Текст книги "Проблема с вечностью"

Автор книги: Дженнифер Арментроут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Дженнифер Ли Арментроут
Проблема с вечностью

*** Дженнифер Арментроут не нуждается в представлении. Эпитеты «мегабестселлер» или «книжный блокбастер» намертво приклеиваются к каждой ее книге, которые сразу и надолго занимают первые места в списках бестселлеров. ***

«Арментроут всегда звезда! но эта книга покорила меня полностью. Захватила с первой страницы, я – в буквальном смысле – не могла оторваться, пока не прочитала все до конца. И сразу же захотела сделать это снова!»

Кристина Лорен

«Это настоящий шедевр… душераздирающий и трогательный».

Венди Хиггинс

Душераздирающая история о силе первой любви и о мужестве. Эти герои останутся со мной навсегда.

Ками Гарсия

Роман переведен на 12 языков.

***

Тем, кто только ищет свой голос, и тем, кто уже обрел.

Пролог

Пыльные и пустые обувные коробки, за которыми пыталась укрыться девочка, угрожающе качнулись, когда она прижалась к ним свои хрупким тельцем, подтягивая костлявые коленки к груди.

Дыши. Просто дыши. Дыши.

Забившись в угол темного шкафа, стараясь не проронить ни звука, она крепко закусила нижнюю губу, пытаясь протолкнуть в легкие каждый глоток смрадного воздуха и чувствуя, как на глазах закипают слезы.

Боже, она совершила большую ошибку, и мисс Бекки, пожалуй, права. Она действительно дрянная девчонка.

Зачем она потянулась к этой липкой банке в форме медвежонка, где хранилось печенье с таким странным вкусом? Ей же строго‑настрого запретили самой брать печенье или любую другую еду, но есть хотелось так, что даже заболел живот, а мисс Бекки дремала на диване, потому что ей снова нездоровилось. Она же не нарочно смахнула пепельницу со стола, так что та рассыпалась на мельчайшие, как крошка, осколки, в которой застряли несколько покрупнее, напоминавшие сосульки, что зимой свисают с крыши.

Она всего лишь хотела печенья.

Ее худые плечики дернулись от громкого удара, сотрясшего стену. Девочка сильнее прикусила губу, ощущая металлический привкус во рту. Завтра в штукатурке появится дыра размером с огромный кулак мистера Генри, и мисс Бекки заплачет и снова сляжет.

Мягкий скрип двери шкафа отозвался раскатом грома у нее в ушах.

О, нет, нет, нет…

Он не должен найти ее здесь. Это было ее тайное место, где она пряталась, когда мистер Генри злился или когда он…

Девочка застыла, ее глаза широко раскрылись, когда чья‑то фигура проскользнула в шкаф и опустилась перед ней на колени. В темноте лица невозможно было разглядеть, но всем своим существом почувствовала, кто это.

– Я не хотела! – вырвалось у нее.

– Я знаю. – Его рука легла ей на плечо, успокаивая ее. Он был единственным человеком, с которым она чувствовала себя спокойно, когда он прикасался к ней. – Оставайся здесь, хорошо?

Мисс Бекки однажды сказала, что он всего на полгода старше ее, шестилетней, но девочке он всегда казался взрослым, потому что в ее глазах олицетворял собой весь мир.

Она кивнула.

– Не выходи, – предупредил он и всучил ей рыжеволосую куклу, которую та обронила на кухне.

Разбив пепельницу, девочка помчалась в свое укрытие в шкафу, слишком напуганная, чтобы вернуться за Велвет, которую оставила на месте преступления. Это была еще одна трагедия, потому что куклу она получила в подарок от него много месяцев тому назад. Она понятия не имела, где он раздобыл Велвет, но в один прекрасный день он просто появился с ней, и с тех пор кукла принадлежала ей одной.

– Оставайся здесь. Что бы ни случилось.

Крепко вцепившись в куклу, зажимая ее между коленями и грудью, она снова кивнула.

