Текст книги "Рейн (ЛП)"
Автор книги: Джессика Гаджел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Я делаю вдох напротив его губ, и рука, державшая мою, сползает вниз, оборачиваясь вокруг моей спины, и он крепко прижимает к себе моё тело.
И всё это мне кажется правильным.
Что, конечно, полнейшая глупость.
Но так хорошо быть в его объятиях. Я чувствую безопасность. Чувствую себя так, как будто и должна быть там.
Вау.
Какого хрена?
Что за нелепость.
Как будто внутри Рейна шла та же внутренняя борьба, его голова изменила своё положение и поднялась наверх, я чувствую его тёплое дыхание на своей щеке.
Обретя свободу от его прикосновений, я делаю прерывистый вдох, пытаясь взять себя в руки. Потому что чувствовала я себя так, как будто меня разорвали на кусочки.
Из-за него я слетела с катушек.
Так. Мне нужно взять себя в руки.
Это все лишь поцелуй.
Просто поцелуй.
– Посмотри мне в глаза, – приказывает он.
Мой взгляд поднимается и находит его. Ярость. Её достаточно для того, чтобы расплавить взглядом всех моих демонов.
– Никогда не убегай от меня, – говорит он, наполовину предупреждая, наполовину умоляя.
И я настолько потрясена, увидев кого-то вроде него, кого-то сильного и пугающего, и в то же время просящего у меня что-то, на что я, не колеблясь, отвечаю согласием.
– Хорошо.
– Хорошо, – повторяет он, отпуская мою челюсть, затем выпускает мои бёдра. Но его рука двигается вниз и хватает меня за руку, начиная тянуть, и практически тащит через всё поле обратно к дому.
Он избавляется от своих ботинок, переступая порог, при этом не выпуская мою руку, и идёт босиком на кухню, наливает себе кофе, чёрный кофе. Потом он поворачивается ко мне, отпуская мою руку, хватает меня за бёдра и сажает на стойку. – Как думаешь, сможешь удержать свою задницу на месте пару минут? – спрашивает он, его слова жёсткие, но в то же время в них сквозит какой-то юмор.
Он поворачивается обратно к кофейнику и наливает ещё одну чашку, и прежде, чем вручить её мне, дополняет её сливками и сахаром.
– Ты что-то говорила насчёт того, что не любишь чёрный, – говорит он, делает глоток и тяжело вздыхает. – На кой чёрт ты убежала?
Смотрю вниз на свою чашку кофе, опустив её на бедро.
– Ты хочешь обсудить это.
– А ты не хочешь рассказать мне правду о том, что с тобой произошло?
– Что-то вроде того, – соглашаюсь я.
– Детка, я буду оберегать тебя... для этого мне нужно знать факты.
– Я даже не знаю, с чего начать.
– С начала.
***
Это был ужасный день. Я вторую неделю была на новой работе, куда меня назначил отец, и я чувствовала, что всё, что я сделала, было с кучей ошибок, поэтому я пыталась всё исправить, пока кто-нибудь ещё не понял, насколько я была некомпетентна, до того, как начнутся слухи о родственных связях, как это было всегда. До тех пор пока я уже не смогу больше терпеть всё это и попрошу своего отца перевести меня. Это было «побегом из курятника», я знаю, но мне не нравилось, когда люди узнавали, что я обладала властью, которую даже не заслужила.
Так что я была не в лучшем расположении духа. Я залетела в свою квартиру и направилась прямиком к «красному». Я имею в виду, к вину. И я выпила целую бутылку. Сама. На голодный желудок. Я была в полнейшем беспорядке, и, спотыкаясь, отправилась в спальню и добралась до пижам в своём шкафу. И, остановив свой выбор на розовых шёлковых шортиках и белой майке, натянула их на себя, в процессе одевания один раз упав и ударившись голенью достаточно сильно – перед глазами начали летать звёздочки, и практически немедленно проявился синяк.
– Ооох, – заскулила я, садясь на край кровати и потирая свою ногу. – Отличное завершение дня, – пробурчала я, чувствуя, как вино неотступно приближает меня к жалости к самой себе.
