Текст книги "Секреты Лос-Анджелеса"

Автор книги: Джеймс Эллрой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Эд везет Линн Брэкен домой. Поначалу она отказывалась, но он быстро настоял на своем: целый день допросов, пентотал, средство против пентотала – все это вымотало ее до предела. Однако Линн не сломалась: так и не рассказала о Пирсе Пэтчетте ничего, кроме самого очевидного и безопасного. Да, он сутенер, она работала на него, но он замечательный человек, к своим девушкам относится по-отечески, а если полиция выдвинет против него обвинение (этого она уже не говорила – Эд додумал сам), адвокаты от этого обвинения камня на камне не оставят. Первый день возобновленной «Ночной совы» – чистое безумие: Дадли Смит в Гейтсвилле, его гончие трясут Южный город, Винсеннс нашел в подвале тело, опознал Ван Гельдера, установил его связь с Дэви Голдманом. Статейка в «Версии» – дело рук Бада Уайта, а сам он смылся – каким же дураком надо было быть, чтобы хоть на секунду ему поверить! Что ж, Эд справится. Он профессионал – а работа детектива в том и состоит, чтобы извлекать из хаоса логику и порядок.

И все же ему не дает покоя дело Атертона. И ощущение – ощущение пока что только интуитивное, но очень сильное, – что «Ночная сова» – лишь пена на поверхности, что в глубине этого дела кроется что-то неизмеримо более страшное…

Но пока об этом думать не стоит. Его задача сейчас – расколоть Брэкен и Пэтчетта.

Линн курит, выпуская кольца дыма в окно.

– Через два квартала налево. Там можете остановиться, я живу прямо за углом.

Эд притормаживает.

– Последний вопрос. По вашим словам в Бюро, вы знали о том, что Пэтчетт и Сид Хадженс намеревались совместно заниматься шантажом.

– Не припомню, чтобы я делала такое заявление.

– Об этом сказал я, и вы не стали спорить.

– Должно быть, просто пропустила мимо ушей. Я устала и была раздражена.

– Во всяком случае, возражать вы не стали. Джек Винсеннс, который дал письменные показания под присягой, утверждает то же самое.

– Может быть, он лжет. Ему ведь нравится драматизировать события. Вам не кажется, что в нем есть что-то от актера?

– Пожалуй, – отвечает Эд.

– И вы считаете, ему стоит доверять?

Эксли, притворно-огорченно:

– Не знаю. Джек – слабое место в моих расчетах.

– Понимаю. Мистер Эксли, вы меня арестуете?

– Начинаю подозревать, что это будет бесполезно. Что сказал вам Уайт, когда просил вас пройти допрос?

– Просто попросил, чтобы я рассказала все как есть. Вы показали ему показания Винсеннса?

Стоит сказать правду – пусть почувствует к нему благодарность.

– Нет.

– Вот и хорошо, потому что там наверняка одно вранье. А почему вы не показали?

– Бад как детектив немногого стоит. Чем меньше он знает, тем лучше. Кроме того, его патронирует мой соперник, и мне бы не хотелось утечки информации.

– Вы говорите о Дадли Смите?

– Да. А вы его знаете?

– Лично – нет, но Бад много о нем рассказывает. У меня такое впечатление, что он его боится, – а это значит, что этот Дадли и вправду опасный человек.

– Дадли очень хитер – сущий дьявол. Но как профессионал я лучше его. Послушайте, уже поздно.

– Хотите зайти ко мне, выпить?

– Сначала плевали в лицо, а теперь приглашаете к себе домой?

– Ну, учитывая обстоятельства…

Он невольно улыбается в ответ.

– Ладно, учитывая обстоятельства – согласен.

Линн выходит из машины. Идет на высоких каблуках легко, словно плывет над землей, – как будто и не было этого кошмарного дня. Вводит его к себе в дом, зажигает свет.

Эд осматривается. Изящная, со вкусом обставленная гостиная, картины на стенах. Линн сбрасывает туфли и разливает бренди по двум бокалам. Эд присаживается на обтянутый бархатом диван.

Линн садится рядом. Эд отпивает бренди, Линн медлит, согревая бокал в ладонях.

– Знаете, почему я пригласила вас зайти?

– Вряд ли надеетесь меня соблазнить – вы слишком умны. Думаю, вам просто любопытно, что я за человек.

– Бад ненавидит вас сильнее всего на свете. Сильнее, чем любит меня. И теперь я начинаю понимать почему.

