Текст книги "Декларация смерти"

Автор книги: Джемма Мэлли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

6 марта 2140 года

Я собираюсь сбежать из Грейндж-Холла.

Мы с Питером уйдем отсюда по туннелю из карцера.

У Питера есть план.

Из Грейндж-Холла невозможно сбежать. За нами будут охотиться Ловчие и миссис Принсент. Но мы больше не можем здесь оставаться. Миссис Принсент говорила, что хочет избавиться от Питера. А еще она сказала, что я дура. Что я слишком хорошо обработана.

Я ненавижу миссис Принсент. Сначала я думала, что люблю ее. Я думала, что миссис Принсент знает как лучше. Она делала ужасные вещи, но я думала, что это ради нашей же пользы. Но на самом деле все не так. Она подлая, жестокая и не считает, что я могу приносить пользу, хотя говорила мне совсем другое, а я всегда делала так, как она велела.

И все равно мне страшно оставлять Грейндж-Холл. Я ничего не знаю о Внешнем Мире. Там, снаружи, я уже не буду Старостой. И не стану Ценной Помощницей. Я не знаю, кем там буду. Думаю, обычным Нелегалом.

Мне хочется скрыться отсюда с Питером и оказаться на поле, по которому, как Питер рассказывал, он бегал и кричал. А еще я была бы рада поехать в пустыню – там нас никто никогда не будет искать, а еще там тепло.

Питер, однако, говорит, что нам надо в Лондон. Питер говорит, нам надо вернуться к моим родителям. Они живут в Блумсбери, в трехэтажном доме. У дома миссис Шарп было всего два этажа. Питер говорит, что мне дадут новую одежду. Подполье нас защитит и спрячет так, что никакие Ловчие не отыщут.

Питер говорит, что в Блумсбери не надо ни стирать, ни гладить ничего чужого, и не надо вести себя послушно; что мои родители научат меня музыке и литературе, и я смогу присоединиться к Подполью.

Мне не нравится подполье. В подполье находится карцер. Там темно, сыро и страшно. Там тебя оставляют на много часов, и ты начинаешь воображать себе разные штуки – шум всякий, будто кто-то плачет или кричит, а еще шаги – и это посреди ночи, когда понимаешь, что все спят и никто на самом деле рядом не ходит. А потом начинаешь думать – вдруг это не воображение, вдруг все по-настоящему.

Выход наружу находится в карцере. Питер об этом знал, потому что в Грейндж-Холле когда-то находилось правительственное учреждение, и мои родители достали план здания. Этот план дал им человек, который «сочувствует делу». Питер сказал, что специально сдался Ловчим, чтобы меня отсюда забрать. Сначала я ему не верила – с какой стати кто-то вдруг станет так из-за меня хлопотать? Я ведь даже и не помню родителей. Но Питер говорит, что зато они меня хорошо помнят.

Туннель был построен на случай нападения террористов. Питер говорит, что через него можно попасть в деревню так, что следящие камеры Грейндж-Холла ничего не заметят.

Я не хочу в карцер. А что, если я из него не выйду? Что, если я останусь там навсегда?

Нет, не останусь. Я верю Питеру. Питер – мой друг.

Мы сбежим завтра ночью. То есть сегодня ночью. Наверное, уже утро, хотя на самом деле еще темно. Мне надо лежать в постели, но я никак не могу заснуть. Чтобы попасть в карцер, мне надо сделать что-нибудь плохое, а потом посреди ночи мы отсюда убежим. Питер говорит, что вход в туннель спрятан за решеткой в стене. Он сказал, что разболтал решетку и теперь все готово. Питер говорит, что миссис Принсент рехнется от ярости, когда узнает, что посадила его именно туда, куда он и сам хотел попасть. Он говорит так, словно ему нравится сидеть в карцере, но на самом деле, думаю, это неправда. Может, в камере и есть туннель наружу, но там все равно плохо.

Питер удивительный. Он все обо всем знает.