Я забралась на кровать, на секунду присев на пятки, переводя взгляд на окна от пола до потолка, которые окружают меня. Я словно вбирала в себя этот вид, который я слишком часто воспринимала как должное до того, как ощутила себя на животе, утопающей в мягких подушках. Проскользнув под простыни, я завершила свою жалкую одиночную вечеринку слезами на подушке.
Я ничего не слышала.
Было ли тому причиной вино, или их навыки, я уже никогда не узнаю.
Я знаю только то, что в какой-то момент я крепко заснула, а дальше кто-то был на мне, мой рот был закрыт рукой, когда я открыла его, чтобы закричать. Вес его тела удерживал мои бёдра на месте, и какое-то мгновение я была настолько ошеломлена, чтобы суметь что-то делать своими руками.
– Поторопись, мать твою. Ви ждёт, – произнёс другой голос, и мой затуманенный взгляд оглядел всё кругом в темноте, не в состоянии найти источник другого голоса. Я всё сильнее ощущала панику. Мне скрутило живот. Биение сердца ощущалось так, как будто оно застряло где-то в области моего горла. От озноба по всему моему телу побежали мурашки.
Парень, который был на мне, потянулся назад, к своему карману.
И потом я увидела шприц.
И я вспомнила, что у меня есть руки. И в то время как они, возможно, были слабы от вина и сна, я вытянула руки, обхватывая его лицо, и надавливая на его глаза так сильно, насколько мне позволяли мои слабые нервы.
– Чёртова сука, – завыл он, наклоняясь вперёд и вдавливая иглу в боковую часть моей шеи.
В какую-то секунду всё стало медленным и нечётким, но последнее, что я увидела перед тем, как потерять сознание, были царапины от ногтей, которые я оставила на всём его лице.
Я медленно приходила в себя. И первое, что поразило меня – это холод. Это был такой холод, который пробирает вас до костей и заставляет чувствовать себя так, как будто вы уже никогда не сможете согреться. Второе, что я осознала – это боль в моих запястьях. Третье – стук в моей голове. Четвёртое – то, что я была в постели. И постель была не моей. Пятое – запах. Моча. Пахло мочой.
А потом я вспомнила. Моя квартира. Вино. Я ударила ногу. Плакала в подушку. Мужчина в моей комнате. Давление его веса на мои бёдра. Его рука на моём рту. Его кожа у меня под ногтями. Укол в шею.
Я резко подскакиваю, мои плечи заныли, как если бы они выскочили из суставов, прежде чем я поняла, что они привязаны к изголовью. Я вскрикнула, откидываясь назад, начала крутить головой, чтобы увидеть верёвки, что удерживали меня в этой кровати, которая пахла плесенью и старьём. Верёвка была тугой и сильно сдавливала нежную кожу моих запястий. Я перевернулась на бок, свела свои запястья вместе и огляделась вокруг.
У меня не было большого (ладно, вообще никакого) опыта касаемо подвалов. Не в отношении настоящих подвалов. Только те, которые были закончены и переделаны в логово или спортзалы. Но я видела фильмы. Много фильмов ужасов. Девушки постоянно оказывались в подвалах. С толстыми стенами из шлакоблоков и окнами с решётками, которые располагались так высоко и были настолько малы, что вылезти было просто невозможно. И именно в подвале над ними издевались новыми и изощрёнными способами. Потому что никто не мог услышать их криков.
Я была в подвале.
Но я не тратила свои силы.
Потому что я знала, что никто меня не услышит.
Мне надо было сосредоточиться.
Мне надо было справиться со своим похмельем и направить весь свой разум на саму себя.
Вокруг не было ничего, кроме кровати и лестницы. Я видела это, потому что солнце светило через зарешеченные окна. По крайней мере, было утро.
Мне надо было освободить свои запястья. Мне нужно было освободить запястья и попытать счастье с дверью. Если я была связана, есть вероятность, что никого из охранников не было за дверью. Я могла попробовать. Это был мой единственный шанс.
Я трудилась над узлами несколько часов, добившись только жжения и затянув узлы ещё сильнее.
Я упала на кровать с криком отчаяния.
Потому что если женщину похитили, то только по одной причине.
Всегда.
Есть только одна причина, по которой мужчина похищает женщину.
Я видела телерепортажи. Я смотрела документальные фильмы.
