Текст книги "Паровой каток"

Автор книги: Джеймс Макклар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Ага. А Сэм Шифринский собирается его защищать?

– Ну что-вы, шеф.

Поп вернулся и сердечно поздоровался с Зонди.

– Привет, дружище, так это все для тебя?

– Да я бы и обошелся, – протянул Зонди.

– Это уж точно – подтвердил Крамер.

– Чертовски точно, – как эхо повторил Поп, – ибо никогда не знаешь, на кого тут можешь нарваться. Ну все, давайте, он вас уже заждался.

– Отлично, – Крамер с Зонди плечом к плечу зашагали к камере в конце коридора. Поп отошел немного в сторону, но так, чтобы ничего не упустить, и заговорил с Эфроимом, ещё одним своим любимцем, причем оба то и дело покатывались со смеху.

Прежде чем войти в камеру, Крамер приготовил в руке большей кусок пластыря, – наклейку с него он бросил в корзину для мусора в дежурке, – и залепил им Гершвину рот раньше, чем тот успел хотя бы пикнуть.

Зонди закрыл дверь.

– Послушай, Гершвин, – начал Крамер. – Я пришел задать тебе всего один вопрос. Когда я сниму этот пластырь, хочу услышать только твой ответ, больше ничего.

Гершвин услужливо кивал, прижимая к груди скованные руки.

– Допрашивать тебя у нас нет времени. Тем более тратить весь день на разговоры с тобой. Сержант Зонди и я пока-что обработаем тебя наполовину; если будешь лгать, вторую половину получишь позднее.

Гершвин вжался, пытаясь спрятать голову.

– Итак, вопрос, – продолжал Крамер. – Вчера вечером ты произнес "паровой каток". Вот что мы хотим знать: это твоя выдумка или что-то со слов Шу-Шу?

Гершвин лихорадочно пытался шевелить губами, пока Зонди занимал свое место за его спиной.

Они занялись мягкими частями его тела, там, где нельзя было сломать кости или повредить суставы. Одна такая мягкая часть особенно подходила для этого, поскольку была весьма чувствительна и относительно изолирована от жизненно важных органов. При этом пользовались не кулаками, а только пальцами.

* * *

Все это время она не спускала с него глаз, и Ван Ниекёрк чувствовал себя полным идиотом, хотя и убрал револьвер в кобуру. А у старушки, сжавшейся на краю кушетки в демонстрационном зале конторы Аббота, были такие испуганные глаза... Не удивительно, если представить, как он туда ворвался.

Аббот кивнул ему, чтобы подождал в приемной.

– Вам это что-нибудь дало?

– Да уж, – проворчал Ван Ниекёрк. – Что это, черт возьми, значит, звоните так, что можно подумать, у вас тут бог знает что делается.

– Но я ведь ничего подобного...

– Вы сказали: "не смогу задержать без скандала..." – что же я мог подумать?

– А вы представляете, какой скандал способна устроить такая старушка, если потребуете от неё чего-то подобного? Я не хотел этого, ведь в конце концов, речь идет о заказчице! Думал, вы с этим справитесь лучше меня.

Оба надолго умолкли.

– Во всяком случае, благодарю, – милостиво произнес Ван Ниекёрк. Могло быть и что-то серьезное. Никогда не знаешь...

С тем он и ушел от Аббота, предоставив ему утешать клиентку и отправить её туда, откуда пришла. В ужасном настроении он вернулся в отдел и обнаружил, что лейтенант и Зонди копаются в его бумагах и написали на папке какие-то бессмысленные слова.

– Что это значит? – воскликнул он, едва сдерживая себя.

– Вот именно так и спрашивают в Хаусбрикинге, – рассмеялся Крамер. Фанни Врандсмаа клянется, что ты гнал не меньше сотни, когда промелькнул мимо её окон.

– Но я имею в виду ваш "паровой каток", – проворчал Ван Ниекерк.

– Это? Может оказаться ниточкой.

– Правда? .

Крамер кивнул. Теперь было ясно, почему у него такое хорошее настроение.

– Мы только что посетили нашего друга Гершвина Мкизе, – пояснил Крамер. – Нужно было проверить кое-что из его вчерашних показаний, всего два слова.

– Ну и?..

