Текст книги "E-mail: белая@одинокая"

Автор книги: Джессика Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава седьмая

У меня была пара выходных на то, чтобы прийти в себя после истории с экстрасенсом и татуированной юристкой; после этого нас созвали на особое мероприятие. Наконец-то прибыли наши пакетики с «Сухими завтраками», и участников наступления по всем фронтам пригласили в местный парк – раздавать этот корм.

Ненавижу развлечения на свежем воздухе. Однажды устроили перетягивание каната – чтобы мы могли собраться все вместе, понимаете? В результате все запутались в веревках. А на прошлое Рождество отправились лазать по горам, и Кайли чуть не угробила меня, отпустив не тот конец троса.

Лайма не было, да я и не рассчитывала его там увидеть. Он не ответил ни на одно мое послание после того кошмарного вечера в «Кроу», и вообще, если верить девчонке-бухгалтерше, он сейчас работал над каким-то каталогом в Перте. Да он, наверное, просто плюнул на нас – и в первую очередь на меня.

И вот мы прикатили в парк, захватив, как заведено, ящик пива и дешевое шампанское, и целые сумки чипсов со вкусом сыра – понятное дело, продукт все той же компании «Сухие завтраки».

Бобби, наша американская руководительница проекта, отозвала меня в сторонку для разговора с глазу на глаз.

– Эй, Вики!

Она кинула мне пакетик – выглядел он именно так, как я и ожидала: пластмассовая блевотина из магазина приколов. Пакетик я не поймала. И пока возилась в кустах, разыскивая сухой корм, Бобби меня и отловила.

– Мы все очень довольны твоей работой, Вики.

– Спасибо.

– Присядем на минутку, – предложила она.

Невыносимо. Деловая встреча под видом забав с хлопьями. Такого дерьма хватает в рекламном бизнесе. Это, видите ли, называется «налаживать контакты в непринужденной обстановке».

– Ты знаешь, что они собираются предложить нам поработать и с другой продукцией? – спросила Бобби.

Я кивнула. Работа у нас такая – кивать головой.

– Правда, на этот раз кое-что поинтересней – «Худей с улыбкой».

О-о, только не «Худей с улыбкой»! Ну что за дерьмо эта Бобби хочет свалить на меня?

– Им очень понравилось, что ты проделала с хлопьями, и теперь вот – «Худей с улыбкой». Ну как? И Деннис охотно поработает с живыми людьми.

– Деннис?

– Ты его знаешь. Вон там.

Я посмотрела, куда она указывала: под деревом на одеяле восседало нечто среднее между Паваротти и очкастым уродом из «Соседей».

– А под живыми людьми подразумеваются, конечно же, толстяки?

Бобби залилась смехом. Смехом, типичным для женщины, которая визжит от восторга при виде рекламы туалетной бумаги со щенятами. Собственно, она такой и была.

– У нас есть несколько замечательных «живых» людей, – сказала она. – Раньше они были тяжеловаты, а теперь ощутимо сбросили вес. И это благодаря «Худей с улыбкой».

– Что-то вроде «До и после»?

Бобби кивнула.

– Да, именно. И хорошо бы нам сделать небольшую историю про каждого человека. Пойдем, я тебе все покажу.

И мы отправились «на разговор», как выразилась Бобби, ко всемогущему Деннису – маркетинговому директору «Сухих завтраков», чипсов «Куд-кудах» и – куда от этого денешься – корма «Худей с улыбкой». Если Деннис так обозвал свои продукты, хотелось бы мне знать, как он окрестил собственных детей. Но не стоит спорить с фирмой, которая выдает за год десять триллионов единиц товара.

Деннис оказался обладателем объемистого брюшка, голубого костюма, безвкусного галстука, мобильника, сверкающей машины и изрядной доли апломба. Ему было явно не по себе на этой подстилке – то ли дело ресторан. И еще неуютнее он себя чувствовал, изображая непринужденную болтовню с четырьмя женщинами. Я глазам своим не верила: все они, как одна, лакомились из банок «Худей с улыбкой»!

