Текст книги "Звездный поход"
Автор книги: Джеймс Бенджамин Блиш
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
***
Они опять находились в центральном зале – Спок, Райна и донельзя рассерженный Кирк. Флинт оставался совершенно спокойным. За его спиной Спок вынул трикордер и навел прибор на Флинта.
– М-4 запрограммирован защищать членов этой семьи, – невозмутимо сказал Флинт. – Не сомневаюсь, что нужно бы изменить его инструкции, чтобы допускать несанкционированные, но предсказуемые действия с вашей стороны. Он подумал, что вы нападали на Райну. Неправильно истолковал ваши действия.
Кирк был далеко не уверен, что допускает это объяснение. Он шагнул к Флинту.
– Если бы он находился поблизости теперь, он мог бы истолковать совершенно правильно…
Послышалось тихое жужжание.
Машина вернулась – или ее точная копия – и бдительно висела рядом с Флинтом.
– Слишком полезное устройство, чтобы обходиться без него, – сказал Флинт. – Я создал еще одно. Отправляйся в лабораторию, М-5.
Спок перекинул трикордер через плечо.
– Прямо из энергии – в материю, – сказал он. – Без сомнения, почти мгновенное производство, в ходе которого ваш робот был скопирован с некой существующей матрицы.
Флинт кивнул, не сводя глаз с Кирка.
– Радуйтесь, что не напали на меня, капитан. Я мог принять вызов – а физически я вдвое сильнее вас.
– Говоря вашими словами, это была бы интересная проба сил.
– Как он ребячлив, Райна. Как бы ты его назвала – храбрецом или глупцом?
– Я счастлива, что он не погиб, – сказала Райна низким голосом.
– Разумеется. Смерть, когда она не нужна – трагична. Капитан, доктор Маккой – в лаборатории, занимается с новой партией риталина. Он вполне удовлетворен чистотой этой партии. Я бы предположил, что вы подождете здесь, терпеливо… и благополучно. Как вы убедились, мои системы защиты действуют автоматически – и не всегда в соответствии с моими желаниями.
Кирк почувствовал, что Флинт определенно не убежден в истинности своего последнего утверждения. Флинт положил руку на плечо Райны.
– Пойдем, Райна.
Бросив на Кирка последний, долгий взгляд, она позволила увести себя вверх по трапу. Нахмурившись, Кирк упрямо шагнул вслед за ними, но Спок удержал его.
– Мне не нравится, как он ей командует, – сказал Кирк.
– Поскольку мы зависим от господина Флинта в отношении риталина, я бы, с вашего разрешения, предположил, капитан, что вам лучше бы обращать меньше внимания на эту юную леди, если вы с ней еще раз столкнетесь.
– Он любит ее?
– Все признаки налицо.
– Ревность! Это могло бы объяснить то нападение. И все же… видно же было, что он хочет, чтобы мы были вместе; га игра в биллиард… ведь это он предложил нам потанцевать…
– Это выглядит как вызов логике мужчины, насколько я понимаю.
После тягостной паузы Кирк вытащил передатчик.
– Кирк – “Дерзости”. Мистер Скотт, доложите, каково положение с ригеллианской лихорадкой.
– Почти все на борту заболели, сэр. На вахте остались единицы, мы ждем антитоксина.
– Еще немного, Скотти. Доложи, что там нашел компьютер.
– О мистере Флинте записей нет. Такое впечатление, что у него попросту нет прошлого. Планету приобрел тридцать лет назад господин Нова, богатый финансист-затворник.
– Проверьте, что есть о Райне Кейпец. Гражданское состояние: официально оформленная опека, после смерти родителей.
– Есть, капитан.
Когда Кирк медленно отложил передатчик, Спок сказал:
– И все же существует тайна, еще большая. Я смог получить трикордерную сканограмму господина Флинта, пока вы с ним воевали. Он – человек. Но есть биофизические особенности. Некоторые показания, касающиеся его телесных отправлений, несоразмерны другим. Вот лишь одно: отмечен громадный возраст – порядка шести тысяч лет.
– Шесть тысяч! Он не выглядит и на пару нолей меньше. Вы можете это подтвердить, мистер Спок?
– Я введу сканограмму в медкомпьютер доктора Маккоя, когда мы вернемся на корабль.
– Сколько у нас времени?