– Оказывается, Шу-Шу повторял их не раз – после того, как до него дошло, кто сделал его .калекой и нищим. Все время твердил Мкизе, что это из-за "Парового катка".

– "Выпив, он твердил это не раз – процитировал Зонди по своим записям. – Утверждал, что все его неприятности – от "Парового катка". Что это нечто ужасное. Что его боятся и белые боссы. Слышал, как он говорил кому-то, что "Паровой каток" его погубит."

– Господи Боже!

– Да, тут есть что-то, Вилли. Эти истории явно связаны между собой.

– Мкизе сказал, по чьим приказам он действовал?

– Все ещё утверждает, что тогда не знал. Но когда теперь все обдумал, полагает, что за всем этим мог стоять "Паровой каток".

– Значит, это какой-то ганг, лейтенант?

– Похоже, что так. Или кто-то, руководящий бандой. А что же еще?

– Не знаю. Никогда о таком не слышал.

– Если это серьезный ганг, то и неудивительно.

– Пожалуй, это правда.

– Но все равно нужно проверить. Зонди, обойдешь своих информаторов. Но будь осторожен, понял? Нельзя, чтобы кто-то насторожился.

– Да, шеф.

– А вам, Вилли, придется выяснить, нет ли в картотеке кого-нибудь с такой кличкой – или рапорта о банде со схожими инициалами.

– Только два вопроса, лейтенант – почему Гершвин не сказал об этом раньше...

– Потому что считал это бессмыслицей.

– И назвал тех белы, чьи разговоры слышал?

– Нет, Гершвин только догадывался, что Шу-Шу что-то услышал со своей коляски, и значит, у входа в мэрию. Если подумать, скорее всего так и было – в таких местах люди говорят то, что думают, особенно когда, расходятся с заседания, где долго должны были сдерживаться.

– Тем самым вы утверждаете, что Шу-Шу услышал это от членов магистрата, не так ли, лейтенант?

– Нет, я это только к примеру, – слушайте внимательно. Я говорю о том, что так думает Гершвин. Шу-Шу ведь мог услышать это и возле места своего ночлега – там автостоянка.

– Европейцы при африканцах часто говорят о своих личных делах, вмешался Зонди. – Они даже не думают, что типы вроде Шу-Шу могут знать их язык.

Крамер вдруг осознал, что в присутствии Зонди слишком пренебрежительно разговаривал с Ван Ниекерком. Поспешил исправиться.

– Скажите, дружище, куда это вы так спешили? Поставить на темную лошадку?

Он знал об этой слабости Ван Ниекерка, но на этот раз не угадал. Ван Ниекерк обиженно насупился, прежде чем ответить.

– Если на то пошло, лейтенант, меня взбудоражил Джордж Аббот. Позвонил и заявил, что спрашивают о мисс Ле Руке.

– Господи, но почему же вы сразу не сказали? Немедленно туда!

Ван Ниекерк сглотнул.

– Я дал ей уйти, сэр.

Только присутствие Зонди спасло Ван Ниекерка от немедленной кастрации. Поскольку менее жестокое наказание в глазах Крамера не имело смысла, он только спросил:

– Почему?

– Потому что это ничего не давало. Она представилась портнихой, которая как-то шила мисс Ле Руке несколько платьев. Запомнила её как очень симпатичную порядочную молодую даму.

– Почему же она не пришла на похороны?

– Не настолько хорошо её знала, лейтенант. Говорит, не хотела показаться навязчивой.

– Ну да? Она знала что-нибудь о её семье?

– Я спрашивал, лейтенант. Сказала, что ничего ие слышала, но считала, та родом из Капской провинции.

– Но если она все это знала, почему же не пришла к нам?

– В этом все и дело, лейтенант. Говорит, ничего не знала о заметке в "Газетт". Была очень удивлена, когда я её показал.

– Тогда какого черта она приперлась к Абботу?

– Говорит, шла мимо, увидела траурное извещение и удивилась, с чего это умерла такая молодая девушка. Это её слова, лейтенант, я все записал.

– И что дальше, Вилли?

– Тоща она заглянула внутрь – хотела поговорить с Джорджем. Вы же знаете этих старух.

– Так это была старуха?

– Ну, точнее, пожилая женщина – лет шестьдесят пять.

– Ага. Говорите, она выглядела – гм, испуганной? Вы уверены?

– Тяжело сказать. Люди странно ведут себя с полицией. Сказал бы, что она нервничала.

