Текст книги "Закрытый финал (ЛП)"

Автор книги: Джаспер Барк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– И, по-вашему, причина в божественном несовершенстве, а цель – в очищении от него?

– Наконец-то! Со времен своего сотворения человечество погрязло в разврате и соблазнах, и ануннаки, младшие боги, пришли в наш мир, чтобы очистить их души, открыть божественный свет, который заложен в них.

– Творя такой ужас? Уничтожая людей?

– Нет, очищая их страданием, выжигая из них скверну, открывая божественное. Чем больше ты вытерпишь, тем чище ты станешь. Чем чище станешь, тем больше приблизишься к бессмертию.

– А вам это зачем? С какой стати приближать Мелиссу к бессмертию? Не от любви же к искусству! Какая для вас выгода?

– Я своего рода божественный инструмент, орудие. "В начале было слово... и словом был Бог". Почему? Любая история начинается со слова. Вся история мироздания – божественная история. Люди – ее часть. Во всех них божественное начало. При этом у каждого есть еще и своя история. И владеет ей ее автор. Но все они цикличны, можно сказать, автобиографичны и имеют один и тот же финал. Но не моя. Я нашел свой путь, можно сказать, открыл противоядие естественной человеческой истории.

– Бывает, что противоядием отравляются.

– Здесь соглашусь, недаром говорят: "Все – яд, все – лекарство".

– Так что выводит Мелиссу из божественной истории и делает персонажем вашей?

– Вот мы и подобрались к самому интересному.

– Она ведь не первый особый участник?

– Она первый, подобравшийся столь близко к тому, чтобы благодаря мне обрести бессмертие.

– Слышали бы вы себя со стороны. Вы хоть представляете масштаб вашей мании величия?

– О, ну вот и докатились. Когда у человека не хватает ума понять или аргументов убедить, он скатывается до оскорблений. Давайте не опускаться до этого. Это не делает вам чести.

– "Не хватает ума понять"? И после этого вы мне предъявляете, что я вас оскорбляю? Вы вообще способны слушать и слышать кого-либо, кроме себя?

– Когда ты столь великий рассказчик, весь мир рано или поздно смолкнет и будет слушать только тебя. В этом торжество настоящей истории, силы слова. Сейчас я тебе все продемонстрирую.

Исимуд повернулся к прогоревшему местами экрану, на куски которого еще проецировалось изображение. Араб махнул в его сторону рукой:

– Это дверь в мой мир.

Внезапно экран начал разрастаться и менять форму.

– Это моя история, – продолжил Исимуд. – Сейчас я разрушу преграду между ней и зрительным залом – как это у театралов называется, "четвертую стену", и мы окажемся внутри.

Стоило Исимуду произнести это, как реальность начала меняться. Его слова пусть и были неосязаемы физически, но Джимми чувствовал их силу, видел, как трансформировалась действительность. Исимуд, будто виртуозный кукловод, дергающий за нужные ниточки, управлял окружающим миром. Незримая волна прорвалась через экран кинотеатра и заполнила помещение новой реальностью.

XXXVII.

Джимми уже был не в кинотеатре. И не в Лондоне. Огромное подземелье простиралось на многие мили во всех направлениях. Это было похоже на гигантский склеп, катакомбу, в которой все было заставлено операционными столами, жертвенными алтарями, каменными плитами с прикованными к ним людьми. Ануннаки вершили свое зловещее дело, истязая плоть несчастных.

Это был исполинский пейзаж гротескной кровавой истории. У которой не было конца. Чудовищное полотно боли и страдания, усеянное бесчисленными жертвами. Казалось, что никакой, даже самый извращенный разум не сможет представить подобное. Создавалось впечатление, что даже воздух пропитан человеческой агонией. Как ребенок, прячущийся под одеялом, в надежде, что это избавит от кошмара, Джимми плотно закутался в тунику Портного. Однако это не возымело никакого защитного эффекта, напротив, туника словно еще и насыщалась происходящим вокруг.

И вдруг крошки камня и кусочки земли под ногами взмыли ввысь и коконом обвили Джимми. Но эта завеса не сковывала, а скорее напротив, помогала ему немножко снизить эффект, производимый с чудовищной окружающей реальностью.

