Текст книги "Горячая штучка (ЛП)"
Автор книги: Джана Эштон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
– А как насчет тебя? – спрашивает Дейзи. – Я рассказала тебе о себе, теперь твоя очередь выкладывать карты на стол. Расскажи мне о чем-нибудь постыдном.
– Что ж, давай поиграем. Только ты не рассказала мне ничего постыдного. Всего лишь о придурке, с которым встречалась. Постыдная история – это если бы тебя подростком словили купающейся нагишом или ты ошиблась туалетом в начальной школе.
– Ты вытворял подобное? – у Дейзи округляются ее глаза, и она подается вперед, горя желанием услышать мои истории.
– Возможно.
– Расскажи, – Дейзи пробует ризотто и закрывает глаза от явного удовольствия. Когда она снова их открывает, то выгибает бровь, побуждая меня приступить к игре.
– Начну первым. Потому что ты не упомянула об очередности, – я с самым серьезным видом смотрю ей в глаза. – И потому что я джентльмен, – я накалываю на вилку овощи, гадая, чем же с ней поделиться. – Однажды в начальной школе я случайно назвал учительницу мамой. Надо мной безжалостно издевались до конца учебного года.
– В третьем классе меня вырвало в автобусе. Прямо на мальчика, который был моей первой любовью. Больше он никогда со мной не разговаривал.
– В средних классах во время презентации в классе я сказал слово «оргазм» вместо «организм».
– Я случайно написала сообщение «Я люблю тебя» своему вожатому в лагере вместо мамы.
– Меня застукали за купанием нагишом с Мелиссой Питерсон. В школьном бассейне. Это был ее отец, директор.
Дейзи смотрит на меня, поджав губы, и барабанит пальцами по столу. Наверное, пытается придумать что-нибудь, я терпеливо жду.
– Когда была маленькой, я выбегала из ванной и носилась по всему дому, крича: «Мокрый голый ребенок!» – пока мама пыталась поймать меня с полотенцем в руках.
– Не-е-ет.
– Да. Клянусь.
– Вряд ли это засчитывается, ты была маленькой.
– Я делала так до второго класса.
Мы молча смотрим друг на друга, а затем оба прыскаем со смеху.
– Понятия не имею, о чем я думала, – говорит она, продолжая хихикать. – Но в то время это был мой ритуал.
– Я могу свозить тебя на нудистский пляж.
– Нет! Ни в коем случае! Никогда.
– Значит, ты уже переросла стадию эксгибиционизма?
– Да. Определенно.
– Расскажи мне что-нибудь еще. Какую-нибудь неловкую историю из студенческой жизни.
– Первый курс, – Дейзи хватает бокал вина и делает большой глоток, будто пытаясь набраться таким образом смелости. Я изо всех сил сдерживаю смех, – Мне было так неловко, что я чуть не бросила университет.
– Выкладывай.
Ее щеки окрасились восхитительным румянцем.
– У меня были дневные занятия в другом конце кампуса. Я была ботанкой, которая приезжает на десять минут раньше и сидит в первом ряду, – она качает головой и закатывает глаза, а я сразу представляю себе чопорную и прилежную студентку Дейзи – в очках и с дерзким хвостиком. Мне очень нравится эта картинка. – Ударили морозы, поэтому я решила выйти пораньше обычного.
– Ты и правда была ботанкой.
– Ага. Значит, я выхожу из общежития средь бела дня. По кампусу болтается куча студентов, – она обводит ресторан рукой, чтобы подчеркнуть, что народу было и много и повсюду. – Я отхожу от общежития на десять шагов и решаю срезать дорогу по траве, потому что мне нравится, как она хрустит на морозе, – она закрывает глаза и вздыхает, а потом качает головой и снова их открывает. – В общем, я поскальзываюсь. БАМ. Падаю прямо на задницу. На глазах у миллиарда студентов, – Дейзи качает головой. – Знаю-знаю. Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я знаю, что люди постоянно падают и бла-бла-бла… – она в очередной раз вздыхает и делает еще глоток вина. – Но есть кое-что еще.
