Текст книги "Кинтарский Марафон"

Автор книги: Джек Лоуренс Чалкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 65 страниц)

– Я не безразлична ко злу, – заверила она. – Покажите его мне, и я засвидетельствую вашу правоту.

– Как вы можете быть не безразличны ко злу, если у вас это понятие не определено? Не найдется и двух человек, которые понимали бы это одинаково. А если вы безразличны ко злу, то вы враг всего, на чем зиждется мой мир.

– Значит, это так, и здесь ничего нельзя сделать, – ответила она, поскольку ничего другого ей не оставалось. Она очень гордилась тем, как хорошо владеет главным мицлапланским языком, Святой Речью, на которой все они говорили, невзирая на то, что она совершенно не подходила некоторым расам, но только сейчас начала понимать, что этот язык совсем не рассчитан на колкие реплики, в которых она была такая мастерица, когда пользовалась своим родным и еще шестью другими языками.

– В том-то и дело, – с горящими презрением глазами на пятнистом лице отчеканила Манья. – Ваше тело более чисто, чем ваша проклятая душа, хотя вам это ни о чем не говорит. Чисто с юридической точки зрения, во всяком случае.

– Моя душа – мое личное дело, Святая, – ответила она вежливо, хотя и холодно, сознавая, что у нее нет никаких шансов когда-либо расположить к себе Манью, – но сейчас речь идет не о моей душе и не о моем теле. Я постараюсь не путаться у вас под ногами и быть как можно более ненавязчивой. Это ваша проблема, не моя. Я не собираюсь увеличивать число ваших проблем и не буду этого делать, если только вы не вынудите меня.

Ухмылка гноллки была зрелищем довольно пугающим, в особенности если знать, что за ней не скрывается чувства юмора.

– Вы для меня не проблема, – заявила жрица. – Если вы будете верны поставленной перед вами цели, то не имеет никакого значения, насколько плохо мы будем с вами обращаться или что конкретно мы будем делать. В конце концов вам все равно придется засвидетельствовать нашу правоту.

К этому она была готова. На подготовительных занятиях ей говорили, что рано или поздно она услышит подобное заявление.

– Вы неправы, Святая; вам следует связаться по этому поводу с вашим Верховным Жрецом. – Она выпрямилась в полную величину своих ста пятидесяти двух сантиметров роста. – Видите меня? Я невелика ростом, но у меня триллион голов и триллион мечей! В нашей части галактики любая раса, причинившая мне зло, причинит зло собственным гражданам, а лица, ответственные за это, вне зависимости от исхода, будут отданы на суд двух других сторон. Вам может не нравиться Биржа и ее образ жизни, но вы и ваш народ должны уважать ее, поскольку ее силы равны вашим. Я всего лишь маленькая женщина и не мицлапланка, но здесь и сейчас, и в течение всего времени, пока я нахожусь на этом посту, я олицетворяю собой всю Биржу!

Она немного постояла молча, но Манья ничего не сказала в ответ, такая же по-гнолльски бесстрастная, как и обычно.

Келли Морган глубоко вздохнула и сказала спокойно, но с ледяным холодом в голосе:

– А теперь, если мы закончили с этим, я хотела бы, чтобы меня проводили в мою каюту и дали мне отдохнуть.

Манья нажала кнопку интеркома, и на пороге тут же появилась Мазарун Кли, как будто все это время ожидала вызова под дверью.

– Отведи Наблюдательницу в ее каюту и покажи ей план корабля, – велела Манья.

Кли кивнула, потом поманила Морган за собой и вывела ее прочь. Дверь в изолятор и лабораторию закрылась с шипением, как нельзя лучше завершившим только что прозвучавший диалог.

Через миг напротив Маньи открылась другая дверь, и в изолятор вошла Криша.

– Ну как? Что ты думаешь? – спросила она гноллку.

Манья медленно покачала массивной головой из стороны в сторону.

– Трудно сказать. Она та, за кого себя выдает, – по крайней мере, с физиологической точки зрения. Они не осмелились подбросить нам какого-нибудь монстра или гибрид. И все-таки у меня почему-то такое чувство, что нас водят за нос. Дело даже не в моем врожденном недоверии ко всем язычникам, хотя отчасти и в нем тоже. Я просто чувствую, как языческие головы, которые выбрали ее для этой работы, постоянно витают где-то рядом, насмехаясь над нами. Она определенно ошибается, если считает, что я недооцениваю ее проклятую империю эксплуататоров и воров.

