Текст книги "Счастливое недоразумение"

Автор книги: Дженет Маллани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Сними маску, дурочка! – С какой стати я согласилась на эту нелепую авантюру?

– Конечно! – Энн снимает маску, и на сей раз Бирсфорд, который уже поднялся (наверняка он хочет выяснить, почему две девицы легкого поведения вторглись в его ложу), машет в ответ, на его лице улыбка искренней радости. – Побудь здесь, Шарлотта. Я вернусь через минуту.

Она выбегает, оставив меня одну.

Шад

В театре у меня нет никакого желания выражать свое почтение миссис Гарранд и ее чрезвычайно утомительным дочерям, и я позволяю Бирсфорду одному навестить их. Я рад, что к моему другу вернулось обычное веселое расположение духа, он прошел со мной за кулисы, где шутил с актрисами с куда большим энтузиазмом, чем я.

– Роскошные девочки, – говорит он, когда мы покидаем кулисы. – И скажу тебе, любая охотно заведет с тобой интрижку.

Двое вспотевших мужчин волокут мавританскую арку и кричат, чтобы мы убирались с дороги. Слава Богу, благодаря им я избавлен от ответа. Меня уже тошнит от женщин, как бы случайно спускающих с плеча сорочку или кокетливо позволяющих увидеть мелькнувшую подвязку. Я предпочитаю вернуться домой и найти свою жену в кровати. Я развлекаю себя мыслями о том, что она, заснув с романом в руках, проснется, когда я лягу в кровать и... Я прошу Бирсфорда повторить его последнюю фразу, задаваясь вопросом, вдохновило ли меня посещение книжного магазина больше, чем я хочу признать.

– Лучше спрячься у меня в ложе, дружище, иначе я не смогу объяснить миссис Гарранд, что ты невоспитанный зануда и отказался приветствовать ее.

Я задерживаюсь, разглядывая вертихвосток, прогуливающихся у лож, и пронзаю взглядом всякого, кто смотрит в мою сторону. Бирсфорд, конечно, уже истощил разговорные возможности миссис Гарранд и ее дочерей.

Открыв дверь в ложу, я замечаю что она не пуста. Там сидит таинственная женщина в маске.

Она оборачивается, и конец шарфа, повязанного вокруг ее головы, падает ей на голое плечо. На ней нет никаких украшений, но когда она смотрит на меня, ее глаза сияют, а губы изгибаются в легкой улыбке. Есть в ней что-то знакомое. Интересно, где мы встречались?

Я закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной, поскольку не хочу, чтобы Бирсфорд помешал нам.

– Ваш покорный слуга, мэм.

Она обмахивается веером. Ее грудь, весьма открытая, белеет в тусклом свете.

Я жду, когда она заговорит. Ее голос, я уверен, будет хриплым и чувственным.

Она опускает веер и закрывает его, ее пальцы пробегают по нему в весьма возбуждающем жесте. У меня перехватывает дыхание. Ее улыбка становится шире.

– Не думаю, что мы представлены, но я рад вас видеть, мэм. Могу я узнать, к кому имею честь обращаться?

Под шелест шелка она, шевельнувшись в кресле, подает мне руку в перчатке. Ее юбки чуть поднимаются, открывая красивую лодыжку. Она все еще молчит, но прикусывает нижнюю губу, усиливая естественный алый цвет рта. Выражение ее лица говорит о том, что она удивлена.

Я беру ее руку и целую ладонь.

– Я виконт Шаддерли. И очень хотел бы познакомиться ближе. Назовите ваше имя, божественное создание.

– Вы знаете мое имя, Шад, – говорит моя жена и смеется.

Глава 10

Шарлотта

– Что, черт возьми, вы затеяли, мэм? – Игривое настроение Шада исчезло. Я еще не видела его таким сердитым.

Прежде чем я успеваю ответить, он рычит:

– Снимите эту проклятую маску!

Я подчиняюсь.

– Шад, я...

– Как вы смеете так позорить меня? С кем вы собирались тут встретиться?

– Господи... да с вами. – Я совершенно смущена. Он издает звук, похожий на рык.

– Не пытайтесь шутить со мной.

– Но я не пытаюсь. Я...

Дверь в ложу открывается, входят Энн и Бирсфорд. Он обнимает ее за талию, оба сияют улыбками.

