Текст книги "Послание Геркулеса"

Автор книги: Джек Макдевит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава восьмая

Пресс-конференцию Гарри назначил на десять утра. Он заказал художнику несколько рисунков звездной системы Алтеи и приличный кусок вечера провел, помогая бурчащему Теду Паркинсону подготовить заявление, отрепетировать вопросы и обнародовать вводную часть передачи. Паркинсон, директор Годдарда по связям с общественностью, был очень недоволен. Как и многие участники проекта, он чувствовал, что его честность сильно страдает от того, как ведется дело. Не стесняясь, он отпускал комментарии насчет начальства, явно давая понять, хотя и не говоря прямо, что не исключает Гарри из этой презренной категории.

Но в настоящий момент искусство Паркинсона и его превосходные отношения с прессой были ценным капиталом. Он походя подпустил Гарри еще одну шпильку – что надеется, что эти отношения переживут наступающий день. Хотя прямо он уходом не угрожал, но у каждого, кто дал бы себе труд, могло сложиться такое впечатление.

Утром Розенблюм был явно не в духе.

– Приказ президента, – неопределенно объяснил Гарри, не вдаваясь в детали.

Директор фыркнул:

– И где я был, пока все это происходило?

– Не знаю, сэр. Я вам оставил сообщение на автоответчике. Розенблюм прищурился. Он нацарапал себе что-то для памяти, и его настроение несколько улучшилось.

– Это жуткий ляп, Гарри, – сказал он. – Но этот чертов дурак все равно сделает по-своему, кто бы ему что ни говорил. – Он сердито возвел глаза к потолку. – Ладно, никуда не денешься. Только пусть Тед постарается как можно короче.

Зал для прессы в центре для посетителей был бы слишком мал. Гарри захватил все свободные стулья, которые смог найти, и занял самый просторный из доступных залов в здании № 4. В зале сняли драпировку и повесили изображения клубящихся галактик, рядов антенн и взлетающих ракет. Почти вся задняя стена была уже покрыта четвертой картой каталога UHURU, где были показаны главные источники рентгеновского излучения в галактике. Паркинсон принес из гостевого центра несколько моделей спутников и ракет-носителей.

Закончив подготовку, Гарри объявил, что он удовлетворен.

– Надо будет оставить этот зал за собой, – сказал он Паркинсону, когда стали прибывать фургоны телевидения. – Он нам еще понадобится.

Уйдя к себе в кабинет, он погрузился в хозяйственные отчеты. Без нескольких минут десять он включил телевизор. Двое ведущих Эн-би-си строили догадки'насчет пресс-конференции в Годдарде и, не так чтобы к удивлению Гарри, предположили, что пришел второй сигнал.

Си-эн-эн гнала в эфир виды центра и пересказывала его историю. В конце показали клип с пресс-конференции президента на прошлой неделе. Ровно в десять камеры дали интерьер здания и входящего в зал Паркинсона.

Молодой директор по общественным отношениям производил именно то впечатление, которое Гарри хотел: моложавый, энергичный, с добродушным юмором, знающий и преданный делу. Слава Богу, не будет такого, как бывает на правительственных брифингах: чиновник монотонно зачитывает заявление и ныряет в заднюю дверь.

Рядом с трибуной стоял компьютер. . Паркинсон оглядел собравшихся, и журналисты притихли.

– Доброе утро, леди и джентльмены! – начал Паркинсон. – В час девять минут ночи на субботу «Скайнет» принял второй сигнал от звездной системы в Геркулесе.

Дальше он описал характеристики передачи, а потом бросил бомбу:

– Могу также сообщить вам, что нам удалось расшифровать относительно малую часть…

Дальше говорить было невозможно. Разразился пандемониум. Кто-то кричал, требуя разъяснений. Он говорит, что мы поняли, что передают инопланетяне? И что же они говорят? Будут ли опубликованы записи?

Паркинсон поднял руки и ждал тишины.

– Если вы меня еще немного потерпите, леди и джентльмены… – Он сбросил темп, томя аудиторию ожиданием. – Да, мы смогли прочесть небольшую часть передачи. Пока что это только начало: несколько математических символов и кое-какие известные теоремы.

– Какие именно? – спросила корреспондентка «Вашингтон пост».