– Ладно. Свое дело вы сдалали. Но я хотел бы поговорить с нею, может ещё что узнаем.

– Разумеется, лейтенант, я записал фамилию и адрес. Миссис Джонсон, Гледис Джонсон.

– Отлично. И где она живет?

– Биддулф Стрит, 169.

Ван Ниекерк уверенно подошел к карте и пальцем провел по Биддулф Стрит до номера 169. Зонда, взглянув туда, тут же деликатно вышел из комнаты.

Потому что, судя по карте, скромная пожилая женщина миссис Джонсон жила в здании обувной фабрики.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Крамеру не пришлось ничего говорить. Все сказал Ван Ниекерк, сказал про себя, потом вслух и повторял снова н снова.

– Значит, она солгала, – прервал его Крамер.

– Змея...

– Теперь не до этого, сержант. Ее нужно найти, если это ещё возможно. Лгала она не вам, а нам – полиция. Но почему?

Ван Ниекерк наконец перестал биться головой об стену.

– Ну... потому что хотела что-то скрыть. Скрыть свои отношения с девушкой.

– Верно. Но меня интересует этот адрес, который она высосала из пальца. Как она его выдала? Запиналась, думала или нет?

Ван Ниекерк прикрыл глаза.

– Нет, сказала все гладка Вначале номер. Я его записал. Потом улицу.

– Биддулф Стрит. Название она знала, но больше ничего.

– Наверняка назвала первую пришедшую в голову.

– Или единственную, которую знала в Треккерсбур-ге. Я хочу сказать, странно, что выбрала именно эту.

– Полагаете, она нездешняя?

– Вот именно, и потому считаю, что нужно поспешить с её розысками, пока не поздно.

– Можно по радио оповестить все патрульные машины.

Одна половина натуры Крамера была согласна с этим решением, другая против него.

– Как давно вы расстались с ней у Аббота?

– Минут десять-пятнадцать назад.

– Это не так много, попробуем позвонить вначале ему. – Крамер начал набирать номер похоронной конторы. – Может, он ещё что узнал.

Но Аббот напрасно чесал в затылке. Нет, он не спросил, где женщина живет. Ему и в голову не пришло. Крамер настаивал, чтобы тот вспомнил, что произошло после ухода Ван Ниекерка. Безрезультатно. – – Минутку, минутку, теперь он вспомнил – она о чем-то спросила мальчика, что на углу продавал газеты.

– Быстро к нему и спросите, что ей было нужно, – велел Крамер.

Ван Ниекерк вдруг щелкнул пальцами, взял лист розовой бумаги и напечатал на машинке несколько слов.

– Ну вот, – обернулся к ним Крамер, – спросила, как пройти на Биддулф Стрит. Вот это да! Спасибо, дружище. – Он перешел к карте. – Вот оно! Биддулф Стрит, конечная остановка пригородного автобуса! Как я не сообразил раньше! Вот оно!

– Мне ехать с вами, лейтенант?

– Будет лучше, если вы останетесь здесь, чтобы поддерживать связь с Зонди.

– Тогда, может быть, вы возьмете, с собой вот это? Крамер непонимающе взглянул на розовый листок.

– Основные данные, – пояснил Ван Ниекерк. – Что она собой представляла. Наконец-то он пригодился...

* * *

Зонди купил мороженое тому мальчишке, который под ухмылки приятелей наконец сознался, что ухаживал за Шу-Шу последние дни перед его исчезновением. Еще одну порцию Зонди купил себе.

Они сидели за памятником павшим в войнах, облизывали лакомство и беседовали. Разговор был нелегким, потому что и для самого бедного зулуса непереносимо, что кто-то узнает о выполняемой им женской работе, но ванильное мороженое оказалось сильнее.

– Значит, Шу-Шу обещал тебе раздобыть какую-нибудь обувку, да? равнодушно спросил Зонди.

– Нет, земляк, он обещал настоящие высокие ботинки.

– И что бы это дало?

– Я мог бы найти работу.

Зонди подмигнул, мальчик рассмеялся. Разумеется, говорил он это не всерьез. Он прекрасно понимал правила игры.

– А как он собирался их раздобыть?

– Мечатал стать богатым, как белый человек.

– А все белые богатые?

– Ну конечно.