Торговля людьми.
Работорговля.
Меня собирались продать и подвергать насилию каждый день моей оставшейся жизни. Или до тех пор, пока я не перестану быть привлекательной. А за американок давали немалые деньги за границей. Я была бы популярной. Если бы я была излишне неуступчивой, они бы посадили меня на наркотики, чтобы я стала послушной.
Я должна была сбежать.
И я пыталась. Каждый час. День за днём. Никто не пришёл. Меня не отвели в ванную. Не кормили. Не дали ни одной секунды, чтобы передохнуть от агонии и неизвестности.
Три дня.
Три чёртовых дня, прежде чем услышала, как открывается дверь. До того, как я услышала шаги на лестнице.
Три дня, и мои похитители заполучили ненормальную извращённую возможность спасти меня.
– Ещё не обоссала себя с ног до головы? – спросил мужчина, подходя ко мне. В том, другом мире, при других обстоятельствах, он мог бы быть привлекательным. Высокий, мускулистый, худощавое, красиво вылепленное лицо, с ярко-голубыми глазами. Но не в моём теперешнем мире. В моём подвале, с моей кровью, покрывавшей подушку за мной, с моим болезненным мочевым пузырём я была уверена, что заработала мочеполовую инфекцию, а от ощущения голода в животе мне было уже плохо, поэтому он был самым большим уродством, что я когда-либо видела в своей жизни.
– Пошли, – сказал он, когда я не ответила. Он подошёл к кровати, развязывая мне руки. – Вставай. – Но я не могла. Я не доверяла своим ногам. – Как хочешь, – он пожал плечами, потянувшись к верёвкам и стаскивая меня с кровати. Вскрик слетел с моих губ, как только верёвка впилась в мои изодранные запястья. И я сразу поняла, что это было ошибкой, потому что он посмотрел через плечо, злобно улыбнувшись, а затем потянул меня сильнее. Прямо по полу. К ступенькам.
Я поднялась на колени, заползая вверх по ступеням, только чтобы меня не волочили. Как только мы оказались на лестничной площадке, меня снова потащили. И мы были не одни. Куда бы я ни посмотрела, везде были люди. Много мужчин. Они стояли вокруг. Слонялись кругом. У кого-то на коленях сидела женщина, у кого-то на бёдрах висел пистолет. Большая часть из них оглядывалась, но их глаза были пустыми, как будто то, что девушку со связанными руками тащили по коридору, было обычным делом.
И у меня появилось мучительное болезненное осознание того, что, по всей видимости, так оно и было.
Я попала в руки к настоящим монстрам.
Так же от моего внимания не ускользнуло то, что место, где меня удерживали, не было лагерем или складом. Это был дом. Настоящий дом. Огромный и роскошный дом.
Мы повернули, и я встала на колени, чтобы вскарабкаться на следующую лестницу. Огромную. Мне казалось, что мы поднимаемся целую вечность. На лестничной площадке меня вновь потащили по длинному коридору. До самого конца. Там было две двери, по одной с каждой стороны. Меня швырнули за ту, что была слева.
– Пять минут, – прорычал мужчина, запирая меня в... да... слава, Богу, в ванной.
Напуганная ограничениями во времени, я считала про себя, пока делала свои дела. Пока я беспорядочно мылась в раковине. Пока пыталась вычистить порезы на своих запястьях.
– Время вышло, принцесса, – сказали мне, и мои руки были снова связаны. И меня вытащили в коридор и затолкали в правую комнату.
Спальня.
Кованое изголовье, доска под ногами, белые шкафы, зеркало на стене у изножья кровати.
Зеркало. Стекло. Я могла воспользоваться этим.
Пока не могла.
Потому что меня привязали к кровати.
– Чертовски стыдно упускать такую возможность, – сказал он, качая головой, когда оседлала мою талию, чтобы привязать меня. Его бёдра переместились на мне, и я могла чувствовать его твёрдость сквозь джинсы, прижимавшуюся к развилке моих бёдер. Мои бёдра вздрогнули от ощущений, и он рассмеялся. – Ты тоже хочешь этого, да? Ну, разве ты не шлюха? Не беспокойся. Я поимею тебя, – сказал он, проводя языком по моей шее. – Я возьму каждую твою дырку. Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не охрипнешь от крика. А потом, я трахну тебя снова, – сказал он, вдавливая свой член в мои бёдра. – Но не сейчас, – сказал он, спрыгивая с меня, и прошел к двери, закрывая её за собой, и я слышала щелчок закрытого замка снаружи.