Я рассказала Питеру, что мне в Грейндж-Холле было холодно и одиноко. Он сказал, что иногда чувствовал себя точно так же. Даже несмотря на то, что жил во Внешнем Мире. Пока его не поймали, он жил с моими родителями. Но не всегда, а только с десяти лет. До этого он был у других людей, которые заменяли ему родителей. И таких родителей было много.

Питера усыновили. Он никогда не жил со своими настоящими родителями. Он не знает, кто они такие. Питер говорит, что родители часто оставляют детей-Лишних где-нибудь умирать, чтобы не попасть в тюрьму.

Он сказал, что был не нужен родителям, что его рождение было ошибкой, и они оставили его на улице, а потом его нашли люди из Подполья. У него ничего с собой не было – только золотое кольцо с печаткой, которое висело у него на шее на цепочке, а на внутренней стороне кольца были выгравированы буквы «А. Ф.». Питер думает, что это инициалы его матери или отца, а сверху там был еще цветок. Когда его поймали, кольцо забрали. Он прятал кольцо во рту, но Ловчие его все равно нашли и сказали, что Центральным Властям это будет очень интересно. Они отдали кольцо человеку в форме, который находился в том месте, куда привезли Питера перед Грейндж-Холлом. Этот человек без конца задавал ему всякие вопросы и требовал рассказать побольше о кольце. Питер ничего не отвечал и только просил вернуть кольцо, но человек его так и не отдал. Питер говорит, что, когда мы сбежим, он найдет способ заполучить кольцо назад. Если он его вернет, то больше никогда никому не отдаст.

Питер говорит, что люди, подобравшие его младенцем, и те, другие, которые его растили, могли попасть за это в тюрьму. Их вообще могли повесить, но они все равно его не бросили, потому что считали, что «дети очень важны» и «каждая жизнь бесценна». Они старались сделать так, что Питер, пока жил с ними, чувствовал себя особенным и любимым.

Когда ему исполнилось десять, людей, у которых он жил, арестовали, но Подпольщикам удалось тайком вывести Питера из дома, до того как его успели отыскать Ловчие. Мои родители спрятали его и заботились о нем. Вот откуда Питер узнал, что мои родители самые добрые и чудесные на всем белом свете – они «рискнули всем» ради него. А ведь он даже не был их сыном. «Только представь, на что они готовы ради тебя», – говорит Питер.

У меня не получается. Я даже представить не могу, каково это – иметь родителей.

Питер обещал, что, когда мы окажемся во Внешнем Мире, он сводит меня на поле, по которому можно спокойно бегать.

Я никогда в жизни не видела настоящего поля.

Но мне нравится думать о том, что когда-нибудь я там окажусь.

Питер говорит, что если я захочу, то он поедет в пустыню вместе со мной. Он говорит, что мы могли бы там жить.

Он говорит, что мы судьбой предназначены друг другу, поскольку он родился с цветком, а я с бабочкой. Цветам без бабочек не выжить. Как и бабочкам без цветов.

Анна вздрогнула, проснулась и резко встала. Она задремала на полу Ванной для девочек № 2, положив голову на собственный дневник в чудесной обложке из розовой замши. Девушка быстро посмотрела на запястье, и у нее екнуло сердце – было уже пять тридцать, всего через полчаса должен зазвенеть звонок к побудке. Как же ее угораздило уснуть? Если ее сейчас поймают – все погибло.

А может, и нет? Анна задумалась, наморщив от напряжения лоб. Чтобы попасть в карцер, ей надо совершить нечто ужасное. Если ее застанут здесь в полшестого утра, может быть, проблема решится сама собой? Анна тут же отбросила этот вариант. Одно дело, если ее просто поймают за пределами спальни, и совсем другое, если ее схватят вместе с дневником, в котором содержатся все их с Питером планы. Нет, дурацкая мысль.

Она ведь даже не собиралась ничего сегодня писать, но все-таки не смогла побороть искушение. Ей хотелось поскорей выплеснуть все то, что поведал Питер. Стоило обо всем написать, как она успокоилась. Сверх того, теперь рассказанное казалось девушке более реальным. Осталось только воплотить написанное в жизнь.

