Текст книги "Запретная страсть"
Автор книги: Дженни Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Глава 14
Домой они приехали очень поздно. Леди Хартвуд уже легла, и прислуга тоже. Уставшая Элиза тоже пошла бы спать, если бы Эдвард не упросил ее побыть остаток вечера вместе с ним в библиотеке. Он сам не знал, почему для него так важно, чтобы она была с ним рядом. Ведь он рассказал ей обо всем, о чем она просила, и его исповедь, он это понимал, благодатным образом подействовала на него.
Не было теперь никакой причины ей оставаться. Как это ни странно, но у него было очень много причин, чтобы уйти к себе в комнату, запереть дверь и не выходить оттуда до тех пор, пока он не узнал бы точно, что Элиза уже уехала в Лондон.
Он слишком хорошо знал себя, поэтому у него не было ни капли сомнений в том, что произойдет, если он так не сделает. Не зря его считали искусным и коварным соблазнителем, по ряду едва заметных признаков он видел, что Элиза готова поддаться, уступить его домогательствам. Подобно опытной гончей, услышавшей призывный звук рожка, он дрожал от нетерпения, чтобы накинуться на почти загнанную добычу. Оставался последний шаг, и она будет его. Но каким бы беспринципным негодяем Эдвард ни был, он внутренним чутьем угадал, что ни в коем случае не следует этого делать. Хотя сам не понимал почему.
Ему было нелегко, очень нелегко. После откровенного разговора на морском берегу Эдварду было стыдно, и он мучительно спрашивал себя: зачем все это и куда его занесло? Однако ее теплые губы, ласковые глаза, утешающие слова несли в себе скрытый ответ на его вопросы. Она не осуждала его, не порицала, а принимала таким, каков он есть, со всеми его недостатками и слабостями! Как она сумела своим молчанием, без пустых лишних слов, показать ему, какой может быть любовь? Та самая любовь, для которой, как она указала, он был рожден.
Эдвард поерзал в кресле, пытаясь усесться поудобнее, но самое главное, чтобы опять почувствовать себя в своей тарелке, опять стать самоуверенным, ироничным и насмешливым. Но к своему удивлению, он не мог. Как ни странно, на сердце у него стало вдруг светло и радостно. Еще не все потеряно, он может полюбить!
Нет, наверное, это все-таки ошибка? Это все выглядело слишком странно и опасно.
Он вскочил с кресла и принялся метаться взад и вперед по библиотеке. Нет, надо все-таки подняться к себе наверх, запереться, строго-настрого распорядиться, чтобы Элизу отправили завтра утром в Лондон, и выйти из своей комнаты только после того, как она уедет, и ни минутой раньше. Нет, он не позволит, чтобы сын Черного Невилла соблазнил эту девушку и бросил.
Но не успел он утвердиться в своем решении, как вошедший камердинер подал на подносе вечернюю почту и пакет с купленной книгой. Одно из писем вдруг заинтересовало Эдварда.
Оно было написано на самой дешевой почтовой бумаге, но на печати красовался вычурный фамильный герб. Несомненно, к лорду Хартвуду обращался образованный и светский человек, но из-за неразборчивого почерка не сразу можно было догадаться, о чем шла речь. Эдварду пришлось прочитать письмо дважды, прежде чем он понял, чего от него хочет неожиданный проситель..
А когда понял, глубоко и несказанно поразился.
Письмо прислал отец Элизы.
После цветистых комплиментов этот владелец печати с фамильным гербом сообщал, что поверенный лорда Хартвуда сообщил ему, кто на самом деле покровитель его дочери.
Эдвард прочитал эти строки с откровенным раздражением. Как мог поверенный по его делам раскрыть его имя, да ещё перед таким человеком, как отец увезенной им девушки?! Должно же быть у юриста какое-то чувство профессионального долга!
