Текст книги "Наследник"
Автор книги: Джейн Энн Кренц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
7
Хонор повернулась и побежала, потому что увидела такую ярость в его обычно отстраненных серых глазах, что просто не выдержала этого напряженна, поняв, что она на сто процентов имеет дело с мстительной, хищной стороной его натуры.
Она помчалась за угол домика, держа курс на пляж просто потому, что больше бежать было некуда. Она знала, что он бежит прямо за ней, даже несмотря на то, что не слышала этого из-за шума прибоя и натиска морского бриза. Хонор также понимала, что нет никакой надежды, что она сможет от него убежать.
Он не позовет ее и не прикажет остановиться. Конн просто набросится на нее с молчаливой силой большого животного, вознамерившегося прижать убегающую добычу к земле. Бежать по песку – все равно, что бежать по снегу. Ноги Хонор завязали в песке, словно в ночном кошмаре, когда снится, что за тобой начинается погоня, а ты не можешь спастись. Она с шумом вдыхала холодный воздух, ее сердце колотилось от усилий и страха, и, когда она добежала до кромки воды, Хонор почувствовала руку Конна на своей талии.
– Нет! – закричала она, изворачиваясь, чтобы ударить его в отчаянии. – Отпусти, черт тебя подери!
– Думала, что сможешь от меня убежать? На этой планете нет места, где ты могла бы спрятаться от меня.
Он прижал ее к себе в попытке заставить ее прекратить сопротивление. Но Хонор в этот момент боролась за свою жизнь. Она царапала его ногтями, пиналась ногами, беспрестанно извивалась в его руках и даже попыталась укусить в плечо.
– Ах ты, маленькая… – Конн не договорил, так как непрекращающееся сопротивление Хонор нарушило их равновесие. Они неуклюже упали на холодный, мокрый, слежавшийся песок. – Я научу тебя, как предавать меня! – прохрипел Конн, прижимая своим тяжелым бедром ее ноги, чтобы она больше не могла ими молотить.
– Я тебя не предавала! – Она выдавила из себя по слову, продолжая безрезультатно двигаться под его весом. – Я даже не понимаю, о чем ты говоришь, но ты не можешь сделать это со мной. Ты не имеешь права делать мне больно!
– Я еще даже не начал. После того, как больно сделала мне ты…
Он резко замолчал, но Хонор успела услышать нотки боли в его голосе. Она удивилась этому, пытаясь найти доказательство тому, что боль, смешанная с яростью, управляли его действиями. Задыхаясь, она отталкивала его.
Он безжалостно придавил ее к мокрому песку, ожидая, пока ее сопротивление в конце концов не утихнет. Долгое мгновение Конн пристально смотрел в ее пылающие гневом глаза. Он держал ее за запястья над ее головой, когда лег на нее.
– Ах, ты, ублюдок!
Гнев и страх все еще боролись в ней. Не было времени на анализ вспышки эмоциональной боли, которую, как ей показалось, она заметила в его взгляде. Ей нужно справиться со своей болью. Хонор почувствовала, как сила Конна сокрушила ее, оставив физически беспомощной.
– И у тебя, черт возьми, хватает еще наглости оскорблять меня!
Она замотала головой по песку.
– Я ведь даже не знаю тебя, верно? У меня не было шанса узнать. Ты обманывал меня с самого начала.
Его лицо представляло собой грубый сплав резких линий и горящих глаз.
Приглядевшись к Конну, Хонор заметила две красные царапины, которые шли вниз по его щеке. Она была слегка шокирована нанесенными ему отметинами, понимая, что он будет носить следы их борьбы на протяжении нескольких дней. Однако он только не давал ей освободиться, не причиняя ей при этом физической боли.
– Это не я лгал, – выдохнул он. – Это ты лгала мне каждый раз, как я тянул тебя в постель. Вся эта нежность и теплота – все это лишь иллюзия, не так ли? А я уж начал думать, что ты другая.
– Другая? – набросилась на него она, пораженная тем, что он может подумать, что она почему-то притворялась, изображая страсть в постели.
– Не такая, как остальные женшииы. Не такая, как твой отец!
– Оставь моего отца в покос!