– Нам надо начать инъекции антитоксина не позже, чем через два часа восемнадцать минут, иначе эпидемия окажется роковой для всех нас.
Кирк нахмурился.
– Почему переработка отнимает на этот раз так много времени?
– Промедление выглядит так, как если бы было намеренным.
– Да, – мрачно согласился Кирк. – Как будто он по какой-то причине удерживает нас здесь.
– В высшей степени странно. Хотя господин Флинт, видимо, желает, чтобы мы задержались, в то же время его что-то тревожит. Логично предположить, что он осведомлен о каждом нашем движении… что он наблюдает за нами.
Пискнул передатчик.
– Здесь Кирк.
– Скотт, сэр. В официальных банках Федерации записей о Райне Кейпец нет.
– Сведения об арестах или тюремном заключении?
– О ней вообще нигде нет никаких биографических данных. Как и о Флинте.
– Спасибо, Скотти. Кирк отключается. Как и о Флинте-Люди без прошлого. В таком случае чьей властью она здесь? Чем он ее удерживает?
– Я бы предложил в качестве неотложной задачи риталин.
– Давайте отыщем Маккоя.
Едва он направился к двери, вошла Райна. Она выглядела очень взволнованной.
– Капитан! – позвала она.
– Идите, Спок. Я встречусь с вами в лаборатории.
Когда они остались одни, Райна сказала:
– Я пришла попрощаться.
– Я не хочу прощаться.
– Я счастлива, что вы будете жить.
Кирк изучающе посмотрел на нее. Она выглядела наивной, неуверенной, и все же где-то глубоко угадывалось непонятное упорство. Она стояла недвижно, как будто во власти сил, которых не понимала.
Он подошел к ней.
– Я знаю теперь, зачем я жил.
Он обнял ее и поцеловал. Их второй поцелуй оказался много длиннее первого, ее ответ неожиданно потерял невинность.
– Пойдем с нами, – хрипло сказал Кирк.
– Мое место…
– …там, где ты хочешь быть. Где тебе хочется быть?
– С тобой.
– Всегда.
– Здесь, – сказала она.
– Нет, идем с нами. Я обещаю тебе счастье.
– Здесь мне было так покойно…
– Детство кончается. Ты любишь меня, а не Флинта.
Долго-долго она стояла безмолвно, едва дыша. Наконец высвободилась из его объятий и убежала. Кирк так же долго смотрел ей вслед, а потом, со все еще бухающим сердцем, отправился в лабораторию.
Когда он вошел, Маккой сказал:
– Флинт лгал нам: риталина здесь нет.
– Но у меня перед глазами – показания трикордера, капитан, – сказал Спок. – Риталин – явно за этой дверью.
Дверь, на которую был нацелен трикордер, оказалась той самой, о которой Райна сказала, что Флинт запретил ей входить туда.
– Почему Флинт все время хитрит с нами? – спросил Кирк, внезапно приходя в ярость от постоянно растущей горы тайн. – Очевидно, предполагается, что мы войдем и возьмем его – если сможем! Давайте же не разочаруем этого знатока шахмат. Фазеры – на полную!
Но едва они вынули оружие, дверь сама начала с громыханием открываться. Из-за нее доносился монотонный низкий шум машин.
Кирк пошел первым. Сразу же бросились в глаза кубики риталина, лежавшие на одном из столов. Кирк торжествующе направился было к ним, но внимание его привлекло тщательно задрапированное тело на столе, выложенном плиткой. Стол этот украшала надпись: “РАЙНА-16”.
Лежащее навзничь тело принадлежало женщине. Лицо ее, не вполне человеческое, напоминало кусок мертвой белой глины с прекрасно вылепленными женскими чертами и как-то неуловимо незавершенное. И все же, для сомнений не оставалось места: это было лицо Райны.
На другой стороне прозрачного футляра висел зажим с записями. Большинство закорючек вроде бы относились к области математики.
Как во сне, Кирк приблизился к следующему футляру. Тело в нем было менее завершенным, чем первое. На лице ясно виднелись следы работы скульптора; черты его были лишь грубо намечены. Но и оно принадлежало Райне – Райне-17.
– Физически – человек, – тихо сказал Маккой, – и все же не человек. Джим… она – андроид!
– Созданный здесь, моими руками, – зазвучал в дверях голос Флинта. – Здесь кончились века одиночества.
– Века? – переспросил Кирк.
