Текст книги "Четверка сравнивает счет"

Автор книги: Джанет Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9

Я стиснула зубы:

– Прочь от телефона!

Морелли уступил телефон, но продолжал держать ногу в проеме двери.

– Что? – спросила я Кунца.

– Хочу узнать, как продвигаются дела.

– Да никак не продвигаются.

– Ты ведь обещала мне?

– Ага, точно. А, между прочим, кто-то облил мою машину бензином и бросил в квартиру зажигательную бомбу. Ты, случаем, не знаешь, кто бы это мог сделать, а?

– Черт. Нет. Ты думаешь, это Максин?

– На кой черт Максин сжигать мою квартиру?

– Не знаю. Может, потому что ты работаешь на меня?

Морелли протянул руку и забрал телефон.

– Позже, – бросил он Кунцу. Потом отсоединился и швырнул телефон в раковину.

– Нехорошая идея, – произнесла я. А сама подумала: «Почему бы и нет?» У меня затряслись поджилки. У меня даже маломальской одежды не было, чтобы избежать этой неловкой ситуации. И потом, после всего, через что я прошла, я просто заслужила оргазм. Я имею в виду, это самое малое, что я могу для себя сделать.

Морелли наклонился и, втягивая воздух, провел носом вдоль моего голого плечика.

– Я знаю, – согласился он. – Это ужасная идея.

И провел губами прямо под мочкой уха. Мы закрыли глаза на мгновение, и Морелли стал целовать меня. Рот его был нежным, а поцелуи длились вечность. Когда я была в старшем классе, моя подружка Мери Лу говорила, что, по слухам, у Морелли быстрые руки. На самом же деле, все оказалось в точности наоборот. Морелли знал, как растягивать удовольствие. Морелли знал, как медленно свести женщину с ума.

Он снова меня поцеловал, наши языки переплелись, и поцелуй стал глубже. Сначала он держал меня за талию, потом руки сместились на спину и крепко прижали меня к себе, и, либо у него была дьявольская эрекция, либо это его полицейская дубинка уперлась мне в живот. Я сильно подозревала, что это была эрекция, и подумала, а не принять ли мне глубоко в себя эту прекрасную, огромную, твердую волшебную штуковину, чтобы все тревоги отлетели прочь.

– Я тут кое-чем запасся, – сказал Морелли.

– Чем это?

– Несколькими презервативами. У меня их целая коробка. Серьезное вложение. Самые лучшие.

По моим представлению, исходя из того, что я чувствую, этой упаковки нам до воскресенья не хватит.

А потом его рот снова оказался на мне, вовсю целуя шею, ключицу, выпуклость груди над полотенцем. А потом уже и полотенце исчезло, Морелли прихватил ртом сосок, и жаркая вспышка пронзила меня. Руки его были повсюду, исследуя, поглаживая… дразня. Рот спустился ниже, проложив дорожку поцелуев к пупку, нижнюю часть живота… ОБОЖЕЖМОЙ!

Мери Лу тогда говорила, что, по слухам, у Морелли язык, как у ящерицы, и сейчас я из первых рук удостоверилась в точности этого слуха. Благослови Господь дикое царство природы, подумала я, пересмотрев свои взгляды на рептилий. Я запустила пальцы в его волосы, моя голая попа упиралась в умывальник, а я думала: «О, ум-м-м!» и приближалась к краю. Я уже чувствовала, как это наступает… восхитительное напряжение, жар и жажда освобождения без единой мысли в голове.

А потом он сместил рот на дюйм влево.

– Ну-ка, вернись назад! – задыхаясь, завопила я. – Вернись назад. НАЗАД!

Морелли поцеловал внутреннюю часть бедра:

– Еще не время.

Я просто обезумела от ярости. Я была так близко!

– Что значит, по-твоему: еще не время?

– Слишком скоро, – пояснил Морелли.

– Ты издеваешься? Какое же это «слишком скоро»? Да я годы ждала!

