Текст книги "Декстер во мраке"

Автор книги: Джеффри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Наконец-то, мать твою, – сказала она и бросилась к нему.

Я посмотрел на Эйнджела. Тот пожал плечами и поднялся. Мне показалось, что он хотел что-то сказать, но лишь покачал головой, отряхнул руки и последовал за Деб слушать, что скажет Курт, оставив меня одного-одинешенька со своими мрачными мыслями.

Просто смотреть; иногда это все, что нужно. Конечно, он осознавал, что рано или поздно наблюдение неизбежно выльется в поток бушующей жаром крови, захватывающий эмоции трепещущих жертв, в нарастающую музыку священного жертвоприношения и невиданного доселе убийства…

Все это случится. А пока Наблюдателю было достаточно просто смотреть и впитывать сладостное ощущение анонимной и запредельной власти. Он чувствовал беспокойство того, другого. Это беспокойство будет расти от страха к панике и, наконец, к безграничному ужасу. Всему свое время.

Наблюдатель видел, как тот, другой, внимательно рассматривает толпу, не находя себе места от беспокойства, потому что нет даже намека на то, откуда идет этот приторный запах опасности, который щекочет все его чувства. Конечно, он ничего не обнаружит. Во всяком случае, пока. Пока он не решит, что теперь наступило время. Он вгонит того, другого, в слепую безумную панику. И тогда Наблюдатель перестанет быть просто зрителем последнего действия спектакля.

А пока пусть тот, другой, наслаждается музыкой страха.

Глава 11

Ее звали Джессика Ортега. Она училась первый год и жила в одном из близлежащих корпусов постоянного проживания. Номер комнаты мы узнали у Курта. Около печей ждать полицейскую машину Дебора оставила Эйнджела.

Понятия не имею, почему они называются корпусами постоянного проживания, а не просто общежитиями. Наверное, потому, что теперь дома похожи на современные гостиницы. Плющ не украшает эти священные стены, в вестибюлях много стекла и керамических горшков с цветами, а в коридорах на полу настелены ковровые дорожки. Все чисто и модно.

Мы остановились возле комнаты Джессики. На двери на уровне глаз была прикреплена табличка: «Ариэль Голдман и Джессика Ортега». Чуть пониже мелким шрифтом: «Вход только с алкоголем». Кто-то подчеркнул слово «Вход» и приписал: «Вы серьезно?»

Дебора взглянула на меня и сказала, подняв бровь:

– Девочки-припевочки.

– Надо же хоть кому-то весело проводить свои дни, – отозвался я.

Она фыркнула и постучала в дверь. Ответа не последовало. Деб подождала еще секунды три, а потом постучала снова, на сей раз настойчивее.

Я услышал, как позади меня открылась дверь, а обернувшись, увидел девушку, тоненькую как тростинка, с короткими светлыми волосами и в очках.

– Их нет, – сказала она с явным неодобрением. – Уже пару дней. Первые спокойные дни за весь семестр.

– Вы не знаете, где они? – спросила у нее Дебора.

Девушка закатила глаза.

– Может, зависли где-нибудь на пивной вечеринке у старшекурсников, – предположила она.

– Когда вы их видели в последний раз? – спросила Дебора.

Девушка пожала плечами:

– Что касается этих двоих, то их обычно не видно, их слышно. Каждую ночь музыка на всю катушку и смех, представляете? Настоящая заноза в заднице для тех, кто действительно учится и посещает занятия. – Милашка покачала головой, и ее короткие волосы обмахнули лицо. – Честное слово.

– Ну и когда же вы в последний раз их слышали? – спросил я.

Она посмотрела на меня:

– А вы копы или кто? Они опять во что-то вляпались?

– А куда они раньше вляпывались? – поинтересовалась Деб.

Девушка вздохнула:

– Ну, их штрафовали за неоплаченную парковку. Очень часто. Потом еще за езду в пьяном виде. Только не подумайте, что я на них стучу.

– Такое отсутствие – это необычно для них, как вы думаете? – спросил я.