– Общеизвестные. Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Такого сорта. Этот материал содержится в первом сегменте, или наборе данных, передачи. Сама передача в настоящий момент, по-видимому, завершена. Алтейцы ее разделили на четыреста семнадцать наборов данных. Вот этот, – Паркинсон показал диск, – представляется нам приветствием и инструкцией к дальнейшему. Здесь я должен сказать, что, несмотря на некоторые достижения, нам предстоит еще долгий путь, пока мы сможем прочесть текст.

Кто-то захотел узнать, передают ли алтейцы сигнал именно на Землю. Знают ли они, что мы здесь?

– Я был бы благодарен, если бы вы потерпели с вопросами, пока я не закончу, – попросил Паркинсон. – Но на этот я отвечу. Нет, они наверняка не знают о нас. Учтите, что сигналы отправлены очень давно. И очень издалека.

Смех в зале.

Он описал метод, который использовался для анализа двоичного кода.

– Неоценимую помощь нам оказал «Энтерпрайз».

Снова смех в зале, и напряжение спало. Гарри сомневался, стоит ли рассказывать этот эпизод, но Паркинсон настаивал, что именно такого рода красочная деталь вызовет отличную реакцию и настроит аудиторию дружелюбно. Тем не менее по традициям космического центра об индивидуальных заслугах не говорилось, и Гарри упустил свой шанс на бессмертие.

– А теперь, – сказал Паркинсон, – я покажу вам первые картинки, полученные с другой планеты.

Заранее подготовили видеоленту. Она занимала две минуты, и в ней показывались кубы и цилиндры из инструкции. Пока образы плыли на экране, Касс Вудбери театральным шепотом прокомментировала «контраст между обыденностью изображений и их невероятным значением».

Появилось изображение Сатурна. Аудитория удивленно загудела. Гарри в этот момент подумал, что создалась эмоциональная связь между человеческой расой и существами на том конце передачи.

Теперь на экране появилась фигура, напоминающая паука.

– А это что? – спросила седовласая женщина из «Филадельфия инкуайрер». По тону было ясно, что она считает это чьей-то шуткой.

– Мы не знаем, – ответил Паркинсон. – Это может быть что угодно. Дерево, схема проводки. И я думаю, что до конца работы мы найдем еще очень много такого, чего объяснить не сможем.

Хороший ответ. И все же Гарри овладело нехорошее чувство. При подготовке он подумывал исключить этот эпизод и сейчас пожалел, что не сделал этого.

Пресс-конференцию показали по всем каналам.

– Пришел второй сигнал, – сказал Холден Беннет на Си-би-эс.

Его профессорская манера – сосредоточенность, сухость, спокойствие – была включена до отказа. Если что-то и могло объяснить его господство в телевизионных новостях, то это умение соединить ощущение кризиса с впечатлением, что лично он видит куда дальше сегодняшних мелких последствий, зрит далекие синие вершины.

Недавно НАСА утвердила для себя эмблему – стилизованное изображение первого «Хаббла» с раскинутыми крыльями солнечных батарей. Сейчас эта эмблема сменила на экране ведущего.

– На судьбоносной пресс-конференции, которая закончилась несколько минут назад в Космическом центре Годдарда в Гринбелте, штат Мэриленд, – продолжал Беннет со своей великолепной дикцией, – официальные представители центра заявили, что получили вторую передачу из звездной системы Алтея в созвездии Геркулеса. Но на этот раз есть одно важное отличие.

Эмблема сменилась видом на комплекс с птичьего полета.

– Первый сигнал представлял собой всего лишь повторяющуюся последовательность, которая, согласно заявлению представителя НАСА Теда Паркинсона, должна была лишь известить нас, что среди звезд есть иная цивилизация. Но сейчас эта далекая цивилизация отправила нам настоящее послание. Аналитики НАСА уже сумели прочесть часть этого текста. – Изображение центра уступило яркой, величественно вращающейся галактике. – Так что же там такое? Эти исторические события в Годдарде наблюдала на месте наш корреспондент Касс Вудбери. Касс?

Ну и так далее.