– Леди Шаддерли, позвольте поздравить вас, мадам, – говорит Бирсфорд, пока Шад хмурится как грозовая туча. – Два лучших друга женились на двух лучших подругах, что может быть лучше? Видит Бог, Энн весь медовый месяц пела вам хвалу. Шад, вы с супругой должны пообедать с нами в понедельник.

– Почтем за честь. Доброй ночи, Бирсфорд, леди Бирсфорд. – Шад хватает меня _:за руку, его пальцы подобны железу. – Леди Шаддерли нездоровится.

– Вовсе нет, – возражаю я, но он тянет меня к двери.

– Что случилось? – одними губами спрашивает меня Энн.

Я пытаюсь пожать одним плечом. Пальцы Шада впиваются в мою руку. Он открывает дверь и буквально выпихивает меня из ложи.

– Что с вами? – раздраженно спрашиваю я. И вдруг понимаю.

Он не заигрывал со мной. Он действительно думал, что я одна из тех женщин, что прогуливаются у лож, выставив напоказ грудь и набивая себе цену у глазеющих повес. Мне обидно и больно. Хоть Шад и говорил, что будет искать удовольствия за пределами брачного ложа, я ему не поверила. Как я была глупа! Я действительно думала, что он достаточно любит меня, чтобы какое-то время остаться мне верным. И он еще обвиняет меня в том, что я бесчещу его!

Его гнев вызван досадой, что его застали на месте преступления за поисками любовницы, и поймала его я.

– Это прекрасно вас характеризует! – говорю я почти так же яростно.

– Поговорим дома, не устраивайте спектакль. – Он тащит меня вниз по лестнице.

Лакей Энн выступает вперед с моей накидкой, Шад, выхватив накидку, отталкивает его.

– Подождите. – Я роюсь в сумочке.

– Что?

– Чаевые лакею.

– Это еще зачем? Вы собирались вознаградить его за пособничество в адюльтере? – шипит мне на ухо Шад, но вытаскивает из кармана несколько монет и обращается к лакею: – Поймайте нам карету, любезный.

От его бесстыдства у меня дыхание перехватывает (и корсет тут ни при чем). Он имеет наглость обвинять в прелюбодеянии меня! Этот мужчина, который бродил по театру, глазея на распущенных женщин, и теперь подорвался на собственной мине!

Рассерженные, мы стоим молча, пока не появляется наемная карета. Шад с мрачным видом вталкивает меня внутрь. Некоторое время мы оба молчим.

– Я снова спрашиваю вас, с кем вы намеревались встретиться? – резко говорит он из темноты, когда карета, покачиваясь, грохочет по улицам.

– Я ни с кем не намеревалась встречаться.

Он фыркает.

– А маска?

Я не хочу выдавать Энн, но не могу придумать другого объяснения.

– Мы с Энн хотели сделать сюрприз вам и Бирсфорду, и поскольку нас никто не сопровождал, то лучше было надеть маски.

– Я не позволю моей жене появляться в театре в облике шлюхи!

– Но я была в маске. Как меня могли узнать? Вы ведь не узнали.

– Это не важно, мэм! – рычит он с удивительной мужской логикой. – И я не желаю, чтобы вы имели дело с леди Бирсфорд, если впутываетесь в такого рода непристойности.

Карета останавливается у нашего дома. Шад открывает дверцу, выходит и подает мне руку.

– Она моя лучшая подруга. – Я спускаюсь, игнорируя протянутую руку, и опережаю его.

Лакей, дежурящий ночью у парадного входа, открывает дверь.

– Тогда вы глупее, чем я думал, – тихо говорит Шад мне в спину.

Я не обращаю на него внимания.

Я не хочу ужинать. Мне больно, что через несколько дней после свадьбы Шад собрался завести любовницу. Не думаю, что сейчас смогла бы сидеть напротив него и вести светскую беседу за устрицами и шампанским. После того как он оскорбил и пристыдил меня.

Я едва могу смотреть на него, но, перед тем, как подняться наверх, поворачиваюсь и делаю реверанс. Впервые я благодарна за молчание и безразличие Уидерс.

Шад в эту ночь не пришел ко мне.

Шад

Моя сестра потащила меня на нелепую оперу какого-то немца, где женщина наряжается шлюхой, чтобы привлечь внимание своего супруга. Подозреваю, что это основа сюжета многих комических опер и пьес, и теперь я сам играю роль обманутого мужа.