– Не могу. Именно то, что он сделал, и есть самое главное во всем этом, черт побери! Мне следовало бы понять это. Мне следовало бы знать, что вероятность невелика, что его дочь будет другой. Она так же способна на предательство.
– Я тебя не предавала!
– Тогда почему ты прячешься? Скажи мне, почему ты скрылась от меня, Хонор.
– Я не прячусь. Я просто хотела оказаться подальше от человека, который использовал меня
ради собственного извращенного понятия о мести. Разве это так странно? Пропади ты пропадом, Конн Ландри, кто дал тебе право навязывать мне твое извращенное чувство справедливости? И кто говорит, что я должна тебе позволить сделать это?
– Я не подвергал тебя никакому наказанию! – взорвался он. – Я не сделал ничего, разве только затащил тебя в постель, кстати оказался рядом, когда тебя преследовал тот тип в Айкапе, и выручил твою сестру из передряги, в которую она попала из-за Грейнджера, помнишь? Я никогда не причинял тебе боли! Да я никогда и не хотел ранить тебя!
– Ты выследил меня, чтобы «связать концы с концами», – прошипела она. – Ты хотел свести старые счеты. Ты сам в этом признался! Затащить меня в постель было частью твоей извращенной идеи свести счеты. И теперь ты еще имеешь наглость обвинять меня в том, что я тебя предала!
– Ты пыталась отравить Наследника.
Она от возмущения ловила ртом воздух, а потом ее глаза сощурилисъ от ярости.
– Никогда. Я никогда не навредила бы твоему коню. И никакой другой лошади, если уж на то пошло?
– Это был единственный способ добраться до меня после того, как я сказал тебе, что меня не так просто сбить с ног, верно? После того, как ты обнаружила, что у меня были другие причины познакомиться с тобой, а не потому, что я влюбился в тебя с первого взгляда или из-за тому подобного идиотизма, что привело в ярость твое женское эго, не так ли?
– Я была расстроена, что у тебя нет ко мне тех же чувств, какие я испытываю к тебе! Да, я разозлилась! Имею право!
– Это ты хотела кого-то наказать, Хонор. Ты хотела добраться до меня, и ты выбрала Наследника как средство достижения своей цели.
– Это неправда! – воскликнула она удрученно. – Неужели ты и вправду веришь, что я на такое способна? Неужели я заслуживаю так мало доверия, Ландри? Согласна, мы не так уж много провели времени вместе, к тому же должна признать, что ты мне лгал большую часть этого времени. Но все, что я говорила или делала, было правдой. Я серьезно говорю: все. Все!
– Тогда почему ты пыталась скормить эти яблоки Наследнику сегодня утром? – почти за– кричал он.
Хонор замерла, копа услышала мучительную просьбу все объяснить в его словах. Если она чувствовала, что разрывается на части. Конн также был искромсан на клочки.
– Я находилась в этом домике со вчерашнего позднего вечера. Я и близко не подходила к Наследнику.
Холод от песка, казалось, просачивался в нее. Ей было холодно и морально и физически. Единственным теплом в мире теперь было тепло, исходящее от тела Конна.
– Тебя видели в конюшне сегодня утром. Женщина в желтых брючках, со светло-каштановыми волосами. Единственный посетитель в такой ранний час. Это, должно быть, была ты.
– Если ты веришь в это, то почему бы тебе не продолжить действовать и не покончить с тем, что ты собирался сделать со мной? Что ты планируешь со мной сделать, Конн? Задушить меня? Побить? Питать полицию? Решай! Я мерзну тут на песке
– Черт тебя возьми!
На какое-то мгновение она подумала, что он на самом деле собирается задушить ее. Отчаянная ярость в его глазах была ужасающей. Но до того, как инстинктивный вскрик Хонор успел сорваться с ее губ, на ее рот безжалостно обрушились его губы.
В этом поцелуе не было ни страсти, ни ней ярости. В нем не было ничего, кроме голого отчаяния и чувства оскорбленного мужского достоинства. Конн терзал ее рот, подавляя ее протест, пока она не перестала совсем сопротивляться и не стала покорной.
Хоиор подумала, что у нее нет выбора. Отчаяние, которое она почувствовала в нем, сломило ее сопротивление. Какая-то часть се хотела предложить ему утешение и тепло, даже если она шла на риск.
