Текст книги "Обреченные на смерть"

Автор книги: Джерри Остер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

– Нет!

Элвис Полк нажал курок, но пистолет не выстрелил, и вместо того чтобы умереть, Карлтон Вудс блеванул прямо между ног Маргарет Моррис.

Элвис Полк снял свою куртку и повесил ее на крючок в спальной комнате. Ногой, одетой в кроссовку Лютера Тодда, он зацепил стул, который стоял возле туалетного столика. Он сел на него, широко расставив ноги. Полк поигрывал своим пистолетом 22-го калибра и смотрел на Маргарет, улыбаясь ей. Она была баба не в его вкусе. У нее большой зад – это он любил. Но ее груди были отвислые, с большими сосками. Однако она единственная баба под рукой у Элвиса в данный момент. Она лежала, широко разведя ноги, чтобы не испачкаться о рвоту Вудса, вцепившись руками в простыню, еще не отойдя полностью от того кайфа, который испытывала, когда Карлтон делал с ней то, что она любила более всего. В последнее время Элвис перестал удовлетворять себя при помощи мастурбации: его задолбали эти кошмары, во время которых Дженни Свейл и Рената Казмейер откусили его член. Поэтому он хотел бы трахнуть Маргарет, пусть и при Карлтоне. Ему даже нравилось бы, если бы Карлтон сидел рядом и смотрел, как они трахаются. Надо хорошенько проучить этого чувака.

– Ну, чего испугались? Карл, знаешь, кого ты мне напоминаешь?..

Карл Вудс сидел съежившись на краю кровати, стараясь быть как можно дальше от Элвиса Полка и Маргарет Моррис. Руками он прикрывал свой член, но Элвис уже успел заметить, что тот довольно приличных размеров. На подбородке у Карла были следы рвоты. Он весь вспотел и уставился на Маргарет, которая избегала смотреть на него.

– У моей вечно стонущей дуры мамаши были керамические обезьянки. Они стояли на шифоньере. Это были обезьянки, которые не говорили дурных вещей и не видели дурных вещей. Вот на кого ты похож, Карл. Ты похож на чертову обезьяну.

Осторожно, медленно произнося слова, чтобы не напрягаться и не блевануть опять, Карлтон Вудс спросил Маргарет Моррис:

– Почему ты не закрыла дверь на ключ? Почему ты не закрыла эту чертову дверь на ключ?

Маргарет Моррис не ответила ему. Вместо этого она сделала нечто, что весьма заинтересовало Элвиса Полка: она отпустила простыню, которую держала в то время, когда Вудс делал ей хорошо, легла на бок и поджала ноги, чтобы не испачкаться о блевоту Вудса, оказавшуюся в самом центре кровати.

Но Маргарет просто хотела, чтобы Элвис Полк хорошенько разглядел ее. У Элвиса не было сомнений на этот счет. Ему, родившемуся под несчастливой звездой, начало определенно везти в жизни.

– Ты хочешь знать, что происходит, Элвис? – сказала Маргарет. – Я скажу тебе, что происходит. Ты по уши в дерьме. Понял? Ты с головой в дерьме.

Элвис подумал, что она грубит ему и, если бы они были одни, он дал бы ей по роже, а потом трахнул бы ее, чтобы научить, как нужно себя вести. Но их было трое, и он боялся, что в то время когда он будет заниматься Маргарет, Вудс схватит его пистолет.

В подъезде он нажимал на все кнопки, кроме кнопки интеркома Маргарет, пока какой-то идиот не впустил его в дом. Он поднялся на лифте на последний этаж и через пожарный выход проник на крышу, а потом по пожарной лестнице спустился вниз и проник в кухню квартиры Маргарет через окно. Люди никогда не закрывают окон. Они идиоты. (А может быть, Маргарет специально оставила окно открытым, чтобы через него мог попасть в квартиру Санта Клаус. Ведь у нее не было камина или трубы. Как же иначе ему попасть к ней?)