Я правда ее не узнал. Во-первых, свет в ложе тусклый, во-вторых, она была в маске, в-третьих, я ожидал, что она проводит вечер со своей подругой Энн, и они веселятся, как две школьницы. Если бы она не обмотала голову шарфом, я бы узнал ее по прическе. Вы скажете, что ее грудь могла бы оживить мою память, поскольку я провел несколько счастливых часов, разглядывая ее, менее прикрытую, чем в этом платье сегодня вечером.

Я всего лишь обычный мужчина. Раздетая ли женщина в моей постели или декольтированная дама в театральной ложе, я тут же пробуждаюсь.

Но, ни одно из моих оправданий не попадает в цель. Правда состоит в том, что в переносном смысле меня поймали со спущенными брюками. Если бы мои мозги были резвее мужского естества, я, возможно, рассмеялся бы и притворился, что давно узнал ее, но Шарлотта, черт бы ее побрал, в миг распознала мои намерения, и у нее есть полное право сердиться и обижаться.

Еще больше тревожит меня то, что актрисы за кулисами не произвели на меня никакого впечатления, а красавица в маске мгновенно зажгла мою кровь, но она оказалась моей женой.

Размышляя об этом, я устраиваюсь на диване (твердом, узком и скрипучем) в своем кабинете, где приказал Робертсу постелить, и рассматриваю маску, которую сунул в карман сюртука. Тревожные мысли вертятся у меня в голове. Шарлотта собиралась изменить мне с Бирсфордом, а его жена стала невольной заложницей в их игре?

Нет, я не могу в это поверить, увидев сегодня вечером явную привязанность между Энн и Бирсфордом. Его смущенное признание о равнодушии жены в спальне свидетельствует, что его интересует только одна женщина – Энн. Иначе, почему он столь беспокоился из-за ее неприветливости?

Боюсь, я мало ему помог.

Я верчу в руках маску. И снова думаю о Шарлотте в театре: поблескивающий серебром шарф на голове, соблазнительный шелест платья, грудь, словно жемчуг, мерцавшая в тусклом свете.

Две двери – в гардеробную и в спальню – разделяют нас. Два куска красного дерева, две агатовые ручки, два медных замка. Несколько шагов, которые я бы мог сделать за секунды. Шарлотта лежит без сна и ждет меня?

Я думаю о том, что могу войти в комнату и смотреть, как Шарлотта снимает свою противную ночную рубашку (портновский эквивалент твердого красного дерева). Как поднимает руки, чтобы завязать маску. Ее кожа таинственно мерцает в огоньках свечей. Она...

Довольно!

Я знаю, что, скорее всего, моя разъяренная жена закуталась в одеяло (она имеет такую привычку) и крепко спит, время от времени издавая звук, не совсем похожий на храп.

Я устраиваюсь на узкой постели и готовлюсь к долгой ночи в одиночестве.

В воскресенье мы встретились за завтраком. Мы убийственно вежливы друг с другом. Затем мы отправляемся в церковь, где являем собой картину супружеского счастья, не сверхнежного, но очень фешенебельного.

Шарлотта

Погода к понедельнику, наконец, прояснилась, и мы с Энн, обменявшись с утра записками, договариваемся, что сначала я пошлю карету к ее дому. Я боюсь, что, если Энн приедет сюда, Шад может запретить поездку.

Я мну в руке последнюю записку Энн, когда в маленькую столовую, где я завтракаю, входит Шад. Я от огорчения не могу на него смотреть, но замечаю, что у него темные круги под глазами и усталый вид. Мне бы радоваться, что он, как и я, провел бессонную ночь, но чувствую только печаль.

Он смотрит на меня с глубоким подозрением:

– От кого это?

Не суйте свой нос в чужие дела, сэр, и, кстати, доброе утро, хочется мне сказать, но вместо этого я честно отвечаю:

– От Энн.

И бросаю записку в камин прежде, чем Шад требует показать ее.

– Так и я поверил. Как вижу, вы считаете необходимым уничтожить улику.

– Ошибаетесь. А что, вы хотели пустить бумагу на папильотки?

– Очень смешно. И что вы собираетесь делать сегодня, мэм?

– Я хотела бы навестить старую служанку которая живет в Камден-Таун, сэр. – Я отрепетировала эту фразу перед зеркалом. И невинно хлопаю ресницами. Плохая я лгунья. – Я могу взять карету?

