Текст книги "Тот, кто был равен богам"

Автор книги: Джеймс Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

– Я любила его. Но то, что нам предстоит, больше любви к одному ula[3]3
  Ula – мужчина, молодой человек (эльф.).


[Закрыть]. А тебя я ненавижу. Так что подумай сам, насколько я ценю твою жизнь.

По щеке Лиита скатилась одинокая слеза.

Глава 4

Вера в собственное тело составляет самую суть выживания.

– Посмотри на себя, прекрасная тварь.

А ты посмотри на себя, ползающего на брюхе, подобно рептилии, в любви к которой ты объясняешься. Очень уместно.

Такаар вздрогнул от гнева, и трава под его ногами возмущенно зашелестела. Змея повернулась к нему и подняла свою плоскую голову, свивая тело в кольца. Она уставилась на него черными зрачками неподвижных глаз в окружении темно-коричневой радужки. Такаар застыл как вкопанный, не обращая внимания на издевательские призывы своего мучителя протянуть руку и встретить смерть от укуса столь убийственного и прекрасного создания.

Вместо этого он продолжил наблюдение. Вокруг и на нем самом кишели насекомые и пиявки. Тайпан[4]4
  Тайпан – большая ядовитая змея.


[Закрыть] языком попробовал воздух на вкус. В длину змея достигала восьми футов, спина и бока ее были окрашены в яркий красно-коричневый цвет. Чешуйки же на животе отливали желтым. Голова была округлой и вытянутой, с обрубленным носом, а шея сверкала глянцевым черным блеском.

Змея могла убить его в мгновение ока, если бы у нее возникло такое желание. Или думала, что могла.

– Такая сдержанная и пугливая, – прошептал он. – И такая могущественная.

Самая ядовитая тварь в лесу, подумал он, но в этом ему еще предстояло убедиться.

– Согласна ли ты мне помочь, хотел бы я знать? Обещаю, что не причиню тебе вреда.

Тайпан расслабился; голова его вернулась на лесную подстилку. Он принялся тыкаться носом в палую листву. Такаар очень медленно и осторожно присел на корточки. Змея не обратила на него внимания, высматривая более подходящую добычу.

– Этому придется подождать, дорогой друг. – Такаар коротко рассмеялся. – Для начала тебе предстоит пройти небольшое испытание.

Такаар зашуршал палыми листьями. Тайпан мгновенно поднял голову и замер не далее, чем в четырех футах от него. Они, не мигая, смотрели друг на друга, разве что тело змеи медленно колыхалось. Такаар стал осторожно раскачиваться из стороны в сторону, отмечая краем сознания, что змея в точности повторяет его движения.

– Хорошо, – сказал Такаар. – А теперь…

Он резко отпрянул в сторону. Змея отреагировала мгновенно – голова ее выстрелила вперед и вверх с пугающей быстротой. Такаар выбросил ей навстречу правую руку, и пальцы его сомкнулись на шее твари, прямо под ее головой. Зубы тайпана беззвучно клацнули в считанных дюймах от лица Такаара, а тело стало извиваться и дергаться, стараясь вырваться. Но Такаар не отпускал свою добычу. Тайпан обвился вокруг его руки стальными тисками.

Такаар нажал пальцами на шею змеи под челюстями, заставляя их раскрыться. Клыки тайпана оказались совсем маленькими, меньше дюйма высотой. Они не были суставчатыми, как у других ядовитых змей, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор. Внутреннее нёбо пасти было розовым и мягким. А ведь оно таило ужасную смерть. Такаар улыбнулся.

– А ты у нас злючка, верно? Знаешь, я ведь поджидал такую, как ты, давно, очень давно. М-м.

Такаар развернулся и зашагал обратно к своему убежищу, находившемуся неподалеку, на самой опушке тропического леса, где деревья встречались со скалами, глядящими на завораживающий простор дельты у Верендии-Туал. Воздух здесь был свежее, в нем не чувствовалось удушливой мокроты, скопившейся под зеленым лиственным покровом.

