Текст книги "Беглецы с Планеты Обезьян"
Автор книги: Джерри Понелли
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
– Полли? – требовательно спросила Зира.
Последовал очередной взрыв хохота.
– Хорошо – сказал доктор Хартли. – Очень хорошо развито владение лицевыми мышцами, доктор Диксон. Я теперь согласен, что она имеет свой собственный словарный запас. Но можем ли мы назвать это речью? Да, очень хорошо развитая мимика. Для обезьяны просто уникальная. А другой тоже может говорить?
Корнелиус встал:
– Только в тех случаях, когда она мне разрешает, – раздельно произнес он.
Зира прыснула в ладошку и протянула Корнелиусу руку. Аудитория начала аплодировать. Доктор Хартли тяжело опустился на свое место и злобно посмотрел на Льюиса Диксона. Пожалуй, на его дружбу теперь можно не расчитывать, подумал Льюис. Плохо, конечно, но что поделаешь? Кроме того, я честно пытался предупредить его. Он поднял глаза и перехватил внимательной изучающий взгляд доктора Хасслейна, направленный на шимпанзе.
Он знает, подумал Льюис. Ответ Корнелиуса показал все в одной строчке. Изысканно-вежливый, остроумный, явившийся реакцией на вопрос, который не был адресован непосредственно к нему... Конечно, существует множество определений разума. Но, что ни говори, если существо способно на подобный ответ – оно, безусловно, разумно. Хасслейн выглядел так, словно по независящим от него обстоятельствам он был вынужден сжевать жабу и теперь на закуску ему предложили большого слизняка. И что он так переживает? Почему возможность существования разумных обезьян его так ужасает?
Со своего места поднялся конгрессмен Бойд: – Доктор Диксон, назовите, пожалуйста, имя мужчины.
– Корнелиус. Корнелиус, познакомься – Джейсон Бойд, действительный член Академии Космических Исследований.
– Приятно с вами познакомиться, господин Бойд – сказал Корнелиус. – Я с удовольствием пожал бы вам руку, но к сожалению, длина цепочки не позволяет мне сделать этого.
По залу вновь прокатился хохот.
– Да, – сказал Бойд и растерянно поскреб лысину. – Если позволите, я бы хотел принести вам свои извинения за эти цепочки. Доктор Диксон, должен вам сказать, что мне весьма неприятно видеть, что мыслящее и владеющее речью существо посажено на цепь, словно дикое животное. И я вынужден напомнить вам, что есть правила, убеждения, которые вы, конечно...может быть... в общем, я хочу...
– Это не моя идея, господин Бойд, – сказал Льюис, придя на помощь окончательно запутавшемуся члену конгресса.
– И не моя, – добавил Корнелиус. Все засмеялись. – Но мы понимаем. Там, откуда мы попали сюда, обезьяны владеют речью, а люди – бессловесные животные. И у нас обезьяны не рискуют общаться с людьми, если не уверены в крепости цепочки или надежности решетки. И поэтому мы не можем винить вас в том, что вы сочли необходимым принять аналогичные меры предосторожности по отношению к нам.
– Благодарю вас, вы очень любезны, – сказал Бойд.
– Позвольте спросить, господин Корнелиус, каковы ваши взаимоотношения с Зирой?
Прежде чем Корнелиус успел что-нибудь произнести, Зира ответила:
– Он является моим законным супругом.
В наступившей тишине раздалось чье-то громкое хмыканье. Головы присутствующих как по команде повернулись к издавшему этот звук члену комиссии. Это был кардинал Макферсон. Увидев, что он невольно привлек всеобщее внимание, почтенный служитель церкви поспешно сказал:
– Прошу прощения.
– Вы находите возможность существования у обезьян института брака смешной? – с нажимом спросил Бойд.
Макферсон крякнул.
– Не смешной, господин конгрессмен. Удивительной, может быть. Потрясающей. Кроме того, ведь у разных, гм, народов существуют разные понятия о супружестве. Мне бы хотелось знать, какой из возможных вариантов она имеет в виду – но это позже, позже. Продолжайте, пожалуйста, господин Бойд.