– Необычно, если бы они на занятиях появлялись. Не представляю, как им вообще удавалось что-то сдавать. То есть, – она ухмыльнулась, – я, конечно, догадываюсь, но… – Наша собеседница пожала плечами, но делиться своими догадками с нами, если не считать ее ухмылки, не стала.

– Какие занятия они посещают вместе? – спросила Дебора.

Девушка снова пожала плечами и покачала головой.

– Вам придется отправиться, типа, к секретарю, – сказала она.

Путь до, типа, секретаря был недолог, особенно с той скоростью, которую выбрала Дебора. Я умудрялся не отставать от нее и при этом сохранять дыхание для того, чтобы задать пару целесообразных вопросов.

– А есть смысл узнавать, какие занятия они посещали вместе?

Дебора нетерпеливо отмахнулась:

– Если эта девушка права, то Джессика и ее соседка…

– Ариэль Голдман, – подсказал я.

– Да. Так вот, если они предлагают секс в обмен на зачет, то мне хочется поговорить с их профессорами.

На первый взгляд здравая мысль. Секс – один из самых распространенных мотивов убийства, и это значит, он не вяжется с любовью, как, по слухам, принято считать. Но оставалось кое-что еще, в чем я не видел смысла.

– А зачем профессору их поджаривать и отрезать головы? Почему нельзя было просто задушить и бросить где-нибудь в мусорный контейнер?

Дебора покачала головой:

– Вопрос не в том, как он это сделал, а в том, он это или нет.

– Понятно, – сказал я. – И насколько мы уверены, что эти двое и есть наши жертвы?

– Достаточно, чтобы поговорить с их преподавателями, – ответила она. – Для начала.

Мы пришли к кабинету секретаря, и, после того как Деб сверкнула своим значком, нас пригласили войти. Но пока Дебора добрых полчаса ходила вокруг да около и что-то бормотала, я отправился с помощником секретаря просмотреть записи на компьютере. Джессика и Ариэль посещали вместе много занятий, и я распечатал имена, номера кабинетов и адреса всех профессоров. Дебора глянула на список и кивнула.

– Вот у этих двоих, Буковича и Голперна, сейчас присутственные часы, – сказала она. – Можем начать с них.

И мы с Деборой вновь вышли в туманный день и принялись неспешно обходить кампус.

– Здорово снова вернуться в кампус, правда? – сказал я, и моя попытка ввести в разговор веселую нотку, как обычно, оказалась бесперспективной.

Дебора фыркнула:

– Мы никак не можем опознать тела и продвинуться с поиском убийцы – куда уж лучше!

Вряд ли идентификация тел позволит нам установить преступника, но я ошибался и раньше. Между тем полицейское дело зиждется на каждодневной рутинной работе и традициях, а одна из них гласит: знать имя жертвы очень полезно. Поэтому я с легким сердцем охотно шел рядом с Деборой по направлению к учебному корпусу, где нас ждала встреча с двумя профессорами.

Кабинет профессора Голперна находился на первом этаже около главного входа, поэтому не успели двери на входе отмахнуться назад, как Дебора уже стучалась к нему. Ответа не было. Дебора попыталась покрутить ручку двери. Она оказалась запертой, и Деб снова постучала, но осталась с прежним результатом.

В коридоре появился человек, он прошел до соседнего кабинета, потом остановился и спросил у нас, подняв одну бровь:

– Вы ищете Джерри Голперна? Думаю, его сегодня не будет.

– Вы не знаете, где он? – спросила Дебора.

Человек слегка улыбнулся:

– Я полагаю, дома, у себя в квартире, раз его нет здесь. А что вы хотели?

Деб достала свой жетон и показала ему. Жетон не произвел на него впечатления.

– Понятно, – сказал он. – Это имеет какое-то отношение к двум телам около кампуса?

– А почему вы так решили? – поинтересовалась Дебора.

– Н-н-нет, – протянул человек, – это я так.

