Текст книги "E-mail: белая@одинокая"

Автор книги: Джессика Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава тридцать первая

Несколько дней спустя позвонила Диди. Она была в панике.

– Ты не поможешь нам с грибами?

Я не была уверена, что правильно ее поняла. Какие еще грибы? И почему с ними надо помочь? Если Хилари им сказала, будто я теперь бездельница, то из меня, выходит, можно прислугу делать?

Ждать, когда Диди объяснит что-нибудь сама, – пустая трата времени, так что я спросила:

– А почему ты хочешь, чтобы я помогла с грибами?

– Потому что Джоди устанавливает проектор, а мне надо сбегать за пармезаном.

– Ясно, – процедила я.

– Ты ведь придешь?

– Куда?

– На премьеру нашего фильма.

Боже правый. Премьера нашего фильма.

– Твоя мама придет, – сказала Диди.

– А-а… Хорошо.

– Мы тебе посылали приглашение.

– Я ничего не получала.

– Ох. Но мы же посылали. – Диди огорчилась. – Там еще были конфетти в конверте. Я раскрасила розовым цветом старые телефонные справочники и вырезала конфетти.

– Ладно, все равно спасибо.

Может, Умник Билл ворует мою почту? Не исключено. За последнее время я его ни разу не видела. Если бы вчера вечером Элвис Костелло не пел про кровь с шоколадом, я бы и не знала, существует Билл на свете или нет. Словно это имеет хоть какое-то значение. Ха. Интересно, он уже в курсе, что я отключилась от Интернета?

Иногда я искренне восхищалась своей бравадой. Но я слишком много времени угрохала на слезы из-за этого умника наверху, так что спасибо, хватит с меня.

Когда я пришла, Джоди лихорадочно возилась с проектором.

– Почему ты никому из мужчин не позвонила? – спросила я. Даже не знаю, кого я имела в виду. Просто у нас в семье так выработалось. Что-нибудь не ладится – звони мужчине.

– Сама справлюсь, – голос Джоди прозвучал резковато даже для нее.

– Вик, иди сюда, – позвала из кухни Диди.

Она выпросила у соседей пармезан, и мы принялись резать.

Джоди кивнула. Ее траволтовская майка промокла под мышками, и, вообще, зарывшись с головой в инструкции, она напоминала чокнутого профессора из кино.

Пока мы резали грибы, Диди завела разговор о Билле.

– В нашем фильме важен контекст, – начала она.

– Конечно.

– Важны все персонажи, важна музыка, все важно. Понимаешь?

– Угу-м.

Так начинаются почти все разговоры с Диди. Все равно что въезжать с середины в датский сериал.

– Если хочешь, можно чеснока добавить. Просто… Ну, не знаю. То, что говорит Билл, – это еще не весь фильм, понимаешь?

– Но он единственный мужчина-гетеросексуал, – сказала я, подзадоривая ее. К чему она клонит?

– Н-ну да. Верно.

Длительная пауза.

– Так что же он там говорит?

– Да не знаю я, – Диди пыхтела все сильнее.

– Я на вас больше не сержусь, – соврала я.

– Это за что?

– За то, что уговорили его сняться в своем фильме.

Джоди гремела в соседней комнате проектором, но я точно знала, что она прислушивается.

Я вышла в комнату, поставила диск Энии[18]18
  Ирландская певица, в творчестве которой кельтский фольклор соединяется с электронной музыкой.


[Закрыть] и вернулась обратно.

– Может, он о тебе говорил, – пробормотала Диди.

– Обо мне?

– Ну да, он все твердил: любовь – это боязнь, что не сможешь открыться.

– В самом деле?

– У него хорошо получилось, – заметила Диди, сунув в рот кусочек гриба. – Он удачно вписался в контекст фильма. Но мне почему-то показалось, что он именно тебя имеет в виду. Хочет себя проявить. Ну, с Интернетом и всем таким.

– Ублюдок, – рассеянно произнесла я.

– Ублюдок, – неожиданно согласилась Диди.

Это самое надоевшее слово в мире; сколько я клялась, что больше не произнесу его, – и вот, полюбуйтесь. Ничего не могу с собой поделать.

