Текст книги "Пожар сердец"

Автор книги: Джейми Харкот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– На сей раз – нет, сладкая моя, – серьезно сказал он, поцеловав ее в кончик носа. – Теперь это уже не шутки, поэтому не вздумай царапаться, мой маленький зеленоглазый котенок.

Глава восьмая

Не успела она опомниться, как Саймон осторожно отодвинул золотистую ширму волос и стал покрывать легкими, нежными поцелуями пылающие щеки, плотно зажмуренные глаза, чувствительное местечко за ухом… Она пыталась оставаться равнодушной, не реагировать на его ласку, но не могла… Он дразнил ее, упорно обходя ждущий поцелуя рот, и тихо рассмеялся, когда она сама поймала его губы.

Они жадно, со страстью поцеловались, словно подростки, впервые вкусившие запретный плод, потом его язык, очертив бархатистую кромку ее губы, проник во влажные глубины пылающего рта, и Аннетт едва не задохнулась от наслаждения.

Она никогда не испытывала такого прежде – казалось, весь мир исчез, и единственной реальностью были его руки, с умением опытного любовника поглаживающие ее трепещущее тело, и губы, властно, до боли запечатавшие ее губы… Судорожно задышав, она застонала, когда теплые ладони легли на обтянутые джинсами ягодицы и, позволяя себе несколько откровенные ласки, настойчиво прижали ее к сильным бедрам. Она отчетливо ощутила его возбуждение, и в немом согласии обняла его за шею; взгляд широко распахнутых невинных глаз кричал: возьми меня! Я хочу стать твоею!

Когда она с соблазнительной нежностью поцеловала его в губы, руки его горячим ураганом прошлись по ее телу, быстро вытащив из-под пояса брюк край ее блузки и, кое-как справившись с застежкой лифчика, накрыли налитые жарким желанием груди. Пальцы с медлительной страстью ласкали отвердевшие соски, и Аннетт, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, из последних сил ухватилась за его широкие плечи. Дыхание со свистом вырывалось из ее легких, в эту минуту она была готова стать рабыней Саймона, лишь бы он, наконец, овладел ею, но он неожиданно замер и немного отстранил ее от себя.

До ее сознания не сразу дошло, что он уже не ласкает ее, а только поддерживает ее ослабевшее тело – ноги отказывались слушаться, а перед глазами стоял какой-то хмельной туман.

– Зачем ты сделал это? – пробормотала она.

Он не ответил и, словно извиняясь, мягко прикоснулся к распухшим от поцелуев губам, но она, отчаянным усилием сбросив пульсирующее наваждение, произнесла дрожащим от горечи голосом:

– Я знаю зачем. Так ты доказываешь свою силу, свою власть над людьми! Ты бездушный, злой человек, ты всегда берешь то, что захочешь, не считаясь с чувствами других людей, потому что уверен – весь мир должен лежать у твоих ног!

Она не соображала, что говорит: душу ее разрывала горькая обида – она с такой доверчивостью предложила ему себя, а он отверг ее! Наверное, просто не захотел связываться с жалкой, неопытной, глупой девчонкой… Наверное, я показалась ему безнадежно холодной, ведь он привык иметь дело с такими секс-бомбами, как Патриция Синклер… Ударив его сжатыми кулачками по широченной груди, она рванулась из его объятий и устремилась к двери.

Быстро бежать Аннетт не могла – узкие ступни увязали в мелком песке, поэтому Саймон без труда догнал ее и, развернув, с силой схватил за запястья.

– Ты хочешь знать, почему я целовал тебя? – почти прорычал он, и его взгляд заметал молнии. – Ты сама виновата – каждый раз, когда ты смотришь на меня своими бездонными зелеными глазищами, я схожу с ума и едва удерживаюсь от того, чтобы не заняться с тобой любовью! Ты сама на это напрашиваешься!

– Неправда! – отчаянно воскликнула Аннетт. – Я для тебя – только пустое место. Ты просто играешь со мной.

– Играю? – Он встряхнул ее. – Какая же ты… слепая дурочка!