В общем, освещение событий было сдержанным и даже преуменьшенным. На экране показывали кубы и треугольники, а приглашенные математики пытались предположить, что они значат. Показали шар с кольцами, и приглашенный астроном заявил, что это, несомненно, планета. Но гвоздем передачи была последняя конструкция, и все каналы показали ее в точности так, как она была выведена на монитор в Годдарде.

Эффект был страшноватый – в том смысле, в котором Гарри не предвидел. Предмет почему-то казался более четким, более зловещим. В одиночестве своего кабинета Гарри как-то сильнее его воспринял, чем тогда в лаборатории. Как будто это зрелище всколыхнуло первобытные эмоции со дна души.

Кроме того, арабская террористическая организация устроила взрыв в парижском отеле, а в профессиональном футболе разразился очередной допинговый скандал.

В конце сюжета ведущий Эй-би-си Мак-Катчен дал убийственный комментарий:

– В заключение сегодняшней пресс-конференции правительство распространило копии той части передачи, которую назвали «Набор данных – один». Остались еще четыреста шестнадцать наборов данных, о которых ничего не было сказано, кроме того, что они есть. В oтвет на вопрос по этому поводу Паркинсон заявил, что они будут обнародоваться по мере их перевода. Если перевести это двусмысленное заявление администрации на человеческий язык, получается вот что: этот исторический материал нам показан не будет, пока начальство не решит, что нам следует об этом знать.

Через десять минут позвонил Гамбини.

– Слушай, ты знаешь, что у нас тут творится?

– Где? Ты в лаборатории?

– Ага. Наверное, тебе стоит посмотреть.

Внутри у главного входа стояли двое, которых он никогда раньше не видал: мужчина и женщина. Пластиковые карточки на лацканах, большими черными буквами слово БЕЗОПАСНОСТЬ. У двери поставили устройство вроде металлоискателя в аэропорту, и на глазах у Гарри двух уходящих практикантов заставили через него пройти.

И еще висели две заметные надписи:

ВЫНОС КОМПЬЮТЕРНЫХ ДИСКОВ ИЗ ЗДАНИЯ ЗАПРЕЩЕН

И вторая:

ВНИМАНИЕ! ПОПЫТКА ВЫНОСА ДИСКОВ НАКАЗУЕМА СОГЛАСНО ФЕДЕРАЛЬНОМУ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ

– Кто вы такие? – спросил Гарри у женщины, которая казалась из двоих главной.

Она нахмурилась, будто он высказался не по делу, и глянула на свою карточку.

– Агент Харт, специальный отряд службы охраны президента. Чем могу быть полезна?

Ей было за сорок – высокая, темноволосая, с некоторыми следами былой привлекательности, съеденной не столько временем, сколько несгибаемостью.

– Что вы тут делаете? – грозно спросил Гарри. Она смерила его холодным взглядом:

– Могу я поинтересоваться, кто вы такой?

– Гарри Кармайкл, – ответил он, стараясь не брызгать слюной. – Я здесь…

– Мне известна ваша должность, мистер Кармайкл. – Она протянула руку назад, вытащила пластиковую карточку с надписью ВРЕМЕННОЕ и протянула Гарри. – Мы расположились в офисе безопасности главного входа. Там вам дадут постоянное удостоверение, которое вам придется всегда иметь при себе.

– По чьему приказу?!

– Я бы предложила вам спросить у них, мистер Кармайкл. Я не уполномочена отвечать на такие вопросы.

Кэтрин Хассон, секретарша, вышла из какого-то кабинета на первом этаже, кивнула Гарри, прошла сквозь металлоискатель и вышла. На площадке второго этажа появился Гамбини, помахал Гарри рукой и пожал плечами.

– Что это за штука? – спросил Гарри.

– Прибор для стирания компьютерных дисков, – ответила агент Харт. – Вносить их можно, но выносить нельзя.

– Вы не имеете права! – возмутился Гарри. Она пожала плечами:

– Поговорите с тем, кто здесь командует, мистер Кармайкл.

«Я здесь командую!» – хотел рявкнуть Гарри, но сдержался. Увидев, что Гамбини скрылся, он вынул сотовый телефон.

Через десять минут он уже был в кабинете Розенблюма.