– Вики, вот милые люди, о которых я тебе рассказывала, – возвестила Бобби. – Это Марджи, Робин, Надя и Дебби.

– Можешь называть меня Дебора или Дебби, я не против, – сказала Дебора-Дебби.

– Денниса ты, конечно же, знаешь, – добавила Бобби.

Обе мы прекрасно понимали, что мне не отличить его от бензозаправщика, но я знала, что нас наверняка уже знакомили, и потом, ему понравились мои слоганы для хлопьев. Так что я улыбнулась и протянула Деннису правую руку, и он, отложив мобильник, пожал ее – без тени улыбки.

Тут Бобби удалилась, кромсая траву каблуками-шпильками. И по сути бросила меня на произвол судьбы.

– Что нам нужно, Вики, так это человеческий фактор, – изрек Деннис. – Бобби, наверное, тебе уже объяснила. Вот у Марджи есть своя история, и у Нади есть, и у Дебби тоже история.

Дебби-Дебора вся засветилась.

– А у Робин – целая сказка, – закончил Деннис.

– «Худей с улыбкой» спасло мою личную жизнь, – объявила Марджи. Ей, видно, кто-то сказал, что ее покажут по телевизору, и теперь она репетировала.

– У меня был двадцать второй размер, но меньше чем через полгода стал четырнадцатый, – произнесла Надя; рот у нее был набит домашним сыром.

– И у меня, – подхватила Робин. – А жених говорит, что теперь он на других женщин и смотреть не хочет.

И вот что я должна сказать: хотя у меня позади уже три пластмассовых стаканчика шампанского и игра в пакетики с Бобби, тут меня пробрало. Наш разговор был покруче банковских реклам со счастливыми парочками. Мы говорили о том, что клубничный джем «Худей с улыбкой» помог встретить своего мужчину. И от одной этой мысли мне захотелось вскарабкаться на дерево.

– Я тут слышал, Вики, что вы из одиноких, – сказал Деннис.

– Вообще-то… Нет.

Это еще что! Какое его собачье дело?

– А, значит, меня неправильно информировали.

Во всем агентстве есть хоть одна живая душа, которая не в курсе моей личной жизни?

– Как бы то ни было, Вики, вот реальные любовные истории, – продолжал Деннис. – Нам стоило немалых трудов найти этих леди.

В идеальном мире наверняка сейчас появились бы Джоди с Диди – во главе целой банды вооруженных цепями женщин, с громадными питбулями на поводках. Но, увы, здесь только я, Марджи в сандалиях и легком цветастом платье, Надя в пестром свитере и еще Робин с Дебби-Дебо-рой, наворачивающие клубничный джем «Худей с улыбкой».

– Итак, Марджи, – собралась я с духом, – вы говорите, что «Худей с улыбкой» спасло вашу личную жизнь?

– Да, – кивнула она. – Несомненно. Я как раз порвала кое с кем, но он передумал, когда увидел, сколько я сбросила.

Они дружно рассмеялись. Действительно рассмеялись! История – прямо обхохочешься, верно?

– Он даже бросил женщину, с которой тогда жил, – восхищенно добавила Надя.

– Значит, другую он оставил. Разбил ее сердце, бросил в беде и рысью прискакал к вам, потому что задница у вас стала поменьше или что там еще.

– Ну, не совсем так.

– Что ж, я должна знать подробности, – объявила я тоном, достойным старшего копирайтера.

– По-моему, у них действительно была любовь, – произнесла Надя.

– А сколько ему лет? – осведомилась я.

– Тридцать семь.

– Значит, что мы имеем? Жалкого урода, тридцати семи лет от роду, который боится ответственности. Только вы сбросили в весе, и он – бац! – бросил любимую женщину и вернулся к вам. А у вас нет предчувствия, что такое может повториться?