Тихо, но от души выругавшись, он потащил девушку к машине и, бесцеремонно затолкав ее внутрь, процедил:

– В свои двадцать четыре года ты глупа, как новорожденный младенец. Тебе не мешало бы поднабраться жизненной мудрости, дорогая, – с ехидством добавил он.

– Где? В постели? – сорвалось с ее языка. Аннетт вспыхнула от жгучего стыда, вспомнив, что несколько минут назад была на волосок от такого нравственного падения.

– Наоборот. В твоем возрасте пора бы знать, что от таких типов, как я, нужно держаться подальше, – ядовито поправил ее Саймон, включая зажигание. – Будь осторожна Аннетт, я здесь не единственный мужчина. Держу пари, в отеле найдется немало охотников до развлечений с таким податливым, невинным созданием, как ты. Предупреждаю, будь осторожна, иначе…

– Что «иначе»? – Аннетт вызывающе вскинула голову.

– Иначе я переломаю им шеи! – рявкнул он и так свирепо посмотрел на нее, что у девушки исчезли всякие сомнения – если кто-то посмеет заигрывать с ней, Саймон так и сделает. – Я глаз с тебя не спущу, и только посмей меня ослушаться – я превращу твою жизнь в ад!

Его машина в рекордно короткий срок домчалась до отеля, и, когда Саймон снова заговорил с ней, неуправляемая ярость в его голосе сменилась ледяной холодностью.

– Вечером придешь на ужин, поняла? – коротко приказал он. – Не спрашивай, когда. Ты услышишь проклятый гонг!

Он развернулся и ушел, оставив Аннетт одну в фойе. Трясущимися руками она взяла у администратора ключи и каким-то чудом добрела до своей комнаты. Долго снимала туфли и вытряхивала из них песок, потом легла на кровать лицом вниз и заплакала, обхватив подушку руками.

Рыдания сотрясали ее худенькое тело, и как когда-то в детстве, от слез заболело горло. Впервые в жизни она не понимала себя. Впервые голос сердца был в ней сильнее и громче голоса разума, и это пугало ее, всегда такую сдержанную и здравомыслящую…

Саймон научил ее быть безрассудной. Ей хотелось совершить бесстыдный, невозможный для прежней Аннетт поступок – провести долгую, страстную ночь с этим темноволосым, жестоким человеком, почувствовать его губы на всем теле, умереть, сгореть в его объятиях и вновь возродиться из пепла. Ей хотелось сообщить всему миру, что она не только племянница Эльзы, но и возлюбленная Саймона! – Это было какое-то сумасшествие!

Через час раздалось несколько монотонных ударов гонга, и Аннетт, переодевшись, спустилась вниз. Она нашла Саймона в баре: он сидел за стойкой с бокалом виски в руке и о чем-то оживленно беседовал с Патрицией Синклер, то и дело склоняясь к ней и что-то шепча на ухо, видимо, то, что не предназначалось для всеобщего сведения. Красавица ежесекундно взрывалась веселым, заразительным хохотом, но Аннетт было не до смеха. Она смотрела на эту парочку – они явно не замечали ее, – и в ней пробуждалось новое, неприятное чувство. Аннетт с ужасом поймала себя на том, что с большим удовольствием спихнула бы Патрицию со стула и заняла ее место рядом с Саймоном. Господи, да я же ревную, подумала она ошеломленно.

Но я не дам им заметить это и посмеяться надо мной, твердо решила она и с безразличным видом подошла к веселящейся парочке. Патриция тепло поздоровалась с ней, но Саймон – и это болью отозвалось в ее сердце – не обронил ни слова. Чувствуя себя лишней, Аннетт села с ними рядом и уткнулась в тарелку с едой.

Она не разбирала, что ест и вкусно ли это. Все ее внимание было обращено на Саймона. С замиранием сердца она разглядывала его лицо – смуглое, сверкающее белозубой улыбкой. Но эта улыбка, придающая его мужественным чертам необычную загадочность, была адресована, увы, не ей, а Патриции. Он что-то рассказывал ей, непрерывно жестикулируя смуглыми руками, а женщина не переставая хохотала. Аннетт завороженно следила за этими быстрыми театральными взмахами длинных нервных пальцев – ее кожа до сих пор хранила память об их прикосновениях.

