Текст книги "Счастливое недоразумение"

Автор книги: Дженет Маллани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Какой-то звук слетает с губ моей матери. Слабый храп. Она все это время спала?

– Мама! Проснись! – Я гремлю чашкой, чтобы привлечь ее внимание.

Она не шевелится. Я трясу ее за плечо.

– Мама! – кричу я ей в ухо.

Мать что-то бормочет, причмокивая губами, и продолжает спать. Она мертвецки пьяна. Можно было бы сообразить. Я накрываю ее шалью и подсовываю ей под голову подушку. Интересно, вспомнит ли она хотя бы то, что я была здесь?

Моя мать подвела меня, и есть только один человек, который, полагаю, может помочь.

– Снова вы, – говорит леди Ренбурн. – Он сбежал с актрисой? Я слышала, что он бурно развлекался с какой-то потаскушкой в театре и буквально выволок ее из ложи Бирсфорда.

– Нет, мэм. Это была я. – Я сгоняю с кресла кошку и сажусь.

– Выпейте кларета. Мы в доме не держим чай. Один из томных молодых людей отправляется налить бокал.

– А как насчет того, что он стрелял в вас? Вы уже завели любовника? Не думаю. Ба, я слышала, леди Фринчинэм прятала своего любовника за ширмой в спальне, пока Фринчинэм осуществлял с ней брачные отношения. Потом они послали за устрицами и шампанским и начали все сначала. На этот раз...

– И не забудьте мальчика из рыбной лавки, который принес устриц, мадам, – промурлыкал Фрэнсис или Том, а может, и Джонни, поскольку я действительно не могу различить их.

– Что за манеры! – взвизгнула леди Ренбурн, стукнув его веером. – Не перебивай, когда я рассказываю. Ну, чего вы хотите?

– Вашего совета, мэм, в серьезном деле, однако... – Я задаюсь вопросом, как попросить, чтобы ее смазливые молодые люди удалились.

К моему удивлению, леди Ренбурн предвосхищает мою просьбу.

– Они, может, и самые пустые существа на свете, но осторожны и преданны, – говорит она. – И если я велю им хранить тайну, они слова не пикнут. Выпроводи я их из комнаты, у вас было бы больше неприятностей, они подслушали бы под дверями, это дало бы им карт-бланш сплетничать по всему Лондону.

Мне это кажется странным, но у меня нет другого выбора, кроме как доверять суждениям леди Ренбурн, и в присутствии молодых людей я снова пересказываю историю Энн.

– Так у этой кисейной барышни были коготки? – комментирует тетя Ренбурн. – Я так и думала. Уж слишком она хорошая, чтоб это было правдой, и этот болван Бирсфорд закрывает глаза на ее ошибки.

– Она мой друг!

– Сядьте, девочка. Выпейте еще кларета. Безусловно, это может повлечь большие неприятности. Но что, если тот молодой человек действительно любит ее, а она – его?

Я качаю головой:

– Для всех остальных, кто ее любит, она будет потеряна, а он может оказаться лжецом. Он уже поступил так однажды.

– Думаю, вы слишком хороши для нее. И совершенно верно поступили, что не сказали Шаду, поскольку это только усилит неприязнь между ним и Бирсфордом, а я предпочитаю видеть их друзьями. Кроме того, так мы куда больше развлечемся. Не стройте гримасу. Я должна подумать. – Она лениво перебирает шерсть лежащей у нее на коленях кошки и давит ногтями блоху. На меня от одного этого чесотка нападает. Молодые люди принимают новые живописные позы.

Леди Ренбурн говорит, как прорицательница-сивилла:

– Полагаю, у леди Энн есть горничная? У вас тоже? И они кузины? Тогда все просто. Велите своей горничной разузнать место встречи, мы перехватим беглецов и...

– Мы?

– Это меня очень развлечет, да и мальчики мало упражняются. На свежем воздухе, я имею в виду.

Я открываю рот, чтобы возразить. Мой план состоял в том, чтобы оказать давление на Энн, убедить ее отказаться от встречи с бывшим возлюбленным. Пока я не преуспела, и кому-то, вероятно, придется вмешаться в последний момент.

Но от мысли, что леди Ренбурн и компания щеголей заставят Энн увидеть безумие ее действий, я фыркаю от смеха, хотя Шад говорил, что его пожилая родственница обычно заставляет молодых женщин плакать. Возможно, она способна напугать Энн и вселить в нее крупицу здравого смысла.