– Привет, Гарри! Я как раз собирался тебе звонить и ввести в курс, что здесь происходит. – На диване сидел Пэт Мэлони, а большую часть софы занял какой-то афроамериканец в безупречном сером костюме. – Пэта ты знаешь, – сказал Розенблюм.

Мэлони кивнул. Он был тощий, мускулистый, с идеально подстриженными усами, в костюме-тройке и с постоянной гримасой отвращения на лице. Начинал он как агент по недвижимости – где вполне преуспел, но потом был избран в совет по водопроводу и канализации города Джерси и совершил карьерный взлет до специального помощника по безопасности в Белом доме.

Гарри пожал ему руку. Она была влажная.

Розенблюм повернулся к чернокожему.

– Дэйв Шенкен, – представил он незнакомца. – Из людей Пэта.

Шенкен оценивающе посмотрел на Гарри. Он был высокий, массивный, чисто выбритый, с тяжелым взглядом.

– Дэйв проведет с тобой сегодняшний день, – сообщил директор. – Ему надо оценить местные системы безопасности, чтобы внести свои предложения.

– Вообще-то, – небрежно бросил Шенкен, – мы уже рассмотрели вашу организацию безопасности. – Голос его был сух, как долго пролежавшая на солнце бумага. – Не хочу вас обидеть, Кармайкл, но не удивился бы, если бы отсюда спокойно вынесли телескоп.

– У нас нет телескопов, – ответил Гарри и повернулся к Мэлони. – Послушайте, давайте прежде всего поймем, что мы – не оборонное учреждение. Мы не храним секретов.

Мэлони покачал головой, показывая, что Гарри допускает фатальную ошибку.

– Дело в том, доктор Кармайкл, – сказал он, – что вы начнете хранить секреты, или мы передадим проект «Геркулес» туда, где это умеют делать.

– Я не доктор, – поправил его Гарри.

– Так вот, для сведения, – продолжал Мэлони, оставив поправку Гарри без внимания, – все материалы по проекту «Геркулес» являются секретными. Подробности вам сообщит Дэйв. Между прочим, нижний уровень лаборатории исследовательских проектов заменен, так что вы теперь сможете работать и здесь.

– Заменен?

– Мы ограничили доступ, – сообщил Шенкен. – И кое-какие конструктивные переделки вносим в здание.

Мэлони оперся на край массивного директорского стола.

– Кроме того, – добавил он, – мы сейчас проверяем ваших служащих. По указанию президента мы предоставили временный допуск гражданам США. Возможно…

– Погодите! – перебил Гарри. – Здесь не все граждане США. У нас есть канадцы, британцы, пара немцев. Один русский.

– Уже нет.

У Гарри пульс заколотился чаще. Он посмотрел на Розенблюма, а тот подавал ему знаки не гнать волну.

–  Мне очень жаль, – продолжал Мэлони. – Я знаю, что это может создать неудобства, но всех, кто не из США, вам придется заменить.

– Мы не можем… – начал Гарри.

– Это не от меня зависит, доктор Кармайкл. – Он развел руками. – Я только следую правилам.

Шенкен достал переплетенный том и протянул Розенблюму.

– Мы бы просили вас это прочесть, – сказал он. – Каждый участник проекта «Геркулес» получит такую книгу. Здесь правила работы с секретными сведениями. Описаны обязанности руководства и служащих и наказания за несоблюдение правил.

– У нас же есть служба безопасности! – возмутился Гарри. Мэлони с интересом рассматривал столешницу.

– Она недостаточно подготовлена. Он повернулся к Розенблюму. – С этой минуты всей работой службы безопасности будет руководить Дэйв.

– Понимаю, – ответил Розенблюм.

– Хорошо. – Взгляд Мэлони обратился на Гарри. – Доктор, постарайтесь понять. Изменился сам характер работы. Речь не идет о выписывании талонов на парковку или о выводе пьяного из гостевого центра. В вашем распоряжении жизненно важная информация, которую необходимо охранять от целенаправленных действий иностранных разведок. Что вы будете думать – это ваше дело, но попытайтесь понять, что это не игрушки.

Он кивнул Шенкену, который явно принял команду.

– Ситуация меняется быстро, – продолжал Мэлони, – и при настоящем положении вещей в Годдарде имеются серьезные провалы системы безопасности. Я не был бы честен до конца, если бы не сообщил вам заранее, что собираюсь рекомендовать прекращение работ и их перенос.

