Текст книги "Полуночный ковбой"

Автор книги: Джеймс Лео Херлихай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

7

Они оказались на стоянке. Перри облокотился на капот белого «МГ», и Джой, растерянно улыбаясь, стоял перед ним, засунув большие пальцы в карманы и ломая себе голову над тем, что происходит. Ночь стояла холодная и ясная, а небо было усыпано яркими звездами, которых было больше, чем обычно. Джой засмеялся. Перри улыбнулся и, посмотрев на него, покачал головой, словно имел дело с малым ребенком.

– Джой, – сказал он. Имя его он произносил редко и осторожно, словно догадываясь, что для владельца оно было самым сокровенным словом, которое касалось не только его слуха, но и доходило до самого сердца. – Над чем ты смеешься, Джой?

По-прежнему улыбаясь, Джой покачал головой.

– Чтоб я знал. – Он продолжал смеяться, стараясь делать вид, что все понимает, и все же догадываясь, что выглядит сущим дураком.

– Тебе бы остыть, Джой и успокоиться. Как ты на это смотришь?

– Ну да, черт возьми, именно это мне и надо.

– Ведь ты не понимаешь, о чем я говорю, не так ли, Джой?

– Да нет, ясно, мне надо настроиться, то есть… Нет, не то, в общем-то я в самом деле не понимаю. – Он попробовал хмыкнуть, но у него ничего не получилось.

– Да, ты в самом деле не понимаешь, Джой. Ты многого не понимаешь. Но в этом и заключается твое достоинство. В противном случае ты ничего бы не мог усвоить. А ведь ты хочешь что-то понять, не так ли?

– Да, конечно, Перри, спорю, что хочу.

– В таком случае разве плохо, что ты ничего не понимаешь?

Джой насупился, опасаясь насмешки.

– Ты мне веришь, Джой?

Джой отчаянно кивнул. Этим жестом он хотел выразить все свое уважение и привязанность, которые питал к Перри и к которым относился со всей серьезностью. И затем он услышал собственное бормотанье:

– Конечно, Господи, да, конечно, доверяю. Но, честно говоря, я совершенно новый человек тут в городе и, м-м-м… – он хотел уточнить, как важна для него эта новая дружба, но у ничего не получилось. – Я только что приехал сюда, я тут чужой и приехал из… – Нет, эти слова не имели ничего общего с тем, что он хотел сказать.

– Ты совершенно не обязан говорить мне, откуда ты приехал, Джой. Ты здесь – вот и все. Не так ли?

– Я… что? Здесь? Ну да, господи. – Нет, это был явно не тот разговор, к которому он привык в армии. Там спокойно можно было просто заржать и состроить рожу, когда ты терял нить разговора и никто не обращал на это внимания. Но с Перри все было по-другому: тот жестко тянул свою тему.

– Я могу помочь тебе, но хотел бы, чтобы ты расслабился и доверился мне. Слушай, у тебя где-нибудь тут поблизости есть комната?

– Комната? Ага, у меня есть номер в гостинице.

– Тогда двинулись туда. Где это?

– В той, где упала буква «О».

– Где это? То есть, можно дойти или нам надо ехать?

– Ну, в общем-то мы можем и…

– Как далеко она отсюда, Джой?

– Примерно в паре кварталов.

– Двинулись.

Они оставили «МГ» на другой стороне улицы, миновали портье, сидящего в своей стеклянной конторке, и поднялись по лестнице в комнату Джоя.

– Чувствуй себя, как дома, Джой. Это же твоя комната, не так ли? И рядом с тобой друг, так что расслабься.

Джой присел на стул с высокой прямой спинкой.

– Если тут будет радио, все пойдет по-другому.

– Это точно. Хуже некуда, если у тебя его нет.

Джой сказал:

– Неплохо было бы обзавестись транзистором. Ты разбираешься в них и все такое?

– Да, разбираюсь.

– Ну, я в общем-то уже собираю деньги на него.

– И когда ты начал?