Джимми закрыл глаза, стараясь абстрагироваться от образов и звуков оркестра тысячелетних страданий. Он постарался мысленно отгородиться от ужаса, царившего вокруг, помня слова о том, что история подталкивает тебя к барьеру, дойдя до которого ты потеряешь контроль и она сделает тебя своей частью. Нужно было сконцентрироваться на достижении своих целей.

Портной очень четко сформулировал то, что должен был сделать Джимми. Придумать, как завершить историю. Закрыть финал, ничего не упустив. Не дать ни единой ее веточке продолжиться. Проблема лишь в том, что Джимми закрытые концовки давались с трудом. Можно сказать, что у него вообще не получалось логично подвести свои работы к завершению. Именно поэтому Джимми и оставлял их открытыми. Но если он не сможет закрыть историю Исимуда, то Мелисса никогда не освободится и будет страдать вечно.

И надо же было ей обратиться за помощью именно к нему! Джимми сокрушался над гримасой судьбы, что худшего кандидата для решения проблемы девушки, чем он, и вообразить себе невозможно. Портной советовал заглянуть внутрь себя, найти причину, которая мешает ему снять тот внутренний блок в сознании, что препятствовал ему. Джимми терпеть не мог писать концовки. Это было самой неприятной и болезненной частью работы. Да что там! Не только работы. Взять хотя бы Дженни. Финал ее жизни наступил так внезапно и нелепо... Без борьбы, надежды на спасение, второго шанса. В один момент она была частью его жизни, а в следующий уже покинула ее. Бесповоротно. Как же это было несправедливо! Будущее потеряло смысл. И Джимми не мог так поступить с героями своих картин. Действительность была слишком жестока с ним, в творчестве Джимми старался убежать от нее, а не обрекать своих героев на страдания. Сюзи была права. Он продолжать жить с болью утраты Дженни. Не отпускал ее. Потому что он так до конца и не смирился со смертью девушки. С тем, что навсегда ее потерял и ничего нельзя исправить.

Но, возможно, в этом и есть корень его проблемы? И если не сделать это сейчас, он не спасет Мелиссу и погубит себя. Джимми понимал, в какую чудовищную ловушку попал. Волна паники нахлынула на него, словно в его разуме открылась клетку с кричащими гиенами. Джимми сделал глубокий вдох. Жизнь была к нему несправедлива. Он не хотел, но был вынужден пойти на этот шаг. В одиночку. Искупить свою вину. Спасти Мелиссу и себя.

Джимми открыл глаза. Перед ним, у операционного стола с прикованной Мелиссой стоял Исимуд. Даже несмотря на понимание того, что Джимми находится не в реальном мире, а кошмаре, выдуманном ненормальным воображением этого человека, его желудок скрутило. Каждый раз вид Мелиссы вызывал у него приступы сострадания, чувства долга, что он обязан ее вытащить из этого ада. Быть может, сама жизнь дала ему шанс. Шанс на искупление. Спасая Мелиссу, он спасет и себя!

– Что ж, – начал Исимуд. – Вот мы и подошли к последней главе истории Мелиссы. Признаюсь, я даже заинтригован. Ты не производишь впечатления сильного человека, однако так близко никто пока не пробирался. Быть может, дело в твоей безупречной одежде. Портной непревзойденный мастер. В общем, я впечатлен, и мне не терпится узнать, что будет дальше.

– Все, что вам нужно знать, что это последняя глава вашей истории.

– С учетом того, что она продолжается шесть тысячелетий, весьма смелое и самоуверенное утверждение.

Джимми, избегая смотреть на Мелиссу, стал обходить Исимуда. Нужно было понять, что можно использовать в качестве оружия, прощупать слабости противника. Исимуд смотрел на Джимми с холодной улыбкой, и парень ощутил себя робкой газелью перед хищным львом.

Джимми отошел на десяток шагов и остановился. Туника не пускала, она словно придавила его ноги к каменному покрытию.