Постепенно его убежище разрослось. Раньше это был просто шалаш, крытый шкурами, а теперь оно щеголяло соломенной крышей и глиняными стенами. На столе рядами стояли несколько горшков для опытов.

Тайпан прекратил борьбу и ослабил хватку. Такаар ощущал на руке вес его тела. Очаровательное создание. Он мельком взглянул на него. Оно смотрело на него немигающим взором, а он по-прежнему крепко сжимал его шею под головой. Такаар пригнулся и вошел в дом. Внутри было темно, но глаза его быстро привыкли к полумраку.

Какой позор, что ты не дал ей укусить себя. Почему ты упорно продолжаешь столь жалкую шараду?

– Если бы это касалось тебя хоть каким-нибудь боком, я, пожалуй, дал бы тебе подробный и исчерпывающий ответ. Но сейчас я ограничусь тем, что скажу – разум должен оставаться активным, в противном случае начинается безостановочный спуск к сумасшествию.

Начинается? Для тебя этот путь уже превратился в смутное воспоминание.

– Сумасшествие всегда субъективно. В той или иной степени оно проявляется у каждого из нас. И я – не исключение. Как и ты. Таков порядок вещей. Но я, по крайней мере, созидаю нечто полезное. А что оставишь после себя ты?

Твой труп, пожираемый тварями, которых ты так обожаешь.

– А я оставлю после себя истину.

Собственную истину, которую ты создавал столь усердно, не правда ли?

– Не могли бы мы обсудить это позже? Сейчас я занят.

Я просто не понимаю, почему ты упорствуешь в своих глупых заблуждениях. Ты собираешься оставить наследство там, где его никто не найдет? Ведь именно поэтому ты поселился здесь, верно? Чтобы никто не нашел тебя, живого или мертвого.

– Ты превратно толкуешь цель моего покаяния.

Более того, я совершенно не понимаю, в чем смысл твоего бесполезного существования.

Такаар сосредоточился на предстоящей задаче. Вдоль одной стены дома тянулся стол, ставший конечным результатом многочисленных опытов по приделыванию ножек к крышкам. Поверхность его была шероховатой и неровной, высеченной из ствола железного дерева, как, впрочем, и ножки. Которые имели специальные зарубки и были вставлены в выемки в нижней части, после чего привязаны к крышке лианами и молодыми виноградными лозами. Стол слегка покачивался, но при этом обладал достаточной устойчивостью.

Зато порядок на нем царил идеальный. Даже слишком, как издевательски утверждал его мучитель, но Такаар должен был точно знать, что именно находится в каждом из глиняных горшочков, заткнутых деревянными пробками. Ровными рядами они выстроились по правую и левую руку от него, оставляя место в самом центре свободным для опытов. На каждой из затычек он вырезал особый символ, означающий определенный животный или растительный экстракт. Состав он записывал, вырезая его на плашках железного дерева, предварительно отполированного для этой цели.

Посередине стола стоял одинокий глиняный горшок размером с половину кулака Такаара. Горлышко его было перетянуто полоской ткани из материи ручной работы, запасы которой неуклонно уменьшались. Он взял горшок, заставил тайпана разжать зубы и зацепил их за горлышко. Ткань спровоцировала укус, и из зубов змеи стал выделяться яд, который потек по стенке горшка на дно. Сказать, много его или мало, было невозможно, но Такаар держал тайпана до тех пор, пока тот не попытался отдернуть голову.

– Вот и все, друг мой. Совсем не больно. Ты – один из подданных Туала, и у меня нет никакого желания причинять тебе вред.

Сомневаюсь, что он испытывает к тебе схожие чувства.

Такаар пропустил это замечание мимо ушей. Пригнувшись, он вышел наружу, отошел от хижины ярдов на сорок и выпустил рептилию обратно в лес, глядя, как она быстро и безо всяких усилий скользнула прочь, моментально затерявшись среди густой растительности и опавшей листвы.