– Вчера. – Прошло несколько минут, и Джой сказал: – Вот что бы мне хотелось – мне бы хотелось, чтобы тут был настоящий мощный приемник, а не блестящая побрякушка. – Он оглядел свое обиталище, быстро скользнув взглядом по мрачным стенам. – Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно, – сказал Перри. – Ты хочешь иметь мощный приемник. А не блестящую побрякушку.

Перри сунул в рот тонкую самокрутку и закурил. С хрипом затянувшись несколько раз, он задержал дыхание и протянул ее Джою. Тот попытался подражать Перри, но по неопытности сразу выпустил дым.

– Ты не знаешь, как это надо, Джой. Учись у меня, и тебе все станет ясно. Вот, – он помахал самокруткой у него под носом. – Это не табак, Джой, это специальная сигарета, в которой сухие листья и цветки растения Кан-набис сатива. И его можно сравнить с настоящим мощным приемником, на который ты вчера стал собирать деньги. Хотя это не совсем так. Приемники – это мы с тобой, а Каннабис сатива – это как бы, м-м-м… мощный передатчик…

Замолчав, он снова затянулся, до предела наполнив легкие и жестами дав понять Джою, что тому надлежит делать. На пару они прикончили самокрутку, а потом посидели в молчании несколько минут, прежде чем принялись за другую. Джой встал, чтобы открыть окно. Перри сказал, чтобы он этого не делал. Тут Джой почувствовал, что испытывает огромную радость от каждого своего движения и не в силах сдержать улыбки из-за этого.

– Эта штука годится, – сказал он. – Теперь я верю, что она в самом деле помогает.

Перри собрал оставшиеся окурки, растер их в пыль, выбросил в раковину и смыл водой.

– Это тебе не табак, Джой, и все окурки Каннабис сативы надо уничтожать до последнего. Вот так.

– Эй! – внезапно сказал Джой. – Да это же марихуана! В сигарете была марихуана!

– Точно, Джой.

– Черт побери! – с восхищением сказал Джой. – То-то у меня крыша поехала! Ну, ты и хитрый черт, Перри. – Он прошелся по комнате, чувствуя, как обострились все его чувства, как легко он движется, как остро обоняет и ощущает, с каким удовольствием просто живет на свете, но возбуждение стало стихать, и он смутился больше, чем обычно.

Перри лежал на кровати. Он долго искал самое удобное положение и когда наконец вытянулся, скрестив лодыжки и положив руки под голову, то спросил:

– Тебе тут удобно, Джой?

– Отлично, – ответил Джой. Но вдруг он почувствовал, что на самом деле все не так. Что-то случилось, хотя он не мог ткнуть пальцем – вот оно! – но в комнате словно бы возникла какая-то безымянная опасность, которая беззвучно проникла в нее, скользнув под дверь и просочившись через щели окна, и он был не в силах остановить ее или просто описать.

– Ты чего-нибудь хочешь, Джой?

– О, нет, нет, я прекрасно себя чувствую.

– Нет, это не так, Джой. Тебе плохо.

– А?

– Ты нуждаешься в помощи.

– Да?

– Конечно. И я при помощи Каннабис сатива здесь именно с этой целью: помочь тебе понять, что ты хочешь, и показать тебе, как этого можно достичь.

Джою показалось, что его сердце наполнилось воздухом и готово вырваться из груди; оно горело и жгло, и он почувствовав опасность, прижал ладонь к груди. Но это не помогло. Он взял коробочку спичек и начал возиться с ними, стараясь справиться с охватившим его волнением. Для него было облегчением чувствовать реальную осязаемость спичек; он крутил их, ломал, складывал в коробку и снова вынимал оттуда. Перри продолжал говорить:

– Ты не знаешь, что тебе делать, – н не только сегодня вечером. Ты воспринимаешь свою жизнь как тяжкую ношу. Поэтому ты постоянно мрачен, Джой. Поэтому ты и возишься с ерундой. – Он многозначительно кивнул на коробку спичек. – А ты должен знать, как спалить дотла этот мир. Но ты лишь безтолку слоняешься и впустую прожигаешь время. Ты должен быть совершенно спокоен. Пойми, что тебе надо, и отбрось все остальное, а затем обрести предельное спокойствие. Итак: что ты должен сделать?

