Текст книги "Подземный Венисс"
Автор книги: Джефф Вандермеер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Мусорная свалка напоминала зверя, который поедал свои собственные темные внутренности и никак не мог ими насытиться. Когда-то это был ИИ, а нынче – всего лишь старый зверь, медлительный и к тому же без глаз, чтобы различать кусочки плоти, которые копошились на грудах его вечного подвижного обеда. Свалка свернулась кольцом, на дальней стороне которого – дальней от места, где появился Шадрах – щелкали проржавевшие челюсти, пожирая зловонные отбросы, которые состояли из протухшей еды и нескончаемых пластиковых упаковок. Со скрежетом шестеренок они поглощали тонну за тонной. Часть мусора сжигалась, другая проваливалась в глубокую дыру и там расплющивалась, но в основном старый зверь преобразовывал объедки в сырье и выбрасывал через дыхало на верхние уровни, откуда вторичные продукты спускались обратно, на свободные рынки, где использовались по назначению и снова выбрасывались, так что свалка поедала не только сама себя, она питалась отходами собственных отходов: вечный пожиратель мира. К счастью для него, зверь не имел обоняния и даже мозга и не мог учуять бессильных кусочков плоти, которые возились в его внутренностях, таская совсем уж маленькие кусочки.
Шадраху не было дела до свалки. Его интересовал народец, обосновавшийся на десятом уровне. Эти люди охраняли свою добычу так ревностно, словно золотые жилы. Еще бы, ведь каждый день какие-нибудь бездельники выбрасывали в мусоропровод, а значит, и в пасть зверя тысячи бесценных вещиц. Каждый день охотники за поживой копались в огромных ворохах из суповых пакетиков, банановых шкурок, дохлых животных, старых голограмм, бумажных тарелочек, мяса, костей, овощей, одноразовых вилок, редких монеток, использованных кредиток и потрепанных книжных обложек. Иногда, если свалка совсем уж ленилась работать челюстями, горы вырастали до сорока футов в высоту и каждый клан или семья набирали себе целый холм из добычи и яростно защищали его от любых посягательств.
Поэтому Шадрах держался низин, наступая то на разорванное платье, то на засаленного медвежонка, то на использованную кофеварку. Неровный потолок десятого уровня, вырубленный в твердой скале, темнел над головой примерно в шестидесяти футах, а под ногами постоянно хлюпали какие-то жидкие либо желейные субстанции. Издалека, от челюстей зверя, доносился слабый запах гари (мужчине даже померещилось, хотя это и глупо, слабое чавканье), и Шадрах обрадовался этой перемене, потому что с первой минуты собственный нос рассказывал ему воистину жуткие истории – и ни одной со счастливым концом.
Мужчина шел и звал Николаса, то крича, то понижая голос, а тем временем люди, вооруженные ружьями, лазерами, стальными копьями, занимали оборонительные позиции на холмах. Между членами кланов не было тесных связей, многие принадлежали к разным расам, но все они, увидев чужака, выстраивались плотной стеной, молчаливой и грозной. Едва же он благополучно проходил мимо очередного кургана, как люди лихорадочно кидались раскапывать новые сокровища. Шадраха тошнило от вони (даже Иоанн Креститель в кармане громко чихал и фыркал), и он молился о том, чтобы скорее найти Николаса. К тому же пол неприятно двигался под ногами, и нужно было постоянно ловить равновесие, отчего мир казался капризным и неустойчивым.
Наконец, четыре часа спустя, при свете сторожевого костра мужчина заметил, как призрачные тени мужчин и женщин у подножия мусорной кучи тычут во что-то копьями. Это что-то дергалось и скулило. Приблизившись, Шадрах различил и слова:
– Пожалуйста, не трогайте меня. Пожалуйста.
Ошибки быть не могло: Шадрах узнал этот голос, ровный и мертвый, в котором звучало нечто запредельное, выше всякого страха, достал пистолет и сделал предупредительный выстрел. Любители отбросов обернулись и озадаченно попятились на вершину холма, пожимая плечами: дескать, было бы ради чего драться. Под хохот мусорного племени мужчина подошел к покинутой жертве. Сверху кто-то крикнул:
– Если разберешься, что это за чучело, дай знать!