И все письмо вызвало откровенное раздражение. Сперва Эдвард думал, что разгневанный отец намеревается как-то разрешить щекотливое дело. Но вместо того чтобы требовать от лорда Хартвуда жениться на его дочери или встретиться с ним на рассвете в укромном месте с пистолетами в руках, отец Элизы преследовал совсем иную цель.
Выражался он чрезвычайно запутанно. Он писал, что, узнав о внезапном увлечении лорда Хартвуда его дочерью, он, как любящий родитель, понял, что для бедной девушки – ах, если бы не злосчастная судьба ее отца, так жестоко обошедшаяся с ним, – такое событие не лишено ряда блестящих возможностей. В отличие от скованного предрассудками общества, относящегося к подобным происшествиям с предубеждениями, которые жизнь философа научила его с презрением отвергать, он более трезво смотрит на то, что случилось. После витиеватых выражений он наконец перешел к сути дела. Отец Элизы убедительно просил его о займе – не может ли лорд Хартвуд одолжить ему несколько сотен фунтов? Долг он, разумеется, вернет, как только черная полоса в его жизни закончится, при этом он выражал уверенность, что его положение улучшится в самом скором будущем. Вслед за этим он поспешно заверял его милость, что, получив деньги, не будет докучать лорду Хартвуду, и вообще желал приятно провести время.
Эдвард сел, немного сбитый с толку. Оказывается, отца нисколько не волновала судьба дочери, он лишь хотел извлечь для себя выгоду из ее падения.
Впрочем, такое было в порядке вещей. Среди бедных слоев общества и опустившихся семей, еле сводивших концы с концами, уже даже вошло в обычай продавать честь своих дочерей.
Однако лежавшее перед ним письмо с фамильным гербом на печати и с завитушками выписанным титулом не оставляло сомнений в его благородном происхождении. Да, отец Элизы происходил из знатного рода: Эдвард, глядя на его печать, вдруг вспомнил этого человека. Пожалуй, в Лондоне не было ни одного клуба или игорного дома, где бы не знали его. Бесы игры и азарта крепко обосновались в его душе. Роберт Фаррел, третий сын маркиза Эвесбери, по прозвищу Пифагор, всю жизнь был одержим навязчивой идеей: разработать систему, с помощью которой сорвать банк.
Эдвард быстро перебрал в памяти все, что он слышал о Роберте Фарреле. Побег с красавицей невестой, скоропалительный брак и лишение наследства. Но прославился Роберт Фаррел своим легендарным, фантастическим невезением за игорным столом. В Лондоне не было никого, даже среди безумно азартных игроков или крепко выпивавших, кто решился бы одолжить Пифагору Фаррелу хотя бы пенни.
Тем не менее Элиза Фаррел была его дочерью и, значит, внучкой маркиза Эвесбери, иначе говоря, она и Хартвуд занимали примерно одинаковое положение на социальной лестнице. Элиза была знатной леди, невинной леди, более того, она обладала лучшими качествами, которые были присущи благородной девушке: скромностью, силой духа, нежностью.
Эдвард озадаченно потер рукой лоб. Как же он был слеп, если до сих пор не замечал признаков ее принадлежности к дворянскому сословию! Пусть у нее было не совсем безукоризненное произношение, но ведь она выросла в провинции, а не в столице. Эдвард мысленно возблагодарил своего ангела-хранителя, который не позволил ему обесчестить благородную девушку и не дал совершить точно такой же низкий поступок, который совершил Джеймс, его брат.
Однако самоудовлетворение мгновенно сменилось другим, значительно менее приятным чувством. Ну и что, если Элиза сохранила свою девственность? Как бы там ни было, но ее репутация погублена. Только он и Элиза знали правду, а все вокруг считали ее его любовницей, никто не поверил бы в то, что она лишь притворялась. В том мире, в котором он жил с Элизой, видимость зачастую была важнее истины.