Дебора смотрела на него в ожидании, но он больше ничего не сказал.

– Могу я спросить ваше имя, сэр? – спросила она наконец.

– Я доктор Уилкинс, – ответил он, кивая в сторону двери, перед которой стоял. – Вот мой кабинет.

– Доктор Уилкинс, – сказала Дебора, – не могли бы вы пояснить, что означает ваше замечание по поводу профессора Голперна?

Уилкинс поджал губы.

– Видите ли, – неуверенно начат он, – Джерри – хороший парень, но раз уж дело касается расследования убийства… – На мгновение Уилкинс умолк. Дебора тоже не проронила ни слова. – Видите ли, – наконец продолжил он, – мне кажется, что в прошлую среду я слышал какой-то шум в его кабинете. – Доктор покачал головой. – Стены у нас не слишком толстые.

– Какой именно шум? – спросила Дебора.

– Крики, – пояснил он, – даже, мне кажется, ссору. В общем, я приоткрыл свою дверь и увидел, как студентка, молодая девушка, шатаясь, вышла из кабинета Голперна и убежала прочь. И она… э-э… и ее блузка была порвана.

– Вы, случайно, не узнали девушку? – спросила Дебора.

– Узнал, – ответил Уилкинс, – она посещала у меня занятия в прошлом семестре. Это Ариэль Голдман. Симпатичная девушка, но студентка так себе.

Дебора посмотрела на меня, и я воодушевленно кивнул ей.

– Вы считаете, что Голперн пытался изнасиловать Ариэль Голдман? – спросила Дебора.

Уилкинс склонил голову на одну сторону и выставил вперед ладонь.

– Я не могу сказать с уверенностью. Хотя именно так это и выглядело.

Дебора продолжала смотреть на Уилкинса, но ему было нечего добавить. Тогда она кивнула и произнесла:

– Спасибо, доктор Уилкинс. Вы нам очень помогли.

– Надеюсь, – ответил тот, а затем повернулся к нам спиной, чтобы открыть дверь своего кабинета. Дебора уже опять изучала распечатку из кабинета секретаря.

– Голперн живет где-то в миле отсюда, – сказала она и направилась к дверям. И снова мне пришлось бежать за ней, чтобы не отстать.

– Какую версию отбросим? – спросил я. – Ту, что Ариэль приставала к Голперну? Или попытку изнасилования студентки?

– Мы не будем ничего отбрасывать, – ответила она. – По крайней мере до разговора с Голперном.

Глава 12

Доктор Джерри Голперн жил меньше чем в двух милях езды от кампуса, в двухэтажном здании, которое лет сорок назад, наверное, выглядело прилично. Он открыл дверь сразу же, стоило Деборе постучать, и заморгал на ярком солнечном свете. Ему было лет тридцать, худоба его не красила, было видно, что он уже несколько дней не брился.

– Слушаю вас, – сказал он таким недовольным тоном, который больше подошел бы восьмидесятилетнему ученому. Затем покашлял и продолжил: – Что такое?

Дебора подняла свой значок и спросила:

– Мы можем войти?

Голперн уставился на значок и как-то осунулся.

– Я не… что… зачем… зачем войти? – бормотал он.

– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, – пояснила Дебора. – По поводу Ариэль Голдман.

Голперн мгновенно рухнул без памяти как подкошенный.

Мне не часто приходится видеть свою сестру удивленной – она Слишком хорошо контролирует свои эмоции, поэтому было забавно наблюдать, как ее рот раскрывается, когда Голперн растянулся на полу. Я изобразил соответствующее ситуации выражение лица и нагнулся, чтобы проверить пульс.

– Сердце бьется, – сказал я.

– Давай занесем его вовнутрь, – предложила Дебора, и я втащил профессора в квартиру.