Неожиданно изящная, с ярко-алыми ногтями рука Патриции – намеренно или случайно? – легла на запястье Саймона. От ревности Аннетт, наверное, сильно переменилась в лице, поскольку звезда внезапно замолчала и обеспокоенно воскликнула:

– Аннетт, тебе нехорошо?

Саймон быстро обернулся, увидел, с каким отчаянием она пытается совладать с собой, и коротко объяснил:

– Она не совсем здорова. Черт, – он горестно покачал головой, – если я не услежу, и эта драгоценность снова заболеет, Эльза просто убьет меня. Ну а я, – он саркастично усмехнулся и провел пальцем по краю воротника, – я найду, на кого свалить вину.

– Дорогуша, по-моему, ты с давних пор привык отыгрываться на нас, твоих несчастных подчиненных, – жалобно произнесла Патриция, но, не выдержав, снова расхохоталась, и Саймон, пробормотав что-то вроде «Так на чем мы остановились?», вновь повернулся к ней.

Не имея сил слушать их непринужденную болтовню и смех, Аннетт, улучив минутку, выскользнула из бара. Едва она ступила на лестницу, за ее спиной раздался суровый голос:

– Уже уходишь?..

– Д-да, – заикаясь проговорила она, не оборачиваясь. – Завтра рано вставать, и я хочу выспаться.

– Не забудь потеплее одеться – утром выпадает роса и до восхода солнца очень холодно – сухо посоветовал он, и Аннетт съежилась: ну как же, он обещал тете Эльзе присматривать за ней…

– Не забуду. Спасибо. – И она поспешно зашагала вверх по лестнице.

– Не за что, Аннетт, – ударило ей в спину, и она услышала звук удаляющихся шагов.

Он вернулся к своей Патриции, с болью подумала она, закрывая дверь на ключ. Потом, лежа в постели, в укрытии своего номера, она долго плакала в подушку. Причина была одна – она знала, что Саймон уехал в свой трейлер вместе с Патрицией, и они всю ночь будут любить друг друга!

Аннетт ощущала почти физическую боль, когда думала об этом.

На темно-синем бархате неба еще поблескивали последние звездочки и светила луна, когда с шумной толпой народа Аннетт села в автобус. За завтраком она пыталась найти глазами Патрицию Синклер, но ее нигде не было. Это лишний раз подтверждало, что сексапильная рыжеволосая красавица ночью развлекала Саймона. Странно, но, получив это последнее доказательство, Аннетт не испытывала прежнего чувства гадливости – только ноющая грусть и какая-то равнодушная покорность опасным червем разъедали ей сердце.

Почему-то ей не приходило в голову, что суперзвезда Патриция может жить в любом из домиков на пляже и не иметь никакого отношения к широкой, мягкой кровати в убежище Саймона. Аннетт только тихонько вздыхала, глядя на пробегающие за окном мрачные силуэты гор.

Автобус, резко затормозив, остановился. Действительно, было очень свежо – с океана тянулся густой туман и дул прохладный ветер. Она зябко поежилась, хотя поверх блузки надела толстый свитер из бежевой шерсти. Вокруг нее сновали занятые люди – их действия напоминали работу хорошо отлаженного механизма. Саймона нигде не было видно.

Вскоре местность преобразилась. Яркий свет прожекторов озарил мрачный, призрачный остов церкви, повсюду были расставлены камеры.

– Дьявол, где Патриция?! – раздался громоподобный голос, и все на мгновение замерли. Аннетт быстро повернула голову, сердце у нее заколотилось, и она увидела Саймона – его высокая, худощавая фигура возвышалась над остальными, как темная башня. Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы понять – он в ярости.

– Разве она не с тобой? – хохотнул кто-то в толпе.

Саймон развернулся и уничтожающе посмотрел на несчастного, осмелившегося задать этот вопрос.

– Нет, не со мной, – с ледяным спокойствием произнес он. – Вчера она осталась в баре и сказала, что переночует в отеле. Меня интересует другое…

Неожиданно завизжали тормоза, и Патриция, хлопнув дверцей, выскочила из подъехавшей машины. Ее белое лицо было не накрашено, рыжие волосы всклокочены, словно она собиралась в большой спешке и прыгнула в машину прямо из кровати.