Тихий голос совести подсказывал ему единственный достойный выход: жениться на Элизе. Но от одной такой мысли у него перехватило дыхание. Жениться? Да ни за что в жизни. Среди своих сверстников он не видел ни у одного счастливой семьи. С какой стороны ни посмотри на брак, это ловушка, смертельно опасная, в этом он был, безусловно, согласен с тетей Элизы. Но в тот же миг он вспомнил, как ему было приятно прижимать Элизу к груди в карете, и под наплывом новых, неожиданных мыслей и чувств он растерялся. Неужели его, лорда Лайтнинга, утомила веселая и беззаботная холостяцкая жизнь? Потрясенный, он остолбенел.
Он хотел жениться на Элизе, причем Эдвард нисколько не лукавил, не хитрил перед собой.
Женитьба, возможно, была западней, но он хотел быть пойманным и поймать ее: заключить в свои объятия и заточить в своей спальне. Осознав, что таится в глубине его души, подгоняемый благородством и проснувшимся желанием быть все время рядом с ней, Эдвард почти сдался. Хотя уголок его сознания, не утративший благоразумия, подсказывал ему, что он не обретет счастья в супружестве точно так же, как человек, приделавший к плечам искусственные крылья, не полетит, бросившись вниз со скалы. Тем не менее, решил он, надо попытаться, даже если он погибнет.
Вереницу его мыслей прервал приход Элизы. Она переоделась в сухое, причем, к удивлению Эдварда, выбрала одно из самых провокационных платьев из тончайшего розового шелка. У него даже возник вопрос: а есть ли еще что-нибудь под платьем? Эдвард мог бы поклясться, что там больше ничего не было. Не без волнения он переборол внезапный порыв желания, а затем невольно удивился, для чего она надела, именно такой наряд. Если бы подобное платье было на какой-нибудь другой женщине, ему без всяких слов был бы понятен ее намек. Но, имея дело с Элизой, Эдвард не знал, что и думать.
Поскольку все равно надо было что-то делать, он протянул ей подарок – пакет с книгой мисс Остен. Он только что подумывал о том, чтобы предложить ей руку и сердце, и подаренная книга казалась мелочью и пустяком. Тем не менее Эдварду хотелось, чтобы она обрадовалась его подарку, каким бы незначительным он ни выглядел в его собственных глазах. Ему во что бы то ни стало хотелось сделать ей приятное.
Элиза, как ему показалось, очаровательно улыбнулась в знак благодарности.
– Ты слишком добр, делая мне такой оригинальный подарок, – сказала она и тут же принялась разворачивать коричневую бумагу, в которую была завернута книга.
Эдварду показалось, что она колеблется от непонятной нерешительности. Более того, она прятала от него свои глаза. А это совсем было странно, он уже привык заглядывать в зеленую глубину ее глаз и отыскивать на их дне согревающие душу участие и нежность.
Не спеша вступать в беседу, он взял с бюро нож для разрезания бумаги, рукоять которого была выполнена из золота и оникса.
– Это нож моего отца, и я думаю, что теперь он мой. Прими от меня как подарок.
Она снова поблагодарила его, и опять как-то смущенно. «И зачем она надела на себя такое провокационное платье?» Прежняя мысль не давала ему покоя.
– Мне бы хотелось начать читать книгу мисс Остен прямо сейчас, но, увы, это выглядело бы чрезвычайно бестактно.
– Напротив, твое нетерпение я расцениваю как подтверждение того, что мой подарок пришелся тебе по вкусу. – Эдвард был рад такой отвлеченной теме.
Она смотрела на него настороженно и внимательно. Затем села в большое кожаное кресло и принялась зачтение. Полчаса прошло в молчаний, она читала, Эдвард делал вид, что тоже читает.
А в его голове вертелась одна и та же мысль: как ему приступить к вопросу о женитьбе? И как говорить об этом, не упоминая о бесстыдном письме ее отца? Лучше всего было бы вообще обойти его молчанием. Он не хотел, чтобы она заподозрила вполне очевидную связь между его желанием жениться на ней и письмом ее отца. Он догадывался о том, как отреагирует Элиза на его предложение, если заподозрит хотя бы намек на то, что им движет жалость.