– Перенос? наконец среагировал Розенблюм. – Куда?

– Вероятно, в Форт-Мид. А тем временем мы постараемся здесь прикрыть все дыры.

– Они могут такое сделать? – спросил Гарри у Розенблюма.

– Это необходимо сделать, – ответил директор и обратился к Шенкену: – Дайте мне знать, что вам понадобится.

Мэлони кивнул и глянул на Гарри.

– В общем, мы друг друга поняли, Кармайкл: мне все это нравится не больше, чем вам. Я понимаю ваши проблемы и постараюсь не создавать трудности сверх самых необходимых. Но доступ к проекту мы будем контролировать, а от вас я ожидаю полной готовности к сотрудничеству.

В этот вечер Гарри и Пит Уиллер ужинали на вилле Римфорда в секции для почетных гостей за геохимической лабораторией. Пока жарились бифштексы и пеклась картошка, они пили холодное пиво и обсуждали катастрофу со службой безопасности. Римфорд не разделял негодования своих собеседников.

– Это неизбежно, – заметил он. – Кто знает, что там есть? Вы действительно хотите дождаться, что какой-нибудь сумасшедший диктатор научится делать водородную бомбу?

Гарри уже позвонил всем не-гражданам США, чтобы сказать об отказе от их услуг с этой секунды. Некоторые из них были служащими НАСА, и их переводили на другую работу. Трое были консультантами, которым просто заплатили и отпустили на все четыре стороны.

– Ты не волнуйся, – успокоил его Уиллер. – Они это поймут.

К тому времени, когда мясо было готово, разговор снова вернулся к занимавшей всех теме.

– В общем, дела идут неплохо, – ответил Римфорд на вопрос о том, как движется перевод. – Числа мы уже можем прочитать, и некоторым байтам, складывающимся в картину, мы пока что дали рабочие обозначения.

Некоторые из этих символов – управляющие. То есть мы почти уверены, что они выполняют работу модификаторов или союзов в грамматике. Другие что-то обозначают, и мы начинаем кое-какие из них понимать. Например, мы выделили термины, означающие «магнетизм», «система», «гравитация», «окончание» и еще некоторые. Остальные термины должны переводиться, потому что помещены в знакомые уравнения или формулы. Но не переводятся.

– Понятия, для которых у нас нет эквивалентов? – предположил Гарри.

– Может быть, – усмехнулся Уиллер. Темнело; еду вынесли на веранду и сели при настольной лампе. – Насколько они нас опередили, если могут делать такое, как мы видели? И найдется ли у нас что-нибудь общее?

– Мы уже знаем, – заметил Гарри, – что математика, геометрия у нас общая.

– Конечно, – нетерпеливо отмахнулся Уиллер. – Как может быть иначе? Нет, я думаю об их философии, об этических стандартах. Меня заинтересовал ващ рассказ о страхах Харли насчет содержания передачи. – Уиллер посмотрел на Римфорда. – Может, вы правы насчет этих ребят из безопасности. – Налив себе пива, он решительно осушил кружку. – Но я боюсь, он не о том беспокоится. Не так я боюсь технологии, которую мы можем обнаружить, как яда иного рода.

– Культурные ценности…

– Вот именно. И допущения, которое мы можем сделать: что раз они настолько нас старше, то у них есть монополия на истину.

Римфорд поглядел в стекло на угасающий свет.

– Знаете, – сказал он, – до сигнала с Геркулеса я считал, что мы одиноки. Меня убеждал парадокс Ферми. Будь в галактике жизнь, она не могла бы не наполнить небо сигналами. Если бы другие цивилизации существовали, то было бы свидетельство их существования.

Уиллер подцепил вилкой последний кусок бифштекса, рассмотрел его в свете лампы и доел.

– Как-то ночью ехал я через Роанок, – продолжал Уиллер, – и мне стукнуло в голову, почему может не быть такого свидетельства. – Разговаривая, он жевал печеную картошку. – Есть ли корреляция между интеллектом и сочувствием?

– Есть, – ответил Гарри.

– Нет, – сказал Уиллер. – Если и есть, то отрицательная.