– Понять, что мне надо?

– Верно. А затем?

– М-м-м…

– И отбросить… – подсказал Перри.

– И отбросить все остальное.

– Правильно. А теперь все снова.

– Понять, что мне надо, и отбросить все остальное.

– Ты начинаешь соображать, Джой. Это урок номер один. А теперь первое упражнение: эта комната. Что бы ты хотел в ней увидеть? Просто назови – неважно, что, а я прикину, как ты можешь это раздобыть.

Джой начал обводить комнату глазами, и Перри сказал:

– Посмотри на меня. Может быть, это тебе поможет, Джой. Вот так. И теперь я снова спрашиваю тебя: есть тут вообще что-нибудь, что тебе было бы надо?

Джой уставился Перри в лицо, стараясь прочесть на нем подсказку. Но он ничего не увидел в нем.

– Видишь ли, Джой, есть пара сот человек, которые заплатили бы изрядные деньги, чтобы оказаться в твоем положении: сидеть рядом со мной в комнате и слушать, как я спрашиваю, чего бы им хотелось.

У Джоя кружилась голова от умственных усилий, которые он испытывал. Прошло еще несколько томительных минут. Внезапно Перри сорвался с кровати, оказавшись рядом с Джоем. Движение его было столь стремительным, словно его подбросили. Тишина комнаты и покой, овладевший Джоем, внезапно исчезли, и вот уже странный этот молодой человек сграбастал его за отвороты рубашки, заставляя смотреть прямо в глаза.

Он удивился, не увидев в них ни гнева, ни ярости, которые сказывались в его движениях. Просто Перри внимательно и спокойно смотрел Джою в лицо, и после долгого молчания, сказал:

– Если мы собираемся быть друзьями, Джой, запомни одно правило…

Джою казалось, что он наяву видит и слышит чудо: этот человек, обаятельный и прекрасный, мудрый и властный, предлагает свою дружбу, свою силу, свою проницательность такому ничтожному существу, как он, Джою Баку. Без сомнения, Перри ошибся в выборе, остановив свое внимание на Джое Баке. Стоит ему понять свою ошибку, как придет конец всему. Тем временем Джой застыл от ужаса, что сейчас он сделает неверный жест или что-нибудь брякнет несообразное, после чего Перри тут же исчезнет. Он попытался придумать, как ему избежать этой грядущей ошибки. Ему надо не двигаться и почти ничего не говорить, что поможет протянуть время. Но он знал, что у него ничего не получится. Перри был слишком мудр, он так четко все понимал, что одурачить его было невозможно.

– …а правило такое – без всяких номеров. Номеров быть не должно. Никаких. Я сыт по горло людьми, которые знают, что им надо и не могут дотянуться до этого, не могут даже выдавить, как это называется. Когда я говорю тебе: «Что ты хочешь, Джой», ты отвечай. Просто говори о любой вещи, которую ты хочешь. Понял меня?

– Ага. Ясно, я так и сделаю, Перри, так и сделаю.

– Отлично. – На лице Перри неторопливо расплылась улыбка, и, отпустив отвороты рубашки Джоя, он сел на край кровати, взглядом установив между собой и Джоем непреодолимое расстояние в несколько футов. Когда глаза их встретились, он сказал: – Так говори. Назови то, что ты хочешь иметь.

Тупой идиот, окрестил себя Джой, да говори же что-нибудь, говори, неужто ты не можешь разговаривать? Ты так глуп, что даже не знаешь, что тебе хочется? Говори что-нибудь, говори же – и тогда все начнется.

– Я, м-м-м, я думаю, что хотел бы, м-м-м… – он нахмурился и прижал подбородок к груди, словно то, что ему было нужно, хранилось где-то в желудке и усилием воли он мог извергнуть это из себя.

– Просто скажи, – подбодрил его Перри. – Что бы там ни было.

– Безнадежно. Со мной не стоит терять время. – О, Господи, подумал он, истина в том, что я паршивый сукин сын. Он поднял плечи, страстно желая, чтобы голова у него провалилась в грудную клетку.