К несчастью, вчера, когда невольно возник разговор о браке, он, не подумав, брякнул, что целиком и полностью разделяет радикальные взгляды ее тетушки. Теперь было трудно говорить о женитьбе, не вызвав подозрения в лицемерии. Он видел, как Элиза тянется к нему. Несмотря на всю свою необычность, она была женщиной и, значит, обладала любящим женским сердцем. Как знать, может, она демонстративно выражала презрение к замужеству, потому что думала, что именно это он хотел от нее услышать.
Но он тут же одернул себя: никогда раньше Элиза не льстила ему, не соглашалась с ним, не говорила того, что ему нравилось. Ее пренебрежение к замужеству было искренним и неподдельным. Если бы он теперь сделал ей предложение, то в ответ услышал бы отказ, а что последовало бы потом, он даже боялся думать. Надо было сохранять самообладание, он не хотел, чтобы Элиза стала очередной его жертвой, вроде Эстеллы. Но перед тем как делать ей предложение, следовало убедиться в ее чувствах.
Эдвард решительно взялся за дело.
– Мисс Остен оправдала твои надежды?
Элиза подняла в недоумении глаза и, склонив чуть набок голову, словно очаровательная птичка, внимательно посмотрела на него.
– В начале говорится о жадных и эгоистичных родственниках, точно так же начинается одна из первых ее книг – «Чувство и чувствительность». Хотя героиня не такая, как прежде.
– И какая же она теперь?
– Теперь она не юная девушка, а повзрослевшая женщина лет двадцати семи. Счастливое время юности для нее уже миновало. Она отвергла обожателя из-за его бедности. Но теперь он вернулся, сколотив состояние, и живет по соседству с ней.
– И он по-прежнему к ней неравнодушен, несмотря на отказ?
– Не знаю. Я еще не слишком много прочитала, но поскольку это любовный роман, то главная героиня в конце должна обрести свое счастье, разумеется, пройдя через ряд испытаний и душевных волнений. Этим-то роман и отличается от настоящей жизни.
Стремясь увести разговор от отвлеченных романтических переживаний героини мисс Остен, Эдвард начал исподволь переходить к интересующей его теме:
– Теперь, когда главное препятствие – материальное неблагополучие – на пути к их обоюдному счастью, устранено, вероятно, ее поклонник сделает повторное предложение.
– Как-то слабо верится. Разве будет состоятельный джентльмен искать руки девушки с увядшей красотой, когда вокруг полным-полно юных восемнадцатилетних красавиц?
У Эдварда было иное мнение на этот счет.
– В двадцать семь лет женщина сохраняет немало привлекательности, не говоря уже о прочих достоинствах. Например, разве можно говорить с восемнадцатилетней так, как я говорю с тобой? Разве можно советоваться с ней, как я советуюсь с тобой?
Ах, если бы он действительно мог спросить у нее совета насчет волнующего его вопроса! Вдруг ему в голову пришла блестящая мысль. Надо притвориться, что кто– то из его друзей спрашивает у него совета: жениться или не жениться.
Эдвард откашлялся и приступил к делу:
– Кстати о советах. На днях я получил письмо от своего старого доброго приятеля, который попал в сложную любовную ситуацию и не знает, как лучше всего из нее выбраться. Я хотел узнать твое мнение, но как-то забывал. Может, посоветуешь что-нибудь.
Лицо Элизы засияло от радости. Подобно всем женщинам она обожала давать советы.
– Расскажи поподробнее, в чем там дело.