Морелли выпрямился, сгреб меня в охапку, отнес в спальню и швырнул на свою кровать. Стянул свою футболку и шорты, все время поглядывая на меня глазами с расширенными зрачками, одни черные зрачки из-под бахромы черных ресниц. Руки действовали уверенно, но дыхание было неровным. А потом и трусы полетели в сторону, и он остался обнаженным. А я уже не испытывала уверенности, что все получится. Прошло много времени, а он выглядел ужасно огромным. Больше, чем я запомнила. Больше, чем когда чувствовала его через одежду. Он вынул презерватив из коробки, а я, струсив, отодвинулась к передней спинке кровати.

– При зрелом размышлении…

Морелли схватил меня за лодыжки, стянул вниз и развел мои ноги.

– Никаких зрелых размышлений, – произнес он, целуя меня. А потом положил палец прямо на то самое место. Немного подвигал пальцем, и сейчас я уже думала, что он вполне подходяще выглядит. И совсем на самом деле не огромный. Сейчас я уже подумывала о том, как бы найти способ заполучить эту чертову штуковину внутрь. Неплохо бы еще посмотреть, но мне, в самом деле, толку никакого, если она тут вот так просто болтается сама по себе.

Я крепко схватилась и попыталась направить эту штуку, но Морелли уклонился.

– Еще не время, – сказал он.

Да что это такое, все время «еще не время»!

– Думаю, я готова.

– Не совсем, – возразил Морелли, спустившись пониже и творя своим языком еще более ужасную пытку.

Ну, ладно, ежели он, в самом деле, этого хочет, то прекрасно, потому что вообще-то мне такое сильно нравилось. Фактически, я уже была там. Еще секунд тридцать, и я улечу в великое запределье, вопя как баньши.

А потом он сдвинулся на дюйм влево… опять.

– Ублюдок, – произнесла я… в общем-то нежно. Я приподнялась и погладила его, услышав, как его дыхание сбилось от моего прикосновения. Я провела пальчиком по маленькой щели на вершине его штуковины, и Морелли весь замер. Уж тут-то я привлекла его внимание. Потом наклонила голову вниз и лизнула.

– Боже, – задохнулся Морелли, – не делай так. Я же не Супермен.

То-то же, будешь еще со мной шутить. Я отправилась в более решительную экспедицию по испробованию его на вкус, и вдруг Морелли возбудился и приступил к действиям. Мгновенно я оказалась на спине, а Морелли устроился сверху.

– Еще нет, – сказала я. – Еще не время.

Он натянул презерватив.

– Черта с два не время.

«Хе-хе-хе», – подумала я.

* * * * *

На следующее утро я проснулась в спутанном клубке из влажных простыней и теплого Морелли. Мы проделали солидную дыру в запасах презервативов, и я чувствовала себя расслабленной. Морелли рядом заворочался, и я крепко его обняла.

– Ммм, – произнес он.

Спустя два часа в коробке стало несколькими презервативами меньше, а мы с Морелли лежали лицами вниз, раскинув усталые конечности по кровати. Я думала, какая же все-таки превосходная вещь – секс, но, наверно, больше мне не будет ее нужно лет десять или пятнадцать. Я прикидывала расстояние от кровати до ванной и размышляла, смогу ли пройти так далеко. Зазвонил телефон, и Морелли передал его мне.

– Я вот тут думаю, во что одеться вечером, – произнес Салли. – Как ты думаешь, мне кем лучше стать: мужчиной или женщиной?

– Мне все равно, – ответила я. – Мы с Лулой собираемся быть женщинами. Ты хочешь подождать нас на месте или желаешь, чтобы я за тобой заехала?

– Я встречу вас там.

– Вас понял, прием. – Я повернулась к Морелли: – Ты сегодня работаешь?

– Может, полдня. Нужно поговорить с парочкой людей.

– Мне тоже.

Я вытащила себя из постели.

– Насчет обеда вечером…

– Даже не вздумай меня подвести, – предупредил Морелли. – Я тебя выслежу, найду и превращу твою жизнь в ад.

Я мысленно скривилась и, настроившись, потащилась в ванну без заметного хныканья или мычания. Сексуальная богиня немножечко побаливала этим утром, ощущая себя чуток нанизанной на шампур.