– Боюсь, эти части истории сейчас тебе недоступны, – объяснил Исимуд. – На тебе надета ее последняя версия. Если снимешь свою прекрасную одежду, с удовольствием устрою ознакомительную экскурсию. Ты будешь поражен, какие формы может принять история бесконечных истязаний за шесть тысячелетий.

Зловещая улыбка кота, приглашающего птицу поиграть с его когтями, не покидала лицо Исимуда. Он дразнил с Джимми, но невольно приоткрывал свои карты. Было очевидно, что хитрец добивается, чтобы противник снял тунику. И Джимми сделал бы это в самую последнюю очередь.

Туника каким-то образом защищала, но как именно? Слово Исимуда породило этот "мир", в котором был Джимми, вернее "монструозную извращенную вселенную страданий". На одном из этапов его эволюции слово воплотилось в таблички, книгу, затем в видео, которое посмотрел Джимми и которое привело его сюда. Но в основе всего лежало слово. Быть может, ключ в этом?

– Благодарю за столь любезное предложение, – ответил Джимми. – Но вынужден ответить отказом. Туника надежно меня защищает. Каждый ее дюйм, что покрывает меня.

Стоило Джимми произнести это, как реальность начала меняться. Слова заставили тунику плотно обтянуть все его тело с головы до пят. Теперь это уже была не материя, но живая оболочка, которая синхронно двигалась в такт его шагов, ограждая от всего извне.

Джимми был внутри истории Исимуда и одет в ее воплощение. По всей видимости, это было сродни полюсам, воплощение отражало происходящее в реальности. Делало его невидимым для ануннаков. Лишь в момент движения можно было заметить мелкую рябь, но стоило остановиться, и Джимми был незрим. И тут взгляд парня упал на правую пятку. Дырка... Портной сказал, что было невозможно закончить тунику из-за характера предоставленного материала. И теперь это дыра в пятке может стать его ахиллесовой пятой.

Зрачки Исимуда расширились в неподдельном восхищении. Наверно, впервые со времени знакомства он улыбался искренне.

– О, прекрасная попытка, – похвалил Исимуд. – Я впечатлен, вероятно, я тебя недооценивал, это может быть интересно!

Несмотря на ненависть к этому человеку, его одобрение польстило, в груди растеклось приятное тепло. Джимми почувствовал себя школьником, которого похвалил учитель. Но все равно нельзя было терять бдительность, не дать ее усыпить. Что бы ни говорил Исимуд, он все еще играет с Джимми в опасную и смертельную партию. Он мысленно поблагодарил тунику, скрывшую его эмоцию от противника.

Превращение туники в отражающий щит пусть и было хорошим ходом, но все же защитным. А схватку не выиграть одной лишь обороной. Нужно было придумать, как можно нанести удар. Победить и закрыть финал. Он, как в свое время Исимуд, воспользовался словом, чтобы изменить историю, но противник контролировал ануннаков. Значит, и Джимми должен был попробовать.

Джимми сделал шаг по направлению к одному из ануннаков. Смотреть прямо на этих существ по-прежнему прямо было невозможно, лишь периферическим зрением. Джимми протянул руку к одному ануннаку и почувствовал исходящую от того волну гнева. Приближение плоти, пусть и облаченной в щит из воплощения истории, было противно младшему богу. Но Джимми не думал сдаваться.

– Этот ануннак мой, – сказал он. – Я ношу на себе историю, которой он принадлежит, значит, он подчиняется мне. Он мое орудие. Мой острый меч, способный пронзить и разрушить здесь все, что прикажу.

Джимми чувствовал исходящее от ануннака сопротивление, но сила слова перевесила. Младший бог замерцал и стал менять форму, перетекать в размытый обсидиановый меч. Электрический разряд прошел сквозь Джимми, когда он сжал рукоять своими ладонями.

– Отличный ход. – Исимуд неторопливо театрально поаплодировал, сопроводив свой жест язвительной ухмылкой. – Теперь наш рыцарь в сияющих доспехах еще и вооружен, но сможет ли нанести смертельный удар?