Мальчик приподнялся и замер, когда новый сердитый окрик сотряс стены. Злобный голос, звавший ее по имени, льдинками скатывался по спине.

С тихим всхлипом она прошептала:

– Я просто хотела печенья.

– Все в порядке. Помнишь? Я обещал всегда защищать тебя. Ты только не шуми. – Он сжал ее плечо. – Сиди тихо, и когда я… когда вернусь, я тебе почитаю, хорошо? Про того глупого кролика.

Все, что она смогла, так это снова кивнуть, потому что бывали времена, когда она не слушалась, а потом горько жалела об этом. Но она знала, чем все закончится, если ее не найдут. Он не сможет почитать ей вечером. А завтра пропустит школу и расстроится, даже если не признается в этом.

Он задержался на мгновение, а потом осторожно выбрался из шкафа. Хлопнула дверь спальни, и она прижала куклу к заплаканному лицу. Кнопка на груди Велвет впилась ей в щеку.

Ни звука.

Мистер Генри продолжал горланить.

Молчи.

В коридоре послышались шаги.

Молчи.

Шлепок. Что‑то ударилось о пол, и мисс Бекки, должно быть, почувствовала себя лучше, потому что послышались ее крики, но темноту шкафа разрезали лишь смачные звуки шлепков. Она открыла рот и беззвучно кричала, зарывшись лицом в куклу.

Молчи.

Глава 1

Многое могло измениться за четыре года.

Трудно поверить, что это было так давно. Четыре года прошло с тех пор, как я переступила порог школы. Четыре года с тех пор, как заговорила с кем‑то за пределами маленького замкнутого сообщества. Четыре года я шла к этому дню, и не хватало еще, чтобы меня вырвало горсткой хлопьев, которые я с трудом запихнула себе в рот.

Многое могло измениться за четыре года. Вопрос в другом: изменилась ли я?

Чайная ложка звякнула о края кружки, и я очнулась от своих мыслей.

Карл Ривас пытался тайно насыпать в свой кофе уже третью  ложку сахара. Когда ему казалось, что его никто не видит, он старался добавить еще  парочку. Для мужчины слегка за пятьдесят он выглядел довольно спортивным и подтянутым, но его губила страсть к сладкому. В его кабинете, заваленном толстыми медицинскими журналами, один ящик письменного стола больше походил на склад кондитерской.

Склонившись над сахарницей, он снова потянулся ложкой, опасливо оглянувшись. Рука замерла в воздухе.

Я усмехнулась, наблюдая за ним со своего места за огромным столом, занимавшим середину кухни, где сидела с полной миской хлопьев.

Мужчина вздохнул, привалился к гранитной столешнице и, поглядывая на меня поверх кружки, отпил переслащенного кофе. Его темные, почти черные, волосы, зачесанные назад, совсем недавно начали седеть на висках, что в сочетании с темно‑оливковым тоном кожи придавало импозантности. Во всяком случае, мне так казалось. Карл был красивым, как и его жена, Роза. Хотя ее нельзя было назвать просто красивой. Смуглая, с густыми вьющимися волосами, еще не тронутыми сединой, она была чудо как хороша и восхищала не только своей внешностью, но и горделивой осанкой.

Роза никогда не боялась постоять за себя и за других.

Я положила ложку в миску – осторожно, чтобы та не звякнула о керамику. Я всегда старалась не шуметь и не издавать лишних звуков. Старая привычка, от которой я до сих пор не могла избавиться, видимо, это останется у меня навсегда.

Я подняла голову и встретилась взглядом с Карлом.

– Ты уверена, что готова к этому, Мэллори?

У меня екнуло сердце. Этот, казалось бы, невинный вопрос на самом деле был подобен оружию со взведенным курком. Да, я подготовилась основательно. Как полный лузер распечатала расписание и карту средней школы Лэндс Хай, а Карл заранее позвонил в администрацию и получил ключ от моего шкафчика в раздевалке. Я точно знала, куда идти. Я изучила  карту школы. Правда. Как будто от этого зависела моя жизнь. И теперь мне не нужно было никого расспрашивать, где находятся мои классы, и метаться по всей территории. Накануне Роза даже съездила со мной в школу, чтобы я познакомилась с маршрутом и знала, сколько времени уйдет на дорогу.