– Я так и думал, что консенсуса не получится. – Римфорд развел руками в сторону неба. – Я бы согласился с Питом.

– А к чему это вы? – спросил Гарри.

– Любое общество, у которого хватит ума пережить ранний технологический период, должно заключить, что даже знание о том, что оно существует, произведет на возникающую культуру разрушительное действие. Ведь мы до этого додумались? Это же оказывается главным выводом «Звездного пути». Кто знает, что может сделать знание, например, с религиозными основами общества?

– Мысль известная, – сказал Уиллер. – Но вы предполагаете, что мы сейчас слышим сообщение от некоей культуры, активно злонамеренной. Она радуется, что разрушает общества, которые никогда не видела. И не увидит.

– Это может восприниматься как религиозный долг, – сказал Римфорд несколько ехидно.

Уиллер кивнул, не попадаясь на крючок.

– Меня бы это не удивило.

– Есть объяснение получше, – предложил Гарри. – Старая мудрость: никогда не приписывай злонамеренности то, что легко объяснить глупостью.

– Кретины, обладающие технологией своих гениальных предков, – заключил Римфорд. – Вот это действительно интересная мысль.

Он разлил пиво по кружкам и уставился на лес за окном.

– Но есть одна вещь, которую мы должны учесть. Мы знаем, что передатчик в Геркулесе – продукт невероятно сложной технологии. Что случится с нами, если мы технологические знания миллионов лет получим за одну ночь? – Лицо его не было видно в тени. – Пит говорил о философских проблемах, которые могут возникнуть. Вот вариант: в конце девятнадцатого столетия некоторые физики утверждали, что в их науке уже нечего открывать. С их точки зрения, осталось только кое-что домерить и занести в каталог. Весьма интересная концепция, и недавно она вновь выявилась. Конец науки. Прорыв к Общей Теории Всего, и дальше уже делать нечего. И что будет с нами, со всеми нами, если это вдруг произойдет? Если нам вдруг просто расскажут, как все устроено, и нам нечего будет больше делать?

Гарри нашел себе раскладной стул и блаженствовал в нем, поставив пиво рядом на стол.

– Большинства людей это просто не коснется, Бейнс. В основном мы хотим спокойно выплачивать кредит и смотреть телевизор. И только горстка смутьянов будет поднимать шум, потому что больше не нужны будут суперколлайдеры.

Римфорд хмыкнул и посмотрел на часы.

–  Может быть, мы на пороге открытия истинной природы времени. Только мы его не откроем. Нам все объяснят алтейцы. – Он покачал головой. – Я думаю, что эти паразиты, если такое сделают, очень злобные. И трудно поверить, что они не будут ведать, что творят.

– Может быть, – сказал Уиллер, – в такой вечер имеет смысл поискать другой предмет для размышлений? Например, сыграть в бридж?

– Хорошо бы, – вздохнул Римфорд, – но я сегодня договорился на интервью. Эн-би-си собирает несколько человек поговорить о передаче. В студии где-то в округе Колумбия.

– Следи, что говорить будешь, – напомнил Уиллер. – А ты как, Гарри?

Гарри последнее время не любил вечера пятницы, и перспектива безболезненно провести один из них казалась привлекательной.

– А мы найдем еще двоих?

– Я знаю, где можно набрать полный стол, – ответил Уиллер. – В аббатстве всегда найдется пара ребят, готовых сыграть.

Преподобный Рене Сандерленд, отец-настоятель, играя против трех без козырей, удивил Гарри в самом начале вечера, сбросив на открывающий ход туза треф. Почти сразу же, перехватив ход бубновым королем, Сандерленд поймал даму и десятку треф Гарри на короля и валета своего партнера, передавая ему ход для розыгрыша длинной трефы. Без трех. Гарри оглянулся посмотреть, нет ли у него за спиной зеркала.

И это было только начало.

– Они смухлевали, – пожаловался Гарри Питу Уиллеру во время перерыва на кофе с булочками. – Он никак не мог этого знать, они семафорили. Он сделал с полдюжины таких ходов, которые нельзя было сделать, не зная расклада.

Уиллер и Гарри уже отстали на семь тысяч очков.