– Вот так. А теперь – за работу.

Сегодня утром Такаар плотно позавтракал рыбой, выловленной в притоке Шорта, протекавшем не далее чем в трехстах ярдах отсюда и обрывавшемся прекрасным водопадом с утеса чуть южнее. Если его предположения верны, в ближайшие часы ему понадобится вся сила, которую дала ему еда.

Вернувшись обратно в хижину, Такаар оглядел стены и стол, как делал всегда.

– Если сегодня мне суждено умереть, что подумают эльфы, когда мои труды будут обнаружены?

Они подумают, что ты – жалкий трус, отыскавший тысячу способов умереть, но у которого недостало мужества, чтобы использовать хотя бы один из них по прямому назначению. А тот факт, что смерть твоя будет случайной, станет для них последним оскорблением.

– Почему я должен тебя слушать?

Потому что в глубине души, там, под пеплом остатков твоей совести и здравого смысла, ты знаешь, что я прав.

На полках, протянувшихся вдоль стен, выстроились три сотни горшочков. Каждый из них был помечен и наименован на резной деревянной табличке, висящей справа от полки. Но лишь немногие могли похвастать подробным описанием свойств, характеристиками воздействия и более сложными заметками о способах составления и приготовления. Впрочем, даже если он сегодня умрет, начало положено, и хорошее начало. Какой-либо смышленый ТайГетен или Молчащий Жрец сможет продолжить его дело.

Такаар вытащил из-за голенища сапога нож превосходной работы. Долгими днями он оттачивал лезвие до бритвенной остроты, пока оно не превратилось в тонкий, как игла, шип. Размотав полоску ткани с горлышка горшка, он заглянул внутрь. Оказывается, тайпан снабдил его весьма приличным количеством яда. Более чем достаточным для того, чтобы убить его сто раз подряд.

Такаар обмакнул острие ножа в яд на дне горшочка, оценивающе осмотрел маленькую капельку, сверкающую на его кончике. По его меркам, она была среднего размера. Учитывая то, что ему довелось видеть в дикой природе, он затеял опасную игру. Он в последний раз проверил снаряжение. Осмотрел продукты питания, воду, одежду, куски материи и деревянное ведро из ствола дерева с выдолбленной сердцевиной. Они лежали рядом с гамаком, подвешенным в трех футах над землей меж двух деревьев, вокруг которых он и выстроил свою хижину.

Острием ножа Такаар проколол кожу на внутренней стороне запястья и сделал глубокий вдох. Именно сейчас он ощущал небывалый прилив сил и приятное возбуждение. Наступало время единения с природой, какого не знал еще ни один эльф или ТайГетен. Чтобы выжить, надо было узнать больше. И отыскать новое оружие против гаронинов.

Неужели ты настолько заблуждаешься? Очевидно, так оно и есть. Гаронинов больше нет. Ты убежал от них и захлопнул дверь у них перед носом, помнишь? Или это каким-то образом не стыкуется с весьма удобной тебе версией истины?

– А вот здесь ты ошибаешься. Убежать от гаронинов нельзя. Поверь мне. Они вернутся.

Вера – как раз то, чего больше к тебе не будет испытывать никто.

– Это – часть моего наказания. А теперь помолчи. Я должен наблюдать за реакцией и симптомами.

Мир станет чище, если на сей раз ты переборщил с дозировкой.

Но Такаар уже перестал обращать внимание на своего мучителя. Выпрямившись во весь рост, он дышал полной грудью, пытаясь ускорить распространение яда по своему телу. Затем побежал на месте, размахивая руками и чувствуя, как учащенно забилось сердце. Ничего. Ничего, если не считать солнца, которое неспешно продолжало свой путь над лесом, и дождя, вновь хлынувшего из туч, стремясь закрыть собой светило.