Я надеялась встретиться с Розой сегодня утром, мне предстояло такое важное событие, к которому мы готовились целый год. Мы всегда общались за завтраком. Но Карл и Роза были врачами. Она работала кардиохирургом, и ее вызвали на срочную операцию, прежде чем я заставила себя выбраться из постели. Что ж, причина уважительная, и я не держала зла на Розу.

– Мэллори?

Я энергично кивнула, сжав губы, и уронила руки на колени.

Карл поставил кружку на столешницу позади себя.

– Ты точно готова? – снова спросил он.

В животе внутренности стянулись в тугой узел, подкатила тошнота. Однако я была полна решимости. Сегодняшний день обещал быть трудным, но я знала, что должна это сделать. Выдержав взгляд Карла, я кивнула.

Он сделал глубокий вдох.

– Ты знаешь дорогу в школу?

Я снова кивнула, спрыгнула с табуретки и схватила миску. Если стартовать прямо сейчас, то можно приехать на пятнадцать минут раньше. Неплохая идея, подумала я, выбрасывая недоеденные хлопья в мусорное ведро и загружая миску с ложкой в посудомоечную машину.

Карла высоким не назовешь – ростом он едва перевалил за метр семьдесят, – но я даже едва доставала ему до плеча.

– Выражайся словами, Мэллори. Я знаю, что ты нервничаешь и у тебя в голове сумбур, но тебе нужно учиться разговаривать, а не просто качать головой – «да» или «нет».

Выражайся словами.

Я крепко зажмурилась. Доктор Тафт, мой психотерапевт, успел повторить эту фразу миллион раз, как и логопед, которая в течение двух лет занималась со мной три раза в неделю.

Говори словами.

Эта мантра противоречила всему, что в меня вбивали почти тринадцати лет: слова означали шум, а шум сопровождался страхом и насилием. Так было раньше,  но только не теперь. Не для того я провела почти четыре года в интенсивной терапии, чтобы не научиться выражать себя словами, и не для того Роза и Карл посвящали каждую минуту своего свободного времени, стирая мое полное кошмаров прошлое, чтобы увидеть, что их усилия пропали даром.

Слова не были проблемой. Они порхали у меня в голове, как стая птиц, мигрирующих зимой в теплые края. Слова никогда не были проблемой. Они у меня были, и были всегда, но вот выудить их и наполнить силой голоса – в этом‑то и заключалась проблема.

Я сделала глубокий вдох и пролепетала.

– Да. Да.  Я… готова.

Еле уловимая улыбка тронула губы Карла, когда он убрал длинную прядь волос с моего лица. Волосы у меня, скорее, каштановые, чем рыжие, но стоило мне выйти на улицу, как они вспыхивали живым багряным огнем, что никак не вязалось с моей закомплексованностью.

– Ты справишься. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Роза тоже верит в тебя. И ты  просто должна поверить в себя, Мэллори.

У меня перехватило дыхание.

– Спасибо вам.

Два слова.

Они не могли выразить всю глубину моих чувств, да разве хватило бы для этого двух слов, когда Карл и Роза спасли мне жизнь? В прямом и переносном смысле. С ними я оказалась в нужном месте и в нужное время, вопреки всем законам вселенной. Наша история тянула на специальный выпуск «Опры»[1]1
  «Шоу Опры Уинфри»  – американское ток‑шоу (создатель и ведущая Опра Уинфри, выходило в течение 25 сезонов, с 1986 по май 2011 года. Вошло в список «50 величайших телевизионных шоу Америки».


[Закрыть] или семейный фильм на канале ABC.  Часто ли жизнь подбрасывает такие сюжеты? Сказать «спасибо вам» после всего, что они сделали для меня – значит, не сказать ничего.

