кэролайн, милая, – проговорила Эстель ледяным тоном. – И Дэвид, вы совсем не изменились.
Мы притворно обменялись легкими поцелуями в обе щеки; мужчины пожали руки друг другу и Дональд отошел пообщаться с другими офицерами.
– Привет, Эстель, – сказала я сухим, лишенным эмоций, голосом. – Я сегодня видела твоего сына.
Она уставилась на меня в недоверии.
– Себастьяна?
– Да. Мы столкнулись на пляже. Это был приятный сюрприз.
– Он был на пляже? – воскликнула она.
Ради всего святого, я ведь не на сербскохорватском говорю.
– Да.
Ее глаза сощурились, и у меня появилось четкое ощущение того, что я волей-неволей выдала его секрет.
– Себастьян! – её резкое ударение на гласные звуки его имени пронеслись по саду и несколько людей обернулись, и уставились в недоумении.
Я проследовала за ее взглядом и увидела его, облокотившегося на забор веранды. Он был выше, чем я предполагала, когда смотрела на него с положения стоя. Он был таким же высоким, как его отец, выше, чем Дэвид. Сейчас Себастьян был одет более официально: в слаксы цвета хаки, белую рубашку, рукава которой были мягко закатаны до предплечий, а также вокруг шеи болтался ослабленный черный галстук. Так он выглядел более раскрепощенно, чем большинство мужчин присутствующих тут.
– Мама? – спросил он, смотря на нее настороженным взглядом.
– Кэролайн сказала, что ты сегодня был на пляже.
Внезапно он улыбнулся и подошёл, чтобы присоединиться к нам, он просиял, когда увидел меня.
– Здравствуйте, еще раз, миссис Уилсон. Я же говорил вам, что мы встретимся с вами вновь.
– Ты был абсолютно прав. Как покатались?
– Было здорово, спасибо! Мы…
– Себастьян! – прервала наш разговор Эстель, низким разгневанным голосом. – Мы думали, ты должен быть занят подготовкой к сдаче тестов повышенной сложности. Ради всего святого, тебе просто необходимо сдать их, если ты планируешь продолжать обучение в следующем семестре. Тебе следовало бы подумать о твоих экзаменах в школе. Ты хочешь получить степень специалиста заранее или нет?
Он беззаботно пожал плечами в той немного раздражающей манере, когда многие подростки хотят просто позлить своих родителей, но я заметила, что он тоже был раздражен.
– Я занимался после обеда, – ответил он спокойным голосом. – Утром была отличная волна, Чес…
– Мы с тобой поговорим об этом позже, – зло прошипела она. – Твой отец обязательно захочет услышать об этом.
Она пошла прочь, оставляя после себя неловкое молчание. Донна увела Дэвида, и мы остались наедине с Себастьяном.
– Прости меня за это. Я бы никогда не сказала ничего подобного, если бы знала, что это принесет тебе неприятности.
Он снова пожал плечами и улыбнулся.
– У меня вечно неприятности, поэтому это не изменит ничего.
– Ох, ну, тогда выпьем за неприятности! – я подняла свой бокал, изображая ироничный тост.
Себастьян ухмыльнулся, его глаза наполнились счастьем, образовывая вокруг них небольшие морщинки. Я поняла, что его глаза были сине-зелеными, цвета океана. Я совсем позабыла. Как удачно, что я заметила это.
– Ты давно занимаешься сёрфингом? Ты смотрелся достаточно хорошо.
– Вы наблюдали за мной? – он выглядел довольным. – Это были по-настоящему хорошие маневры внутри трубы. (прим. пер. Труба – полость внутри волны, образующаяся при ее закрытии)
– Я понятия не имею, что это значит! Но я достаточно долго наблюдала, ты выглядел таким грациозным.
Он внезапно покраснел и уставился в пол.
– Как в школе? – спросила я, сменив тему.
– Ох, да нормально. Через неделю я получу диплом...
Значит, полагаю, ему уже исполнилось восемнадцать.
– А потом осенью в колледж?
– Вероятно. Папа хочет, чтобы я поступил на службу в армию, а мама хочет, чтобы сначала я получил высшее образование.
– А что хочешь ты?
Он выглядел удивленным, будто никто не задавал ему такой вопрос. А затем он озорно улыбнулся.