Когда он открыл глаза, то почти был уверен, что увидит Перри, направляющегося к дверям. Вместо этого тот смотрел на него столь же мягко, как раньше, и даже еще более настойчиво.

– Почему? Скажи мне, почему ты считаешь, что с тобой не стоит терять времени, Джой?

– Я кусок дерьма, Перри, и могу сказать тебе, что я просто идиот. Вот такой я и есть. Я тупой сукин сын. Ничего не понимаю, дер-р-рьмо! Не могу ни говорить толком, ни думать, как полагается. – Он засмеялся, но лицо у него было серьезным. Во всем этом он не видел ничего смешного. Ибо между ними стояло нечто омерзительное, уродливое и непростительное, и он заслуживал того, чтобы на него просто плюнули; и смехом своим он лишь старался ускорить развязку. Но у него ничего не получилось. Чем натужнее он смеялся, тем хуже ему становилось.

Внезапно он увидел перед глазами восхитительную картинку: могилу Салли Бак, с белоснежным и девственно чистым камнем, который только и ждал надписи на своей поверхности. Появившийся в воображении цветной карандашик быстро чиркнул по камню, изобразив его самого, Джоя, в карикатурном виде, и ему стало как-то легче: картинка обрела завершенность. Теперь он снова мог смотреть на Перри.

– Мне кажется, – с удивлением услышал он собственный голос, – что меня ждет все то же самое: я буду мыть им тарелки, а они будут все таскать их мне, и я буду опять мыть их, и потом…

– И потом…

– И потом я приду сюда и завалюсь спать, и снова буду мыть тарелки за тарелками, а потом я буду, м-м-м…

– Что ты будешь?

– Я буду, м-м-м… – Он простер руки перед собой и, разведя их, потряс в воздухе, давая понять, что слова носятся по комнате.

– Так скажи, Джой.

– Умру.

Ох! Ну, дерьмо! Что тут болтается в воздухе? Поймать и прикончить.

Он пытался выдавить из себя еще один хриплый смешок. Нет, ничего не получается. Ничего. Он не может справиться с ощущением чего-то большого и омерзительного, заткнувшего ему рот.

В воображении он увидел лопату и сунул ее в руки какого-то странного туманного существа, и существо это пустило лопату в ход, став копать могилу рядом с Салли. И вот уже рядом со свежей могилой стоит гроб, в котором находится прекрасное юное создание: он сам. Ох, черт возьми, подумал он, куда меня несет? Неужто таким молодым мне придется ложиться в гроб, и мрачная тьма покроет мою юность и мою красоту? Невыразимая печаль охватила его, и внезапно он захлебнулся в рыданиях, корчась на полу этой г" стиницы, и видя перед глазами грязные сникеры незнакомца. Ему было жутко нужно, чтобы этот человек покинул комнату, и он выдавил «Уйди», но это было все, что он мог сказать, ибо какое-то странное ощущение наполнило все его легкие и заполнило все полости тела, куда мог попасть воздух при вдохе; оно вторглось и в печень, и в сердце, и повсюду, терзая его, словно полдюжины ножей. Он видел перед собой лишь грязные сникеры. Что они хотят? Что им от меня надо? Что этот сукин сын хочет от меня? – снова и снова спрашивал он себя. Разве он не понимает, что я, что я, что я…

Этот незнакомец взял его за плечи и с силой опрокинул на спину, после чего Джой присел, опираясь на его руку. Этих действий хватило, чтобы избавиться от терзавшего его ощущения огромного страха, и вырвавшийся стон успокоил его: так стонать могут только живые люди. Лицо у него было мокрым. Наверное, он плакал, но не стыдился своих слез. – Все дело в марихуане, он тут ни причем.

Он посмотрел на Перри, стоявшим над ним, с широко расставленными ногами, лицо его почти вплотную склонилось к нему. Он услышал его теплый, низкий, дружелюбный голос, идущий из темных глубин наркотического опьянения.

– Ручаюсь, что теперь тебе чуток лучше, Джой, не так ли?

Готов. Его просто распластало это тепло, мудрость, спокойствие. Хорош. Ну наконец-то! И что теперь?

