Текст книги "Полуночный ковбой (сборник)"

Автор книги: Джеймс Лео Херлихай

Соавторы: Натаниэль Бенчли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 8

Дежуря на коммутаторе, Элис Фосс совсем сбилась с ног. До восьми утра по воскресеньям раздавалось, как правило, не более трех звонков. Шерман Прескотт, владелец газетного киоска, вызывал аэропорт, чтобы узнать, прибудут ли вовремя газеты из Бостона; преподобный Декстер Озгуд звонил сестре и читал ей окончательный вариант своей проповеди; Эвелина Оуэн, сборщица моллюсков, обращалась в бюро погоды за прогнозом. Эти звонки повторялись каждую неделю, иногда к ним добавлялся четвертый, но это уже был из ряда вон выходящий случай. Сегодня, однако, лампочки на пульте вспыхивали, как рождественская гирлянда, с того момента, как она подняла на ноги полицию. На каждой линии минимум троим приходилось дожидаться ответа. Руки Элис мелькали среди штепсельных вилок, проводов и переключателей, микрофон был весь влажный от пота, а в ушах у Элис раздавались треск и гул, даже когда она снимала наушники. Элис пыталась дозвониться Эстелле Кейбл, своей сменщице, но та вечером отправилась на торжество с солдатом из береговой охраны, и сейчас ее номер не отвечал. Элис уже почти жалела, что позвонила в полицию и передала сообщение мисс Эверетт.

Она была настолько занята, что не заметила, как открылась дверь и два парня в грубой черной форме подкрались к ней сзади. Элис почувствовала, как чья-то рука зажала ей рот, другая вцепилась в горло и сорвала ее со стула. Затем она увидела, как какой-то блондин с прямыми свисающими волосами кинулся к пульту, и услышала треск выдираемых проводов. Того, кто ее держал, она не успела заметить. Элис лягалась, извивалась в его руках и вырывалась как могла, но он не ослаблял хватку.

Золтин не знал, какие провода местные, а какие ведут на материк, поэтому обрубал все подряд. Работа кусачками шла медленно, и он решил воспользоваться пожарным топориком. Сняв его со стены, Золтин перерубал каждый попадавшийся на глаза провод и кабель. Вспыхивали синие искры, а один раз после яркой вспышки повалил дым. Наконец дело было сделано. В углу Крегиткин удерживал все еще брыкавшуюся телефонистку, но ее сопротивление мало-помалу угасало.

– Что будем делать с этой дамочкой? – поинтересовался он. – Надо ее связать или еще чего-нибудь, иначе она разорется, стоит нам выйти отсюда. А может, пристукнуть ее, как по-твоему?

Золтин опустил топор и поглядел на товарища.

– Смеешься, что ли?

– А что еще прикажешь с ней делать?

Неожиданно Крегиткин оживился, глаза его заблестели.

– Слушай, помнишь наш спор насчет американок? Вот мы все сейчас и выясним. Лучшего случая и не придумать.

Золтин успел позабыть свой спор с Хрущевским, поэтому не мог взять в толк, о чем говорит товарищ. Вспомнив, он сказал:

– Времени нет. Давай ее просто свяжем.

– Нет уж, дудки! Давай поглядим, что у ней за пазухой.

Не отрывая ладони ото рта Элис, Крегиткин попытался расстегнуть на ней блузку, но стоило ему отпустить ее руки, как телефонистка вонзила ногти ему в лицо.

– Ладно тебе, сучка глупая, – увещевал Крегиткин. – Прекрати, а то будет больно. Хоть бы помог, – упрекнул он Золтина.

Тот смутился.

– Давай лучше поищем веревку.

– Да хрен с ней, с веревкой! Иди сюда и подержи ей руки!

– Ты ее так совсем задушишь. Подумай, если бы ты был на ее месте, что бы ты делал?

Крегиткин ухмыльнулся.

– Я бы на ее месте не возражал.

Он вытащил нож и приставил его к спине Элис.

– Да успокойся ты, черт подери.

Элис не понимала слов, но почувствовала, как в спину уперлось лезвие ножа. Полубезумный взгляд ее распахнутых глаз взывал к Золтину о помощи.

– Эй, кончай, – поморщился Золтин. – Она может умереть от страха.