– Мне не хочется знать ваше мнение.

– Я собиралась сказать комплимент.

– В другой раз, хорошо?

– Ладно, тогда сменим тему. Как Инес Сото переживает скандал с «Ночной совой»? Ее имя сейчас треплют во всех газетах.

– Тяжело переживает… Не хочу о ней говорить.

– Вас смущает, что я столько о вас знаю, а вы обо мне – ничего.

Клин клином.

– У меня есть показания Винсеннса.

– Подозреваю, что вы не слишком ему верите.

А теперь Эд сменит тему.

– Вы упоминали, что Пэтчетт финансировал ранние фильмы Рэймонда Дитерлинга. Не расскажете об этом поподробнее?

– Зачем? Потому что Дитерлинг – друг вашего отца? Догадываюсь, как нелегко порой быть сыном знаменитости.

Удар под дых, нанесенный твердой и уверенной рукой.

– Просто спрашиваю.

Линн пожимает плечами:

– Пирс как-то вскользь упоминал об этом несколько лет назад.

Звонит телефон, но Линн не снимает трубку.

– Вы, похоже, не хотите говорить о Джеке Винсеннсе.

– А вы, похоже, хотите.

– В последнее время он совсем не появляется в новостях.

– Потому что он спустил в унитаз все, что у него было. И «Жетон Чести», и дружбу с Миллером Стентоном. И убийство Сида Хадженса не слишком помогло его карьере – ведь в основном своей известностью Винсеннс был обязан именно репортажам в «Строго секретно».

Линн, отпивая бренди:

– Вы его недолюбливаете.

– Верно, недолюбливаю. Но этому в его показаниях верю безоговорочно. Как и тому, что у Пэтчетта сохранились копии всех секретных материалов Сида Хадженса, в том числе и копия досье на самого Винсеннса. Признайте это и облегчите себе жизнь.

Если она расколется, то сейчас.

– Признать это я не могу, и в следующий раз мы будем разговаривать в присутствии моего адвоката. Но могу рассказать вам, что, по моему предположению, может содержаться в этом досье.

Наконец-то!

– И что же?

– Полагаю, эта история произошла в 1947 году. Винсеннс участвовал в перестрелке на пляже. Находясь под действием наркотиков, он застрелил двоих невинных граждан, мужа и жену. У моего источника есть подтверждения: свидетельство санитара в больнице, куда привезли раненого Винсеннса, и показания врача, обработавшего его раны. Анализ крови, показывающий наличие наркотиков в организме. Показания свидетелей преступления, не заявивших об этом в полицию. Капитан, вы готовы скрыть эту информацию, чтобы защитить своего коллегу-полицейского?

«Малибу Рандеву» – славный подвиг Мусорщика Джека… Снова звонит телефон, и снова Линн не снимает трубку.

– Господи! – шепчет Эд, перед этой женщиной нет нужды притворяться.

– Да. Знаете, читая о подвигах Винсеннса, я всегда подозревала, что он с таким рвением охотится за наркоманами по каким-то личным причинам. И когда обо всем этом узнала, совершенно не удивилась. Но знаете что, капитан? Если у Пэтчетта и были копии досье, он наверняка их уничтожил.

А вот теперь – очевидная ложь.

– О том, что Джек наркоман, я догадывался – в Бюро уже много лет ходят об этом слухи. Я знаю, что вы лжете о досье, и знаю, что Винсеннс готов на все, лишь бы его заполучить. Боюсь, Пэтчетт его недооценивает.

– Как вы недооценили Бада Уайта?

Снова эта улыбка – словно удар под ложечку. На какой-то миг Эду кажется, что сейчас он ее ударит. Но она успевает рассмеяться, и он стирает улыбку с ее лица не пощечиной – поцелуем. В первый миг Линн отстраняется, но затем отвечает на поцелуй. Срывая друг с друга одежду, они скатываются на пол. Снова звонит телефон. Эд сбрасывает трубку и жмет на рычажок. Линн впускает его в себя, и они катаются по ковру, сцепившись и сотрясая мебель. Все длится не дольше нескольких секунд, Эд чувствует, что Линн дошла до вершины экстаза, а мгновение спустя кончает и сам. Они лежат, собираясь с силами. Словно избавляясь от тяжкой ноши, Эд начинает говорить.