– Ты по уши в дерьме, – опять сказала Маргарет. – Ты с головой в дерьме. Неужели ты не понимаешь? После того как ты убил этих копов, все полицейские до самого Чикаго охотятся за тобой и пойдут на все, чтобы поймать тебя. Это плохо. Но хуже всего то, что твои клиенты, которые обещали тебе помочь выехать из этой страны, добраться до Европы, Таити, Гонконга, Южной Америки, где ты мог бы общаться с бывшими эсэсовцами, так вот, твои клиенты обманули тебя. Правильно, Элвис? Мне любопытно знать, назначили ли тебе встречу через пару дней после того, как ты убил этих копов, обещая дать деньги и помочь выехать из этой страны на небольшом корабле или самолете? Так, что ли? Они обещали тебе сделать пластическую операцию, вывести эту татуировку. Что, разве не так? Ты не должен был им верить, Элвис. Они обманули тебя.

Так было дело, Элвис? Ты понял, что тебя обманывают. До тебя дошло, что если ты пойдешь на встречу с ними, то живым оттуда уже не вернешься. Так ведь, Элвис? Или, может быть, ты убил этих копов, думая, что после этого будешь действовать в одиночку и только в одиночку? Может быть, ты с самого начала знал, что люди, ради которых ты убрал этих копов, хотят убрать тебя самого?

Элвис почти не слушал то, что говорила Маргарет Моррис. Его больше занимало то обстоятельство, что его член был в состоянии эрекции и чуть ли не выпрыгивал из узких штанов. Элвису нравилось, когда баба говорит с ним вот таким образом, это его заводило. Ему нравилось, когда баба знает о нем все, читает его мысли и отчитывает его подобным образом. Это было куда интересней, чем обычный бабий разговор.

– У нас с Карлом был интересный разговор с одним копом на днях, – сказала Маргарет, не глядя на Вудса. Она говорила так, как будто он вообще не существовал. – Он был не первым копом, с которым мы разговаривали после всех твоих дел. Ты и сам можешь об этом догадаться. Нам задавали сотни вопросов.

Этот коп был нормальный мужик. Он знал о том, что нам уже задавали сотни вопросов. Он попросил нас подумать о том, о чем нас еще не спрашивали. Я буду использовать этот прием в моей работе, Элвис. Теперь, когда я буду говорить с людьми, я не буду задавать им сто раз одни и те же вопросы, я скажу им: подумайте о том, о чем я вас еще не спрашивала.

Карл сказал этому копу, что нас еще не спрашивали о том, почему Тодд и Свейл поменялись автомобилями. Ты знаешь лучше других, что Тодд и Свейл везли тебя из тюрьмы «Уолкил» в машине Тодда «гео», а назад тебя повезли в «воларе», который принадлежал Свейл. Был ли это преднамеренный обмен машинами? Значило ли это, что пистолет, который ты сейчас держишь в руках, был подложен в машину Свейл? Ведь это тот самый пистолет, не так ли?

Обмен машинами ничего не значил, не правда ли, Элвис? Пистолеты были в обеих машинах, не так ли? Ты ведь не знаешь, кто положил эти пистолеты, да? Тебе это знать не полагалось. Тебе нужно было только знать, в какой машине будет пистолет.

Элвиса волновал только один вопрос: порвутся ли его штаны, не выдержав напор члена, или его член сломается пополам.

Маргарет лежала, подперев голову левой рукой, которая затекла, и она стала растирать ее, а потом взяла подушку, обняла ее руками и оперлась на нее подбородком. Она выглядела, как симпатичная собачонка. Ее широкий зад смотрелся очень аппетитно.

– Мы также говорили с этим копом о том, что Тодд и Свейл привезли тебя в аэропорт для того, чтобы ты сказал что-то интересное о краже в «Спидэйр», но оказалось, что ты ничего не знал об этом.

Внезапно Дженни Свейл и Рената Казмейер появились у ног Элвиса и стали ласкать его член. Элвис прикрылся рукой, он боялся, что они могут откусить его. В этот самый момент член обмяк и съежился. Элвис старался не смотреть на Карлтона Вудса, потому что сейчас он сам выглядел, как эта чертова обезьяна.

Маргарет напоминала Элвису его вечно ноющую мать. Голос у нее был такой же визгливый.

