Текст книги "Полуночный ковбой (сборник)"

Автор книги: Джеймс Лео Херлихай

Соавторы: Натаниэль Бенчли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Я написал об этом в своем рапорте! – выкрикнул он. – Требую, чтобы его судили за покушение на жизнь советского офицера!

– Да заткнитесь вы, Лысенко, – отмахнулся капитан. – Хотите подать рапорт, делайте это по уставу.

– А этот лодочник, – не унимался Лысенко, – нас подорвал! Это форменная диверсия! Его нужно расстрелять!

– Лысенко! Здесь я решаю, что делать, – одернул его капитан. – Ступайте вниз и не мешайте мне. – Лысенко злобно уставился на командира. – Я сказал – вниз! – неожиданно капитан сорвался на крик, и Лысенко исчез.

– Как вы ухитрились взорвать свою лодку? – поинтересовался капитан у пленника.

– Для этого нужно немного – бензин да горящая сигарета, – ответил тот.

Капитан подумал и кивнул.

– Весьма хитро, – одобрил он и ненадолго погрузился в размышления. Потом заявил бесцеремонно: – А ведь действительно вас придется расстрелять. Если, конечно, вы не желаете плыть с нами. Может быть, вы хотите стать гражданином Советского Союза?

Гарни рассмеялся.

– Судя по вашим людям, моряки у вас – не блеск. Предпочитаю иметь дело с нашими.

Капитан снова кивнул.

– Да, вы видели не самых лучших, – согласился он. – Будь у меня умный замполит, мы побеседовали бы, но… – Капитан поглядел на Польского и спросил: – Как Василов себя чувствует? Он в состоянии говорить?

Польский с улыбкой покачал головой.

– Мочь-то он может, но вряд ли станет. Ему залепили в челюсть, и почти все передние зубы вылетели.

– Ага, – с явным удовлетворением хмыкнул капитан. – Ну что ж, приятно побеседовать в пути можно и без него, так даже лучше, – добавил он.

И тут же задумался: о чем он говорит? Приятная беседа на обратном пути… нет, надо думать прежде всего о неприятных последствиях, ожидающих его по возвращении. Лично он сумел бы как-то объяснить исчезновение Золтина, но рапорт Василова в политуправление уничтожит малейший шанс на алиби и, скорее всего, положит конец его службе на подлодке, да и вообще на флоте. К тому же среди офицеров его поддержат немногие. Лысенко, на которого он в свое время возлагал большие надежды, оказался совершенным подлецом и законченным эгоистом. То, как Розанов вел себя с ним, своим командиром, на свалке, показывало, как мало на него можно положиться. Значит, надо любой ценой не дать Василову написать рапорт, а это значит, что его надо убрать. Каким-то образом Василов и пленник до прибытия в Ригу должны исчезнуть. Капитан сказал Гарни:

– Я думал обменять вас на моего рулевого, но…

Левый вахтенный крикнул:

– Судно по курсу два-семь-ноль! Похоже на торпедный катер.

Капитан повернулся и поднес к глазам бинокль. Потом скомандовал:

– Очистить палубу! Приготовиться к погружению.

На палубе поднялась несусветная суматоха, люди прыгали в люк на плечи друг друга. Кто-то схватил Гарни, швырнул вниз, и он с грохотом рухнул на пол. Другие вокруг него тоже падали. Дважды прозвучала сирена. Сверху и снизу захлопывались крышки люков. Чей-то голос по внутренней связи выкрикнул: «Это катер Береговой охраны». Капитан, встав у перископа, скомандовал:

– Погружение пятнадцать метров, угол – пять градусов.

Все затихло, когда остановились дизели и включились электромоторы. Подлодка слегка накренилась на нос.

– Принять балласт, – приказал капитан. Раздалось шипение забортной воды, заполняющей резервуары. – Поднять перископ!

Матрос щелкнул переключателем, и перископ со скрипом пошел вверх. Из люка над головой тонкой струйкой полилась вода, стекая по трубе перископа, но на это никто не обращал внимания. Держась за рукоятки, капитан поворачивал его, припав к окулярам.

Матрос посмотрел на секундомер.

– Пятнадцать секунд, – доложил он.

– Вышли на пятнадцать метров, – прозвучал голос из динамика. – Под килем всего десять.

– Убрать перископ, – сказал капитан. – Полный вперед.

Послышались глухой стук и лязг рычагов, шипение и гул машины.