Крутой полицейский Джек Винсеннс: наркотики – и слава. Чтобы завладеть своим досье, он готов на все. Капитану Э. Дж. Эксли нужно было выжать из Джека все – но Виннсенс, накачанный наркотиками и алкоголем, становился неуправляем…

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

В Лос-Анджелес Бад возвращается на рассвете – ночным автобусом из Фриско. Город кажется незнакомым, словно Бад видит его впервые – как и все другое в своей жизни.

Он дремлет в такси, а в ушах звучат слова Эллиса Лоу: «Очень интересное дело, но улик у вас маловато, а Спейд Кули – личность очень известная. Поэтому я поручу расследование своим людям, а вас попрошу пока держаться от этого дела подальше». От Лоу – к Линн: сперва не отвечала на звонки, затем выключила телефон. Странно, но на нее похоже – когда ей нужно выспаться, все остальное отступает на задний план.

Баду хочется петь от радости. До чего же все хорошо – просто лучше не бывает!

Такси высаживает его у крыльца. На двери записка: на конверте надпись – «Сержант Дуэйн У. Фиск».

Срж. Уайт!

Капитан Эксли хочет видеть вас как можно скорее (по вопросу об утечке информации в журнал «Версия» и трупа в подвале). Немедленно по возвращении в Лос-Анджелес явитесь в ОВР.

Бад громко хохочет. Собирает сумку с вещами – одежда, досье по неуловимому маньяку и по «Ночной сове». Записку швыряет в унитаз и обдает ее струей.

* * *

Для начала едет в Гардену, заглядывает в мотель «Виктория». Чистые простыни, никакой крови на стенах. Поспать? На хрен сон – работать надо. Сварив себе кофе, Бад перебирает в уме все, что знает о Спейде Кули.

Все его сведения уместятся на четвертинке листа. Кули, скрипач и джазовый певец из Оклахомы, невысокий жилистый человечек лет сорока восьми. Знаменит – записал несколько популярных пластинок, несколько лет назад блистал в ТВ-шоу. Его басист Барт Артур Перкинс, кличка Собачник, привлекался за противоестественные сношения с собаками, по слухам, знаком едва ли не со всеми лос-анджелесскими гангстерами.

В ходе расследования:

Ламар Хинтон сообщил, что Спейд курит опиум. В день гибели Крисси Ренфро Спейд играл в «Лассо» – через улицу от отеля, в котором ее убили. В желудке Крисси обнаружен опиум. В последнее время Спейд выступает в лос-анджелесском клубе «Эль-Ранчо», поблизости от квартиры Линетт Эллен Кендрик. Ламар Хинтон сказал, что Дуайт Жилетт, бывший сутенер Кэти Джануэй, поставлял шлюх группе Кули.

Все улики косвенные. Но убедительные.

На стене телефон: Бад снимает трубку, набирает номер Бюро коронера службы шерифа.

– Дженсен, отдел судмедэкспертизы.

– Сержант Уайт. Позовите доктора Харриса. Знаю, что он занят: у меня только один вопрос.

– Подождите, пожалуйста… – Несколько щелчков, затем: – Ну что на этот раз, сержант?

– Нужно кое-что уточнить по последнему вскрытию.

– Сержант, вы ведь не из нашей юрисдикции.

– Содержимое желудка и крови Линетт Кендрик. Пожалуйста.

– Ну это проще простого. Содержимое желудка Кендрик нам надолго запомнилось. Записываете? Франкфуртские сосиски с кислой капустой, жареный картофель, кока-кола, опиум и сперма. Вот так последний ужин, верно?

Бад вешает трубку. «Держитесь подальше от этого дела», – сказал ему Эллис Лоу. Но Кэти Джануэй говорит: ИДИ.

* * *

По дороге на Стрип снова и снова перебирает в уме все, что узнал.

Сперва – в клуб «Эль-Ранчо». Клуб закрыт, на дверях афиша: «Каждую ночь в нашем клубе – Спейд Кули и его "Ковбойские ритмы"!» Огромный рекламный плакат: Спейд, Собачник Перкинс, еще трое музыкантов – на вид настоящие босяки. Перстней на пальцах нет ни у кого. Внизу плаката оттиснуто: «Представители: "Ассоциация Ната Пенцлера". 653, Норт Ла Сьенега, Лос-Анджелес».

Через улицу – забегаловка с хот-догами. В меню франкфуртские сосиски, кислая капуста, картошка. Немного подальше – Кресент-Хайтс, известное место «работы» уличных шлюх. В миле к югу отсюда – квартира Линетт Эллен Кендрик.