Бойд явно не прочь схватиться с кардиналом, подумал Льюис. Интересно, что это ему так не терпится? Может, католики не пользуются особой популярностью во вверенном Бойду округе?.. Ну, конечно – как я мог об этом забыть – у него же там почти все баптисты. Но ведь это же не повод, чтобы...
– Господин Корнелиус, – говорил в это время Бойд. – Говорите ли вы или ваша, гм, жена на каких-либо других языках, кроме английского?
Корнелиус нахмурился.
– Что такое английский? – спросил он.
Аудитория взволнованно зашумела, обмениваясь комментариями по поводу услышанного. Однако ничего, кроме отдельных возгласов удивления, Льюису не удалось разобрать. Виктор Хасслейн что-то торопливо записывал в своем блокноте.
– Я говорю на том языке, которому меня научили мои родители, -продолжал Корнелиус. На этом языке говорили все мои предки на протяжении по крайней мере последних двухсот лет. Что же касается происхождения этого языка – я ничего не могу вам сказать. Я этого не знаю. Я удивлен, что вы говорите на нем. Насколько я понимаю, вы хотите сказать, что у людей существуют и другие языки?
– Несколько, – уклончиво ответил Бойд.
– А мне вот например, любопытно было бы узнать,..– сказал кардинал Макферсон. – Я полагаю, что вам, разумеется, знакомо такое чувство, как любопытство?
Корнелиус кивнул. Зира с интересом посмотрела на кардинала.
– Тогда ответьте, неужели вам никогда не приходило в голову поинтересоваться, откуда взялся тот язык, на котором вы говорите? Мне, к примеру, чрезвычайно любопытно было бы знать причину, по которой один из многих человеческих языков стал всеобщим универсальным языком общения для представителей вашей породы.
– Не только нашей, сэр, – сказал Корнелиус. – Гориллы и орангутанги тоже говорят на этом языке. Фактически гориллы и орангутанги в моем обществе верят... верили... что Господь создал обезьян по своему образу и подобию и что язык наш мы получили от Него.
Недурная оплеуха для кардинала, подумал Льюис. Но этот стреляный воробей и виду не показал, как это его задело. Хасслейн продолжал лихорадочно строчить что-то в своем блокноте. Полагаю, у него не займет много времени просчитать, откуда же они все-таки взялись, – подумал Льюис. – С его-то головой...
– Но, конечно же, это все чушь, дорогой, – твердо сказала Зира.
– Я надеюсь, э т у мысль кардинал с удовольствием поддержит, -сказал конгрессмен Бойд. Он, конечно, испытывал легкое неудобство оттого, что говорил с обезьянами, но это ничуть не мешало ему пользоваться каждым удобным случаем, чтобы поддеть своего противника.
– А я надеюсь, что вы предоставите обсуждение теологических вопросов богословам, – огрызнулся Макферсон и повернулся к обезьянам, изобразив на лице христианское смирение: – Я бы советовал вам воздержаться от подобных высказываний, Корнелиус. У нас есть немало консерваторов, которые отнесутся к ним менее терпимо, чем это делаю я...
Зира не дала ему закончить.
– Шимпанзе – мыслящие, разумные существа, – громко сказала она. И как существо разумное, Корнелиус, ты не можешь не признать, что гориллы – это всего-навсего орава забияк, обожающих драки и войны, и что орангутанги – это стадо простофиль, которые не видят дальше своего носа, и которые только и умеют, что мечтать о несбыточных чудесах. Что же касается людей, я подвергла ана...
Тут она осеклась, резко оборвав себя на полуслове и закашлялась.
– Простите. Я тестировала их десятками и сотнями и до того, как попала сюда, мне удалось обнаружить лишь двоих представителей этой породы, которые владели бы разумной речью. Бог знает, кто научил их.
– Полагаю, Он – знает, – набожно произнес кардинал Макферсон, возводя очи горе. – А кто были те двое людей, которых вы обнаружили и которые умели разговаривать? И где находится это место, где обезьяны разговаривают, гориллы разжигают войны, орангутанги тешат себя бесплодными мечтаниями, шимпанзе являются мыслящими интеллектуалами, а люди вообще не умеют разговаривать?