– Полагаю, вы не знаете имя молодого шалопая? Это ничего не меняет, но я не слышала ничего скандального о леди Бирсфорд, – смеется леди Ренбурн. – Оглянуться не успеете, как мы снова запрем вашу Энн в клетку брака.

– А как же ребенок?

– Помилуйте, девочка, она скоро забеременеет от Бирсфорда, и этого будет достаточно, чтобы занять ее.

– Она любит свою дочь, мэм. Не думаю, что она согласится.

– Тогда она еще большая дура, чем я думала. – Старуха стукнула тростью в пол и смахнула бокал кларета с маленького столика, что стоял перед ней. Бокал покатился по полу и, в конце концов, стал игрушкой для кошек. – А теперь поиграем в карты. Ставка шиллинг. – Она наклоняется ко мне и шепчет: – Эти мальчики задолжали мне целое состояние. Они знают свое место.

Я энергично благодарю ее, но отклоняю предложение. Рука снова начинает болеть, и вдобавок я хочу видеть Шада.

Шад

Что-то тревожит мою девочку, и мне это совсем не нравится. Как не нравится и то, что она отказывается признавать свое беспокойство и отмахивается от него, как от боли в раненой руке. Рука заживает хорошо, без намека на лихорадку, Шарлотта проявляет в спальне большую ловкость и аппетит (как я ее люблю!).

Что-то назревает. Бетти щеголяет новыми кружевами на чепцах и носит отвратительное платье Шарлотты, из тех, что та надевала, пока не попала в руки моей сестры. Подозреваю, что на Бетти оно выглядит лучше, чем на моей жене. Наверняка тут замешана Энн, эта хорошенькая паучиха, плетущая сети обмана, поскольку Шарлотта сама не своя после ее визита. Я теперь совершенно уверен, что кто-то из детей в том доме в Камден-Таун – ребенок Энн, хотя у меня нет никаких доказательств.

Я замечаю также, что Джереми и Бетти обмениваются томными взглядами и улыбками, и постоянно натыкаюсь на них в странных местах, они улыбаются и смеются, только-только разняв объятия. Робертс подтверждает, что такое позорное поведение имеет место, и я посылаю за Джереми.

Он, шаркая ногами, входит в мой кабинет с таким видом, будто вот-вот развалится.

Робертс, скрестив на груди руки, встает позади меня и не произносит ни слова, грозный как туча.

Я напускаю на себя самый строгий вид, словно Джереми матрос, самовольно оставивший вахту. Крайне взволнованный, он спотыкается о собственные ноги. Я опасаюсь, что он завалится на мой стол, но большим усилием Джереми ухитряется удержать равновесие. Добрую минуту я пристально смотрю на него. Он переминается с ноги на ногу и облизывает губы.

– Ты знаешь, почему я послал за тобой, Джереми?

– Нет, сэр, не знаю. Простите, сэр. За все, что бы я ни сделал. – Бедный парень. Боюсь, он собирается выложить перечень своих проступков. Я не слишком уверен, что желаю слышать это, не хочу, чтобы он признался в чем-то, что повлечет за собой его увольнение. В конце концов, отлаженность домашнего хозяйства зависит от тонкого баланса того, что известно и не известно хозяевам и слугам.

– Что ж, Джереми, мы с мистером Робертсом очень довольны твоей работой.

Это застает парня врасплох. Он таращит на меня глаза.

– Но, – продолжаю я и умолкаю на добрых десять секунд, – кое-что меня тревожит.

Теперь он растерян, не зная, жду ли я признания или отговорки.

– Боюсь, это касается мисс Тилльярд.

К его чести, Джереми молчит.

– Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Сэр, – говорит он, – мои намерения в отношении мисс Тилльярд исключительно благородные.

– В самом деле?

– Да, милорд, но мы пока не можем позволить себе пожениться... Правду сказать, милорд, я не делал ей предложения, но уверен, что она согласится. Я знаю, что мы должны подождать, и... ох, милорд, я таких хорошеньких не видел, у нее такой мягкий нрав и...

Широкая глуповатая улыбка освещает его лицо, и я вопреки строгому настрою тронут. Однако есть дело, которое нужно довершить.