– Твои клиенты, Элвис, сказали тебе, чтобы ты позвонил мне и притворился, будто знаешь что-то об этой краже в аэропорту. Они сказали, чтобы ты попросил организовать тебе встречу с детективами. И с Карлом.

Маргарет по-прежнему не смотрела на Карлтона. Он мог с таким же успехом находиться в Европе, на Таити, в Южной Америке, общаться там с бывшими нацистами. Если бы Рената и Дженни отстали бы от него, Элвис, пожалуй, мог бы трахнуть Маргарет Моррис. Прямо на глазах у Карлтона, и тот ничего не смог бы сделать. Но Рената и Дженни все приставали и приставали, так что Элвису опять, кажется, перестало везти.

– Итак, кто твои клиенты, Элвис? – спросила Маргарет Моррис. – Этот коп и я – Карл к тому времени уже напился и блевал в туалете, – мы говорили о Рое Ригане и о вашей драке из-за того, какую радиостанцию вам слушать. Я сказала копу, что я думаю по этому поводу. Кто-то хотел убрать Тодда и Свейл, но, чтобы не вызывать подозрений у копов, грохнуть их должен был преступник, за которым не числилось преступлений с применением насилия. Рою Ригану пообещали свободу, если он начнет драку с тобой. Из-за этой драки тебя не освободили условно. Так что у тебя не было выбора.

«Но кто тот человек, который стоит за всем этим делом?» – спросил меня этот коп. Я сказала, что не знаю. Итак, Элвис, кто этот человек? Карл Вудс?

В этот момент Карлтон Вудс внезапно вскочил, спрыгнул с кровати, бросился к Элвису и выхватил у него пистолет. Он приставил его к голове Элвиса. Теперь было совсем неясно, меняется судьба Элвиса в лучшую сторону или худшую.

– Черт возьми, Карл, – сказал Элвис. – Брось эту игрушку.

– Ты знаешь имя какого-нибудь черного тромбониста, Элвис? – спросил Карлтон Вудс.

– Зачем тебе это, Карл? – усмехнулся Элвис.

– Но ты же большой знаток джаза, Элвис, – сказал Карлтон. – Ведь ты постоянно слушаешь радиостанцию «ВБЛ, пинающие С», где диск-жокеем работает Фрэнки Крокер.

Элвис весь вспотел, его тошнило. «Нет на свете никого лучше друга моего», эти слова Фрэнки звенели у него в ушах. Он слышал также, как поют братья Невилл:

Элвис заткнул себе уши, но все равно слышал, как поет Бакки Уайт:

 
Мне смешно смотреть на себя,
Мне кажется, я умираю.
 

– Ты же большой знаток джаза, Элвис, – сказал Карлтон. – Ну-ка, назови мне афроамериканского тромбониста.

Некоторые гражданские, которым в руки попадает пистолет, просто балуются с ним, и сразу видно, что они не собираются стрелять в тебя. Попугают чуток и отпустят. Но Карлтон Вудс не был одним из них. Он держал пистолет в руке, как профессионал. Он был спокоен, даже не моргал.

– Ну же, Элвис, назови мне афроамериканского тромбониста, – сказал Карлтон.

– Ну, – сказал Элвис.

– Карл, – вмешалась Маргарет Моррис.

– А…

– Карл.

Элвис щелкнул пальцами.

– Я знаю. Я знаю одного тромбониста. Глен…

– Глен? – зарычал Карлтон Вудс. – Пошел ты к черту со своим Гленом. Не компостируй мне мозги этим Гленом. Еще раз назовешь это имя, и я вышибу твои мозги, понял?

– Подожди, успокойся, друг. Черт возьми. Конечно же, Тири Глен играет на тромбоне.

– Тири Глен? – спросил Вудс.

– Клянусь.

– Назови еще одного.

Чтобы Элвис отвечал на поставленный вопрос, Карлтон плотнее прижал дуло пистолета к голове Полка. Он по-прежнему не моргал.

– Успокойся, друг, успокойся… К-К-К-Кюртис Фуллер играет на тромбоне. Грахан Монкур Третий играет на этом инструменте. Джи Джи Джонсон тоже играет на тромбоне. Клянусь. Клянусь, черт возьми. Гробовщик, о, гробовщик…

– Все, Элвис? – спросил Карлтон Вудс.