– Катер мог нас и не заметить, – произнес капитан как бы про себя. – Через несколько секунд узнаем наверняка. – Он обернулся и увидел сидящего на полу Гарни. – Ну, кажется, вам все-таки придется плыть с нами, – обратился он к нему по-английски.

– Пока да. Только далеко ли вы уплывете?

Капитан покачал головой и улыбнулся.

– Меня не пугает этот катерок. То, что он идет за нами, неприятно, но не более того.

– Шум винтов по курсу два-пять-пять, – прозвучало из динамика. – Скорость около пятнадцати узлов.

– Поднять перископ, – приказал капитан. Он быстро осмотрел поверхность и дал команду: – Ложимся на дно.

Подлодка опять накренилась на нос. Несколько минут царило молчание. Потом из динамика донеслось:

– Шум винтов по курсу два-шесть-ноль. Судно приближается к нам, имеет на борту эхолот.

– Готовьтесь к атаке глубинными бомбами, – произнес капитан. – Стоп машины.

Воздух на подлодке становился все более спертым, было душно. Стояла полная тишина. Единственным признаком того, что лодка движется, была трепещущая стрелка глубиномера, а вскоре и она остановилась.

– Мы на грунте, – доложили по внутренней связи.

Гидроакустик прижал наушники к ушам, коснулся кнопки приемника и произнес:

– Курс два-восемь-пять. Он над нами. Нас пока не обнаружил.

Кто-то кашлянул.

– Тихо! – зашипел капитан.

Все моряки уставились вверх, словно пытались разглядеть корабль-охотник. Лица их блестели от пота, а кое-кто уже снял тельняшки. Гарни, не знавший ни слова по-русски, тем не менее понял, что происходит. Обхватив колени руками, он сидел в луже собственного пота и ждал. «Если я выберусь отсюда живым, – говорил он себе, – то никогда больше не выйду в море, даже рыбу ловить не стану. Буду проводить на острове круглый год, ни за что не уеду, даже заикаться об отъезде не буду. Обоснуюсь на острове, буду жить спокойно и счастливо, всем доволен. А если кто-нибудь будет мне советовать уехать, я отвечу, что в мире нет для меня другого места. Дайте мне только выбраться из этой передряги, это все, что я прошу».

– Курс два-девять-три, – сказал акустик. – Он уходит… нет! Он обнаружил нас и направляется обратно.

«Интересно, что это за катер, – думал Гарни. – Если тот, что базируется на острове, то на нем нет глубинных бомб или, по крайней мере, не было в последний раз, когда я там был. Утешение, однако, слабое: обнаружив подлодку, он тут же наведет на нее самолет. Но если это катер с острова, тогда им командует Джо Розелла, а он вчера здорово надрался в «Пальмовой роще» и, стало быть, сейчас не только подлодку, но и авианосец не разглядит. Господи, сделай так, чтобы катер вел Джо. Окажи такую милость, дай нам шанс выжить!»

– Он разворачивается для атаки, – доложил акустик, – приближается… проходит над нами…

Один за другим раздались два взрыва, чуть погодя – третий. Подлодку с силой швырнуло набок. Лампочки замерцали, на корме что-то треснуло. Люди в оцепенении смотрели друг на друга.

«Нет, вряд ли это Джо Розелла, – подумал Гарни, должно быть, кто-нибудь другой».

– Он взял слишком большое упреждение, – произнес капитан, – думал, что мы движемся.

– Он поворачивает, – докладывал акустик. – Готовится ко второму заходу… Сейчас ищет в другом квадрате… По-моему, он нас потерял… Удаляется…

Моряки чуточку расслабились, некоторые уселись на пол.

– Курс один-два-семь, – доложил акустик. – Уходит… возвращается, снова нас засек, вот он… атака!

На сей раз взрывов было всего два, но они раздались ближе. Подлодку накренило и затрясло. Свет погас, инструменты, утварь, штурманские карты летали по рубке в темноте. Сверху сыпались куски изоляционной пробки, и воздух был густо напитан пробковой пылью. Включились красные сигналы тревоги, бросавшие резкий свет на осунувшиеся лица. Откуда-то донеслось журчание воды.

– Здесь нельзя оставаться, – решил капитан. – Мы должны уйти на глубину.

– Еще одно попадание, и мы вообще никуда не уйдем, – заметил Розанов. – Предлагаю всплыть на поверхность.