Анна быстро встала, положила журнал в тайник и, выбравшись из ванной, прокралась на цыпочках по коридору обратно в спальню. С облегчением Анна увидела, что все спят – все, даже Шейла: из угла комнаты ясно доносилось ее посапывание.

Настороженно оглянувшись, Анна скользнула в постель. Закрыв глаза, она представила Внешний Мир, пусть даже девушке удалось нарисовать перед собой только образ домика миссис Шарп. Но даже позволив себе помечтать, Анна понимала, что шансы воплотить эти мечты в реальность крайне невелики.

Даже если им удастся сбежать, их будут преследовать всю жизнь. Они будут Лишними, которые Не Знают Своего Места. И она больше никогда не сможет получить прощения Матери-Природы.

Анна лежала в постели, закутавшись в одеяло, и дрожала. Она не знала, чем вызвана эта дрожь, – страхом, холодом или ожиданием нового. Погружаясь в сон, она с уверенностью могла утверждать только одно – с этого дня ее жизнь необратимо изменится.

Шейла открыла глаза и молча уставилась на спящую Анну. Она ждала ее в коридоре, ждала больше часа. Потом увидела на лестнице силуэт Анны, но Староста в спальню так и не вернулась. И тогда Шейла скользнула вслед за ней, ступая столь тихо, что Анна не услышала ни звука. Рыжая девушка увидела, как Анна тихонько открыла дверь Ванной для девочек № 2 и вошла внутрь.

И вот теперь, через несколько часов, она, наконец, вернулась. Шейла поняла, что Анна скрывает какую-то тайну, и ей страшно захотелось узнать, что же это такое.

Окинув взглядом комнату и убедившись, что все спят, Шейла откинула одеяло и бесшумно выскользнула из кровати. Прокравшись к двери, шмыгнула в коридор.

Через несколько мгновений она зашла в Ванную для девочек № 2, плотно притворив за собой дверь.

Поджав губы, Шейла нахмурилась и обвела взглядом пустую комнату. Она толком не знала, что именно ищет, но не сомневалась, что находится на верном пути. Анна не первый раз надолго пропадала в ванной. Здесь что-то должно быть. Непременно.

Шейла встала на четвереньки, чтобы осмотреть пол. Ничего не обнаружив, присела на край одной из ванн, растирая руки и ноги, чтобы согреться.

И вдруг кое-что заметила. В стене за ванной была небольшая выемка. Человек, не знающий цену секретам, ни за что бы не обратил на нее внимания, но Шейла мгновенно поняла, что перед ней тайник. Быстро вытерев грязные ноги, чтобы не оставить ни малейшего следа, Шейла прыгнула в ванну и просунула тоненькую бледную руку в выемку. Мгновение спустя она держала в руках дневник Анны в розовой мягкой обложке – самую прекрасную вещицу из тех, что когда-либо видела в жизни.

Открыв книжицу, Шейла принялась читать. Глаза девушки расширились от изумления, после того как она преодолела первые несколько страниц. Сейчас у нее не имелось времени читать до конца. С минуты на минуту должны были дать звонок к побудке. Шейла осторожно спрятала дневник обратно и, убедившись, что не оставила следов, бросилась в коридор, а оттуда обратно в спальню, прыгнув в постель за несколько секунд до того, как оглушительно прогремел звонок, возвещавший о начале нового дня.

Глава 13

Вот уже второй раз за неделю у Анны за завтраком совершенно не было аппетита. Однако, чувствуя на себе взгляд Шейлы, она заставила себя ложку за ложкой проглотить всю кашу, которая, несмотря на отсутствие вкуса, придала сытости. «Никто ничего не должен заподозрить, – твердила про себя Анна. – Никто. Особенно Шейла».