Так, значит. Любовь – это боязнь, что не сможешь открыться, думала я, ожесточенно кромсая грибы. О своей бывшей, наверное, говорил. О Резиновом Клювике.

Я с силой полоснула гриб ножом.

* * *

Пару часов спустя все было готово. Джоди с Диди слиняли в спальню, чтобы раскурить косячок, а я занялась списком приглашенных, что висел на дверце холодильника. Похоже, явится весь «Женский кружок» плюс Хилари с Натали и моя мама, ну и я. Тут мне пришла в голову страшная мысль.

– Джоди! – заорала я через красное сари, служившее занавесом в спальню.

– А?

– Ты Билла случайно не пригласила?

– Вик, за кого ты меня принимаешь?

Я просунула голову за сари – проверить, не обиделась ли она. Спальня выглядела и пахла, как автобус Дженис Джоплин в 1967-м. Устрашающе. Но травка, похоже, подняла Джоди настроение, и судя по ее безмятежному рыбьему лицу, все снова было в порядке.

Она даже разрешила мне взять что-нибудь из ее одежды. Вернее, их одежды – размер у Джоди с Диди одинаковый, и у них давно уже один гардероб на двоих. Но когда я заглянула в шкаф (там еще к каждой вешалке был прицеплен противный оранжевый пакетик с гвоздикой), то обнаружила только марлевые штаны, похожие на большие подгузники, и Джодины майки с пятнами от пота. И хотя от меня несло грибами, я решила остаться в своих джинсах и полосатом топике. Старые наряды для новой меня.

На доске висел календарь, и вторники – через один – были обведены красным кружком. Сначала я решила, что у Джоди непорядок с месячными, но потом сообразила, что это «Женский кружок».

Зазвонил телефон. На нем лежала книжка «Со мной говорят ангелы». Я даже подумала, что это ангелы и звонят, но то оказалась Хилари.

Мы обсудили, кто во что оденется, – Хилари, слава тебе господи, придет в платье, значит, мы наконец-то не будем выглядеть как парочка близнецов, – и я передала трубку Джоди (Хилари хотела узнать, надо ли нести выпивку), а сама отправилась в душ. Душ у Джоди с Диди был такой мощности, что Кейт Мосс, например, под ним вряд ли выжила бы. В нем хотелось стоять вечно – и, может быть, даже читать феминистские изречения, начертанные на стенках.

Когда я, наконец, вылезла из душа, до условленного часа оставалось совсем мало времени.

– Уже скоро, – шептала Диди, а Джоди, старательно изображающая спокойствие и собранность, поправляла на тахте батиковые саронги и крошила петрушку для вегетарианских соусов.

Первой явилась Хилари. Как обычно. Но без неожиданности не обошлось – под руку ее вел какой-то парень. Парень – шок номер один; под руку – шок номер два. А он ничего, сексуальный. Похож на молодого Андре Превена.[19]19
  Андре Превен (р. 1929) – американский дирижер, пианист, композитор.


[Закрыть]

– Это Пол, – возвестила Хилари с самодовольным видом.

Пол с улыбкой кивнул.

Что?

Рыбье лицо Джоди исказилось. Мне даже показалось, будто у нее вот-вот прорежутся жабры или она начнет извергать воду на ковер. Но она быстро взяла себя в руки.

– Привет, Пол. Выпить хочешь?

Диди протянула ему бокал, и мы уселись в саду, отгоняя москитов, – уже начинало смеркаться.

– Пол недавно вернулся, – сказала Хилари. – Занимался рафтингом.

– Замечательно, – дипломатично произнесла Диди. После этого все замолчали. Я думала о Натали. Что произошло? И что произойдет, когда она появится? Или это их «Женский кружок» так работает? Терапия с Переходным Мужчиной. И мне никто ничего не рассказывал!

Мне до смерти хотелось осторожно, уголком рта, как Джимми Кагни,[20]20
  Американский киноактер (1899–1986), лауреат премии «Оскар» (1943).


[Закрыть] спросить у хитрой старой коровы: а) где она его откопала и б) как теперь будет с переселением на остров Лесбос.

Но мешал Пол. Сидел около нее как приклеенный.