– Внимательно слушаю, – ухмыляюсь я, наслаждаясь тем, что сейчас она даже не может на меня смотреть.
– Когда я упала, раздался треск.
Я смеюсь, и она наконец смотрит на меня.
– Ко мне подошел симпатичный парень из моего общежития, но я не хотела принимать его помощь, так как подозревала, что у меня задница вываливается из штанов. Я стала отмахиваться от него, но он подумал, будто я протягиваю ему руку. В общем, я встала и схватилась за задницу, чтобы определить, насколько все плохо, а сама сделала вид, будто просто отряхиваю джинсы. Только он решил, что мне больно, поэтому спросил, в порядке ли я. Все закончилось тем, что он посмотрел на мою задницу. Буквально, потому что тогда был первый курс, и я решила утвердить свою новообретенную независимость, надев стринги.
– Довольно грустная история, – сочувственно кивая, соглашаюсь я.
– До конца семестра я не могла смотреть на этого парня.
– Но ты успела на занятия? – с серьезным видом пытаюсь спросить я, но терплю неудачу.
– Ха-ха, – огрызается Дейзи и быстро отводит взгляд, но через минуту бормочет: – Успела.
– И после этого ты пошла на занятия? Ты действительно была закоренелым ботаником.
– Ага. Самое обидное, что на мне были зимние сапоги на рифленой подошве. Но они не уберегли меня от падения.
– Просто ужасно.
– Да.
– У тебя вообще был секс в университете?
– До третьего курса не было.
Я начинаю хохотать. Эта девушка неподражаема.
– У меня была психологическая травма после происшествия с джинсами.
– Могу себе представить, милая.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
По дороге в отель сексуальное напряжение на заднем сиденье автомобиля просто зашкаливает. По крайней мере, для меня, но он точно чувствует то же самое. Между нами будто натянуты осязаемые струны. Дженнингс обнимает меня за плечи, лаская кончиками пальцем округлость груди. Моя рука лежит на его бедре и неторопливо поглаживает его. Тихие поцелуи не оставляют никаких сомнений, чем закончится сегодняшний вечер.
Автомобиль – оказывается, он просто взял его в аренду – подъезжает к главному входу в отель. Дженнингс берет меня за руку, и мы идем внутрь. За нами со свистом закрываются автоматическая дверь. Мы молча направляемся к лифту. Наверное, напоминаем довольную друг другом парочку, а не людей, которые только недавно познакомились. Мне комфортно с ним.
Когда мы подходим к моему номеру, Дженнингс останавливается, разворачивает меня к себе и целует. Его губы нежно ласкают мои: одна рука покоится на шее, другая – на бедре. Он прикусывает мою нижнюю губу, а потом отстраняется и, отступив на полшага назад, проводит рукой по челюсти.
– Спокойной ночи, – возбужденно сверкая глазами, произносит он. После чего разворачивается и идет обратно к лифту.
Какого. Черта.
– Куда ты идешь? – тихо интересуюсь я, глядя вслед удаляющейся фигуре, поскольку время уже позднее, а отель семейный.
Дженнингс останавливается и поворачивается. Нас разделяют три-четыре шага. Хотя сейчас мы должны быть обнаженными, а между нами только тонкий слой латекса на его члене.
– К себе, – он показывает пальцем через плечо в сторону своего номера. – Первое свидание. Я провожаю тебя до двери и целую на прощание.
– Шутишь? – уверена, моя челюсть уже где-то на полу.
– Нет? – он вызывающе вздергивает бровь. – Я думал, на первом свидании в гости не заходят. Помнится, ты упоминала об этом в своем списке правил?
– Это список для обычных парней. А ты не обычный.