– Одной американской бабенкой меньше, какая разница? – ответил Крегиткин и ловким движением ножа распорол платье на груди Элис. Убрав нож, он развернул Элис к себе. Ткань разошлась, и Золтин заметил, что одна из лямочек комбинации заколота английской булавкой. Под комбинацией виднелся лифчик. Его размеры и форма были вполне обычные. Золтин не чувствовал ничего, кроме стыда, словно он подглядывал в окошко чужой спальни.

– Долго возиться будешь, – выговорил он смущенно. – На ней слишком много барахла накручено. Лучше уйдем.

– Пока всю ее не обдеру, с места не сдвинусь… – Крегиткин не закончил, ибо в этот момент в диспетчерскую вошла Эстелла Кейбл. Увидев, что происходит, она завизжала и стремглав вылетела на улицу. Она кричала все громче и громче. Казалось, один человек не может произвести столько шума и для этого понадобилась бы стая койотов да пара пожарных сирен в придачу.

– Насилуют! – вопила она на бегу. – Элис изнасиловали!

Крегиткин отпустил телефонистку, и она, набрав в легкие побольше воздуха, заорала что есть мочи. Он кинулся к выходу, а Золтин метнулся к задней двери и припустил по переулку. Вопли Эстеллы уже затихали в отдалении, но крики Элис слышались громко и отчетливо, а вместе они производили какую-то дьявольскую какофонию. Добежав до перекрестка, Золтин завернул направо и помчался, не разбирая дороги. Бежать, неустанно билось в его мозгу. Одна улица позади, вторая… Тут он увидел двоих мужчин, бегущих ему навстречу, и, резко взяв влево, перемахнул через невысокий белый заборчик; потоптал клумбу с желтыми хризантемами и, ввалившись в сарай, рухнул ничком. Несколько секунд он не двигался, тяжело дыша, потом осторожно встал, прикрыл дверь и разлегся в темноте.

Давно замечено, что в любой, самой критической ситуации всегда найдется, по крайней мере, один человек, который вообще не знает, что творится вокруг. На сей раз таким человеком оказалась миссис Эмили Луммис Рамболд Кобб Вардхилл. И вовсе не потому, что она ничем не интересовалась (ее бывшие мужья, господа Рамболд, Кобб и Вардхилл, могут засвидетельствовать, что от ее внимания не ускользнула ни одна мелочь в округе), а потому, что все ее друзья уже покинули остров на зиму, а местные жители не слишком охотно общались с ней. Эмили всегда старалась жить полнокровной жизнью, но в ней, однако, порой наступали продолжительные периоды одиночества, и тогда она искала утешение в акварелях и уходе за животными, которых она обожала. Акварели ее были посредственными, но что касается заботы о братьях наших меньших, то тут Эмили не имела себе равных. Любое животное, независимо от размера, породы и масти, которому случалось оказаться поблизости от ее дома, лаской или лакомым кусочком заманивалось внутрь. Протестовать было бессмысленно. Эмили совершенно не интересовало, что у животного могли быть какие-то свои планы. Зверюшку просто ставили перед фактом усыновления (или удочерения). Теперь Эмили готовилась к отъезду на зимний сезон в Нью-Йорк и была вынуждена распускать свой зоопарк. Кое-кого удалось пристроить к знакомым, некоторых она перепоручила заботам Общества за гуманное отношение к животным, но все же она оставалась пастушкой при порядочном стаде. На данный момент в доме проживали самец колли, четыре терьера, две кошки, длиннохвостый попугай, шесть хомяков, полевая мышь, три лягушки, черепаха и чайка. Чайку со сломанным крылом Эмили подобрала на пляже и хотела подержать дома, пока крыло не срастется, однако к тому времени чайка так полюбила сардины и тунца, что не выражала ни малейшего желания улетать, а Эмили была не из тех, кто способен лишить крова живое существо.

День Эмили начинался с того, что она собирала своих питомцев, приветствовала каждого в отдельности и устраивала общий завтрак. Сама хозяйка ела копченую свиную грудинку с гренками и пила кофе, а для животных на полу кухни выставлялся огромный таз, куда она клала пищу по вкусу каждого, а также витаминные таблетки.