Я задумалась: а знает ли он, во что впутался? Когда Диди уволокла Пола, чтобы он помог ей с напитками, я не выдержала и наклонилась к Хилари для маленького допроса.

– Он знает? – спросила я шепотом.

– О чем?

– О Натали?

– Нет, – прошипела Хилари. – Заткнись. Ни слова!

– А она знает? – не отставала я.

– Нет. Понятия не имею. Заткнись!

– Так ты что, снова с мужчинами?

– Тс-с!

Вернулась Диди, принесла ароматические свечи с лавандой. Объяснила, что лаванда оказывает успокаивающее воздействие. Что ж, нам антидепрессанты не помешают. Особенно если на премьеру придет Натали.

Гости подтягивались, и кипящая жаждой мести Джоди исполняла роль и хозяйки, и режиссера, облачившись в марлевые штаны-подгузники.

Потом появилась Натали. К моему изумлению, заметив Хилари с Полом, она беззаботно помахала им, будто искренне рада их видеть, и растворилась в компании «Женского кружка».

Я взглянула на Хилари – та старалась не встречаться со мной взглядом. Пол между тем рассматривал коллекцию Джодиных и Дидиных компакт-дисков. Удивлялся, наверное, почему так много Джоан Арматрейдинг.[21]21
  Джоан Арматрейдинг (р. 1950) – британская темнокожая певица, гитаристка и композитор, внесла значительный вклад в прогрессивный рок.


[Закрыть]

А потом приехала мама. И тоже, помахав мне рукой, растворилась в «Женском кружке». Странно. Я – что, став бездельницей, превратилась в такую зануду, что со мной и поговорить не о чем? Я спохватилась. Самое время сказать маме, что я потеряла работу. А то Диди брякнет ей об этом раньше.

Но прежде чем я успела хоть что-нибудь предпринять, Джоди замахала руками и закричала, сзывая публику.

Пока Джоди не записалась в режиссеры, ее мало волновала пунктуальность. Но теперь она на ней просто помешалась.

– Всё, люди, уже полчаса прошло! – крикнула она, встав у проектора. – Думаю, пора начать. Согласны?

– Даешь кино! – завопила какая-то исполненная энтузиазма хиппи.

А я думала только об одном: нет, нет, нет! Что за дьявольщина здесь происходит? В смысле – остановите фильм! Кто-нибудь, ну же, остановите! Здесь же будет столько всего про меня, это просто какая-то адская серия из «Это ваша жизнь»!

Джоди хлопнула в ладоши.

– Итак, начинаем! Рабочее название – «Цыпоньки, ложь и видео»!

– А с «Влюбленными женщинами» что случилось? – заорала хиппи; похоже, это мои грибы так подействовали.

Все загоготали и зааплодировали. Диди выключила свет, и на стене высветились титры.

В первом же кадре появилась Диди в чем мать родила.

– Quelle surprise,[22]22
  Какой сюрприз (фр.).


[Закрыть] – пробормотала Хилари.

Думаю, после этого большинство присутствующих суть сюжета уловили. Покачивающаяся камера, бессвязные интервью с членами «Женского кружка» и несчастными стариканами, которых отловили в парке. То и дело появлялись надписи, сделанные Дидиным почерком с завитушками, – так объявлялось о новой теме. Одна из них называлась «ПОКА СМЕРТЬ НЕ РАЗЛУЧИТ НАС», и вот здесь-то я и появилась.

У меня на носу был огромный прыщ, и я даже не подозревала, что так плохо выщипала брови.

– Свадьба – это как финал футбольного матча…

Я смотрела на себя. В мое лицо на экране тыкался микрофон. Теперь я вспомнила… Я думала тогда о Дэне.

– Как это? – послышался Джодин голос; звучал он довольно глупо.

– Ну, кто-то обязательно проигрывает, понимаешь? И мы все знаем, что кто-то должен проиграть. Но это никого не останавливает: люди все равно приходят на увлекательное зрелище.

И все. Это все, что они использовали. А вид у меня был как с перепою.

Но нет, это еще не все. После нескольких кадров с цветами – красные розы, пурпурные ирисы, как поэтично, и вот еще надпись с Дидиными завитушками – я появилась снова.