– Камден-Таун? Приятное место. Возможно, мне следует сопровождать вас? – Он многозначительно смотрит на чайник.

Если бы я собиралась навестить старую служанку, то скорее взяла бы с собой чучело огородное, чем Шада. Я игнорирую его молчаливую просьбу налить ему чаю.

– Это очень любезно с вашей стороны, сэр, но мы будем говорить исключительно о женских проблемах. Она недавно родила.

– Вы сказали, что она старая, – атакует он.

– Старая в смысле бывшая служанка.

– Весьма убедительно, – бормочет Шад и наливает себе чай. Немного кипятка и много заварки. Он отодвигает чашку. – В таком случае вам нужно ехать одной. Я попрошу Робертса узнать, есть ли у экономки питательное желе или что-нибудь в этом роде, что вы сможете взять с собой.

– О, пожалуйста, не беспокойтесь, сэр.

– Уверяю вас, тут нет никакого беспокойства. – Он с отвращением смотрит на свой чай.

– Я велю принести кипяток, – говорю я страдальческим тоном, будто мне предстоит покорить несколько горных вершин.

– Не стоит. Я попрошу Робертса подать мне эль. Я буду в клубе. Весь день, – подчеркнуто добавляет он.

– Хорошо, сэр.

– Желаю вам доброго дня, мэм.

Он кланяется, я приседаю в реверансе, он уезжает. Слава Богу.

Шад

Она никудышная лгунья, и все мои подозрения подтвердились.

Когда я вошел, она бросила в камин записку – явный признак вины. А когда притворился, что верю ее нелепому рассказу о старой или бывшей служанке, на ее лице отобразилось чувство облегчения. Если бы у меня не так болела голова, я бы нашел еще несколько дыр в ее истории, но я очень устал.

Получив от Робертса порцию отвара от головной боли, я немного поболтал с ним в кладовой о всякой чепухе: о видах на урожай, о том, сколько мы еще останемся в городе, а потом со зла попросил его снабдить ее сиятельство какими-нибудь деликатесами, подходящими для молодой матери, и он отправляется поговорить с экономкой.

Я выясняю, что Уидерс было велено передать распоряжения ее сиятельства кучеру. Мои худшие подозрения подтвердились, карета сначала отправится в дом Бирсфорда.

Так что это правда. Я надеялся, что ее возлюбленный не Бирсфорд, даже теперь я не могу поверить, что это он. Верхом на лошади я жду в переулке напротив дома, подняв воротник и надвинув на глаза шляпу. Моросит мелкий дождь. Весь мир сегодня серый, холодный и печальный.

На ступеньках появляется Шарлотта с корзиной в руках. Нервная и взволнованная, она бежит к подъезжающей карете. Шторки задвинуты.

Я жду, пока карета отъедет, потом даю лошади шпоры. Я узнаю правду.

Шарлотта

– Что у тебя в корзине? – спрашивает Энн. – О, мясное желе и чай? Ты никому не сказала? – Она задыхается и так бледнеет, что я опасаюсь, что она упадет в обморок.

– Нет, конечно, нет. Я сказала, что собираюсь навестить старую служанку, у которой ребенок.

– Это слишком близко к правде.

Мне хочется сказать ей «не глупи», но Энн просто комок нервов, я похлопываю ее по руке и говорю, что все будет хорошо.

Я с нетерпением ждала возможности провести время с Энн, но она крайне взволнована, и мне приходится ее успокаивать. Я даже надеялась, что смогу спросить у нее совета, как мне помириться с моим рассерженным и обиженным мужем. Вместо этого я беру ее за руку и болтаю о пустяках, заставляю рассказать о вчерашнем спектакле, рассказываю о своем визите к леди Ренбурн. Энн слабо улыбается и спрашивает, как я себя чувствую после столь неожиданного отъезда из театра.

– Я думаю, хорошо, – краснеет она. – Шад воспламенился при твоем появлении. Ты прекрасно выглядела. Я полагаю, что он не предъявил к тебе чрезмерных требований?

Если бы...

– О, Шарлотта, – шепчет она, – ты могла сказать ему, что тебе нездоровится. – Ее лицо вытягивается. – Я отдохнула две минувшие ночи, поскольку вчера было воскресенье, как жаль, что сегодня вечером Бирсфорда одолеет любовная горячка. Скажи мне, Шарлотта, о чем ты думаешь, когда... когда... ну, ты понимаешь... чтобы отвлечься от того, что он делает?