Я отчаянно извивалась, но, в конце концов, просто тупо уставилась на верёвки. Потом я уткнулась лицом в подушку и закричала.
***
– Они не приходили в комнату за мной, чтобы вывести наружу, целых два дня, – говорю я Рейну, глядя в сторону от него, поверх его плеч, в окно, выходящее на задний двор. Потому что, несмотря на мои мысли, которые кричат о том, что это глупо, я чувствую неловкость.
– Что случилось после этого? Ты встретилась с Ви?
Я киваю.
– Дек и Мартин пришли за мной через два дня и вытащили меня из постели. Дали мне мои пять минут. Потом мы пошли вниз, в подвал. Кровать исчезла. Там был только стул и меня даже не привязали к нему. Потом спустился Ви. На нём был серый костюм и газета под мышкой. Он сказал мне, что собирается сделать видеозвонок моему отцу, дать ему возможность увидеть, что я была жива и здорова, а потом он сказал мне, чтобы я попыталась убедить своего отца дать согласие на его сделку.
– Что за сделка?
Блядь.
Я не хотел рассказывать эту часть. Это было рискованно для всех.
– Саммер, – говорит Рейн, и мой взгляд обращается к нему. – Ты должна быть честной со мной.
Правильно.
Хорошо.
– Мой отец – импортёр, – сообщаю я, пожимая плечами.
– Импортёр?
– Да. Как, например... грузовых контейнеров.
Последовала пауза. Рейн смотрел на меня, нахмурив брови. Затем, не прошло и пары секунд, его настигло осознание.
– Грузовые контейнеры? – спросил он, и я кивнула. – Для девочек? Ви хочет переправлять девочек в контейнерах твоего отца.
– Да.
– Дерьмо.
– Да.
– Что было потом? – спрашивает Рейн, глядя на меня.
– А потом я увидела своего отца на видео, и... я не знаю. Я не знаю, что на меня нашло. У меня снесло крышу. Я умоляла моего отца не соглашаться на сделку. Не имеет значения, что они сделают со мной. Я сказала ему, не делать этого. Потому что те девушки будут страдать ещё больше. Я одна не стоила сотни их. Я умоляла его, Рейн, – говорю я ему, мой голос наполняется воспоминаниями.
Рейн кивает, и его рука тянется, чтобы погладить мои волосы.
– Могу предположить, что всё это не закончилось хорошо.
– Раньше меня никогда не били, – признаюсь я. – Ни разу. Никогда. Даже дети на площадке. Ни один парень не поднимал на меня руку...
– Блядь, лучше бы это было так.
– Поэтому, я... я даже понятия не имела, во что себя втянула. И Ви был... в бешенстве.
Обычно жёсткое лицо Рейна смягчилось.
– Поговори со мной, – просит он. – Дерьмо нельзя держать в себе. Расскажи мне. Я смогу справиться с этим.
И я сделала это, мои слова набегали друг на друга, перескакивая с одного на другое в надежде вырваться из меня наружу. Я никогда не была плаксой, но я захлёбывалась от слёз. Трещала по швам, чтобы рассказать, чёрт знает кому, свою историю. Рассказать кому-то о том, как я чувствовала себя, когда кулак впервые столкнулся с моей челюстью, глазницами, носом. Как ощущаются ботинки на животе, на рёбрах. Каково было видеть клок своих волос, содранных с черепа. Чтобы после всего тебя оставили на холодном полу в подвале, истекающую кровью отовсюду, с такой болью, что к большему ты не готова, и слишком ошеломлённую, чтобы плакать. Каково это чувствовать, что тебя волочет обратно через несколько часов один из твоих мучителей, который, похоже, испытывал извращённое удовольствие, толкая меня в разные стороны, ловил кайф от моих вздохов и криков. Настолько, что я со всей силы впивалась в свои губы, чтобы удержать рвущиеся наружу звуки внутри.