После того как утренние занятия прошли безукоризненно, Анна сходила в Ванную для девочек № 2, чтобы забрать дневник, который теперь лежал в левом кармане формы, казалось прожигая там дыру. Более того, во время практических занятий по кулинарному делу ей удалось испечь лишний корнуэльский пирожок. Анна завернула его и спрятала для Питера в правом кармане, подивившись, как быстро и как легко она привыкла нарушать правила. Когда-то миссис Принсент сказала ей, что зловредность присуща Лишним от природы, и в этом Анна усматривала стоящую перед ней задачу – доказать миссис Принсент, что она, Анна, вовсе не такая зловредная, как думает Заведующая. Однако теперь девушка убедилась, что миссис Принсент была права. Впрочем, Анне стало уже все равно.

Еще до того, как ее назначили Старостой, еще в средней группе, она, как и другие девочки, любила рассказывать перед сигналом отбоя страшные истории про Лишних, которые пытались пойти против правил Грейндж-Холла. Источниками служили обрывки подслушанных разговоров, мрачные предостережения со стороны обслуги и, разумеется, бурное воображение. Каждая новая байка была страшнее предыдущей.

Рассказывали про Саймона, Лишнего, считавшего себя Правоимущим, который сбежал и сгорел охваченный пламенем, как только его коснулись солнечные лучи. Другая – Филиппа, была Ценной Помощницей и работала служанкой в одном доме. Она забыла о том, что она Лишняя. Сперва она стала питаться едой, полагавшейся ее хозяйке, потом принялась садиться в ее кресло, а закончила тем, что взяла в привычку отказываться выполнять приказания. И однажды без спросу оставила дом и вышла во Внешний Мир одна, что было под строжайшим запретом. Первым же делом она сорвала в саду хозяйки алую розу, которой так часто любовалась и восхищалась из окна. Но едва она поднесла розу к лицу, чтобы вдохнуть сладкий аромат и почувствовать кожей нежное прикосновение лепестков, как ощутила резкую боль. Шипы на стебле выросли, вырвали Филиппе глаза и распороли щеку. Служанка закричала, но было уже поздно. Позабывшая Свое Место Лишняя осталась беспомощно лежать на тропинке, где ее отыскали Ловчие и вернули в Воспитательное учреждение. До конца своих дней она, слепая, жила в карцере, выпрашивая у Матери-Природы прощения и служа напоминанием другим Лишним о судьбе тех, кто забывает Свое Место. Еще рассказывали о Мэри и Джозефе, которые сбежали из Воспитательного учреждения. Они стали жить вместе, и у них родился сын с двумя головами. Маленькому чудовищу постоянно хотелось есть, с каждым разом он требовал все больше и больше, и вот однажды, не в силах сдержать гнусных влечений, свойственных всем Лишним, пожрал собственных родителей, после чего лопнул, пав жертвой собственной жадности и Родительских Грехов.

Анна давно уже не слушала таких баек, но помнила их все – до последнего слова. Где-то в глубине души она задавалась вопросом: вдруг через некоторое время девочки в спальнях будут пугать друг друга рассказом о ней – об Анне, которая позабыла Свое Место и попыталась бежать.

«Чем же закончится моя история?» – думала Анна, неуверенно шагая по коридору. Она направлялась на естествознание. Анна решила взбунтоваться именно на этом уроке, потому что мистер Саржент обожал сажать Лишних в карцер, искренне веря, что пребывание в темных, влажных холодных камерах, расположенных под Грейндж-Холлом сможет научить Лишних всему, что им полагается знать о Своем Месте в этом мире. «Что, если моя дерзость доведет до беды и ничего уже нельзя будет исправить? – думала она. – Вдруг меня ослепят? Или вообще убьют?» Право на смерть – единственное, чего были лишены Правоимущие, но имели Лишние. Страдания Лишних не могли длиться вечно.

Как только мистер Саржент вошел в класс, Анна почувствовала, как внутри шевельнулось отвращение. Она едва могла слушать лекцию о дозировке Препарата Долголетия. Как пояснил мистер Саржент, Лишним необходимо знать о дозировке, потому что в некоторых домах им доверяют хранение Препарата, а также его подготовку к использованию. Препарат Долголетия регулирует клеточный баланс, что жизненно важно для Правоимущих, и поэтому Лишние должны уметь распознавать признаки передозировки или недостаточной дозы.