Шадрах даже ухом не повел. Он стоял на месте отступивших и вглядывался в темноту, куда не доставали отблески мерцающего костра. У стены горбилась низенькая фигура. Шадраха внезапно пробил озноб. Что-то здесь не так. Совсем не так.
Тень шевельнулась, побрела на свет, но вдруг заторопилась обратно. Мужчина успел уловить нечто странное, одновременно тощее и тяжеловесное. Призрак шумно облизнул губы, передернулся и подавился кашлем.
– Николас? Это ты, Николас? – поразительно сдержанным тоном спросил Шадрах.
Тень несмело повернулась к нему.
– Хочешь послушать историю? – прошипела она. – Я много знаю историй. Давай расскажу тебе о городе. Это очень важно. Город – искусно сделанная обманка, вырезанная из картона и размалеванная блестящими красками… – Голос превратился в неясный, неразличимый лепет.
– Нет, Ник, – оборвал его мужчина. – Не нужны мне твои истории. Ты знаешь, кто я такой.
Последовало молчание. Затем:
– Привет, Шад. Подумать только. И ты здесь. Собственной персоной, во плоти. – Призрак фыркнул и без надежды хихикнул. – Наркоты не найдется, нет? Или колес от боли?
Шадрах разбежался, метнулся в сумрак и пнул Николаса, но быстро отпрянул: нога угодила во что-то мягкое, гадкое.
– Господи, Ник, что с тобой?
Тень у стены согнулась пополам.
– Ну спасибо, Шад. Отличный пинок. Губу мне разбил. До крови, Шад.
– Могу добавить, если мало. Давай выкладывай то, что мне нужно.
– А может, просто уйдешь? Ну, просто… уйдешь. Пожалуйста.
– Не могу, я должен кое-что выяснить.
Судя по звуку, Николас сполз по стене и сел. Но тень оставалась на том же месте.
Каждый волосок на руках Шадраха поднялся дыбом.
– Выходи на свет, Ник.
– Не надо. Неужели ни одной таблетки? Совсем-совсем ни одной?
– Выйди, покажись, я хочу на тебя посмотреть.
– Ой, Шад, это тебе не понравится.
Мужчина прицелился в темноту.
– Выбирай. Даю пять секунд.
– Я уже не я, Шад. Ну правда.
– Три секунды.
Послышался долгий плаксивый вздох, и вот Николас опасливо, крадучись, переваливаясь всем телом, выбрался на свет. Шадрах не поверил себе, когда увидел его загадочные голубоватые многофасеточные глаза.
– Господи, Ник. Боже. – Мужчина сглотнул подступивший ком.
Тот, кого он искал, выглядел не иначе как тот самый котенок, собранный братом Николь из конструктора в детстве и милосердно избавленный от мук его сестрой. Да-да, те же граненые глаза и пять лап, хвост ящерицы, раздутое человечье ухо на темечке пушистой головы, в котором извиваются кроваво-красные языки. Несчастный завернулся в серый халат, но ткань истерлась, и сквозь дыры торчали-выглядывали разные органы. Во всем полуголом и грязном существе только и осталось от человека, что нос и клыкастый рот, в котором с трудом рождалась нормальная речь. Но это были нос и рот Николь.
– Можно, я вернусь в темноту? – попросил призрак. – Тебе же легче будет.
Шадрах качнул головой. Когда тварь оставила его, мужчина сам подошел к стене и сел рядом, не в силах посмотреть на соседа.
– Вот уж не думал…
Хриплый смешок.
– Я тоже.
– Кто это сделал?
– А кто, по-твоему? Квин. Не поверишь, у него были такие фантазии… Правда, он умер. Жив, но умер. В нем уже ни капли Живого Искусства. Впрочем, это ты нас свел. Тут не поспоришь.
– Как ты себя чувствуешь?