Я приняла душ, оделась и неторопливо спустилась на кухню. Никогда не видела Морелли поутру и не уверена, что именно я ожидала увидеть, но оно не было получеловеком, полузверем, которое читало газету и пило кофе. Морелли был одет в уродливую футболку и мятые шорты. А однодневная щетина уже переросла в двухдневную, и волосы, которые уже несколько недель нуждались в стрижке, он не причесал.

Ночью это было сексуально. Утром смотрелось устрашающе. Я налила кофе, наполнила чашку хлопьями и уселась напротив него за маленький столик. Задняя дверь была распахнута, и проникающий в кухню воздух веял прохладой. Через час прохлада обернется жарой и духотой. Уже вовсю пели цикады. Я вспомнила о своей кухне, о бедной обуглившейся квартире, и мое горло сжалось. «Вспомни, что тебе говорил Морелли», – подумала я. Сосредоточься на положительных моментах. С квартирой все будет в порядке. Новый современный ковер и краска. Лучше прежнего. А что он говорил насчет страха? Сосредоточься на работе, а не на страхе. «Ладно», – подумала я. Я могу это сделать. Особенно сидя напротив мужчины моей мечты.

Морелли допил кофе и продолжил чтение газеты.

Я обнаружила, что мне хочется снова наполнить чашку кофе. И на этом я не хотела останавливаться. У меня возникло желание приготовить Морелли завтрак. Горячие лепешки, бекон и свежевыжатый апельсиновый сок. Потом бы затеять для него стирку и перестелить простыни на кровати. Я оглянулась вокруг. Кухня ничего, но могла бы быть и поуютнее. Свежие цветы, может быть. Банка для хранения печенья.

– Охо-хо, – подал голос Морелли.

– Что «охо-хо»?

– У тебя тот самый взгляд… словно ты собираешься перестроить мою кухню.

– У тебя нет банки под печенье.

Морелли посмотрел на меня, словно я марсианка какая-нибудь.

– Это то, о чем ты думаешь?

– Ну, да.

Морелли секунду переваривал.

– Никогда не видел смысла в банке для печенья, – наконец, произнес он. – Я открываю коробку. Съедаю печенье. Потом выбрасываю коробку.

– Да, но банка для печенья придает кухне жилой вид.

И заработала один из этих фирменных взглядов Морелли.

– Я держу в банке для печенья свой пистолет, – пустилась я в дальнейшие объяснения.

– Милая, мужчина не может держать свое оружие в банке для печенья. Это просто не принято.

– Рокфорд так делал.[30]30
  Герой одноименного сериала частный сыщик Джим Рокфорд – Прим. пер.


[Закрыть] Морелли встал и поцеловал меня в макушку.

– Я собираюсь принять душ. Если соберешься уйти, пока я там буду, обещай вернуться домой до пяти.

Хватит с него, с мужчины моей мечты. Я послала ему один из своих любимейших итальянских жестов, который он не увидел, потому что уже вышел из комнаты.

– Да пошла она, эта банка для печенья, – сказала я Рексу. – И пусть сам себе стирает.

Я доела хлопья, сполоснула миску и положила на сушилку. Потом закинула свой черный кожаный груз на плечо и отбыла в контору.

* * * * *

– ОБОЖЕЖМОЙ! – воскликнула Конни, когда я вошла в контору. – Ты сделала это!

– Прости, о чем ты?

– Ну, и как это было? Я хочу подробности.

Лула выглянула из-за стопки папок, которые сортировала.

– Ага, – произнесла она, – ты здорово потрудилась.

Я почувствовала, как глаза мои лезут на лоб.

– Как вы узнали? – я обнюхала себя. – Я пахну что ли?

– Просто у тебя такой вид, будто тебя хорошенько оттрахали, – пояснила Лула. – Типа такая вся расслабленная.

– Ага, – подтвердила Конни. – Удовлетворенная.

– Это просто душ, – стала оправдываться я. – У меня утром был по-настоящему расслабляющий душ.