– Замечательно, но я могу уволить тебя, если внимание к мисс Тилльярд помешает твоей или ее работе.

– Можете, милорд, но я уверен, что этого не случится. – Он не развязен, у этого долговязого парня есть отвага. Но он закусывает губы, неуверенный, что произойдет дальше.

Я снова выдерживаю паузу, притворяясь, что читаю бумаги. Потом поднимаю глаза.

– У меня есть для тебя особенное поручение, Джереми.

– Да, милорд.

– Любые послания, которые получает или отправляет леди Шаддерли, должны сначала попадать ко мне, и если мисс Тилльярд поделится секретами относительно действий ее сиятельства, ты рассказываешь мне.

– Простите, милорд, но я не могу обмануть мисс Тилльярд. И леди Шаддерли, милорд, поскольку она всегда была добра ко мне.

– Уверен, ты найдешь способ успокоить свою совесть. Иначе... – Я заканчиваю пожатием плеч. Мне не нравится угрожать человеку, в чью честность я верю, но Джереми должен понять серьезность ситуации. Чтобы подсластить приманку, я добавляю: – Если ты преуспеешь, я готов вознаградить тебя, ведь ты собираешься жениться, и тебе нужен какой-то капитал.

В свою очередь, теперь надолго замолкает Джереми.

– Спасибо, милорд. Я буду стараться.

Мне не пришлось долго ждать. В понедельник утром, после того как я прочитал скучную переписку Шарлотты с портнихой и модисткой, Джереми приносит записку Шарлотты, адресованную леди Ренбурн, ни больше ни меньше. Памятуя вкус моей тетушки ко всякому озорству, я вскрываю записку и узнаю, что свидание запланировано сегодня на восемь часов вечера в «Белой лошади» на Пиккадилли. Я знаю эту гостиницу, более того – это постоялый двор. Что, черт возьми, Энн задумала на этот раз?

Когда Шарлотта небрежно упоминает, что днем собирается составить компанию матери и, вполне возможно, пообедает с ней, поскольку ей в последнее время очень одиноко, я хвалю ее за дочернюю почтительность. Я рекомендую, чтобы Джереми сопровождал ее, и Шарлотта весьма охотно И радостно соглашается. Боже мой, даже мои дети врут более убедительно! Я прохожу в классную комнату, где они занимаются, и слушаю, как они декламируют Шекспира.

К сожалению, «Отелло» не лучший выбор в моем нынешнем состоянии. Хотя меня ободряет радость и веселая беспечность детей. Мое настроение меняется, когда я снова остаюсь один. В глубине души все еще роятся подозрения насчет Шарлотты. Что, если это Энн сообщница Шарлотты в прелюбодеянии, а не наоборот?

Я возвращаюсь в кабинет и вытаскиваю из ножен шпагу. На сей раз, кто бы ни был мой противник, я убью его на месте, к черту формальности и благородство поединка.

Я ненадолго задумываюсь, не написать ли очередной комплект писем на случай моей смерти, но я так часто делал это в последнее время, что такая перспектива наводит скуку. Я коротаю время, просматривая недавнее письмо от моего управляющего, и пишу ответ. Стрелки часов движутся ужасно медленно. Потом я отправляюсь в клуб, где обедаю не по моде рано и болтаю с товарищами по флоту.

Вернувшись домой, я с удивлением узнаю, что меня уже несколько часов дожидается визитер. Шаткий реверанс миссис Хейден и пустой графин мадеры красноречиво свидетельствуют о том, как она провела время. Как я и подозревал, Шарлотта не заезжала сегодня к матери, и хотя я это знал, присутствие миссис Хейден еще больше портит мне настроение.

– Сэр! – патетически восклицает она. Эта женщина не создана разговаривать нормально. – Я должна спасти мое обожаемое дитя от безумия и несправедливости!

– Которое, мадам? – Я бросаю жадный взгляд на графин. Она – тоже.

Миссис Хейден со стоном оседает на диван.

– Мою Шарлотту.

Смягчившись, я посылаю за вином и слушаю вздор миссис Хейден. Будто бы Шарлотта, несколько дней назад заехав к ней, рассказала о своем прежнем возлюбленном, который желает с ней воссоединиться.

– Минуточку, мэм, – перебиваю я мелодраматическую декламацию с заламыванием рук. – Вы уверены, что Шарлотта говорила о себе?