Маленький розовый язычок наслаждался лакомством по капельке.

– Как же он мог разбогатеть? Работать не мог...

– Конечно нет, но Шу-Шу был хитер. Чтобы разбогатеть, ему достаточно было только шепнуть кое-кому пару слов – он так сам говорил.

Зонди нахмурился, дав понять, что не верит.

– Святая правда! Полицейским я никогда не лгу. Оба расхохотались.

– А кому же он их должен шепнуть, не говорил? Маленькое худое личико сморщилось.

– Не говорил, но я-то знаю!

– Правда?

– Этот крохотный фунтик уже скоро кончится.

– Загляни в карман.

– Ура!

– Ну, как видишь, землячок, не один ты специалист по карманам.

– Ладно, я скажу. Конечно, белым – кто же ещё мог сделать его таким же богатым, как они?

Тут он был совершенно прав.

Зонди заметил, как мимо мелькнул автомобиль Крамера, 'и вскочил, но слишком поздно. Да и вообще это была-глупая затея.

То, что ему сказал этот беспризорник, было интересно, но ни к чему не вело. И то, что он услышал от своих информаторов – тоже. И хотя вре охотно соглашались с мыслью о том, что всегда мог появиться новый ганг на высшем уровне, никто из них никогда не слышал о "Паровом катке".

* * *

Конечная остановка автобусов на Биддулф Стрит была практически пуста. Крамер, быстро оглядевшись вокруг, вошел в дежурке, где узнал, что большинство автобусов ушли около часу.

– И я не могу утверждать, не было ли в одном из них пожилой дамы в черном штапельном платьи и шляпке с цветами, – сказал дежурный.. – Можно, пожалуй, спросить у кассиров.

Те переправили его к контролеру, потом к носильщику, укладывавшему багаж. Никто ничего толком не помнил-то, что у миссис Джонсон была большая желтая сумка в клетку, могло быть хорошей приметой, но не помогло.

Крамер начал горько жалеть, что не взял с собой Ван Ниекерка. Сделанное тем описание оказалось недостаточным. Расхаживая по стоянке, он упорно старался не поддаваться логике, требовавшей взывать о помощи. Боже, от одной мысли об этом его мутило. Такого удовольствия он полковнику не доставит.

Тут его вдруг осенило. Вернувшись в дежурку, попросил одолжить ему на пять минут одну из сотрудниц. Та недовольно поморщилась, когда он попросил её проверить дамские туалеты, но все же пошла. А вернувшись, с ухмылкой сообщила, что никакой пожилой дамы она там не нашла, зато обнаружила, что в одной кабинке видны туфли, явно принадлежащие какому-то джентльмену. Крамер поблагодарил её.

Вот и все. Пора было возвращаться в машину и объявлять всеобщий розыск. И взять список автобусов, ушедших в час, пусть начальство организует розыск на всех остановках по трассе, и на конечных тоже.

Крамер миновал отгороженную площадку остановки для цветных, где, как обычно, было полно, и сел в свою машину, стоявшую у тротуара. Включил рацию. Кто-то как раз вызывал "скорую", так что нужно было подождать. Ну ничего, несколько минут ничего не решают, все равно все летит к черту. Жаль, что не вышло с туалетом. Неплохая была идея. Надо же, сколько этих цветных толчется вокруг туалета...

– Господи!..

Из дверей с надписью "Женщины-цветные" появилась щуплая пожилая женщина. Шла она неуверенно, словно против ветра, который пузырил её черное платье и трепал убогие розочки на шляпке. Неподалеку от него она присела отдохнуть, повесив свою желтую клетчатую сумку на спинку скамейки.

Крамер был тут как тут. Двумя руками обхватив её тонкое предплечье, прежде, чем она опомнилась направился к своему "шевроле".

– Что происходит? Куда вы меня ведете?

– Недалеко, мадам. Всего лишь в машину.

– Да кто вы такой?

– Полицейский.

– Что я такого сделала?

– Нарушили местные законы, – ответил Крамер. – Прошу в машину.

Нажав скрытый замок, надежно запер дверку. Обойдя машину, скользнул за руль.

– О каком нарушении вы говорите?

– Вы миссис Джонсон, не так ли?

– А... да.

– Ловко вы придумали – спрятаться от меня именно там. Как вы узнали, кто я?

– Как это – спрятаться? Где?