– Идиот! – обрубил капитан. – Если катер рядом, то самолеты прилетят через несколько минут. Всплыть на поверхность! В нашем положении хуже не придумаешь.

– А разве нам уж очень хорошо? – ответил Розанов. – Хуже, по-моему, некуда.

– Курс два-семь-пять, – доложил акустик. – Он поворачивает.

– Еще одна бомба – и с нами покончено, – сказал Розанов, повышая голос. – Надо что-то предпринять, и поскорее.

Капитан в ярости обвел глазами рубку. Тут ему попался съежившийся в углу Гарни. Лицо капитана посветлело, он крикнул:

– Лысенко! Ко мне.

Появился Лысенко.

– Вызывали? – спросил он ровно и безразлично, глядя мимо капитана.

Капитан показал на Гарни.

– Возьмите его и вытолкните на поверхность через торпедный аппарат. Живо!

Лысенко уставился капитану в глаза.

– Что?

– Вытолкните этого человека через торпедный аппарат. Выполняйте!

– Товарищ капитан, к чему это? Наша позиция будет раскрыта.

– Американцы ее уже знают, – ответил капитан, – но если увидят в воде своего, бомбить не станут, а пока его вытащат, мы удерем. Действуйте, и поживей!

– О Господи, – выдохнул Лысенко и сказал Гарни по-английски: – Ступайте за мной.

– Предположим, они все же бросят бомбы, – продолжал Розанов, – что тогда?

– Как кишки в воде увидят – перестанут, – сказал капитан.

Он подумал, а может быть, сейчас избавиться и от Василова, но решил, что лучше подождать. Замполита следует ликвидировать ночью, когда всплывем на поверхность. Удар гаечным ключом, толчок, и с Василовым кончено.

Лысенко кубарем скатился по трапу, Гарни – за ним. Они прошли в торпедный отсек. Со всех сторон доносилось журчание воды, словно они попали в грот под водопадом. Торпедисты молча глядели на них широко раскрытыми глазами. Лысенко подошел к сооружению, напоминающему стальную бочку, наклонно уходящую под потолок, и отомкнул дверцу в ее днище.

– Вот, – начал он, указывая наверх, – слушайте внимательно. Залезайте сюда, и я закрою дверь. Затем повернете этот клапан, – Лысенко махнул в сторону латунного колеса, – и пустите воду, пока она не дойдет до верхушки двери сбоку. Потом открываете ее и окажетесь за бортом. Поняли?

– А как насчет акваланга? – спросил Гарни. – Чем дышать прикажете?

– Нет у меня акваланга. Захватите в легкие как можно больше воздуха и выдыхайте, пока будете подниматься на поверхность. Не задерживайте дыхание, иначе легкие разорвет. И не поднимайтесь быстрее, чем пузырьки воздуха, следите за ними, и все будет в порядке.

– Благодарю. Тронут вашей заботой, – отозвался Гарни.

– Не теряйте времени. Если катер сбросит бомбу, пока вы в воде, вас разорвет в клочья.

– Спасибо за предупреждение.

Поколебавшись, Лысенко выдавил:

– Счастливый ты. А я должен оставаться здесь.

– Да, пожалуй, вы правы, если вдуматься, – ответил Гарни. – Ваше положение не назовешь блестящим даже по сравнению с моим.

При помощи Лысенко он вскарабкался в трубу высотой около семи футов и шириной примерно три. Над головой тускло светила лампочка. В ее мерцании Гарни разглядел датчики, определяющие давление воздуха в глубину. Верх боковой двери, сквозь которую он должен выйти, находился на уровне груди. Заслонка внизу лязгнула, закрываясь, и Лысенко дважды постучал по ней. Гарни повернул латунное колесо, морская вода вспенилась вокруг его ног. По мере того как она прибывала, температура в трубе становилась выше и выше. Циферблаты запотели, на них ничего нельзя было разобрать. У Гарни заложило уши, он открыл рот и дважды судорожно глотнул воздух. Вода прибывала быстро, в горячем воздухе сильно ощущался металлический привкус. Хотя вода была холодной, Гарни вспотел, пока она дошла ему до груди. Тогда он закрутил колесо, шагнул вперед и раздраил дверь, ведущую в полную темноту. Гарни сделал три глубоких вдоха. Сердце отчаянно колотилось, глаза болели. Нырнув, он проплыл через дверцу и принялся на ощупь искать путь на поверхность… Он различал слабый свет над головой и черный силуэт башни на палубе. Гарни еще не успел оторваться от лодки, как почувствовал, что она вздрогнула и заскользила прочь от него. Поднимаясь, он понемногу выпускал воздух из легких.