Дома Эмили носила халат, не подчеркивающий ее формы, но и не скрывавший их. Природа наделила ее длинными ногами и массивной грудью. Движения ее были величавы, она, скорее, плыла, а не ступала по земле. Годы были милосердны к ней, они полировали ее внешность, а не царапали и стругали, отбивая края, как у старой мебели. Конечно, были царапины и отломанные уголки, но это не бросалось в глаза. Волосы Эмили, ослепительно рыжие в молодости, постепенно приобрели смешанный оттенок ржавчины и старого красного дерева. Она зачесывала их назад и собирала на затылке. В общем, Эмили была похожа на греческую музу, только слегка потрепанную.

Когда все животные были накормлены, Эмили наливала вторую чашку кофе и садилась у окна в гостиной. Дом ее был отнюдь не маленький, но, как большинство традиционных домов в Новой Англии[8], делился на множество небольших комнат – так было удобнее отапливать жилище в зимнюю пору. Эмили гордилась своей гостиной, обставленной в добрых старых традициях и тем не менее не выглядевшей излишне эксцентрично: латунная лампа с зеленым колпаком, сверкающая бронзовая люстра, металлическая грелка с длинной ручкой, стоявшая у камина, чиппендейловская горка с богатым набором бело-голубого веджвудского фарфора. Комната была небольшой, но уютной и, не считая собачьих волосков и других неизбежных следов пребывания животных, безукоризненно чистой. Эмили нередко думала, что здесь легко можно провести всю зиму, было бы с кем словом перемолвиться. Конечно, вполне можно разговаривать и с животными, размышляла она, но как это ни прекрасно, быть замужем все же лучше.

Вдруг снаружи донеслись топот бегущего человека, потом звук падения, быстрые шаги, и снова воцарилась тишина. Эмили прижала лицо к оконному стеклу, но ничего не заметила. От дыхания затуманилось стекло. Она прислушалась. Эмили была уверена, что шум раздавался именно в ее саду и, значит, кто-то там затаился. Она отставила чашку с кофе, зажгла сигарету и направилась в кухню, но оттуда тоже ничего не увидела, поэтому, плотнее запахнувшись в халат, вышла из дома. После домашнего тепла ей стало холодно, она задрожала. Она почти решила, что ослышалась, но тут ее внимание привлекли валяющиеся на земле три сломанные и раздавленные хризантемы. Наклонившись, она осмотрела следы, ведущие к сараю, где хранился садовый инвентарь. Дверь была прикрыта, и Эмили заколебалась. Одно дело, если туда забрался расшалившийся ребенок, а вдруг там укрылся беглый каторжник? Не дури, велела она себе, на острове никаких каторжников нет. Наверное, дети играют в прятки. Но какие дети будут играть в прятки воскресным утром в столь ранний час? Нет, это что-то другое. Это, должно быть… лучше я пойду и посмотрю, решила Эмили, и все станет ясно. Но на всякий случай…

Она вернулась в кухню и достала из ящика нож для разделки мяса. Неслышно подойдя к сараю, она осторожно приоткрыла дверь и разглядела чьи-то ноги, вытянувшиеся на полу. Эмили быстро затворила дверь. Ее горло сжалось, она дрожала от холода и страха. Она хотела было позвонить в полицию, но тут сообразила, что надо бы выяснить все поподробней: мертв этот человек, ранен или просто перебрал. Не может же она сообщить полиции, что у нее в сарае лежат чьи-то ноги. Там неохотно реагируют на такие звонки. Кроме того, Эмили не хотелось, чтобы в полиции подумали, будто она просто истеричка, страдающая манией преследования. Она настежь распахнула дверь и увидела на полу блондина лет двадцати пяти. Он лежал, раскинув руки по сторонам и полуоткрыв рот. Дыхание его было ровным и глубоким, как под наркозом.

– Ах бедняжка, – прошептала Эмили, – бедняжка.

Она опустилась на колени посмотреть, не ранен ли пришелец. Оказалось, что нет, только одежда его была изорвана, а руки исцарапаны. Она ласково дотронулась до его плеча. Золтин открыл глаза, потом отпрыгнул и забился в угол. Он следил за Эмили большими ярко-синими глазами и тяжело дышал.

– Не бойтесь, – проговорила она успокаивающе и поднялась с колен. – Не надо бояться. Вас никто не обидит.

Несколько секунд Золтин разглядывал женщину. Потом спросил:

– Кто вы?

– Зовите меня Эмили, – представилась она, пытаясь определить его акцент. – Этот дом и сад – мои. Откуда вы появились? За вами кто-то гнался?

Золтин кивнул.

– Полиция?

Золтин покачал головой.