– Слишком медленно, – сказал он. – Слишком медленно.

Ядовитые выделения древесной желтоспинной лягушки оказывали куда более быстрое действие на организм эльфа. К этому времени ему бы уже было трудно стоять, и он бы уже задыхался. А яд тайпана действовал медленно, и это было досадно. Пока что он мог отметить лишь появление слабой пелены перед глазами да неуверенность походки. Тем не менее всему можно найти свое применение.

Такаар направился к гамаку. Голова у него стала тяжелой, а в затылке нарастала тупая боль. Он сделал глотательное движение. Или попытался. Это далось ему с трудом. Такаар выразительно приподнял брови.

– Уже лучше.

Он уперся рукой в ствол левого дерева, готовясь опуститься в гамак. Ему стало жарко. На лбу и под мышками выступил пот. К головной боли добавились желудочные колики. Все поплыло перед глазами. Он покачнулся. Симптомы, конечно, проявлялись медленно, зато действие их было сокрушительным.

Такаар обнаружил, что для того, чтобы устоять на ногах, ему пришлось обхватить ствол рукой. Он не помнил, как сделал это. Он поднял ногу, чтобы лечь в…

Силдаан на кого-то кричала. Слова, которые Молчащий Жрец Сикаант не мог разобрать, нарушали покой его медитации. Жрец сломал печать на зале с реликвиями, где он провел три последних дня, и распахнул дверь. За храмом, с левой стороны, оттуда, где располагалась деревня рабочих, накатывалась волна гнева и скорби. Справа, на площадке позади купола, воздух пах бедой. Голос Силдаан эхом отражался от стен Аринденета, визгливый и диссонирующий.

Сикаант содрогнулся. В храме было намного холоднее, чем можно было ожидать от древних камней, навевавших благословенную прохладу. Он беззвучно пересек зал под куполом, не сводя глаз с яркого квадрата распахнутых настежь дверей. Из тени на него испуганно смотрели двое жрецов. Они стояли плечом к плечу с левой стороны от проема.

Слова Силдаан донеслись до него со столь пугающей четкостью, что он тут же пожалел о том, что услышал их. Она больше не кричала, а говорила пронзительным и холодным голосом. Причем говорила страшные вещи. Не просто ужасные, а кощунственные.

– Как ты можешь выглядеть таким несчастным? Неужели так трудно понять простую вещь? Я никогда не была согласна с законом Такаара. И я совсем не одинока. Отнюдь. Но гармонию нельзя установить силой. Она или возникает сама, или нет. Ты руководил тем, что было всего лишь одной видимостью, и не более того. А теперь она готова разлететься на мелкие кусочки, чтобы оказаться преданной забвению.

– Чем хорошо то, что мы отказываемся от своего положения правящего клана? Или ты думаешь, что, сказав туали или гиаланам[5]5
  Гиалане – члены клана Гиал, богини дождя (эльф.).


[Закрыть], что мы любим их и считаем равными себе, они станут таковыми на самом деле? Они нам не верят. Более того, они нас ненавидят. Как и все остальные кланы. И скоро это станет очевидным для всех. Сначала – в Исанденете, а очень скоро – и в других местах. Повсюду. Даже здесь.

Смятение, царившее в голове Сикаанта, рассеялось, едва только глазам его предстала сцена, разыгравшаяся на площадке перед входом в храм. Люди осквернили ее своим присутствием. Их собралось здесь человек тридцать. Кое-кто настороженно вглядывался в лес, словно намереваясь отразить нападение, которое они все равно заметили бы только в самый последний момент. Большинство же наблюдали за Силдаан, расхаживавшей перед тремя жрецами, стоявшими на коленях. Все трое держали головы высоко поднятыми, несмотря на то что руки их были связаны за спиной. Солдаты-люди приставили к горлу каждого меч.