– Детка... – голос Рейна тихий. Очень тихий. Он протягивает руку, чтобы провести по моей щеке, и только тогда я понимаю, что я плачу. Не просто плачу, а освобождаюсь. Впервые. До того, как я успеваю отреагировать, руки Рейна перемещаются, обвиваясь вокруг моей спины, прижимая меня к его груди и удерживая меня там.
Обнимая меня.
Большой, плохой, пугающий парень-байкер с пистолетами и нелегально полученными деньгами... обнимает меня.
И я утонула в этом. Утонула в нём.
Я обнимала его, не отпуская. Моё лицо покоилось у него на груди – тёплой, обнажённой, пахнувшей мылом и... мужчиной. Я делаю прерывистый вдох.
– Ублюдки должны заплатить за это.
От удивления я дёргаюсь в его объятиях, но он только крепче прижимает меня к себе.
– Что?
– Те ублюдки, которые били, пинали и издевались над тобой... ублюдки, которые заказали и смотрели на это... они должны заплатить.
– Всё кончено, – говорю я, странно ощущая то, что мне надо было успокоить его.
– С этим никогда не будет покончено. Это проблема. Ты будешь жить с этим в душе всю оставшуюся жизнь. Просыпаться от криков, потому что ты чувствуешь свою вину. Это будет частью теперешней тебя. И они на хрен должны заплатить за это.
– Рейн...
Его тело напряглось, он ослабляет объятия настолько, чтобы он мог видеть меня.
– Они заплатят, детка. Тебе не обязательно знать об этом. Но они заплатят.
– Я не могу просить тебя...
– Ты меня не просишь. Я сам делаю это.
– Он опасен.
– Я чертовски опасен, – говорит Рейн, ярость искажает черты его лица, и у меня нет сомнений в том, что это правда.
На него не действуют никакие аргументы.
– Ты не можешь подвергать своих людей опасности из-за меня.
– Я не собираюсь подвергать никого из моих людей опасности. Это между мной и Ви.
– Рейн...
– Когда ты так произносишь моё имя, – говорит он, удивляя меня настолько, что я прикрываю свой рот. – Мне это нравится настолько, что ты сейчас покинешь мои объятия, пойдёшь и усадишь свою задницу ко мне на кровать. А я усажу свою на диван.
– Что? – спрашиваю я, чувствуя, как его пальцы вычерчивают узоры у меня на спине. И это так приятно. О, Боже, как хорошо. Настолько хорошо, что я практически спросила его, почему он не хочет отправиться со мной в постель. Почти.
– Я возьму тебя, если ты не отойдёшь от меня. Я не хочу засирать тебе голову очередным дерьмом, когда его уже там предостаточно. Поэтому, я собираюсь отпустить тебя, ты пойдёшь в спальню, а я останусь здесь.
Минутку. Что?
Он собирался взять меня?
В постель? Переспать со мной? Потому что я совсем не против этой идеи. Почувствовать прикосновения к моей коже, которые не будут ранить. Почувствовать удовольствие от мужских рук, а не боль. Я хочу это.
А кроме того... засирать мне голову очередным дерьмом, когда его уже там предостаточно?
У меня всё в порядке с головой.
На самом деле, я чертовски гордилась тем, насколько хорошо я держала себя в руках.
Его объятия покинули меня, а потом он взял мои руки и снял их со своей спины.
– Иди, – говорит он, кивая в сторону спальни. Когда я не делаю ни шага, его бровь взлетает вверх. – Блядь, Саммер, иди.
И я ухожу.
На всём пути к спальне мой живот подпрыгивает от звука моего имени на его губах. Я закрываю дверь и бросаюсь на кровать, прижимаю руку к своему скачущему сердцу, пытаясь разобраться во всём этом.
Рейн хочет начать подпольную преступную борьбу с Ви.
Он не хочет обсуждать это.
Я излила ему душу. А потом заплакала.
Я на хрен... плакала.
Никогда раньше я не плакала перед мужчиной. Ни разу в жизни. Никогда. Ни разу. И я плакала перед ним. А потом он вытер мои слёзы и...
Обнял. Меня.
Тогда, конечно, возникла одна небольшая проблема.
Рейн хочет секса со мной.
И я полностью уверена, что тоже хочу заняться с ним сексом.