Джимми поднял меч. Электрические разряды прошлись по его рукам, плечам. Орудие словно стало частью его, продолжением тела. Джимми двигался уверенно и грациозно. Нужно было закончить историю Исимуда. Заткнуть рот, который произнес слова, породившие эту жуткую реальность. Создатель этого отвратительного мира должен пасть.

Джимми направил меч в горло Исимуда. С силой, точно и безжалостно лезвие устремилось в цель, как вдруг... остановилось у яремной вены противника. Что-то пошло́ не так...

– Значит, нет у тебя силенок сделать это, – прокомментировал Исимуд. – Ты столько смертей описал в сценариях, потом снимал по ним фильмы, а вот сделать это в реальности не так-то легко.

Исимуд насмехался над ним, но он заблуждался. Джимми слишком через многое прошел и видел такое количество убийств, что отнюдь не моральные барьеры воспрепятствовали расправе над противником. Что-то во взгляде Исимуда остановило клинок. Джимми увидел в нем разочарование.

Исимуд был прав, когда говорил о битве взглядов воинов, ведущих смертельный бой. Но даже он не понимал истинных масштабов знания, что открыл противнику. Джимми отчётливо осознал, что перед ним стоит человек, подавленный, пресыщенный жизнью в золотой клетке бессмертия.

За годы работы в теле– и киноиндустрии Джимми довелось узнать множество знаменитых людей. И, к своему удивлению, их отличала одна особенность. Никто из этих популярных прославленных личностей не был удовлетворен своим статусом. Большая часть слишком долго и упорно шла к своей цели. А добившись желаемого, осознавали, что истратили для ее достижения чересчур много сил, принеся в жертву огромную часть своих жизней, времени. И ничего из этого уже́ не вернуть. Питер Кук как-то горько признался: "Искать счастье в славе – все равно что пытаться найти начинку в дырке от бублика". Но стоила ли слава тех трудов и лишений, по ее достижении этим людям не оставалось ничего, кроме как цепляться за нее. Закостеневшими пальцами полумертвого скелета, хватающими чашу с ядом, который и отравил их жизнь.

И именно такую тоску, скорбь и апатию видел сейчас Джимми в глазах Исимуда, добившегося, казалось бы, столь желанного когда-то бессмертия. Весь этот пафос про божественное орудие, инструмент воли всевышнего, очищение Мелиссы, других жертв – не более чем пафосные слова. Несмотря на все свои "религиозные убеждения", то, чего достиг благодаря им, Исимуд играл со своей жизнью, ставил ее на кон, рисковал, в глубине души понимая, что пусть он и обманул смерть, но его история противоречит всему, что происходит в мире, и она должна быть закончена. Бессмертие дало Исимуду совсем не то, на что он рассчитывал.

А еще Джимми увидел в глазах противника, чего тот боится. Злоба, порочность и ехидство в них были лишь ширмой. Скрывавшей скорбь и затухающую волю к жизни. Жизни, лишенной циклов, зрелости, старости, предназначения, совершения поступков, для которых предназначен человек, завершенности. Подобно его собственной истории, жизнь Исимуда была ненормальной, неполноценной, лишенной финала. А был ли смысл в таком существовании?

И не для этого ли Исимуд и привел сюда Джимми? Затеял свою игру? Чтобы наполнить жизнь каким-то смыслом? Поставить цель? Подобно избалованным жителям мегаполисов, которые ищут в хоррорах страхи, которые испытывали их далекие предки. Исимуд хотел чувствовать себя не бессмертным, а живым! Снова! Пусть это и была игра, но она была нужна Исимуду.

Сейчас Джимми вспомнил слова Портного об авторах, которые живут в головах людей благодаря своему наследию. Шекспир давно скончался, как и Диккенс, Остин. А их истории живы до сих пор. Быть может, в этом причина разочарования в глазах Исимуда, когда меч остановился у его шеи? Ведь, убив автора, не положишь конец его истории. Он будет возвращаться вновь и вновь, что ты с ним ни делай.

Портной говорил, что можно придумать много разных концовок. Но лишь одна способна окончательно закрыть финал. Любая другая даст прорасти незакрытым деталям, и история продолжить жить и эволюционировать.