Наверное, квартира была не такой маленькой, какой казалась на первый взгляд, просто стены были увешаны книжными полками, а рабочий стол затерялся под кипами бумаг и книг; Оставшееся пространство занимали убогий продавленный двухместный диванчик, стул с мягким сиденьем и напольная лампа, стоявшая позади него. Мне удалось водрузить Голперна на диван, который заскрипел и угрожающе прогнулся под ним. Я поднялся и чуть не сбил с ног Дебору, которая уже склонилась над Голперном и смотрела на него.

– Подожди, пока он очнется, прежде чем запугивать его; – посоветовал я.

– Этот сукин сын что-то знает, – отозвалась она. – Иначе с чего он так хлопнулся?

– Может, плохо питается? – предположил я.

– Приведи его в чувство, – сказала Дебора.

Я решил, что она шутит, и посмотрел на нее: сестра была чертовски серьезна, как всегда.

– Каким образом? – спросил я. – Забыл прихватить с собой нюхательную соль.

– Не можем же мы просто стоять и смотреть, – сказала она и приблизилась к нему так, словно собиралась трясти беднягу или дать ему в нос.

На свое несчастье, Голперн выбрал именно этот момент, чтобы прийти в себя. Сначала он задвигал глазами, а потом открыл их, и когда увидел нас, то все его тело напряглось.

– Что вам надо? – спросил он.

– Обещаете больше не падать в обморок? – осведомился я.

Дебора оттолкнула меня локтем в сторону.

– Ариэль Голдман, – влезла она.

– О Боже! – заскулил Голперн. – Я знал, что так и случится.

– Вы оказались правы, – сказал я.

– Вы должны мне верить, – взмолился он, изо всех сил пытаясь подняться и сесть. – Я этого не делал.

– Хорошо, – сказала Деб. – А кто?

– Это она сама, – беспечно ответил он.

Дебора посмотрела на меня так, словно я могу объяснить, почему Голперн несет какую-то чушь. К сожалению, я не сумел, так что она снова перевела взгляд на профессора.

– Сама, – повторила Деб, и в ее голосе послышалось обычное для копов сомнение.

– Да, – настаивал он. – Она хотела, чтобы все выглядело так, как будто это я, и таким образом вынудить меня поставить ей хорошую оценку.

– То есть она себя подожгла, – сказала Дебора, не спеша, словно говорила с трехлетним ребенком, – а потом сама отрезала себе голову. Чтобы вы поставили ей хорошую оценку.

Голперн вытаращился на нас, его челюсть отвисла и задергалась, словно пыталась закрыться, но ей не хватало мышечной силы.

– Что?.. – наконец произнес он. – О чем вы говорите?

– Ариэль Голдман, – начала Деб, – и ее соседка по комнате, Джессика Ортега. Обеих сожгли. Обеим отрезали головы. Что вы можете нам об этом рассказать, Джерри?

Голперна передернуло, а потом он надолго замолчал.

– А… а они живы? – прошептал он наконец.

– Джерри, – сказала Дебора, – у них головы отрезаны. Вы как думаете?

Я с интересом наблюдал, как на лице Джерри сменяют друг друга разные выражения замешательства, а потом, когда до него наконец дошло, круг замкнулся и все вернулось к отвисшей челюсти.

– И вы что же… что это я… вы не имеете права…

– Боюсь, что имею, Джерри, – возразила Дебора. – Если только вы не убедите меня в обратном.

– Но это же… я бы никогда… – бормотал он.

– А кто-то смог, – заметил я.

– Да, но… Боже мой! – проговорил Голперн.

– Джерри, – начала Дебора, – как по-вашему, о чем мы хотели вас спросить?

– Об… об изнасиловании, – сделал он робкую догадку. – То есть о том, что я ее не насиловал.

Где-то существует мир, в котором все имеет смысл, но мы, очевидно, к нему не принадлежим.

– То есть о том, что вы ее не насиловали, – повторила Дебора.

– Да, когда… она хотела, чтобы я ее, э-э… – промямлил он.

– Ариэль Голдман хотела, чтобы вы ее изнасиловали? – переспросил я.

– Она, она… – Он начал краснеть. – Она предложила мне, гм, секс. В обмен на хорошую оценку, – сказал он, глядя в пол. – А я отказался.