– Если бы здесь был доминиканский монастырь, – ответил Уиллер, – ты бы еще мог быть прав. Послушай, Гарри: Рене очень хорошо играет. И совершенно не важно, с каким партнером. Бывало, что напротив сидел я, и он действовал точно так же. Он всегда играет так, будто все карты видит насквозь.

– И как ты это объясняешь? Он сам что говорит? Уиллер улыбнулся:

– Он говорит, что это награда за его преданность Святой Деве.

Вторая половина вечера оказалась ничуть не лучше. Гарри внимательно следил за партнером Сандерленда – скрипучим братом с пустыми глазами, ловя признаки тайных знаков. Но видел только нервный тик, который был, безусловно, случаен.

Он даже долго рассматривал колоды, но все рубашки были одинаковы.

Общий зал был пуст, если не считать игроков в бридж, пожилого священника, читающего газету перед телевизором, где шло какое-то дурацкое ток-шоу, которое никто не смотт рел, и еще кто-то склонился над паззлом-мозаикой.

– На выходные все уходят? – спросил Гарри без особого интереса.

Сандерленд только что доиграл малый шлем.

– Это почти вся наша община и есть, – ответил он. Уиллер поднял глаза от листка с записью очков:

– Гарри, ты хотел бы купить себе кусок земли у залива?

– Неужели он действительно продается? Сандерленд кивнул.

– Не может быть, чтобы до такого дошло.

– Времена не очень хорошие, нам это место больше не нужно.

– Вы серьезно?

– О да.

– А с вами что будет, Рене?

– Снова под ярмо, наверное. К сожалению, у нас у всех нет такого образования, как у Пита.

– Или такого таланта, – вставил монах.

– И это тоже. Как бы там ни было, где-то через год я, наверное, снова буду учителем в Филадельфии.

– Вас должны были бы послать в Лас-Вегас, – заметил Гарри.

– Пит, – вдруг неожиданно серьезно спросил Сандерленд, – что происходит в Гринбелте? Ты связан с этим радиосигналом?

– И весьма, – ответил Уиллер. – Мы оба работаем в проекте «Геркулес». Но мало что осталось такого, что еще не обнародовано.

– Но там действительно кто-то есть?

– Да. – Гарри взял лежащую слева от него колоду и стал сдавать.

– И на что они похожи?

– Мы не знаем.

– Они похожи на нас?

– Мы не знаем, – повторил Уиллер. – Но я сомневаюсь. К концу вечера Гарри и Уиллер что-то отыграли, но даже уважения к себе не восстановили.

Потом, гуляя над обрывами, они вдвоем, священник и чиновник, говорили мало – слушали море и ветер. Было прохладно, и оба они кутались в пальто.

– Жаль будет все это потерять, – сказал Гарри. – У ордена никак не получается сохранить землю?

Луна стояла низко над водой, и когда Гарри поймал нужный наклон головы, луна скрылась за высокой тощей фигурой Уиллера, осветив его туманной аурой.

– Другой земли у нас нет, – ответил священник. Гарри отвернулся от залива, подставив ветру спину. Сверху нависали два здания, похожих на замки, и только кое-где светились на них желтые прямоугольники. Темные деревья шевелились, неутомимо шепчась о двух ночных наблюдателях. Такой лес мог бы тянуться до края планеты.

– Вот в таком месте, – сказал Гарри, – я бы и ожидал встретить что-нибудь сверхъестественное.

Уиллер засмеялся:

– Так Рене действует на людей. Ладно, каково бы ни было духовное воздействие этого поместья, расходы оправдать мы не можем. – Он поежился. – Пошли обратно?

Несколько минут они шли молча по мощенной плоскими камнями тропе. В дальнем ее конце Гарри увидел деревянные ступени, ведущие к воде.

– Кстати, я хотел сказать тебе спасибо за приглашение провести здесь уик-энд с Джулией.

– Не за что. Всегда рады помочь.

Они вышли на гравийную дорожку, миновали группу вязов и срезали угол к заднему входу, где обрадовались теплому воздуху.

– У нас были проблемы, – сообщил Гарри. – Мы вышли погулять вдоль обрыва и попали под грозу. – Он усмехнулся. – Промокли до нитки.

– Рад слышать.

– Полночи проторчали в лодочном сарае.