Казалось, прошла вечность, прежде чем некоторая часть эмоций истощилась в этом хищническом нападении. Когда Конн, наконец, поднял голову, Хонор рискнула приподнять ресницы, чтобы посмотреть ему в глаза. Казалась, губы ее превратились в сплошной синяк, а тело словно попало под гранитный валун, но она понимала, что Конн не собирается душить ее. Это понимание шло из глубины ее сердца, и она не могла еще сказать, почему была в этом так уверена. Но облегчение, которое она почувствовала, oтразилось в ее глазах.
– Пусть у тебя не создается впечатления, что все закончилось. Хонор, – тихо прорычал Кони. – Это еще и не начиналось.
Он вскочил на ноги и протянул руку, чтобы рывком помочь ей встать рядом с ним.
Не говоря ни слова, он пошел назад к домику, крепко обнимая ее за талию. Хонор неуверенными шагами шла рядом, смущенная и все еще испуганная. Она откинула свои перепачканные песком волосы с лица, когда их стал раздувать ветер.
– Что теперь, Коин? Как ты собираешься осуществить свою месть? – бросила она ему вызов.
– Я еще не решил. – Он бросил на нее холодный косой взгляд. – Поверь мне, когда решу, ты об этом узнаешь первой.
– Ты думаешь, что я настолько глупа, что буду торчать рядом и ждать, когда твой причудливый мозг надумает что-то подходящее?
– Правильно, ты будешь торчать рядом. Ты никуда не уедешь, Хонор. Не уедешь, пока я не исполню задуманное. Я собираюсь выбросить тебя из своей жизни, а потом я уеду как можно дальше от тебя.
Она услышала в его словах жестокую перспективу для себя и задрожала. Внутренний холод распространился по всему ее телу.
– У тебя нет шансов, Конн. Я не мазохистка.
– У тебя нет выбора. Ты должна мне, леди. Больше, чем можешь заплатить. Однако я собираюсь получить долг. Клянусь. Я не дам тебе резать меня на части, а потом сбежать!
Конн рывком распахнул дверь незапертого пляжного домика и втащил Хонор в дом. Затем он ногой захлопнул дверь и отпустил свою жертву. Он окинул ее взглядом своих серых глаз:
– Пойди прими душ и переоденься. Ты вся в грязи.
Хонор не возражала. Она скрылась в единственной спальне и заперлась изнутри. Оказавшись по другую сторону двери, она сделала несколько глубоких вдохов, отчаянно стараясь успокоиться. Столько эмоций кипело внутри – гнев, шок, боль и чувство потери.
Дрожащими руками она начала раздеваться. Конн был прав. Ей нужен горячий душ и сухая одежда. Никогда в жизни ей не было так холодно.
Когда через некоторое время она вышла из душа, натянула чистые джинсы и свободный вязаный свитер, Хонор почувствовала себя гораздо спокойнее. Она стояла перед зеркалом, суша феном волосы, и удивлялась, почему она не в синяках. Только ее глаза отражали боль, которую она пережила. Но, вглядевшись в свое отражение пристальнее, Хонор увидела, что она снова владеет собой.
Мужчина, в которого она имела глупость влюбиться, был опасен, но он взял себя в руки. Она закончила расчесывать волосы щеткой, заколов легкие завитки у шеи.
Затем она вышла из спальни с решимостью сохранять самообладание с мужчиной, который ее ждет.
Конн в кухне наливал воду в кофейник. На мгновение Хонор остановилась в дверном проеме, наблюдая за ним в напряженном молчании.
Он не поднял глаз, но она понимала, что он знает о ее присутствии. Выражение его лица было таким же угрюмым, как всегда, и в нем было напряжение, которое чувствовалось лаже на расстоянии.
– Пожалуйста, не стесняйся, будь как дома, – съязвила Хонор.
Он проигнорировал ее легкий сарказм, сосредоточившись на приготовлении кофе, словно этот процесс поглощал все его внимание.
– Садись, Хонор. Нам нужно поговорить.
– О чем? Очевидно, ты уже принял решение, и я не помню, чтобы ты задавал мне какие-нибудь вопросы.