– Возможно, твоя беда в том, что ты переоцениваешь их, – предположила Криша.

– Нет, нет. Я ее провоцировала. Нарочно, пока за ней следили датчики. Я дошла даже до того, что начала запугивать ее.

– Я слышала.

– У нее скакнуло кровяное давление, сердце забилось, и она была настолько испугана и рассержена, насколько это вообще возможно, чтобы при этом не повредить себе, – все как я и ожидала. Но она не сломалась, не замкнулась и не начала юлить, а наоборот, отвечала спокойно и здраво и даже сама пригрозила мне, так искусно, что если бы я не обследовала ее, то решила бы, что она сделана из стали. Я не переоцениваю, я считаю, что судя по всему, те, кто выбрал ее для этой задачи, хорошо знали, что делали. Ни одна девушка в таком возрасте не может обладать подобным хладнокровием и самообладанием, или она совершенно незаурядная личность. Мне очень хотелось бы побольше узнать о ней.

Криша кивнула.

– Возможно, нашему бесстрашному капитану удастся ее расколоть, хотя если она настолько незаурядна, как ты считаешь, это не принесет ей никакого вреда, а нам никакой пользы. До Медары осталось чуть больше трех дней. Нельзя забывать, что наша настоящая проблема не эта девчонка, а ситуация на Медаре. Если мы потеряем Медару, не сумев подкрепить доказательствами заявленный протест, что нам эта девчонка?

– Мы должны молиться о небесном покровительстве, – ответила Манья. – И о том, чтобы ситуация хоть немного прояснилась, – добавила она мрачно.

* * *

– Прошу прощения, капитан, за свой бледный вид, но путешествие было долгим, а условия далеко не идеальными, – сказала Келли Морган, войдя в небольшой захламленный закуток за капитанским мостиком.

Капитан встал и слегка поклонился.

– Вы выглядите вполне… приемлемо, уверяю вас. Присаживайтесь, пожалуйста.

Она плавным движением села, и Кумазон Кли взялся за работу так тихо, что напугал ее. Чин заметил, как она вздрогнула, и еле заметно улыбнулся, надеясь, что она не сочтет его улыбку за оскорбление.

– Лебуры – трудолюбивая и красивая раса, – сказал он. – Они образуют пары на всю жизнь, и каждый пол обладает свойствами, в которых другой нуждается, но сам не имеет, так что их отношения в такой же мере симбиотические, как и романтические. Мы любим говорить, что нуждаемся друг в друге и не можем прожить друг без друга, но в случае с ними это действительно так и есть. Кумазон не только глухой, но еще и физиологически немой, и может общаться телепатически только со своей женой, Мазарун. Но несмотря на это, у него блестящий ум, до которого нам далеко, и он очень ловко со всем управляется, иногда совершая десятки операций одновременно. Если кто-то и управляет кораблем, так это он, а я только руковожу, поскольку обучался в Академии.

Келли взглянула на еду. Она оказалась несколько странной, как Келли и ожидала, но в ней не было ничего такого, с чем она не встречалась бы в обучающих программах. Фактически, судя по этим программам, это был настоящий пир. На большинстве биржанских кораблей, за исключением больших лайнеров, довольствовались синтетической пищей, произведенной из отходов. Такая пища была питательной и вполне справлялась с задачей, которую обычно отводят пище, но вкус… скажем так – оставлял желать лучшего. На военных и прочих государственных кораблях Мицлаплана питались ничуть не лучше, но грузовики всегда славились хорошей и свежеприготовленной едой. На подобных кораблях было достаточно свободного места для этого, а в одинокой жизни, которую вели их экипажи, хорошая еда была одним из немногочисленных удовольствий.

– Вы едите один? – с любопытством спросила она. – Не со всеми остальными?

Он вздохнул.

– Сомневаюсь, что кто-нибудь из них составит мне компанию в этом путешествии. Обычно перед Святой Миссией они молятся и постятся. В любом случае, от такой обильной еды у них разболелись бы животы. Жрецы ведут довольно аскетическую жизнь, ведь они уже одной ногой находятся в другом мире. Должен признаться, что сам я принадлежу к проклятым. Чем больше я смотрю на них, тем больше восхищаюсь их жизнью и тем меньше хочу подобной участи для себя. Боюсь, я слишком доволен своей долей. Мне никогда не подняться выше.