– Значит, я особенный? Или странный? – он прикусывает нижнюю губу и, ухмыльнувшись, склоняет голову набок.
– Хочешь, чтобы я умоляла? Кроме того, это были рекомендации, а не правила, – добавляю я, расправляя плечи, и, вздернув подбородок, скрещиваю руки на груди.
– Ах рекомендации. Получается, они необязательные?
– Это всего лишь список правил, на которые стоит ориентироваться, а не закон.
– А-а-а. Понятно, – кивает Дженнингс, продолжая стоять на месте. – Хотя мне понравилась мысль о том, что ты будешь меня умолять, – он делает шаг ко мне и останавливается. – Ну приглашай тогда.
А он не собирается быстро сдаваться.
– Не хочешь войти? – как можно соблазнительнее произношу я и, покраснев от двойного смысла слов, со стоном шлепаю себя по лбу ключом-картой.
Дженнингс с усмешкой подходит и забирает у меня ключ.
– Раздевайся, – приказывает он, как только за нами закрывается дверь.
– Вот так сразу?
– Если тебе что-то мешает, могу сделать это за тебя.
– Давай, – пожимаю плечами я.
Дженнингс замирает, застигнутый врасплох, а потом на его лице медленно расплывается улыбка. Он прекращает расстегивать свою рубашку и пристально смотрит на меня. Кажется, кто-то воспользовался моим трехсекундным приемчиком. Сейчас, находясь по другую сторону, могу сказать вам, что он очень эффективный. У меня перехватывает дыхание, и я чувствую себя на грани исступления, когда он сокращает и так небольшое расстояние между нами. Дженнингс проводит пальцем по моей ключице, и это движение отдается во всем теле: пульс зашкаливает, соски твердеют, и я так возбуждаюсь, что он с легкостью мог бы взять меня прямо сейчас.
– Ты постоянно удивляешь меня, милая.
– Разве?
– Несомненно, – пальцы сменяют губы, и я вздрагиваю. Он поднимается поцелуями к уху, кусает меня за мочку и снимает сережки. Не знаю, насколько эротично это выглядит, но нежное прикосновение пальцев, когда он вытаскивает колечки из ушей, очень приятно.
– Мне нравится… – я замолкаю на мгновение, неуверенная, говорить это вслух или нет. – Мне нравится твоя решительность. Когда ты немного властный, – на меня накатывает волна возбуждения просто от того, что я произношу это вслух. Интересно, признаваться в подобном нормально?
– Знаю, – отвечает он и подмигивает.
Боже, я уже на грани оргазма.
– А будет неловко, если я кончу, прежде чем окажусь без одежды? – потому что такое действительно может произойти.
– Думаю, нет. Будет неловко, если я кончу до того, как сниму с тебя всю одежду.
– О да. Кстати, извини.
– За что? – Дженнингс приподнимает подол платья и кончиками пальцев поглаживает внешнюю сторону бедра.
– Жаль, что у тебя может быть только один оргазм, когда я кончаю несколько раз. Это как-то несправедливо. Не думала, что такое возможно. Вернее, я знала, что для некоторых женщин это характерно. Например, для порнозвезд и сексуально активных людей, но никогда не думала, что сама на это способна.
Боже, заткнись.
Я не вижу его, но рядом со своим ухом слышу тихий смех и чувствую тепло его дыхания на своей шее.
– Рад, что просвещаю тебя, милая, – Дженнингс целует меня в шею, и я вздрагиваю. – Повернись.
Я поворачиваюсь и смотрю в сторону окна. Шторы все еще открыты, позволяя свету уличных фонарей со стоянки проникать в номер.
Дженнингс неторопливо расстегивает молнию на платье. Сантиметр за сантиметром. Скольжение молнии и жар его тела медленно сводят меня с ума.