– Сэр! Я мать. По вашему, я не знаю? Естественно, не желая тревожить материнскую грудь, мой бедный ребенок притворился, что говорит о другой, которая гибнет.

Я подозреваю, что миссис Хейден сама вполне способна потревожить свою материнскую грудь, поскольку в пылу разговора обильно поливает ее вином. Отчет подтверждает мои подозрения, что за всем этим идиотизмом стоит Энн. Миссис Хейден, соскользнув с кушетки, падает на колени.

– Умоляю, простите заблудший плод моей утробы!

– Мэм, уверяю вас, я не совершу ничего безрассудного. – Я поднимаю ее с колен. – Я знаю о ситуации и уверяю вас, вы ошибаетесь – Шарлотта невинна. Она действительно защищает другую, как и сказала вам, но я намерен предотвратить любые глупости.

Я надеюсь, что сам в это верю, громкое объявление об этом помогает мне укрепить уверенность.

– Очень мило с вашей стороны. – Миссис Хейден, заморгав, продолжает совершенно нормальным тоном: – Вы знаете, я действительно не понимаю, как Шарлотта могла родить ребенка. Я бы заметила. Вы правы, сэр, это, должно быть, кто-то другой. Я действительно надеюсь, что это так.

Теперь я сталкиваюсь с дилеммой. Миссис Хейден пристально смотрит на меня стеклянными от вина глазами, и ее взгляд – воплощение жалобного доверия. Однако вскоре я должен ехать в гостиницу. Леди, возможно, действительно все неправильно поняла и превратно истолковала, но она пришла ко мне за помощью ради своей дочери. Дабы спасти свой винный погреб, я приглашаю миссис Хейден сопровождать меня на тайную встречу, чтобы доказать (нам обоим), что ее дочь вне опасности.

Она с готовностью соглашается, так что я велю подать фаэтон, и мы отправляемся в гостиницу. Хоть я и уверил миссис Хейден в невиновности ее дочери, собственные мои суждения относительно действий Шарлотты весьма туманны. Зачем ей сообщать тете Ренбурн о тайном свидании, если она задумала адюльтер? Если только она силой не завербовала мою пожилую родственницу в сообщницы. Почему она не доверилась мне? Она сообщница Энн или намерена помешать ей совершить глупость?

Пока мы мчимся по лондонским улицам, я пытаюсь сохранять самообладание, но с каждым ярдом это становится все труднее.

Глава 20

Шарлотта

Я нервничаю, как кошка. Странная поговорка, кошки леди Ренбурн (вернее, тети Ренбурн, поскольку так она велела мне к ней обращаться) – самые невозмутимые создания, лишь изредка калечащие людей и грызунов, чтобы разнообразить монотонность жизни. Во-первых, я боюсь, что Энн умышленно ввела нас в заблуждение, дав горничной неверную информацию – она знает, что я попытаюсь остановить ее; во-вторых, я опасаюсь, что Шад узнал мои планы и явится с шумом и криком, разозленный тем, что я обманула его, и все кончится кровопролитием. Третья ужасная возможность состоит в том, что Шад может решить, что я задумала изменить ему, не знаю, кого он вообразит своим соперником на этот раз, но не Бирсфорда точно, поскольку они, кажется, снова лучшие друзья. Клянусь, за последние несколько дней Шад не раз пытался поймать меня на какой-нибудь неосмотрительности, и мне пришлось отвлекать его единственным надежным способом, доступным жене.

Он не жаловался, только попросил заказать к обеду побольше говядины, чтобы поддерживать свои силы на высоте.

Если бы не безумная затея Энн, эти последние несколько дней были бы для меня лучшим временем. Мы с Шадом вместе катались в парке, и он хвалил меня за способность к верховой езде, мы посещали модные события, где прятались по углам, чтобы поцеловаться, и уезжали рано, мы даже были в Воксхолле, где обследовали темные уголки и творили друг с другом шокирующие, восхитительные вещи. Шад рассказывал о жизни на борту корабля и признался, что прежде никому не говорил о том, как боялся перед каждой встречей с врагом. Я полна восхищения, что он имел мужество выполнить свой долг. Я советую ему купить новых лошадей для кареты, поскольку эти не слишком хорошо подобраны, и он обещает воспользоваться моим советом, если только ему не придется приобретать лошадей у моего отца.