Джимми бросил меч, не сводя глаз с противника, насмешливо поднявшего вверх бровь. Он что-то упускает! Что было самое важное в словах Исимуда, где ключ? Противоядие божественной истории. Которая сама по себе ловушка, разбитая на цикличные, завершенные подистории ее персонажей. Это еретическое учение – полнейший бред, но, возможно, в нем и ключ? Решение проблемы? Если бог есть совокупность всех людей, которые ошибочно считают себя отличными от него индивидуальностями, то...

Джимми отошел от Исимуда и направился к столу с Мелиссой. Девушка смотрела на него с мольбой и надеждой – возможно, даже большей, чем когда-либо.

Джимми поднял меч и обрушил его на цепи, которыми девушка была прикована к столу. Она наконец смогла перевалиться в сидячее положение и растереть затекшие руки. Мелисса коротко порывисто дышала, пот лился с ее лба, на шее пульсировала вена. Девушка не сводила глаз со своего спасителя. Джимми положил руку на свою грудь, где защитный слой туники был наиболее силен.

– Эти доспехи... – приказал он, – пусть они снова превратятся в тунику.

Джимми скинул одежду с одного плеча, затем в другую, перебросил меч в другую руку и укрыл Мелиссу творением Портного.

– Теперь это твоя история, – сказал он. – Она принадлежит тебе, подчиняется тебе. Тебе и только тебе. Инанна, Персефора^[43], Эвридика^[44], Идзанами^[45]. Как бы тебя ни называли. Ты та, кто спустилась в ад и смогла спастись.

Грудь Мелиссы вздымалась от волнения. Надежда наполняла блеском глаза девушки подобно прорезающимся лучам рассвета. Джимми положил ей руку на плечо и приставил острие меча к ее животу.

– Давай же, – Мелисса догадалась, что замышляет Джимми. – Сделай это!

– Нет, – завопил Исимуд. Его голос переполняли давно забытые эмоции: страх, невероятный ужас за свою жизнь. Теперь это уже было не заигрывание с опасностью, не желание пощекотать нервы. Еретик чувствовал, что все-таки может быть уничтожен. Полностью. – Ты что творишь? Прекрати! Я приказываю. – Но слова его больше не властвовали над этой реальностью.

В одну секунду и Мелисса, и Исимуд поняли, что решил Джимми. История не умрет со смертью главного действующего лица, автора. Ее можно окончательно и бесповоротно закрыть, только убив персонажей. Исимуд говорил о том, что человек отделил свою историю от божественной, отгородился, став центром собственной и считая себя самым главным участником. А Исимуд придумал противоядие: история есть совокупность существования ее персонажей. Основа в этом. Без них нет и самой истории.

Лишившись туники, Джимми стал терять контроль над мечом.... Он, казалось, пытался трансформироваться в свою первоначальную форму... Из последних сил Джимми сжал рукоять и продвинул острие в живот Мелиссы.

С чавкающим звуком меч пропорол стенку желудка и вошел в кишечник. Джимми в рот и нос брызнула кровь. От ее резкого запаха, перемешавшегося со смрадом кишечных газов, парня вывернуло наизнанку.

От пронзившей боли из Мелиссы вырвался наполовину крик, наполовину всхлип. Джимми не раз видел, как она умирает, и всякий раз девушка принимала свою участь с великим смирением, какой бы жестокой мучения ни были, сейчас же лицо искривила гримаса ярости. Наверно, потому, что это был конец ее истории. Последняя смерть.

Впервые в его творческой карьере Джимми удался закрытый финал. Он довел до логического завершения историю, не забросив ее, как было прежде.

XXXVIII.

Тело Мелиссы сотрясали конвульсии. Челюсть отвисла и подергивалась в спазмах. Струйка крови сочилась из уголка рта, из горла вырвался мучительный стон. В очередной раз ее передернуло, и из раны в животе хлынул поток крови, заливая операционный стол и ноги Джимми.

Джимми продолжал держать девушку за плечо и бороться с мечом, отчаянно пытавшимся изменить форму. Со стороны это напоминало трансляцию на телевидении с помехами. Меч тем временем, яростно сопротивляясь Джимми, все глубже проходил и разрывал внутренности Мелиссы, которые с кровью шматками выплевывало ее израненное тело.