Подлодка удалялась и наконец исчезла во мраке, взбивая винтами песчаные облачка со дна.

Вода посветлела, стала зеленовато-серой. Гарни изо всех сил старался не обгонять в подъеме пузырьки воздуха. Он гнал от себя мысли, что случится, если катер снова начнет атаку. Слегка обнадеживало то, что шума винтов совсем не было слышно.

Когда в конце концов Гарни выплыл на поверхность, он с трудом отдышался. Сначала он ничего не видел, кроме мелких легких волн. Потом ярдах в трехстах он рассмотрел катер, плывущий в прямо противоположном от подлодки направлении.

«Тоже мне охотники, – презрительно подумал Гарни. – Нет, все-таки на катере Джо Розелла».

ГЛАВА 19

Спустились сумерки, когда последние участники Битвы на Свалке пришли в город. Агнес и Эмили отвезли тех, кто нуждался в медицинской помощи, в больницу. Остальные предпочли добираться пешком, не дожидаясь, пока за ними приедут. Как правило, воскресными вечерами на Главной улице было тихо, но сегодня повсюду светились яркие огни, а люди сновали взад и вперед, словно празднество, начавшееся в субботу, продолжалось. Оборванное знамя по-прежнему болталось на дереве рядом с аптекой, но футбольный матч, конечно, был давно забыт. Все говорили только о русских, у каждого имелся свой рассказ, и почти никто не слушал других. Пронесся слух, что Роланда Гарни увезли на подлодке. Одни говорили, что его захватили в качестве заложника, другие – что он перебежал к русским, третьи – что его поймали на борту и расстреляли. Все знали, что здесь каким-то образом замешана учительница, и решили, что вина лежит на ней. Это так на нее похоже, судачили обыватели, мало того, что сама не в свои дела лезет, так еще и других тянет. Но тут кто-то сказал, что ее все равно скоро уволят, так что нечего зря трепаться. Просто мы лишний раз убедились, что бывает, когда чужаки вмешиваются в наши дела. Ничего хорошего из этого никогда не получалось и не получится.

Машина Джиффорда, где сидели также Оррин Уитлок и Фендал Хокинс, который молча курил всю дорогу, остановилась у «Пальмовой рощи». Разбитое окно было заставлено досками, но свет, проникавший сквозь щели, и шум, доносившийся изнутри, свидетельствовали, что жизнь там кипит как обычно. Джиффорд повернулся к Уитлоку:

– Не желаешь ли пропустить со мной стаканчик? От всей этой езды в горле пересохло.

– Охотно, – отозвался Уитлок. – Я никогда раньше здесь не был, и сейчас самое время наверстать упущенное.

Он оглянулся на Хокинса, который сидел, зажав саблю между колен.

– Ты пойдешь?

Хокинс покачал головой.

– Я же мясник. Где уж мне пить с такими благородными…

– Да прекрати ты, ради Бога! – перебил его Уитлок. – Ты бы остался командиром, если бы не стал выламываться. А сейчас чего уж говорить… Вылезай, пойдем выпьем.

Хокинс молча положил саблю на сиденье и вылез.

Троица прошла в «Пальмовую рощу», где их шумно приветствовали. Заказав выпивку, Уитлок оглядел помещение.

– Вот тут, значит, как, – сказал он. – Я частенько воображал себе это местечко.

– Обычно здесь бывает потише, – произнес Джиффорд, – но сегодня все словно с ума посходили.

Когда принесли заказ, Хокинс быстро опорожнил свой стакан и поставил его на стойку.

– Еще порцию, – потребовал он раздраженно.

Бармен налил еще. Со вторым Хокинс разделался так же быстро.

– Повтори, – заявил он бармену.

– Не торопись, Фендал, – заметил Джиффорд. – На войну ты уже все равно опоздал.

– Не учи меня, – огрызнулся Хокинс.

Джиффорд пожал плечами и обратился к Уитлоку:

– А может, он и прав? Я сам, когда дела идут неважно, пью одну за одной. Кстати, как твоя нога?

– Я и позабыл про нее, – сказал Уитлок.