– Ну, я бы не сказала, что я сейчас полная… – еле слышно пробормотала Марджи.

Меня явно куда-то занесло. Я словно услышала себя со стороны. Бобби представила меня старине Деннису как Вики – юного гения из агентства, а я тут же выбилась из роли. Что со мной происходит? Я же помню времена, когда сломя голову кинулась бы в эту кампанию. «Худей с улыбкой»? Грандиозно! Этот корм известен по всей стране. А для меня он – скачок по служебной лестнице, возможность отхватить такой заработок, что татуированные адвокатихи покажутся жалкими дилетантками. О… Кажется, я довела до слез бывшую толстуху Марджи.

Дело ведь вовсе не в Марджи и ее личной жизни. Дело во мне. Вернее, в двух приключившихся со мной историях. Джейми Стритон, американец, помешавшийся на бейсболе. И еще история с анорексией. Виной всему была прежняя подружка Джейми. Она играла в женской хоккейной команде, которую тренировал его друг, и на протяжении всей зимы я каждое субботнее утро торчала дома, давилась тертой морковкой, грызла ломтик белого сухарика и выхлебывала по два литра воды, а Джейми сидел на очередной игре. У его прежней подружки были потрясающие бедра. Волосы она убирала в конский хвост, который забавно подпрыгивал, когда она ускоряла шаг.

Никакая сила на свете не могла бы помешать Джейми ходить на все ее матчи. В пятницу вечером мы с ним всегда ходили в кино, потом отправлялись ко мне, занимались сексом, а на следующее утро он вскакивал, залезал в мой душ, мыл голову моим шампунем, вытирался моим полотенцем, напяливал свои шмотки и укатывал на ее игры – только ради дружеской поддержки, ха-ха-ха, – да что ты, Виктория, о чем тут говорить? Ты что, с ума сошла?! Да что там. Все дело было в репортажах об этих матчах, которые он мне неизменно выкладывал.

– Ну и как? – спрашивала я дрогнувшим голосом. Старалась ведь сохранять спокойствие и все равно срывалась.

– Знаешь, классный матч, у них команда не из слабых. Совсем не из слабых. Сначала все шло вяло, но потом они разыгрались.

Иными словами, горестно думала я, взвешивая банки с тунцом и подсчитывая килоджоули, он все еще любит ее. И ноги у нее лучше, чем у меня. А что я тут могу поделать? Ничего. Разве что превратиться в спятившую от ревности гарпию. Из них получилась отличная пара. Я сама убедилась в этом на одной вечеринке – на кошмарном бейсбольно-хоккейном сборище. Она доложила ему о своем последнем приятеле – шутливым таким, дружеским тоном, – а он в такой же шутливой манере вставлял фразы типа «да, парень, похоже, влип». А смотрели они при этом друг на друга, по выражению Хилари, совсем как Ромео и Джульетта на смертном одре.

Был ли Джейми Стритон действительно влюблен в свою бывшую, если любил в это время меня? Ведь случались и такие субботние вечера, которые он проводил с ней, а не со мной («Ты же нормально к этому отнесешься, да, Виктория?»), и при этом и сама бывшая, и все ее подружки вели себя так, будто они с Джейми и не расставались. Но теперь, годы спустя, я думаю, что вовсе он ее не любил. Похоже, что в конечном счете влюблен он был только в самого себя.

Кстати, это было одно из его излюбленных выражений. Прямо слышу, как он произносит это, растягивая слова в своей нью-йоркской манере: «В конечном счете, Виктория, „Янкиз“ без хорошего менеджера полное барахло» или «В конечном счете мы с ней просто друзья». И в конечном счете я с уверенностью могу сказать: очень уж не хотел Джейми отказывать себе в удовольствии мотать нервы двум бабам сразу. Потому он так легко и оставлял меня горестно грызть морковку и морить себя голодом, а сам по-дружески, только по-дружески обнимал свою хоккеистку. Он хоть замечал, что стряслось с моим пищеварением? Сомневаюсь. Только не во время матча «Янкиз» – «Бостон Ред Сокс». И не во время хоккея. Чудесно. Сколько лет прошло, а мысли об этом все еще убивают меня. А как я гордилась собой, когда обнаружила, что немного ниже горла у меня выпирает ключица! Сочла это настоящим достижением – после двух недель супчика из сельдерея и шпината (никакой соли!), апельсинов от случая к случаю, пятикилометровых пробежек и нескольких литров воды в день. На грани анорексии? Только не я. Ха!