Вывод:

Спейд подобрал ее после концерта – поздно, свидетелей не было. Накормил, угостил опиумом, поехал к ней домой. Опиумный кайф обернулся кошмаром – Спейд забил ее до смерти и трижды изнасиловал мертвую.

Бад сворачивает на бульвар Ла Сьенега, 653: солидное здание красного дерева, на почтовом ящике: «Ассоц. Ната Пенцлера». Дверь не заперта, в приемной девушка готовит кофе.

Бад входит. Девица:

– Чем могу помочь?

– Где босс?

– Мистер Пенцлер говорит по телефону. Чем я могу вам помочь?

Дверь с медной гравированной табличкой: «Н. П.». Бад толкает дверь: толстый старикан, оторвавшись от телефона, орет:

– Эй, я занят, вы что, не видите? Гейл, дай этому клоуну наш буклет и выпроводи его отсюда!

Бад показывает жетон. Старик бросает трубку, встает из-за стола.

– Вы Нат Пенцлер? – спрашивает Бад.

– Можете звать меня Натски. Работу ищете? Могу предложить вас в Голливуд, там такой неандертальский типаж сейчас в моде.

Ладно, пропустим.

– Вы агент Спейда Кули, верно?

– Совершенно верно. Хотите присоединиться к группе? Высокий заработок гарантирую: деньги Спейд приносит изрядные, хотя, по совести сказать, моя шварце уборщица поет куда лучше него. Сразу могу предложить работу вышибалы в «Эль-Ранчо», а там посмотрим. От девчонок отбою не будет. А еще приоденешься, так все будут твои.

– Закончил, папаша?

– Для вас, хамеющий молодой человек, мистер Натски! – с достоинством отвечает Пенцлер.

Бад захлопывает дверь.

– Мне нужны сведения о концертах Кули с пятьдесят первого года и по сей день. Добром отдадите или как?

Пенцлер встает, загораживая шкафы с папками своим объемистым телом.

– Ладно, Годзилла, повеселились и хватит. Информацию о клиентах я не выдаю даже под угрозой повестки в суд. Так что всего доброго, приятно было познакомиться. Заглядывайте как-нибудь на огонек.

Бад молча вырывает из стены телефонный шнур. Пенцлер, распахнув верхний ящик:

– Хорошо, хорошо, только умоляю вас, без рук! Мое лицо – мой доход, и оно мне дорого! Просто пещерные нравы какие-то!

Бад роется в папках, вытаскивает на стол ту, что озаглавлена: «Кули, Доннелл Клайд». На первой странице – снимок. Бада словно ударяет: у Спейда по два перстня на каждой руке. Разноцветные: розовый, белые, синие – бланки. Записи о гастролях, аккуратно рассортированные по годам: билеты на самолет, квитанции из отелей.

Пенцлер что-то ворчит у него за плечом. Бад сравнивает даты.

Джейн Милдред Хемшер, 8 марта 1951 года, Сан-Диего – Спейд выступал в «Эль-Кортес Скайрум». Апрель пятьдесят третьего, Кэти Джануэй – «Ковбойские ритмы» в «Бидо-Лито», Южный Лос-Анджелес. Шерон, Салли, Крисси Вирджиния, Мария, Линетт, Бейкерсфилд, Нидлз, Фриско, Сиэтл и снова Лос-Анджелес. Бад просматривает состав группы: Собачник Перкинс играет постоянно, ударники и саксофонисты приходят и уходят. Спейд Кули всегда в группе: он – лидер и делает кассу. Места, даты – все совпадает.

На синей бумаге остаются темные пятна пота – его пота.

– Где живет группа?

Пенцлер:

– «Билтмор», но я вам об этом не говорил.

– Ладно. Ответная любезность: меня здесь не было. Имейте в виду, дело серьезное; несколько убийств.

– Клянусь вам, буду молчать, как сфинкс! Господи боже, подумать только! Спейд и его отребье! Господи – знаете сколько он заработал в прошлом году?

* * *

С улицы Бад звонит Эллису Лоу. Тот начинает орать:

– Я же вам велел держаться подальше от этого дела! Я отрядил троих людей – троих цивилизованных людей, обещаю сообщить вам все, что они найдут, только не путайтесь у них под ногами, занимайтесь «Ночной совой», понятно вам?

Да-да, понятно. Но он слышит голос Кэти Джануэй, и Кэти говорит: ИДИ. «Билтмор».