– Карл, – сказала Маргарет Моррис.

– Все, Элвис?

Гробовщик, о, не спеши…

– Да, я думаю, что это все. (Мне смешно смотреть на себя, мне кажется, я умираю.)

– Спасибо, Элвис, – сказал Карлтон Вудс. – Счастливого тебе Рождества, – и Карлтон Вудс выстрелил Элвису в лоб. Затем он навел пистолет 22-го калибра на Маргарет Моррис.

– Карл, не надо! Нет!

Он выстрелил ей в грудь.

Глава 22

Сержант Бобби Колавито, любимчик Маслоски, остряк и шутник, у которого были родственники в преступном мире, был мастером заканчивать незаконченные фразы.

– А, Бобби… – Каллен посмотрел на часы, которые висели на стене над дверью в дежурной комнате полицейского участка в Западном Мидтауне. Рядом с ним находился календарь из журнала «Пентхауз». День был 24 декабря, декабрьской девочкой была брюнетка по имени Диндзи.

– У меня не было времени…

– Делать рождественские покупки, – закончил фразу Каллена Колавито. Он был еще и из тех людей (мы их постоянно встречаем), которые во время разговора весьма энергично кивают головой. Он начинал кивать, когда вы еще даже не вступали в разговор, как будто английский был не родным вашим языком, а вы нуждались в том, чтобы вас поощряли к беседе. Заканчивая ваши фразы, Колавито при этом кивал все энергичней и энергичней, давая вам понять, что он знает, о чем вы думаете, читает ваши мысли, рассекает вас насквозь.

Если бы он был депутатом, размышлял Каллен, то вокруг него все умирали бы от сердечных приступов, он никому не давал бы закончить свою мысль, завершая ее за них. Он был неистощим. Казалось, он никогда не отдыхает и работает как машина. Каллен, в свою очередь, был просто выжат. Его раздражал этот человек, который не давал ему закончить свою фразу. Он решил, что убьет Колавито, как только ему вернут его пистолет и полицейский значок.

Каллен:

– Если есть какая-то возможность…

– Мы могли бы пойти к «Мейси»? – кивки головой. – Я думаю, там открыто до десяти сегодня вечером. Давай узнаем у капитана.

Западный Мидтаун, хотя и находился в нескольких кварталах от Мэдисон-сквер-гарден и оживленной Пен-Стейшн, был тихим и почти провинциальным местом. Неподалеку находился Центральный телеграф, куда постоянно подкатывали грузовики и фургоны, набитые всякой корреспонденцией. Отсюда были видны поезда, подъезжающие к Пен-Стейшн и отъезжающие от нее. Прямо за углом Тридцать четвертая улица соединялась с Сорок второй.

Неопытные журналисты, приехавшие в Нью-Йорк из провинции, писали порой весьма безответственные статьи в своих газетах и журналах (а редакторам, кажется, было по фигу), что Мидтаун расположен неподалеку от Челси. А что такое Челси? Чертовски неинтересное место, где совершенно нечего делать и жить там невозможно.

Вот о чем думал Джо Каллен, находясь в полицейском участке Мидтауна и пытаясь объяснить Бобби Колавито, как произошло то, что он убил Пола Мессину, этого чертова сукина сына.

– Итак, еще разок, – сказал Колавито. – Были ли какие-то отношения между тобой и Полом? Вы когда-нибудь работали вместе?

Каллен говорил: нет, нет и нет.

– Ты не хочешь распространяться по этому поводу? – спрашивал Колавито, улыбаясь улыбкой мышки, которая видела в своей жизни много мышеловок. Ее, мол, ничем не удивишь. Прежде чем Колавито успел сказать еще что-то, Каллен проговорил:

– Ну, три года назад Нейл Циммерман и я…

– Проверяли Пола, – сказал Колавито, – после того как его брата, Никки, посадили за кражу в «Спидэйр».