По лужайке к нам шагала Бобби. Ясновидящей вроде Кары из «Хрустальных контактов» Бобби не была, но профессиональное чутье у нее работало. Точно так же кошка вскидывает нос, когда открывается дверца холодильника. Бобби явно умела чуять служебные неприятности на расстоянии в пятьдесят метров.

– Ну, как дела, Вики? Давай отойдем на минутку.

– Я этого делать не стану, – прошипела я, едва мы оказались достаточно далеко.

– Уже поняла. Почему бы нам не присесть и не обсудить все?

– У тебя в машине.

– Хорошо.

Она не такая уж плохая, эта Бобби, просто всю жизнь смотрела американское телевидение у себя в Нью-Джерси. Бобби улыбалась и склоняла голову набок, совсем как миссис Брейди, удивленно раскрывала глаза, как Летающая Монахиня, а руки у нее на бедрах лежали, как у мамаши из «Семейства Партридж». Кайли, кстати, она нравилась. Да и мне тоже. А может, я просто жалела ее, эту несчастную симпатичную сорокалетку.

– Бобби, я не могу этого делать.

– Миленькая, ты и не обязана это делать.

– Я только что поссорилась со своим парнем. Нет… Он меня бросил. У него есть другая. Я понимаю, это никакого отношения не имеет… Ох, черт, можно салфетку?..

И я плакала, плакала… Бобби вытащила из бардачка сразу несколько пахнущих мятой салфеток, и я сморкалась в них, пока ментол не забил мне всю носоглотку и поток слез не прекратился.

– И однажды я чуть не довела себя до анорексии, – бормотала я. – Да что там. У меня была анорексия. Даже цикл нарушился.

– Гм-м.

– Я ела ту самую гадость, которую они едят. Немного желе «Худей с улыбкой», пятьдесят приседаний – и у меня так живот болел!

– Да…

– Я не буду этим заниматься! Нет.

Бобби помолчала и вздохнула, и тут перед лобовым стеклом появилась Кайли: она направлялась к нам, помахивая пакетиком хлопьев.

Бобби опустила стекло.

– Мы заняты, Кайли.

Она положила ладонь мне на руку. Ее рука была совсем не похожа на мою. Загар, и обручальное кольцо с огромным бриллиантом, и длинные блестящие красные ногти.

– У моей сестры было расстройство пищеварения, – сказала она. Она произносила «раус-трой-ство».

– Вот как.

– Но ты же видела этих женщин, Вики: они счастливы.

– Я не могу.

– Ладно, – сказала Бобби, – этим займется кто-нибудь другой.

У меня не было сил вернуться туда и извиниться. Наверное, эту работу поручат Кайли. Может, она за этим сюда и скакала.

– Ну что ж. Приведи-ка себя в порядок.

У Бобби была вязаная косметичка от Шанель с крохотными салфетками для лица и в пару к ней – компакт-пудра Шанель. Бобби великодушно позволила мне залезть в косметичку.

– Спасибо. – Я выбралась из машины и наткнулась на Кайли.

Она уже не размахивала руками, а разговаривала с Лаймом. Лайм! Я и не представляла, что так обрадуюсь ему.

Смутившись из-за красных пятен на лице, я взбила волосы – насколько возможно было взбить эти рыжие перья.

– Еще кому-нибудь шампанского? – спросила Кайли и услужливо ушла.