– У тебя не возникает чувство, будто ты борешься с приливом? – драматично вопросила Джоди. О нет. Вспомнила.

– Что ты имеешь в виду? – И голос, и вид как у полной дебилки.

– Один из трех браков распадается. Быть может, ты – ходячий анахронизм, веришь в любовь, когда все общество говорит, что любовь больше не верит в тебя?

Чей это фильм, в конце концов? Но вот я моргнула при этих словах и приготовилась к ответу. Довольно категоричному, если хотите. И если бы… если бы только я не брякнула:

– Если я до сорока лет не выйду замуж, то покончу с собой.

И опять поплыли цветы – прелестные лилии, анютины глазки и гибискусы.

Пол смотрел на меня с восхищением, смешанным с ужасом. Мило, ничего не скажешь. Мы же только что познакомились. А Хилари вообще на меня не смотрела, только тряслась от смеха, как один из тех качающихся пластиковых замков, по которым скачут дети.

Потом наступила мамина очередь. Выглядела она, конечно, грандиозно. Наверное, перед съемкой несколько часов пролежала в ванне с маской на лице. И, само собой, вызвала на дом свою парикмахершу.

– Что изменилось для женщин в современном мире? – раздался Джодин бестелесный голос.

– Как финансовый работник, – начала мама (о нет… пожалуйста… только не это), – должна сказать, что женщины обрели большую финансовую независимость. Теперь у нас нет необходимости объединяться с мужчинами. – Господи, да она словно лекцию для недоразвитых читает! – Да, я думаю, что теперь все стало гораздо лучше. Даже если у нас серийная моногамия. Мы обрели свободу. Разве не так?

– Вы имеете в виду себя? – спросила Джоди. Вот свинья, знает ведь, что нет.

– Вообще-то я думала о своей дочери, – бодро заявила мама. – Знаете, может, у Виктории сейчас нет мужчины, но у нее есть свобода. А мужчины – они как автобусы. Если достаточно долго стоять, какой-нибудь рано или поздно подъедет.

– В самом начале у вас так и было? – поинтересовалась Джоди с несвойственным ей ехидством.

Мама вздохнула, глядя в сторону:

– Я вышла замуж за человека, который оказался чувствительной подколодной крысой. Моя ошибка.

– А как вы думаете, ваша дочь счастлива в своем одиночестве? – продолжала Джоди все тем же бестелесным голосом.

– Нет. Но вот что меня всерьез беспокоит, так это как ее затягивает Интернет, – весело сообщила мама.

Боже. Даже в темноте, наверное, видно, как я покраснела.

И это еще был не конец. Не нужно особо стараться, чтобы все это себе представить. Опять появилась голая Диди и поведала, что лифчики для нее все равно что тюрьма, в них она чувствует себя запертой в собственном теле. Потом Джоди предельно серьезно расспрашивала себя, что побудило ее снять этот фильм: «Почему, спрашиваю я себя. Почему я хочу поведать эту историю?»

Несколько причин мне известно.

Дальше наступил черед Натали.

– Ты поддерживаешь сейчас отношения с кем-нибудь? – вкрадчиво спрашивала Джоди.

– Да, – ответила Натали. Слово это явно вырезали из остальных ста сорока семи слов.

– Удачно? – допытывалась Джоди.

– Нет. – Опять купюра.

– Почему?

– Ну, мне кажется, что это вроде отношений между учеником и наставником, а я сейчас как раз чувствую себя наставником.

– Спасибо.

И снова по экрану поползли цветочки. Это уже напоминало «Садоводство Австралии» с нудистскими вставками.

Послышался шум: кто-то встал. Слава богу, а то я боялась, что одна умираю от желания сбегать в туалет. Это оказалась Хилари. Несколько секунд спустя, спотыкаясь о ноги зрителей, за ней последовал Пол. Потом вышла Натали, и дверь захлопнулась. Массовый исход.

И тут, когда я совсем уже о нем забыла, по явился Билл. В такой знакомой красной футболке.

– Что такое любовь? – спросила его Джоди. Они снимали в местном парке – я узнала пруд с утками. – Это одно и то же для мужчин и для женщин?

Так странно – знать, что это происходило до пожара.