Бад заставляет себя подъехать медленно. Припарковаться у черного хода. Вежливо спросить клерка, где найти группу мистера Кули.

– Президентский номер, девятый этаж, – говорит клерк.

– Спасибо, – очень спокойно отвечает Бад и даже, кажется, улыбается.

От конторки он отходит медленно, так медленно, словно плывет, раздвигая толщу воды. Вверх по лестнице – бегом, словно подхваченный течением. УБЕЙ ЕГО, – говорит малышка Кэти. Вот и президентский номер: двойные двери, на дверях – позолоченные орлы и американские флаги. Бад дергает ручку, и дверь распахивается.

Трое босяков прямо на полу – все в отрубе. Вокруг пустые бутылки и полные пепельницы – повеселились на славу. Спейда нет.

За одной из соседних дверей – какой-то шум. Бад распахивает дверь ногой.

Собачник Перкинс в постели смотрит мультфильмы по телевизору. Бад выхватывает револьвер.

– Где Кули?

Перкинс, ковыряя в зубах зубочисткой:

– На вечеринке, куда и я собираюсь. Хочешь его увидеть – приходи сегодня вечером в «Эль-Ранчо». Есть шанс, что он там появится.

– Что значит «есть шанс»? Он же заглавная фигура в группе!

– Раньше – да, но в последнее время Спейд что-то сдал, так что я все чаще его заменяю. Пою я не хуже его, а выгляжу даже лучше, так что зрители довольны. А теперь, может быть, ты отсюда уберешься и дашь мне досмотреть телек?

– Где он сейчас?

– Убери пушку, бойскаут. Спейд тебе не по зубам, максимум, что у вас на него есть, – неуплата алиментов.

– Ошибаешься. Я обвиняю Спейда в убийстве первой степени. И в употреблении опиума, если тебе этого мало.

Перкинс выплевывает зубочистку:

– Что ты сказал?

– Убийства проституток. Спейд любит молоденьких?

– Он не убивать их любит, а на болт сажать. Как и мы с тобой.

– Где он?

– Стукачей поищи в другом месте.

Бад бьет его рукоятью револьвера в челюсть. Перкинс вопит, выплевывает зубы. По телевизору начинается реклама: детишки громко требуют добавки кукурузных хлопьев «Келлог». Бад стреляет в экран, и телек умолкает.

Собачник шепелявит:

– Прочеши кайф-базары [53]53
  Кайф-базар – притон наркоманов.


[Закрыть] в Чайнатауне. И оставь меня в покое, черт бы тебя побрал!

УБЕЙ ЕГО, – говорит Кэти, и в первый раз за много лет Бад вспоминает свою мать.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

– Я уже объяснял капитану Эксли, – говорит психиатр, – но, раз он настаивает, придется объяснить и вам. Допрашивать мистера Голдмана совершенно бесполезно. Большую часть времени его разум безнадежно помрачен.

Джек оглядывается: тени в пижамах, бесшумно бродящие по коридору, безумные рисунки на стенах. Жуткое это место – дурдом.

– Не могли бы вы объяснить поподробнее, что с ним? Нам необходимо получить от него заявление.

– Что ж, если он сумеет связать два слова, считайте, вам крупно повезло. В июле прошлого года мистер Голдман и его коллега Микки Коэн, находившиеся в то время в тюрьме Мак-Нил, подверглись нападению. Неустановленные лица набросились на них с ножами и обрезками металлических труб. Коэн почти не пострадал, но мистер Голдман получил серьезную травму черепа, самым пагубным образом сказавшуюся на работе мозга. В конце прошлого года оба были освобождены досрочно. Сразу после освобождения мистер Голдман начал вести себя неадекватно: в конце декабря полиция Беверли-Хиллз арестовала его за мочеиспускание в общественном месте. Суд признал мистера Голдмана невменяемым и вынес определение о его содержании в психиатрической лечебнице в течение девяноста дней. К нам он попал сразу после Рождества. Девяносто дней недавно истекли, но мы уже оформили документы на следующий срок. К самостоятельной жизни он не способен, а помочь ему мы, честно говоря, не можем ничем. Впрочем, могу сообщить то, что, возможно, вас заинтересует: мистер Коэн навещал мистера Голдмана в больнице и выразил желание перевести его в частную лечебницу за свой счет, но мистер Голдман отказался, причем вел себя так, словно очень боится мистера Коэна. Странно, не правда ли?

– Может быть, не так уж и странно. Где он?