Так что все хорошо, очень хорошо, если бы не неизбежная погибель Энн, висящая надо мной грозовой тенью.

Шагая по гостиничному номеру, состоящему из гостиной и смежной с ней спальней, я снова и снова возвращаюсь к окну и выглядываю во двор. Прибывают и отъезжают почтовые кареты, приезжают и уезжают пассажиры, слышны споры из-за платы и багажа, все это довольно интересно. Но где Энн?

– Успокойтесь, Шарлотта, – говорит тетя Ренбурн. – Если надо, закажите себе чаю, только прекратите маршировать.

– Леди Шад, – жеманничает один из молодых людей из ее свиты, – я так хочу нарисовать портрет вашего лакея.

– Спросите его, а не меня, сэр.

Я замечаю во дворе знакомую фигурку. Это помощница миссис Пайл, тощая маленькая девочка, она держит в руках сверток. Значит, Энн велела принести сюда Эмму? Она действительно намеревается оставить Бирсфорда!

Пока никаких признаков, что Энн приехала. Выскочив из комнаты, я сбегаю по лестнице во двор. Какая удача! Я вполне готова использовать невинную малышку как инструмент торговли. Худенькая девочка, завидев меня, улыбается.

– Мэм, – говорит она, – я принесла ребенка.

– Очень хорошо, пожалуйста, иди в дом. Хочешь, я понесу ее? Она довольно тяжелая. Ты всю дорогу шла пешком?

– Нет, мэм, человек из деревни ехал в Лондон продавать цыплят и подвез меня на своей телеге. – Она передает мне спящего ребенка и снимает с руки сумку. – Миссис Пайл передает свое почтение миссис Лонгвуд и сообщает, что она в любое время к ее услугам. Эмму теперь отнимают от груди, и миссис Пайл думает, что она вот-вот начнет ходить. В этой сумке ее одежда.

Я предлагаю девочке, которую, как я выяснила, зовут Дженни, отдохнуть, но она слишком застенчива, чтобы войти в гостиницу. Я удовлетворяюсь тем, что даю ей шиллинг, чтобы она могла себе что-нибудь купить, и она уходит, решительно прокладывая себе дорогу сквозь толпу людей и лошадей во дворе.

Я теряю из виду Дженни, поскольку во двор въезжает карета. Звучит рожок, когда карета останавливается, и пассажиры устремляются в гостиницу немного передохнуть. Конюхи бегут переменить лошадей, слуги снимают багаж.

И тут я замечаю ее. Она в темной накидке, лицо скрыто вуалью, но я в любом случае узнала бы ее – по осанке, по обильно украшенной цветами шляпке, по выбившемуся золотистому локону. Энн, конечно, не приехала почтовой каретой, а прокралась с улицы. Она оглядывает двор, очевидно, ожидая, что ее возлюбленный здесь, и я стараюсь понять, заметила ли она его. Эмма, шевельнувшись в моих руках, зевает. Открыв глаза, она улыбается мне:

– Мама?

Но мое лицо ей незнакомо. Улыбка исчезает. Сморщившись, малышка поднимает крик.

Энн направляется к нам. Я не слышу ее сквозь шум двора и плач Эммы, но вижу, как ее губы произносят мое имя.

Я поворачиваюсь и вхожу в гостиницу.

– Шарлотта, подожди!

Придерживая юбки, я бегу вверх по лестнице с орущей мне в ухо Эммой. Энн торопится следом.

– Заприте дверь! – кричу я, ворвавшись в комнату вместе с Энн, и передаю Эмму ее матери.

– Ну, ну, – безуспешно умиротворяет малышку Энн. – Шарлотта, что ты с ней сделала? Почему она никак не успокоится?

– Она плачет по миссис Пайл. – Я стыжусь своей жестокости, когда эти слова срываются с моих губ.

– Дайте ее мне. – Леди Ренбурн качает Эмму на колене. – Немедленно прекрати шуметь, ребенок!

К всеобщему изумлению, Эмма замолкает и удивленно смотрит наледи Ренбурн. В комнате становится поразительно тихо.

Энн поворачивается ко мне. Она в ярости. Никогда я не видела ее такой.

– Что здесь делает леди Ренбурн, и кто эти джентльмены? Ты обещала, что никому не скажешь...

– Я обещала не говорить Шаду. Я не могу позволить тебе совершить опрометчивый поступок.