– Хотела бы я такой душик, – заметила Лула.

– Винни здесь?

– Ага, вернулся вчера вечером. Эй, Винни, – заорала Конни. – Здесь Стефани!

Мы услышали его бормотание «О, Боже» из глубины кабинета, а потом отворилась дверь.

– Что?

– Джойс Барнхардт, вот что.

– Ну, дал я ей работу, – Винни окинул меня быстрым взглядом. – Иисусе, ты только что перепихнулась?

– Не могу поверить, – воскликнула я, воздев руки. – Я приняла душ. Сделала прическу, Наложила макияж, надела новую одежду. Позавтракала. Почистила чертовы зубы. Как все узнали, что я перепихнулась?

– Выглядишь другой, – пояснил Винни.

– Удовлетворенной, – произнесла Конни.

– Расслабленной, – добавила Лула.

– Не хочу об этом говорить, – заорала я. – Я хочу обсудить Джойс Барнхардт. Ты дал ей Максин Новики. Как ты мог? Новики – мое дело.

– У тебя с ней ничего не выходит, поэтому я подумал, какого черта, пусть Джойс рискнет тоже.

– Знаю я, как Джойс получила это дело, – возмутилась я. – И я поговорю с твоей женой.

– Ну, расскажешь ты моей жене, ну, пожалуется она своему папаше, ну, убьют меня. И тогда ты знаешь, где очутишься? На улице без работы.

– Тут он прав, – заметила Лула. – Мы все останемся без работы.

– Я хочу, чтобы ты забрал у нее это дело. Мы с Лулой уже взяли, было, Максин под опеку, а тут вмешалась Джойс со своим шлюшным воинством и все испортила.

– Ладно, ладно, – сказал Винни. – Я с ней поговорю.

– Ты заберешь у нее Новики.

– Ага.

– Звонил Салли и сказал, что собирается вечером в бар, – сказала я Луле. – Хочешь тоже пойти?

– Конечно, не хочу пропустить все веселье.

– Тебя подвезти?

– Только не меня, – сообщила Лула. – Я достала новую машину.

Ее взгляд скользнул мимо меня к входной двери.

– Что мне сейчас нужно, так, чтобы вмешался какой-нибудь мужик. А этот еще имеет репутацию.

Мы с Конни повернулись и посмотрели. Это был Рейнжер, облаченный в черное, волосы его были гладко зачесаны и завязаны в хвост, маленькие золотые колечки в ушах сияли, как солнышки.

– Йо, – поздоровался Рейнжер. Он на секунду уставился на меня и улыбнулся. Потом поднял брови. – Морелли?

– Черт, – произнесла я. – Это уже начинает надоедать.

– Заскочил за делом Томпсона, – обратился Рейнжер к Конни.

Конни вручила ему папку:

– Удачи.

– Кто такой Томпсон?

– Норвил Томпсон, – пояснил Рейнжер. – Выпендривался в винном магазине. Взял четыре сотни долларов, сдачу и кварту виски. Начал праздновать на парковке, где поставил машину, вырубился и был обнаружен служащим парковки, который вызвал полицию. Не показался в назначенный срок в суде.

– Как всегда, – добавила Конни.

– Он уже проделывал подобное?

– Дважды.

Рейнжер поставил свою подпись на контракте, вернул его Конни и взглянул на меня.

– Хочешь помочь мне управиться с этим ковбоем?

– А он не будет в меня стрелять?

– Эх, – заметил Рейнжер, – если бы было так просто.

Рейнжер водил новехонький черный «рейндж ровер». Машины у Рейнжера всегда черные. Они всегда дорогие. И всегда новенькие. И обычно имеют сомнительное происхождение. Я никогда не спрашиваю Рейнжера, где он достает свои машины. А он никогда не спрашивает о моем весе.

Мы сократили путь через центр и свернули направо на Старк Стрит. Рейнжер проехал мимо автомастерской и гимнастического клуба в район трущоб. Был разгар дня, на верандах торчали мамаши с детьми, живущие на пособие, с облегчением покинувшие душную обстановку не проветриваемых комнат.