– Хороший вопрос, ваше преосвященство, – поддержал его Виктор Хасслейн. – Я бы тоже очень хотел услышать ответ на него.
– Мы точно не знаем, – сказал Корнелиус.
– Но в этом самом месте все обстоит именно так, как говорил Его Преосвященство? Обезьяны говорят, а люди – нет? – настаивал Хасслейн.
– Да, – ответила Зира.
– Но вы точно не знаете, где находится это место? – продолжал Хасслейн.
В зале наступила абсолютная тишина. Льюис завороженно смотрел на Хасслейна, словно птица, которая не в силах оторвать взгляда от холодных гипнотизирующих глаз змеи.
– Мы не уверены... – сказал Корнелиус.
– Доктор Мило был уверен, – сказала Зира. Две большие слезы затуманили ее глаза и она украдкой смахнула их.
– Доктор Мило был гением, далеко опередившим свое время, -сказал Корнелиус. Он встал, подошел к Зире и положил руку ей на плечо. Потом он повернулся лицом к Комиссии: – Наша цивилизация очень отличается от вашей, в которой доминируют машины, – сказал он. – У нас нет таких энергетических ресурсов, которыми владеете вы. И, разумеется, у нас никто и не слышал о возможности космических полетов. И все же, когда эта ракета однажды совершила посадку на нашем побережье, доктору Мило удалось не только спасти ее от взрыва, но и восстановить. После долгого изучения, конечно. В конце концов, он наполовину понял принцип ее действия.
– Наполовину? – недоверчиво переспросил один из членов комиссии. – И этого было достаточно?
– Было! – Корнелиус с яростью взглянул на спросившего. -Достаточно для нас, чтобы мы успели спастись, когда стало ясно, что война неизбежна. Достаточно, чтобы восстановить космический корабль и приспособить все его оборудование, включая защитные скафандры к особенностям наших организмов. Достаточно для того, чтобы мы смогли благополучно приземлиться здесь, где он был убит в вашем зоопарке. Достаточно для того, чтобы мы теперь сидели перед вами, а вы могли вдоволь издеваться и подвергать нас оскорблениям. Вполне достаточно, я полагаю.
– Пожалуйста. примите наши извинения – торопливо произнес кардинал.
– Мы не хотели оскорбить вас. Вы ведь понимаете наше изумление?
– Думаю, да, – сказал Корнелиус. – Прошу прощения – я просто потерял выдержку.
– Примите и мои извинения, – сказал Хасслейн. – Но все же, Корнелиус, скажите, откуда вы? Неужели действительно никто из вас не знает этого? А доктор Мило?
– Он знал, – сказал Корнелиус. – Он считал, что мы прибыли сюда из вашего... из вашего будущего.
Наступила тишина. Члены комиссии уставились друг на друга. Потом аудитория пришла в неистовство – кто-то кричал, кто-то размахивал руками, кто-то свистел, так что председатель был вынужден долго призывать ее к порядку, стуча молотком по столу. Наконец установилось относительное спокойствие. Доктор Хартли посмотрел на Корнелиуса и сказал:
– Сэр, что вы сказали, совершенно не имеет смысла.
– Это единственное, что имеет смысл! – Хасслейн, забывшись, даже хлопнул ладонью по стулу: – Единственное!
Тут он спохватился, заметив, что все смотрят на него с изумлением и сказал:
– Извините, пожалуйста. Извините.
– Вы говорили о войне, – раздался новый голос.
– Сенатор Янки, – представил Льюис. – Комитет Военных Сил. Сенатор – Корнелиус и Зира.
– Да. Вы говорили что-то о войне. Между кем она шла? -повторил свой вопрос Янки.
Корнелиус вздохнул.
– Между нашей армией – всеми гориллами – между гориллами и всеми, кто живет... хм, кто жил... или будет жить? Я все время путаюсь во временах. Между армией и населением тоннелей и пещер, расположенных на соседней территории.
– И вы не знаете, кто они были? – настаивал Янки.
– Нет, сэр.
– Кто выиграл эту войну? – спросил Янки.