Он стягивает платье с плеч, и оно тихо скользит вниз по моим рукам и бедрам. Дженнингс приседает за моей спиной и говорит переступить через ткань. После чего встает и бросает платье на комод. А потом собирает мои волосы и перекидывает их через плечо, лаская губами другое.
Расстегнув бюстгальтер, Дженнингс кидает его поверх платья, не переставая целовать меня в шею. Он сжимает сосок и прижимается грудью к моей спине. У меня перехватывает дыхание. Опускаю взгляд, чтобы посмотреть на свою грудь в его руке и на то, как он сжимает сосок между большим и указательным пальцами. Вторую руку Дженнингс прижимает к моему животу. Пуговицы рубашки впиваются мне в спину. Я трусь задницей об его член, чтобы проверить, насколько он возбужден.
Когда его рука проскальзывает в трусики, я издаю стон. Не ожидала, что простое скольжение пальцев по коже заставит меня тихо умолять, чтобы он подарил мне наслаждение, которого я так жажду.
– Обожаю, когда ты такая мокрая для меня, – шепчет он на ухо, распределяя мою влагу по клитору.
Знаете, как возбуждает наблюдать за тем, как его рука нырнула в мое нижнее белье? Это даже сексуальнее, чем если бы я была голая. Не могу отвести глаз от этого зрелища.
Я сильнее прижимаюсь задом к его эрекции и в награду он крепче сжимает меня, удерживая на месте. Но, несмотря на это, я продолжаю тереться об его руку, потому что хочу большего. Больше давления. Больше контакта. Больше Дженнингса.
Его твердый член упирается мне в задницу. Представляю, как Дженнингс стягивает брюки, стремясь побыстрее оказаться внутри меня, и испускаю нечто похожее на стон.
Он проскальзывает двумя пальцами внутрь меня, и я прикусываю губу. Оргазм так близок.
– Ты ужасно напориста для женщины, которая только что заявила мне, что предпочитает подчиняться.
– Мне просто нравится твоя рука, – улыбаюсь я.
– А то я не понял. Ты так бесстыдно объезжаешь ее, что мой член начинает завидовать, – он снова щиплет меня за сосок, и я сжимаюсь вокруг его пальцев. – У меня вся рука мокрая, милая. Придется облизывать пальцы, когда ты кончишь.
– Дженнингс, – торопливо выдыхаю я его имя. Не думаю, что смогу долго продержаться. Чувствую себя невероятно раскованной рядом с ним, как будто единственное, что имеет значение, – это наслаждение, самое невероятное наслаждение в моей жизни.
Склонив голову, я наблюдаю за движениями его руки. Как большой палец двигается под резинкой трусиков и прижимается к клитору, как он сгибает пальцы внутри меня и прикусывает мочку уха. В этот момент я разбиваюсь на маленькие осколки.
Я бы упала, если бы он не прижимал меня к себе, поскольку ноги не держат. Обнимая меня одной рукой, второй он продолжает трахать меня, растягивая оргазм. Не думала, что такое вообще возможно.
Когда волна экстаза стихает, я, опьяненная оргазмом, разворачиваюсь к нему.
– С ума сойти, почему ты до сих пор одет? – я хлопаю глазами, пытаясь вспомнить, как мы сюда попали. – Как вообще можно так кончить, если только один из нас раздет?
– Теперь можешь снять трусики, – Дженнингс пристально смотрит на меня, неторопливо расстегивая рубашку.
Точно. Я ведь даже не голая. Подцепляю большими пальцами трусики и стягиваю.
– Отдай их мне, – требует Дженнингс
Я, покраснев, хватаю нижнее белье с пола и вручаю ему. Как можно стесняться после того, что он только что сделал со мной. Тем не менее, мне так стыдно передавать ему мокрые трусики.
– Ложись на кровать, – говорит он, расстегивая последнюю пуговицу на рубашке. Я подчиняюсь, наблюдая за тем, как его руки перемещаются к поясу. Почему, когда мужчина расстегивает ремень, это так возбуждает?