– А теперь, – сказал Перри, – тебе надо только дать мне знать, намекнуть, чего бы тебе хотелось. Иными словами, как я могу тебе это дать?

Что это за птичка, свившая гнездо у меня в груди? Он что – Бог? Он что – Санта-Клаус? Он что – волшебник? Он даст мне то, что я хочу? Он с ума сошел? Он уже спрашивал меня и спрашивает снова. Ну, так я скажу ему, я ему все выложу. Скажу ему, что мне нужна блондинка, которую я могу трахнуть, а потом чтобы она заботилась обо мне всю жизнь – блондинка с длинными ресницами и пухлыми коленками с ямочками, в желтом платье, под которым у нее должны быть все округлости, и настоящие, а не как из вспененной резины, как у бедной старой Салли, и чтобы она сидела дома, и приносила мне еду к телевизору, и чтобы когда сидела на мне верхом, говорила: «Ах мой ковбой, я так люблю тебя» и плакала из-за того, что так любит меня. «Пст-пст, – говорил бы я ей, – в жизни не видел, чтобы меня так любили, как только у тебя это получается?» А потом бы она говорила, и голос у нее был бы такой же сладкий, как ее груди: «Почему? Ну, почему я так люблю тебя? Потому что ты ковбой Джой Бак, и мне так хорошо с тобой. Только ковбои умеют любить так сладко, как ты, и только с ними стоит проводить время. А теперь, когда ты лежишь такой красивый и суровый, только скажи мне, что тебе принести с кухни. Желе? С кремом? А как насчет куриной ножки с персиком, радость моя, чтобы ты побаловался ими, пока я тебе спою «Голубой месяц»? А потом мы займемся с тобой любовью прямо на полу, и ты мне споешь – «Беги за мной, отбившийся от стада, мой теленочек, беги со мной, беги со мной, беги со мной, мой маленький теленочек…»

8

– В этом нет ничего особенного. – сказал Перри – После марихуаны часто хочется есть. – Они сидели у стойки забегаловки, открытой всю ночь на автостраде; Перри курил и пил кофе, а Джой приканчивал последний из двух гамбургеров.

– Хочешь еще один? – спросил Перри.

Джой покачал головой: рот у него был набит так, что он не мог вымолвить ни слова. Чувствовал он себя прекрасно, как ребенок, который вволю наорался, а потом его отшлепали и накормили. Он испытывал к Перри невыразимую теплоту.

– Кто такая Салли? – спросил Перри.

– Салли? Откуда ты о ней знаешь?

– Ты все время повторял ее имя, когда был под балдой. Она что, твоя старая подружка?

– Ну да! Старая подружка! – Вранье! Но если тебе нужна правда, то ты ее не получишь. Не хватало еще, чтобы взрослый мужик хныкал по своей бабушке.

– Так чем бы ты хотел заняться, Джой. Сейчас только четыре утра.

– Я? Что бы я хотел делать? Да плевать на меня! Чем бы ты хотел заняться?

– Нет, нет, Джой, это твоя ночь. Ты только скажи мне, чего бы ты хотел.

– Я хочу делать то, чего хочешь ты.

– Нет. Скажи мне. Сам.

– Но, Перри, черт побери, я и сам не знаю, да и вообще…

– Нет, ты знаешь. Ты отлично знаешь, что тебе надо. И все знают.

– Ну я… м-м-м, я скажу тебе, чем мы занимались в армии. Больше я ничего не знаю, да и вообще это была ерунда, но вот что мы делали – отправлялись в Колумбус и клеили баб – в общем-то и все. Ничего особенного.

– Хотел бы ты и сейчас этим заняться?

– Сейчас? Во дает! Ты хочешь сказать… именно сейчас?

– Да, сейчас. Тебе нужна баба сейчас?

– Ну, черт возьми, я даже не знаю. Мне сейчас так хорошо, что даже баба не нужна. – Джой молча допил свой кофе. Затем он посмотрел на Перри и сказал.

– А чего? Ты тоже хочешь?

– Обо мне не думай. Тебе нужна баба – так?

– Ну…

– Так нужна или нет?