–Я ни о чем конкретном не думаю, – отвечаю я.

– Хотела бы я быть таким стоиком, как ты.

– Не понимаю я этого, – поколебавшись, отвечаю я. – Вы с Бирсфордом любите и обожаете друг друга, хотя... Скажи, с отцом твоего ребенка было то же самое?

– Он был совершенным джентльменом, – ставит меня в тупик своим ответом подруга.

– Как же, совершенный джентльмен! – Поверить не могу. – Ведь он совратил и бросил тебя. Ох, Энн, дорогая, пожалуйста, не плачь. Прости. Я не хотела задеть твои чувства.

– Ты не понимаешь, – хнычет она.

Да. Я этого совершенно не понимаю. Я помню, как Бирсфорд ухаживал за Энн, они постоянно ускользали, чтобы... Чтобы что? Казалось, Энн тогда была счастлива. Тогда она не была со мной столь откровенна. Я не уверена, что даже теперь она говорит мне всю правду, как и я не откровенничаю с ней о своей печальной ситуации.

Энн еще какое-то время предается красивому плачу. Как обычно, слезы улучшают цвет ее лица и добавляют блеска глазам. Она сморкается в изящный батистовый носовой платок, а потом после небольшой паузы показывает мне вышитую на нем графскую корону (я не посмела бы показать кому-нибудь использованный носовой платок, да никто и не захотел бы его видеть). Потом она прижимается ко мне и засыпает.

Я обнимаю ее за плечи, отпихиваю ее шляпку (поля упираются мне в лицо) и думаю свои мрачные думы.

Когда карета останавливается у дома в Камден-Таун, Энн просыпается и зевает, как котенок. Она поправляет шляпку и выпрыгивает из кареты, очаровав улыбкой кучера Прайса и форейтора Джеймса. Когда она спешит по мощенной каменными плитами дорожке к двери коттеджа, я почти жду, что она примется распевать песенку и собирать цветочки, как актриса на сцене.

Я принужденно иду следом, предварительно дав Прайсу и Джеймсу полкороны, чтобы они выпили пива и покормили лошадей на местном постоялом дворе. Я велю им вернуться через два часа.

Когда я вхожу в дом, Энн держит на коленях сияющую малышку и разговаривает с миссис Пайл, заботам которой ее оставила. Миссис Пайл – дородная спокойная женщина в коричневом платье и прочном переднике, розовощекая, без передних зубов.

– Посмотри, Шарлотта, – поднимает ребенка Энн. – Моя маленькая Эмма. Разве она не ангел?

– Она просто золото, – подтверждает миссис Пайл. – Хотя у нее зубик режется, я только немного протерла соску джином, и малышка все время улыбается.

– Зубик! – восклицает Энн. – О да, посмотри! Какая она красавица с зубиком!

Девочка широко улыбается мне, показывая четыре маленьких белых зуба, и отрыгивает, как Джордж после обеда.

Я вручаю миссис Пайл желе и чай.

– Спасибо, мэм, премного обязана. – Присев в реверансе, она хлопочет с чайником.

Я сажусь рядом с Энн и трогаю маленькие ножки девочки. Она смеется и что-то лопочет.

Энн тем временем разговаривает с миссис Пайл о том, как часто кормят малышку, останавливаясь на подробностях ее пищеварения, что меня совсем не интересует. Эмма не единственный ребенок, которого опекает миссис Пайл, – пара детишек спит в колыбели, толстенький малыш ковыляет по комнате. Миссис Пайл и тощая девочка лет двенадцати (не могу разобрать, служанка она или дочь) все время удерживают его, чтобы он не стаскивал вещи с полок, не наступил себе на подол, не свалился в камин, не тащил в рот что-нибудь с пола, не карабкался на мебель. Я устала смотреть на его бесконечное движение. Удивительно, как миссис Пайл и девочка без всякой нервозности предотвращают катастрофы, а миссис Пайл еще готовит чай и продолжает беседовать.

– А где маленькая Бетси? – оглядываясь, спрашивает Энн.

– Господь на прошлой неделе забрал Бетси себе в ангелы, мэм, – отвечает миссис Пайл. – Видели бы вы, какая она хорошенькая была в своем гробике.

Я боюсь, что Энн упадет в обморок. Ее руки слабеют, и я забираю у нее Эмму.