– Вот за этой дверью. Только, пожалуйста, будьте с ним помягче. Верно, когда-то этот человек был гангстером, но теперь он просто несчастный больной.

Джек открывает дверь. Маленькая комнатка, стены обиты войлоком. На войлочной скамье Дэви Голдман – небритый, с отвисшей челюстью и пустыми глазами – рассматривает картинки в «Нэшнл Джиографик». От Дэви воняет лизолом.

Джек присаживается рядом. Голдман отодвигается, не глядя на него.

– Ну и клоповник, – говорит Джек. – Почему ты не хочешь, чтобы Микки тебя отсюда забрал?

Голдман вытаскивает из носа козявку и сует себе в рот.

– Дэви, ты поссорился с Микки?

Голдман молча протягивает Джеку журнал. На картинке потрясают копьями голые негры.

– Мило. Были бы это белые девчонки – пожалуй, я бы тоже подписался. Дэви, ты меня помнишь? Я Джек Винсеннс. Служил в полиции, в Отделе наркотиков. Мы с тобой часто встречались на Стрипе.

Голдман скребет у себя в паху, бессмысленно улыбается.

– Дэви, почему ты боишься Мика? Ведь вы с ним друзья. Он о тебе позаботился.

Голдман, прихлопывая невидимого жучка:

– Больше не друзья.

Интонация у него… Такое не опишешь и не подделаешь. Такой голос Джек слышит впервые – и, бог свидетель, не хотел бы услышать еще раз.

– Дэви, расскажи, что случилось с Дином Ван Гельдером? Ты его помнишь? Он навещал тебя в Мак-Ниле.

Голдман снова запускает палец в нос. Вытирает руку о штанину.

– Дин Ван Гельдер. Он был у тебя в Мак-Ниле весной пятьдесят третьего. Тогда же, когда к Микки приезжали братья Энгелклинги, Пит и Бакс. Теперь ты боишься Микки, а этот Ван Гельдер пристукнул парня по имени Дюк Каткарт, а его самого пристукнули в «Ночной сове», и мне, черт побери, НУЖНО знать, как все это связано! Дэви, напряги мозги – если они у тебя остались!

Нет ответа.

– Ну, Дэви! Расскажи все дядюшке Джеку. Тебе сразу станет легче.

– Голландец долбаный голландец Микки не знает если знает будет больно хаб рашмонес [54]54
  Смилуйся (идиш.)


[Закрыть] Мейер хаб рашмонес Мейер Харрис Коэн te absolvo [55]55
  Отпусти (лат.).


[Закрыть] мои грехи…

Лицо мертвое, взгляд бессмысленный – живут только губы. Джек мысленно переводит: голландец – Ван Гельдер. Идиш, латынь… Похоже, Дэви за что-то просит у Микки прошения.

– Ну говори, Дэви. Говори. Что ты сделал Микки? Облегчи душу. Исповедуйся отцу Джеку, и тебе сразу станет хорошо.

Голдман снова лезет пальцем в нос. Джек подталкивает его локтем:

– Говори же!

– Голландец все просрал.

??? Может быть, план с «двойником» разработал Дэви?

– Что просрал? Говори! Монотонным, мертвым голосом:

– Три стрелка парней Микки бум-бум-бум Микки думал всему а нет Чеширский кот все забрал у Микки ничего не осталось. Хаб рашмонес Мейер я им поверил а тебе не поверил te absolbo…

???

– О ком ты говоришь, Дэви? Что за стрелки? Что за Чеширский кот?

Голдман начинает фальшиво мычать какую-то мелодию. Прислушавшись, Джек узнает «Поезд-экспресс».

– Дэви, поговори со мной!

– Бам-бам-бам, – напевает Дэви, – бам-бам-бам мой поезд-экспресс. Бам-бам-бам-бам-бам-бам мой поезд-экспресс.

Мать-перемать, я с этим идиотом сам рехнусь!

– Бззз бззз говорит жучок, – сообщает Дэви. – Жучок говорит я слушаю. Хаб рашмонес Мейер дорогой мой друг.

Господи Иисусе! Джек, кажется, начинает понимать, о чем речь.

Энгелклинги разговаривали с Козном у него в камере. Микки клянется, что не пересказывал разговор ни одной живой душе. Но Голдман каким-то образом об этом узнал и решил перехватить сделку, от которой отказался Микки. Отправил Дина Ван Гельдера замочить Каткарта – или, возможно, приказал только перекупить дело, а остальное Ван Гельдер сделал по собственной инициативе. Но как он узнал???