Лайм посмотрел на меня. В упор.

– Ты был в Перте, – невпопад брякнула я.

– Ты заметила.

Я не настолько близко знакома с ним, чтобы спрашивать, что случилось, – и все-таки спросила.

– А ты посмотри на это с моей точки зрения, – сказал он и резким движением запустил комочек хлопьев в сторону пруда.

– Что? Я тебе бог знает сколько писем послала… И ведь послала, ублюдок.

– Разве?

Я посмотрела на выражение его лица, обдумала это… Электронная почта. Я. Новый компьютер. Полный компьютерный чайник. О нет.

– Да, я посылала, только если ты не получал…

– Я пригласил тебя на выступление – ты убежала, никаких вестей от тебя не было, ну… – Лайм пожал плечами.

Потом он пробормотал что-то про то, что вечно его тянет к сукам, а может, про то, что его вечно тянет к букам, – и ушел.

Глава восьмая

Если большую часть половозрелой жизни привыкаешь к тому, что от тридцати процентов мужчин взаимности не дождешься, то открытие, что и ты можешь наколоть их, оказывается изрядным шоком. И если посмотреть на случившееся глазами Лайма, картина получается довольно скверная. Он приглашает меня в клуб – ну ладно, пусть вместе с мини-юбочными обитательницами Сиднея, но ведь приглашает, – и я оттуда сбегаю. Потом от меня ни слуху ни духу – спасибо моей компьютерной грамотности. Получается, я действительно выгляжу бессердечной сукой.

Надо все ему объяснить. И не только насчет писем, которые он так и не получил, – я должна объяснить Лайму все насчет Дэна. Потому что если у нас что-нибудь заладится, то рассказать про Дэна рано или поздно все равно придется. Словом, я позвонила Лайму, долго что-то смущенно мямлила, и наконец, после моих вымученных «ха-ха-ха», мы договорились: прихватываем что-нибудь съестное и устраиваем пикник в Ботаническом саду. Я сомневалась, что туда можно приносить спиртное, но нам явно не мешало выпить; в общем, бутылку я на всякий случай с собой прихватила.

Лайм опоздал, а я пришла с запасом. И добрых минут двадцать у меня только и было дела, что пялиться на пространные ботанические описания деревьев. Вот бы и людей подгонять под такую классификацию. Только представьте: Дэниэл Хоукер – Эмоциус Кретинус. Джейми Стритон – Да-мус Манипулирус. Филип Зебраски – Фаллос Одер-жимус. Надо же, сколько времени сберегли бы мы с Хилари еще с 1982 года (начало нашей личной жизни), если бы мужчины расхаживали с металлическими ярлычками на головах – вот как эти деревья.

Наконец появился Лайм. Его осенила та же идея, что и меня, – насчет вина. Не знаю, может, нам обоим действительно надо было упиться, чтобы хоть как-то разобраться во всем.

Мы сидели под деревом, швыряя хлебные крошки какому-то приблудившемуся уродцу ибису и чайке, устроившей целый балет; я держала в руках пластмассовый стаканчик с Лаймовым рислингом.

– Извини, что все так вышло.

– Да ладно.

– Я хотела послушать, как ты играешь, – сказала я. – Но Кайли сказала, что видела моего бывшего парня с другой. И я сорвалась.

– А-а… Бывший парень.

Есть в Лайме что-то такое: хочется рассказать ему обо всем, что накопилось на душе. И я рассказывала. И не могла остановиться.

– Мы познакомились на работе. Пока не взяли собственного юриста, наше агентство обращалось к Дэну. А я и не думала тогда ни о каком романе – совсем ушла в себя. Как-то подсчитала – оказалось, что у меня было пять серьезных романов и еще уйма пустяковых. В общем, мне надо было побыть одной. Ну, это все, конечно, только теории.

– Значит, ты решила побыть одна.