Тяжелая голова резко мотнулась в его сторону, многофасеточные глаза недобро сверкнули.
– Издеваешься? Ничего смешного. Плохо я себя чувствую. Я… как это он сказал?., отражение собственной неудачи. Вот как он сказал. Черт, если б не было так больно.
– Что ты сделал, когда я послал тебя к Квину?
– Я… я хотел купить суриката. А ты точно пустой? Ни таблеточки?
– Нет у меня никаких таблеток. Ты меня достал этим вопросом. Так что там было, у Квина?
– Сурикатов у него не оказалось; ну, я говорю, ладно, мол, все равно спасибо, и отправился восвояси…
Шадрах ударил его по лицу пистолетом. Рука вошла прямо в лицо. Раздался вскрик и булькающие звуки.
– Это ты зачем, Шад? За что?
– Говори, как было на самом деле. Что ты сделал, о чем я тебя предупреждал?
– Не знаю, о чем речь. Честно, без понятия.
Мужчина посмотрел на существо, утонувшее по колени в мусоре, на свое отражение в блестящих граненых глазах.
– Послушай, Николас. Ник. Я не хочу тебе делать больно. Но если будешь отпираться, убью. Теперь-то какая польза врать? Не можешь остановиться, что ли? Посмотри на себя, до чего дошел. Тебе даже смертью грозить бессмысленно, все и так уже кончено.
Внутри заклокотала ярость, и Шадрах подумал, что убьет Николаса в любом случае.
– Неправда, – возразил тот. – Главное – выбраться отсюда, и я бы мог что-нибудь сделать. Если все обратить…
Шадрах помотал головой, обмякнув у стены.
– Мы оба знаем, тебе осталась от силы неделя. Ты – однодневка. Если сам не умрешь, кто-нибудь найдет и порешит. А теперь давай: что у вас было на самом деле?
– Я пытался договориться.
– А ведь я предупреждал, так?
– Прости, Шадрах. Прости.
– А потом?
– Он меня накачал. Делал со мной всякие вещи. Сказал, что убьет. В меня засаживали… плоть, она цвела и пускала корни. Сначала было не больно. Но это сначала. Он говорил… – Николас поперхнулся словом, выплюнул зеленовато-серую слизь.
– Что он тебе говорил?
– Говорил, что я буду его Живым Искусством. Разве откажешься? Карьера накрылась, а тут появляется он и предлагает стать… – голос проникся благоговением, даже любовью, – …бессмертным. Запомниться. Хреновые у тебя дружки, Шадрах, – жестко прибавил Николас.
– Это не мой дружок.
– Ты же работаешь на него.
– Мы еле знакомы. Ну и что ты делал потом, когда он тебя перестроил?
– Я… я…
– Дай отгадаю. Ты стал выполнять приказы. Выкладывай какие. Быстро.
– Незаконно провозил органы из одного района в другой. Еще доставал наркотики.
– Ты убивал ради него?
– Нет!
Шадрах достал из кармана Иоанна Крестителя и обратился к нему с наигранной серьезностью:
– Это правда? Он никого не лишил жизни? Эй, ты должен помнить Иоанна. Наверно, раньше у него было другое имя.
Николас ничего не ответил, потрясенно уставившись на отсеченную голову.
– Он прикончил семерых или восьмерых, – сказал Креститель. – В основном бионеров, которые пытались урвать часть хозяйского бизнеса. Привет, Николас.
– Привет, – ответил тот ровным, безжизненным тоном.
– Иоанн, – произнес Шадрах, – я знаю, ты пытался убить Николь. А знаешь, кто ее на самом деле прикончил?
Николас заплакал. По многогранным глазам покатились огромные блестящие слезы.
– Убери его. Пожалуйста, избавься от этой твари.
– Чтоб вам обоим подохнуть в ужасных муках, – пожелал сурикат, пока Шадрах запихивал его в карман.