– Не расстраивайтесь, мэм, – спешит заверить ее миссис Пайл. – Бетси никогда не была такой здоровенькой, как ваша Эмма. Я знала, что она недолго задержится в этом мире. Она была слишком хороша для него, мэм.

Энн снова хватает Эмму и обнимает ее так отчаянно, что малышка от страха плачет.

– Ну-ну, не шуми. – Миссис Пайл, взяв одной рукой Эмму, ухитряется отобрать ложку, которую грызет карапуз, налить кипяток в заварной чайник и снять марлю с кувшина для молока. Эмма перестает плакать и дергает выбившийся локон миссис Пайл.

Девочка отрезает ломоть хлеба, срезает корки и опускает их в молоко. Эмма и малыш получают по корке, беседа между миссис Пайл и Энн поворачивается к теме отнятия от груди. Эмма возвращается на колени к матери.

– Позвольте спросить, когда мэм ожидает роды? – вдруг обращается ко мне миссис Пайл.

– Я... я не... нет, я приехала с леди...

– С миссис Лонгвуд, – шепчет Энн.

– Да-да. Я приехала с миссис Лонгвуд, чтобы повидать ее...

– Ее племянницу, – снова подсказывает Энн.

– Да, ее племянницу. Чудесный ребенок. Вы прекрасно о ней заботитесь, миссис Пайл.

– Я оказываю лучшие услуги встревоженным благородным дамам. – Миссис Пайл словно зачитывает рекламу из газеты. – К чему неприятности в обществе, когда случается небольшое несчастье. Осторожность гарантируется, мадам. Если еще нет признаков шевеления плода, есть способы справиться с проблемой.

«Небольшое несчастье» Эмма агукает и лепечет что-то на своем языке.

Малыш хватает со стола вилку и пытается ткнуть себе в глаз. Миссис Пайл дает ему в качестве игрушки оловянную тарелку.

– Я могла бы помочь в родах. Если желаете, посмотрите спальню.

– Нет, в этом нет необходимости, миссис Пайл...

– Если хотите поселиться поблизости, когда начнете полнеть, мэм, я могу порекомендовать превосходную гостиницу. Многие дамы находят, что лучше...

– Джентльмен подъехал, – говорит юная помощница миссис Пайл, задержавшись у окна.

Энн, задохнувшись, сует Эмму мне в руки и выскакивает в заднюю дверь, захлопнув ее за собой.

Входная дверь распахивается. Эмма, которая подозрительно смотрела на меня, оглушительно вопит, разбудив спавших в колыбели двух младенцев. Они начинают орать в унисон. Малыш, усевшись на пол, добавляет в хор свой голос.

– Где он? Ей-богу, я убью его! – Лезвие рапиры моего мужа вспыхивает в солнечном свете.

Глава 11

Шарлотта

Он входит в дом под вопли младенцев.

– Спрячьте шпагу, Шад, вы пугаете детей. – Я хватаю его за рукав, и он смотрит на меня взглядом столь жестоким и отчаянным, что я смертельно пугаюсь.

– Где Бирсфорд? – Теперь его голос тихий и глухой.

Колени у меня подгибаются, и я резко сажусь на плетеный стул.

– Сэр... – двинулась к нему миссис Пайл. Я замечаю, что на одной руке у нее ребенок, а в другой кочерга. Жаль, что у меня нет кочерги.

– Молчать, проклятая сводня! – Шад молниеносно бросается вперед и распахивает дверь, за которой оказывается кладовая. Он останавливается прежде, чем нанести смертельный удар мешку с мукой.

Шад возвращается к центру комнаты, его взгляд обжигает узкую лестницу в углу.

– Он наверху, мэм? – спрашивает он меня.

– Бирсфорд? С чего ему быть здесь? Думаю, он в Лондоне. Спрячьте шпагу, пожалуйста.

Я с тревогой чувствую, как теплая сырость сочится из одежды Эммы, рыдающей у меня на руках. Девочка-помощница, разинув рот, одной рукой прижимает к плечу младенца, другой держит малыша.

– Который ваш? – Шад поворачивается ко мне. Кончик рапиры подрагивает у моего локтя.

– Прекратите! Пожалуйста, Шад.

Эмма тянется схватить красивую блестящую вещицу, и это, кажется, приводит Шада в чувство. Он отступает, вкладывает рапиру в ножны, и она снова превращается в модную трость.

– Извините, мэм, – говорит он миссис Пайл. – Скажите мне, где джентльмен, и я больше вас не побеспокою.