Недостаточная дозировка распознается легко – люди быстро утомляются, у них пропадает желание работать, стричь траву в саду, ну и так далее. Мужчины могут терять в весе, у женщин – нарушается память. Выявление признаков недостаточной дозировки на ранней стадии крайне необходимо, поскольку это позволяет своевременно принять меры, прежде чем процесс станет необратимым. Как говорил мистер Саржент, Препарат Долголетия останавливает старение, но не может вернуть молодость.

По крайней мере пока.

Распознать передозировку сложнее, потому что внешних признаков меньше, однако есть методы, позволяющие это сделать. Препарат Долголетия включает в себя гормон под названием тироксин, и в случае передозировки глаза у людей становятся выпученными, словно от бессонницы. При этом повышается возбудимость и раздражительность.

Наставник извлек капсулы разных размеров, показав, как увеличивать и уменьшать дозировку по двадцать пять миллиграммов.

Анна подняла руку, и мистер Саржент, ожидая от одной из лучших учениц содержательного вопроса, одарил ее лучезарной улыбкой:

– Да, Анна?

Она нервно улыбнулась и неловко встала.

– Мистер Саржент, а что случится, если Препарат Долголетия примет Лишний? – спросила она тихим робким голосом.

Мистер Саржент неуверенно посмотрел на нее и нахмурился:

– Анна, Лишним Препарат не положен. И ты это прекрасно знаешь. Они не принимают Препарат. Лишним и так уже сделали щедрый подарок, позволив им находиться в этом мире. Их жизнь коротка, они умирают от болезней и старости, что вполне справедливо. Ты ведь сама понимаешь, что продлевать жизнь Лишнего свыше необходимого было бы мерзостью и кощунством.

Над глазом у мистера Саржента чуть заметно забилась жилка, и это придало Анне решимости.

Через некоторое время она снова подняла руку.

Мистер Саржент посмотрел на девушку с раздражением и кивнул.

– А почему Правоимущим положен Препарат только потому, что они появились на свет раньше нас? Вам, мистер Саржент, не кажется, что это немного несправедливо?

Мистер Саржент вытаращил глаза.

– Несправедливо? – проревел он. – Несправедливо?! Хочешь знать, что такое несправедливо? Это существование таких, как ты. Твои родители-уголовники повели себя как эгоисты. Они не думали о планете, о своих согражданах, и в результате на свет появилась ты… Ты паразит, что жрет нашу еду, пьет нашу воду и тратит нашу энергию.

Взгляды всех учеников, сидевших в классе, устремились на Анну. Она вдруг с удивлением поняла, что теперь, когда удалось преодолеть страх, она получает наслаждение от происходящего. Доводы Питера, которые он пускал в ход, когда спорил с ней, вертелись у девушки в голове, готовые сорваться с языка. Наливающееся краской лицо мистера Саржента нисколько ее не пугало. Неожиданно Анна поняла, почему так много ребят из подготовительной группы провалили выпускной экзамен. Она впервые осознала, что чувствует человек, бросающий вызов догматам. Ощущение оказалось просто божественным.

– Но ведь Матери-Природе нравится все новое, – уверенно произнесла она, жалея, что миссис Принсент сейчас не слышит, насколько Анна «хорошо обработана». – Я к чему? Деревья ведь сбрасывают старые листья, так? Почему же старики живут дальше, а молодым отказано в этом праве? Неужели Мать-Природа действительно этого хочет?

Мистер Саржент медленно встал, подошел к Анне, посмотрел на нее сверху вниз и дал подзатыльник. После этого схватил ее за ухо.

– Ах ты, гадина, – проговорил он, брызгая слюной. – Ты заплатишь за то, что имела наглость говорить такое. Тебя, девочка, выдерут и бросят гнить в карцер. Там у тебя будет время подумать над тем, что ты сказала. Сейчас тебе это нужнее всего.