Я пролистала дело Томсона для формального ознакомления. Мужчина, черный. Рост пять футов девять дюймов, вес 175 фунтов, возраст шестьдесят четыре. Проблемы с легкими. Это означало, что мы не можем использовать перцовый баллончик.

Рейнжер припарковался перед трехэтажным кирпичным зданием. На веранде и под двумя окнами первого этажа краской из баллончиков были выведены бандитские лозунги. Вдоль бордюров скопились обрывки упаковок от «фаст-фуда», тротуары устилали смятые обертки. А весь район пах, как буррито с бобами.

– Этот парень не столь опасен, как выглядит на бумаге, – сообщил Рейнжер. – По большей части он просто заноза в заднице. Он вечно пьян, поэтому пистолетом его не запугаешь. У него астма, так что мы не можем пшикать на него из баллончика. А поскольку он старик, то будешь выглядеть по-дурацки, если дашь ему в морду. Что мы хотим, так это надеть на него наручники и вынести вон. Вот зачем нужна ты. Требуется двое, чтобы вынести его наружу.

Чудненько.

За две двери от нас сидели две женщины.

– Вы за стариной Норвилом? – спросила одна из них. – Он что, снова сбежал из-под залога?

Рейнжер поднял руку в знак приветствия:

– Привет, Реджайна, как дела?

– Теперь повеселее, раз уж ты здесь.

Она наклонила голову в сторону открытого окошка на уровне цокольного этажа.

– Эй, Дебора, – окликнула она. – Туточки Рейнжер. Собирается устроить нам вечеринку.

Рейнжер двинулся в здание и стал взбираться по лестнице.

– Третий этаж, – произнес он.

Меня начали одолевать мрачные предчувствия:

– Что она имела в виду… под вечеринкой?

Рейнжер был на лестничной площадке второго этажа.

– На третьем этаже обитают двое жильцов. Томсон слева. Одна комната и одна ванная. Только один выход. Должно быть, он дома в эту пору суток. Реджайна сказала бы мне, если бы видела, как он выходил.

– У меня такое чувство, что мне следует кое-что еще знать об этом парне.

Рейнжер был уже на середине лестницы третьего этажа.

– Только, что он долбанный чокнутый. И если он вытащит свой член, чтобы отлить, уйди с дороги. Однажды он окатил Хансона, и Хансон клянется, что он стоял футах в пятнадцати в стороне.

Хансон был другим охотником за головами. По большей части работал на залоговую контору «Золотая Звезда» на Первой улице. Хансон никогда не производил впечатления болтуна, рассказывающего фальшивые военные байки, поэтому я развернулась и начала обратный спуск по лестнице.

– С меня достаточно. Я звоню Луле, пусть забирает меня отсюда.

Меня схватили сзади за шкирку и остановили.

– Еще раз подумай, – сказал Рейнжер. – Мы в этом деле повязаны.

– Я не хочу, чтобы меня обоссали.

– Просто смотри в оба. Как только он вытащит свой член, мы оба отпрыгнем.

– Знаешь, я могла бы иметь кучу других хороших работ, – пожаловалась я. – Не нужно мне связываться с такой вот.

Рейнжер обнял меня и повел вверх по лестнице.

– Это не просто работа. Мы на службе государства. Мы вершим закон, милашка.

– Ты поэтому этим занимаешься? Потому что веришь в закон?

– Нет. Я делаю это за деньги. И потому что охота за людьми лучше всего мне удается.

Мы добрались до двери Томпсона, и Рейнжер поставил меня сбоку, а сам постучал.

– Вшивые ублюдки, – прокричал кто-то изнутри.

Рейнжер заулыбался:

– Норвил дома. – Он еще раз стукнул: – Открой дверь. Нужно с тобой поговорить.

– Я видел тебя на тротуаре, – заявил Норвил через все еще закрытую дверь, – и я открою дверь, когда ад замерзнет.

– Я считаю до трех, а потом взломаю ее, – предупредил Рейнжер. – Раз, два… – Он потрогал ручку, но дверь была закрыта. – Три.