Эдвард приставил кончики пальцев одной руки к кончикам пальцев другой, так что поучилось нечто вроде крыши, и начал:
– О моем приятеле нельзя сказать, что он образец всех добродетелей. Его ни в коем случае нельзя упрекнуть в излишне благовидном поведении, скорее наоборот, его можно назвать повесой и негодяем. Порядочная женщина никогда не согласится выйти за него замуж. Но волею судьбы он испортил репутацию девушки из благородной семьи. Единственным достойным выходом для него было бы предложение руки и сердца. Однако мой приятель колеблется, не зная, как ему быть. Он просит у меня совета, видимо, в отчаянии. Более худшего советчика, чем я, он вряд ли мог бы найти.
– А та девушка ждет ребенка? – спросила Элиза.
– Нет-нет. Речь идет скорее о ее репутации. Но поползли слухи. А мой приятель сам немало поспособствовал их распространению. Нет, он не соблазнил девушку, все-таки у него сохранились остатки былого благородства, Будучи человеком чести, он мучается, так как не знает: жениться ему или нет?
– Угу, в таком случае ответ для меня очевиден, – решительно сказала Элиза. – Такой брак будет ужасной ошибкой. Если бы речь шла о ребенке, то он обязан был бы жениться. Очень скверно, когда родившийся ребенок считается незаконнорожденным. Но если она не ждет ребенка, то она будет полной дурой, если решит, что, выйдя замуж за такого человека, она заткнет рты всем сплетникам и особенно сплетницам. Ради чего заставлять себя страдать, жить с негодяем и распутником только из-за того, что люди от безделья любят посплетничать?
Это было совсем не то, чего хотел Эдвард.
Он попытался зайти с другой стороны.
– Но ведь тогда пострадает его честь? Если он не сделает предложения, то до конца жизни будет жить с репутацией человека, погубившего благородную девушку. Не говоря уже об угрызениях его совести.
– Угрызения совести, репутация? – презрительно фыркнула Элиза. – Раз он такой негодяй, если судить по твоим словам, то он, наверное уже погубил достаточно женщин. Одной больше, одной меньше – какое это имеет значение для его репутации?
– Видно, твоя тетя сумела привить тебе очень радикальные убеждения. Но дело в том, что мой друг погубил репутацию не горничной, не служанки, а леди, то есть женщины одного с ним круга. А в свете на такие шалости не принято смотреть сквозь пальцы.
– Ясно, – ответила Элиза, но по ее тону сразу было видно, что ей ничего не ясно. – Но все равно, никак не могу понять, почему женщина, пусть она леди, должна страдать, живя с распутником.
Чем дальше, тем все хуже и хуже. Но Эдвард решил не отступать.
– Не исключено, что леди неравнодушна к моему другу. Но он не до конца уверен в искренности ее чувств, кроме того, он горд. Он не хочет сделать предложение и получить отказ.
– Какой он мерзкий тип! – усмехнулась Элиза. – Хорош, нечего сказать. В такую минуту думать о своей гордости.
Эдвард вздохнул. Несмотря на все его усилия, беседа явно зашла в тупик.
– Думаю, ты слишком строга к моему другу. По крайней мере он пытается сделать что-то хорошее. Я даже отчасти горжусь им. Такого поступка я не ожидал от него.
– Ну и чудесно, – вдруг как-то устало согласилась Элиза. – Возможно, я слишком поторопилась в своих суждениях. Моя тетушка предостерегала меня не делать поспешных выводов. Это может погубить меня. Если бы она была жива, то сказала бы мне, что у других людей может быть иная, отличная от моей точка зрения. Мне не нравится сама мысль выходить замуж за негодяя и быть его собственностью, однако это вовсе не означает, что той леди не придется по нраву его предложение. Возможно, она даже с радостью ухватится за данную возможность.
Эдвард буквально онемел от изумления, и было чему удивляться. Но она как ни в чем не бывало продолжала:
– Скорее всего тебе неизвестна дата рождения твоего друга?
– Нет. Думаю, что астрология здесь ничем не поможет. Вряд ли можно будет узнать точное время рождения моего приятеля, не говоря уже о его возлюбленной.