Услышав желаемое, Анна почувствовала огромное облечение. Порку она вытерпит. Теперь, зная, что ее посадят в карцер, она выдержит все что угодно.

Мистер Саржент стащил ее со стула и поволок по классу, стараясь сделать так, чтобы Анна почаще стукалась о парты. Шейла впилась в нее глазами, и, не в силах выдержать ее взора, Анна опустила взгляд. Когда мистер Саржент волок ее мимо парты рыжеволосой девушки, Анна ощутила, как что-то легонько скользнуло по ноге – наверное, Шейла прикоснулась к ней, желая поддержать. «Шейла ничего не знает, – сказала себе Анна. – Шейла ничего не может знать. Все известно только Питеру».

– Спасибо, мистер Саржент. Позвольте мне взять дело в свои руки.

Мистер Саржент остановился, разжал пальцы, и Анна упала на пол. В дверях стояла миссис Принсент. Анна быстро опустила глаза, но причиной тому был не стыд, а ярость, переполнявшая ее.

– Марга… миссис Принсент, – со злобой в голосе произнес мистер Саржент, – эта девчонка говорила чудовищные, кощунственные вещи. Ее надо примерно наказать. Выдрать и бросить в карцер.

– На мой взгляд, карцер – не вариант, – коротко ответила миссис Принсент. – На верхнем этаже, в палатах младшей группы, требуется хорошенько прибраться. Быть может, Анна предпочтет провести там несколько дней и… и все хорошо обдумать.

У Анны вытянулось лицо.

– Я могу и в карцере посидеть, – быстро проговорила она, понимая, что в голосе звучат нотки отчаяния. – Правда-правда.

– Анна, решение о наказаниях принимаю я, – оборвала миссис Принсент. – Мне кажется, что через некоторое время, когда ты будешь по уши в кале и моче, у тебя несколько изменятся взгляды на роль, уготованную тебе Матерью-Природой. Сорок восемь часов ты будешь находиться под постоянным наблюдением, а питаться только раз в день. И еще – по возвращении тебе придется распрощаться с должностью Старосты. А теперь иди за мной.

Миссис Принсент говорила тихим суровым голосом, и Анна знала, что любое сопротивление бесполезно. Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота при мысли о том, что мгновение, которое, как она надеялась, станет мигом ее триумфа, обернулось жесточайшим поражением, Анна, едва переставляя дрожащие ноги, направилась к двери. Решимость и восторг от того, что она наконец бросила вызов правилам Грейндж-Холла, исчезли без следа, и на их место вернулась былая покорность и смирение.

Не говоря ни слова, девушка вышла из класса и проследовала за миссис Принсент на верхний этаж, где миссис Принсент строго-настрого приказала обслуге не спускать с Анны глаз.

Заведующая вела себя так, словно знала о ее планах и догадывалась, что работы в палатах младшей группы окажутся для девушки страшнее заключения в карцере. Анна в отчаянии поняла, что вечером ей ни при каких обстоятельствах не удастся оказаться в карцере. Более того, у нее не получится даже передать Питеру весточку.

И теперь ей ни за что не стать Анной Кави.

Маргарет Принсент, с трудом сдерживая бешенство, села за стол. Она знала, что Питер будет дурно влиять на воспитанников. А она что Властям говорила? Она сразу предупредила, что от Питера будут одни неприятности.

И главное – кто попал под его влияние! Анна! Вот уж чего Маргарет никак не ожидала. Анна, на которую она так часто полагалась, наводя порядок и выкорчевывая вольнодумство. И как же такое могло произойти? Как Питеру удалось привлечь ее на свою сторону?

Маргарет вздохнула и покачала головой. Подростки – они и есть подростки. Наверное, Анна в него влюбилась. Или он в нее. Как же с ее стороны было неосмотрительно не предугадать подобное развитие событий, забыть о том, каково это – быть молодым.