ЖУЧОК! Голдман установил жучок в камере Коэна???!

– Дэви, расскажи мне про жучок!

Голдман начинает мычать «Настроение». В палату заглядывает врач.

– Офицер, я полагаю, достаточно. Оставьте этого беднягу в покое.

* * *

Свою идею Джек изложил по телефону, и Эксли ее одобрил: теперь – в Мак-Нил, на поиски жучка в камере Микки Коэна. Аэропорт Вентура в нескольких милях от Камарильо, самолетом в Паджет-Саунд, оттуда на такси до тюрьмы. Боб Галлодет уже позвонил в Бюро управления наказаниями: тюремщики из Мак-Нила, скорее всего, охотно сотрудничать не станут: Микки Коэна они баловали, создали ему королевские условия (разумеется, не бесплатно) и теперь боятся наказания за взяточничество. Эксли рассказал, что Бад Уайт исчез – Фиск и Клекнер сейчас его ищут. Должно быть, удрал, гад, когда понял, что Эду все известно о его фокусах с «Версией» и с трупом в подвале, – Фиск упоминал об этом в записке, которую ему оставил. Паркер говорит, Дадли Смит сейчас изучает материалы по делу Энгелклингов, скоро представит рапорт. Линн Брэкен по-прежнему запирается.

– Что же дальше? – спрашивает Джек.

Эксли:

– В полночь в «Тихом океане». Встретимся и все обсудим.

И голос его при этом звучит довольно-таки зловеще.

В аэропорту Вентура Джек садится на самолет – билет ему заказал капитан Эксли. Стюардесса предлагает газеты: он берет «Таймс» и «Дейли Ньюс», ищет новости о «Ночной сове».

Ребята Дадли рвут на части Черный город, перетряхивают известных цветных бандитов – ищут тех, кто на самом деле палил из дробовиков в Гриффит-парке. Безнадежное дело: если уж дробовики в автомобиль подбросили, скорее всего, подбросили и гильзы, по газетным репортажам вычислив, где они должны найтись. А на такое способны только профессионалы. Майк Брюнинг и Дик Карлайл приняли командование над 77-м участком: все местные и еще двадцать человек из Отдела убийств в их распоряжении. Черные отморозки в этом случае были ни при чем – стопроцентно. Похоже, все как в пятьдесят третьем: Дадли не ищет виноватых – ищет, на кого бы свалить вину. Фотографии в «Дейли Ньюс»: демонстрация с плакатами на Сентрал-авеню, дом, который Эксли купил Инес Сото. В «Таймc» снимок Инес на пороге дома Рэя Дитерлинга в Лагуне: ослепительно-белое пламя фотовспышек, она прикрывает глаза рукой.

Джек читает дальше.

Бюро генерального прокурора в Сакраменто объявило о своем намерении пересмотреть дело. Эллис Лоу их перехитрил – подал жалобу. Однако парни из Сакраменто очень интересуются этим делом и намерены начать расследование, как только истечет положенный по закону срок рассмотрения жалобы – две недели. Если, разумеется, за это время полиция Лос-Анджелеса не сумеет разобраться в деле самостоятельно и представить его большому жюри. Полиция выпустила пресс-релиз – подробную и сентиментальную историю об изнасиловании Инес Сото в пятьдесят третьем, дополненную совсем уж слезоточивым эпилогом о том, как капитан Эд Эксли помог бедной девушке начать новую жизнь. От Эксли-младшего «Дейли Ньюс» переходит к Эксли-старшему: постройка системы шоссейных дорог в Южной Калифорнии закончена, и ходят слухи, что на ближайших выборах Большой Престон намерен выставить свою кандидатуру в губернаторы от республиканцев – но не повредит ли ему скандал вокруг имени сына?

Джек взвешивает собственные шансы. С Карен они помирились – она оценила его старания. Теперь единственная его задача – спокойно дослужить свои два месяца, получить пенсию и сделать ручкой полиции Лос-Анджелеса. Однако эти два месяца ему придется, как говорится, бежать впереди паровоза. А для спринтерских забегов он уже, по правде, староват. Пересмотр «Ночной совы», компромат, который хранят на него Пэтчетт и Брэкен… Что-то скажет ему сегодня Эксли? Ночные встречи по ресторанам не в его стиле. Что, если Брэкен и Пэтчетт выложат все, что о нем знают? Быть может, Паркер согласится его прикрыть, чтобы сохранить репутацию полиции? Но узнает Карен – и жалкие остатки их былой любви вылетят в трубу. Мужа-пьяницу, мужа – казначея Эллиса Лоу она еще как-то терпит. Мужа-убийцу терпеть не станет.