– Молчи! Ничего не говори! – с ходу начала она, подбегая к Саймону. – Прости, я проспала, но это в последний раз, честное слово! Не сердись. Знаю, я – идиотка. – Она умоляюще воздела руки.

– Твое счастье, что у тебя есть машина, – сухо процедил Саймон. Давая понять, что разговор окончен, он повернулся к одному из операторов, и его взгляд уперся в стоящую неподалеку Аннетт. Он застал девушку врасплох: она не успела сделать безразличный вид, поскольку испытала громадное облечение – спасибо тебе, Господи! Этой ночью Саймон был один! Радость этого открытия была столь велика, что ее изумрудные глаза вспыхнули сумасшедшей радостью. Саймон ничего не сказал, только мускул дернулся на его смуглой щеке, и какое-то странное выражение мелькнуло в черных глазах, прикрытых неправдоподобно длинными ресницами.

– Начинается отлив. – К Саймону подбежал один из ассистентов.

Он посмотрел на океан – туман медленно поднимался, воздух светлел, становился прозрачным.

– Так. – Его черные брови сошлись на переносице, и это не предвещало ничего хорошего. – У нас есть хотя бы двадцать минут?

– Тридцать.

– Отлично. – Он помолчал, потом быстро хлопнул в ладоши. – Все по местам! Живо!

Резкий приказ мгновенно привел людей в действие – актеры с преувеличенным усердием принялись повторять роли, вокруг них суетились гримеры, операторы заняли места у камер, и еще целая сотня людей – так по крайней мере показалось Аннетт – включилась в работу.

Вспомнив, что она тоже призвана быть частью этого скромного механизма, девушка пробралась к Саймону и робко пробормотала:

– Что мне делать?

Он обернулся, посмотрел на нее, как на какую-то назойливую, надоедливую муху, вечно мешающую и сующую нос, куда не надо, но, увидев, что она не отходит, обреченно махнул рукой, сунул ей уже знакомый толстый блокнот и бесцеремонно толкнул на предусмотрительно кем-то поднесенный стул.

– Сиди здесь!

– Но… что мне записывать? – нервно воскликнула она и тут же вздрогнула: он бросил на нее взгляд, способный превратить кипящие недра земли в вечные льды.

– То, что я скажу, Аннетт, – переведя дух, произнес Саймон, словно ему стоило больших трудов сохранять относительное спокойствие. – Все, до единого слова, поэтому постарайся всегда быть поблизости. Учти: если я замечу, что ты витаешь в облаках, я разговариваю с воздухом, ты немедленно отправишься в отель и до конца съемок будешь безвылазно сидеть в своем номере, чтобы не раздражать меня! – Глядя сверху вниз на ее испуганное лицо, он добавил мягко, но с угрозой: – Ты все поняла… Анни?

Она только кивнула, и тогда он, отдав еще несколько четких команд, громко спросил:

– Все готовы? Камера? – Оператор показал поднятый кверху большой палец, и Саймон сел рядом с застывшей в нервном ожидании Аннетт. – Внимание! – Его голос, напряженный, резкий, нарушил установившуюся секунду назад тишину и эхом разнесся по ущелью. – Начали!

Съемка началась, и Аннет показалось, что все это происходит не наяву, а в каком-то немыслимом, волшебном сне – настолько непривычно и необычно было развернувшееся перед ней действо. Она так увлеклась происходящим, что наклонилась далеко вперед, не заметив, что заслонила Саймону весь вид.

– Анни, девочка моя, – едко прошипел он, – я понимаю, что тебе интересно, но не могла бы ты чуть-чуть отодвинуться в сторонку… да-да, вот так, чтобы и я тоже мог посмотреть?

– Прости, пожалуйста, – сконфуженно пробормотала она, сжавшись в комочек на своем стуле, но он уже позабыл о ней, да и обо всем на свете, отдавшись своему делу.

С тех пор Аннетт каждый день была на съемках, и ее хрупкая, тоненькая фигурка по пятам следовала за Саймоном. Молчаливая, с блокнотом в руках, стала неотъемлемой частью его работы. Пусть только в качестве ассистентки, но частью его жизни. Ей и этого хватало, ведь она была рядом с ним!