Она устало опустилась на один из белых плетеных стульев за столом.
– Я устала и признала свою вину, верно?
– Улики более чем красноречивы. А потом у тебя есть мотив.
Он упал на стул напротив нее, глядя на нее с выражением глубокой задумчивости:
– Мы с тобой знаем, что у тебя есть мотив, не так ли?
Ее рука сжалась в кулак.
– Ладно, у меня есть мотив. Это я считала, что меня предали. Но знаешь, что я тебе скажу, Ландри. Если бы я вознамерилась отплатить тебе той же монетой, я бы не стала использовать бедного Наследника, чтобы достичь своей цели. Я бы расправилась с тобой и не стала бы трогать невинное животное.
Она покачала головой в удивлении и отчаянии:
– Ты мог думать, что я столь же низкая и мерзкая, как… как акула-ростовщик Грейнджер.
Конн беспокойно заерзал на стуле:
– Нет. Я думаю, ты пришла в ярость. Женщины обычно презирают. Разве ты не говорила этого сама? Считается, что женщина в таком состоянии способна абсолютно на все. Правда?
– Неважно. – Она пристально посмотрела на него. – Это ровным счетом ничего не значит.
Конн хотел было сказать что-то еще, но потом явно передумал. Он встал со стула и прошел по кухне, чтобы налить кофе. Повернувшись к ней спиной, он некоторое время стоял, глядя из окна на океан. И медленными глотками пил обжигающий черный напиток.
– А может, значит, – наконец буркнул он. – Ты – женщина страстная. В минуту гнева и боли ты могла потерять голову и…
– Я ничего не делала твоему коню, поэтому не беспокойся зря и не ищи мне оправданий. Представить не могу, почему ты так хочешь найти для этого веские причины.
– Поверь, я и сам задаю себе этот вопрос. Я собираюсь вычеркнуть тебя из своей жизни, и тогда я спокойно смогу уехать.
Хонор почувствовала возобновившееся напряжение, но не сдвинулась с места.
– Почему тебе нужно вычеркнуть меня из своей жизни? Как ты мог позволить женщине, к которой ты равнодушен, подойти к тебе так близко?
– Я сделал глупость.
Он не повернулся к ней.
– Ну, тогда нас таких двое, не так ли?
– Так.
Хонор сморгнула слезы, не желая дать им волю.
– По крайней мере, мы не пытаемся перестрелять друг друга, как сделали наши отцы, когда дела приняли нежелательный оборот в их деловых отношениях. Хотя я ведь не знаю, что ты собирался сделать со мной на пляже. Полагаю, мне посчастливилось, что ты не взял с собой оружия, правда?
Он резко развернулся:
– Это плохая шуга.
– Разве похоже, что я шучу? Конн, все кончено, и ты об этом знаешь. Если только ты не собираешься причинить мне физическую боль, ты можешь уехать. Ты меня ненавидишь, и чем скорее я окажусь вне поля твоего зрения… – прошептала она.
Он с грохотом поставил на стол чашку с кофе.
– Я никуда не уезжаю. Пока. Я сказал тебе вчера, что я хочу тебя, и я тебя получу. На своих условиях.
– Я думала, что дала понять, что я не мазохистка. Я не стану для тебя изображать из себя жертву, Конн, ни за что.
Она медленно поднялась на ноги, держась за край стола для поддержки, с ничего не видящим взглядом.
– А я думал, что дал тебе понять, что у тебя просто нет выбора.
Он пошел вперед невозмутимым размеренным шагом.
Хонор отступила назад. На этот раз он не был разъярен, но она понимала, что все еще остается в опасности. Она пятилась назад до тех пор, пока не оказалась в большой комнате домика, рядом с краем стала, на которой стояла лампа.
– Я не позволю этого сделать со мной, Конн.
– Я помню о том, как ты отвечала на мои объятия, и уверен, что ты хочешь меня так же, как я хочу тебя!
– Черт тебя возьми! Я ложилась с тобой, потому что я в тебя влюбилась!
На мгновение она пожалела, что позволила правде выйти наружу, но тут же восторжествовала ее гордость. Ну и что из того, что она зашла так далеко, что влюбилась? Он все равно ее презирает.