– Мне больше нравится французское слово, – ответил Билл. У меня перехватило дыхание. – Знаете? Оно звучит так, как это и должно звучать. L'amour. Думаю, оно включает в себя все. Обе грани любви. Любить и быть любимым. И, отвечая на ваш вопрос, – да, я считаю, что для мужчин и женщин любовь едина.

Я невольно улыбнулась в темноте. Потом поймала себя на том, что снова думаю, какой же он славный, и возмущенно одернула себя.

– Думаю, любовь – это боязнь открыть собственные чувства, – продолжал Билл. Казалось, он совсем забыл о Джоди и говорит сам с собой. – Любовь – это когда боишься быть отвергнутым.

Еще. Я должна услышать еще. Но снова появилась мама со своей финансовой независимостью, потом последовал сюжет про «Женский кружок». Затем Натали рассказывала, что бывший муж больше любил Роджера, чем ее. (Мой кот! Про моего кота говорят в полнометражном фильме!) И все наконец закончилось. Джоди провозгласила себя в титрах сценаристом, ведущей, продюсером и режиссером. За ней следовала Диди – сценарист, звукооператор и исполнительный продюсер. Я вышла в сад; следом появилась мама.

– Совсем не соображала, что несу, – пробормотала она.

– Для того киношники и нужны, чтобы заставлять людей говорить что попало, – отозвалась я.

– Я ничего такого не имела в виду про твой Интернет. Наоборот, ты еще пользу из него извлечешь.

– Ну, я от него уже избавилась.

– Ох…

– И еще меня уволили.

И я отправилась на поиски Хилари. Честь имею, предавшая меня родительница.

Хилари сидела в зарослях, голова Пола покоилась у нее на коленях.

Оба яростно дымили сигаретами.

– А где Натали? – спросила я.

– Ушла.

– А…

– Это было общее решение.

На некоторое время повисло молчание. Я гадала, что обо всем этом думает Пол. От души надеюсь, что это у них не первое свидание.

– У Билла неплохо получилось, – проговорила я. – Пойдем на обсуждение?

Но Хилари явно думала совсем о другом – о том, кто лежал у нее на коленях, и я ушла.

Джоди и Диди целовались на кухне.

По-видимому, их не очень интересовало мое мнение, но я его все равно высказала.

– Это было здорово, – соврала я. Джоди оторвалась от Диди и принялась растирать мне плечи.

– Спасибо.

– С нас бифштекс, – добавила Диди.

– Кстати, публика собралась – блеск, – ехидно заметила я. Не удержалась.

– Да-а? – спросила Диди.

– Еще бы. Хилари, Пол, Натали – классический бисексуальный треугольник. Моя мамочка. И спасибо большое, что Билла в фильм пригласили, не предупредив меня.

– Мы думали, он тебе сказал, – запротестовала Диди.

– Ха.

Джоди ожесточенно терла мне плечи.

– Не переживай.

– А я и не переживаю.

Я зажгла сигарету, которую стащила у Хилари, – знаю, в этом доме табакокурение запрещено, но я ведь ухожу, верно? – и ушла домой.

Глава тридцать вторая

Утром я снова взялась за квартирные объявления. Это был будний день, так, может, конкурентов окажется поменьше. Подходящий вариант нашелся только один: «ЧИППЕНДЕЙЛ, солнечная комната, работающая женщина». Я позвонила. Автоответчик сообщил, что хозяйка вернется в обеденный перерыв. Вдруг это очередная разведенка с лысым сиамцем? Трудно сказать. Но кое-что я знаю твердо. Одна я туда не пойду.

И я позвонила в библиотеку.

Хилари тяжело дышала в трубку.

– Из самых «Биографий» бежала. Что там у тебя?

– Ты в перерыв свободна?

– Ну, наверное.

– Посмотрим для меня дом?

– Не знала, что ты переезжаешь.

– А я не знала, что у тебя есть приятель.

– А почему ты решила переехать?

– Из-за Билла. Просто не могу больше здесь жить. И вообще для меня это теперь дорого. А ты почему закрутила с Полом?

– Давай-ка действительно пообедаем, – вздохнула она.