Келли слегка улыбнулась и попробовала еду. Она была восхитительной; у Келли хватило опыта не спрашивать, что она представляет собой на самом деле. В чужом месте стоит только начать это делать, и можно закончить таким же строгим постом, как у Святых. А это место действительно было чужим, пусть даже мужчина, сидевший напротив нее, и происходил из той же расы, что и она.

– Я нахожу вашу прямоту несколько странной, – сказала она, утолив первый голод. – Мне кажется, что человеку, думающему так, как вы, вряд ли доверили бы выполнение подобного задания.

Он пожал плечами:

– Я не делаю секрета из своей позиции, и они это знают. Манью и, думаю, Савина тоже она несколько шокирует, и, боюсь, довольно большую часть молитвенного времени они тратят на меня. Морок только одобряет мою откровенность, он говорит, что она укрепляет его уверенность в моей надежности, а у Криши слишком земное прошлое, чтобы не понимать. Боги использовали грешников, даже самых закоренелых, для своих дел с незапамятных времен. В истории любого народа нет ни одной религии, где было бы не так. Мои собственные предки всегда были прагматиками. Они молились своим богам о дожде и получали засуху, молились об урожае и получали нашествие саранчи, но все равно продолжали молиться. Морок считает, что боги создали меня таким, потому что именно таким я им для чего-то нужен, а я предпочитаю верить ему на слово.

Она засмеялась; ее смех, похоже, доставлял ему удовольствие. Ей начинал нравиться этот Ган Ро Чин, который казался единственным островком здравомыслия в этом море узколобых Святых.

– Вы сказали, что у Криши земное прошлое, – заметила она, пытаясь узнать об этом народе как можно больше. – Я считала, что Святыми рождаются, а не становятся. По-моему, я где-то читала, что они – совершенные сосуды, подготовленные для того, чтобы в них вошли души Святых.

– В какой-то степени это так, – признал он. – Большинство из них действительно появилось на свет специально для этого. Но не каждый, кто растет в этих совершенных телах, становится Святым, как бы усердно они ни старались. Говорят, что иногда в них попадают недостойные души, или число душ, поднявшихся до этого уровня, не настолько велико, как наша возможность выращивать физически совершенные тела, что позволяет войти в них праведным, но еще не совсем готовым душам. Таких отбраковывают и потом смешивают с остальным населением. Других же, как Кришу, не выводят, а они появляются среди обычных людей, и их по тем или иным причинам определяют в Святые. С Кришей именно так и было. Она родилась от обычных родителей, которых знала, с ней не производили никаких генетических манипуляций, она выросла так, как растут все простые люди, у нее было обычное детство, она училась в школе, как и все остальные.

– И в один прекрасный день местный жрец, или кто там у вас, увидел, что она ведет себя как Святая, и забрал ее?

Чин вздохнул.

– Нет, на самом деле, все было совсем наоборот. Она была бунтаркой, отвергала наше общество и его стандарты. Она отказалась от брака, который устроили для нее родители и Церковь, а когда поняла, что ее все-таки заставят вступить в него, сбежала. Это считается преступлением против Церкви. Разумеется, ее нашли и поставили перед выбором: либо она раскается в непокорности, либо предстанет перед церковным судом. Она отказалась раскаяться, и ее судили. Ее семья обладала некоторым влиянием, а у нее были сильные телепатические способности. В подобных случаях церковный суд нередко постановляет, что обвиняемый является попавшим не в то тело Святым, – что и было сделано в этом случае. Было решено, что ее непокорность вызвана именно этим, поэтому ей отпустили все грехи, и она предстала перед Ангелом Мицлапланом, а после этого люди или становятся жрецами, или умирают. Она не умерла, поэтому она здесь.

Как и господствующие расы двух других империй, Мицлапланы были древней расой, одной из самых старых. Хотя ни один чужак никогда их не видел, они были куда более реальными, чем Хранители Биржи, где даже самые высшие чиновники не имели – или, по крайней мере, заявляли о том, что не имеют, – понятия о том, кто или что такое их начальство и где оно находится. Мицлапланы были небольшими приземистыми существами темно-серого цвета, в среднем примерно метрового роста, большую часть которого составляла громадная, несколько похожая на терранскую голова. У них были огромные глаза, широкие носы с подвижными ноздрями и чудовищные толстогубые рты с крошечными, как волосинки, щупальцами внутри и вокруг губ. На головах, точно у медуз, росли более толстые щупальца. Руки и ноги у них были лишь рудиментарными. Мицлапланы были бы практически беспомощными, если бы не одна расовая особенность, делавшая их властителями.