– Ну, понимаешь, если бы какая-нибудь болталась рядом со мной, я бы ее поимел, но я, м-м-м, не хочу причинять тебе беспокойства. – И, окончательно расстроившись, добавил. – Если, конечно, ты сам не хочешь.

– Нет, – сказал Перри.

– Ну, тогда и черт с ними… м-м-м, если только ты не хочешь сказать, что они где-то под боком. Чтобы хлопот не было. Тогда не могли бы, так сказать…

Перри встал.

– Идем.

Он протянул кассирше за стойкой пятидолларовую бумажку, но Джой перехватил ее и сам сунул женщине десятку. Пятидолларовую купюру он сунул Перри в карман брюк. Тот улыбнулся и промолчал.

На краю стоянки была телефонная будочка без дверей. Джой, прислушиваясь, прислонился к ее стенке. Набрав номер и подождав несколько секунд, Перри сказал:

– Хуанита? Это Перри. Перри! Да, это я. Теперь слушай, Хуанита, вот что я хочу, чтобы ты для меня сделала. Хуанита, да не ори ты так громко, у меня уши лопаются. Не засовывай микрофон в рот, а то ты меня оглушишь. Слушай, Долорес на месте? Нет, я не собираюсь говорить с ней. Просто разбуди ее, Хуанита. Я говорю – разбуди ее! Я ей притащу подарок – очень симпатичного парня… Да помолчи ты, Хуанита, и послушай меня. Разбуди ее, сунь в ванну, а мы будем так через полчасика.

Он повесил трубку. Джой стоял с открытым ртом, недоверчиво покачивая головой, не в силах поверить, что на него свалилось такое счастье. Он был словно ребенок, перед которым во плоти предстал ангел-хранитель.

– Перри, ну ты и сукин сын! – сказал он дрожащим от обожания голосом.

В машине, когда они уже вырулили на автостраду, Перри сказал:

– Знаешь, Джой, а ведь ты мне вечер испортил.

– Как? – встревожился Джой. – Каким образом?

– Видишь ли я получаю удовольствие главным образом, когда мне удается тратить на других деньги Марвина. А ты не дал мне уплатить по счету. Джой с облегчением засмеялся.

– Да нет, – сказал Перри. – Я серьезно. И больше не делай этого.

– Слышь, Перри, этот парень, ну, как его, Марвин – он что, твой родственник или чего-то другое?

– Нет, он просто мой хозяин. Я работаю на Марвина.

– А? Ну да, я понимаю. Он твой босс. – Ему показалось, что он все понял. Но по мере того, как перед его глазами всплывала сцена в кафе, он чувствовал, что новая информация только все запутала. – Значит, босс?

– Да, это верно. Марвин меня нанял, чтобы я делал для него очень непростую работу. Предполагается, что я буду напоминать ему, как он омерзителен, и мое вознаграждение зависит от того, насколько я в этом преуспею. Несколько лет назад я занимался чем-то схожим на Востоке и с тех пор приобрел определенный опыт. Я научился понимать, что людям на самом деле надо и даю им то, о чем они потаенно мечтают. Закури-ка для меня, идет? – он протянул Джою сигарету.

Джой торопливо наклонился вперед, едва не стукнувшись о ветровое стекло и, прикурив сигарету для Перри, сунул ему в губы. Перри затянулся, вынул сигарету, изо рта и продолжал рассказ:

– Например, тебе становится ясно, что человек, который не закрывая рта, болтает, как ему нужна нежность и забота, только и мечтает, чтобы испытать ужас. И я вижу, что он просто не может это высказать. Я не говорю о людях, которым в самом деле нужны тепло и забота; они на этот счет не распространяются. Я говорю только о тех, которые только и знают, что трепаться об этом. И можешь биться об заклад, что от любого внимания, да и просто от вежливого обращения их воротит. С другой стороны, ты не можешь так просто взять и тряхануть их страхом, пусть даже они и мечтают об этом, ибо они слишком трусливы получить то, что им нужно. Тебе приходится быть с ними до ужаса холодным и давать им в час по чайной ложке, да еще и говорить об этом не впрямую.