– Ты предала меня. Ты мне больше не друг!

– Леди Шад действует в ваших интересах, милочка. И куда делись ваши манеры? – Леди Ренбурн дала Эмме вместо игрушки чайную ложку и, кажется, весьма довольна, что у нее на коленях ребенок, а не кошка.

– Леди Ренбурн, – приседает в реверансе Энн. – Спасибо за помощь. Теперь я возьму ребенка и уеду.

– Ну уж нет. – Тетя Ренбурн улыбается приветливо, но решительно.

– Это абсурд! – Энн бежит к двери, однако один из смазливых молодых людей заступает ей дорогу и прислоняется к двери. – Пропустите меня, сэр!

– Нет, мэм, мне не разрешают.

Энн выпрямляется.

– Я графиня Бирсфорд и приказываю вам пропустить меня!

– Нет, вы останетесь здесь, – объявляет леди Ренбурн.

– Как вы смеете! – Заметив еще одну дверь, Энн бросается в спальню. Обнаружив, что выхода оттуда нет, она возвращается в гостиную и разражается слезами. – Шарлотта, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне уйти!

– Нет. Мы не можем позволить тебе это сделать. – Я отступаю. Не могу видеть Энн в слезах.

– Ненавижу тебя, – шипит она и бежит к окну. Хоть вуаль и закрывает ее лицо, я вижу, что оно озаряется радостью, когда во двор въезжает экипаж. Я не могу разглядеть пассажира, одетого в пальто с пелериной, его лицо скрыто шляпой, к тому же уже смеркается. Мужчина ловко выпрыгивает из кареты и потягивается. Конюх выводит пару свежих лошадей, чтобы запрячь их в экипаж.

Энн кричит, когда я, схватив ее за запястье, мешаю открыть окно. Вырвавшись, она направляется к стоящему у двери Фрэнсису (думаю, это он), готовая пустить в ход ногти. На полпути она падает, слетевшая шляпа катится по полу.

– Нет, – убирает трость тетя Ренбурн.

Я подбираю шляпу и тяну с плеч Энн накидку.

– Энн, если ты не остановишься, я привяжу тебя к кровати. Прости, но тебе нельзя доверять.

– Ты не посмеешь!

Однако Джереми, сняв галстук, протягивает его мне.

Я игнорирую жалкий плач Энн, ее угрозы и оскорбления. Я знаю, потом мне будет больно, но выполняю свою угрозу и привязываю ее к столбику кровати.

– А если мне горшок понадобится? – хнычет она.

– Вот он, около кровати. Я открываю дверь.

– Я пить хочу.

– Мы закажем чай, когда я вернусь. Сядь и отдохни, Энн. Привести Эмму, чтобы ты могла поиграть с ней?

– Ты предательница, – слезливо говорит она. – Ты никогда не была мне другом.

Я возвращаюсь в гостиную и выглядываю в окно. Никаких признаков пассажира. Кучер пьет пиво и болтает с конюхами. В экипаж запряжены свежие лошади.

– Я собираюсь спуститься вниз и поговорить с этим мужчиной. Хочу узнать, кто он.

– Зачем? – говорит тетя Ренбурн. – Пусть успокоится, потом он уедет.

– А если нет? Мы здесь завязнем. Я скажу ему, что Энн больше не желает его видеть, что ее муж граф и если он заметит его, то выскочит из гостиницы и наподдаст ему. А заодно я посмотрю, найдется ли в гостинице молоко или каша для ребенка. Пожалуйста, развяжите Энн, как только карета уедет.

Я надеваю шляпу Энн и опускаю вуаль. Ужасно глупо приближаться к возлюбленному Энн. Опасаясь, что это кто-то из знакомых, я не хочу, чтобы он узнал меня. Кроме того, если Энн сказала ему, что на ней будет шляпа с вуалью, он не станет прятаться от меня.

К тому времени, когда я спускаюсь во двор, лошадей уже повернули к арке. Очевидно, возлюбленный Энн готов уехать. Я приближаюсь к карете, но никого не вижу. Словно просто вышла подышать воздухом, я поворачиваю в другую сторону.

Дверца мгновенно распахивается, и пара сильных рук втягивает меня в карету.

– Поехали! – кричит мужчина.