И в благодарность за ту жизнь, которую они подарили мне, за те возможности, которые они для меня открыли, я хотела быть идеальной для них, лучшей. Я была в долгу  перед ними. Вот почему сегодняшний день был особенным.

Я подбежала к столу и схватила свою сумку и ключи, потому что еще минута – и я бы не выдержала и расплакалась, как ребенок, который только что обнаружил, что Санта не настоящий.

Словно прочитав мои мысли, Карл остановил меня в дверях.

– Не благодари меня, – сказал он. – Докажи нам.

Я хотела было кивнуть, но вовремя спохватилась.

– Хорошо, – прошептала я.

Тут он улыбнулся, и лучики морщинок собрались вокруг его глаз.

– Удачи.

Открыв дверь, я вышла на небольшое крыльцо нашего дома и спустилась навстречу теплому воздуху и яркому утреннему солнцу позднего августа. Мой взгляд скользнул по ухоженному дворику. Таким ландшафтным дизайном мог похвастаться каждый дом жилого квартала Пуант.

Каждый дом.

Мне до сих пор не верилось, что я живу в таком месте – в большом доме с лужайкой и цветниками, недавно заасфальтированной подъездной дорожкой, где стоит машина, теперь уже моя. Иногда все это казалось сном. И я боялась, что проснусь и снова окажусь…

Я тряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли, и подошла к старенькой, десятилетней давности, «хонде цивик». Автомобиль раньше принадлежал настоящей дочери Розы и Карла. Маркетт получила его в подарок по окончании школы, прежде чем уехать в колледж, чтобы стать врачом, как родители.

Настоящая  дочь.

Доктор Тафт всегда поправлял меня, когда я так называла Маркетт, и говорил, что тем самым я принижаю то, чем являюсь для Карла и Розы. Я надеялась, что он прав, потому что иногда действительно ощущала себя частью большого дома с ухоженным участком.

А порой чувствовала себя самозванкой.

Маркетт так и не поступила в колледж. Аневризма. Только что девушка была жива, а уже в следующую минуту ее не стало, и никто не мог помешать этой несправедливости. Я думала, что Роза и Карл всю жизнь боролись с этой напастью. Они спасли столько жизней, но не смогли спасти одну‑единственную, которой дорожили больше всего на свете.

Казалось немного странным, что автомобиль отныне принадлежал мне, как будто я стала ребенком на замену. Они никогда не позволяли мне чувствовать себя в этой роли, и я не говорила об этом вслух, но все же, когда садилась за руль, не могла не думать о Маркетт.

Я бросила сумку на пассажирское сиденье и осмотрелась, задержавшись взглядом на собственном отражении в зеркале заднего вида. Глаза вытаращены. Как у оленя перед столкновением с автомобилем, если, конечно, бывают голубоглазые олени, но тем не менее. Кожа вокруг глаз чересчур бледная, брови сошлись на переносице. Я выглядела испуганной.

Вздох.

Не так мне хотелось выглядеть в свой первый день в школе.

Я уже собралась перевести взгляд на дорогу, однако мое внимание привлек серебристый медальон, свисавший с зеркала заднего вида. Небольшой, размером с двадцатипятицентовик. Внутри овала проступало рельефное изображение бородатого мужчины, склонившегося над книгой с гусиным пером в руке. Наверху было выгравировано: СВЯТОЙ ЛУКА,  а внизу – МОЛИТСЯ ЗА НАС.

Я знала, что Святой Лука – покровитель врачей.

Медальон принадлежал Розе. Она получила его в подарок от матери, когда поступила в медицинскую школу, и Роза передала его мне, когда я сказала, что готова к учебе в выпускном классе старшей школы. Я догадывалась, что до меня медальон носила Маркетт, но расспрашивать не решалась.