– Ваше собрание шедевров Леонардо да Винчи, господин Флинт, – сказал Спок. – Многие выглядят написанными недавно – на современных холстах, новыми красками. А на вашем рояле – вальс Иоганна Брамса, неизвестное произведение, в рукописи, написанное современными чернилами – и, тем не менее, несомненно подлинное, как и картины…
– Брамс – это я, – сказал Флинт.
– И да Винчи.
– Да.
– Сколькими же еще именами можно вас называть? – спросил Спок.
– Соломон, Александр, Лазарь, Мафусаил, Мерлин, Абрамсон… и еще сотня имен, которых вы не знаете.
– Вы родились…?
– В том районе Земли, который позже назвали Месопотамией, в 3034 году до рождества Христова, как сейчас принято вести счет тысячелетиям. Меня звали Ахарин, и был я солдатом – задирой и дураком. Я пал в битве с пронзенным сердцем… и не умер.
– Какая-то мутация, – зачарованно сказал Маккой. – Мгновенная регенерация тканей… и, очевидно, совершенное, неизменное равновесие между анаболизмом и катаболизмом. Вы поняли, что бессмертны…
– И что это надо скрывать: поселиться где-то, прожить часть жизни, симулируя старение – а потом двигаться дальше, до того, как заподозрят мою природу. Однажды ночью я исчезал или имитировал самоубийство.
– Ваше богатство, ваш интеллект, продукт веков изучения и накопления знаний, – сказал Спок. – Вы знали величайшие умы истории…
– Галилея, – сказал Флинт. – Моисея. Сократа. Иисуса. И я был женат сотню раз. Избранные, любимые, лелеемые… тихо ласкать, вдохнуть мимолетный аромат… а потом старость, смерть и вкус праха. Понимаете ли вы?
– Вы желали совершенной женщины, – сказал Спок. – Последней женщины, столь же выдающейся, столь же бессмертной, как вы сами. Навсегда вашей супруги.
– Задуманной моим сердцем, – сказал Флинт. – Я не мог любить ее больше, чем любил.
– Спок, – шепнул Кирк, – вы знали.
– Решающих данных не было. Как бы то ни было, господин Флинт выбрал планету, богатую риталином… я надеялся, что окажусь неправ.
– Почему вы не сообщили мне? – сурово спросил Кирк.
– Что вы на это скажете?
– Что вы были неправы, – сказал Кирк, – неправы. Да, я уверен.
– Вы повстречали совершенство, – сказал Флинт. – Что делать, вы его полюбили. Но нельзя любить андроида, капитан. Я люблю ее, она – мое изделие… моя собственность… она – то, чего я так страстно желал.
– И вы сложили здесь риталин, чтобы преподать мне это, – сказал Кирк. – Она знает?
– Она никогда не узнает.
– Пойдемте, мистер Спок, – устало сказал Кирк.
– Вы останетесь, – возразил Флинт.
– Почему?
– Мы знаем еще и о том, кто он, капитан.
– Да, – сказал Флинт. – Если бы вы покинули меня, за вами бы последовали любопытные… придурковатые, надоедливые; официальные лица, просители. Мое уединение – моя собственность, и я не желаю, чтобы благодаря вам оно нарушилось.
– Мы сможем хранить молчание, – предположил Спок.
– Бедствие вмешательства, мистер Спок. Я знаю, что это такое… я больше не буду рисковать. – Рука Флинта скользнула к маленькому пульту управления, висевшему у него на поясе.
Кирк выхватил передатчик. Флинт улыбнулся почти печально.
– Они не ответят, капитан. Смотрите.
Посреди комнаты, где Флинт творил жизнь, начала возникать колонна из закрученного в водоворот света. Когда она стала яркой, в ней показался силуэт “Дерзости”, парящий в нескольких футах над полом; мерцали знакомые крошечные огоньки.
– Нет! – крикнул Кирк.
– Проба сил, – сказал Флинт. – У вас не было ни единого шанса.
– Моя команда…
– Настало время и вам присоединиться к ним.
Кирка замутило.
– Вы… уничтожили… четыреста жизней? Почему?
– Я видел, как пали сто миллионов. Я знаю Смерть лучше любого человека; я бросал врагов в ее объятия. Но мне знакомо милосердие. Ваша команда не мертва, ее жизнь лишь приостановлена.