Никакого отклика изнутри.

– Проклятый упрямый старый пьяница, – выругался Рейнжер. Он отступил и с силой пнул дверь в точности слева от ручки. Раздался треск дерева, и дверь вышибло.

– Вшивые ублюдки, – вопил Норвил.

Рейнжер осторожно ступил в проход с пистолетом в руках.

– Все нормально, – обратился он ко мне. – Старик не вооружен.

Я двинулась в комнату и встала позади Рейнжера. В дальнем конце комнаты спиной к стене находился Норвил. Справа от него стояли обломанный по краям пластиковый столик и единственный деревянный стул. Половину стола занимала картонная коробка с едой. Крекеры «Риц», сухие завтраки, пакет с маршмэллоу, бутылка кетчупа. У стола на полу стоял небольшой холодильник. На Норвиле была потрепанная футболка с надписью, которая гласила «Добудь горючее из пива», и грязные мешковатые штаны цвета хаки. А в руках Норвил держал упаковку яиц.

– Вшивые ублюдки, – произнес он. И, прежде чем я сообразила, что происходит… ЧПОК. Мне по голове ударило яйцо. Я отскочила назад, а мимо уха пролетела бутыль кетчупа, стукнулась о дверной косяк, и кетчуп брызнул во все стороны. За кетчупом последовали банка с маринадом и следующий залп из яиц. Рейнжер поймал яйцо рукой, а другое попало прямо мне в грудь. Я увернулась от банки майонеза, но схлопотала еще одним яйцом по голове. Норвил вошел в раж, швыряя, что под руку подвернется… крекеры, гренки, хлопья, ножи, ложки, миски и обеденные тарелки. В руках у него оказался пакет с мукой, и мука полетела во всех направлениях.

– Поганые коммунисты, коммуняки-ублюдки, – орал он, выискивая в коробке, что бы еще такое бросить.

– Вперед! – скомандовал Рейнжер.

Мы оба рванули к Томпсону, нацеливаясь на его руки. Рейнжер защелкнул наручники на одном запястье. Мы сражались за второе, чтобы обезвредить Норвила. Норвил нанес мне боксерский удар, задев плечо. Я поскользнулась на раскрошенных крекерах вперемешку с мукой и грохнулась на пол. Потом услышала щелчок второго наручника и посмотрела снизу на Рейнжера.

Рейнжер улыбался:

– Ты в порядке?

– Ага. Мне просто замечательно.

– На тебе достаточно еды, чтобы кормить неделю семью из четырех человек.

Рейнжер-то был чистехонек. Всего лишь маленькое пятнышко на руке, которой он поймал яйцо.

– И почему это ты такой чистый, когда я вся в грязи?

– Во-первых, я не торчал посреди комнаты, изображая из себя мишень. А во-вторых, не падал на пол и не валялся в муке.

Он протянул руку и помог мне встать.

– Первое правило в бою. Если кто-то кидает что-то в тебя, уйди с дороги.

– Чертова шлюха, – заорал на меня Норвил.

– Послушайте, – заорала я в ответ. – Да я просто была обязана. И, вообще, это не ваше дело.

– Успокойся. Он всех называет чертовыми шлюхами, – сказал Рейнжер.

– А-а.

Невил уперся, расставив ноги.

– Никуда я не пойду.

Я посмотрела на электрошок, пристегнутый к ремню Ренйджера:

– Как насчет того, чтобы бабахнуть его?

– Вы не можете меня бабахнуть, – заявил Норвил. – Я старый человек. У меня электрокардиостимулятор. Если вы его испортите, у вас будут большие неприятности. Может, даже прикончите меня.

– Черт возьми, – заметила я. – Как заманчиво.

Рейнжер отцепил от ремня рулон клейкой ленты, и, обмотав, связал вместе лодыжки Норвилу.

– Я буду падать, – заканючил Норвил. – Я так не могу стоять. У меня проблемы с алкоголем, знаете ли. Иногда я падаю.

Рейнжер подхватил Норвила за подмышки и оттащил назад.