Правда, каждый вечер это маленькое счастье омрачал приезд автобуса. Слыша сигнальный гудок, каждый вечер она понуро плелась к нему и, глядя в окно невидящим взглядом, уезжала в отель.

Шумная компания актеров в первый же вечер приняла девушку в свое братство, и она стала посиживать с ними в баре со стаканчиком шипучки, а иногда и бренди. Так ей было легче изживать из своей души образ высокого темноволосого человека, изо дня в день упорно игнорирующего ее и не снисходящего до нее даже в деловом разговоре.

И она подружилась с этими веселыми людьми искусства, но никто из них не знал, что прячется за ее улыбкой, никто не знал, что каждое утро ее подушка мокра от слез. Один из молодых актеров, Фред Хаксли, стал оказывать ей усиленные знаки внимания и, принимая ее врожденную вежливость за проявление симпатии, каждый вечер подсаживался за ее столик.

Однажды Патриция Синклер – и это несказанно удивило Аннетт – подошла к девушке и, воспользовавшись тем, что Фред отошел за выпивкой, спокойно посоветовала:

– Извини, что вмешиваюсь, Аннетт, но будь поосторожней с Фредом. Он не так безобиден, как остальные, и может попортить тебе жизнь.

– Он всего лишь друг, – она пожала плечами, – и мне с ним весело.

От шампанского, которым ее весь вечер угощал Фред, у девушки немного кружилась голова. Изо всех сил стараясь собраться с мыслями, она не могла взять в толк, с какой стати Патриция – раскованная в отношениях с мужчинами – решила наставлять ее на путь истинный.

– Если Саймон узнает о твоей – пусть самой невинной – дружбе с Фредом, у тебя могут быть неприятности, – негромко, но настойчиво произнесла Патриция, глядя на полыхающее лицо Аннетт.

– Он что, просил тебя присматривать за мной, да? – заплетающимся языком пробормотала она. – Я же не идиотка и все вижу!

– Нет, ни о чем он меня не просил. – Пат склонилась к ней и тихо добавила: – Я сама догадалась, он чувствует за тебя ответственность. Я не знаю причины – возможно, потому что ты долго болела или потому что слишком неискушена в некоторых вопросах и не умеешь отшивать таких ловких типчиков, как Фред Хаксли.

Аннетт покоробило от такой заботы, и она с горечью подумала: ну как же, Патриция осваивает профессию заботливой жены, ее волнует все, что чувствует и думает Саймон. Однако следующие ее слова заставили девушку призадуматься, и хмель как рукой сняло.

– Если Саймон узнает о том, что Фред нагло флиртует с тобой – а здесь есть люди, способные напеть ему в уши любые, самые грязные сплетни, – прежде всего он вышвырнет на улицу самого Фреда, потом разнесет весь отель и, в конце концов, съемки полетят к чертям. Когда он разъярен, он не может нормально работать.

– Что ты… Пат. – Аннетт горько усмехнулась. – Он выместит всю ярость на мне и преспокойно вернется к съемкам.

– Сомневаюсь, что все обойдется так просто. – Патриция покачала головой, но потом, разряжая обстановку, рассмеялась: – Конечно, когда дело касается фильма, он становится благоразумным, но… но в остальном этот человек неуправляем. – Она помолчала. – Хочешь, я посижу с тобой до конца вечера, а если этот нахал Фред посмеет подойти к нам… что ж, у меня найдется парочка специальных выражений, которые отобьют у него охоту приставать к тебе.

Аннетт не понимала, почему Патриция так по-матерински к ней относится, ведь их обоих интересовал Саймон, и они могли бы стать соперницами, но… день сменялся другим, и помимо воли она привязалась к этой женщине, явно ей симпатизирующей. Они не то чтобы стали подругами, но теперь у Аннетт появился человек, с которым она могла свободно поговорить, зная, что ее поймут.

Однажды во время короткого перерыва на съемках Аннетт невольно поделилась с Пат мыслями на тему, ее давно волновавшую: она заметила, что вокруг Саймона постоянно вертится, пользуясь каждой свободной минуткой и каждым перерывом, молоденькая актриса, исполнительница одной из второстепенных ролей, – слащавая, похожая на куколку с копной вьющихся белокурых волос.