– Это хуже смерти, – сказал Кирк свирепо. – Верните их к жизни! Отдайте мой корабль!
– В свое время. Через тысячу лет… или две тысячи. Вы увидите будущее, капитан Кирк. – Флинт посмотрел на “Дерзость”. – Превосходный аппарат. Возможно, я смогу чему-то научиться, разобравшись в его устройстве.
– И это вы были таким человеком? – сказал Кирк. – Познавшим и создавшим такую красоту? Видевшим, как ваша раса вырывалась из жестокости и варварства, всю вашу громадную жизнь! И все же теперь вы сделаете это с нами?
– То были цветы моего прошлого. Я держу в руках крапиву настоящего. Я Флинт – и у меня свои нужды.
– Какие нужды?
– Вечером я видел… нечто удивительное. Нечто, чего я ждал… для чего трудился. И этому ничто не должно угрожать.
Чувства Райны наконец пробудились к жизни. Теперь они обратятся на меня, в том одиночестве, что я храню.
– Нет, – раздался голос Райны. Все обернулись.
– Райна! – воскликнул в изумлении Флинт. – И давно ты здесь?
– Ты не должен делать этого с ними!
– Должен. – Рука Флинта неумолимо двинулась к обратно к устройству на поясе.
– Райна, – сказал Спок. – что почувствуешь ты к нему, когда нас не станет?
Она не ответила, но недоверие, горе, сильнейшая ненависть в ее лице, обращенном к Флинту, говорили сами за себя.
– Все чувства связаны, мистер Флинт, – сказал Спок. – Причините нам вред, и она возненавидит вас.
– Верните мне мой корабль, – холодно сказал Кирк. – С нами ваша тайна – в безопасности.
Флинт невозмутимо посмотрел на Кирка. Потом едва заметно пожал плечами; то был человек, которому и раньше приходилось проигрывать сражения. Он снова коснулся пульта управления у себя на поясе.
Колонна света вместе с игрушечной “Дерзостью” поблекла и исчезла.
– Вот почему вы затягивали переработку риталина, – произнес Кирк тихо, с горечью в голосе. – Вы понимали, что происходит. Вы держали нас вместе – меня и Райну – поскольку я мог вызвать к жизни ее чувства. Теперь вы собираетесь просто принять у меня должность!
– Я возьму то, что и так мое… когда она придет ко мне, – сказал Флинт. – Мы с ней пара, капитан. Одинаково бессмертные. Вы должны забыть ваши чувства в этом отношении, это для вас совершенно невозможно.
– Невозможно с самого начала, – сказал Кирк с растущей яростью. – И, тем не менее, вы использовали меня. Я не могу ее любить – но я все же ее люблю! А она любит меня!
Флинт кинулся. Он был стремителен, но Кирк уклонился. Двое бойцов закружились, как звери. Когда Кирк поравнялся со Споком, первый помощник схватил его за руку.
– Ваши грубые порывы не изменят положения.
– Тебе не понять! Мы деремся за женщину!
– Вы – не тот, кем себя сейчас считаете, – сказал Спок, – поскольку и она – не та.
Кирк отступил, показав раскрытые ладони своему противнику.
– Бессмысленно, мистер Флинт.
– Я не стану причиной всего этого, – сказала Райна дрожащим, но горячим голосом. – Не стану! Я выбираю! Я! Куда я хочу идти… что я хочу делать! Я выбираю!
– Я выбираю за тебя, – сказал Флинт.
– Больше нет!
– Райна…
– Нет. Не приказывай мне. Никто не может мне приказывать!
Кирк посмотрел на нее с трепетом, и Флинт, казалось, испытывает то же самое чувство. Он протянул к ней руку, а она отвернулась. Он медленно опустил руку, не сводя с нее глаз.
– Она – человек, – сказал Кирк. – Она – человек, вплоть до последней клетки крови. До последней мысли, надежды, стремления, чувства. Вы и я создали человеческую жизнь… а дух человеческий – свободен. У вас нет права собственности. Она может поступать, как хочет.
– Ни один человек не побеждал меня, – холодно сказал Флинт.
– Я не желаю вас побеждать, – устало ответил Кирк. – Это – не проба сил. Теперь Райна принадлежит самой себе. Она настаивает на своем человеческом Праве выбора – поступать как хочет, думать что хочет, быть кем хочет.
Наконец Флинт измучено кивнул.