Девушка закинула голову и перестала трястись. Дыхание почти прекратилось. Туника начала растворяться на ней и пропитывать собой тело, плоть соединялась с творением Портного.

Когда туника окончательно слилась с ее плотью, просочилась в кости, тело Мелиссы начало меняться. Сначала исчезли груди. На их месте вырос волосяной покров. Ноги и туловище увеличивались, щетина покрыла подбородок, волосы собрались и уложились в пучок на макушке. Джимми смотрел на Сэма.

Его исчезнувший друг удивленно посмотрел на меч, трясущийся в его теле, и с ужасом и недоумением посмотрел на Джимми, в голове которого пронеслись тысячи мыслей. Он пытался подобрать нужные слова, чтобы поговорить с Сэмом, но горло сперло, и губы лишь что-то бессвязно бормотали. Его сковал ужас от мысли, что Джимми вновь спас не того человека. А из-за него погиб тот, кого он любил.

И стоило подумать об этом, как Сэм вздрогнул и начал трястись. Щетина исчезла, как и растительность на торсе, проступили женские груди, волосы на голове поменяли цвет, стали мокрыми, как от дождя, и упали на плечи. Дженни. Точно такой он оставил ее на той пригородной дороге. Только сейчас его девушка была обнажена.

Дженни посмотрела на Джимми, и из глаз брызнули слезы. Это последняя их встреча, и Джимми опять убил ее. Только в этот раз намного более жестоко. Ей не нужно было смотреть на пронзивший ее меч. Боль рассказала, как ее любимый с ней расправился.

Джимми зарыдал, и наконец голос вернулся к нему.

– Простите меня, – он обращался к обоим людям, которых любил и потерял. – Вы погибли из-за меня. Я должен был быть с вами. Вернуться к вам. Когда я понял это, было слишком поздно. О! На вашем месте должен был оказаться я. Если бы я только смог...

Джимми ошибся. Это был не финал. Не конец. Но продолжение... Он не смог отпустить свою боль, даже пройдя через все испытания, чтобы закончить историю и закрыть ее финал. Сейчас он даже вслух пожелал усилить свои страдания, заняв место потерянных близких.

Он цеплялся за боль, но не смог удержать меч. Ручка которого выскользнула из рук и проделала сквозную дыру в теле Дженни. Меч вернул форму ануннака, который сейчас возвышался над операционным столом. Глаза Дженни закатились, и она полетела на стальную поверхность. Но так ее и не достигла, превратившись в падении в кусок материи. Туника сползла с операционного стола, вспыхнула, превратилась в пепел и просочилась в трещинки каменного покрытия.

– Что ты натворил, глупец, – орал Исимуд. – Ты совершенно никчемный идиот. Ты хоть понимаешь, что теперь будет?!

Джимми повернулся на его голос. Маленького человечка распирала бешеная ярость. Ноздри раздувались, вены пульсировали на покрасневших висках, а глаза выпучились от гнева. Такого сильного, что Джимми отшатнулся назад, будто его откинуло порывом ветра. Бедро врезалось в край стола, одна нога запнулась о другую. Он упал прямехонько на стальную пыточную поверхность.

Джимми лихорадочно помотал головой, оглядываясь вокруг. Все столы, плиты, алтари пустовали. Жертвы исчезли. Сама аура этого места стала другой. Вопли боли и агонии и безысходности смолкли.

Их сменило ощущение предвкушения неотвратимых страданий. Ануннаки удивленно осматривались вокруг, не видя своих жертв. Кроме двух оставшихся в этой реальности. Джимми и Исимуда. Младшие боги, презиравшие плоть, направились в их сторону.

XXXIX.

Джимми метался между столами, стараясь укрыться от приближавшихся ануннаков. Пока не уткнулся в стену. Он в отчаянии сплел пальцы за затылком и осел на корточки, беззащитный, одетый лишь в боксеры.