Блядь.
Глава 10
Рейн
– Ты, должно быть, шутишь, – говорит Кэш, резко опуская пиво, которое он подносил к губам.
Мы в лагере. Что меня не особо радует. Но и покинуть это место я не могу. Кэш был прав, парни взбесились бы, если бы меня не было в церкви в пятницу вечером.
Поэтому, я в лагере.
Здание само по себе представляет собой низкое, лишённое окон строение, которое было автомастерской, пока кризис не убил её. Со всех сторон оно окружено высоким забором с колючей проволокой. Я купил его за бесценок и использовал его для нашего удобства, пристроив заднюю часть и сделав комнаты для как можно большего количества людей. В передней части есть дверь в гараж, за которой скрыта моя крошка. Hummer с армейским оружием на крыше. Если кто-то хочет поиметь нас, то они встречаются с моей крошкой. До сих пор нам пришлось воспользоваться ею только раз. И у нас даже не было возможности опробовать её. Как только они увидели её, они убежали, поджав хвосты.
Крыша комплекса была плоской, и там круглосуточно дежурили. Я вообще не трахал себе мозг по поводу охраны. Наши дела были не совсем легальными, поэтому постоянно какая-нибудь кучка дерьма пыталась трахнуть нам мозги, прикарманить что-то наше. Выкрасть наши пушки и попытаться пихнуть их самим. Достаточно будет сказать, что мне не нравится, когда меня хотят обокрасть. Поэтому, я всегда готов к нападению, с чертовски сильной защитой, если понадобится.
Приёмная и офис, которые были с самого начала, были переделаны в бар, зону отдыха и бильярдную. Мощная акустическая система и телевизор с плоским экраном располагались прямо напротив комнаты отдыха, а в динамиках на всю мощь был включён тяжёлый рок.
Собрание завершилось, и новички прошли посвящение. Сейчас всё было в полном разгаре. Кругом было полно народу; море джинсов, футболок и кожаных чёрных жилетов.
Жилетов МК «Паладин».
Моих жилетов.
А до меня, жилетов моего отца.
– Ты заберёшь это всё, – говорил он мне, когда мне было шестнадцать. – Всё это будет твоим. Люди будут рассчитывать на тебя. И ты будешь главенствовать. А Кэш будет рядом с тобой.
У старика было множество задумок.
Не последней из которых были имена его сыновей.
Рейн и Кэш.
Власть и Деньги. (Прим. «reign» также имеет значение «господство, царствовать, править»; «cash» – «деньги, наличные»)
Единственное, что было важно для него в жизни.
Если бы мама дала жизнь ещё одному из нас, прежде чем умерла, он, наверное, назвал бы его каким-то дерьмом вроде Лоялти или Комрэд (Прим. «Loyalty» – преданность; «Comrade» – соратник).
Власть. Деньги. Братство.
– Ты трахнул её? – спрашивает Кэш, вырывая меня из моих воспоминаний.
– Нет.
Но у Кэша был зоркий глаз. И он был единственным человеком, кто хорошо знал меня.
– Полнейшая херня.
– Я поцеловал её. Это всё.
И не совсем правильно описывать это именно так.
Потому что её поцелуй был подобен солнцу. Это было, как почувствовать тёплые лучи на коже после того, как ты провёл всю свою жизнь в подземелье.
Звучит отстойно, но это, блядь, было именно так.
Сучка забралась мне под кожу, и я осознаю это. Так же, как и Кэш. И это проблема.
– Тогда, какого хрена, мать твою, ты одержим тем, чтобы начать грёбанную войну, мужик? – спрашивает он, хватая меня за руку и увлекая меня по коридору между спален, мимо двух целующихся шлюх, в мою спальню.
Именно в свою комнату я приводил своих шлюх. Огромная кровать королевских размеров, чёрные простыни, тёмно-серые стены. Шкаф со сменной одеждой. Телевизор. Боковая ванная комната. Ничего особенного. Всё оптимально. Почти стерильно. Потому что это не дом. Это комната для траха. Это то место, где я приземляюсь, когда устал, и сил нет возвращаться домой.
Кэш захлопывает дверь, прислоняясь к ней спиной, и скрещивает руки на груди.