– Лицом вниз.
Не этого я ожидала. Несколько секунд я продолжаю наблюдать за тем, как он расстегивает ремень, а потом медленно переворачиваюсь.
– Попой вверх.
Ох ничего себе. Ну ладно. Интересно, моя задница такая же красная, как и лицо? Это вообще возможно? Я встаю на колени и опираюсь на локти, чтобы задница была выше головы. Судя по его инструкциям, он хочет именно этого.
А потом жду.
Слышу, как он снимает брюки, и ремень со стуком падает на пол. Этого достаточно, чтобы понять, на каком этапе раздевания он находится. Потом Дженнингс хватает меня за бедра и подвигает к краю кровати.
Головка члена прижимается к моему входу. Внезапно он с рыком шлепает меня. Я сжимаю простыни в кулаках и со стоном опускаю голову.
Вцепившись пальцами в бедра, Дженнингс резко входит в меня. В комнате царит тишина, если не считать влажных шлепков наших тел и учащенного дыхания. Я сосуд для его удовольствия, и мне это нравится. Моя грудь подпрыгивает в такт его толчкам, а его яйца ударяются о клитор. Угол, под которым он вбивается в меня, вызывает невероятное удовольствие.
Мне хочется увидеть, как он сейчас выглядит: выражение его лица и линии рта, из которого вырываются стоны. Взгляд, когда он шепчет пошлости о моей заднице. Как играют его желваки, когда он входит в меня. Хочу запечатлеть его лицо, чтобы вспоминать потом этот момент.
Я оглядываюсь через плечо, мои волосы разметались по спине, наполовину закрывая лицо, но этого достаточно для беглого взгляда.
Взгляд его глаз, прикрытых и сосредоточенных, обжигает меня. Он приоткрывает рот и облизывает нижнюю губу. Сразу представляю себе его язык на моем клиторе. Я сжимаюсь вокруг его члена, потрясенная тем, что снова вот-вот кончу. Со стоном отворачиваюсь назад, опускаюсь лбом на матрас и сильнее прогибаюсь в пояснице, приподнимая задницу повыше.
Но Дженнингс дергает меня за волосы. Его губы скользят по моей шее.
Не успевает он договорить: «Ты хотела посмотреть, милая?» – как я кончаю.
Это произошло слишком быстро. Меня разрывает на части от удовольствия. Не думаю, что выдержу еще один раунд. Дженнингс прижимает меня к себе и замирает, пока я сильно сжимаюсь вокруг него. Откидываю голову ему на плечо и пытаюсь оттолкнуть его, потому что это слишком; я сейчас гиперчувствительная.
Когда я прихожу в себя, Дженнингс выскальзывает из меня и кладет ладонь между ног, нашептывая на ухо о том, как я прекрасна и насколько он мною покорен. Его руки прижимают меня к груди, но не слишком крепко. Он не поглаживает клитор и не играет со мной пальцами. Его твердый член упирается мне в задницу, а руки дарят ощущение тепла, спокойствия и любви.
Он укладывает меня спиной на кровать и снова проникает в меня.
Его толчки медленные, глубокие, размеренные. Я обнимаю его за шею и сгибаю одно колено, упираясь пяткой в его задницу. Мы целуемся, подстраиваясь под неторопливые, ритмичные движения бедер. У сердце заходится в бешенном ритме, но не от адреналина.
– Это реально? – шепчу я, больше себе, нежели ему, но его глаза отвечают на мой вопрос; его взгляд с нежностью изучает мое лицо, после чего Дженнингс целует меня и шепчет: «Да». Я притягиваю его ближе и утыкаюсь лицом в шею, мои соски прижимаются к его груди. От него пахнет сексом, мылом и гвоздикой или мускатным орехом – чем-то, что я не могу определить, но присуще именно Дженнингсу.