За несколько улиц от чиппендейловского дома было кафе, там мы и встретились. Это было одно из тех заведений, где управляющий думает, будто ячменные булочки и молочный коктейль – очень удачное сочетание.

– Ну все-таки? – спросила я.

Это был старт на скачках за Кубок Мельбурна.

– Я встретила Пола как-то вечером, после занятий в «Женском кружке». Я давно уже приметила его в том кафе, все думала, какой он офигительный…

– Значит, с Натали перегорело. Или вообще с женщинами покончено?

– Вообще. – Хилари отмахнулась. – Ладно, дай договорить. Пол приходил на вечеринки своей команды по рафтингу, как раз по соседству с «Женским кружком». Однажды я взяла и заговорила с ним. И подумала, что можно пригласить его на фильм Джоди и Диди.

– Не предупредив Натали.

– Она бы ничего не имела против.

– Да-да.

– У нас были совсем не те отношения, – обиделась Хилари.

– И когда Пол сунул голову тебе на колени, она тоже не возражала?

– Это уже было после. Во всяком случае, она мне сегодня звонила. И мы все выяснили. Я ее простила за то, что она выдала про меня в фильме, ну, насчет ученика и наставника, а она простила мне Пола. Ладно, хватит обо мне.

– Избегаешь подробностей?

Хилари вздохнула.

– Это трудно объяснить.

– Мне?

– Да, тебе.

– А один принципиальный вопрос можно?

– Допустим.

– Которая из вас бросившая и которая брошенная?

Длительная пауза.

– Она бросила меня. Довольна? После фильма. Она мне позвонила. Пол проводил меня до дома. Я сидела у себя одна, и Натали позвонила и сказала, что у нас ничего не получится. В общем, нам нужно расстаться.

– Странно, – проронила я.

– Почему?

– С чего бы это?

А надо было сказать, что просто Натали не такая привлекательная, как Хилари. Хотите, называйте меня неполиткорректной, хотите, подвешивайте за ноги на гейском Марди Гра, но от своих слов не откажусь. Этот закон природы все знают со школы. В любых отношениях кто-то всегда Голова, а кто-то – Хвост, и можно спорить на миллион долларов, что Хвост уйдет первым.

Я гоняла ложечкой кофе в чашке.

– Помнишь насчет Головы и Хвоста?

– Вик, я не поверю, что ты держишь эту школьную дребедень за жизненное кредо. Я пожала плечами.

– Тем не менее. Может, потому моя жизнь и похожа на анекдот.

Хилари кивнула.

– А ведь мне ты так и не рассказала обо всей этой лесбийской истории, – сказала я наконец.

– Бисексуальной истории, – поправила она.

– Все равно.

Она вздохнула.

– Ладно. Постараюсь как можно проще.

– Это потому, что я – бесчувственная, неполиткорректная дубина?

– Потому, что все это чертовски запутано.

Хилари махнула официанту и выразительно указала на свою чашку, состроив мину «можно добавки?», как в «Оливере Твисте».

– Если не хочешь, можешь не рассказывать.

– Да нет, просто ты сидишь тут, высунув язык, будто вуайеристка какая.

– Извини.

– История со мной и Натали ничуть не пикантнее, чем история с тобой и Лаймом.

– Догадываюсь, – кивнула я.

– Просто впервые за целый год кто-то ухаживал за мной, кто-то заботился обо мне, понимаешь?

– Угу.

– Я никогда не думала, будто Натали – любовь всей моей жизни, а она не думала так обо мне. Но вот что я тебе скажу: быть с женщиной… – она кивнула, словно соглашаясь сама с собой. – В этом есть все преимущества…

– Хм-м.

– Это вовсе не та чушь насчет секса, хотя все только об этом и говорят.

– Я об этом не думала.

– Впрочем, если хочешь знать, нам было неплохо.

– Ну, об этом я не спрашивала.

Официант принес кофе, и Хилари кивком поблагодарила его.

– Когда двое в постели и у каждого словно знак «ученик за рулем», тогда все становится как надо. Чувствуешь себя как на празднике.

– Лучше, чем притворяться, будто знаешь, что делаешь.