Ну ничего, она уж выбьет всю эту романтическую дурь из ее головы. А потом приложит все усилия, чтобы Анну перевели. Девушка сделала для нее все что могла, и настала пора от нее избавиться. Стоило Лишнему начать задавать вопросы, он уже не мог остановиться.

Как жаль, что Анну нельзя просто-напросто бросить на несколько дней в карцер и тем самым решить проблему. Сперва надо закончить одно дело. Ну да ничего. С облегчением миссис Принсент вспомнила, что к утру с Питером будет покончено. Через два часа она уедет в Лондон и еще до рассвета вернется со своим старым приятелем доктором Коксом, а после того так он «обработает» Питера, мальчик перестанет представлять для нее угрозу. «Он вообще перестанет существовать», – подумала Маргарет и едва заметно улыбнулась.

А ведь она может даже извлечь из его смерти определенную выгоду – представит Властям отчет, в котором подчеркнет, что заранее предупреждала о нецелесообразности работы с Лишними, выявленными после достижения определенного возраста. Пожалуй, возраст в девять лет должен стать пороговым. Властям она с прискорбием сообщит, что Питер не выдержал стресса, вызванного изменениями в его жизни. Он не мог приспособиться, досаждал другим воспитанникам и в итоге скончался от сердечного приступа, причиной которого стал стресс. Какая досада. Надо было с самого начала ее слушать.

А что же потом? Потом все вернется на круги своя. Все снова станут ее бояться. И, разумеется, любить. Любовь для миссис Принсент была ничуть не менее важной, чем страх, – с ее точки зрения, эти чувства были сторонами одной и той же монеты. Оба сулили безраздельную власть. А без такой власти не проживешь в учреждении, набитом мерзавцами и мерзавками, противными самой Природе.

Анна смотрела на таз, доверху наполненный грязными пеленками, в которые малыши справляли нужду. Девушке предстояло отстирать пеленки голыми руками. Это был уже третий таз за время, что она провела на верхнем этаже. Работа не становилась ни легче, ни проще.

Здесь ей бывать в старшем возрасте не доводилось. Миссис Принсент запрещала ходить сюда Лишним, что воспитанников Грейндж-Холла вполне устраивало, – кому охота совать нос туда, где заходится от крика малышня? На верхнем этаже было еще теснее, чем на всех остальных. В отличие от нижних этажей, каждый из которых был разбит на десять относительно больших спален, верхний состоял из множества маленьких спаленок и одной большой комнаты, отведенной для малышей постарше. Там их днем учили ходить, говорить, выполнять приказы и не поднимать глаза от пола.

В этой комнате и находилась сейчас Анна, склонившись над тазом. Отовсюду неслись голоса малышей – кто-то кричал, а кто-то тихо плакал.

Вид детей был для Анны просто невыносим. Смотреть на двухлетнюю девочку, которая, лежа на мате, сама себя убаюкивала, беззвучно раскачиваясь, или трехлетнего мальчугана, бившегося головой в дверь, было выше ее сил. Анна все еще помнила, что когда-то вела себя подобным образом – тоже пыталась, по мере своих сил, привыкнуть к новому окружению и хотя бы немного вернуть контроль над собой.

И вот теперь она вернулась туда, откуда начинала. Воспоминания успели подернуться пеленой времени, но все равно картина, представшая перед Анной, казалась ужасной.

Она старалась не думать об этом, так же как не думать о самой грязной работе, которой занималась. Она лишь слегка побледнела от вони, исходившей из таза.

Мысли Анны были лишь о Питере, который ждал внизу, в карцере и недоумевал, почему она не пришла, почему ее нет рядом.

Смочив в воде изгаженную пеленку, Анна механически принялась ее тереть, размышляя над тем, что ее ждет. Даже если миссис Принсент простит ее преступление, это все равно ничего не изменит – девушке больше не хотелось быть Старостой, а в перспективе – Ценной Помощницей. Теперь она желала большего. Она хотела свободы. Она хотела…

Анна поняла, что ей хочется быть с Питером. Хочется, чтобы ее снова, хотя бы раз, посетило чувство радости от осознания того, что ее полностью принимают такой, какая она есть.