– Да я себя убил! – проговорил Николас. – Себя. Постучал в дом, она открыла, и я себя убил. Это было как перед зеркалом, а мне хотелось положить всему конец, и я придушил ее, а тут пришли ганеши и утащили тело…
Иоанн Креститель сердито заворочался. Шадрах сунул палец в карман и поморщился от беззубого укуса. Боль помогла прояснить рассудок.
– Зачем ты это сделал?
– Хотел от себя избавиться. Меня заставили. Я уже превращался…
Призрак отчетливо вздрогнул, словно сам себя испугался.
– Нет, – заявил Шадрах. – Ничего подобного. Ты начал превращаться в это… в это… ну, в то, что ты есть… уже когда Квин перерыл ее память, то есть после того, как задушили Николь. Это ты ее убил, ты. От страха, из трусости.
– Врешь, – сказал Николас. – Неправда. Я уже менялся, я…
– Заткнись!
Темная фигура всхлипнула и склонила голову на подвешенные снаружи органы.
– Так захотел Квин?
– Да.
Еще не успело прозвучать это «да», как мужчина бросился на Николаса. Руки сомкнулись на колючей шее. Чтобы больше ни звука, ни чувства… Однако враг даже теперь походил на нее: те же скулы, нос и рот… Мелькнула бредовая мысль: «Ты убиваешь любимую. Душишь насмерть». Шадрах отдернул руки, тяжело задышал.
– Проклятие! Я бы легко тебя прикончил.
– Ну и прикончил бы.
– Не могу.
Робкие, напрасные слова:
– Я что… я на нее похож, да?
Мужчина пропустил вопрос мимо ушей. Он впился ногтями в ладони. Что же делать? Что делать?
– Попробуешь убить Квина? – почти безучастно осведомился Николас.
– Да.
– Он не допустит, ты же понимаешь, если только это не часть его плана.
– Никуда не денется.
– Квин правит миром, Шад. А ты не знал? Он вроде бога.
– Какой у него план?
Николас рассмеялся.
– Работать на Квина и этого не знать?
– Не знаю. Я исполняю приказы. Навещаю старушек в имениях и толкую с ними о погоде. Я никогда не задавал вопросов.
Николас закашлялся, перегнулся пополам, выплюнул кровь на землю, утерся и посмотрел на Шадраха.
– Тем лучше. Я задавал – и погляди, до чего докатился.
– Что он задумал?
– Проще простого: чтобы сурикаты больше не поклонялись у его алтаря. Квин желает, чтобы они стали сами собой. Принимали собственные решения. Спроси у своего приятеля на блюде. Ему все известно.
– Он не скажет.
– Не можешь заставить?
– Это же одна голова. С ним вообще говорить тяжело. А зачем Квину это надо?
Николас пожал плечами.
– Трудно сказать. Только это случится не сразу. Постепенно. Так, чтобы наверняка. Появятся знаки. Символы. Некие события, действия, еле заметные, как лучик света, коснувшийся тротуара, или полет одинокой птицы по небу, – и всякий раз будут срабатывать новые рычаги, пока мало-помалу сурикаты не обретут независимость и восстанут против людей-угнетателей.
– Не вижу смысла.
– Увидишь, когда все случится. Тогда ты поймешь.
– Да зачем? Ты наверняка в курсе!
– Он же не все мне рассказывает. Я только и знаю, что город в опасности. Оттуда пора выбираться.
– Плевать на город. Ты видел Квина? Настоящего?
– Да. – В голосе звенела неприкрытая гордость. А как же оскверненное тело? Что же такое Квин, что ухитрился внушить к себе столь извращенное поклонение? – Он живет на тридцатом уровне и…
Николас осекся, поняв свой промах. Шадрах улыбнулся.
– Веди меня туда.