– Вот именно, – согласилась Хилари. – Да еще с каким-нибудь типом, у которого не жизнь, а сплошные «Девять с половиной недель».

– Вот-вот.

– Ну да. Вот так. Не знаю, то ли луна была на небе, то ли мы что-то такое выпили… Или просто она все время на меня смотрела…

– Вот чего я не понимаю… – начала я.

– Чего?

– Почему я не вписываюсь в политкорректность каждый раз, когда заговариваю на эту тему?

– Не будь параноиком.

– Так вот, я не понимаю, почему именно она? Я понимаю, почему это вообще, но…

– А ты поставь себя на мое место.

– Это как?

– Представь, что я тебя спрашиваю: почему именно Лайм? Почему именно Дэн? – В голосе Хилари зазвучали покровительственные нотки. – Гетеросексуальность – это понятно, но почему именно Дэн? Ты же сама говорила, что он скотина из Личхардта.

– Я влюбилась в него.

– Ага, и на небе светила луна, или вы что-то такое выпили.

– Ладно, все. Дошло. До меня дошло.

– Вот и хорошо.

Наступила пауза. Долгая пауза. Дольше, чем когда Хелена Четтл приносила клятву у алтаря.

– Я тут искала квартиру на паях в прошлый уикенд.

– А чем тебя не устраивает отдельное жилье?

– Это мне не по карману.

– А-а…

Как и все работающие небездельники, Хилари забыла, что через месяц мы с Роджером окажемся на содержании у государства, а значит, об особняках Дарлинг Пойнта можно пока не мечтать.

– Посмотрела несколько домов – ничего хорошего.

– Сказала бы мне.

– Зачем?

– Та моя смешная соседка снизу съезжает, – объяснила Хилари. – Освобождается комната. Недорогая и вонючая.

– Ох… Очень вонючая?

– Ну, ее же можно выскоблить.

– И сколько?

Хилари назвала цену – чуть больше, чем запрашивал куриный паштетник.

– А посмотреть успеем?

– Н-не знаю. Если только на полной скорости туда и обратно. Мне надо на работу, забыла?

– А ты что-нибудь против имеешь?

– А как быть с домом в Чиппендейле?

– За это не беспокойся. Туда еще миллион человек заявится.

Мы расплатились по счету и ушли. Машина у Хилари устроена так, что чем быстрее она едет, тем громче шумит. Как в самолете. И на ремне безопасности, как обычно, не работала застежка.

– ТАК ТЫ ЧТО, РАЗОЗЛИЛАСЬ НА СВОЮ МАМОЧКУ? – орала Хилари, перекрывая рев автомобиля.

– НЕТ, Я РАЗОЗЛИЛАСЬ НА ДЖОДИ! – прокричала я в ответ.

– А, ИЗ-ЗА ФИЛЬМА! – вопила Хилари. – А КАК БЫТЬ С БИЛЛОМ?

– НИКАК! Я ЗАБЫЛА О НЕМ!

Это все, что у нас получилось на такой громкости; но вот наконец машина вылетела на нужную улицу.

«Вонючая комната» пряталась в самом углу первого этажа. Рядом находился чулан, так что здесь, возможно, когда-то ютился сторож.

Хилари постучала. Дверь открыла смешная женщина в бирюзовом стеганом халате и в желтых тапочках, которые когда-то, видимо, были белыми. Она смотрела шоу Опры. Бедняжка.

– Я слышала, вы съезжаете.

Таким сладким голоском Хилари разговаривает с родителями в библиотеке.

– Да, переезжаю к племяннику.

– Ой, как хорошо. Моя подруга Виктория спрашивает, нельзя ли взглянуть…

– Конечно, проходите.

Мы вошли и втроем заняли всю комнату целиком. В клетке два неразлучника почему-то клевали колготки – от них, наверное, и воняло; на полу возле двери в туалет валялась не одна, а целых три щетки для унитаза.

Просто поразительно, что подобная конура может сойти за приличное жилье в Сиднее; я выпалила «согласна», прежде чем сообразила, что обращаться с этим надо совсем не к женщине в бирюзовом халате.

– У вас есть номер вашего агента? – спросила Хилари. – Или это тот же агент, что и у меня?