Прежде, чем Корнелиус успел ответить, снова вмешалась Зира:
– Откуда, черт возьми, мы можем это знать? Шимпанзе -пацифисты. Мы оставались в своих домах. А могу теперь я спросить вас кое о чем? Понравилось бы вам сидеть на нашем месте, на цепи, страдая от жажды и жары под ослепительным светом этих проклятых ламп и смотреть, как вы пьете, не имея возможности утолить жажду?
– Господи боже мой! – воскликнул доктор Хартли. Он махнул рукой и два помощника поспешно поднесли шимпанзе графин с водой и два стакана. Те с жадностью сделали несколько глотков. Льюису и Стефани воды никто не предложил и Льюис подмигнул Стефани. Та подмигнула ему в ответ.
– Так значит, вы не знаете, кто выиграл эту войну, – продолжал настырно добиваться ответа сенатор Янки. – У вас же должны были быть какие-нибудь доклады, отчеты, хоть какая-нибудь информация?
– Нет, сэр, – сказал Корнелиус, – мы были ассистентами доктора Мило и помогали ему в работе по восстановлению космического корабля. Потом мы покинули Землю. Каким-то образом мы очутились здесь. Все.
– Но вы можете как-то объяснить это? – спросил Хасслейн.
– Нет, сэр. По всей видимости у доктора Мило была своя теория, но он так и не объяснил нам ее. Я знаю только, что той ночью, перед своей смертью он чертил на полу нашей клетки какие-то математические символы и уравнения.
– Где эти уравнения?! – взвился Хасслейн. – Доктор Диксон, они сохранились?
– Нет, сэр.
Хасслейн удрученно опустился на стул. Потом поднял голову и раздраженно спросил:
– Почему нет?
– Потому, – ответила вместо Льюиса Зира, – потому что как ни странно, никто не позаботился выдать нам письменные принадлежности. Доктор Мило использовал вместо них палец и воду – он писал на цементном полу. Насколько вы понимаете, такой вид письменности не очень долговечен.
– А-а-а – разочарованно протянул Хасслейн и погрузился в мрачное раздумье.
– По поводу космического корабля, – сказал сенатор Янки. – Он совершил посадку в вашей стране. Что же случилось с его экипажем? С полковником Тэйлором и его людьми?
Зира и Корнелиус посмотрели друг на друга, потом снова на Янки.
– Вы с ним встречались когда-нибудь?
Обезьяны снова обменялись быстрыми взглядами.
– Нет, – сказал Корнелиус твердо. – Он солдат?
– Он был офицером Военно-Воздушных Сил Соединенных Штатов, астронавтом и героем, – сказал Янки. – И одной из целей работы нашей Комиссии является выяснение того, что с ним случилось.
– Мы не знаем, – сказала Зира. И беспомощно развела руками. -Мы мирные существа. Я – психиатр, а мой муж – историк, археолог. Мы ужасно устали. Мы старались помочь вам и ответить на все ваши вопросы, но сейчас – не могли бы вы все-таки снять, наконец, с нас эти цепочки и дать нам немного отдохнуть? Прошу вас!
Зал замер и тут же разразился аплодисментами. Хартли не мог утихомирить их, пока Льюис и Стиви, улыбаясь, не расстегнули ошейники и не бросили их вместе с цепочками на пол.
Глава 9
– Вы были великолепны! – воскликнула Стифи и обняла Зиру. Обе они, весело смеясь, закружились в танце в лазаретном крыле ЛосАнжелесского зоопарка. Неожиданно Стиви остановилась и огляделась:
– Прошу прощения, что вы еще здесь ...
– По-моему, теперь это место не хуже многих, – сказал Корнелиус. – Спасибо вам за обстановку. Он указал на стулья и столы, которые стояли в клетке. В углу даже была небольшая плита. Дверь в клетку, в которой раньше сидела горилла, была открыта и в ней стояла спальная мебель. Корнелиус неторопливо подошел к телевизору и нажал на кнопку.
– Я правильно с ним обращаюсь? – спросил он.
– Да. – Льюис, насупившись, смотрел на экран телевизора – шла программа новостей. Диктор местного телевидения говорил:
– К сожалению, доктор Хасслейн не смог прокомментировать данное сообщение к этому выпуску, но он будет нашим гостем в следующем, которые мы полностью посвятим его выступлению. Продолжайте смотреть нашу программу. Большие Новости всегда с вами! А сейчас о спорте...