– В туалете для цветных.

– Так вы думаете, я там пряталась?

И она начала смеяться; смех был недолгим, но горьким. Его это удивило. Миссис Джонсон покопалась в глубине своей сумки, достала мятый носовой платок и утерла им нос.

– Вы в самом деле думаете, что я пошла бы в это ужасное место, если бы не нужда?

Теперь удивление перешло в шок. Все это для Крамера оказалось настолько неожиданным, что у него перехватило дух как у рисованного персонажа комиксов. Выглядело это смешно, но миссис Джонсон даже не улыбнулась.

– Может, мне это и сошло бы с рук, – тихо продолжала она, – но рисковать не стоит.

– Не стоит, – машинально подтвердил Крамер.

Он пытался взять себя в руки. Значит эта пожилая женщина – не белая. Чтобы осознать это, нужно было сделать над собой усилие, – выглядела она совсем не так. И говорила тоже. Но ещё и не такие веши случались.

– Посмотрите на меня, – потребовал Крамер. Миссис Джонсон медленно повернула к нему лицо. Он заметил, что она дрожит. И как-то вдруг постарела. Крамер начал сверху. Шляпка из мягкой черной соломки, украшенной атласными розами, которые давно уже оставили попытки подражать розам настоящим. Волосы под ними – седые, очень мягкие, нисколько не вьющиеся. Лицо широковатое, но не слишком. Что поражало, так это немая мука, стоявшая в глубоких карих глазах, у белков которых вовсе не было обычного для мулатов желтоватого оттенка, и в морщинках, глубоко врезавшихся по углам ласковых губ. Красивая шея была удивительно гладкой. Руки, крепко сжатые на черной юбке – сильные, но тонкие, с мелкими веснушками. Маленькие ноги.

Ясно было, что смешанной крови в ней – ничтожная доля. И когда-то миссис Джонсон должна была быть настоящим подарком для мистера Джонсона.

– Вы испуганы, – сказал Крамер.

Миссис Джонсон кивнула, с трудом владея собой.

– Почему?

– Не хочу неприятностей.

– Но если вы говорите неправду, то должны быть к ним готовы.

Она снова нерешительно кивнула.

– У вас нет ещё носового платка?

Миссис Джонсон послушно порылась в сумке и потрясла её, чтобы достать до дна. При этом на сиденье выпала вырезка из газеты.

Крамер взял её в руки и подержал так, чтобы показать заголовок: "Загадочная смерть загадочной девушки".

– Понимаете, о чем я? Одному из моих людей вы сказали, что не знали о полицеском расследовании обстоятельств смерти мисс Ле Руке.

– Он не сказал мне, какого расследования.

– Это не ваше дело. Еще вы сказали, что живете здесь, на Биддулф Стрит.

– Мне очень жаль.

– Вам жаль! Кто вас послал? Миссис Джонсон нахмурилась.

– Никто меня не посылал. Я взяла и приехала.

– Откуда?

– Из Дурбана.

– Почему?

– Я уже говорила тому, другому полицейскому..

– Что вы портниха и все такое?

– Я портниха.

– И вы знали мисс Ле Руке?

– Она была когда-то моей заказчицей.

– И тоже жила в Дурбане?

– Да.

Крамер долго смотрел в упор на миссис Джонсон. Та беспокойно шевельнулась, но взгляда не отвела.

– Ну ладно, – зачем вы приехали?

– Что-то меня просто заставило. Чудная была девушка эта мисс Ле Руке. Просто ужасно, что с ней такое случилось. Я прочла об этом и так расстроилась, что ни о чем другом и думать не могла. У неё была такая дивная кожа...

– При чем здесь это? – взорвался Крамер, теряя терпение.

– Я... я не знаю. Только я все время о ней думала.

– Почему вы солгали сержанту?

– Потому что я боялась сказать ему правду. Ведь я... Цветным нельзя .совать нос в такие дела...

Миссис Джонсон вообще слишком уже подчеркивала свои рассовые проблемы. Это, а также некоторые слабые места в её истории возбудили у Крамера сомнение, не был ли он все-таки прав и не сбежала ли она в тот грязный сортир для цветных только чтобы укрыться от него.

– . У вас есть с собой какие-то документы, подтверждающие, кто вы и где живете?

– Нет, никаких. Извините.