– Я не собираюсь затевать войну. Это касается только меня, – я делаю паузу, от злости качая головой в стороны. – Она рассказала мне свою историю, чувак, – говорю я ему, садясь на край кровати. – Всего лишь маленькую часть. Она ревела, пока рассказывала это мне. Они мучили её чертовски сильно. Били до тех пор, пока она не могла уже стоять на ногах. Морили голодом. Угрожали изнасиловать её.
– Это Ви. Во всём этом дерьме нет ничего нового, – говорит Кэш, пожимая плечами. Иногда, очень редко, Кэш может быть самым отмороженным мудаком из всех, что я встречал. Это был один из таких случаев. Брат, которого все знали – обаятельный, забавный, непринуждённый, бабник – отошёл в сторону. Теперь это был Кэш – преступник. И он был отморозком.
– Её отец – импортёр, – говорю я, бросая бомбу.
Всё, чего я удостаиваюсь, это поднятая бровь.
– Он пытался запугать её отца, чтобы тот дал ему доступ к своим контейнерам, – догадывается он.
– Да.
– Чтобы переправлять девочек.
– Да.
Кэш прикусывает щёку изнутри, это его привычка, когда он думает о чём-то, это выдаёт его в покере. Его взгляд обращается ко мне, когда он начинает говорить, его голос низкий и бесстрастный.
– Ты уверен, что хочешь сделать это? Подумай очень хорошо. Ви торгует людьми ещё с тех времён, когда отец здесь всем заведовал. Тебе это известно. Мне тоже. Отец, конечно же, знал об этом. Это, блядь, не новая информация. Пойти против него, имея за плечами клуб, это будет большим риском. Охотиться за ним в одиночку – это, мать твою, просто самоубийство.
Я знаю, что прошу его одобрения. И я знаю, почему он должен беспокоиться. Поэтому он и является вице-президентом. Не из-за кровных уз. Потому что он был единственным, кто был достаточно силён, чтобы противостоять мне, когда он считал это необходимым. А потом, чёрт возьми, отступить и делать свою работу, когда я даю ему своё «добро», не взирая ни на какие личные взаимоотношения.
При этом он всегда остаётся моим братом. И он думает, что я безрассудный. И он не собирается так легко сдаваться.
Нет так легко нести бремя власти на своих плечах. Я не настолько глупый или легкомысленный, чтобы верить в то, что я всегда прав. Я лажал. Я принимал неправильные решения. Но, в конце концов, эти решения были моими. И я принимал их. И имел дело с последствиями. Никто не знает, какой тяжестью это висит на мне.
Поэтому, я не могу просить, чтобы они следовали за мной в моей личной вендетте.
Я стискиваю зубы, когда смотрю на него.
– Она. Мать твою. Кричит.
Глаза Кэша вспыхивают, он кивает, проводя рукой по бритой стороне своей головы.
– Значит, он должен заплатить.
– Он обязан заплатить.
– Когда ты расскажешь парням?
– Я не буду этого делать. Они не должны знать.
– Рейн...
Я знаю этот тон. Этот «ты ведёшь себя, как идиот» голос.
– Они не должны знать. Если они узнают, то захотят влезть во всё это, а я не вовлеку их в ещё одну войну. Новички могут не знать, но последняя война стоила нам слишком дорого. Мужик, она стоила нам отца.
Кэш, склонившись, кивает головой.
– А теперь ты просишь меня позволить тебе двигаться вперёд и найти свою смерть. Подумай о клубе, мужик.
– Если умираю я, у клуба есть ты. Разговор окончен. Но я не собираюсь умирать, поэтому перестань об этом волноваться, как баба.
Он кивает и открывает рот, желая сказать что-то ещё, прежде чем замолчать.
– Тогда какого хрена мы с тобой тут болтаем, как сучки? – спрашивает он, одаривая меня одной из своих ленивых улыбок. – Внизу есть виски и киски, и я собираюсь попробовать и то, и другое, – говорит он, резко открывая дверь. – Чувак, ты когда-нибудь слизывал виски прямо с киски? – буднично спрашивает он, идя по коридору. – Это, блядь, просто рай.
Кэш вернулся.