– Есть один способ составлять гороскопы, не учитывая дату рождения. У тебя есть часы?
Растерявшись, Эдвард вытащил часы и протянул их Элизе.
Она взглянула на циферблат, записала время, а потом сказала:
– Это не совсем обычное предсказание, но с его помощью можно получить интересующий тебя ответ. Тут требуется знать время, когда был задан вопрос, и больше ничего.
Желая извлечь хоть какую-то выгоду из затеянного им разговора, Эдвард согласился, Элиза поднялась наверх и принесла сумку с астрологическими альманахами. Усевшись за стол, она принялась за вычисления.
Пока она что-то считала, он следил за тем, как она работает. Наблюдая, он неожиданно чертыхнулся про себя. Если бы он был чуть повнимательнее, то сразу бы понял, что Элиза никак не могла принадлежать к низшему классу. Слишком хорошо она считала, чертила, владела таким объемом знаний, который невозможно было получить без специального образования. А он, слепой самовлюбленный болван, только сейчас заметил это.
Наконец Элиза подняла голову и сказала, что все готово, но ей надо только задать несколько вопросов.
– Спрашивай о чем угодно. Я весь к твоим услугам.
Элиза глубоко вздохнула и приступила к расспросу.
– Восходящий в это время знак зодиака описывает характер задающего вопросы, в данном случае тебя. Сейчас выше всех созвездие Овна, оно показывает такие качества, как вспыльчивость, энергичность, подверженность вспышкам гнева. Тема обсуждения – женитьба, она помещается в Седьмом Доме. В точке пересечения линии этого Дома с эклиптикой располагаются Весы. На небосклоне возвышается Венера, богиня любви, что подтверждает правомерность заданного вопроса. Все это говорит о том, что гороскоп скорее всего верен.
Она чуть помедлила, прежде чем задать очередной вопрос.
– Посмотрим теперь на Солнце, которое тоже играет важную роль. Оно располагается в Шестом Доме, Доме Обязанностей. Это дополняет общую картину. Луна тоже влияет, поскольку она находится в Первом Доме и неподалеку от Венеры, что тоже соответствует поставленной задаче. Вне всякого сомнения, речь идет о женитьбе.
Она улыбнулась. Ее теплая, нежная улыбка действовала ободряюще.
– Эдвард, я так довольна, что ты попросил меня составить этот гороскоп для тебя. Возможно, ранее я была слегка опрометчива в своих суждениях. Я задавала тебе множество вопросов, но забыла задать один очень важный вопрос. Ты говорил, что леди, возможно, неравнодушна к твоему другу, но ни словом не обмолвился о том, какие чувства он испытывает к ней.
– Даже не знаю, что сказать, – задумчиво протянул Эдвард. – Мой друг не раскрывает передо мной свою душу, что вполне объяснимо. Всем известно мое отношение к любви.
– Тогда вот тебе ответ, ибо ясно, чего хочет твой друг. Гороскоп говорит, что брак будет основан на любви, а не на соображениях о правилах приличия. Но для того чтобы получить окончательный ответ, будет ли заключен брак или нет, надо посмотреть на взаимоотношения между Марсом, главной планетой у того, кто спрашивает, и Венерой, главной планетой в поставленном вопросе. То, как они относятся друг к другу, позволит решить, женятся ли они или… – Но тут Элиза горько вскрикнула: – Боже мой, я ведь все напутала!
Эдвард, которого ее последние разъяснения сильно обнадежили, насторожился.
– Что-то не так?
– Ты задал вопрос, поэтому восходящий знак зодиака описывает твои намерения. Я совершенно упустила из виду, что речь идет не о твоей женитьбе, а о женитьбе твоего друга. Это в корне меняет расположение всех Домов. Какая незадача! Я не очень-то уверена, в каком Доме сейчас следует рассматривать отношения кого-то с другом: то ли в Третьем, то ли в Одиннадцатом. Отсюда неизвестно, какая планета руководит поступками твоего друга. Мне никогда не нравился этот гороскоп. Слишком он сложный.