– Маргарет Риверс очень красива, – произнесла Аннетт, глядя, как девица, закатываясь ненатуральным смехом, едва не вешается Саймону на шею.

– Да, но с закрытым ртом она выглядит умнее, – съязвила Пат и криво усмехнулась. – Смотреть противно, как она кривляется.

– Но… но если Саймон не возражает… – тоненьким голосом пробормотала Аннетт, сдерживая грустный вздох. Судя по всему, Саймон действительно не возражал: даже когда Маргарет осыпала его самой грубой лестью, он лишь благосклонно улыбался.

– О, Аннетт! – рассмеялась Патриция. – Как же мало ты знаешь! За свою жизнь я вдоволь насмотрелась на таких куколок, как Маргарет. Все они милы, чуть-чуть талантливы и по глупости своей считают, что достаточно переспать с режиссером, чтобы на следующее утро проснуться звездой, для которой открыты все двери Голливуда. Мне искренне жаль Маргарет: если Саймон решит воспользоваться ее услугами, это будет продолжаться максимум неделю, а потом… – Патриция пожала плечами, и душа Аннетт сжалась, превратилась в болезненный комочек. – …Потом он бросит ее и при встрече будет делать вид, что они не знакомы. В этой жизни его интересует только производство фильмов, и так будет всегда.

– Похоже, ты хорошо его знаешь, – с бьющимся сердцем вымолвила Аннетт.

– О, мы старые друзья. – Патриция закусила губу и задумчиво улыбнулась, словно вспоминая о чем-то. – Можно сказать, мы вместе начинали – это дает мне особые привилегии. Я…

– Пат, я советую тебе пойти отдохнуть. – За их спинами неожиданно послышался суровый голос – высокая фигура Саймона возникла, как из-под земли. – После обеда и до самого вечера ты будешь занята в каждой сцене, поэтому расслабься, пока есть время.

– Отлично. – Женщина легко согласилась и, подбадривающе улыбнувшись Аннетт, зашагала вниз по дорожке, к пляжу.

Посмотрев ей вслед, девушка обхватила руками плечи и отвернулась, избегая испытующего взгляда Саймона. Несколько секунд в тягостном молчании он рассматривал ее – тонкую, как тростинка, в ладно сидящих на бедрах джинсовых шортиках, – в сочетании с растрепанными золотистыми локонами они делали ее похожей на девчонку.

– Ты тоже можешь идти, – наконец сказал он. То были первые прохладные слова, обращенные в этот день непосредственно к Аннетт. Порой ей приходилось призывать на помощь все свое самообладание, чтобы не расплакаться, когда он методично не замечал ее. – Я позову тебя, если нужно будет. Иди.

– Хорошо, – чуть слышно прошептала она и побрела куда-то в сторону, не разбирая дороги. Она знала, что не сможет уйти далеко, если куколка Маргарет – с ангельской внешностью, но коварными намерениями – будет липнуть к Саймону.

Никто и не заметил, как она, бледная, словно привидение, с отсутствующим взглядом, направилась к старой церкви. Забравшись по причудливо изрезанным валунам на вершину каменного холма, Аннетт проскользнула внутрь полуразрушенного храма.

Мысли ее закружились, когда, остановившись посреди мозаичного пыльного пола, она как завороженная огляделась. Никогда прежде не видала она такой красоты. Мрачные, расписанные фресками стены уходили ввысь, в потаенных темных углах витал дух старины, каменные арки – свидетели священных таинств – манили в призрачные подвалы, в глубине зала виднелся алтарь с полустертым изображением Христа над ним… Сквозь разрушенный каркас купола столбом проникали яркие солнечные лучи, в них плясали невидимые пылинки. Аннетт словно перенеслась в далекое и загадочное прошлое.

Глядя затуманенными глазами в голубое небо, она как во сне миновала сводчатый коридор и побрела дальше, вперед…

– Анни!

Прозвучавший как выстрел голос Саймона напугал ее. Она застыла и обернулась, не понимая, что происходит. Он назвал ее уменьшительным именем. И никогда она не слышала в его голосе такой неистовой тревоги.

– Стой! Не двигайся!