Гипнотов вокруг была масса – взять к примеру того же Морока, – но хотя некоторые из них и обладали огромной силой, она не была постоянной и через какое-то время ослабевала, и не все расы были в равной степени восприимчивы к ней. Встретиться же с Мицлапланами означало встретиться с целой расой гипнотов, расой настолько могущественной, что ни одна другая из известных рас, кроме Миколей, не могла сопротивляться их воле, и против которых даже у самых сильных не-мицлапланских гипнотов не оставалось никаких шансов. Ни знания, ни происхождение, ни намерения ничего не значили – сталкиваясь с Мицлапланом, ты оказывался перед лицом истинного бога и мог лишь поклоняться и подчиняться ему без вопросов и колебаний. Любой, столкнувшийся с ними, становился их абсолютным рабом, подчинявшимся любому их приказу и готовым на что угодно, даже убивать или безропотно позволить убить себя.

Никто не знал точно, восприимчивы ли Хранители к силам Мицлапланов, поскольку в двух других империях об этой загадочной расе знали не больше, чем было известно их собственным подданным. К счастью для Хранителей, для гипнотического воздействия требовалось непосредственное физическое присутствие. Силы Мицлапланов действовали на расстоянии лишь нескольких метров, а если эта древняя раса вообще еще и продолжала размножаться, то этот процесс был очень медленным, а империя слишком огромной.

Те немногие, кто не покорялся воле Мицлапланов, либо умирали в агонии после пережитого, либо превращались в бессловесных и безмозглых животных. Даже Миколи, единственная из известных рас, не подпадавшая под воздействие Мицлапланов, погибали в их присутствии. Но умирая, они забирали Мицлапланов с собой. Нетрудно было понять, почему мицлапланцы считали Миколь империей зла, олицетворением всего греховного и нечестивого.

Морган представила себе бедную Кришу, которая хотела всего лишь независимой жизни и возможности самой принимать решения, насильно приведенную к Ангелу Мицлаплану и лишенную собственной воли. Кришу, чей характер перенаправили на защиту и увековечивание той самой системы, которой она сопротивлялась, вбив ей в голову доктрину, определявшую, понятие греха и запрещавшую впадать в этот грех.

Чин словно прочитал мысли Келли:

– Понимаете, они ведь действительно не могут грешить, – заметил он небрежно. – Разумеется, у них бывают грешные мысли, ведь они все-таки люди и живут в мире людей. Их терзают те же искушения, что и нас – полагаю, даже больше, чем, к примеру, меня, который большую часть времени находится в космосе, – но в отличие от нас, они не могут уступить им, даже на миг.

– Прошу прощения, если мое замечание покажется вам оскорбительным, но я бы, наверное, сошла с ума от такой жизни, – отозвалась она.

Он пожал плечами.

– Здесь нет ничего оскорбительного. Я часто думал о том же, но, разумеется, они не могут сойти с ума. Видите ли, для вас и для меня религия – это часть культуры, общественный институт, но где-то в глубине души мы сомневаемся в некоторых ее моментах и задумываемся над ними. А они так не могут. Они верят в это не как-нибудь академически, ритуально или эмоционально – они знают это, знают с такой определенностью, которой нам никогда не почувствовать. Все их вопросы, все сомнения, вплоть до самых глубинных уровней их души, были уничтожены.

Она удивленно поглядела на него.

– Неужели и у вас есть сомнения?

Он усмехнулся.

– Мадам, одним из преимуществ нашей системы является то, что я смог получить отличное и разностороннее образование. Кроме того, меня искренне интересует древняя история и культура моего народа. Вдобавок ко всему этому, я не хуже вас знаю историю и экзобиологию Вселенной. Капитаны грузовых кораблей – самые мыслящие люди из всех, которых я знаю, поскольку нам больше нечем заниматься. Небольшие церквушки, разумеется, есть на всех кораблях, но храмы остаются во многих световых годах от нас, и самое последнее, чего бы хотелось любому космолетчику, – это приземлиться на планете в Святой День. Многие мои коллеги постоянно подвергаются за это суровой епитимье. Если у них возникают подобные мысли – а они не могут не возникать, – каждый раз, когда они приземляются, эти мысли становятся известны Святым. Единственный способ избежать, скажем так, неприятностей – это думать подобающим образом. По сравнению с ними я счастливчик, поскольку я Нуль, и мои мысли остаются исключительно моими.