Крамер нахмурился но не рассердился. Миссис Джонсон была первым звеном цепочки, ведшей от мисс Ле Руке, и от неё явно можно было кое-чего добиться. Но основной проблемой было время. С момента появления сообщения в прессе началась гонка. Каждый прошедший час был в пользу убийцы. А судя по тому, как шли дела, ему до ночи не добиться от миссис Джонсон всего, что она знала. Жаль, что она такая старенькая и хрупкая.

Крамер понимал, в каком он положении. Были дни, когда он мог насладиться допросом, словно симфонией; с разнородными часами, четким контрапунктом и заключительным победным и ликующим финалом. Но были и другие дни, когда ему нужна была правда и только правда. Гершвин имел случай узнать, что это такое.

И миссис Джонсон, как показалось, тоже это почувствовала. Поставив на колени сумку, словно пытаясь защититься, она с возрастающей тревогой смотрела на молчащую фигуру рядом. Неожиданно лицо Крамера озарила спасительная мысль.

– Тело ещё не было формально идентифицировано, – сказал он. – Вы говорите, что знали мисс Ле Руке – поедем посмотрим, она ли это.

После долгого молчания женщина кивнула.

Крамер включил рацию. Узел связи отозвался почти сразу.

– Говорит лейтенант Крамер. Нужно передать срочное указание в похоронную контору Аббота. Указания следующие: через десять минут приготовить Ле Руке для формального опознания. Пусть приготовят стол. И передайте им, что это от меня. Ясно?

Дежурный подтвердил прием и отключился.

Формальное опознание было рутинной процедурой и не предполагало ничего чрезвычайного. Но если использовать стол вместо выдвижного ящика, то под безжалостным светом результаты деятельности доктора Стри-дома предстанут во всей красе. И это должно вызвать шок.

* * *

Телефонограмму принял Фартинг, ибо Аббот обедал в своем клубе. Это его весьма расстроило. Настолько расстроило, что он снова закинул ноги на письменный стол и решил не делать вообще ничего, пока у него не кончится обеденный перерыв. Последнее время ему приходилось нелегко, ведь он ещё и учился по вечерам. Пожалуй, это было даже потруднее, чем раньше, когда он работал санитаром.

Кроме того, он только что получил из Британского института бальзамирования новое пособие и глава о бактериологии его весьма заинтересовала. Придется ему предупредить шефа о том, как тот рискует, проделывая некоторые вещи.

Но тут его начала мучить совесть и он наскоро пролистал главу о хирургической реконструкции, чтобы взглянуть на иллюстрации. Они были прекрасны.

– Ну-ну, – твердил он сам себе; бродя по моргу, – а они-то: – Этого тебе никогда не сделать, Фартинг, образование не то... Посмотрим!

Он как раз открывал холодильник, когда вошли Крамер с миссис Джонсон. То, что он увидел, Крамеру не понравилось. Ему не нравилось, когда не выполнялись его приказы, и ему не нравился этот молодой человек. Слишком молод и слишком фамильярен.

И тут события приобрели совершенно неожиданный оборот. Фартинг выдвинул ящик. Миссис Джонсон удивительно торопливо кинулась к нему. Фартинг осторожно откинул простыню. Старушка тихо вздохнула.

При взгляде на неё что-то приковало Крамера к месту. Он понимал, что где-то уже видел это выражение лица, видел у кого-то другого, но никак не мог вспомнить, где; это было выражение крайнего отчаяния, такого глубокого, что становилось даже больно.

Фартинг заметил, что женщина пытается о чем-то спросить.

– Простите? – хотел он ей помочь.

– Остались... на её теле остались какие-то следы? Крамер одним прыжком оказался возле неё и схватил за руку.

– Почему вы об этом спрашиваете? Миссис Джонсон вырвала руку, лицо её залилось злым румянцем.

– Я вам уже говорила, молодой человек – у неё была дивная кожа.

И тут Крамер заметил, что и у неё прекрасная кожа, особенно когда её оживил этот румянец. И ещё он заметил такое, что перехватило дыхание. Увидев их вместе, мертвую девушку и старую женщину, стоявшую рядом, он понял, насколько они похожи, не целиком, но множеством мелких черточек.

– Вы её мать?

– Да. – Гордо прозвучало в ответ. Фартинг немного подождал, потом снова накинул простыню.