Каллен мог бы примириться (по крайней мере до тех пор, пока ему не вернули пистолет) с тем, что Колавито заканчивает чужие фразы и с тем, что он без конца кивает головой, но то, что он называет Мессину Полом, а его братца – Никки, бесило Каллена.

– Да, мы беседовали с ним пару раз…

– Он оказался чист.

– Да, он оказался чист, – согласился Каллен. – Кроме этого, я встречался с Мессиной на не…

– На нескольких…

– Да, – вырвалось у Каллена. Он оборвал того, кто обрывал его фразы.

Сбитый с толку Колавито посмотрел на Каллена и споосил:

– Что «да»?

– Кроме того, я встречался с Мессиной на нескольких похоронах, как ты и предполагал.

– Ты думаешь, что ты говоришь, Каллен? – сказал Колавито раздраженно. – Ты хочешь сказать, что я заставляю тебя говорить какие-то вещи?

– Нет.

– Хорошо.

Каллен стал думать об этой красотке из журнала «Пентхауз» – Диндзи. Знакома ли она с Тейси, фотография которой висит на стене полуподвального помещения участка, где находятся душевые. Сама она сфотографирована в ванне. Знакома ли она с Майри, фотография которой висит в раздевалке. На этой девушке надеты только ковбойские ботинки и стетсон. Знакома ли она с Мисти из студии звукозаписи и произвело ли бы на нее впечатление, узнай она, что он грохнул кого-то. Он услышал голос Колавито:

– Спрашиваю тебя еще раз: были ли какие-то отношения между тобой и Полом?

– Прежде всего, Бобби, – сказал Каллен, – при всем моем уважении к тебе, то, что…

– … Саманта Кокс соврала, будто она взяла такси, чтобы добраться до твоего дома? У нее была какая-то связь с Мессиной? Она знала его? Почему она оказалась в аэропорту имени Кеннеди в тот день, когда убили Тодда и Свейл?

Каллен щелкнул пальцами.

– Все правильно. Именно это я и хотел сказать.

Колавито заглянул в свой блокнот, притворяясь, что ищет какие-то данные по этому вопросу.

– Саманта говорит, что ты прав. На улицах не было в тот вечер такси и не повезли бы ее в такую глушь, как твой Квинс. Она взяла частника, пообещав ему пятьдесят долларов, и посулила еще пятьдесят, если он подождет ее, пока она сбегает к тебе, но он хотел добраться до дому, пока еще было не слишком поздно и не появились грабители.

Саманта говорит, что никогда в жизни не видела Мессину, что впервые она рассмотрела его после того, как ты его грохнул.

Саманта говорит, что она была в аэропорту имени Кеннеди в тот день, когда убили двух копов, потому что делала там репортаж о диспетчерах, которые употребляют наркотики. Там она и ее команда услышала об убийстве. Мы допрашивали ее много раз, Джо.

– Она…

– Врет, – быстро вставил Колавито. – Ты говоришь, что она…

– Сука, – улыбнулся Каллен.

Колавито не улыбнулся в ответ.

– Трудно что-то доказать, Каллен. Ты утверждаешь, Джо, что тебя хотели заманить в ловушку, ты говоришь, что она притворялась, будто отбивается от Пола. А она говорит, что дралась с ним за свою жизнь. Учти, где она работает, какой у нее рейтинг, учти телезрителей, которые верят ей, она пользуется…

– Доверием, – сказал Каллен.

Колавито стукнул кулаком по столу:

– Прекрати это.

– Извини, – сказал Каллен и приложил руку ко рту, чтобы скрыть улыбку.

– Да, ей доверяют, – сказал Колавито, успокоившись, – а к полицейским, ты знаешь, общественность не всегда относится…

– С доверием.

Колавито сделал глубокий вдох и медленно выдохнул воздух. Возможно, он считал про себя до десяти, чтобы успокоиться. Затем он сказал:

– Так оно и есть. Все правильно, черт возьми. Общественность иногда, и даже весьма часто, не доверяет нам.

Каллен хотел было сказать что-то такое, что Колавито не ожидал бы от него услышать. «А, к черту», – устало подумал он. И сказал:

– Итак, она говорит…

– Совсем не то, что говоришь ты.