– Я хочу заниматься сёрфингом.
– Конечно. Прекрасная карьера – пляжный бомж. Возможно, нам стоит выпить за то, чтобы лето не кончалось.
Он рассмеялся беззаботным смехом, который заставил меня улыбнуться в ответ.
– Я мог бы выпить один из ваших особенных «Лимончелло».
Должно быть, я выглядела озадаченно, потому что он тут же объяснил свою фразу.
– Раньше вы делали его для меня – без алкоголя.
– Ох, точно. Когда ты был ребенком.
Он нахмурился, как будто что-то, что я сказала, не понравилось ему, но эти эмоции быстро исчезли с его лица.
– Вы часто ходите на пляж? – спросил он, его глаза такие удивительно выразительные.
– В Северной Каролине бывала нечасто, поскольку работала. Но мы только неделю назад вернулись, и сегодня первый раз удалось вырваться. Хотя мне надо распаковать еще очень много всего.
Я вздрогнула, вспомнив о тех деревянных ящиках в гараже.
– Я могу помочь вам. Распаковываться, я имею в виду. Переносить вещи и все такое.
– Ох, ну, спасибо. Но думаю, я справлюсь. На самом деле, там не так много всего.
– Я с радостью помогу. Здорово, что вы вернулись.
Это его предложение и комментарий привели меня в замешательство, хотя часть меня признала, что было бы неплохо, если бы мне помогли все эти вещи перенести. Нет, он должен учиться, это было бы несправедливо.
Поверх его плеча я заметила Дональда Хантера, который двигался в нашу сторону и по мне пробежали мурашки: он выглядел взбешенным.
Выражение моего лица, должно быть, насторожило Себастьяна, поскольку он оглянулся, чтобы посмотреть, что привлекло мое внимание.
– Твоя мать сказала, что ты был на пляже этим утром, – напрямую выплюнул отец Себастьяна. Он схватил Себастьяна за руку и развернул, чтобы он встретился с его гневом.
Себастьян побледнел:
– Да, но...
– Я, черт возьми, предупреждал тебя, что сделаю, если ты вновь так поступишь в то время, когда должен учиться.
Я была крайне потрясена, что этот мерзкий мужчина так говорит со своим сыном прямо предо мной, посторонним человеком.
– Отец, я...
– Заткнись! – заорал он.
Люди уставились на них. А я просто онемела от ужаса, неспособная оторвать взгляд от семейной драмы, которая разыгралась перед моим взором.
– Можешь послать своему сёрфу прощальный поцелуй – и больше никакого пляжа. Ни за что мой сын не будет тратить свою жизнь впустую, бездельничая на пляже.
Себастьян вырвал свою руку и ответил своему отцу:
– Я учусь с обеда, отец. И я сам купил себе доску. Я работал. Она моя. Ты не имеешь права трогать ее.
Лицо Дональда стало безобразно красновато-коричневым, и я думала, что он ударит своего сына. Но через секунду он уже взял себя в руки.
– Разговор еще не окончен, – прошипел он и отошел от нас.
Себастьян уставился в пол, в выражении его лица мелькали унижение и гнев.
Я чувствовала себя ужасно виноватой, все это было моей ошибкой.
– Мне так жаль, Себастьян, – прошептала я. – Я понятия не имела... – сбивчиво пробормотала я.
Он покачал головой:
– Он просто мудак. Я по-настоящему ненавижу его. Не могу дождаться, когда свалю из этого дома, – свирепо сказал он. – Чем раньше, тем лучше.
Я не знала, что сказать на это. Я просто сочувственно кивнула. В конце концов, разве не я сбежала от своей матери, как только смогла? Я отчаянно искала новую тему, но мой разум не желал сотрудничать. Донна быстро вернулась, выглядя раздраженной из-за выходки Дональда. «Какой невежа» – это выражение так и мерцало на ее лице.
– Могу я освежить твой напиток, Кэролайн?
Не осознавая этого, я уже допила свой коктейль.
– Ох, да, спасибо.
– Себастьян, еще содовой?
– Не-а, спасибо, миссис Форштадт, – безжизненно пробормотал он, затем внезапно пошел прочь.
Донна покачала головой:
– Бедный мальчишка. За что ему все это.
– Его отец всегда такой? – все еще шокированная, спросила я.