– И тогда она попросила вас изнасиловать ее? – предположил я.

Дебора ударила меня локтем в бок.

– Итак, вы ей отказали, Джерри? – спросила Дебора. – Такой симпатичной девушке?

– Тогда она пригрозила, э-э, что добудет высший балл любым путем. Потом она взяла и разорвала свою блузку, а потом начала кричать. – Он сглотнул, по-прежнему глядя в пол.

– Продолжайте, – подбодрила его Дебора.

– И она помахала мне рукой, – сказал Голперн, подняв свою руку и помахав ею, как бы на прощание. – А потом выбежала в коридор. – Наконец он поднял взгляд. – Я только в этом году получил возможность попасть в штат. Если пойдут слухи, моей карьере конец.

– Ясно, – очень понимающим тоном сказала Деб. – Значит, вы убили ее, чтобы сохранить карьеру.

– Что? Нет! – с жаром воскликнул он. – Я ее не убивал!

– А кто же тогда, Джерри? – спросила Дебора.

– Я не знаю! – сказал он обиженным тоном, как будто мы обвинили его в том, что он украл печенье. Дебора смотрела на него, а он переводил взгляд с нее на меня и обратно. – Это не я! – настаивал Голперн.

– Очень хочется вам поверить, Джерри, – посочувствовала Дебора. – Но я ничего не решаю.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил профессор.

– Мне придется просить вас пройти со мной, – пояснила она.

– Вы меня арестовываете? – воскликнул он.

– Я веду вас в участок, чтобы задать несколько вопросов, вот и все, – воодушевляюще сказала она.

– О Боже мой! – произнес он. – Вы меня арестовываете. Это… нет. Нет.

– Давайте все сделаем по-хорошему, профессор, – предложила Дебора. – Нам не нужны наручники, ведь так?

Голперн взглянул на нее, потом неожиданно вскочил на ноги и бросился к двери, но, к несчастью для него, бежать ему пришлось мимо меня, а Декстер широко известен и справедливо превозносим за свою молниеносную реакцию. Я выставил ногу на пути профессора, и он растянулся на полу головой к двери.

– Ооой, – протянул он.

Я улыбнулся Деборе:

– Похоже, без наручников тебе не обойтись.

Глава 13

Меня никто не может назвать параноиком. Я не верю, что окружен тайными врагами, которые только и ждут, чтобы сцапать меня, а потом пытать и убить. Конечно, я очень хорошо знаю, что если лишусь маскировки и обнаружится моя суть, то все общество сплотится и станет требовать моей медленной и мучительной смерти, но это не паранойя, а просто спокойное и трезвое понимание, что такое событие однажды вполне может стать реальностью, и я его не боюсь. Я стараюсь быть осторожным, чтобы этого не произошло.

В большой степени своими успехами я обязан едва слышимым нашептываниям Темного Пассажира, который до сих пор делился своими мыслями до неприличия скромно. Но вот случилось неожиданное – Темный Пассажир замолчал. Тревога нарастала, и от меня начали исходить флюиды беспокойства. Все началось с того ощущения около печей: я почувствовал, что стал объектом наблюдения, даже слежки. И потом, когда мы возвращались в участок, мне показалось, что нас преследует какая-то машина. Она действительно преследовала? Ее водитель имел дурные намерения? И если да, кто ему был нужен: я или Дебора, или все дело в обыкновенной привычке водителей Майами ездить нос в хвост?

Я наблюдал за машиной, белой «тойотой-авалон», в боковое зеркало. Она не отставала всю дорогу до тех пор, пока Дебора не свернула на парковку, а потом просто проехала мимо. Водитель не замедлил движения и не показался из окна, чтобы рассмотреть нас получше, но меня по-прежнему не оставляла в покое бредовая мысль, что эта машина за нами следила. Однако я никогда не бываю уверен до конца, пока Темный Пассажир не подтвердит мои предположения, а он молчал – издал только какой-то шипящий звук, словно собирался что-то сказать, и поэтому мне показалось большой глупостью рассказывать о своих подозрениях Деборе.