– И она утверждает, что приехала ко мне…

– Чтобы узнать, были ли Тодд и Свейл связаны с преступным миром.

– Мессина преследовал ее…

– Потому что он был замешан в преступлении.

– Ему нужна была Саманта…

– Он боялся, что их дела могут быть раскрыты.

– Свейл тоже была в этом замешана…

– Может быть, Тодд и некоторые другие…

– Но не Брауерман, – сказал Каллен.

Колавито проговорил с ним почти что в одно слово:

– Нет, не Брауерман.

Они помолчали, изучающе глядя друг на друга. Потом Колавито начал говорить:

– Ты еще вот что имей в виду, Джо. Тут не только в Саманте дело, не только в том, что ее версия противоречит твоей версии, тут еще дело в том, что многие люди, доверяя ей, считают, что ты, возможно…

– Пьяница.

Колавито взял в руки свой блокнот и что-то записал в нем.

– Ты прав. Ты прав на сто процентов. Ты сам сказал это, Джо. Я этого не говорил. Пьяница. Через пару минут ты будешь беседовать с психологом департамента полиции, специалистом по сокращению кадров. Ты уже с ним несколько раз беседовал. Он сказал тебе, что ты пьяница?

Бернштайн, психолог департамента полиции, не сказал ему, что он думает о нем. Он спросил Каллена:

– Как бы вы сами охарактеризовали себя?

Каллен улыбнулся.

– Я допрашивал людей, док. Когда кто-то заявляет, что он невиновен, я обычно спрашиваю его: как бы вы охарактеризовали себя?

Бернштайн тоже улыбнулся. Он был хороший мужик. Каллен испытывал некоторое чувство вины по поводу того что, вернувшись на работу после ранения, он не зашел к Бернштайну по его просьбе. Каллен был занят, и Бернштайн был занят. Бернштайн находился на верхнем этаже, Каллен работал внизу или на улице. Они пересекались раз в два месяца возле лифта. Обычно вместе с Калленом был какой-нибудь приятель или товарищ по работе, и из-за этого ему было неудобно остановиться и поболтать с Бернштайном, потому что, с кем бы он ни был, все начали бы нервничать: Бернштайн ведь был большой спец по сокращению кадров. А за самим Бернштайном вечно бегали его секретарши, напоминая ему, что он забыл то-то и то-то сделать и опаздывает туда, где ему уже давно надо быть.

Хриньяк говорил Каллену, что беседовал с Бернштайном как пациент с врачом, и Каллен, хотя он и не нуждался в психотерапевтическом сеансе, подумал, что ничего страшного не будет, если он поговорит с Бернштайном как пациент с врачом. О чем угодно.

– Раньше вы не спрашивали меня о времени, когда я был полностью доволен собой.

Бернштайн слегка вытянул шею в ожидании того, что скажет ему Каллен. Он так многого ждал, что Каллен избегал смотреть ему в глаза, потому что на самом деле сказать ему было особенно нечего.

– Когда я вспоминаю приятные моменты в моей жизни, я не думаю о своей судьбе или о том дне, когда меня произвели в детективы. Я вспоминаю день, когда увидел Джеки Робинсона. Это был субботний день тем летом, когда я перешел на второй курс в колледже. Я шел по Мэдисон-авеню мимо Библиотеки Моргана. Я в этом районе за всю жизнь был только раза два, не больше. Джеки Робинсон шел мне навстречу с двумя другими мужчинами. На нем был деловой костюм, в руках – кейс. Тогда он уже перестал играть в бейсбол и работал на какую-то фирму. Наши глаза встретились. Он понял, что я узнал его, и сказал мне: «Привет». Я был вне себя от восторга.

И вот еще. Это уже гораздо позднее. Не помню, какой шел год, но я тогда еще не был женат на Конни, я только встречался с ней. Значит, это было весной или летом 1973 года. Я шел по Пятьдесят девятой улице, минуя отель «Плаза». Наверное, я шел на свидание с Конни. Мы собирались пойти в кино или что-то в таком роде. На мне была мадрасская куртка, которая очень мне нравилась, но все считали, что она слишком криклива. Конни так думала, и Хриньяк, который тогда еще не был уполномоченным. День шел к вечеру, люди возвращались домой с работы, народу на улице было полно. Внезапно я столкнулся нос к носу с Бадди Ричем. Он осмотрел мою куртку и сказал:

– Отличная вещь.