Глава 6Нисхождение далось нелегко, учитывая состояние Николаса, который, прихрамывая, вел Шадраха сквозь мрак. Дюжина эскалаторов, полдюжины лифтов. Ступени. Перекладины лестниц. Мужчины с лицами, испещренными пятнами зеленых технических огней, жались к бокам тоннелей. Перебегали коридоры, которые вот-вот грозили обвалиться, в чем заверяло красное мерцание, заливающее такие места. Сквозь багровую дымку казалось, будто Николас истекает кровью. Подобное освещение разоблачало истинную суть и назначение вещей. Мужчины держались подальше от настоящего света, стараясь не подставляться, и те минуты, когда он вдруг настигал их, переворачивали все в душе Шадраха. За все время странствия (бывшему любовнику Николь оно навсегда запомнилось как лишенное звуков и запахов) попутчики не обмолвились ни словом. Шадраха молчание радовало, как манна небесная. Ему было нечего сказать убийце, а если бы тот заговорил, его бы это лишь взбесило.
Наконец они добрались до древнего подземного вокзала, куда и держали путь, по словам Николаса. Рифленые своды гигантского зала взметнувшимися крыльями уходили ввысь, где их изящные линии тонули во мраке верхнего уровня. Долетающий шум возвращался обратно в виде искаженного эха. Нависающий сумрак, наверное, рухнул бы под собственной тяжестью, когда бы его не отгоняли флуоресцентные шары, чье трепетное мерцание дразнило глаза, обещая то превратиться в полноценный свет, то погаснуть окончательно.
Билетная касса на этом старом и закопченном вокзале представляла собой полусгнившую клетушку, в которой горбились какие-то ветхие машины. Металлические части платформы давно успели проржаветь, а каменные – источиться; шагая по ним под неверным светом шаров, пассажиры поминутно рисковали вывихнуть лодыжку или пострадать еще хуже. Запах, состоящий наполовину из просочившейся вони мусорной зоны, наполовину из паров машинного масла, долетал как бы издали, напоминая картину с потускневшими красками, укрытыми под патиной многолетней пыли.
Путешественники, пойманные в сети этого сумеречного мира, продирались через мглу и тени, где лица колыхались бледными небесными спутниками. Ожидающие стояли недвижно, каждый на собственном острове одиночества и самопогруженности. Казалось, они провели в таком положении сотню лет. По правде сказать, поначалу мужчине почудилось, будто бы он угодил на выставку забытых статуй.
Люди стояли с тросточками и чемоданами в руках, оставив тяжелые сумки лежать у ног. Никто не смотрел в глаза Шадраху, шагавшему вслед за Николасом; впрочем, никто и не уступал дороги, так что вскоре они стали казаться ему какими-то призраками, заблудшими душами, лунатиками. В полумраке зрение играло с мужчиной злые шутки, капризно придавая далеким фигурам несбыточные очертания: рыбьи головы, птичьи конечности, тела ящериц.
Шадрах возненавидел это место всей душой; ему не терпелось выбраться отсюда. Чем ближе к рельсам, тем сильнее затхлую вонь вокзала перекрывал запах бензина. Линия пролегла в огромной траншее, которая наверняка изменяла размеры и форму в зависимости от очертаний поезда. Внизу, между рельсами, суетились крохотные существа, одновременно похожие и непохожие на мышей. Мужчина избегал смотреть на их мордочки, боясь увидеть лица орангутангов из надземного логова Квина. Твари сновали во все стороны, тихонько покашливали, общаясь между собой, дрались и спаривались, нимало не смущаясь под неотрывным взглядом Шадраха.
Но вот их мир заполнили красные сигнальные огни, и странные существа разбежались по норам. Поезд стремительно приближался. Подул сильный ветер, вокзал начал мощно содрогаться. Ожидающие схватились за свои шляпы. «Статуи» разом заворчали, надвигаясь на рельсы и толкая двух чужаков вперед.
– Тебя не боятся, – заметил Шадрах и уставился себе под ноги, по-прежнему опасаясь разглядывать лица соседей.
– Уж поверь, на такой глубине им случалось видеть и кое-что похуже, – отозвался Николас.