– Эта кнопка предназначена и для выключения, да? – спросил Корнелиус.
– Я потом его снова включу – мне хотелось бы послушать, что скажет доктор Хасслейн.
– Нам тоже, – сказал Льюис, продолжая стоять в дверях клетки. -Послушайте, а вы не хотите пригласить меня войти?
– А? – не понял Корнелиус.
– Входите, входите, – сообразила Зира. – Не подумайте, что мы хотели быть невежливыми – но это ведь все-таки ваш зоопарк. Мне как-то не приходило в голову считать эту клетку своим домом, извините...
– Ладно, это вполне естественно, – сказал Льюис и уселся на стул, уже не дожидаясь приглашения. Он ужасно устал, а у них, может, не было принято предлагать гостям присесть.
– Присаживайтесь, – сказал Корнелиус.
Льюис ухмыльнулся и они оба рассмеялись.
– Они оба были просто великолепны, – повторила Стефани. -Правда же, Лью?
– Конечно, дорогая, – согласился Диксон, но в голосе его вдруг послышались тревожные нотки. – Просто сказочно. Но был момент, когда мне...
– Да, – сказала Зира. – Мне тоже.
– Ладно, давайте не будем сейчас об этом вспоминать, – бодро сказал Корнелиус. – Вы вчера варили нам замечательный напиток -кофе. Я бы не отказался выпить чашечку. Я видел, как Стиви готовит его – по-моему, я уже понял, как это делается.
Он подошел к плитке и начал грохотать кофейником, ситечком, чашками, блюдцами, производя неимоверный шум, который обычно сопровождает действия большинства встающих к плите мужчин.
– Он знает, – сказала Зира. – Тут ничего уже не поделаешь, Корнелиус, он знает. Он все понял и не поверил нам. Я видела это по его глазам.
– Дорогая, – сказал Корнелиус. – Может не стоит говорить об этом?
– Уверена, что стоит, – сказала Зира. – Но только с этими людьми. С нашими... с нашими врачами. Конфиденциально. Строго конфиденциально. Только между нами.
– Это ведь останется между нами, доктор Диксон? – обратилась она к Льюису.
– Да, – ответил он. – Конечно, между нами.
– Почему вы не хотите быть откровенными со всеми? – спросила Стиви. – С Комиссией?
Корнелиус тяжело вздохнул.
– Я бы этого очень хотел. Правда. Но... но я боюсь говорить об этом даже с вами.
– И все-таки, мы должны рассказать им, – сказала Зира. -Садитесь, Стиви. Корнелиус, да прекрати же ты, наконец, колдовать над своим кофейником, иди к нам. Мы должны поговорить с ними, пока у нас есть такая возможность.
– Я готов, – Корнелиус присоединился к остальным. Теперь двое людей сидели на диванчике напротив двух шимпанзе. Все четверо были одеты в белые лабораторные халаты. Недурное зрелище для зоопарка, подумал Льюис. Хаскинс был бы в шоке.
– Но почему вы не стали разговаривать об этом с Комиссией? -снова спросила Стиви.
– Потому что правда очень часто вредит невинным, – сказала Зира. – А я хочу жить. У меня есть очень серьезный повод хотеть выжить. Хотя бы еще несколько недель я должна жить. И все, о чем мы будем говорить должно остаться в секрете, доктор.
– Продолжайте, – сказал Льюис.
– Нет. Корнелиус, скажи ты.
– Мы знали полковника Тэйлора, – начал Корнелиус. – Хотя когда мы обнаружили его корабль, он действительно был пуст. Но еще до этого мы встретили на берегу его экипаж. Мы полюбили полковника.
– Но, – недоуменно спросила Стиви, – что дурного случилось бы, если бы об этом узнала Комиссия? Что...
– Ш-ш-ш, – сказал Льюис и приложил палец к губам.
– Пожалуйста, продолжайте, профессор Корнелиус.
– Наши взаимоотношения с полковником Тэйлором были необычны для нашего времени, – сказал Корнелиус. – У нас обезьяны не любят – очень не любят – людей. Они охотятся на них для развлечения, точно так же, как вы охотитесь на зверей. И они, так же, как вы не всегда сразу убивают свою добычу.