Он обошел меня и пошел дальше. Я был в восторге. Я не поклонник Бадди Рича. Я тогда увлекался джазом. Я и теперь слушаю джаз. Хриньяк тоже увлекается джазом. Я сказал ему, что Бадди Ричу понравилась моя куртка. Он ответил, что я, должно быть, ошибся, что тот говорил о другой куртке, другого человека.

Бернштайн ждал, но Каллен ничего ему больше не сказал.

– Вы пришли в восторг, потому что два знаменитых человека обратили на вас внимание.

Бернштайн не спрашивал его, не его дело было задавать вопросы.

– Думаю, что да.

– Вы мечтаете стать знаменитостью. Но вы в каком-то смысле уже знаменитость. Вы часто раскрываете очень запутанные преступления.

Опять это не были вопросы.

– Я не знаю, спорить мне с вами или согласиться.

– Ваши доводы убедительны, – сказал Бернштайн.

– Идите к черту, – сказал Каллен.

Позднее, глядя как Каллен рассматривает фотографию Диндзи, Бернштайн спросил его:

– Вы находите ее привлекательной?

– Если вы находите ее привлекательной, – ответил Каллен, – то так и скажите. Я нахожу ее очень уязвимой для критики.

– Джо Данте, – сказал Бернштайн.

– А что «Джо Данте»?

– Вы провели с ней десять минут. Ну, пусть двадцать минут. Пусть даже час. Но она произвела огромное впечатление на вас. Вам кажется, что между ней и вами есть какая-то мистическая связь.

На это Каллен вообще никак не прореагировал.

– Были две актрисы, которые произвели на меня такое сильное впечатление, что я даже стал их разыскивать. Это были Дженифер Уоррен, которая играла в фильме «Ночь идет к концу» и Ариэль Домбасл, известная по фильму «Полина на пляже».

Бернштайн покачал головой:

– Я практически не хожу в кино.

– Даже если бы вы и ходили, вы бы не увидели этих фильмов. Это очень старые картины.

– Но образы этих актрис до сих пор имеют большое значение для вас.

– Вы знаете, Бобби Колавито думает, что заставляет меня говорить его словами. Но на самом деле это мои слова. А мысли, которые вы пытаетесь выдать за мои мысли, ничего общего со мной не имеют. Это ваши собственные мысли.

– Где же вы искали этих актрис? – спросил Бернштайн.

– «Ночь идет к концу» снимался во Флориде, а фильм «Полина» – во Франции. Я отправился сначала в Сарасоту, а потом в Дювиль, чтобы отыскать этих двух женщин.

– Женщины олицетворяют для вас… свободу, безответственность.

– Да.

– Вы не были женаты, и у вас не было постоянной женщины, когда вы отправились на поиски этих актрис.

– Да.

– Семейная жизнь или постоянная связь с одной женщиной означают для вас отсутствие свободы.

– Да.

Бернштайн улыбнулся:

– Прогресс налицо, если вы признаете это.

– Отпуск, – сказал Каллен.

– Простите, не понял?

– Отпуск, каникулы. Я просто подумал кое о чем, – на такую мысль его натолкнул Нейл Циммерман. Он говорил об этом, когда началась перестрелка возле аэродрома имени Кеннеди. «Кто-то хотел грохнуть Энн, дурак. Кто-то считает, что она знает слишком много. Может быть, они думают, что она рассказала тебе о том, что ей известно».

Тогда Каллен не знал, что ему думать об этих словах его старого верного друга, да и теперь он толком не знал. Но он понял одно: разговоры с Бобби Колавито ничего больше не дадут ему. Пришла пора вспугнуть одну крупную птицу.

Каллен встал.

– Вы уходите, – сказал Бернштайн.

– Да. Возможно, мы еще поговорим с вами как-нибудь в другой раз.

– Как пациент с врачом, – сказал Бернштайн.

– Да.

Бернштайн больше ничего не сказал.