Конн остановился, его глаза сверкали.
– Влюбилась? И ты думаешь, я тебе поверю? После всего, что ты сделала?
– Можешь верить во что хочешь, – спокойно ответила она. – Это правда. Я ложилась с тобой в постель, потому что я этого хотела. Потому что я была влюблена.
– Докажи, – сказал он с холодной насмешкой.
Его глаза сощурились.
– О чем ты? Как можно доказать такое? Как я должна доказывать свою любовь? Пойти и броситься со скалы в океан? Сомневаюсь, что ты поверишь мне, даже если я это сделаю. Не думаю, что ты знаешь, что есть такое понятие, как доверие. Ты ведь никому не веришь, Конн Ландри. Видимо, поэтому ты с такой горячностью хочешь уладить старые счеты и получить все оставшиеся долги. Так жизнь кажется тебе безопасней, верно? Тебе не приходится беспокоиться о том, чтобы рискнуть.
– Оставь психоанализ. Если ты любила меня пару дней назад, ты должна все еще любить меня, не так ли? По всем расчетам, настоящая любовь – это чувство, которое не умирает так легко.
– Откуда тебе знать? – огрызнулась она, не сдавая своих позиций. – Ты ведь не веришь в любовь!
Он сделал еще шаг вперед.
– Итак, почему бы не попытаться убедить меня? – насмешливо спросил Конн.
– Как? – Она смотрела на него с возобновившимся страхом, не уверенная в его теперешнем настроении.
– Сегодня ночью, когда мы ляжем спать, ты отдашься мне без всяких возражений или взаимных обвинений. Так, как ты делала это на прошлой неделе. Отдай мне все тепло и сладкую страсть, как будто ты меня и в самом деле любишь! Может быть, ты сумеешь меня убедить, что любовь без взаимности заставила тебя попытаться отравить Наследника!
– Доказывать любовь, переспав с тобой? Конн, тебе пора было перестать верить в такую чепуху в тот день, когда ты окончил среднюю школу!
– Надо понимать, что ты больше не влюблена? – жестоко насмехался он. – Несколько недолговечное чувство, тебе не кажется?
– Оно умерло неестественной смертью. Ты его убил.
– Тогда это было не слишком сильное чувство, правильно?
– Прекрати доводить меня, – зашипела Хонор.
Она протянула руку и схватила маленькую медную настольную лампу. Руки ее тряслись.
Конн поедал ее взглядом.
– Положи это на место, Хонор.
– Нет, пока ты не отстанешь от меня.
– Ты на самом деле думаешь, что сможешь стукнуть меня по черепу?
– Любой, кто способен намеренно попытаться отравить лошадь, сумет трахнуть такого, как ты, по башке, – предупредила она на грани истерики.
– По какой-то причине он остановился как вкопанный. Он стоял и смотрел на нее в ошеломленном изумлении.
– Следует понимать, что это ты положила эти яблоки в еду Наследника?
– Я ничего не знаю ни о каких яблоках! Но я прекрасно знаю одно: я не позволю тебе прикоснуться ко мне, пока ты так сильно ненавидишь меня и не доверяешь, – поклялась Хонор.
Ее рука на ножке лампы сжалась.
Страстная ярость, вспыхнувшая между ними, казалось, стала мерцать, а затем, очень медлен-но и постепенно, начала исчезать. Конн долго не двигался, а потом тихо спросил:
– Неужели мое доверие так важно?
– Это самое большее, что я могла надеяться получить от тебя, разве нет? Ты же не знаешь, что такое любовь. – Хонор услышала голую правду в своих словах, когда медленно опускала лампу.
Конн заколебался. Потом совершенно спокойно он шагнул вперед и взял лампу из ее несопротивляющихся пальцев.
– У тебя нет никаких гарантий любви?
– У меня не было никаких гарантий последнюю неделю, ведь так? – Она стояла, выпрямившись, ее карие глаза сверкали. – Но я тешилась иллюзией, что, по крайней мере, между нами есть взаимное доверие и уважение.
– И этого для тебя достаточно? – осторожно настаивал он.
– Я была дурой, что считала так, – согласилась она, зная в глубине души, что наивно полагалась на то, что ее большой любви хватит на двоих.