Она кивнула:

– Думаю, я понимаю.

Присутствие на корабле Нуля, да еще и такого искушенного и опытного, как этот капитан, было для Келли неожиданным и очень благоприятным поворотом событий. Число людей, обладающих хоть какой-то свободой, пусть даже только свободой мысли, в этой абсолютно конформистской культуре, скорее всего, исчислялось какими-нибудь сотнями, максимум несколькими тысячами. В такой ситуации столкнуться с одним из них, да к тому же еще и терранином, было почти слишком невероятной удачей, чтобы быть правдой.

Это наводило на неприятные мысли. Будучи сама Нулем, она не могла проверить, является ли Чин тем, за кого себя выдает. Один факт, что Святая Инквизиция держала такого человека на службе, был сам по себе очень подозрительным. Она очень хорошо знала, как легко можно перекроить личность под чьи-то нужды. Этот капитан по долгу службы пытался отнестись к ней по-дружески, но было бы ошибкой недооценивать этих людей только потому, что их общество было таким подавляющим и порабощающим. В конце концов, мицлапланцам удалось насадить свою общественную систему среди ста с лишним рас, часть из которых в буквальном смысле слова не имела друг с другом ничего общего, и держать их вместе, связав относительно развитой технологией и даже позаимствовав некоторые черты у религий, которые они подавили, и при этом еще и подняться до такой ступени развития. В действительности Ган Ро Чин мог быть практически кем угодно, даже жрецом.

Жрецы действительно не могли грешить, но понятие греха было относительным в любой культуре. Вряд ли обмануть иноверца, неверующего, язычника из общества, которое этим людям казалось клоакой, считалось у них грехом. Некоторые древние религии не считали грехом человеческие жертвоприношения – наоборот, многие даже полагали убийства и истязания неверующих праведным деянием. Это была культура, представители которой были вполне способны взорвать себя вместе с бомбой, уничтожившей целое здание, город, даже целый мир, если бы их Церковь убедила их, что такова воля богов, и что этим они обеспечат себе новую инкарнацию на более высоком уровне.

Капитан отставил чай и еле заметно пожал плечами.

– Она действительно сильно сблизилась со мной, и, должен признаться, я не делал ничего, чтобы помешать ей. Увы, мотивы у нас одни и те же. Она пытается заполучить союзника и друга, так же как и я пытаюсь завоевать ее доверие.

– Скромничаете, капитан? Или вы действительно убеждены, что она не считает вас неотразимым?

Чин хмыкнул, но от прямого ответа уклонился.

– Это не относится к делу. У нее есть задание, которое она должна выполнить, вне зависимости отличных чувств и желаний. Она довольно занятна – пожалуй, занятнее всех остальных, кто здесь есть. Для такой молодой женщины она невероятно эрудирована и как нельзя лучше умеет открыть лишь то, что хочет открыть, и вытянуть из меня очень многое, даже если я стараюсь отмолчаться. И все-таки…

– Что?

– У Меня такое ощущение… сам не знаю почему, но мне кажется, что в глубине души она очень нервничает. Не из-за нас, не из-за этого корабля, не из-за путешествия, но из-за чего-то.

– Значит, теперь вы не Нуль, а медиум?

Он рассмеялся.

– Я не буду гадать на кофейной гуще, обещаю. Мне приходится общаться с очень разными слоями общества, и все это перемежается долгими периодами изоляции, что позволяет мне взглянуть на многое со стороны. При этом очень быстро учишься видеть людей. Какое бы впечатление ни производила Келли Морган, она профи. Она знает, что я ее веду, но скрывается куда больше, чем стал бы скрываться простой Наблюдатель. Я почти чую это. И это ощущение усиливается с каждым днем, по мере того как мы приближаемся к цели.

– И в чем же, как вам кажется, причина этого, если не в обычной нервозности?