Карета резко трогает, и я лечу на пол. Джентльмену, похоже, не терпится помочь мне, и я как следует пинаю его по голени, чтобы остудить его пыл. Тем временем карета трясется и кренится – мы, кажется, едем очень быстро. Я теряю равновесие и снова падаю.

– Наконец мы снова вместе, моя красавица!

Я сбрасываю его руку со своей талии. Потом смотрю ему в лицо. Нет! Этого не может быть... Тут с меня слетает шляпа.

– Ты! – восклицаем мы в один голос.

Генри в ужасе смотрит на меня и хлопает глазами.

– Что, черт возьми, ты сделала со своими волосами? Что ты сделала с Энн? Что ты затеяла?

– Я должна спросить то же самое у тебя. Ты! Поверить не могу!

Высунувшись в окно, мой непутевый брат велит кучеру немедленно повернуть карету и возвращаться в гостиницу.

Шад

– Держитесь крепче, мэм!

Миссис Хейден хнычет, когда мы слишком быстро проходим очередной поворот. Движение на улице более оживленное, чем я ожидал. Часы на церкви бьют восемь, мы всего в полумиле от гостиницы. Я принимаю немного в сторону, когда под звук рожка навстречу нам катится почтовая карета, отъехавшая от гостиницы, наверное, минуту назад.

– Мы в полной безопасности, – заверяю я свою тещу.

Она мертвой хваткой вцепилась в мой рукав и молится.

Щелкая кнутом, я пускаю лошадей в галоп и замечаю еще одну карету, мчащуюся нам навстречу. Кучер пытается повернуть влево, чтобы избежать столкновения с нами, но ему труднее управлять большим экипажем, чем мне – моим легким фаэтоном. Я, насколько могу, прижимаюсь к краю дороги, пешеходы разбегаются. За нами слышны треск дерева и крики. Не знаю, что случилось: сошла ли карета с дороги или налетела на другую, но меня это не интересует.

Я въезжаю в мощенный булыжником двор гостиницы. Бока лошадей потемнели от пота, из-под копыт летят искры. Конюх спешит к лошадям, я выскакиваю из экипажа и бегу в гостиницу, оставив миссис Хейден в одиночестве.

Владелец гостиницы говорит, что ни леди Ренбурн, ни леди Шаддерли здесь нет, но после дальнейших расспросов выясняется, что комнаты наверху заняли ужасная старая леди, три смазливых юнца, парень в ливрее и несколько леди. И ребенок, добавляет он.

Поднимаясь по лестнице, я слышу заливистый детский плач. Я стучу в дверь, из-за которой доносится крик, и поскольку никто не отвечает – что неудивительно, ребенок кричит еще громче, – я открываю дверь, вхожу и вижу весьма неожиданную картину.

Совершенно голый молодой человек неподвижно стоит в углу, держа в поднятой руке ботинок. Сидящий перед ним с блокнотом и карандашом изящный юноша погружен в работу, другой заглядывает ему через плечо. Я узнаю нахлебников своей тетушки. Тетя Ренбурн, сидя за столом, развлекается вином и игрой в карты с третьим из ее коллекции молодых красавцев.

Мужчины встают и кланяются, за исключением голого, которому велено стоять неподвижно.

– Где Шарлотта?

Не дожидаясь ответа, я прохожу в смежную комнату и вижу там на кровати Энн с ребенком. Оба плачут – Энн тихо, ребенок во всю глотку.

Когда я вхожу, Энн поднимает глаза. Кажется, она не слишком удивлена, увидев меня.

– О, сэр, я не могу успокоить ее! Что мне делать?

– Где Шарлотта?

– Не знаю.

– Ребенок, вероятно, или голоден, или намочил пеленки, мэм. Сожалею, но не могу вам помочь. Я должен найти свою жену.

Я возвращаюсь в гостиную.

– Где Джереми, мой лакей?

– Милорд? – Голый молодой человек опускает ботинок и заливается краской.

– Джереми?! Боже милостивый, я не узнал тебя без ливреи. Ради Бога, оденься. Что ты себе думаешь?

– У него поразительно классические пропорции, сэр, – облизывает губы один из молодых людей леди Ренбурн, никак не могу запомнить их имена.

Я смотрю на его эскиз, в котором ботинок превратился в классическое копье.

– Вы нарисовали ему слишком маленькие ноги. Они совсем не классические. Извините, но мне нужна его помощь. Джереми, где леди Шад?