Позже, когда я вышел из здания и сел в свою машину, чтобы наконец ехать домой, у меня опять возникло то же ощущение: будто бы некто или нечто следит за мной, – но только ощущение. Ни предостережения, ни проникновенного шепота из глубин подсознания, ни трепета черных крыльев в предвкушении боя – ничего, одно ощущение.

И я стал нервничать. Когда мой Пассажир говорит, я слушаю. И действую. Но сейчас он молчал и только ежился. Я был в замешательстве и ничего не понимал. В отсутствие какой-либо плодотворной идеи оставалось только не спускать глаз с зеркала заднего вида по дороге домой на юг.

Так вот каково быть человеком? Идти по жизни, понимая, что ты просто приманка на веревочке, спотыкаясь на каждом шагу и чувствуя, как тигр идет по твоим следам? Да, я уже далеко продвинулся в постижении природы человеческого поведения. Мне как хищнику хорошо знакомо захватывающее чувство, которое испытываешь, пробираясь в овечьей шкуре сквозь стадо потенциальных жертв, зная, что в любой момент можешь свернуть голову одной из них. Но без подсказки моего Пассажира я просто не имел представления, как мне теперь смешаться с толпой; я сам оказался беззащитной частью этого стада. Стал жертвой, и мне это не нравилось. Я призвал на помощь бдительность.

И вот когда я съезжал с шоссе, моя бдительность явила мне «тойоту-авалон», следовавшую за мной.

Конечно, в мире существует множество «тойот». В конце концов, японцы проиграли войну и теперь имеют полное право доминировать на нашем рынке автомобилей. И естественно, что какая-то часть «тойот» могла сейчас на совершенно законных основаниях возвращаться восвояси тем же запруженным маршрутом, который предпочел и я. Рассуждая последовательно, на свете много дорог, поэтому вполне разумно, что эта белая «тойота-авалон» выбрала одну из них. А вот полагать, будто кто-то станет следить за мной, было нелогично. Что я сделал? Я имею в виду, из того, что можно доказать?

Получается, с моей стороны было совершенно неразумно думать, что за мной следят, однако остается необъяснимым мое решение ни с того ни с сего свернуть с Первой автомагистрали в переулок.

К тому же непонятно, почему «авалон» упорно ехал за мной.

Машина держалась на приличном расстоянии, как любой хищник, чтобы не спугнуть свою добычу, или любой человек, которому по совпадению тоже понадобилось свернуть в этот переулок. И так же нелогично я сделал очередной крутой поворот, теперь налево, на маленькую тихую улочку.

Мгновение спустя за мной последовала та машина.

Как я уже говорил, Душегуб Декстер не знает слова «страх». Так что, бешеный трепет сердца, пересохшая глотка, пот, льющийся с ладоней, – признаки легкого дискомфорта?

Это чувство мне не нравилось. Я больше не Рыцарь Кинжала. Клинок и доспехи пылятся теперь где-то в подвале моего замка, а я оказался на поле битвы без них, неожиданно превратившись в легкодоступную желанную жертву, и чисто интуитивно я знал, что нечто уже взяло мой след своими жадными ноздрями.

Я снова свернул направо и только теперь заметил, что проехал мимо знака с надписью «Тупик».

Глухой переулок. Я попался.

Непонятно почему я замедлил движение в ожидании, пока та машина догонит меня. Наверное, я просто хотел убедиться, что белый «авалон» все еще там. Вот он. Я проехал до конца переулка, до небольшой разворотной площадки. На подъездной аллее дома, который располагался рядом с площадкой, не было ни одной машины. Я остановился и заглушил двигатель, пораженный бешеным сердцебиением и своей неспособностью делать что-либо еще, кроме как сидеть и ждать неумолимого появления клыков и когтей, или что там есть у моего преследователя.