Думаю, в глубине души Роза и Карл надеялись, что я пойду по их стопам, так же, как когда‑то собиралась Маркетт. Но профессия хирурга требовала настойчивости, уверенности в себе и даже бесстрашия – именно тех качеств, которых мне катастрофически не хватало.

Карл и Роза это знали и старались стимулировать мой интерес к исследованиям, поскольку, по их словам, в годы моего домашнего обучения я демонстрировала те же способности к наукам, что и Маркетт. Я не возражала, хотя перспектива вечного изучения микробов или клеток казалась мне не более заманчивой, чем бесконечное перекрашивание стен моей комнаты в белый цвет. Но я понятия не имела, чего бы мне хотелось, кроме как поступить в колледж, потому что до появления в моей жизни Розы и Карла колледж оставался для меня недосягаемой мечтой.

Как я и ожидала, дорога до школы Лэндс Хай заняла ровно восемнадцать минут. Лишь только за бейсбольными и футбольными полями показалось трехэтажное кирпичное здание, я напряглась, как если бы бейсбольный мяч летел прямо в лицо, и мне предстояло отбивать его голыми руками.

Живот скрутило, и я крепче вцепилась в руль. Школьное здание выглядело огромным и довольно новым. На сайте я прочитала, что его построили в девяностые годы, и на фоне других школ эта выглядела сияющей.

Сияющей и восхищающей.

Я обогнала вереницу школьных автобусов, которые следовали к конечной остановке, и, встроившись за другой машиной, обогнула величественное строение и остановилась на парковке, которой позавидовал бы любой торговый центр. Найти место не составило труда, и оставшиеся в запасе пятнадцать минут я решила потратить на ежедневный аутотренинг, процесс неприятный и все еще неловкий.

Я могу это сделать. Я сделаю это.

Снова и снова я повторяла эти слова, вылезая из «хонды» и закидывая новенькую сумку на плечо. Сердце билось все сильнее, а я все больше робела, осматривая море фигур, устремившихся по дорожке к заднему входу в школу. В глазах рябило от многообразия цветов, лиц, форм и размеров. На мгновение мне показалось, что мой мозг на грани короткого замыкания. Я затаила дыхание. В мою сторону устремлялись взгляды: одни задерживались, другие равнодушно скользили мимо, словно и не замечая меня, застывшую на парковке, что в некотором смысле радовало, поскольку я привыкла быть не более чем призраком.

Моя рука впилась в ремень сумки. Изнывая от сухости во рту, я заставила себя сделать шаг вперед. Я влилась в общий поток, растворилась в нем, сосредоточившись на белокуром хвостике впереди идущей девушки. Мой взгляд скользнул ниже. Девушка была одета в джинсовую юбку и сандалии. Ярко‑оранжевые, с ремешками в древнеримском стиле. Симпатичные. Я могла бы сделать ей комплимент. Завязать разговор. К тому же и хвост у нее получился, что надо – с начесом на макушке, который мне никак не давался даже после просмотра десятка уроков на YouTube . Всякий раз, когда я пробовала повторить, у меня получались одни «петухи».

Но я промолчала.

Я отвлеклась от хвоста и встретилась взглядом с мальчишкой, который шел рядом. На его лице застыло сонное выражение. Он не улыбнулся, не нахмурился, просто уткнулся в сотовый телефон, что держал в руке. Я даже не была уверена, видел ли он меня.

Утренний воздух был теплым, но, переступив порог школы, я будто шагнула в холодильник, так что тонкий кардиган, который я так тщательно подбирала к короткому топу и джинсам, пришелся весьма кстати.

В вестибюле толпа рассредоточилась. Школьники младших классов, малыши, но уже с меня ростом, устремились в сторону нарисованного на полу красно‑синего судна‑викинга; сумки с учебниками смешно подпрыгивали на их спинах, когда они лавировали среди рослых старшеклассников. Некоторые, еще толком не проснувшись, брели, как зомби. Я старалась идти в ногу с основной массой, обычным шагом, который долго оттачивала.