– Боже милостивый! – воскликнул Льюис. – Шимпанзе тоже?
Зира кивнула.
– Мы не охотимся, но мы используем людей, как мертвых, так и живых, для экспериментальных исследований. Подопытные животные, анатомические исследования, изучение рефлексов, опробование новых лекарственных препаратов и все в этом роде.
– Ох, Господи! – Стиви с трудом сглотнула. – Это же ужасно!
– Да, – кивнул Льюис. – Но мы с тобой делаем то же самое с животными. Как ученый, я понимаю, что поскольку в вашем времени люди представляют собой неразумных и бессловесных тварей, то...
– И мы действительно так и думали, пока не повстречались с полковником Тэйлором. Он был первым говорящим человеком, которого мы узнали.
– Я думаю, – медленно произнес Льюис, – я думаю, что вы были правы, не сказав об этом Комиссии. Что случилось с полковником Тэйлором потом?
– В ответе на этот вопрос – вторая причина, по которой мы не хотели никому говорить о том, что мы его знали, – сказал Корнелиус.
– Да, – добавила Зира. – Они стали бы спрашивать, что с ним случилось, жив ли он.
– А он мертв, да? – решительно закончил за нее Льюис. Он помолчал немного и глубоко вздохнул. – Вы знаете, я ведь был знаком с ним. Правда не очень близко. Однажды мне довелось работать вместе с ним... Вы точно знаете, что он умер, да?
– Да, – ответил Корнелиус. – Выйдя на орбиту, мы увидели внизу Землю. А потом на наших глазах она была разрушена.
Стиви открыла рот, потом подняла глаза на Зиру:
– Что вы имеете в виду, говоря что Земля разрушилась?
– Именно это, – ответила Зира. – Была вспышка и взрыв.
– И полковник Тэйлор находился там, внизу? – спросил Льюис.
– Да, – ответил Корнелиус. – Он... Он не мог полететь с нами.
– Но все-таки, что вы имели в виду, говоря, что Земля разрушилась? – настойчиво продолжала добиваться ответа Стиви. Она все еще не понимала.
Корнелиус вздохнул:
– Именно это. Гориллы хотели завладеть оружием. Тем, которое осталось с давних времен. Мило считал, что если оно будет пущено в ход, Земля погибнет. Очевидно, кто-то сделал это.
– Вся Земля, – сказал Льюис. Казалось он не слышит того, что произносят его губы.
– Да, – ответил Корнелиус. – Вся Земля. Теперь, я думаю, вы понимаете, почему мы не были до конца откровенны с вашей Комиссией.
– Мне и сейчас это не очень нравится, – сказала Зира. Я не выношу обмана. И я не знаю, что нам теперь делать.
Льюис пожал плечами.
– Время доктора Хасслейна.
Он встал и включил телевизор.
– А теперь Большие Новости представляют доктора Хасслейна, -провозгласил диктор. – Доктор Хасслейн – главный советник президента по науке и сведущие люди называют его самым влиятельным ученым нации. На экране появились лица Корнелиуса и Зиры, сидящих посередине огромной сцены.
– Насколько стало известно обозревателям Больших Новостей, в настоящий момент вся нация взволнована известием о говорящих шимпанзе. Эти две обезьяны потрясли нашего корреспондента, который присутствовал на первом заседании Комиссии, и я уверен, что все, кто находился в том зале, были потрясены ничуть не меньше. Они отвечали на вопросы, отпускали шуточки и в буквальном смысле слова говорили и думали ничуть не хуже, чем любой человек. А может, даже и лучше некоторых из них. Расскажите нам о своих впечатлениях, доктор Хасслейн.
Оператор перевел камеру и вместо изображений Корнелиуса и Зиры на экране появилось лицо Хасслейна и его знаменитые очки в стальной оправе. Контраст был поразительным.
– Да. Несмотря на то, что некоторые члены Комиссии испытывали по этому поводу значительные сомнения, мне кажется, что здесь не может быть двух мнений. Эти шимпанзе безусловно являются разумными и высокоразвитыми существами, какие бы определения мы не избрали для понятия –разум–.