– И встретила Дэна. Я позабыла обо всех своих друзьях, с головой уйдя в это безумство. Роман… Ты замечал, что первые три месяца – самые сумасшедшие?

Лайм качнул головой, и трудно было понять, означает это да или нет.

– Я жить не могла без Дэна. Просто не могла. Футбольный клуб организовал однажды автобусную экскурсию, и все поехали… Я всю дорогу провела у Дэна на коленях и болтала, болтала без умолку, уткнувшись ему в плечо. Все было без затей, как у горилл каких-нибудь.

– Без умолку болтала? – переспросил Лайм.

– Так и должно было получиться. Бац – встретились на вечеринке, и уже через десять минут я была на крючке. На следующих вечеринках я чуть мозги не сломала – вычисляла, будет он там или нет. Прямо как игра в детектива. Понимаешь, я взвешивала все «за» и «против». Появляется кто-то один из компании – значит, может появиться другой, а тогда, не исключено, придет и Дэн.

– А как у вас все заладилось?

– Выпивка, – объяснила я. – Только так и могло получиться. Все было настолько очевидно – каждый раз, когда мы встречались, между нами словно вспыхивала огромная красная стрелка: «ЭТИ МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА ДОЛЖНЫ БЫТЬ ВМЕСТЕ». А когда все до такой степени ясно, то невольно начинаешь смущаться и ничего не можешь сделать. Потом как-то вечером мы распили вместе бутылочку скотча, и я грохнулась, а он меня подхватил.

– Как романтично.

– Хотелось бы, конечно, чтобы получилось поизящнее. Только на самом деле все вышло именно так.

Теперь мы оба притворялись, будто Лайм – не более чем случайный слушатель, а я по-приятельски выкладываю ему эту историю. По-простому, как повелось в наши девяностые между женщиной и мужчиной. И друг до друга нам никакого дела нет. То был чистый фарс, но почти каждый мой роман начинался с маленькой увертюры. Болтая с Лаймом, я одновременно гадала, до каких пределов мне можно откровенничать.

Мы оба знали, о чем в действительности идет речь. Это вовсе не было простой трепотней. Это был деловой разговор. Собеседование перед романом. Мне тридцать, ему – несколькими годами больше, и оба мы уже миновали ту пору, когда можно запросто улечься с кем-нибудь в постель, – ну, по крайней мере, я так думаю. В полиции такое, кажется, называется предварительным расследованием. Я изо всех сил убеждала Лайма, что я вовсе не какая-нибудь сбрендившая корова, а он старался меня раскусить. Он же внушал, что для него пара пустяков – выслушивать истории про других мужчин. А я пыталась объяснить ему, какая я на самом деле. Это было довольно проблематично – особенно если учесть, что у меня в крови вовсю бушевал рислинг.

Будем говорить честно: все упиралось в то, о чем я как раз старалась умолчать. А это ведь было самое главное – почему Дэн меня бросил.

Держу пари, это повергло бы в шок даже ибиса. А все потому, что я отчаянно старалась забеременеть – втайне от Дэна. Вот в чем все дело. Дэн умотал со своим семейством на Бали, и мне безумно не хватало его. И когда он вернулся, я затолкала всю упаковку своих таблеток в бурый мешок для мусора, засунула его в другой пакет и выкинула все это в мусорный ящик в ванной. О чем я думала, когда вытворяла это? Не знаю. Одним моим гормонам ведомо.

Когда подошло время месячных, я заработала худший постменструальный синдром в жизни – как будто мое тело расплачивалось со мной за все. Немного придя в себя и снова обретя способность думать, я отправилась прямиком к врачу – за следующим рецептом.

Целых две недели я могла зачать ребенка от Дэна. Тогда – прощай, карьера. Но в то время я ни о чем ином и не мечтала. Словно фильм крутился в голове: вот мне стало нехорошо за завтраком, я отправляюсь к врачу, получаю результаты и спешу к Дэну на работу – преподнести ему сюрприз. В фильме он неизменно кружил меня в объятиях и мчался за цветами. А в реальной жизни? Ну, вы уже поняли.