Три часа в воздухе, три часа, чтобы привести в порядок мысли. Самолет приземляется в Паджет-Саунд, Джек ловит такси и едет в Мак-Нил.

Безобразное здание – серый монолит на серых скалах острова. Серые стены, серый туман, колючая проволока над серой водой. У ворот Джек показывает удостоверение – охранник кивает, стальные ворота разъезжаются, исчезая в сером камне.

За воротами встречает Джека невысокий жилистый человечек.

– Сержант Винсеннс? Я агент Годдард, Бюро управления наказаниями.

Крепкое рукопожатие.

– Эксли объяснил, зачем я здесь?

– Все объяснил Боб Галлодет. Вы расследуете дело «Ночной совы» и несколько связанных с этим преступлений и хотите проверить, не находится ли в бывшей камере Коэна подслушивающее устройство. Если хотите знать мое мнение – это вполне возможно.

– Почему?

Они шагают к зданию, свирепый ветер хлещет их по лицам.

– Потому что в тюрьме бардак! – перекрикивая ветер, объясняет Годдард. – Коэн и Голдман здесь жили как в пятизвездочном отеле: все удобства, неограниченные посещения, передачи их вообще не проверялись. Пронести можно было все, что угодно, в том числе и жучок. А вы думаете, Голдман играл против своего босса?

– Вроде того.

– Что ж, очень может быть. Его камера была на одном ярусе с Микки, через две двери от него, и, кроме них, на ярусе почти никого не было. Сейчас сами увидите – не тюрьма, а санаторий!

Они входят в здание, поднимаются по бесконечным узким лестницам. Шесть ярусов. Вперед по коридору – восемь пустых камер.

– Пентхаус, – объясняет Годдард. – Тихий, малонаселенный, с уютной общей комнатой, где можно сыграть в карты. Знаете, что сообщил наш информатор? Что Коэн лично давал добро на размещение здесь тех или иных заключенных. Представляете, как надо зарваться? А теперь посмотрите, что я для вас приготовил.

Они входят в общую «гостиную»: на столе разложены ломы, зубила, молотки, длинный шест с крюком на конце. На расстеленном одеяле – магнитофон, путаница проводов.

– Вот это организация, – присвистывает Джек.

– Эксли и Галлодет имеют в этих стенах серьезный вес, – объясняет Годдард. И добавляет: – Начнем с этого яруса. Если найдем пленку, сможем сразу и прослушать. Хотя найдем ли…

– Думаю, это вполне возможно. Голдман и Коэн вышли на свободу прошлой осенью. Нападение на них было совершено в июле, тогда же Дэви отшибли мозги. Если он и установил жучок, то забрать его с собой при выходе ему уже, скорее всего, не хватило ума.

– Что ж, приступим.

* * *

Годдард размечает участок канала теплотрассы от камеры Коэна до камеры Голдмана через две других, берет молоток и зубило и аккуратно долбит. Джек отламывает защитную пластину с теплопровода в камере Микки, шурует палкой с крюком. Ничего – одни пустые жестяные стенки. На Джека накатывает раздражение: было бы логично установить жучок именно здесь. Из теплопровода с шумом вырывается горячий воздух. Нет, думает Джек. Здесь холодно, и тепло подается большую часть времени. При таком шуме разговор на пленку не запишешь. Он внимательно осматривает стены и потолок, и взгляд его упирается в вентиляционное отверстие. Рядом с ним, у предохранительной пластины, – небрежно зашпаклеванный участок стены с мелкими дырочками. Джек лупит молотком, и наконец из разбитой стены вываливается маленький, заляпанный шпатлевкой микрофон. Провода от него уходят вглубь стены. Через пять секунд появляется Годдард: в руках он держит миниатюрный магнитофон в пластиковом чехле.

– Ровно на полпути между камерами. Звуки доносятся через вентиляцию – недурно придумано! Что ж, послушаем.

* * *

Вернувшись в общую комнату, Годдард включает свою машину, ставит пленку, извлеченную из магнитофона Дэви, нажимает на кнопки.

Сначала – ничего, кроме треска помех. Собачий визг. «Тихо, тихо, бубеле», – голос Микки Коэна.