– Я боролся и за это тоже. Что она выбирает?
– Пойдем со мной, – сказал ей Кирк.
– Останься, – сказал Флинт.
В ее глазах стояли слезы.
– Я была не человек, – прошептала она. – Теперь я люблю… я люблю…
Она медленно двинулась вперед, к двоим ждущим мужчинам. Силы оставили ее. Она сначала споткнулась, а потом неожиданно упала.
Маккой оказался рядом с ней в тот же миг, ища ее пульс. Флинт тоже стал на колени рядом. Маккой медленно покачал головой.
Кирка словно ударили под дых.
– Что… случилось? – спросил он.
– Она любила вас, капитан, – негромко сказал Спок, – и Флинта – как учителя, даже как отца. Прошло недостаточно времени, чтобы укротить ужасающую мощь и противоречия ее вновь обретенных чувств. Она не могла вынести мысли о том, чтобы ранить кого-то из вас. Радость любви сделала ее человеком; муки любви Погубили ее. – В его голосе послышалась нотка взвешенного обвинения. – Вы повторили то, на что был способен лишь Бог. Вы сотворили жизнь. Но потом… вы взыскали идеального ответа… которого все еще ждет и сам Создатель.
Флинт склонил голову, он был сломлен.
– Ты не можешь умереть, мы будем жить вечно… вместе. – Он зарыдал. – Райна… дитя мое…
Рука Кирка сама собой легла на его плечо.
***
Кирк сидел за столом в своей каюте, опустошенный, в полумраке предаваясь тягостным мыслям. Дверь открылась и вошел Спок.
– Спок, – сказал Кирк, не глядя на него.
– Эпидемия укрощена и более не представляет угрозы. “Дерзость” – на курсе 513 румб семь, как вы приказали.
– Очень молодой и одинокий мужчина… очень старый и одинокий мужчина… мы сыграли в довольно скверном спектакле, да? – Он склонил голову. – Если б я только мог забыть…
Голова его пала на руки. Он уснул. Влетел Маккой.
– Джим, те показания трикордера по господину Флинту в конце концов увязаны друг с другом. Мафусаил умирает… – Тут он заметил позу Кирка и добавил тихо: – Слава Богу… Наконец-то спит.
– О чем вы хотели сообщить, доктор?
– О Флинте. Покинув Землю с ее взаимосвязью полей, в которой он сформировался и с которой был в совершенном равновесии, он пожертвовал бессмертием. Он проживет остаток нормальной человеческой жизни… и умрет.
– То будет скорбный день для меня. Он знает?
– Я сам ему сказал. Он собирается посвятить свои последние годы и свои гигантские возможности, чтобы улучшить положение человечества. Кто знает, чего он сможет достичь?
– Действительно, – сказал Спок.
– Это все, я думаю. Я скажу Джиму, когда он проснется, а можете и вы. – Он посмотрел на Кирка с глубоким сочувствием. – Учитывая долговечность его противника… на самом деле вечный треугольник. Вы не поймете, да, Спок? Я жалею вас больше, чем его. Вы никогда не узнаете, до чего может довести мужчину любовь – до неистовства, до невзгод, до порушенных правил, до отчаянного риска… до славных неудач и до славных побед… потому что слово “любовь” не начертано в ваших книгах.
Спок безмолвствовал.
– Хотел бы я, чтобы он ее забыл.
Все та же тишина.
– Доброй ночи, Спок.
– Доброй ночи, доктор.
Спок молча взирал на Кирка еще несколько мгновений, а затем осторожно сходил закрыть дверь за Маккоем. Потом вернулся к Кирку. Его руки подплыли к упавшей голове спящего, коснулись ее кончиками пальцев. Он сказал, очень нежно:
– Забудь…
ПУТЬ В ЭДЕМ
Подчиняясь приказаниям Федерации действовать к с можно более деликатно, “Дерзость” нуль-транспортировала на борт тех шестерых, что захватили крейсер “Аврора”. Среди них был единственный сын катуллианского посла; тем временем переговоры между Федерацией и послом находились в решающей стадии. Ясное дело, никто из шестерых не был силен в управлении крейсерами; пытаясь скрыться, они ухитрились угробить свой корабль, и спасло их лишь ювелирное мастерство Скотта, работавшего с транспортером.
– Скотти, они на борту? – сказал Кирк в переговорное устройство, вмонтированное в командирское кресло.