– Тогда потом расскажете. Не хотите ли поесть? Вы завтракали?

На лице гостя расплылась широкая улыбка, которая очень понравилась Эмили.

– Я голоден, – сказал Золтин.

Эмили провела его в дом и только тут поняла, что все еще продолжает держать в руке нож.

– Кажется, он мне не понадобится, – смущенно проговорила она, убирая нож в ящик. – Присаживайтесь и расскажите о себе. Но прежде скажите, что бы вы хотели на завтрак?

– Все, что угодно. – Золтин смотрел на колли, который подошел и стал его обнюхивать. Он положил свою большую ладонь на голову собаки и почесал ее за ушами. – Хорошая псина, – добавил он.

– Это Ральф. Я назвала его так в честь моего первого мужа.

Эмили сняла со стены сковородку.

– Присаживайтесь. Яичница с ветчиной вас устроит? Вам нравится?

Золтин уселся за кухонный стол, а колли положил ему голову на колени.

– Да, – ответил он, – замечательно.

Эмили открыла холодильник и достала ветчину.

– Раз уж вы завтракаете у меня, разрешите спросить, как вас зовут?

– Золтин, – не сразу представился гость.

– Любопытная фамилия. Вы поляк?

– Нет, – ответил он, помолчав.

– Сколько кусков ветчины вам отрезать?

Золтин улыбнулся и пожал плечами.

Эмили отрезала четыре куска и бросила их на сковородку.

– Значит, вы, должно быть, русский, – догадалась она и добавила еще два куска. – Когда-то я была знакома с одним русским художником. – На сковородку отправилась новая пара кусков. – Бог мой, чуть не забыла, – спохватилась Эмили. – А ваше имя?

– Алексей.

Наступило молчание, прерываемое лишь шипением ветчины на сковородке. В кухню вбежали четыре терьера, пристроились рядом с колли и стали обнюхивать ботинки Золтина.

– У вас много собак.

Эмили с улыбкой оглянулась.

– Это братики-терьеры – Харпо, Гручо, Чико и Зеппо[9]. Гручо, веди себя прилично, здесь не место для твоих штучек. Ну-ка идите отсюда. – Она открыла дверь, и собачки засеменили прочь, стуча лапками по линолеуму. Эмили повернулась к раковине и попросила: – Расскажите о себе. Где ваш дом?

– Я родом из Смоленска, но немцы сожгли город и убили моих родителей.

– Ах! – Эмили уронила кусочек ветчины, но тут же подняла его и положила на салфетку. – И где же вы жили с тех пор?

– В разных детских домах. Потом пошел на флот.

Эмили думала о словах своего гостя, но не понимала, о каком флоте он говорит. Потом сочла, что это не столь важно. Гораздо важнее другое: ее гость – сирота.

– Вы, наверное, были очень одиноки?

– Да, – ответил Золтин. Потом улыбнулся и сказал: – Мне всегда хотелось увидеть Америку. Я читал все американские журналы, которые удавалось достать, – Золтин запнулся и вспомнил свой спор с Хрущевским. Эмили была ничуть не похожа на дам из «Вога», так что спор Золтин явно проиграл. Потом он вспомнил о Крегиткине и телефонистке. – А что значит по-английски… – и Золтин сказал Эмили слово, которое без конца выкрикивала подруга телефонистки, «насилуют!».

Повернувшись, Эмили изумленно уставилась на гостя.

– Что? Где вы слышали это слово?

– Прочитал в журнале, – быстро выпалил Золтан. – Кажется, в «Воге».

Эмили рассмеялась.

– Ну в «Воге» как раз вряд ли. Разве что там рекламировали новые духи. А вы любите читать, верно?

– Стараюсь. А у вас есть старые журналы? Я бы почитал.

– Мансарда доверху завалена ими. После завтрака мы поднимемся и посмотрим.

– Отлично.

– Должна заметить, у вас широкий кругозор, от «Вога» до… впрочем, что это я? – Эмили достала коробку с яйцами и разбила четыре на сковородку. – Это для начала, – пояснила она. – Если окажется, что недостаточно, добавим. А вы знаете, я слышала, что русские… ладно, Бог с ними.

Мысли Эмили были далеко, и она случайно бросила яйцо на сковородку вместе со скорлупой. В кухню бесшумно вошла кошка и потерлась спиной о ножку стула, на котором сидел Золтин. Он убрал руку с головы колли, чтобы погладить кошку.