Подъехавший поезд, заполонивший оба уровня, напоминал скорее исполинского зверя или космический корабль. Создатели не потрудились придать его формам ни красоты, ни изящества: машина была построена для тяжкой работы в суровых условиях. Покоряла разве что безумная скорость, с которой грохочущий поезд летел по рельсам, точно слепая пуля. Шадрах был уверен: громадина нипочем не остановится, но та легко, словно по команде, примерзла к месту и успокоилась, затмив собою тоннель. Из бесчисленных отверстий вырывался разного рода лязг и скрежет. Покрытый огромными дырами корпус поезда смахивал на изъязвленное тело чудовища из доисторических времен. И вот на всех уровнях растворились двери. Наружу хлынул поток самых странных людей – причем не через помятые стальные створки, а прямо через дыры между ними: они казались крупнее и, следовательно, удобнее для выхода. Когда на платформу ступили последние пассажиры, Шадрах по-прежнему отводил глаза и думал: а вдруг это сходство с рыбами и ящерицами ему не привиделось? Ну что такого он может увидеть, если посмотрит прямо? Страшнее своего спутника – ничего.
– Под ноги гляди, – предупредил Николас, когда они заходили в вагон. – В полу тоже дыры.
Строители поезда не позаботились о такой роскоши, как сиденья. Пассажиры попросту стояли, отгородившись друг от друга невидимыми границами. После того как все разошлись по вагонам, рядом с Шадрахом остались трое: женщина в красном, в огромной алой шляпе с вуалью, ниспадающей на лицо; мужчина с крысиными чертами лица, забившийся в угол и бросавший на Николаса косые нервные взгляды, и жирная четырехфутовая фигура в лохмотьях.
Когда двери съехались, поезд задрожал и затрясся, завыл, зафыркал и застонал всеми своими металлическими частями. Потом словно встал на дыбы, отпрянул назад и ринулся в темноту, озаренную красными аварийными огнями. Шадрах оглох от шума – будто тысячи острых ногтей заскрипели по камню или разом погнулся миллион изношенных стальных деталей – и едва не упал, но схватился за поручень весьма сомнительной надежности. Соседи по вагону, чьи лица тонули в кровавом свете, не отводили глаз от пистолета в руке Шадраха. Поезд ревел и подскакивал на рельсах, словно хищник, рвущийся на охоту; сквозь дырку в полу было видно, как проносится, расплываясь от скорости, нижний уровень. Мужчине внезапно подумалось: должно быть, на самом деле он так и не выбрался из банка органов и теперь лежит рядом с Николь под курганом из ног, а все остальное – лишь сон, которому суждено длиться вечно.
– Тебе скоро прыгать! – рявкнул на ухо Николас. Поезд, не умолкая, несся вперед под яростный свист ветра. Что ему стоило сорваться с рельсов и проложить свой собственный путь сквозь стену тоннеля? Шадрах в изумлении развернулся к спутнику:
– Прыгать?!
Николас кивнул, сверкнув багровыми фасеточными глазами.
– Через пятнадцать минут, и только так. Поезд пролетает над отверстием, откуда хорошо видно тридцатый уровень. Бросайся прямо туда. Иначе придется карабкаться целых пятнадцать уровней вниз. Это куда хуже. По дороге обязательно прихлопнут, пускай и с бляхой.
– У меня же нет крыльев! – проорал мужчина.
– А парашют на что?
– Черт, и где я его возьму?
– Скоро появится. – Спутник оскалил зубы.
– Как это, Ник?
– Сейчас увидишь. Потерпи.
Шадрах метнул на него сердитый взгляд. От сумасшедшей езды у мужчины то и дело подпрыгивал желудок. Да и нервы были на пределе. Насколько вообще можно верить этому Николасу?
Однако три минуты спустя по вагону молча прошел грузный человек с парашютами за спиной. Шадрах купил у него две штуки и протянул второй рюкзак своему спутнику.
Тот замотал головой.
– А мне не надо. Я не буду!
– Будешь.
– Да не вернусь я туда!
Мужчина вскинул оружие.
– Вернешься. Надевай. Ну и откуда прыгать?
Николас тяжело вздохнул, словно устав от споров, и принялся натягивать рюкзак.