Каждое проникновение его члена наполняет меня теплом и удовлетворенностью, каждое отступление встречается рывком моих бедер, умоляющих о возвращении. Интенсивность усиливается с каждым толчком, но ритм остается спокойным и неторопливым. Прежний бешеный темп сменяется другим видом страсти. Нежной и чуткой. Ничто другое не имеет значения кроме нас двоих, здесь и сейчас.
– Это действительно замечательное свидание, – тихо говорю я.
– Самое лучшее, – соглашается Дженнингс, упираясь своим лбом в мой. Я глажу его по щеке, он целует меня в ладонь, а потом отстраняется, поднимает мою ногу выше и толкается глубже. С его именем на губах я снова кончаю. Его член пульсирует, движения бедер становятся более резкими, и наконец он замирает и присоединяется ко мне.
Дженнингс переворачивается на спину и укладывает меня сверху, все еще находясь внутри меня.
– Не могу пошевелиться, – распластавшись на нем, произношу я.
Дженнингс кладет руку на мой затылок и перекатывает меня на спину, после чего отстраняется и встает. Я недовольно ворчу.
– Не двигайся, – говорит он.
Я хлопаю по матрасу.
– Я же сказала, что недееспособна, ты, секс-маньяк. Наверное, я никогда не приду в себя. Возможно, завтра меня уволят, потому что я не смогу ходить. Когда мы будем проезжать мимо достопримечательностей, я буду показывать на них и говорить: «Извините, ребята, мы не можем выйти из автобуса, потому что после вчерашнего секса я не в состоянии».
– Тебя не уволят, – кричит он по дороге в ванную. Очуметь, какая у него задница. И как это ускользнуло от моего внимания?
– Ты не можешь знать наверняка. Я вполне могу облажаться, – ты даже не представляешь, насколько я права.
– Я замолвлю за тебя словечко, – раздается голос из душа. Дверь в ванную комнату приоткрыта, но с кровати мне Дженнингса не видно.
– И как же? Это ты меня отвлекаешь от работы. Не думаю, что у тебя есть право голоса, – господи, мужчины. Думают, будто могут решить все.
Дженнингс выключает воду и выходит из ванной. Спереди он тоже ничего. У меня перехватывает дыхание всего лишь от его вида. Он такой мужчина. Высокий, статный. С рельефными мышцами, крепкой челюстью и вздутыми венами. Те, что на внешней стороне рук, вызывают во мне желание. Они просто совершенство. А та большая вена по всей длине члена? Я ее фанатка. Безумная фанатка.
Дженнингс подходит ближе к кровати, и я замечаю в его руке полотенце для лица. Подождите. Он что?..
Да.
– Боже мой, – я закрываю лицо рукой и пытаюсь свести колени вмести, когда он опускает полотенце между ног. Мне тепло, мокро и о-о-очень неловко. Дженнингс, кажется, не испытывает никаких проблем с тем, чтобы обтереть меня и раздвинуть мне ноги свободной рукой.
– Ты сказала, что слишком устала, чтобы вставать.
– Это так неприлично.
– Неприлично? – в его голосе слышен смех. – Ты кончила мне на руку – вот что неприлично. Лежать на кровати задницей кверху – неприлично тоже. Трахать тебя так, что ты теперь не можешь ходить, – неприлично. А это не неприлично. Это я отдаю дань.
Я смотрю на него сквозь пальцы.
– Дань? Серьезно?
Дженнингс проводит полотенцем по внутренней стороне одного бедра, а затем переходит на другое. Кожу покалывает в местах его прикосновений. Наконец он вытирает мне промежность и завершает свое дело. Я снова возбуждена и немного смущена. Самое большое, что для меня делали прежде, – это просто вручали бумажное полотенце.
– Своего рода религиозный обряд, милая.
– С моей вагиной?
– Я очень ценю и уважаю ее, – невозмутимо отвечает Дженнингс.
Я издаю стон, а он смеется.
Этот парень огромная проблема.