– Так точно, капитан. Целая толпа.
– Проводи их в зал заседаний, с ними надо поговорить как следует.
Из переговорного устройства доносились звуки голосов, сливавшихся во все более громкий гул. И вдруг среди этого гула отчетливо послышался женский голос:
– А зачем нам это?
Тут Чехов резко вскинул д того склоненную голову; лицо его стало полем битвы между “да это же…” и “не может быть!”. Потом мужской голос произнес: “Скажите Герберту, что это не! пойдет”.
И все с готовностью забубнили нараспев: “Не пойдет, не пойдет, не пойдет, не пойдет…”
– Что происходит? – спросил Кирк.
– Они отказываются, сэр, – отозвался Скотт, перекрикивая песнопение.
– Почему?
– Я не знаю. Сидят тут на полу всей толпой, и все. Да вы их сами слышите. Вызвать службу безопасности?
– Не надо, я сейчас сам спущусь. Сулу, возьмите управление на себя.
Они со Споком услышали продолжавшееся песнопение задолго до того, как добрались до транспортерного отсека. Эти шестеро и вправду выглядели, как “целая толпа”. На одном был незатейливый халат, а на других – и вовсе почти ничего; на одеждах красовались вышитые цветы, на телах – нарисованные. Вся эта “толпа” – трое девушек и трое мужчин – была примерно одного возраста (лет двадцати с небольшим), кроме одетого в халат. Они сидели на корточках, вокруг все было завалено музыкальными инструментами.
– Мы не в настроении, Герберт, – сказала одна из девушек; судя по голосу, это ее Кирк слышал по внутренней связи. Остальные опять забубнили “Не пойдет”.
– Который из вас Тонго Рэд? – крикнул Кирк.
Песнопение постепенно умолкло, и вновь прибывшие с любопытством стали поглядывать то на Кирка, то на одного из своих, симпатичного гуманоида, который, несмотря на свое одеяние, источал тот неуловимый аромат, что часто сопутствует богатству и знатности. Гуманоид встал и устремился вперед, храня едва ли не оскорбительное молчание.
– Вы не под арестом только благодаря влиянию вашего отца, – ощетинился Кирк. – В дополнение к пиратству, вам можно предъявить обвинение еще и в нарушении правил полетов, и во вторжении в неприятельское космическое пространство, и в том, что вы подвергли опасности чужие жизни – как, впрочем, и свои.
– Какое еще неприятельское космическое пространство? – спросил Рэд.
– Вы были в ромулианском секторе, когда мы вас выдернули.
– О, – сказал Рэд, – мое сердце полно сожаления.
– И вдобавок вы стали причиной межзвездного инцидента, способного разрушить все договоренности, достигнутые между вашей планетой и Федерацией.
– Ох, крепко ты целуешь, Герберт!
– Если у вас есть объяснение, я готов его выслушать.
Рэд посмотрел на мужчину постарше – того, в халате, но ответа не дождался, сел рядом с другими и скрестил руки. Кирк обернулся к Споку.
– Отведите их в лазарет на медосмотр. Они могли облучиться при взрыве “Авроры”.
Тотчас опять загудело: “Не пойдет…”. Кирк стал было перекрикивать его, но вмешался Спок:
– С вашего разрешения, капитан…
Он сложил руки: большой палец – к большому, указательный – к указательному, в форме яйца, и произнес:
– Один.
Вновь прибывших это, похоже, очень удивило. Человек в халате поднялся.
– Мы есть одно.
– Один есть начало, – сказал Спок.
Юнец с довольно плутоватым лицом сказал:
– Ты Один, Герберт?
– Я не Герберт.
– Он не Герберт. Мы понимаем.
Кирка эта беседа окончательно сбила с толку. Очевидно, однако, все это что-то значило, поскольку привело к тишине и спокойствию.
– Сэр, – обратился Спок к мужчине постарше, – если вы расскажете нам, чего вы хотите, мы, вероятно, сможем достичь взаимопонимания.
– Если вы понимаете Одного, то вам известно, чего мы хотим.
– Я бы предпочел, чтобы вы изложили ваши намерения. Старший чуть улыбнулся.
– Мы поворачиваемся спиной к смятению и ищем начала.
– Ваше место назначения?
– Планета Эдем.
– Это же смешно, – сказал Кирк. – Эта планета – миф.