– Я знаю этот сарай, – ответил Уиллер. Гарри несколько повеселел.

– Отличное место. Я имею в виду сарай. Похоже, туда последние двадцать лет никто не заходил.

Уиллер не ответил.

– Мы когда-то с Джулией говорили, каково было бы жить на острове, вдалеке от всего и всех. И многое к этому склоняет. Я думаю, если бы мы как-то могли отрешиться от остального мира… – Гарри оглянулся через плечо, в темноту. – Как бы там ни было, а на несколько часов я свой остров получил.

МОНИТОР

Знаете, друзья мои, вчера вечером я собирался домой после нескольких часов с нашими добрыми людьми в больнице. И я уже вышел в вестибюль, когда увидел знакомого молодого человека. Не важно, как его зовут. Он хороший мальчик; я его знаю много лет и его семью тоже. Вышло так, что он узнал о моем присутствии там, в больнице, и что-то его томило, кое-что такое, о чем он хотел спросить меня.

С ним были несколько его друзей, но они держались поодаль – как делают мальчишки, притворяясь, что пришли по каким-то другим причинам. Я видел, что мальчик расстроен – все они расстроены.

– Джимми, – спросил я, – что случилось?

Он оглянулся на своих друзей, и они отвернулись.

– Преподобный Фримен, – сказал он, – мы тут смотрели вести из Вашингтона – знаете, насчет больших телескопов, что там у них стоят, и насчет голосов с неба, которые они слышали. Многие говорят, что этого нельзя делать.

– А почему? – спросил я его.

И он не смог ответить. Но я знал, что он пытается сказать. Некоторые люди боятся того, что могут там обнаружить. Джимми не первый, кто задал мне подобный вопрос с тех пор, как те ученые в Вашингтоне заявили пару лет назад, что видели Сотворение. Больше об этом почти не слышно.

Но я вот что вам скажу, братья и сестры: я одобряю их действия. Я аплодирую попытке слушать эту нашу великую Вселенную. Я верю, что любая машина, которая может приблизить нас к Его работе, может лишь укрепить ту веру, что мы храним уже больше двух тысяч лет. (Аплодисменты.)

Сегодня утром звезды пели вместе, и все сыны и дочери Господни кричали от радости. (Бурные аплодисменты.)

Меня спрашивают: «Преподобный Фримен, почему Вселенная так огромна?» Да, она велика, как вы знаете, куда больше, чем ученые, которые кичатся великим знанием, предполагали еще пятьдесят или шестьдесят лет назад. И как вы думаете, почему она такова? Если, как недвусмысленно говорит Писание, Человек есть венец творения, зачем Господь сотворил мир столь огромным, что ученые даже не могут увидеть его край, какие бы ни были хорошие у них телескопы?

Когда я был мальчиком, я любил сидеть летним вечером у сарая и смотреть на Звезды. И я считал их тогда тем, что они и есть: сияющими следами Всемогущего. И вы спросите меня, почему они так далеко друг от друга? И я отвечу: потому что Он знает надменность тех, кто пытается украсть Его тайны и разложить их на числа и теоремы. И я говорю вам, что размеры Вселенной и огромные пространства между звездами и галактиками, которые есть огромные звездные острова, суть живые символы Его реальности и мягкое напоминание нам о расстоянии между нами и Им.

Есть сейчас люди, которые стали говорить, что голоса, шепчущие с небес в эти большие правительственные телескопы, – голоса дьяволов. Я об этом не знаю. Я не вижу ничего, что подтвердило бы эту концепцию. В конце концов, небеса принадлежат Богу, так что я бы скорее предположил голоса ангелов. (Смех в зале.)

Вероятно, те, кого мы слышим, окажутся очень похожими на нас. Нет ничего в Писании, что ограничивает Бога единственным творением. Так что я говорю вам, братья и сестры, не имейте страхов перед тем, что могут узнать в Вашингтоне ученые, не волнуйтесь из-за их теорий. Они любуются на работу Всемогущего, но взгляд их ограничен их телескопами. Мы же имеем куда лучший прибор, и это – наша вера.

Выдержки из проповеди прп. Бобби Фримена на воскресном телевизионном богослужении (полный текст можно получить бесплатно в Американском христианском союзе).