– На теле её не было никаких следов, миссис Джонсон, – спокойно сказал Крамер.

* * *

Гопал вовсе не был рад снова увидеть Зонди, но Муса – был. Четверг, заявил он, для него самый тяжелый день. На Траард Стрит собирается слишком много торговцев и слишком много коптящих грузовиков, – почему, он и сам не знает. Обычно он как-то сносит рев клаксонов и крики торговцев, но в четверг они его слишком отвлекают, так что трудно становится штудировать довоенное издание энциклопедии, которое он перечитывает уже в третий раз. И хотя он уже одолел главу "Ископаемые" и с нетерпением ожидал, когда наступит черед главы "Ислам", в четверг всегда разумно предпочитал углубиться в американские комиксы.

Зонди продолжал свою речь и объяснил ему судьбу Гершвина и двух его подручных. Они за решеткой, и на этот раз надолго.

– Грязная работа, – ворчал Муса, – чертовски грязная. Ты уже сказал об этом Гопалу?

– Он не любит видеть в своем магазине черных, если, разумеется, они не пришли тратить деньги. Муса вздохнул.

– Он крутой. Он очень крутой. Зонди позволил ему поразмышлять над недостатком хозяйского характера, а потом философски обронил:

– Есть работа и работа.

– Что вы хотите сказать, сержант?

– Существует множество разных занятий, чтобы заработать деньги.

– Ага, деньги! Только их Гопал считает главным. А я что, нет, двести раз ему говорю, что человека создает образование. Ему же только и нужно, чтобы в пальцах шуршали бумажки.

– Серьезно?

– Точно, точно. Он такой жадный, что когда я в тот вечер взял с полки пакетик бурских орешков, то их тоже вписал в свою расходную книгу.

– И ждет, что ты ему за них заплатишь? Муса рассмеялся смехом грустного клоуна.

– И все равно, откуда берутся деньга, а, Муса? Индус искоса взглянул на Зонди.

– Я не при чем, – мрачно заявил он и дал понять, что огорчен, когда Зонди расхохотался.

– Ты, конечно, человек образованный, Муса?

– Я изучаю жизнь,

– У тебя зоркий глаз и хороший слух? Можешь интеллигентно рассуждать?

– Этим я отличался всегда.

– Ладно. Хотел бы ты получить такую работу, где бы сам распоряжался своим временем – и даже тем, чем тебе заниматься?

– Нужно сказать, это очень интересно, сержант. А что за работа?

– Сейчас мы проверим твои способности, – ответил Зонди. – Будь внимателен.

Муса вначале не понял. Но до него сразу дошло, когда Зонди достал из кармана две однорандовых банкноты и сунул их меж страниц "Энциклопедии".

– Приличные деньги и никаких налогов, – шутливо подчеркнул Зонди.

– И чертовски опасные. Я мыслитель, а не человек действия, сержант.

– Это ерунда, Муса, нечего бояться. Я не думаю, что человек с твоим умом может попасться тем типам, что меня интересуют.

Муса поморщился.

– Всякое случается – протянул он полыценно, но осторожно.

– Но вряд ли случится снова, особенно теперь, когда ты столькому научился. Ну, как? Для тебя это может быть и маленькой местью, если договоримся.

Муса пролистал том до банкнот.

– А это за что? – спросил он.

– За подсказку насчет машины из Лесото.

– Так это вам помогло?

– Пока ещё нет – нужно узнать побольше, и быстро. Так что наш маленький подарок можешь считать залогом, если хочешь.

Говоря это, Зонди взял какую-то книжонку и удивленно взглянул иа обложку.

– Джеймс Бонд, – заметил Муса. – Ты о нем что-нибудь читал? Неплохо.

– Я о нем слышал, – ответил Зонди и небрежно воткнул книгу на место.

Муса надолго задержал взгляд на блондинке, сомлевшей в объятиях Бонда.

– Ну, мне нужно возвращаться, – бросил Зонди от дверей. – Ас этим делом надо бы поскорее. Может, ты успеешь до вечера, а, Муса?

* * *

Запах цветов был слишком силен. Крамера начинало от него тошнить, пока на складе похоронной конторы сидел возле миссис Джонсон, дожидаясь, пока та выплачется. Потом он решил зайти к фартингу, заодно и записать его показания.