Однако ануннаки проследовали мимо, словно не замечая Джимми. Им нужен был Исимуд. Размытые фигуры неумолимо подходили к еретику.

Джимми поднялся и сел на стол.

Глаза все еще не могли прямо смотреть на ануннаков. Сейчас их было столько много и они скопились в одном месте, что, казалось, этот свет вместе с глазами выжигает душу.

Джимми отвернулся и закрыл ладонями уши, чтобы заглушить звуки воплей Исимуда, а затем рвущейся плоти и ломаемых костей. Ануннаки стали разбиваться на группы, у каждой из которой был свой клон Исимуда, бьющийся в их крепких объятиях.

Джимми не могли видеть детали происходящего, от обилия ануннаков слишком рябило в глазах. Лишь изредка краем глаза тут и там удавалось ухватить образы брыкающегося Исимуда. Ануннаки, словно страницы календаря, отдирали части тела еретика, резали его на куски, которые превращались в новые живые копии Исимуда.

Сначала Джимми не мог поверить в то, что видит, не мог понять, как такое возможно, но, вспомнив легенду араба... Исимуд изменил историю, подчинил младших богов. Прожил шесть тысяч лет. А сейчас ануннаки освободились, и пришло возмездие. Его разделяли на части. На столько, сколько он прожил жизней, нарушив своей ересью естественный ход истории. По одному Исимуду за каждую коварством присвоенную им жизнь.

Ануннаки приковывали каждую жертву к операционному столу, алтарю, плите и работали над ним со всей тщательностью и умениями, приумноженными за тысячелетия пыток и истязаний жертв истории Исимуда.

Постепенно в подземелье стало темнеть. Как только ануннаки заканчивали с одним из Исимудов, их очертания меркли. Предсмертные вопли бесчисленных клонов араба затихали, и через долгое время пыток и изуверств в царстве террора на операционном столе остался лишь один человек. Джимми. Он сидел, обхватив голени руками и уперев подбородок в колени.

XL.

Джимми по-прежнему дрожал. Отчасти от холода, отчасти от пережитого ужаса. Слезы наворачивались на глаза, но Джимми понимал, что нельзя раскисать и поддаваться истерии. Но и покинуть свое место не мог.

Конечно, рано или поздно придется слезть со стола и исследовать подземелье. Но есть ли вообще какой-то выход, не только из него, а из этой реальности. Но сейчас единственное, на что был способен Джимми, это сидеть, скрючившись на столе, и раскачиваться.

Тьма, воцарившаяся в подземелье, была столь черной, а воздух такой густой, что дальше собственного тела было не видно ничего. Но в ней затаились эти чудовищные существа.

Джимми не представлял себе, что делать дальше. Вообще то, что он умудрился зайти так далеко, было для него большим сюрпризом. Даже в работе, если кто-то и закрывал финал сценария, это был Сэм. Джимми был скорее генератором сюжетных идей, он тормошил Сэма, когда это было нужно, создавал творческую атмосферу, необходимую энергетику. Джимми импульсивно хватался за озарившую его задумку, не думая, сможет ли довести ее до логического завершения.

Опять эти концовки! Главный геморрой в его жизни. И сейчас опять облажался. Причем старался, учел все советы Портного. И опять все медным тазом. И что теперь?

Ответом послужило приближающееся мерцание. Из темноты надвигались ануннаки. Джимми до крови прикусил губу. Он зажал голову между коленей, и стал раскачиваться еще сильнее. Джимми ждал, что в любую секунду ануннаки возьмутся и за него... но этого не происходило.

После мучительного ожидания неизбежного Джимми поднял голову. Похоже, он вообще не интересовал грозных младших богов, которые ходили по подземелью, не удостаивая Джимми своим вниманием. Используя периферическое зрение, он видел, что ануннаки ходят вокруг с опущенными головами, словно пытаясь что-то найти, пока не остановились у одной из плит, которая стала менять форму и превратилась в кусок материи, осевший на каменный пол.

Это был шмат человеческой кожи. Несколько ануннаков подняли его, и кожа начала набухать. И вот уже надулись и приняли явственные очертания руки, ноги, груди, голова. Джимми едва не заплакал, когда понял, кто перед ним стоял.