Белая машина приближалась. Она снизила скорость, въезжая на разворот, словно целенаправленно подбиралась ко мне…

А потом объехала по дуге, вернулась на дорогу и выбралась из переулка в закатный Майами.

Я наблюдал, как она удаляется, и когда ее фонари скрылись за поворотом, неожиданно вспомнил, что нужно время от времени дышать, и, воспользовавшись этим вновь открывшимся знанием, почувствовал себя очень хорошо. Восстановив содержание кислорода в крови, я пришел в себя и обрел способность мыслить. Что, в конце концов, произошло? За мной следовала некая машина. А потом она уехала прочь. Существует миллион причин, по которым эта машина выбрала тот же путь, что и я, и большинство из них можно описать одним словом: совпадение. А пока Дрожащий Декстер сидел и обливался холодным потом в своем кресле, что сделала плохая большая машина? Она убралась. Никто не стал останавливаться, чтобы выглянуть из окна, накричать или кинуть ручную гранату. Человек в «авалоне» всего лишь проехал мимо, оставив меня наедине с собственным абсурдным страхом.

Вдруг в окно постучали, я подскочил от неожиданности и ударился головой о потолок машины.

Я обернулся и увидел наклонившегося к моему окну человека средних лет, с усами и безобразными шрамами от прыщей. Он смотрел на меня через стекло. Я не заметил, как он подошел, – лишнее доказательство того, что я был один и совершенно беззащитен.

Я опустил стекло.

– Вам помочь? – спросил человек.

– Нет, спасибо, – ответил я, не представляя, чем он может мне помочь, а главное – зачем. Ответ не заставил себя долго ждать:

– Вы мне путь загородили.

– А, – сказал я и подумал, что, наверное, так оно и есть и надо бы срочно придумать подходящее объяснение: «Здесь где-то Винни живет». Не блестяще, но вполне сносно при данных обстоятельствах.

– Вы не туда заехали, – сказал человек с твердой уверенностью, которая здорово меня подбодрила.

– Извините, – отозвался я. А потом поднял стекло и выехал из переулка, а человек все следил за мной, наверное, желая убедиться, что в последний момент я не выскочу и не брошусь на него с мачете.

Мгновение спустя я уже был в жаждущей крови мясорубке на Первой автомагистрали. И по мере того как привычная жуткая пробка обволакивала меня с двух сторон словно теплое одеяло, я ощущал, как медленно, но верно погружаюсь в себя. Снова дома, снова за стенами Замка Декстера, с пустым подвалом и все такое прочее.

Впервые я почувствовал себя таким болваном, иначе говоря, таким человеком, насколько это возможно для меня. О чем я вообще думал? Точнее, почему вообще не думал, поддавшись непонятному приступу паники? Как-то все глупо, слишком по-человечески и невероятно смешно, если б я только умел смеяться. Отлично. Я был просто нелеп.

Последние несколько миль я провел, изобретая ругательные слова, которыми можно обозвать самого себя за такую бурную реакцию, и к тому моменту, когда подъехал к дому Риты, так увлекся самобичеванием, что почувствовал себя гораздо лучше. Я вышел из машины, и на лице у меня было нечто напоминающее улыбку, которую породила радость из глубины Дубиностоеросового Декстера. Но стоило мне сделать первый шаг по направлению к дому, как мимо меня проехала машина.

Конечно же, белый «авалон».

Если на свете есть такая вещь, как справедливость, то настал мой час испытать ее действие на собственной шкуре. Много раз мне приходилось видеть людей с открытым от Удивления ртом, совершенно обездвиженных от удивления и страха, но Декстер в такой глупой позе оказался впервые. Замерший на месте, неспособный двинуться даже для того, чтобы подтереть собственные слюни, я смотрел, как машина медленно проезжает мимо, и думал только о том, как глупо я выгляжу в этот момент.