– Если бы я сказал, что верю тебе, захочу согласиться с возможностью, что это не ты подложила яблоки с отравой в еду Наследника, ты захочешь, чтобы все между нами было по-прежнему, как раньше… до вчерашнего дня?
Хонор затаила дыхание, опасаясь подвоха. Он собирается загнать ее в угол, откуда не будет иного выхода, как только в его объятия. Ей потребовалась минута, чтобы подумать, почему он так поступает. Тут до нее дошла суть, словно ее облили холодным душем.
– Это единственный способ почувствовать себя со мной благополучно, правда? Единственный способ, на который ты способен, чтобы уладить отношения со мной сейчас. Я должна признаться тебе в любви и отдаться тебе безоговорочно. В обмен же ты сообщишь мне, что ты веришь, что, возможно, это не я пыталась отравить твоего коня.
– Мне кажется, что это честная сделка, – беспечно пожал он плечами. – Мы с тобой оба рискуем.
– И чем же рискуешь ты? – потребовала она жестко.
– Тем, что могу проснуться в одно прекрасное утро и обнаружить, что ты пытаешься размозжить мне череп каким-нибудь подходящим для этого предметом, таким как эта лампа, – сухо ответил он.
– И в свою очередь я должна любить мужчину, который не умеет любить меня и который, возможно, до сих пор использует меня для удовлетворения своей жажды мести. Что это за сделка, черт тебя возьми, Ландри? Ты, должно быть, последние несколько лет играл в какой-то крутой лиге, где и научился таким образом обделывать свои делишки, – ехидно предположила она.
Он не обратил на это никакого внимания.
– Как я сказал, мы с тобой оба идем на риск. Разве эта твоя любовь не придает тебе мужества, чтобы совершить эту сделку?
Хонор печально поняла, что он идет по льду, толщину которого не может оценить. Конн Лан– дри пришел в ужас от того, что лед под ним начинает трескаться и он рискует с головой уйти под воду. Он хочет ее, возможно, так сильно, что даже согласен верить, что это не она пыталась отравить его коня. Но он боится рискнуть и полюбить ее.
Оборотная сторона монеты показывает, что и она хочет его. Но она не такой эксперт в сделках с эмоциями. Единственная возможность отдаться ему – лишь если она одновременно пойдет на риск, любя его.
– Несколько минут назад в твоей голове не было и тени сомнения, что именно я пыталась отравить Наследника. Почему же ты сейчас хочешь рассмотреть другие возможности, Конн?
Он пристально смотрел на нее, ничего не говоря. Затем тихо сказал:
– Ты не права, знаешь ли. За последние несколько лет я научился идти на риск. Мне это не понравилось. Я изо всех сил старался минимизировать риск, где только можно, и я предпочитаю так планировать дела, чтобы риска было как можно меньше. Но это не значит, что я не знаю, что это такое. А как насчет тебя, Хонор? Ты умеешь рисковать?
Хонор сделала глубокий вдох и устало опустилась на стул. Она сжала руки на коленях и не смотрела на него.
– Могу. Ради преданного мне человека. Но ты ведь не такой, верно, Конн? Преданный мне человек никогда не поверит, что я способна отомстить за себя, отравив коня. Преданный человек не угрожал бы мне физической расправой. Преданный человек доверял бы мне, когда ставки уже сделаны.
Хонор почувствовала его порывистое движение, но он не попытался прикоснуться к ней.
– Ставки сделаны, – сказал он хрипло. – И я желаю… рассмотреть это дело с твоей точки зрения. Я могу даже поверить, что если это ты совершила, то у тебя, возможно… то есть ты думала… что у тебя на это есть причины.
То, что он сказал это неловко и неуверенно, взбесило Хонор. Она отвесила ему поклон:
– Вот как! Спасибочки! Ты и понятия не имеешь, как ужасно я себя от этого чувствую. Твое великодушие потрясает меня, Ландри.
Он сердито посмотрел на нее, проведя рукой по своим взъерошенным волосам.