Наверное, большинство людей обо всем в конце концов позабыло бы и жило дальше как ни в чем не бывало. И Дэн никогда ничего не узнал бы, и наш роман, вполне возможно, тянулся бы долго и счастливо. Но за пару недель до моего дня рождения мы сцепились из-за какого-то пустяка, и ссора переросла в скандал из-за кое-чего посерьезнее – из-за детей.

Всегда одно и то же. Начинаешь с брюзжания из-за того, что он любит Квентина Тарантино и что ему только осталось переехать в видеомагазин, и еще он думает, что Фисташка – потрясное имя для собаки, а ты так совсем не думаешь и вдруг заявляешь: «А таблетки свои я выкинула в ящик для мусора». Умора.

Из всех моих скандалов с Дэниэлом Хоукером только этот не завершился сценой на диване и валяющимся на полу лифчиком. А вскоре я получила поздравительную открытку, где было написано, в какую я превращаюсь славную старушку.

И теперь, когда рядом сидел Лайм, я думала об одном: в какое же дерьмо мы лезем во имя любви. И что еще важнее: а согласна ли я на такое снова?

– Так ты хочешь еще?

Лайм с улыбкой протягивал мне вино. Да, улыбка у него сногсшибательная: мужчина, который не может не стать другом… А если дать волю воображению, то и любовником. Но теперь все не так, как прежде, и прошлого я вернуть не могу.

В двадцать два я запросто сходилась с такими, как он. Я могла отправиться и на концерт его группы, и на пикник с выпивкой, резвиться в постели – до неизбежного прощания. Но сейчас во мне словно что-то сломалось, теперь я не верила, что у меня что-нибудь получится. Вот чем все кончилось: в тридцать лет я уже ни на что не годилась.

– Лайм, я должна тебе сказать кое-что.

Он кивнул.

– Я бы не сказала, если бы не напилась как следует.

– Не так уж ты и напилась.

– Я о том, что можно было бы взять и закрутить с тобой на всю катушку. Но я больше не могу.

– Не можешь? – переспросил он.

– Тебе надо было встретить меня десять лет назад.

– Ты о чем?

– Лайм… не мог бы ты не торопиться?

– Конечно.

– Ну… Ты понимаешь, о чем я?

– Тебе нужна записка от моей мамы?

– Я не могу… спать с тобой.

– А как насчет оргии?

– Ох, пошел ты…

И я поплелась к туалету, раздумывая, застану ли Лайма, когда вернусь. Хилари говорит, что лучший способ проверить, как сильно ты налакалась, – это поболтать со своим отражением в туалете. Я так и сделала, до смерти перепугав какую-то пожилую даму – она пулей вылетела из кабинки и умчалась прочь.

– Ты все загубила, – известила я зеркало.

Когда я нетвердой поступью прибрела обратно, Лайм ждал меня и даже сжал мою руку. Мы улеглись рядышком на траве – Джоди назвала бы такое физической гармонией.

– Хорошо, что мы поговорили, – серьезно заметил Лайм.

Господи, до чего же он сексуальный.

– Скажи, пожалуйста, – пробормотала я после паузы, – почему все так нелепо?

– Потому что… Слушай, если мы все-таки станем спать друг с другом – это же будет замечательно. По-моему, ты просто чересчур увлеклась этим… психоанализом.

– Правда?

– Точно. Не думай так усердно. И давай выпьем кофе – нам надо протрезветь.

Мы так и сделали, и когда я наконец взглянула на часы, они, черт их побери, показывали половину четвертого.

– Может, мне не следует говорить… – неожиданно произнес Лайм.

– Да?..

– Думаю, тебе лучше быть осторожнее на работе. Там за тобой вроде как приглядывают.

– А, вот что, – отозвалась я. – Я думала, ты хочешь сказать что-нибудь приятное. Лайм только рассмеялся.