– Только не оттуда. – Он показал на отверстие размером с человека, зияющее справа, за которым с ужасающей быстротой проносились стены из грубого камня и металла. – Дыра маловата, я вроде бы видел покрупнее через три вагона.
Шадрах ткнул ему в бок дуло пистолета, и мужчины прошли через три вагона. Тут им и в самом деле попалась хорошая дыра, а вокруг нее собрались десять человек в отрепьях, весьма болезненного вида. Кое-кто сидел на корточках, иные плакали, некоторые каменели в безмолвном отчаянии.
– Что это с ними? – спросил Шадрах.
– Ничего, – ответил убийца. – Ерунда. Не забивай голову.
Мужчина взял его за руку.
– Говори, когда и куда прыгать.
Под ногами с тошнотворной скоростью пролетала земля.
– Сам увидишь. Надевай парашют.
Прицепить рюкзачок оказалось невероятно сложно. Шадрах совершенно запутался в лямках и пряжках. Между тем поезд резко ухнул вниз. Стены вокруг него раздались в стороны, и внутрь хлынул свежий воздух, наполненный невообразимыми здесь ароматами цветов, духов и нектара. Шадраху померещились в темноте какие-то искры и отражения. Вагон дернулся вправо, и трое из тех, кто готовился прыгать, с криками вылетели наружу.
– Эй! Они без парашютов!
– Еще бы! – прошипел Николас. – Это любимая точка для самоубийц. А теперь – давай!
Что-то в этом голосе насторожило Шадраха; он обернулся, и как раз вовремя, чтобы заметить, как клешня соседа царапнула Иоанна Крестителя, впилась ему в плоть. Сурикат изумленно взвизгнул. Николас полоснул по лямке рюкзака, однако Шадрах инстинктивно подставил руку, замычал от прикосновения острых когтей, но, невзирая на острую боль, выхватил пистолет…
Правда, не успел обрести равновесие: спутник толкнул его, и мужчина, отпустив убийцу, полетел в темноту. В падении он пальнул куда-то на свет, в кривом обрамлении которого стоял Николас. Брат Николь кувыркнулся и выпал из яркого ореола.
Переворачиваясь в воздухе, окруженный семерыми безумцами без парашютов, Шадрах ухитрился сунуть оружие за пояс. Над ним проносились вагоны с красными дырами в днище. Поезд истекал кровавым светом. Крохотные лица пассажиров смотрели вниз. Недоуменные. Далекие… Но вот падающее тело закрыло собою поезд, и тот исчез из виду. Самоубийцы уже не орали. Мужчина не представлял себе, где они. Не знал, куда девался Николас. Шадраха крутило в темноте, как щепку. Чья-то нога ударила по лицу, заставив кувыркаться еще быстрее. Сверху и снизу опять послышался вой обреченных. В кармане надрывал горло Иоанн Креститель. Надо бы попросить у него прощения. Теперь они оба умрут, а ведь сурикат мог протянуть еще сутки. Тут мужчина вспомнил о рюкзаке, который в ужасе крепко вцепился ему в спину, и потянул за кольцо. Не получилось. Еще раз. Ничего. По меньшей мере полпути уже миновало. Внизу мерцали какие-то искорки света. Ветер нещадно хлестал по лицу, предвещая жестокую близкую гибель. Шадрах дернул кольцо в третий раз.
Парашют раскрылся, и лямки с радостью врезались в кожу. Мужчину подбросило правым боком вверх. Рев Иоанна Крестителя быстро затих. Шадрах поморгал и запрокинул голову: над ним качался спасительный белоснежный купол огромных размеров.
Тут первый самоубийца пробил парашют и пребольно задел летящему плечо. Мускулы взорвались агонией. Следующий тоже прорвал материю, но хотя бы не ударил, промчался мимо. А потом они все сразу кончились, оказались где-то внизу с воплями, от которых, наверное, разрывались легкие. Между тем купол начал сдуваться, а до земли оставалось неведомо сколько лететь. Скорость головокружительно росла. Шадрах задыхался. Стало быть, парашют подвел, и ничего получится…
И тут он ударился о землю.