Она задумалась.
– Ты не поможешь найти выход из этого затруднения? Скажи, твой друг старше или серьезнее тебя?
– Нет, и он такой же легкомысленный, как и я.
– Он любит поговорить?
– Очень.
– В таком случае ему лучше всего подходит Третий Дом, а им управляет Меркурий. Но Меркурий находится под сильным влиянием Марса. Твой друг склонен болтать, не очень задумываясь о том, что говорит?
– Иногда.
– А может, он склонен лгать и обманывать, особенно когда имеет дело с женщинами? Ну конечно, склонен, – сама ответила на свой вопрос Элиза. – Как же иначе, ведь ты же говорил, что он заядлый сердцеед.
Он был рад, что она тут же уткнулась взглядом в бумаги. В противном случае Элиза, конечно, заметила бы, как изменилось выражение лица Эдварда. Он никак не ожидал, что ее домыслы и рассуждения заставят его ощутить очередной прилив восхищения способностями Элизы и окажутся так близки к правде.
Элиза углубилась в какие-то расчеты, призадумалась немного, но через минуту начала говорить:
– Это, в конце концов, как раз то, о чем я подумала. Все так, как я и предполагала. Поскольку спрашивает твой друг, а не ты, то вопрос о его женитьбе решается в Девятом Доме, хозяин которого, Юпитер, находится в Десятом Доме. Это значит, что брак действительно совершается только ради спасения репутации. Отсюда, – она указала пером на бумагу, – естественно напрашивается вывод: Меркурий в дальнейшем будет связан с Юпитером.
Эдвард поморщился:
– Если тебе все ясно, то для меня это полная тарабарщина. Скажи яснее, к чему ты клонишь.
– Да все к тому же. Твоему приятелю не следует жениться. Если он женится, то наживет кучу неприятностей. Но какая же я молодец! Вовремя заметила свою оплошность! Если бы я продолжала составлять гороскоп дальше, считая, что вопрос задан тобой, а не твоим другом, то по ошибке посчитала бы, что тут действительно замешана любовь и что твоему приятелю следует жениться.
Эдвард молчал от растерянности. Он пытался манипулировать Элизой, а в результате получил болезненный щелчок по носу. Он молчал, пока Элиза собирала бумаги и свои альманахи. Наконец до Эдварда дошло – его выдумка с мнимым другом все-таки сослужила ему службу. Он узнал от нее все, что хотел узнать.
Раз она считает, что жениться надо только в том случае, если женщина ждет появления ребенка, значит, надо действовать. Когда Элиза окажется в интересном положении, она будет вынуждена принять его предложение. Отказать она не посмеет.
Итак, все ясно.
Эдвард резко встал и подошел к Элизе.
– Уже очень поздно. Я провожу тебя, помогу все донести.
Взяв еще и подсвечник, он протянул ей руку. Он знал, что делает, и не сомневался в том, что она примет его руку. А все дальнейшее было ему хорошо известно. Не зря говорится: «Коготок увяз – всей птичке пропасть».
Эдвард посмотрел ей прямо в глаза, пытаясь взглядом напомнить и выразить тот поцелуй на берегу при свете луны. Или там помогло волшебное очарование ночного моря? Ведь тогда она была в его власти. Он ждал, и нетерпение все сильнее овладевало им. Он пытался обосновать растущее страстное желание Доводами рассудка. В конце концов, если гибель грозит ей, то она первая должна насторожиться и не попасть в западню.
Он стоял с протянутой рукой. Элиза колебалась, но наконец коснулась своей маленькой трепещущей ладонью его руки. Он ласково сжал ее, стремясь одним движением передать всю глубину своей нежности.
Элиза твердо оперлась на его руку.