Страх в его голосе заставил ее замереть на месте. Не понимая, она с искренним удивлением посмотрела куда-то вниз, на десятки перекошенных от ужаса лиц и шагнула вперед.

– Анни! Стой!

Вся в ослепительном свете солнца, с развевающимися по ветру волосами, она стояла и смотрела, как Саймон, словно в замедленной съемке, бросается к ней, приближаясь с каждой секундой. Ее испуганный взгляд поплыл дальше, в сторону, внезапно уперевшись в твердые каменные плиты далеко внизу – оказывается, она не заметила, как сквозь разломанную стену церкви выбралась наружу и теперь стояла на самом краешке горы! Еще один шаг и… Ни один, даже самый искусный хирург не собрал бы ее разлетевшиеся вдребезги останки…

У Аннетт закружилась голова, и она покачнулась, но Саймон был уже рядом. Он рывком схватил ее и прижал к груди – она вдруг отчетливо заметила, как побелели его губы, на долю мгновения бессознательно прижавшиеся к холодному лбу.

Потом он взял ее на руки и понес вниз, а она спрятала лицо у него на груди и вздрогнула, оглушенная биением его сердца.

Саймон нес ее к пляжу, и толпа расступалась в немом повиновении перед этим сильным, всемогущим человеком и его драгоценной ношей. Наконец он дошел до трейлера. Когда они очутились внутри, он с силой захлопнул дверь и поставил Аннетт на пол.

Было нетрудно догадаться, как он взбешен: железные пальцы больно вцепились в ее плечи, взгляд жег ее каленым железом.

– Ты маленькая, тупая, бесполезная… дура! – выпалил он и вышел вон, так хлопнув дверью, что стены трейлера затряслись.

Аннетт трясло не меньше. Ноги у нее подкосились, и она чуть не плача плюхнулась на ближайший стул, пытаясь прийти в себя. Господи, еще никогда в жизни я не вела себя так по-идиотски, подумала она. Что со мной произошло? Я же всю жизнь была сама осмотрительность, десять раз думала, прежде чем поступать, а теперь… Кое-как совладав с дрожью в коленках, Аннетт встала и подошла к зеркалу. Выглядела она не лучшим образом – по заостренным скулам разлилась мертвенная бледность, изумруды глаз блистали лихорадочным огнем. Она отлепила от влажной, покрытой испариной кожи спутанную прядку волос и, достав из кармана эластичную резинку, стянула непослушные кудри в конский хвост.

Ты ни в чем не виновата, утешала она отражение в зеркале – измученную девушку, побывавшую одной ногой в могиле. Это все Саймон. Пока его образ, как маниакальное наваждение, преследует тебя, жизнь ежеминутно подвергается опасности. Ты уже не видишь, куда идешь, потому что думаешь, мечтаешь, страдаешь только о нем! Так больше не может продолжаться.

Во что бы то ни стало, я излечусь от этой болезни. Она дала себе это торжественное обещание и, решительно расправив худенькие плечи, вернулась на съемочную площадку. Едва ее хрупкая фигурка показалась из-за поворота, все как один устремили на нее сочувственные взгляды – Саймон орал так громко, что его не услышал разве что глухой. Аннетт было очень не по себе, но она продолжала стоять с независимым видом, прислонившись к холодному камню скалы и упрямо вздернув подбородок. Никто не осмелился открыто выразить ей свои симпатии – Саймон расхаживал здесь же, поблизости, как разъяренный тигр в клетке, снимая дубль за дублем сцену с Маргарет Риверс. Поджав губы и глядя в его сторону каким-то мстительным взглядом, она подумала: трусы! Я, например, совсем не боюсь этого монстра с чрезмерно раздутым самомнением. С каких это пор ты стала такой храброй? – ужалил ее назойливый голосок, но Аннетт быстро затолкала его в дальние подземелья своего подсознания и вновь обрела самоуверенный настрой.

– Привет. – Над ее ухом раздался приятный мужской голос. Она вздрогнула и обернулась – рядом, покачиваясь на каблуках туфель, стоял Фред Хаксли. – Не помешал? – Не дожидаясь ответа, он подошел ближе и тоже прислонился к скале; при этом его плечо, словно случайно, прижалось к ее плечу. – Я вижу, ты расстроена, но не принимай слова Саймона близко к сердцу. Мы уже привыкли к его вспышкам – он часто выходит из себя, и тогда всем изрядно достается.