– Я могу лишь предполагать общую природу этого. У Биржи отличная разведслужба; пусть она не обременена понятиями морали и этики, но вместе с тем она не обременена и предсказуемостью, чем зачастую грешим мы или даже миколианцы. Келли очень хорошо осведомлена, возможно, даже слишком осведомлена. Полагаю, она куда больше, чем даже мы сами, знает о том, куда мы направляемся и что там обнаружим.

– Но ведь Медара была изолирована сразу же, как только произошло убийство. Там не появлялся ни один новый человек с тех самых пор, как… О! Ясно! Вот в чем дело, не так ли?

Ган Ро Чин торжественно кивнул:

– Вот именно! Не стоит упускать из виду нашу собственную контрразведку. Претензия на колонию была заявлена противником с другой стороны рубежа, что является ключевым моментом в нашей галактической игре в го. Мы с Биржей можем быть соперниками, даже потенциальными противниками, но сейчас это несущественно. Сколь бы сильное недоверие, подозрение или даже неприязнь мы ни питали друг к другу, у нас есть общий враг. Я изучил звездные карты. Медара находится в стратегической точке района, на который претендуем мы и Миколь. Сама Биржа претендует на миры, расположенные всего в нескольких световых годах оттуда, и между нами находятся миколианцы. Я не могу знать, насколько эти территории ценны для Миколя, но предположим, что одна или несколько из этих планет представляют огромную потенциальную ценность для Биржи. У Миколя могло бы появиться искушение схитрить, ввести туда армию и уничтожить их – конечно, если бы поблизости не было никого, кто мог бы отследить подобный шаг – то есть мицлапланского присутствия на Медаре. Что бы сделали вы на их месте?

Криша задумалась.

– Первым делом, разумеется, попыталась бы вывести нас из игры. Если мы потеряем Медару, это отбросит нас назад, сведет все наши попытки на нет. – Она внезапно поняла, куда он клонит. – О! Понимаю… Я бы очень постаралась сделать так, чтобы на Медаре был наш человек, который сообщал бы нам обо всем, что происходит, и заботился, чтобы все полученные сведения доходили до нас. Вы считаете, что у Биржи свой агент на Медаре?

Он кивнул.

– Если вы правы, – сказала Криша, лихорадочно размышляя, – тогда мне необходимо знать личность этого агента. Я ни в коем случае не хочу, чтобы его взяли, но я должна выяснить, кто он. Если бы нам удалось узнать шифры и методы передачи сообщений, которые он использует, не насторожив при этом Биржу… это было бы в высшей степени полезно. Не говоря уже о том, что мы должны будем сделать так, чтобы Биржа получала именно те сведения, которые мы хотим до них донести. – Она вздохнула. – Но мы будем заняты основным расследованием. Их человеком займетесь вы – а если вам понадобится помощь, мы попытаемся оказать ее вам.

– Я уже думал об этом. Полагаю, Келли мне доверяет – до определенной степени. Я намерен воспользоваться этим доверием.

– И все-таки, – предостерегла Криша, – будьте осторожны. Задайте себе вот какой вопрос. Как вы думаете, в такой ситуации они послали бы туда кроткого агнца или все-таки одного из своих лучших людей?

– Я пытаюсь не поддаться искушению недооценить ее. Надеюсь только, что она недооценивает меня.

Криша вздохнула и медленно покачала головой.

– И все это только догадки, основанные лишь на том, что, глядя в ее большие голубые глаза, вы уловили какую-то нервозность.

– Ревнуете?

– Да, – ответила она довольно резко, не принимая его шутливого тона. – Не в романтическом смысле, разумеется. Ох! По-моему, именно это хуже всего. Неспособность лгать временами превращается в проклятие.

Он понял – насколько это вообще было возможно это понять, не находясь на ее месте, – что она имела в виду. Неспособность совершить грех – далеко не то же самое, что безгрешность. Криша была все еще молодой и привлекательной, и, в отличие от товарищей по Святому Ордену, попала туда не по своему желанию. Они или были созданы специально для этого, и выросли, не думая ни о чем другом, или же пришли к этому самостоятельно и были сочтены подходящими. Да, у каждого из них тоже были свои искушения, бремя, сожаления, но в любом случае их ситуация была совершенно иной. Никто из них, насколько Чин знал, не был посвящен в сан против собственной воли.