Все так же улыбаясь, старший сказал:
– И мы протестуем против того, что нас потревожили, нас преследовали, напали на нас, схватили и транспортировали сюда вопреки нашим желаниям и людским законам.
– Верно, брат, – сказал юнец с плутовским лицом.
– Мы не признаем ни порядков, установленных Федерацией, ни факта военных действий. Мы не признаем никакой власти, кроме той, что внутри нас самих.
– Признаете вы власть или нет, я – ее воплощение на этом корабле, – сказал Кирк, с трудом сдерживаясь. – Я руководствуюсь распоряжениями доставить вас с миром на Звездную базу. Оттуда вас вернут каждого на свою планету. Согласно приказаниям, вы – не пленники, а гости. Я жду от вас соответствующего поведения.
– О, Герберт, – сказал юнец с плутовским лицом, – ты жесток.
– Мистер Спок, поскольку вы, кажется, понимаете этих людей, вам и иметь с ними дело.
– Мы почтительно просим доставить нас на Эдем, – сказал человек в халате. Вежливость выражений и мягкость голоса не могла скрыть его оскорбительного высокомерия.
Кирк проигнорировал просьбу.
– Когда они пройдут медосмотр, проследите, чтобы их проводили в подходящие каюты и позаботились обо всем, что им понадобится.
– Есть, капитан.
– Мы почтительно просим доставить нас на Эдем.
– У меня совсем другие приказы. И это не пассажирское судно.
– Герберт, – сказала та девушка, которая уже говорила.
Остальные подхватили, и, когда Кирк вышел, вслед ему неслось: “Герберт, Герберт, Герберт, Герберт…”
К тому времени, когда он вернулся на мостик, Кирк едва сдерживал гнев. Садясь в свое кресло, он сказал:
– Лейтенант Юхэра, срочно известите Звездную базу, что у нас на борту – те шестеро, которые захватили космокрейсер “Аврора”. И что сам крейсер, к несчастью, уничтожен.
– Слушаюсь, сэр.
– Личную ноту катуллианскому послу. Его сын – в безопасности.
– Капитан… сэр, – нерешительно сказал Чехов. – Мне кажется, я знаю одну из них. По крайней мере, голос ее я узнал. Ее имя – Ирина Галлиулина. Мы вместе учились в Академии Звездного флота.
– Кто-то из этих учился в Академии? – недоверчиво спросил Кирк.
– Да, сэр. Она бросила учебу. Она…
Чехов недоговорил. Несмотря на его акцент и самообладание, было очевидно, что некое чувство к этой девушке до сих пор бередит его душу.
Кирк бросил взгляд на входящего Спока, а потом снова обратился к Чехову.
– Вы хотите увидеться с ней? Разрешаю вам покинуть пост.
– Благодарю вас, сэр.
Он быстро встал и вышел; его место занял другой член экипажа.
Кирк повернулся к Споку.
– Они в лазарете?
– Да, капитан.
– Вы всерьез верите, что Эдем существует?
– Многие мифы основаны на чем-то реальном, капитан. К тому же разума они не лишены. Доктор Севрин…
– Их предводитель? Человек в халате?
Спок кивнул.
– Доктор Севрин был блестящим инженером на Тибуроне и интересовался акустикой, связью и электроникой. Когда он положил начало движению, с которым мы сейчас столкнулись, его уволили с работы. Младший Рэд унаследовал необычайные способности своего отца к изучению космоса.
– Но они отвергают это – все, что им дает современный уровень развития технологии – и ищут первобытного.
– Многие чувствуют себя неловко среди того, что мы создали, – сказал Спок. – Это почти животный бунт. Какое-то глубочайшее отвращение к развивающемуся строго по программе обществу, ко всеобъемлющему планированию, к стерильным, искусно сбалансированным атмосферам. Они алчут Эдема, где вечно Весна.
– Нам всем этого иногда хочется, – задумчиво ответил Кирк. – Может, это память предков о пещерах…
– Да, сэр.
– Но мы не крадем крейсеров и не ведем себя, как беззаботные дети. Что заставляет вас так сочувствовать им?
– Это не столько сочувствие, сколько любопытство, капитан. Желание понять. Кроме того, они ощущают себя чужими в своих собственных мирах. Это чувство мне знакомо.
– Гм-м. А что это значит – “Герберт”?
– Это нечто нелестное, сэр. Так звали одного мелкого чиновника, известного своей закоснелостью и ограниченностью.