– На сей раз, я получила по заслугам, – хмыкнула Аннетт. – Он мог обозвать меня и похлеще, чтобы было неповадно шататься, где попало, и спать на ходу.

– Правда? Я так не считаю, – прошептал Фред. – На его месте я был бы гораздо… нежнее с такой очаровашкой, как ты. – В его глазах загорелся похотливый огонек, а рука как бы невзначай погладила ее руку. Аннетт едва удержалась от того, чтобы не поморщиться, ощущая его потные пальцы на своем запястье. Она незаметно высвободила руку. – Если хочешь, мы…

– Фред, отрепетируй свою сцену с Маргарет. После перерыва начнем снимать, – не допускающим возражений тоном приказал неожиданно появившийся Саймон. Они не услышали его кошачьих шагов и были застигнуты врасплох.

– А ты, Анни, детка, попробуй доходчиво объяснить – так, чтобы мне стали понятны причины твоей идиотской выходки. Какого черта ты забралась на гору? – с поразительным спокойствием потребовал он, и она нехотя подчинилась.

– Я просто гуляла. Ты разрешил мне отдохнуть, ну я и подумала, что… – Она замялась, сама толком не зная, что потащило ее в развалины церкви.

– Что самоубийственно глупая прогулка по краю обрыва – наилучшее место для отдыха, – сухо заверил он. – Почему тебе не пришло в голову, что было бы намного безопасней пойти куда-нибудь, посидеть, расслабиться, выпить кофе, наконец? Могла бы и мне принести чашечку. Впрочем, любой человек, у которого есть хоть капля ума, так бы и поступил!

– Мне просто некуда было пойти, – выслушав его отповедь, попробовала защититься Аннетт, но Саймон тут же пресек все попытки оправдания.

– Ты забыла про мой трейлер. К тому же, – он усмехнулся, и следующие его слова прозвучали очень двусмысленно, – разве я не говорил, что его двери всегда открыты для тебя?

Аннетт почувствовала, что ее загнали в угол, и только беспомощно пожала плечами.

Между ними повисла ощутимая тишина, но вдруг рука Саймона ласково прикоснулась к ее лицу. Его твердая и в то же время невыразимо нежная ладонь смяла теплую кожу ее щеки, а большой палец закружил по бархатистому местечку за ушком.

– Ты не принесешь мне кофе, Анни? – мягко попросил он, человек, умеющий только приказывать. – Хотя… ты меня так напугала, что я не отказался бы от бокала бренди. – Его пальцы, переместившись, ласково застыли на жилке в теплой ямочке у горла. Жилка безостановочно трепетала.

– П-почему ты зовешь меня Анни? – выпалила она, спеша нарушить возникшую между ними интимную атмосферу.

Черные, как ночное небо летом, глаза заискрились весельем.

– Ну… пока выговоришь твое полное имя – Аннетт, – забудешь все то важное, о чем хотел сказать. – Он не удержался и, словно думая о чем-то своем, рассмеялся. – Зато Анни – коротко и ясно. Особенно удобно, когда нужно покричать на тебя, – пошутил он. Его руки нежно повернули ее в сторону пляжа, и она услышала его шепот: – Принесешь кофе? Я буду тебе очень благодарен…

Для нее было величайшей радостью готовить для Саймона кофе – она превратила это в настоящий ритуал, с преувеличенной тщательностью и осторожностью колдуя над кофеваркой. Наконец кипящий ароматный напиток был налит в чашку, и, стараясь не оступиться и не пролить ни капли, она понесла кофе Саймону.

Аннетт совсем забыла, что недавно собралась ненавидеть этого мужчину.

С тайной торжественностью вручив ему чашку кофе, она обнаружила, что в это время кто-то унес ее стул, и тогда с поистине детской непринужденностью села на траву и скрестила ноги. Вот так, примостившись у ног Саймона, она сидела и восхищалась мастерской игрой Патриции. Одна из сцен никак не удавалась, актриса неустанно повторяла дубль за дублем, но…