– Ты не знаешь, через что я прошел вчера ночью и сегодня утром. Я проснулся с похмельем, что само по себе составляло уважительную причину для обращения в отделение неотложной помощи. Потом я получил телефонный тонок, когда меня попросили приехать на ипподром, где показали некоторые очень убедительные доказательства, что женщина, с которой я сплю, пыталась отомстить мне, отравив моего коня. У меня во рту ни крошки не было со вчерашнего дня, и я не мог думать ни о чем другом, как о том, что женщина, которая, как я решил, не похожа на своего отца, по всей вероятности, одурачила меня. Она говорит как на духу, что любит меня, а потом поворачивает на сто восемьдесят градусов и умышленно насмехается надо мной, когда я илу на уступки и признаю, что хочу посмотреть на дело с ее точки зрения. Разве удивительно, что я не слишком милосерден?
– А как же я? Я и сама прошла сквозь мясорубку. Я обнаруживаю, что мужчина, в которого я влюбилась, просто играет со мной в какую-то странную игру. Я приезжаю на побережье, чтобы найти мира и спокойствия, а оказывается, он поехал за мной, намереваясь наказать меня за преступление, которого я не совершала. Он преуспел в запугивании меня, а потом предложил мне странную сделку. Он позволит мне переспать с ним еще несколько раз, чтобы он смог выбросить меня из своей жизни. В обмен же он предлагает допустить, что, возможно, я не пыталась навредить его коню. Никаких гарантий, никакой чепухи по поводу влюбленности, никаких обещаний на завтра. Чертовки честная сделка, правда, Ландри?
Тут он вышел из ступора, взял ее за руку и рывком поднял на ноги.
– Поверь мне, – тихо сказал он, приблизив свое лицо к ее, его глаза пылали странным огнем, – это лучшая сделка, чем я обычно предлагаю.
Конн заключил ее в объятия и приблизил губы к ее рту. Но на этот раз поцелуй был другим. Хонор сразу же почувствовала перемену и поняла, что ей не нужно отбиваться. Она слегка расслабилась, позволив его отчаянному, требовательному желанию перелиться через нее ватной.
Ей не следовало проявлять даже признаки обеспокоенности его эмоциональным состоянием. Ей нужно было бы побеспокоиться о себе. Но она была влюблена, и вопреки тому, что она сказала ему раньше, ничто не могло этого изменить. Ее ладони успокаивающе гладили его по спине.
– Хонор, – тихо простонал Конн. – Хонор, не сопротивляйся. Я хочу, чтобы ты была со мной такая же, как в нашу первую ночь. Страстная, и ласковая, и согласная.
Она удивилась, понимает ли он, что только что сказал, и решила, что, по всей видимости, нет. Не полностью. Независимо оттого, что произошло между ними, она начала понимать этого сложного мужчину. Он нуждается в любви, и не важно, что он ничего о любви не знает.
Одна сторона его натуры пыталась получить любовь во что бы то ни стало, в то время как другая сторона предупреждала его, что Хонор способна на предательство. Его внутренний конфликт был почти осязаемым
Хонор медленно высвободилась из его объятий, и он с неохотой отпустил ее.
– Ты сказал, что ничего не ел со вчерашнего дня, – тихо сказала она, направляясь в кухню, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Сейчас почти время ланча.
Он помедлил, а потом последовал за ней.
– Ты собираешься меня кормить? – спросил Конн с нарочитой насмешкой.
– Я сама собираюсь поесть. Могу сделать лишний бутерброд для тебя, если хочешь.
Хонор открыла холодильник.
– Да, – сказал он так тихо, что она не была уверена, что расслышала его. – Хочу.
Он уселся за кухонным столом и не спускал с нее глаз, пока она была занята тем, что резала хлеб для бутербродов. Он не произнес ни слова, пока она не закончила намазывать на хлеб чатни [3]3
Ч а т н и – традиционные индийские приправы, оттеняющие вкус основного блюда. Острые чатни хорошо дополняют неострые блюла, своим ярким цветом украшая стол.
[Закрыть]и сливочный сыр и не поставила перед ним тарелку. Когда она села напротив него, Конн, наконец, снова заговорил:
– Ты права в одном.
– И в чем же?
– По крайне мере, мы не перегрызли друг другу глотки, чем закончили наши отцы столько лет назад.