Миссис Пайл ведет себя с удивительным достоинством для женщины с младенцем, шумно чмокающим у большой голой груди.

– Уверяю вас, сэр, здесь нет никаких джентльменов.

Браво, миссис Пайл. Шад кланяется.

– А вы, мэм?..

– Я миссис Маргарет Пайл. – Она делает паузу. – Сэр.

– Виконт Шаддерли, к вашим услугам. Я глубоко сожалею о неприятностях, которые, возможно, причинил вам, мэм.

Она отнимает младенца от груди и поправляет платье.

– Причинили, сэр, нападая на беззащитных женщин и младенцев.

– Я ищу джентльмена, который сопровождал эту леди.

– Его здесь нет, – снова говорю я. – Зачем мне приезжать сюда с Бирсфордом?

– Попридержите язык.

– Сэр, вы ошибаетесь, – говорит миссис Пайл. Шад снова осматривает комнату и видит дверь, за которой недавно исчезла Энн. В миг рапира вновь выхвачена, ножны-трость летят на пол, Шад пинком распахивает дверь.

Энн верещит в комнате, наверняка той, где обычно лежат клиентки миссис Пайл.

– Что, черт возьми, вы делаете здесь, леди Бирсфорд?

Энн спасает ситуацию. Она плачет, красиво и беспомощно, и Шад смущенно подает ей носовой платок, пытаясь спрятать за спиной рапиру.

– Вы совершаете ужасную ошибку, – рыдает Энн. – Мы приехали только затем, чтобы повидать мою старую служанку миссис Пайл.

– Я думал, она служанка Шарлотты.

– Она была нашей служанкой в провинции, когда Энн впервые посетила нас, мы тогда были девочками, – объясняю я.

–Да, милорд. Потом я вышла замуж, и бедный Пайл пошел в солдаты, оставив меня с младенцем на руках, так что теперь я забочусь о детях других, – говорит миссис Пайл, прикладывая к груди второго ребенка.

– Я вижу. Замечательно. – Шад, похоже, ошеломлен демонстрацией материнства и детской суетой вокруг него. Судя по всему, он пытается определить возраст детей и восстановить хронологию, и, боюсь, математическое несоответствие нас погубит. – Но как я понял, вы недавно родили?

– Господь забрал у меня моего ангелочка, милорд. – Миссис Пайл поправляет платье и вытирает слезы передником.

Насколько я понимаю, ее слезы настоящие. Подхватив младенца одной рукой, она забирает у меня Эмму, давая мне возможность осмотреть испачканные юбки.

Малыш тем временем рискованно карабкается со стула на стол к заварному чайнику. К моему удивлению, Шад успевает первым и, потянув ребенка за одежду, ставит его на пол.

Энн с сияющими на ресницах слезами (как она это делает? она порой очень раздражает) разливает чай, и все мы садимся за стол, включая Шада. Малыш явно испытывает к нему симпатию и, сидя у него на коленях, стучит ложкой по столу.

Миссис Пайл немного выпрямляется.

– Надеюсь, маленький Том не беспокоит его сиятельство.

– Ничуть, мадам. Я очень люблю детей.

Шад не добавляет «вареных» или «жареных», стало быть, он оправился от припадка безумия. С какой стати он решил, что Бирсфорд объект моих симпатий? Бирсфорд, которого я едва знаю и пытаюсь любить только ради Энн?

Энн, сидя напротив меня, кивает на дверь, ведущую в сад за домом, намекая, что хочет посетить надворную постройку, но яростно мотает головой, когда я привстаю, чтобы проводить ее. Она многозначительно указывает глазами на Шада и миссис Пайл (оба увлечены беседой о возрасте, в котором дети начинают говорить, Шад, конечно, вспоминает «племянницу» и «племянника»). Я понимаю Энн. Если Шад задаст какой-нибудь существенный вопрос, кто-то должен повернуть беседу в безопасное русло.

После возвращения Энн я тоже совершаю прогулку в сад, в маленькое укрытие, увитое розами, которые совсем не маскируют запах.

Шад поднимается, когда я возвращаюсь в дом.

– Нам пора в Лондон, – объявляет он. – Спасибо за гостеприимство, миссис Пайл, и мои извинения за... гм... вторжение. Дамы, прошу.

Энн с тоской смотрит на Эмму. Я знаю, что она очень хочет поцеловать девочку.