Дверь распахнулась, и вошли усталые Палмер и Джонс. Уитлок их увидел, поманил к себе и предложил выпить за его счет.

– Не знаю, право, – проговорил Джонс. – У меня такое чувство, что выпивка меня тут же свалит с копыт. Ладно, выпью водки.

Палмер бросил взгляд на часы, висевшие над стойкой.

– Я тоже пропущу стаканчик.

– Две порции водки, – заказал Уитлок. – А мне – виски. Сэм, а ты как?

– С удовольствием. Гулять, так гулять.

Когда выпивка стояла на столе, Уитлок поднял стакан за Джонса.

– Будь здоров. Я тебе завидую.

От удивления Джонс поставил свой стакан, не выпив.

– Почему?

– Дважды в жизни я надевал форму, а участвовать в военных действиях так и не довелось. Первый раз, когда служил интендантом, второй – сегодня. Чувствуешь себя вроде как неполноценным.

Джонс выпил и улыбнулся.

– Не глупи, – сказал он. – Тебе страшно повезло.

– Тебе хорошо говорить…

– Слушай, драка хороша только тем, что о ней потом можно трепаться сколько душе угодно. А уж если даже этого не можешь, значит, в драке тебе совсем не повезло.

– Тебе-то как раз есть о чем рассказать.

– Так ведь этого мало. Надо еще и уметь рассказать, иначе удовольствия никакого. Иной, может, в аду побывал, а как начнет рассказывать, двух слов связать не может.

Уитлок не ответил, потом выпил и предложил:

– Пойдемте ко мне в гости.

Джонс покачал головой.

– Спасибо, но мне что-то не по себе. Пойду прилягу.

– Сэм, а ты? Заглянешь на минутку?

– Я бы рад, но нужно идти домой учить роль. На следующей неделе мы ставим «Пигмалиона».

– Да брось, здесь же ты не отказываешься. Какая разница, пить тут или у меня дома?

– Дело прежде всего в твоей жене, – объяснил Джиффорд. – Вряд ли ей понравится, если ты приведешь в дом кучу народа из «Пальмовой рощи». Да ты и сам это знаешь.

Уитлок вспомнил, как жена аккуратно убирала фамильное серебро, и улыбнулся.

– Она же раньше никого отсюда не знала и познакомится, мне кажется, с удовольствием. Да и что вы о себе думаете, в конце концов! Вы все – герои. Бармен, еще по одной!

– И мне тоже, – заявил Хокинс. – Только посчитай отдельно. Наверняка на меня приглашение не распространяется.

Уитлок неприязненно оглядел его.

– Вел бы себя как человек, к тебе бы и отнеслись соответственно. А раз продолжаешь корчить из себя Бог знает что – пеняй на себя.

В баре воцарилось полное молчание. Хокинс уставился на Уитлока налитыми кровью глазами.

– Это ему урок на будущее, Оррин, – сказал кто-то.

Другой добавил:

– Все верно, чего уж там.

Хокинс схватил стакан, размахнулся, но бросить не успел. Бармен перепрыгнул через стойку. Хокинс так и не успел понять, чем его ударили, как кубарем покатился к выходу. Весь мокрый от виски, вылившегося из стакана, он вылетел за порог в темноту.

Уитлок оглядел безмолвно ухмыляющихся собутыльников.

– Ладно, давайте выпьем. Теперь уж все вместе.

Спустя три четверти часа миссис Уитлок услышала пение, доносящееся с улицы. Поскольку опасность вторжения миновала, она поставила на место серебро и хрусталь, прибрала в доме и, переодевшись в нарядное платье, стала ждать мужа. Не сомневаясь, что он скоро вернется, она поставила ужин на плиту. Однако сумерки перешли в ночь, а он все еще не появлялся. Телефон молчал, что было странно: муж никогда не выходил без нее по вечерам, и миссис Уитлок недоумевала, почему он не позвонил.

Она выглянула в окно. Пели четверо мужчин, высаживаясь из автомобиля. Среди них она разглядела мужа. В одной руке он держал дробовик, а в другой – саблю. Трое остальных подняли его на плечи и понесли через улицу, смеясь и распевая старую солдатскую песню «Вперед, кто в Бога верует».