Он взял бутерброд и с аппетитом откусил большой кусок.
– Меня не обманешь, – сказала Хонор напрямик. – Я могу поклясться, что ты уже подбирался к моей глотке.
Конн прищурил глаза, жуя свой бутерброд:
– Ты не настолько хорошо меня знаешь, Хонор. Если бы я действительно добрался до твоей глотки…
Он не закончил предложения, вернувшись к еде.
Хонор проглотила это и одарила его долгим пристальным взглядом.
– Да, знаю. Если бы ты действительно добрался до моей глотки, то к этому времени ты ее бы уже перегрыз. Так что же тебя сдерживает, Конн?
В первый раз она позволила себе подумать о том, что же усугубило ею поведение. Интуитивно она знала, что права. Если бы Конн Ландри, вознамерился перегрызть ей глотку, к этому моменту все было бы кончено. Люди, такие как Ландри не идут на компромисс. И все-таки Конн захотел пойти с ней на компромисс.
Он задумчиво посмотрел на нее.
– Это выше моего понимания, – наконец сказал он, пожав плечами.
Хонор вздохнула:
– Люблю мужчин, которые отдают отчет в своих чувствах.
– Согласен, прямо сейчас я не совсем уверен в себе, а тем более в тебе. Мне это состояние не нравится, но я застрял в нем.
– Ты предпочитаешь шаблоны, не так ли?
– Я предпочитаю ясность и понятность, – произнес он с подчеркнутой медлительностью. – Между нами происходит многое, что не является ни ясным, ни понятным. От этого я становлюсь… – Он замялся, а потом продолжил: – Тревожным.
– У тебя действительно было похмелье сегодня утром? – неожиданно спросила Хонор.
Его взгляд стал умеренно взбешенным.
– Я лег спать вчера ночью очень пьяным.
– Из-за того, что произошло между нами? – настаивала она.
– Я был раздражен. Рассержен. Возмущен. Обеспокоен. Я решил вылечить свои чувства старым как мир средством. Что, черт побери, в этом забавного?
Слабая вспышка хорошего настроения Хонор тотчас же погасла. На самом деле Хонор не была уверена, откуда она взялась.
– Ничего. Я полагаю, это просто… ну, интересно, подумать только, ты умышленно напился из-за ссоры с женщиной. Это почему-то не похоже на твои поступки.
– Ты такой эксперт в том, что, по всей вероятности, я буду делать в той или иной ситуации? – грубо и вызывающе бросил он.
– Я быстро учусь, – парировала она. – Хочешь еще бутерброд?
Он минуту жевал, прежде чем ответить, с задумчивым видом. Затем быстро кивнул:
– Да, пожалуйста. Думаю, я буду жить.
– Бедняжка Ландри, – сказала Хонор на удивление с ласковой насмешкой. – У тебя действительно был тяжелый день, верно?
Она встала и подошла к кухонному столу, чтобы сделать еще один бутерброд со сливочным сыром и чатни. Затем она подлила еще немного кофе и принесла то и другое к столу, снова уселась и безмолвно задала себе вопрос, который не решилась задать вслух. «И что теперь?»
– Эта хижина принадлежала твоему отцу? – спросил Конн минуту спустя, рассматривая простой интерьер.
У Хонор возникло впечатление, что он явно ищет тему для разговора, которая, будучи не совсем нейтральной, потому, что сейчас между ними нет ничего нейтрального, была бы, по крайней мере, менее эмоциональной.
– Да.
Вынужденная продолжать его попытки не совсем фатального общения, Хонор думала, как поддержать разговор.
– Он имел обыкновение брать нас с Аленой и маму сюда, когда только выдавалась возможность. Я теперь ей не часто пользуюсь. Обычно я ее сдаю, но в это время года она, как правило, пустует.
– А это Стиляга? – Конн кивнул на одну из фотографий почетного круга победителя. Рядом висела вырезка в рамке из старого выпуска «Дейли рейсинг форм» пятнадцатилетней давности.
– Да. – Хонор снова подыскивала нейтральные слова. – Это все фотографии Стиляги.
Конн покончил со своим бутербродом и взял чашку с кофе. Затем он встал и подошел к ближайшей фотографии.