– Еще одна… Сколько же у вас их всего?

Эмили все еще думала о своем.

– Простите, что вы сказали?

– Я спросил, сколько у вас всего животных?

– Это Гас. Его назвали… а, вы спрашиваете, сколько всего? Понятия не имею, кажется, пятнадцать или двадцать. Большинство я уже раздала по домам, к сожалению, всех увезти я не смогу, не поместятся в машине.

– Мне нравятся люди, которые любят животных, – вставил Золтин.

Эмили отстранение улыбнулась.

– Это приятно, – ответила она и положила яичницу в тарелку.

Золтин набросился на еду. Утолив первый голод, он проговорил с набитым ртом:

– Я никогда не пробовал такой вкусноты. У вас всегда так хорошо едят?

– Конечно, нет. На обед у меня совсем другое.

– Я не представляю, что может быть лучше, чем это.

– Оставайтесь на обед и увидите.

Золтин рассмеялся и снова принялся за яичницу.

– Вот это будет номер! Хорошую свинью я им подложу.

– Кому?

Он продолжал смеяться.

– Многим.

– Надеюсь, вы не имеете в виду что-то плохое?

Золтин покачал головой и доскреб вилкой остатки яичницы.

– Значит, решено – вы остаетесь обедать. А теперь, если не расхотели, посмотрим журналы. – Она взяла гостя за руку и повела по крутой лестнице с узкими ступеньками наверх, мимо спальни, украшенной драпировками из тонкой кисеи, потом по еще более крутому пролету в мансарду. Из маленького полукруглого окна падал тусклый свет, но Эмили зажгла электричество. Золтин увидел, что мансарда доверху заставлена старой мебелью, пачками журналов и тюками с одеждой. В углу находилась тахта, покрытая индейским одеялом. На нем были разбросаны мягкие цветные подушки.

– Тут было мое убежище, – пояснила Эмили. – Еще девчонкой я прибегала сюда покурить. – Она помолчала и многозначительно добавила: – А потом у меня были здесь и другие дела…

– Я никогда не видел столько журналов, – перебил ее Золтин. – Можно мне прочитать все?

– Выбирайте, – любезно предложила Эмили. – Устраивайтесь поудобнее, а я помогу вам с переводом.

Она царственно подошла к тахте, села и похлопала по одеялу. Из-под ладони поднялось облачко пыли.

– Бог мой, – вздохнула Эмили, – сколько воды утекло с тех пор, когда я использовала это ложе в последний раз…

Она сунула вылинявшую зеленую подушку за спину и откинулась назад. Однако полулежать ей было неудобно, и Эмили снова села.

Из пачки «Нэшнл джиогрэфик»[10] высотой в два фута Золтин снял верхний и пролистал его. Потом взял еще один.

– Я таких не видел, – признался он. – Что это за журнал?

– Не думаю, что он вас заинтересует, – ответила Эмили. – В нем пишут о разных странах. В следующих связках – старые подшивки «Эсквайра». Они, по-моему, вам больше понравятся. В те времена журнал еще не был чисто литературным.

– Мне все интересно, – заявил Золтин. – И о разных странах тоже хочется узнать. – Он забрал три журнала. – Где можно присесть?

У окна стояло потрепанное кресло-качалка, и Золтин направился к нему.

– Садитесь сюда, – предложила Эмили, выбивая из одеяла новое облачко пыли. – Я не смогу вам переводить, если вы будете так далеко от меня.

Золтин, смущенно улыбаясь, расположился рядом с Эмили.

– Как скажете, – промолвил он, – я не хочу, чтобы вы думали, будто я… как это сказать?.. навязываюсь.

Эмили уставилась на него.

– Господи Боже, вы и это слово знаете?

Золтин со смехом пожал плечами.

– Я же говорил, что стараюсь много читать.

– Не сомневаюсь. Но не думайте об этом, расслабьтесь. Нельзя же все время ждать подвоха.

– Да?

– Я вовсе не думаю, что вы навязчивы. Скорей, наоборот, слишком робки…

– Ну тогда хорошо.

Золтин раскрыл журнал. Эмили придвинулась поближе, чтобы видеть текст. Хотя она и не прикасалась к Золтину, он ощутил теплоту ее тела. У него слегка кружилась голова, нереальность происходящего пугала. Он вцепился в журнал, как в поручни корабля во время шторма.