Поэтому я подхожу и целую ее в мягкую щечку, Энн делает то же самое. Потом я целую липкую мордашку Тома. Он от застенчивости прячет лицо в сюртук Шада.

Шад гладит его по голове и открывает перед нами дверь. Карета ждет, сзади привязана лошадь Шада.

Он подсаживает меня и Энн в карету. Энн мечется, и я настаиваю, чтобы она села по ходу движения. Шад садится рядом со мной напротив нее.

– Как вы узнали, где мы? – спрашиваю я. Он пожимает плечами:

– Я следовал за каретой. Я приехал бы раньше, но Шеба на въезде в деревню потеряла подкову, на постоялом дворе я встретил Мэтью и Джеймса. Они сказали, где вы.

– И вы думали?.. – Но я не могу говорить об этом, когда Энн сидит напротив меня. С тех пор как Шад утихомирился, она постоянно бросает на меня укоризненные взгляды. Знаю, она подозревает, что я сказала ему, куда мы поехали, и, хуже того, возможно, теперь решила, что я испытываю симпатию к ее мужу. Но откуда у Шада эта идея? Я не разбрасываю повсюду носовые платки с вышитой земляникой, как Дездемона. Я едва разговариваю с Бирсфордом, и то только по необходимости; вспомнив, что сегодня вечером мы обедаем с Энн и ее мужем, я едва не застонала от досады и расстройства. Я предвижу вечер, полный словесных ловушек (Шад), укоризненных взглядов (Энн) и, самое худшее, глуповатой жизнерадостности (Бирсфорд).

Шад зевает и закрывает глаза. Его голова резко падает мне на плечо, я вздрагиваю, но он крепко спит.

Энн смотрит в окно. Она не хочет разговаривать со мной, и я обижена, что она так и не поблагодарила меня за организацию этой злосчастной поездки. К тому же мое платье, возможно, безнадежно испорчено (я упрекаю себя за меркантильность, но это платье мне нравится).

Карета покачивается и подпрыгивает. Голова Шада скатывается с моего плеча на грудь, потом он кладет голову мне на колени. Я уверена, что всего несколько дней назад это привело бы к непристойностям, если бы мы были одни.

– Скверно пахнет, – бормочет он.

– Это из-за ребенка.

– Я другого и не предполагал.

Голова у него горячая. Я кладу руку ему на лоб.

– Вам нездоровится, Шад?

Он отталкивает мою руку, чешет затылок, сбив галстук, и снова засыпает.

Энн вытаскивает из сумочки вышивку. Я в полном восхищении. При таких обстоятельствах, даже в карете с прекрасными рессорами, мои навыки в шитье ждало бы суровое испытание. Я наверняка пришила бы рукоделие к своей юбке.

– Ты в порядке? – шепчу я ей.

– Вполне.

– Я сожалею о... – Я киваю вниз на спящего у меня на коленях мужа, который горит огнем. Несмотря на мой гнев и печаль, я чувствую к нему странную нежность.

– О, он настоящий герой, – бормочет Энн с легкой иронией. – Защищал свое доброе имя.

Я смотрю вниз. Шад спит.

– Энн, уверяю тебя, между мной и Бирсфордом никогда ничего не было. Не знаю, почему Шад так думает. Возможно, потому, что я была в вашей ложе одна и в маске.

– Ах да. – Она не встревожилась, чему я рада. – Бирсфорд сказал, что это грандиозная шутка.

– Я думаю, он нездоров.

– Бирсфорд?

– Шад.

– Думаешь, он сошел с ума? Это вполне вероятно.

– Нет! – Хотя, может, немного и сошел. – Думаю, у него лихорадка.

– Надеюсь, он не заразный? – строит гримаску Энн. – Не хочу пропустить вечеринку у леди Алвинг в среду. – Она смотрит на меня. – У тебя что-то на лице.

– Где?

– На щеке. Позволь мне. – Подавшись вперед, она трет мне щеку своим изящным носовым платком. – Это, должно быть, из-за чумазого мальчишки.

– Которого я поцеловала ради тебя...

– Шшш! – Энн смотрит на Шада. Он не двигается.

– Он довольно милый ребенок. Эмма будет такой же через несколько месяцев, когда научится ходить.

– Нет, не будет! – Игла втыкается в ткань. – Что ты наденешь сегодня вечером?

– Сомневаюсь, что мы приедем, если Шад нездоров.