Когда шествие приблизилось, она узнала водопроводчика Нормана Джонса, плотника Чарльза Палмера и аптекаря Сэма Джиффорда. Лица их раскраснелись от смеха. Палмер и Джонс вскарабкались на ступеньки с трудом, держа на плечах Уитлока, а Джиффорд стал стучать в дверь. Торопливо открывая, миссис Уитлок думала, откуда муж взял саблю. Наверное, захватил ее в бою, решила она. А вдруг он теперь сделался героем? Если так, спокойной жизни конец. Боже мой, пусть лучше все останется по-прежнему.

После того как Уитлок с компанией ушел из «Пальмовой рощи», стали расходиться и остальные. Одни покидали бар торопливо, другие с неохотой, третьи равнодушно, словно им было все равно. Наконец остались самые заядлые завсегдатаи, те, кто чуть ли не каждый день от открытия до закрытия не отрывался от стаканов в мозолистых кулаках, не произносили ни слова и, казалось, ничего не видели и не слышали, а тем временем щетина на их лицах становилась все гуще, а головы клонились к стойке все ниже и ниже. Этакие «столпы» «Пальмовой рощи». Прошедший день вызвал у них всего лишь угрюмое раздражение по поводу нарушенного распорядка. Когда в бар вошел Леверидж, они не обратили на него внимания. Художник спросил бармена:

– А где все? Я думал, тут яблоку упасть негде.

– Так оно и было чуть раньше. А ты что припозднился?

– Встречался с приятелем. Я, пожалуй, выпью водки…

– Платить есть чем?

– Клем, я открою тебе маленький секрет, – сказал Леверидж. – Твой босс поклялся, что сегодня я могу здесь пить сколько влезет, ибо я – герой. Так что давай не пререкаться насчет каких-то денег.

– Что ты мелешь? – спросил бармен. – Ты, наверное, считаешь меня полным идиотом, если думаешь, что я поверю такой байке?

– Это правда. Он подарил мне бутылку при свидетелях.

– А мне босс поклялся, что ты больше здесь в кредит ни капли не получишь. И пока я не услышу от него других распоряжений, так оно и будет. «Пить сколько влезет» – надо же придумать такую чепуху?

Оба оглянулись на стук каблуков. Эмили шла через бар.

– Я так и думала, что разыщу тебя здесь, – обратилась она к Левериджу. – Где Алексей?

Художник откашлялся.

– Полицейские отправили его в Бостон на самолете.

– Он арестован?

– Не совсем. С ним послали того парня по имени Гарри. Ему вроде как подбили глаз, вот он и полетел в Бостон, заодно чтобы подлечиться.

Эмили сохраняла спокойствие.

– Мог бы мне сказать, – заметила она.

– Ты была занята, да и все произошло так быстро…

– Могу себе представить, – вздохнула Эмили. Поглядев на бармена, она попросила: – Мне, пожалуйста, виски с лимонным соком.

– А мне водки, – добавил Леверидж.

Бармен спросил:

– Вы платите за обоих?

– Да, – отрезала она. – Заказ принесете вон за тот столик.

Они последовали в кабинку, долго молчали, потом Эмили заговорила:

– Есть, кажется, поговорка… Что-то вроде: как приобрел, так и потерял. Ты ее знаешь?

– А как же! Мне особенно знакома вторая часть, там, где насчет потерь.

Эмили улыбнулась.

– Мне тоже. А вот еще: что толку плакать по сбежавшему молоку…

– Или – запирать конюшню, когда лошадь уже украли…

– Или – класть деньги в дырявый карман…

– Или – искать ветра в поле…

Эмили рассмеялась.

– Мне кажется, поговорки годятся на все случаи жизни. Жаль только, что они не могут предсказывать будущее. Кстати, какие у тебя планы на будущее?

– У меня-то? – удивился Леверидж. – Не знаю, наверное, буду продолжать жить как жил, что же еще?

– И ты не хотел бы жить лучше, иначе? Возьми, к примеру, меня, я всю жизнь прожила как живу, а что толку? Так ни разу и не попыталась ее изменить…

Бармен принес напитки, поставил на стол, но уходить не торопился. Эмили недовольно посмотрела на него.

– Спасибо.

– С вас доллар и десять центов, – сказал бармен.

– А если мы повторим?

– Тогда потом заплатите еще доллар и десять центов.

Эмили достала кошелек и обратилась к Левериджу:

– До чего прелестное местечко! А как здесь уважают клиентов – просто диву даешься.

– Он по-другому не умеет, – объяснил Леверидж, – его научили считать только до доллара и десяти центов.

– Очень смешно, – огрызнулся бармен. – Я тебе это еще припомню.