– Посмотрим, – произнес он, вникая в первую статью. – «Прогулка по Шотландии к гротам Иоанна». Что значит «гроты»? Это животные?

– Нет, это вовсе не козы, если вы их имеете в виду[11], – ответила Эмили. – Это название местности.

– Понятно. – Золтин пощелкал ногтем по цветным фотографиям шотландцев в юбочках на фоне вересковых пустошей и перешел к другой статье. – «Как работает сердце у кита», – произнес он вслух. – Очень интересно. Так как там у него?

– Так же, как у человека, только сердце побольше. Вы когда-нибудь ощущали близкое биение человеческого сердца?

Увлекшись статьей, Золтин не отвечал. Он читал внимательно, шепотом произнося слова. Спустя минуту Эмили вздохнула, достала из кармана сигарету и зажгла ее.

– Хотите закурить?

Золтин отказался. Тогда она глубоко затянулась, выдохнула дым и достала из стопки еще один журнал.

– Этак я тоже увлекусь, – произнесла она слегка разочарованно. Перед ней красовалась фотография полинезийки, обнаженной по пояс. Грудь ее вздымалась, как парус корабля при попутном ветре. Эмили прикинула ее габариты на себя и решила, что сравнение в ее пользу.

– А еще расписывают соблазны Южных морей, – произнесла она вполголоса. – Ерунда!

– Извините, – встрепенулся Золтин. – Что вы сказали?

– Ничего. – Эмили перевернула страницу. – Я испытываю удовлетворение.

– Странное выражение. Что оно означает?

– Ну, в данном случае… то есть я рада, что не похожа на эту островитянку.

– Я тоже, – потупился Золтин.

Эмили отложила журнал.

– Наконец-то мы пришли к чему-то общему.

– А вот пишут, что сердце у мыши делает от пяти до шести сотен ударов в минуту, – сказал Золтин.

– Невероятно, – изумилась Эмили. – Они, наверное, в обморок падают. У меня сейчас ударов сто, а уже голова кружится. Дайте-ка взглянуть.

Эмили почти легла на колени Золтина, изучая статью. Он вдыхал аромат ее волос, от которого все внутри у него замирало. Разумом он понимал, что надо уходить, но долг отступал перед велением души. На память пришли Лысенко, Василов, Крегиткин. Тупая боль заныла в желудке, стоило вспомнить о Крегиткине и телефонистке. Крегиткин, его друг, вел себя не лучше, чем немцы, разорившие его дом. Это так потрясло Золтина, что все его чувства перепутались и смешались между собой. Он не мог разобраться в себе, не мог даже хорошенько подумать, что делать дальше. Он просто ощущал, что сейчас его окружает совершенно другой мир – нежный, теплый и благоухающий ароматом, и уйти из него он не может и не хочет. Но нельзя поддаваться искушению – это в какой-то степени искупит вину Крегиткина. Он откинулся назад и, опираясь на локти, слушал чтение Эмили. Им стала овладевать дремота.

– Ну что вы об этом думаете? – спросила Эмили. Увидев, что Золтин клюет носом, она тихо добавила: – Вы что-нибудь хотите?

Он слабо улыбнулся и качнул головой.

– Я устал, вот в чем дело.

– Что же вы не сказали раньше?

Она встала и протянула руку.

– Пойдемте.

– Куда?

– В постель. Зачем притворяться, если вы уже наполовину спите?

Эмили помогла Золтину встать и повела вниз по лестнице в свою спальню. Он присел на краешек кровати, а Эмили сноровисто стащила с него рубашку, стянула брюки, носки и ботинки, потом откинула покрывало, и обессиленный Золтин еле сумел повернуться и вытянуть под него ноги. Она укутала его и собралась уходить. Золтин сказал еле слышно:

– Попозже сделаете для меня кое-что?

Эмили обернулась.

– Конечно. А что именно?

– Отвезите меня к вашему главному…

– К кому?

Золтин пробормотал еще что-то и погрузился в сон. Эмили долго разглядывала его, потом прикрыла за собой дверь и подергала, проверяя, защелкнулась ли она. Хотела бы я, чтобы дверь запиралась снаружи, подумала Эмили, но тут же с негодованием решила, что, если ей нужен замок, чтобы удержать у себя мужчину, значит, она уже никуда не годится. Нет, до этого ей пока далеко! Эмили бодро сбежала по ступенькам.