– И что вы об этом думаете, доктор Хасслейн? – Ведущий наклонился вперед и вперил в собеседника тонкий и понимающеинтеллигентный взгляд, так хорошо знакомый миллионам зрителей шестичасового выпуска Больших Новостей: – Какие чувства это вызывает у вас, доктор Хасслейн?
– Я боюсь, – твердо сказал Хасслейн.
– Чего вы боитесь?
Хасслейн пожал плечами.
– Любая информация, которая разрушает все наши представления о мире, та информация, которая опровергает факты, испокон веку считающиеся неоспоримой научной истиной – пугает, разве не так? -спокойно ответил Хасслейн и улыбнулся, как бы извиняясь перед зрителями за то, что он вынужден давать объяснения, когда все и так очевидно.
– А как вы думаете, означает ли это, что у других обезьян есть потенциальная возможность стать разумными?
Хасслейн снова пожал плечами.
– Не думаю, – сказал он. – Наши ученые очень тщательно изучали обезьян и я полагаю, что границы возможностей этих животных к развитию интеллекта определены к настоящему моменту довольно четко. Например, детеныши обезьян воспитывались в условиях, абсолютно идентичных тем, в которых растут человеческие дети. В одном из таких экспериментов, возможно вы даже слышали об этом, родившиеся в один день детеныш шимпанзе и дочь ученых-зоологов воспитывались вместе с родителями ребенка, относясь к ним, как к родным сестрам и не делая между ними абсолютно никакого различия. И тем не менее через несколько лет шимпанзе так и не умела говорить и ее развитие ни в какое сравнение не шло с развитием ее подруги. Нет, я склонен думать, что эти две обезьяны относятся к совершенно иному, генетически отличному роду. Совершенно иному.
– Понятно – ведущий улыбнулся зрителям, чтобы напомнить им, кто из двоих собеседников был истиной звездой программы. – А теперь, доктор Хасслейн, я бы хотел вам задать еще один вопрос. Когда вы спросили мужчину-шимпанзе, откуда они попали к нам, он ответил –Из вашего будущего–. Вы верите в это?
– Безусловно. Это единственно возможное объяснение – ответил Хасслейн. Он неожиданно наклонился вперед и внимательно посмотрел прямо в камеру так, что обезьянам, напряженно глядевшим в экран, показалось, что он вошел в комнату.
– Он... Он пугает меня, – сказала Зира.
– Он это умеет, – сказал ей Льюис. – И все же вы должны справиться с ним. Конечно, формально решение вопроса зависит от Комиссии. Возможно она и сумеет попридержать его, если он задумает что-нибудь слишком дурное. Но президент слушается Хасслейна. Винить его, я имею в виду президента, за это не стоит. Хасслейн великолепен и у него талант объяснять сложные вещи нашим не слишком образованным правителям. Помните, вам нужно справиться с ним.
– Ш-ш-ш – сказала Стиви, приложив палец к губам и довольно усмехнувшись – она ждала этого повода с тех самых пор, как Льюис на нее шикнул.
– Я боюсь, доктор Хасслейн – говорил в этот момент ведущий, -что не вполне понимаю, что этим хотели сказать наши удивительные обезьянки. Каким образом могут они быть из нашего будущего? Разве путешествия по времени на самом деле возможны?
Хасслейн тонко улыбнулся. – Вряд ли объяснение может быть простым, Вальтер. Даже я не могу сказать, что я понимаю природу и свойства времени. А я написал о нем множество статей и исследований, основанных на математическом подходе. Возможно, что человек вообще никогда до конца не сможет понять этого. Это может сделать лишь Господь Бог. Но, может быть, я смогу дать вам иллюстрацию тому, что я для себя определяю, как –бесконечное повторение– и что представляет, по моему мнению, суть того, что из себя представляет эта загадочная субстанция – время.
Ведущий испуганно замахал руками, но Хасслейн с улыбкой остановил его:
–Это не так уж сложно, Вальтер, – сказал он. – Вы помните Соляную Коробку Мортона? На коробке стоит маленькая девочка, которая держит в руках коробку с мортоновской солью. На е е коробке тоже стоит маленькая девочка, которая тоже держит в руках коробку с солью Мортона. И так дальше, пока, наконец, не станет уже технически невозможно вырезать детальное изображение картинки в картинке -картинки в картинке – картинки – в картинке...