– Вы сами увидите, если я позволю вам жить дальше, что цена этого фальшивого мира слишком высока. Я согласна со всеми представителями кланов, которые считают, что действия Такаара на Хаусолисе стали свидетельством полнейшего краха закона Такаара. И самого Такаара заодно.

Заговорил один из жрецов, Ипууран. Ему всегда было не занимать мужества.

– Ты полагаешь, что осуждение и денонсация сделают кланы врагами друг друга, но ты ошибаешься. Тысяча лет мира – слишком долгий срок, чтобы взять и просто забыть о нем. Мира, который не стоил нам ничего.

– Ничего? – Силдаан снова начала кричать. – Он стоил детям Инисса всего. Нашего положения, нашего права первородства. Нашего уважения. Любви нашего собственного бога. Ты слеп, если не видишь того, что надвигается на нас. Ты похож на Мириина, ТайГетен и Молчащих, которые прячутся под покровом леса, не имея понятия о том, что варится в котле под плотно закрытой крышкой гармонии.

– Лориус сделает… – вновь начал было Ипууран.

– Лориус. Ха! Лориус сделает только то, о чем его настоятельно попросят. Или ты надеешься, что он сумеет укротить надвигающуюся бурю, встав и отрекшись от Такаара? Какая чушь. Он так же глуп, как и ты. Он твердо верит в гармонию и в то, что она сохранится, какие бы препятствия он ни убирал с пути хаоса. Он думает, что его слова позволят ему занять подобающее место в кланах послабее, но те ненавидят его ничуть не меньше, чем любого из ныне живущих иниссулов[6]6
  Иниссул – член клана Инисса, бога-творца всего сущего (эльф.).


[Закрыть]. За исключением, разве что, Джаринна.

– То, что происходит в Гардарине, – это реализация наших замыслов, о великий жрец храма. Вот почему здесь оказались люди. Потому что только они способны предотвратить убийство тех, кто рожден повелевать. И мы добьемся этого. Когда кровопролитие закончится, могущество эльфов вновь окажется в руках детей Инисса. Так, как это должно быть.

В тени вновь пошевелился Сикаант. Он подошел к жрецам, глядящим на площадку перед входом. Ему очень не нравилось то, что он должен будет сделать. Заговорить под куполом – значило нанести его ордену оскорбление. Но не такое сильное, как те слова, которые он услышал только что. Сикаант действовал стремительно. Настолько, что почти не уступал в быстроте ТайГетен. Его длинные пальцы, заканчивающиеся заостренными ногтями, легли на голые шеи обоих жрецов и замерли в обманчивой неподвижности. Казалось, что несчастные не смеют даже дышать. Он просунул между ними голову.

– Те, кто наблюдает за происходящим с безопасного расстояния, неизбежно превращаются в еретиков, – прошептал он.

– Мы не знали, что ты рядом, – выдавил из себя один из жрецов, чьего имени Сикаант не помнил.

– Несомненно, – согласился Сикаант.

Пальцы его сомкнулись. Ногти его проткнули кожу, вонзились в плоть и разорвали ее в клочья. Он разжал пальцы, высвобождая их. Из разорванных шей толчками била кровь. Крики захлебнулись и умолкли. Ноги подогнулись под умирающими телами, но Сикаант удержал их от падения. Их сопротивление было слабым, а борьба – символической. Он вытащил обоих на свет.

Силдаан заметила его, и слова замерли у нее на губах. К нему двинулись люди.

– Тебе понадобятся другие еретики, – сказал Сикаант. – Эти двое подвели тебя.

После чего он развернулся и бросился бежать туда, куда последовать за ним не осмелился ни один человек.

И вот он вновь на самом краю. Опять смотрит на реку. Жалеет о том, что некому подтолкнуть его. Быть может, научить этому какую-нибудь обезьяну? Он невесело рассмеялся. Научить обезьяну. Едва ли это возможно. Они годились только на то, чтобы красть у него еду. Или самим превращаться в пищу.