Криша была примером не мицлапланской набожности, а, скорее, мицлапланского правосудия. Она была живым напоминанием для всех, кого посетило бы искушение освободиться от системы. Тот, кто отвергал систему и ее ценности, в наказание был вечно обречен не просто соблюдать все эти правила так, как не под силу ни одному обычному человеку, но еще и служить им и поддерживать их. Ее главной обязанностью в Инквизиции было не проводить изредка случающиеся полноценные расследования, а скорее странствовать, беседуя с юными девушками и пытаясь определить сомневающихся или потенциальных бунтовщиц, – и воздавать им по заслугам. Для располагающего к себе человека и сильного телепата эта задача была не слишком сложной. Тех, кого ей было не под силу вернуть на путь истинный самостоятельно, она отправляла к сильному жрецу-гипноту вроде Морока, который вместе с местным духовенством мог превратить почти любого сомневающегося в истинно верующего.

Но обычно нужды в столь радикальных мерах не Возникало. Она была самым лучшим ходячим примером для непокорных, потому что могла рассказать им о собственном бунте и наказании за него. Ее сделали неспособной совершить грех и неспособной не служить в том качестве, в каком ей было приказано, но при этом нарочно не стали менять изнутри.

На этой стадии большинство людей уже ломалось, становилось фанатиками, как Манья, полностью подавившими или отказавшимися от своего прошлого «я». Именно так и должно было происходить в конце концов. Не сломаться означало жить в постоянной пытке, быть вынужденным вести себя не так, как хотелось, предать все то, что ты считал правильным, подчиняться тому, что ты всегда отвергал, и не иметь возможности ничем облегчить эту боль.

Капитана страшила неизбежность ада; Криша Святая Мендоро уже жила в нем.

– Итак, вы завидуете ей, потому что она такая, какой вы хотели бы быть?

Криша хмуро кивнула.

– Да, так. Я уже призналась в этом Мороку, и он велел мне молиться много часов подряд, чтобы избавиться от этих чувств. Я так и делаю, но это не помогает. Беда в том, что, будь она одной из нас, пожелать ей зла было бы ужасным грехом, но она наш противник. Вера учит нас, что противник наслаждается сейчас, в короткое время жизни, но неизмеримо страдает целую вечность после смерти, тогда как для нас все наоборот. Я верю в это, но так и не смогла смириться с этой несправедливостью.

– Я был в ее империи, – напомнил Чин собеседнице. – Хотя некоторые из них и ведут роскошную жизнь, большинство прозябает в нищете и никогда не выберется из нее, а те немногие, кто находятся наверху, достигли этого положения за счет остальных. Признаюсь, вначале я завидовал тем, кто может пользоваться всеми благами, но вскоре был поражен их неравенством. Это уродливый мир, и те, кто находится наверху, даже не могут увидеть и понять его уродливости. У них за все надо платить, для них в этой жизни нет совершенства. Отдельные личности стоят выше нужд общества, выше народных масс. Это культура алчности и корыстолюбия. Миколианцы же построили структурированную иерархию, являющуюся в каком-то смысле гибридом биржанской и нашей, но в которой народу по большей части отводится роль простого мяса, доля простого человека зависит от его субъективных качеств, а верхушка так удалена и оторвана от основания, что у них не существует ни морали, ни этики, ни какой-либо системы, за исключением власти. Наши Святые не злоупотребляют своим положением; наш народ не голодает, мы не приносим человеческие жертвоприношения, у нас невинные не попадают в рабство, не скатываются в пучину разврата и не гибнут ужасной смертью, чтобы потешить эго правящей верхушки. От неравенства избавиться невозможно, но из всех трех империй мы единственные, у кого есть ценности, обязательства перед другими, истинное определение греха. Я один из немногих, кто мог бы жить где угодно. Я видел другие места, но все-таки я до сих пор здесь.

Она обдумала его слова.

– Тогда, возможно, – отозвалась она задумчиво, – ваш опыт – это именно то, что нужно для истинного покоя. Верно, у нас есть и ценности, и социальная система, которая работает, и чувство греха, но мы никогда не видели все это с такой позиции, с какой посчастливилось увидеть вам. Возможно, если бы я видела то, что видели вы, моя душа смогла бы обрести покой.

– Интересная мысль, – согласился он, вытаскивая сигару и разглядывая ее. – Возможно, нельзя по-настоящему понять, что такое грех, пока не столкнешься с ним в реальности.