– Она разговаривает с возлюбленным Энн. Я сказала ей, что это нелепая идея, – сообщает моя тетушка.

– Просите, мэм, думаю, она пошла искать еду для ребенка, – возражает Джереми.

– Почему, черт побери, ты не пошел с ней?

– Джентльмены попросили меня остаться, – ответил Джереми. – Она не позвала меня, милорд.

Как только Джереми оделся, я отправляю его на поиски Шарлотты.

– Где возлюбленный Энн? – спрашиваю я, обращаясь ко всем в комнате.

– Его карета уехала, ну и скатертью дорога. – Тетушка сгребает выигрыш.

Дверь открывается, и появляется миссис Хейден.

– Мадам, вы видели внизу Шарлотту?

Не обращая на меня внимания, она проходит в спальню, и я слышу, как детский плач постепенно стихает, сменяясь сначала редкими всхлипами, а потом счастливым агуканьем.

Через несколько минут миссис Хейден появляется из спальни с ребенком, переодетым и сияющим. Энн идет следом, я вижу, что она старается сохранять самообладание.

– Шарлотта погубила мою жизнь, – бросает она мне. Отворачивается и садится на стул у окна.

Тетя Ренбурн тем временем качает младенца на колене, а миссис Хейден присаживается за стол и наливает себе бокал вина.

Я чувствую себя все более неловко. Когда Джереми возвращается с чашкой каши для ребенка, комната наполняется воркованием болванов, одержимых детьми. Похоже, их не слишком интересует, где Шарлотта. Молодой человек теперь рисует младенца. Энн плачет. Остальные собрались вокруг стола и уговаривают маленькую Эмму поесть и лепечут о ее красоте и сладких улыбках.

Жаль, что они с таким же умилением не уговаривали девочку, когда она плакала.

– Так ты не видел леди Шад внизу? – спрашиваю я Джереми.

– Нет, милорд. Посмотрите, какие у нее маленькие пальчики! Ей понравится, если их пощекотать? Да, нравится!

– Ее втащили в карету, – спокойно говорит Энн.

– Что? – поворачиваюсь я к ней. – И вы молчали?

– Меня никто не спрашивал, – пожимает она плечами. – Я видела ее из окна спальни.

– Мэм, она ваша подруга, вы позволили, чтобы ее похитил незнакомец, и хранили молчание?

Она улыбается:

– О, я думаю, что она знает этого джентльмена довольно хорошо.

На миг у меня голова закружилась от гнева и ревности. Я оказался одураченным рогоносцем? Нет, Шарлотта не предала меня. Не могу поверить, что она это сделала. Потом здравый смысл возвращается, и я понимаю, что больше всего потрясен предательством Энн и боюсь за Шарлотту.

Я наклоняюсь к ней.

– Ради спасения собственной шкуры вы бы позволили Шарлотте погибнуть? О чем вы думали, допустив, чтобы она уехала с беспринципным авантюристом? Что, по-вашему, случится, когда он обнаружит в карете не ту женщину? Вы порочная дурочка, Энн.

– Вы не понимаете! – Ее глаза наполняются слезами, но они не производят на меня никакого эффекта.

– Прекрасно понимаю. Шарлотта заслуживает лучшего друга, чем вы. А Бирсфорд – лучшую жену.

Кто-то обдает меня винными парами. Миссис Хейден, немного покачиваясь, касается моей руки.

– Я велела конюхам успокоить лошадей, сэр, но не выпрягать. На всякий случай.

Никогда я не был так благодарен судьбе. Слава Богу, что моя жена – внучка владельца конюшен.

Поблагодарив миссис Хейден, я мчусь во двор и расспрашиваю конюхов о недавно уехавшей карете. Они не уверены, в каком направлении поехали джентльмен и леди, но сходятся на том, что, вероятнее всего, на север. Через несколько минут я уже на дороге. Черт. Впереди затор, карета с разбитым колесом завалилась на бок, вокруг, споря и размахивая руками, суетятся люди, и что-то разлито на булыжниках. Неужели это кровь?

Я останавливаю лошадей. Проехать невозможно. Потом я вспоминаю карету, с которой чуть не столкнулся. Это она? Судя по словам зевак, после того, как мы с трудом разминулись, карета резко развернулась и налетела на фургон с винными бочками. Часть бочек свалилась на дорогу и разбилась, но никто не пострадал.