– Таков круговорот жизни. Вот так, бег по кругу. И остановить его нельзя.

Нет, можно. Для тебя, во всяком случае.

Такаар небрежно отмахнулся.

– Глупости. Одна смерть не может нарушить цикл. Она лишь добавит ему движения. Одна смерть означает лишь появление очередного тела, которое можно взять себе. И разделить его с другими. Обогатить и насытить им лес.

В твоих устах такой шаг звучит соблазнительно. Так почему же ты не сделаешь его?

– Фу. У меня слишком много работы. Я обязан возместить причиненный ущерб. Понемногу, зато регулярно. Каждый день, чтобы сравнять счет. Если я проявлю слабость, то подведу тех, кто идет по моим стопам.

О неудачах и потерях ты написал целую книгу, так что здесь я верю тебе на слово.

– Верю ли я в искупление? Не знаю. Пожалуй, нет. Я не заслужил его. Наказанием за мое преступление стала жизнь. И потому я бессмертен.

Только в том случае, если ты сам сделаешь подобный выбор.

– Я не смогу повторить самого себя. В действительности выбора у меня нет. Бежать, бежать – нет, с меня хватит. Смерть – это бег. Жизнь – страдание. И покаяние тоже. Я могу влезть на дерево и упасть. Я могу прыгнуть вот с этого обрыва, и никто не станет меня оплакивать. Но мне не нужна скорбь. Мне нужны ненависть и гнев. Вот их я хочу заслужить. Хм. Они стоят того, чтобы добиваться их и получить.

Но ведь ты ничего этого не делаешь. Ты не ищешь ничего, кроме уединения и сосредоточенности на своих внутренних переживаниях. Тебе нужен гнев? В Исанденете его больше, чем ты можешь себе представить.

– Нет. Нет. Люди. Боги. Да.

Я тебя ненавижу.

– В таком случае сегодня победа останется за мной.

Тебе не победить никогда. Ты всего лишь оттягиваешь неизбежное, играя со смертью и бессмертием.

– Ага, вот теперь я тебя понимаю. Ты ненавидишь меня за то, что тайпан не смог убить меня.

Да, но ты был близок к смерти, как никогда.

Такаар содрогнулся. Его мучитель и понятия не имел, как близка была его гибель. И дело было не в том, что в том месте, где он проколол кожу, вводя себе яд, образовалась опухоль. Это было мучительно, и ему еще несколько дней предстоит страдать от боли от порезов, которые он нанес себе, чтобы облегчить давление на плоть. Гадко и противно. Как ни при чем оказалось и разжижение крови, достигшее таких величин, что, придя в себя в гамаке, куда он упал, потеряв сознание, Такаар обнаружил, что крошечная ранка на внутренней стороне запястья все еще кровоточит, а из носа тоже течет кровь.

Нет, самым опасным стал паралич. Сначала у него отнялись руки и ноги, так что, свалившись поперек гамака, так, что голова свисала с одной стороны, а ноги – с другой, он даже не мог пошевелиться. А потом паралич добрался и до горла с легкими, отчего ему приходилось буквально сражаться с собственным телом за каждый вдох. Неужели прошел всего один день? В это было трудно поверить. Он видел, как чередуются свет и тени. Он слышал звуки дня и ночи, но не отдавал себе отчета в том, находится ли в сознании или бредит.

Когда паралич ослабел, его стошнило и он обмочился. Минуло несколько часов, прежде чем Такаар нашел в себе силы встать. Его одолевала мучительная слабость, но мозг при этом лихорадочно работал, подыскивая возможное применение яду. Эта отрава действовала медленно, зато эффект оказался сокрушительным. Он ни за что бы не осмелился увеличить дозу сверх той крошечной капельки, которой воспользовался.

Такаар улыбнулся.

Самодовольное ничтожество. Ты всегда был им.

– Вера в собственное тело – ключ к выживанию.

Избавь меня от своих сентенций.

– Никогда.