– Мелисса, хвала небесам... Я уже испугался, мне теперь отсюда не выбраться.

– И ты был прав. Никуда ты отсюда не денешься. Даже не мечтай.

Джимми сморгнул слезинки и уставился на Мелиссу, недоумевая ее холодной неблагодарности.

– В смысле? – Изумился Джимми. – Разве ты не пришла мне на помощь, чтобы вытащить из этого места.

– Вовсе нет. А зачем мне это делать?

– Но ведь я сделал это для тебя, как ты меня просила.

– Чтобы ты выпустил мне кишки здоровенным мечом?!

– Но только так можно было закончить историю и освободить тебя, ты ведь именно это хотела!

– А... что я хотела... Я слышала твой разговор с Исимудом. Мужчины... Вы все одинаковые. Сами решаете, что хотят женщины. Никогда нас не слышите их. С другой стороны, это делает вас отличными мишенями. Вами так легко манипулировать! Сталкивать лбами.

– Что ты имеешь в виду?

– Неужели еще не догоняешь? Я провела вас с Исимудом как полнейших дураков. Причем наилегчайше! Вы оба "знали", что я хотела, как для меня будет "лучше". Ты считал, что я хочу прекратить свои бесконечные страдания, освободиться. И мне не нужен был никакой рыцарь в сияющих доспехах. Я хотела стать бессмертной. Но не таким путем, который мне предложил Исимуд. Кто в здравом уме согласится на его "очищение", такие пытки – даже ради мечты, подобной моей. Я хотела взять то, что было у Исимуда. Его историю. Обладание ей. И с твоей помощью я добилась своего.

– Ты сейчас серьезно?

– Конечно. Ты накрыл меня туникой, помнишь, подарил, сказал, что она моя? И вот это именно то, что мне было нужно! Исимуд тебе совершенно верно сказал, что каждая история принадлежит своему автору, владельцу, они автобиографичны, а благодаря последнему воплощению его истории – тунике, которую ты подарил мне – теперь ей обладаю я, я встала на его место. И это уже мое противоядие, благодаря которому теперь я бессмертна и могу сама устанавливать правила, менять историю. Чем и займусь.

Ануннаки стали подходить к Джимми. Ему определенно не нравилось то, что он услышал.

– Что ты хочешь этим сказать? Как это: устанавливать правила, менять историю?

– Есть у тебя одна крайне неприятная черта, – Мелисса сердито нахмурилась, – очень любопытный, слишком много вопросов.

– О, прости, не думал...

– Ой, ну ладно, не нужно извинений, ты таким жалким становишься. И это не соответствует характеру, который мне хочется видеть. Ты ведь понял, что теперь станешь персонажем моей истории, сродни тому, чем я была в Исимудовой? Когда ты надел тунику, ты выбрал себе роль Думузи, короля-пастуха.

– Да, который спустился в ад, чтобы спасти Инанну. Ровно как и я спас тебя.

– О мой милый романтик Джимми, – Мелисса подошла ближе и погладила его по щеке тыльной стороной ладони. Прикосновение было мягким, теплым и, на удивление, успокаивающим. Первое проявление нежности за столь долгий период в жизни. И Джимми был бы в восторге, не будь окружен со всех сторон ануннаками.

– Твое отношение к концовкам – одна из причин, по которой я выбрала тебя, – объяснила Мелисса. – Я была уверена, что, схватившись за идею легенды о Думузи и Инанне, ты не дочитаешь ее до конца. А следовало бы. Инанна в самом деле была спасена. И Думузи сыграл в этом свою роль, но он не приходил за ней, несмотря на мольбы. Как и ты в случае с Дженни, он оставил Инанну, несмотря на ее просьбы. Обрек на адские муки. И тогда Инанна воззвала к богу Энки. Тот сжалился над супругой Думузи. Но закон сохранения душ требует, чтобы воскрешенная избрала для смерти кого-то взамен себя. И она выбрала своего супруга, короля-пастуха Думузи. Думузи не спас ее, как ты не спас Дженни. Он просто занял ее место. Как и ты займешь мое.