Какие‑то мальчишки и девчонки то и дело бросались друг к другу, обнимались, смеялись. Я догадывалась, что это друзья, которые встретились после долгих летних каникул, или, может, у них просто эмоции зашкаливали. Как бы то ни было, проходя мимо, я с интересом поглядывала на них. Они напомнили мне о моей подруге, Эйнсли. Как и я, она находилась на домашнем обучении – до сих пор, – но, если бы сейчас пошла в школу, мы бы тоже прыгали от восторга, хохотали и радовались встрече. Как обычные девчонки.

Эйнсли, наверное, еще валяется в постели, подумала я.

Не потому, что может себе позволить целыми днями валять дурака, просто наша общая учительница устраивала летние каникулы по своему расписанию. Она пока еще не вернулась с отдыха, но я‑то знала, что с началом нового учебного года домашние занятия под ее руководством возобновятся с прежней строгостью и дисциплиной.

Стряхнув задумчивость, я подошла к лестнице в конце просторного холла, у входа в кафетерий. Стоило мне оказаться у дверей столовой, как у меня подскочил пульс, и снова подступила тошнота.

Обед.

Боже, а что я буду делать в обед? Я же никого здесь не знаю, и мне придется…

Я запретила себе думать об этом. Иначе все могло закончиться позорным бегством из школы, и мне пришлось бы отсиживаться в машине.

Мой шкафчик под номером 2‑3‑4 находился на втором этаже, в центре зала. Я быстро нашла его, и, в качестве бонуса, он открылся с первой попытки. Нагнувшись, я достала из сумки толстую тетрадь, приготовленную для дневных занятий, и забросила ее на верхнюю полку, зная, что сегодня мне выдадут много тяжеленных учебников.

Рядом со мной громко хлопнула дверца шкафчика, и я даже подпрыгнула. Подбородок непроизвольно дернулся вверх. Высокая темнокожая девушка с копной мелких туго заплетенных косичек послала в мою сторону короткую улыбку.

– Привет.

Мой язык будто налился свинцом, и прежде чем я смогла выдавить из себя хотя бы слово, девушка развернулась и ушла.

Опять облом.

Чувствуя себя последней тупицей, я закатила глаза и закрыла шкафчик. Когда я обернулась, мой взгляд остановился на спине парня, который шел в противоположную нужной мне сторону. Замерев на месте, я продолжала смотреть ему вслед.

Даже не знаю, как и почему я выделила именно его. Может, потому, что он был на целую голову выше всех остальных. Застыв, как изваяние, я никак не могла отвести от него глаз. У парня были темные волнистые волосы, коротко подстриженные на затылке, под которым открывалась загорелая шея, но длинные на макушке. Мне стало интересно, падают ли они ему на лоб, и в груди что‑то дрогнуло, когда я вспомнила мальчишку из своего детства с непослушными волосами, которые всегда падали ему на лицо, как он ни старался отбрасывать их назад. Воспоминания о нем до сих пор отзывались во мне болью.

Черная футболка обтягивала широкие плечи парня, а накачанные бицепсы выдавали в нем спортсмена или человека, привычного к тяжелому ручному труду. Джинсы, хотя и модно‑потертые, были не из дорогих. Я умела отличить дизайнерские джинсы, нарочно состаренные, от тех, что просто отслужили свой срок. В руке он держал тетрадь, и даже издалека я могла разглядеть, что она такая же потрепанная, как и джинсы.

Какое‑то странное чувство узнавания шевельнулось во мне, и память выхватила единственное яркое пятно из прошлого, полного теней и мрака.

Я думала о мальчишке, из‑за которого так щемило сердце, о том, кто обещал остаться со мной навсегда.

Прошло четыре года с тех пор, как я видела его и слышала его голос. Четыре года я пыталась вычеркнуть из жизни все, что связано с той частью моего детства, но его  я не забывала. Я все время думала о нем.

Да и как иначе? Я бы никогда не смогла его забыть.

Ведь только благодаря ему и ради него я выжила в том доме, где мы росли.