– Понимаю, – сухо произнес Кирк. – Постараюсь быть менее ограниченным, чем тот чиновник. Правда, они делают это затруднительным.
В приемной диагностического кабинета находилось лишь пятеро из шестерых, когда вошел Чехов. Четверо развалились на полу, слушая юнца с плутовским лицом, который настраивал какой-то инструмент, похожий на цитру. Удовлетворившись полученным результатом, он взял несколько аккордов и начал негромко напевать.
Когда ищешь новую землю,
Когда теряешь дорогу,
Когда ищешь добрую землю,
Когда собьешься с пути,
Не плачь, не плачь.
Ох, нет у меня меда и нет сливок,
Но та мечта, что во мне – не просто мечта.
Она будет жить, не умрет.
Она будет жить, не умрет.
Однажды я встану посреди мечты,
Посмотрю, как она сияет вокруг меня, и скажу:
Я здесь! Я здесь!
В этой новой стране,
В этой доброй стране,
Я здесь!
– Браво, Адам, – сказал один из слушателей. Раздался шелест аплодисментов.
Чехов откашлялся.
– Простите, есть среди вас Ирина Галлиулина?
– Она на обследовании, – ответил Адам. Ударив по струнам, он пропел:
Хрустну пальцем шутки ради
И подпрыгну ради смеха,
Получу все справки сразу
От Маккоя – вот потеха!
– Вы знаете Ирину? – спросил кто-то еще. Чехов кивнул.
– Послушай-ка, скажи мне, – начал Тонго Рэд. – Почему вы, люди, носите всю эту одежду? Как вы в ней дышите?
Сестра Чепел вышла из лазарета в сопровождении двоих санитаров. Оглядев потенциальных пациентов, она показала на Севрина:
– Вы – следующий.
Севрин обмяк, впадая в забытье. Чепел кивнула санитарам, которые прошли к нему и, подхватив безвольное тело, потащили его в лазарет. Почти сразу же оттуда вышла Ирина.
– Ирина, – сказал Чехов.
Не выказав удивления, она улыбнулась своей обычной загадочной улыбкой, которая редко покидала ее лицо – но за которой скрывалась настороженность.
– Павел Андреевич, – спокойно сказала она. – Я была уверена, что мы именно так неожиданно встретим друг друга.
– Ты знала, что я был на “Дерзости”?
– Слышала.
– Ирина… почему… – он осекся, увидев, что на него устремлены все глаза. – Пойдем.
Он вывел ее в пустой коридор и некоторое время смотрел на нее, разглядывая причудливый короткий наряд, длинные волосы, весь ее почти неряшливый вид. Когда он наконец заговорил, в голосе его ясно слышалось что-то похожее на гнев.
– Как ты могла сотворить с собой такое? Ты же была ученым. Ты была… приличным человеком. А теперь полюбуйся на себя!
– Да ты сам-то на себя посмотри, Павел, – спокойно сказала она.
– Почему ты это сделала?
– А ты почему?
– Я горжусь собой таким, какой я есть. Я верю в то, что делаю. Можешь ли ты сказать о себе то же самое.
– Да.
На мгновение ее голос затвердел, но потом всегдашняя улыбка вернулась к ней. Чехов взял ее за руку и они направились к ближайшему холлу.
– Мы не должны так ранить друг друга. Мы должны встретиться с радостью. Сегодня, когда я узнала, что за нами следует твой корабль, я подумала о тебе, я гадала, каким я тебя увижу. Я так много всего вспомнила… Даже в этой униформе я вижу того Павла, которого знала раньше. Счастлив ли ты тем, что делаешь?
– Да.
– Тогда я принимаю то, что ты делаешь.
– Ты даже говоришь, как они.
Мимо них прошли какие-то люди из экипажа “Дерзости”, обернувшись на ходу, чтобы еще раз посмотреть на странную парочку. Чехов завел Ирину в холл.
– Почему ты ушла? – спросил он.
– Это ты ушел.
– Я вернулся, чтобы найти тебя. Я искал, искал… Куда ты подевалась?
– Я была в городе. С друзьями.
– Ты никогда не чувствовала того же, что и я. Никогда.
– Чувствовала.
– Тебе просто нечем так чувствовать. Даже когда мы были близки, ты была не со мной. Ты думала о чем-то другом.