– Пеленки стирать будем или чего? Думаешь, если миссис Принсент в Лондон поехала, так можно просто так сидеть и глазами хлопать. Ошибаешься!

Анна кинула быстрый взгляд на Мэйзи, молодую девушку из обслуги, которую к ней приставили. Когда Анну отдали под ее начало, Мэйзи пришла в невероятный восторг – Лишние из старших групп крайне редко появлялись на верхнем этаже, где содержалась малышня. Неужели Анна не ослышалась? Значит, миссис Принсент уехала в Лондон?

Анна поспешно снова взялась за работу, но мысли ее витали далеко. Если миссис Принсент здесь нет, она может еще раз попытаться попасть в карцер. Оно того вполне стоит.

Неожиданно Анна нахмурилась и выпустила из рук пеленку.

Краешком глаза девушка посмотрела на Мэйзи, которая отковыривала с рук сухую шелушащуюся кожу. Неожиданно Анне в голову пришла идея.

Медленно, демонстративно медленно, она вымыла руки под краном и отошла от таза. Брови у Мэйзи поползли вверх.

– И куда это ты собралась? – спросила она. – Сиди и стирай пеленки, пока все не переделаешь. – Мэйзи самодовольно ухмыльнулась. – Мне миссис Принсент приказала. Ну и огребешь ты, когда она вернется.

Анна почувствовала, как все внутри нее затрепетало от восторга. Значит, миссис Принсент все-таки не было.

Приободренная новостью, она ласково улыбнулась Мэйзи:

– В таком случае можешь сказать миссис Принсент, что я себя очень плохо вела, – Анна старалась говорить как можно более надменно. Обычно в таком тоне она разговаривала с провинившимися из средней группы. – Больше я ничего стирать не буду. И вообще, это не моя работа. Я всегда думала, что для стирки пеленок нанимают обслугу.

Это была преднамеренная грубость. Надежды Анны оправдались – она попала в точку. Должность обслуги с точки зрения миссис Принсент была самой худшей и презираемой работой, которой мог заниматься Правоимущий, – Анна сама слышала, как Заведующая говорила об этом миссис Ларсон. Снести высокомерное отношение к себе какой-то Лишней оказалось для Мэйзи непосильной задачей, и, прежде чем Анна успела договорить, Мэйзи рванулась вперед и залепила девушке пощечину.

– Ты Лишняя! – закричала она. – Ты не смеешь так со мной разговаривать. Я Правоимущая. Правоимущая, поняла? Если бы я захотела, ты могла стать моей рабой…

– Что, правда? А я-то думала, что обслуге платят слишком мало, и Лишние им не по карману, – перебила ее Анна, поморщившись от боли в горящей щеке.

Услышав такое, Мэйзи расправила плечи и со всей силы врезала Анне кулаком по лицу. Удар швырнул ее на пол. Мэйзи обеспокоенно огляделась по сторонам. Миссис Принсент была невысокого мнения об обслуге, которой уж всяко не полагалось бить Лишних.

Услышав, как Анна упала, миссис Ларсон, которой доверялось управление Грейндж-Холлом в отсутствие миссис Принсент, подошла узнать, в чем причина шума. Увидев, что случилось, женщина вскрикнула и прижала руку ко рту.

– Мэйзи, господи, что же ты наделала? – в волнении спросила она.

– Она мне хамила, – твердо сказала Мэйзи. – Сама напросилась.

– Но что же мы скажем миссис Принсент? – не отступала миссис Ларсон, разглядывая лежащую без сознания Анну.

– Ее надо отнести в карцер, – решительно ответила Мэйзи. – Я же говорю, она сама напросилась.

Миссис Ларсон покачала головой, будто бы отказываясь верить ушам.

– Мэйзи, помоги мне ее поднять. Думаю, ты права насчет карцера. Лучше уж мы ее отнесем туда. А то еще пойдут разговоры. Посидит там ночку, будет знать как себя вести.