– Ну, конечно – сказал ведущий. Он проницательно взглянул на Хасслейна, потом перевел взгляд на своих зрителей и этот взгляд сказал им: – Как вы думаете, этот парень сам-то понимает, о чем он тут толкует?
– То же самое относится и к Коробке Овса Квакера – сказал Хасслейн. – На этой коробке стоит человек, который держит в руках коробку с Овсом Квакера, и так далее. А теперь давайте рассмотрим это с другой стороны. Давайте представим себе пейзаж, нарисованный на холсте. Чтобы картина была реальной, художник обязан поместить в свою картину самого себя, вы согласны со мной? Ведь в противоположном случае в картине будет чего-то не хватать, что-то окажется пропущенным, не так ли?
– Почему же? А-а... Ну, конечно.
Хасслейн улыбнулся. – Прекрасно. Но само собой разумеется, эта вторая картина, чтобы быть реалистическим изображением действительности, обязана содержать в себе и фигуру нарисованного автора, верно? А та, в свою очередь, портрет рисующего художника – а та – рисующего художника. А эта, последняя – в ней опять чего-то не хватает, правда? Она должна повторить предыдущую снова, снова и снова повторять предыдущую – и так до бесконечности...
– Но она никогда не будет закончена!– воскликнул ведущий.
– Возможно, – сказал Хасслейн. – Но для того, чтобы понять время, вы должны представить себя на месте художника, который делает бесконечную серию таких рисунков, пока не достигнет полного реализма в своем изображении действительности. Это я и называю –Бесконечным повторением–.
– От этого вполне можно спятить, – сказал ведущий.
Хасслейн пожал плечами. – Возможно. Однако давайте теперь представим, что нам удалось создать последовательность –Бесконечных повторений– и что мы одновременно являемся и участником картины и ее автором. И теперь давайте снова вернемся ко времени.
– И что мы увидим? – с ошалелым видом спросил Вальтер
– Скорее всего мы увидим это как бесконечную последовательность параллельно идущих событий, которые, однако, не всегда строго параллельны. Авторы научно-фантастических романов иногда называют это –веерообразным– временем – из одной точки -из точки сегодня тянется вперед бесчисленное множество альтернативных путей в завтра. Некоторые из них потом сливаются в один, но некоторые проводят к совершенно различным завтра, послезавтра, и так далее. Таким образом, мы с вами приходим к возможности существования разных будущих, которые появятся или навсегда останутся невостребованными в зависимости от того, какой из путей выберете вы сегодня. В одном из этих будущих вы выйдете из этого здания в восемь пятнадцать, как раз, чтобы успеть попасть под автомобиль, выехавший из гаража в восемь двенадцать.
– Не думаю, что мне нравится это будущее – сказал ведущий и нервно засмеялся.
– Да, но в другом, альтернативном будущем вы можете выйти отсюда в восемь шестнадцать и остаться целым и невредимым – сказал Хасслейн. – Или тот автомобиль не успеет выехать из гаража в восемь двенадцать, потому что его водителю кто-нибудь позвонит по телефону. И что очень важно, все эти будущие совершенно равноправны по своей возможности наступить и стать реальностью.
– Но мы-то не можем испытать на себе больше, чем одно из них, не так ли, доктор Хасслейн? – Спросил Вальтер, с которого слетел весь его лоск, самодовольное выражение его лица сменилось растерянностью.
– Разумеется, – сказал Хасслейн. – И тем не менее, любое из них может быть реальным для воображаемого наблюдателя, который достиг –Бесконечного повторения–. Поэтому я вовсе не считаю таким уж невероятным предположение, что эти обезьяны прибыли к нам сюда из одного из альтернативных будущих нашей с вами планеты. Для них, этих обезьян, это будущее вполне реально. Но я хочу особенно подчеркнуть следующее: то, что я сказал, вовсе не означает, что э т о будущее обязательно должно стать реальностью для н а с . Возможно, что мы будем делать в нашем настоящем.