Но ничего не может быть проще. Даже когда их колотит от страха, они должны считать, что к ним относятся с любовью. Время от времени приходится давать им встряску. Но не очень часто. И делать вид, что ничего не происходит. То же самое и со страхом: не очень много, в меру. Пусть он вздрагивает от выражения твоих глаз, пусть дергается, когда его слегка подкалываешь – кровь пускать не стоит.

Что касается Марвина, думаю, со своей задачей спраз-ляюсь я неплохо. Сначала… то есть до того, как мы встретились, он считал себя сущим червяком – и по форме, и по содержанию. Но он уже не мог больше выносить такое отчаянное положение, оно было непосильно для него, и он был в полном ступоре. И вот, прошло всего лишь несколько кратких месяцев – я довел его уже до состояния окуклившейся личинки, и он счастлив успехом, которого мы добились. Что тут возразить? Разве у него не довольный вид?

Но, боюсь, долго это не продлится. У Марвина слишком много претензий. Он хочет, чтобы я в конце концов просто раздавил его, так сказать, подмял под себя, вышиб из него дух. Но я на это не подписывался. Я куда лучше чувствую себя в таком промежуточном положении, когда надо действовать очень тонко и искусно; молоток и тесак мне по вкусу. Кроме того, Марвин не хочет, чтобы за его же деньги его еще и прикончили. Он в таком упоении, что когда-нибудь это плохо кончится. Но только не с моей помощью. Свое дело я знаю.

– Это уж точно, – сказал Джой. – Ты свое дело знаешь туго. Кстати, сколько тебе стукнуло, Перри?

– Двадцать девять… уже подходит к сотне.

– Черт, а мне всего двадцать пять, – сказал Джой, – и я просрал всю свою жизнь, Перри, клянусь тебе, так оно и есть. Я и представить себе не мог, что может быть такое, о чем ты только что рассказывал.

– Я бы сказал, что это жутко забавно, Джой. Но больше всего мне нравится твоя невинность.

– Да нет, – сказал Джой. – Боюсь, что я не девственник, Перри. Я-то, конечно, туп как пробка, но на-трахался вдоволь.

– Да я не о такой невинности говорю.

– Вон оно что! Так скажи мне толком, о чем ты ведешь речь, Перри. Давай, Перри, потому что мне пора разобраться с этим дер-р-рьмом.

Перри так долго не сводил глаз с Джоя, что тот стал волноваться, ибо машина неслась по шоссе. Затем Перри перевел взгляд обратно на дорогу, рассеянно покачал головой, словно его внимание привлекало нечто, скрывавшееся за горизонтом, и еле слышно сказал:

– Это будет, это придет.

В приливе благодарности и нежности Джой положил руку на плечо Перри и сжал его.

– Ты мой самый лучший приятель из всех, что у меня были. – Но слова эти были лишь слабым отражением того, что он чувствовал. Джой испытывал сильнейшее побуждение говорить без остановки, вытолкнуть все слова, которые, наконец, точно дадут Перри понять, что он к нему испытывает.

– Слушай, конечно, я не могу назвать тебя своим лучшим другом, потому что, понимаешь, когда я был в этой вонючей армии, ну все такое, у меня была куча приятелей, но никто из них и половины того не сделал для меня, что делаешь ты. То есть, вот ты катаешь меня, чтобы ублажить, гамбургерами кормишь. И все это просто так! Ну да, конечно, для чего-то все это делается, но главное – ты разговариваешь со мной, черт побери, и ты говоришь, мол, Джой, то, Джой, се. Со мной никогда и никто так не обращался, у меня, черт возьми, никогда не было настоящего друга, понимаешь, друга! Понимаешь, что ты мне даешь?

– Да, Джой. Но теперь я хотел бы, чтобы ты заткнулся. О'кей?

Джой медленно убрал руку с его плеча и уставился перед собой. На мгновение у него перехватило дыхание, и он сказал:

– Никак я слишком разболтался.

– Да нет, все в порядке, – сказал Перри. – Просто мне хотелось, чтобы ты пока помолчал. Вот и все.

– О'кей, Перри, – ответил Джой. – Это самое малое, что я могу для тебя сделать.