Смешная женщина подтвердила, что так и есть, и мы, пробормотав какие-то извинения, поднялись наверх к Хилари.

– Вот такой буду я через двадцать лет, – прошептала я Хилари, пока та отпирала дверь.

– Не будешь.

Я уселась на тахту, скинув Вирджинию Вулф, а Хилари поставила кофе на плиту.

В ее квартире я не была целую вечность. На полу, там, где обычно валялись журналы, теперь лежала какая-то феминистская дребедень, но никаких других признаков «Женского кружка» я не заметила.

– Так ты согласна? – спросила Хилари.

– Я у этой комнаты на часах стоять буду.

– Эти щетки для унитаза…

– Ими рисовать можно.

– Я то же самое говорила, когда сюда въезжала.

Она была права. Если я поселюсь в квартире той смешной женщины, она останется такой же, как и была, только плюс еще несколько постеров, занавеска с танцующими улитками и Роджер. Ну и немножечко мистера Шина.

– Она уедет только в конце недели, так что объявления пока еще не давали, – прикидывала Хилари.

– А ты сама не против?

– С чего бы? Пусть уж лучше внизу будешь ты, чем эта дамочка со своим телевизором на пятьдесят децибелов каждый вечер.

– Бедная женщина.

– Бедная женщина.

Теперь, когда у Хилари есть Пол, невольно думала я, ей-то подобное будущее не грозит. А вот меня, как и всех прочих тридцатилетних одиноких женщин, ждет впереди именно это. Два неразлучника, три щетки для унитаза и – если повезет – сердобольный племянник.

– Перестань о ней думать, – предупредила Хилари. – Хочу кое-что сказать тебе… насчет Билла.

– Что еще с ним?

– Я сегодня разговаривала с Джоди, она сказала, что они просмотрели всю оставшуюся пленку с его эпизодом. Так вот это настоящий гимн Виктории Шепуорт.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное.

– Правда?

– Правда, – сказала Хилари. – Я из Джоди клещами вытаскивала. Она не хотела тебе рассказывать, боялась, ты расстроишься.

– Может, и расстроилась.

– Нет. Ты заинтересовалась. Я же вижу.

– Ничего подобного!

Тоже мне. Свершилось, видите ли, чудо, нашелся какой-то любитель рафтинга, похожий на Андре Превена и согласный лежать у Хилари на коленях, и она теперь готова переженить всех на свете. Ну, я на это не попадусь.

– Билл – извращенец.

– Да, но о тебе он говорил замечательно. Ладно, мне пора на работу. Тебя подбросить?

Я еще даже не принималась за кофе, но не могут же бездельники ломать график работы библиотек. И мы кратчайшей дорогой помчались ко мне; Хилари превышала скорость везде, где только можно.

Возле моего дома дорогу перегородил грузовик.

– Вечная история, – процедила Хилари.

– Минутку…

Двое грузчиков тащили что-то – кажется, стол Билла. Так и есть. А вот и его компьютер.

– Он съезжает, – тихо пробормотала я.

– Ну, вот тебе и еще одна квартира. Кто, кстати, съезжает?

– Билл.

– О…

Хилари закусила губу. Некоторое время мы сидели молча.

– Вик, прости, я понимаю, что это не самый подходящий момент, но мне и в самом деле пора. Меня четвертуют, если я опоздаю.

– Да нет, все в порядке.

Она помахала мне и умчалась, а я осталась возле грузовика, в недрах которого исчезали коробки с торчащими из них ракетками для сквоша и зеленые мусорные мешки, набитые одеждой.

Я поднялась наверх. Конечно, это было глупо. Но я же должна что-то ему сказать, верно?

Но квартира Билла была почти пуста, только горстка пыли и метла в углу. Рабочие сказали, что все вещи отправятся на склад.

– Будут храниться там, пока хозяин не надумает забрать, – пропыхтел один из рабочих, поднимая единственное кресло Билла.

– Он не сказал, куда уезжает?

– Звоните в вашу жилищную контору.

И я позвонила, но там ничего не знали. Как я и предвидела. Наверное, Билл готовился к бегству несколько недель. С тех пор как Пьер Дюбуа отправил Техноботанику письмо и выяснил, что ее больше не существует.