Да, я выглядел бы еще глупее, если бы тот, кто сидел за рулем, решился на большее, а не просто медленно проплыть мимо меня, но, к счастью для людей, которые знают и любят меня – а таких по меньшей мере двое, включая меня самого, – машина проехала не остановившись. Мне показалось, что сейчас я увижу человека, сидящего в кресле водителя. Но тот немного прибавил скорости и не спеша направился к середине улицы. Свет на мгновение отразился от серебряной эмблемы в виде головы быка, и машина скрылась из виду.

И я не смог придумать ничего лучше, чем захлопнуть варежку, почесать затылок и побрести в дом.

Мне слышался ненавязчивый, но гулкий и мощный барабанный бой; я чувствовал, как накатывала волна счастья, порожденная ощущением облегчения и предвкушением того, что должно начаться. И вот затрубил и рога: теперь уже оставалось недолго, всего несколько секунд, прежде чем все начнется и произойдет в который раз. Радость переливалась в мелодию, которая разрасталась и, казалось, заполняла собой все пространство. Мои ноги несли меня туда, где голоса обещали скорый покой, исполненный восторга и блаженства, который вознесет до экстаза…

И тут я проснулся; сердце бешено колотилось, ничем не мотивированное чувство облегчения, которое я испытывал, казалось мне непонятным, потому что ничего общего с тем, что ощущает жаждущий человек после глотка воды или уставший – на отдыхе, оно не имело, хотя что-то похожее было.

Однако двух мнений быть не может, и это настораживает – облегчение, которое я почувствовал во сне, очень напоминало то, что происходило после моих забав с отморозками, и свидетельствовало о полном удовлетворении самых сокровенных потребностей. После чего можно было отдохнуть и насладиться удовольствием.

Такого просто не могло быть. Я не мог изведать одно из самых интимных и глубоко личных ощущений так запросто, во сне.

Я взглянул на часы: пять минут первого ночи; спать, этой ночью Декстер планировал только спать.

Рядом посапывала Рита, чуть поскуливая, словно гончая, которой снится, что она травит зайца.

А Декстер – в замешательстве. Что-то проникло в мою ночь без сновидений и всколыхнуло спокойное море моего тревожного сна. Не знаю, что это такое, но с ним пришла беспричинная радость, и мне это не нравилось. Мое хобби при лунном свете порождало холодный восторг, и только. Никакие иные чувства не волновали темных глубин подсознания Декстера. И я бы предпочел, чтобы все так и оставалось. У меня внутри имелось маленькое защищенное пространство, огороженное и закрытое на замок, где я наслаждался своей особой радостью, только в особые ночи, и больше ничего. Любые другие переживания не имели для меня никакого смысла.

Так что же ворвалось в мой погреб, снесло дверь с петель и заполнило его этим незваным и нежеланным чувством? Во имя всего святого, как это нечто могло забраться сюда, неся с собой всеохватывающее ликование?

Я лег с твердым намерением заснуть и доказать себе, что я здесь главный, что ничего не случилось и не произойдет. Это Декстерленд, и я здесь – король. Все. Посторонним вход воспрещен. Я закрыл глаза и стал дожидаться подтверждения от авторитетного голоса из глубин, непререкаемого господина потаенных уголков моего внутреннего мира, моего Темного Пассажира. Я надеялся, что он согласится со мной, прошепчет мне слова, которые вернут эту нестройную музыку туда, откуда она пришла, и заткнут фонтан чувств, вызванных ею. Я все ждал, когда же он скажет что-нибудь, но он ничего не говорил.

Я очень упорно и нудно колол его мыслью: «Эй ты! Просыпайся! Покажи свой оскал!»

Но он молчал.

Я заглянул во все свои потаенные уголки, я кричал от нарастающего беспокойства, я звал Пассажира, но место, где он обитал, опустело, чисто убранное и готовое к сдаче в аренду. Постояльца и след простыл, словно его никогда и не было.

Из того места, которое он когда-то занимал, я все еще слышал отголоски музыки, гулким эхом отражавшиеся от толстых стен опустевшей квартиры и катившиеся сквозь неожиданно возникшую, очень болезненно ощущаемую пустоту.

Темный Пассажир ушел.