– Хватай его за ноги, – произнес Рейнжер. – Давай отнесем его в машину.

– Помогите! – завопил Норвил. – Меня похищают! Звоните в полицию. Звоните мусульманам!

Мы дотащили его до второго этажа, а он все еще вопил и извивался. Мне было трудно его удерживать. Из яиц и муки на голове затвердел колтун. Я пахла, как уксусный рассол, и обливалась потом. Мы стали спускаться со второго этажа, тут я пропустила ступеньку и остаток пути проехала на спине.

– Никаких проблем, – заверила я, поднимаясь и прикидывая, сколько позвонков сломала. – Чудо-Женщину не сокрушить.

– Чудо-Женщина выглядит малость побитой, – заметил Рейнжер.

Когда мы выволокли Норвила, на веранде уже поджидали Реджайна с Деборой.

– Боже, девочка, – воскликнула Реджайна. – Что с тобой стряслось? Ты похожа на большой «корн-дог»[31]31
  Хот-дог, обжаренный в кукурузном тесте. Подается на палочке. – Прим. пер.


[Закрыть]. Вся обваляна в сухарях.

Рейнжер открыл заднюю дверь «рейндж ровера», и мы бросили внутрь Норвила. Я с трудом доковыляла до пассажирской дверцы и уставилась на новехонькое кожаное сиденье.

– Не беспокойся ни о чем, – успокоил Рейнжер. – Если запачкаешь, я просто достану новую машину.

Я уверена, что он шутил.

* * * * *

Я стояла на крылечке, шарилась в сумке, выискивая ключ, когда отворилась дверь.

– Я даже гадать не буду, что стряслось, – произнес Морелли.

Я протолкнулась мимо него.

– Ты Норвила Томпсона знаешь?

– Старый парень. Грабит лавки. Крыша съезжает, как напьется… обычное дело.

– Ага. Это Норвил. Я помогала Рейнжеру его арестовывать.

– Я так понимаю, что Норвил не был готов идти.

– Швырял в нас всем, чем попало. – Я посмотрела вниз на себя: – Мне нужно в душ.

– Бедная малышка. Я мог бы помочь.

– Нет! Не подходи ко мне!

– Дело ведь не в банке для печенья, а?

Я вскарабкалась с трудом на лестницу и проковыляла в ванную комнату. Там разделась и ступила под струю воды. Я вымыла волосы дважды с бальзамом-ополаскивателем, но они от этого чище не стали. Я вылезла из-под душа и бросила взгляд на волосы. Все то же яйцо. Оно затвердело как цемент, и в цементе торчали кусочки яичной скорлупы.

– Почему я? – вопрошала я.

По другую сторону двери в ванную стоял Морелли.

– Ты в порядке? Ты что там с собой разговариваешь?

Я рывком открыла дверь.

– Только взгляни на это! – произнесла я, указывая пальцем на волосы.

– Похоже на яичную скорлупу.

– Это не вымывается.

Под видом того, чтобы лучше разглядеть, Морелли наклонился ближе ко мне, но на самом деле стал пялиться на полотенце.

– Хмм, – произнес он.

– Послушай, Морелли, мне нужна помощь.

– У нас не так уж много времени.

– Помоги с волосами!

– Милая, не знаю, как тебе это преподнести, но, думаю, что твои волосы вне моей компетенции. Лучшее, что я могу сделать – это отвлечь твои мысли от них.

Я порылась в аптечке и вытащила ножницы.

– Отрежь все яйца.

– Черт возьми.

Пять минут спустя Морелли полюбовался на дело своих рук и встретился взглядом со мной в зеркале:

– Дело сделано.

– Насколько плохо?

– Помнишь, когда у Мэри Джо Кражински был стригущий лишай?

Я раскрыла от шока рот.

– Так вот. Не так плохо, – успокоил Морелли. – По большей части просто короче… местами. – Он пальцем провел по моему голому плечику. – Мы могли бы на несколько минут опоздать.

– Нет! Я не собираюсь опаздывать к твоей матери. Твоя матушка чертовски меня пугает.