И ничего не может встать между ним, его выпивкой или его шлюхами. Поэтому я отпускаю его, прислонившись к бару, перекатывая свой виски в бокале.
– Эй, президент, – говорит Вольф, вставая напротив меня. Вольф был огромным мужчиной. Моего роста, но очень крепкий. Он столкнулся с кирпичной стеной, и стена сместилась. Он был на пару лет старше меня, его каштановые волосы были подстрижены просто ужасно, но его большая борода была тщательно ухоженной. Его медовые глаза поймали и удерживали мой взгляд.
– В чём дело?
– Пока ничего.
– Что-то слышал?
– Я чувствую, – это ложь лишь наполовину.
– Если я тебе понадоблюсь... – говорит Вольф, поднимая своё пиво в мою сторону.
Вольф был чёртовым тихоней. Никогда не произносил больше пяти слов за раз, но он был таким же искренним, как и его слова. И у него была какая-то своя особенная жестокость, которая пригодилась во многих операциях.
– Я знаю, мужик. Я ценю это.
– Нужна шлюха? – спрашивает он, несомненно почувствовав моё подпорченное настроение.
Мне нужна та сучка у меня дома. В моей постели. Держащая в своих руках мой ствол, который я прижму к ней, и на всякий случай скажу, как им пользоваться. Она нужна мне. Но я не буду брать её.
– Да, – отвечаю я, опрокидывая в себя свою выпивку.
Пошло всё нахер.
Глава 11
Саммер
Он оставил меня.
Я провела весь день наедине с «посади свою задницу на его кровать», смотря телевизор целую вечность и засыпая от ужасной скуки. Я выходила только раз, чтобы воспользоваться ванной и душем. Хотя и там он был со своим «посади задницу на диван», бодрый, смотрящий во двор через заднюю дверь. Он даже не взглянул в мою сторону.
Он не предложил мне еды, и я не спрашивала.
Я уже съела достаточно, чтобы продержаться целую неделю.
Он не пришёл, чтобы переодеться или лечь спать в свою постель.
По утрам я чувствовала запах кофе, но не выходила, чтобы взять его для себя. Я слышала, как он спускался вниз, слышала лязг цепи боксёрской груши, звон которой раздавался больше часа. Потом он поднимался и принимал душ. Затем я поймала себя на том, что мне стало интересно, что он надевал, так как его одежда была в спальне, а он туда не заходил.
У меня получалась яркая картинка того, как он расхаживает нагишом, и я точно не прогоняла эту мысль куда подальше. Ладно. Я как бы несколько минут наслаждалась этой мыслью. Хорошо. Может около часа. Но никто не смог бы обвинить меня. Зная, насколько хорошо выглядит тот парень без рубашки, можно только предположить, как хорошо он выглядит везде.
Я не была сумасшедшей девчонкой. До Ви, до того, как меня схватили, до всего этого... я работала по много часов, а потом много времени уделяла подружкам. Шоппинг. Общение. Свидания в кафе. Полуночные «Маргариты» по четвергам. Педикюр по воскресеньям. Моё время всегда было занято. Но очень редко мужчинами. Я обычно ходила на свидания, когда кто-нибудь приемлемый проявлял ко мне интерес. Но обычно всё это не заходило слишком далеко. Я была в отношениях три раза. И под «отношениями» я подразумеваю, что мы встречались какое-то определенное время, а потом становились официально парнем и девушкой, а дальше был секс.
Я не была девушкой для интрижек.
И я не была девушкой, которая пускала слюни на противоположный пол.
Но сейчас я пускаю слюни.
И я не понимаю этого.
Может, всё оттого, что он объявился весь такой чёртов Прекрасный Принц, и спас меня. Что, как бы, было правдой. Даже если его манера спасения пришла с угрозами войны и моим исчезновением.
Чем бы, чёрт побери, это не было, это пройдёт.
Чем бы ни было моё безумное влечение, оно пройдёт.
Не похоже на то, чтобы Рейн У-Меня-Нет-Фамилии был подходящим выбором для меня.
Он очень далёк от этого.
И я всегда была очень практичной в том, что касается близости.
Поэтому, это пройдёт.
Я надеюсь.
А потом, около семи часов, после того, когда он буквально не пискнул за весь этот день и половину предыдущего, он шёл по коридору.