Эмили считала деньги, со стуком выкладывая на стол каждую монету. Тут дверь распахнулась, и в бар ворвался Гарни. Дышал он с трудом. Униформа, которую ему одолжила Береговая охрана, висела на нем мешком.

– Привет, Роли! – воскликнул Леверидж. – Присаживайся, выпьем вместе!

– Времени нет, – отказался Гарни. – Что с Барбарой?

– Она в больнице, – ответила Эмили.

– Что случилось?

– Ничего особенного. Ей дали успокоительное, у нее была истерика. Вот и все.

– Из-за чего истерика?

– Из-за тебя, я думаю. Во всяком случае, она непрестанно спрашивала о тебе.

Гарни встал, собираясь уйти. Леверидж остановил его:

– Знаешь, Роли, что мне про тебя наплели? Что ты якобы уплыл на подлодке!

– Так оно и было, – ответил Гарни и исчез.

Леверидж оглядел бар.

– Боже мой! Неужели они вернулись?

– По-моему, вряд ли, – заметила Эмили. – Но уйдем отсюда на всякий случай.

Они быстро допили и ушли. Ночь была холодной, тонкие пальцы облаков охватывали луну. Посмотрев на небо, Леверидж глубоко вздохнул и сказал:

– Я тебе рассказывал, как мы с Роли вчера вечером напились у меня?

– Нет, а что там случилось?

Леверидж ответил не сразу.

– Если рассудить хорошенько, то ничего особенного. Наклюкались, и все.

– Вот скука-то, – отозвалась Эмили.

– А нам было весело, по крайней мере тогда. – Леверидж пожал плечами, и они пошли по Главной улице. Было темно, но в некоторых окнах горел свет, и это были островки тепла и уюта в ночи. Кое-где в окнах виднелись голубые экраны телевизоров, в двух домах висели фонари на воротах, освещая хозяину дорогу к родному очагу, однако большая часть улицы уже спала.

В молчании они прошли несколько кварталов и уже приближались к дому Эмили. Тут она спросила:

– Так что же ты будешь делать, Олин?

– Сейчас? – спросил он. – Пойду домой.

– В свою лачугу?

– А куда еще?

У ее ворот оба остановились.

– У меня найдется комната для тебя, – предложила Эмили, – если ты согласишься, конечно.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что предлагаю. Подумать страшно, как ты живешь в этой лачуге.

– Я привык.

– К этому привыкнуть невозможно. Вот я и предлагаю: поселяйся у меня, когда захочешь и на сколько захочешь.

– Ну, Эмили, спасибо, но я откажусь. Я ведь ужасный неряха, а когда рисую, пачкаю красками все вокруг… Но благодарю за приглашение.

– Знаешь, я ведь тебе предлагаю поселиться у меня насовсем, не временно.

– Я понял. Но все же не хочу причинять тебе беспокойство. Еще раз спасибо.

Леверидж слегка дотронулся до плеча Эмили, повернулся и зашагал прочь.

– Спокойной ночи, Олин.

Он махнул рукой, не оглядываясь, услышал лязг закрываемых ворот, потом скрип входной двери. Вот и она захлопнулась.

Леверидж шел уже по абсолютно темным улицам, а когда вышел за город, облака закрыли луну. Дорога смутно вырисовывалась во тьме. С пустошей налетел резкий ветер и стал трепать кусты по сторонам дороги. Они гнулись, скрипели и трещали под его ударами. Леверидж с отвращением подумал, что дорога в ад ничуть не лучше этой мрачной тропинки. Следя за мерцающими огоньками на свалке, он в конце концов добрел до хижины, на ощупь нашел дверь и зажег фонарь. Потом присел на кровать и стал слушать шум ветра.

Леверидж не знал, сколько времени он так просидел. Наконец он встал, подхватил фонарь и вышел. У двери он повернулся и швырнул фонарь внутрь хижины.

Сначала оттуда виднелся лишь тусклый дрожащий свет, но через минуту он стал ярче. Потом языки пламени ринулись вверх по стенам, а ветер раздул их в ревущий костер. Скоро хижина превратилась в неровный силуэт, охваченный бурным пламенем, из которого с шумом, как хлопушки, вылетали снопы искорок. Леверидж наблюдал, пока хижина не превратилась в кучу пылающих углей. Потом отвернулся, глубоко вздохнул и проворно зашагал обратно в город.