Матушка Морелли чертовски пугала всех, кроме Джо. От глаз его матушки ничего не могло укрыться. Папаша был пьяницей и бабником. А матушка была безупречна. Она была женой героического масштаба. Никогда не пропускала мессу. Ящиками покупала чистящие средства «Эмвей». И ни от кого не терпела дерьма.

Морелли скользнул рукой под полотенце и поцеловал меня в затылок.

– Займет всего лишь минутку, милашка.

Жаркая волна прокатилась по животу, и пальцы на ногах поджались.

– Я должна одеваться, – напомнила я. А сама подумала: «О-о-ох, как здорово». И я вспомнила, что он сотворил прошлой ночью, и от этого почувствовала себя еще лучше. Его руки отыскали мою грудь, а большие пальцы, ясное дело, соски. Он нашептал несколько вещей, которые хотел со мной проделать, и я ощутила, как у меня слюнки потекли.

Полтора часа спустя я носилась по комнате в поисках пригодной одежды.

– Не могу поверить, что позволила тебе уговорить себя на это! – вопила я. – Посмотри, как мы опаздываем!

Морпелли стоял полностью одетый и улыбался.

– А эти дела с сожительством не так плохи, – заметил он. – Даже не знаю, почему давно не поспешил с этим.

Я сунула ноги в трусики.

– Ты не спешил, потому что боялся брать на себя обязательства. И фактически, у тебя все еще нет никаких обязательств.

– Я же купил полную коробку презервативов.

– Это обязательство перед сексом, а вовсе не перед отношениями.

– Это начало, – заметил Морелли.

Я взглянула на него:

– Может быть.

Потом вытащила из шкафа летнее ситцевое платьице. Оно было цвета бледно-желтой соломки и застегивалось спереди, как рубашка. Я натянула платье через голову и разгладила руками складочки.

– Черт, – произнес Морелли. – Ты выглядишь великолепно в этом платье.

Я бросила контрольный взгляд на его джинсы. Он снова затвердел.

– Как это у тебя получается?

– Хочешь научиться играть в новую игру? – спросил Морелли. – Она называется мистер и миссис Пираты.

– У меня для тебя новости, – сообщила я. – Я не железная. Я не ем сырую рыбу. И не делаю никакого собачьего дерьма. Прикоснешься ко мне, и, клянусь, я возьмусь за пистолет.

* * * * *

Миссис Морелли открыла нам дверь и чмокнула Джо в щеку.

– Сексуальный дьявол. Просто вылитый отец, да прости Господи его поганую душу.

Морелли усмехнулся матери в ответ:

– Это проклятие.

– Я не виновата, – произнесла я. – Честное слово.

– Здесь твои бабушка Белла и тетушка Мэри Элизабет, – предупредила миссис Морелли. – Следи за языком.

Бабуля Белла! У меня пересохло во рту, и перед глазами заплясали черные точки. Бабуля наложила сглаз на Дайан Фрипп, и у Дайан не проходили три месяца месячные! Я застегнула все пуговички до горла и проверила, на месте ли нижнее белье.

Бабуля Белла и тетушка Мэри Элизабет сидели бок о бок на диване в гостиной. Бабуля Белла – невысокая женщина с убеленными сединами волосами, одетая в традиционный для итальянок черный цвет. Она приехала в страну еще молоденькой девушкой, и поскольку тогда Бург был более итальянским, чем сама Сицилия, она продолжила традиции своей родины. Мэри Элизабет – младшая сестра бабули Беллы и удалившаяся от дел монахиня. Обе держали по стакану виски с содовой, а во рту у них торчали сигареты.

– Итак, – произнесла бабуля Белла, – охотница за головами.

Я села на краешек крылатого кресла и сложила вместе коленки.

– Рада видеть вас, бабушка Белла.

– Слышала, ты живешь с моим внуком.

– Я… снимаю у него комнату.

– Ха! – закричала она. – Не пудри мне мозги, а то я наложу на тебя сглаз.

Я обречена. Я, черт возьми, приговорена. Как раз, сидя здесь, я уже почувствовала, как начались мои месячные.