– Ей там удобно? – спросил Фартинг, когда он подошел к стойке. – Меня так удивило, когда вы сказали, что наш выставочный зал не подходит. Никогда бы не подумал!

– Имя? – невозмутимо спросил Крамер.

– Джонатан Фартинг.

– Адрес?

– Я живу здесь, за магазином.

– Вы забирали ту девушку с Барнато Стрит?

– Да, я организовывал перевозку.

– Один?

– У нас есть одна из самых современных каталок, с поручнями и колесами.

– Понимаю. В связи с этим вы ничего не припоминаете?

– Все шло очень гладко. Там я её погрузил, тут выгрузил.

– Мне кажется, вы не относитесь всерьез к своей профессии?

– Честно говоря, лейтенант, меня эта сторона дела не слишком занимает. Меня скорее интересует...

– Меня это не интересует, Фартинг. Расскажите мне, что вы видели в доме.

– Ну, все обставлено было со вкусом, да? В спальне – очень красивые шторы, я Бог весть сколько ищу такие. Крамер тяжело вздохнул.

– А девушка? Ну, меня удивило, что она лежит так спокойно и аккуратно: и покрывало на постели, и все вокруг нетронуто. Да, ещё я чуть не забыл – я погасил её ночник.

– Он был включен?

– Да, но только он один. Только потом я заметил, что все остальное выключено.

– Но отпечатков пальцев вы не оставили. Как это?

– Можно сказать, разница между старой и новой школами. Я всегда в перчатках.

– Ага. – Крамер закрыл блокнот.

– Пожалуй, все, Фартинг. Но вот что скажите мне: почему вы не занялись мисс Ле Руке сами, а оставили это Абботу?

– Ну, на холоде это не к спеху. Кроме того ...

– Да-да?

– Я лично предпочитаю с женщинами не работать.

– А Аббот?

Но в эту минуту вошли три местных почтальона, у которых был выходной, все трое примерно одного роста, собираясь переодеться в форму носильщиков и заработать себе на пиво. Извинились за четвертого, который не смог прийти, – заболел.

Крамеру пришлось оставить Фартинга, в панике кинувшегося искать замену, и вернуться взглянуть, как там миссис Джонсон. Та сидела совершенно прямо, глаза сухие, уже без шляпки.

– Кто-то мою девоньку убил, – встретила она его.

– Да. И теперь вы поможете нам выяснить, кто это был?

– Если смогу.

– Спасибо, миссис Джонсон.

– На самом деле меня зовут Френсис. Джонсон – моя девичья фамилия.

– Но все-таки Гледис?

– Да.

– Отлично, Гледис, так будет лучше. Ваша дочь выдавала себя за белую.

Миссис Френсис едва заметно улыбнулась.

– Можно это назвать и так.

– Ловко у неё получалось, – заметил Крамер. – Нигде в доме – никаких следов её прошлого. И шпион бы не сумел лучше. Единственное, что я нашел маленькая фотография.

– Где она была?

В медальоне сердечком.

Женщина закусила губу.

– На ней был её отец.

– Послушайте, Гледис, было бы лучше начать с самого начала.

– Это необходимо? .

– Мне это может помочь понять все остальное. На неё это явно произвело впечатление. Крамер уселся в кресло, которое Фартинг притащил из часовни, и начал писать.

– Родились вы в Кейптауне?

Ее невеселый смех весьма удивил его.

– Почему вы, белые, считаете, что все цветные родились в Кейптауне?

– А где тогда?

– В Дурбане.

– И – ?

И авторучка Крамера уже почти коснулась бумаги, чтобы записать дату рождения. Но через миг рука его упала вниз.

– И родилась я белой, – сказала миссис Френсис. – Все мы родились белыми. Вся семья. И так белыми мы и жили.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

За эти годы Крамеру случалось записывать самые невероятные показания. От бессвязных нареканий на поведение соседских псов до коротких покаянных признаний родителей, не уследивших за своими детьми при купании. Не раз ему приходилось вносить в свой блокнот еле слышные, произносимые в агонии последние слова умирающих. Это должно было бы приучить его в любых обстоятельствах вести себя прежде всего как профессионалу – но тут он сдался уже после десятка страниц. Дал миссис Френсис выговориться, и только временами кое-что помечал. Мозг его требовал отдыха. Нельзя сказать, что он его получил.