Текст книги "СССР-Иран: Азербайджанский кризис и начало холодной войны (1941-1946 гг.)"

Автор книги: Джамиль Гасанлы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

4 марта Кавам имел беседу с Временным поверенным в делах США в Москве Дж. Кеннаном. Позже Кеннан докладывал госсекретарю США, что Кавам попал в сложное положение, т. к. в Москве он не встретил взаимопонимания. Кавам сказал Кеннану, что вечером в последний раз встретится со Сталиным, а завтра постарается вернуться в Тегеран и пожаловался на грубость Сталина. Он поставил Кеннана в известность, что направил ноту протеста в Наркоминдел по поводу задержки Советской Армии в Иране, и спросил о возможных действиях США по этому поводу. Кеннан ознакомился с копией этой ноты. Кавама интересовало, на какие действия США Иран может рассчитывать в случае недостижения соглашения с русскими. Кеннан ответил, что США серьезно относятся к своим обязанностям члена ООН. Если этот вопрос будет вновь поднят Ираном или другой страной перед Советом Безопасности, то Соединенные Штаты пойдут до конца в деле решения этой проблемы в соответствии с Уставом ООН. В то же время Кеннан выразил уверенность, что в последней беседе позиция Сталина изменится в благоприятную сторону, и в этом случае он просил Кавама информировать его. Но Кавам был настроен пессимистично и считал излишним далее оставаться в Москве [620]620
  Foreign Relations of the U.S. 1946. Vol. VII, p. 337–338


[Закрыть].

5 марта премьер-министр Ирана вручил наркому иностранных дел СССР еще две ноты. В них сообщалось об активизации Советов в Гиляне и выражалось беспокойство по этому поводу. Кавам никак не мог объяснить тот факт, что накануне ожидавшейся эвакуации советских войск из Ирана из Баку в направлении Бендершаха направляется корабль с военнослужащими [621]621
  Кавам эс-Салтане – В. Молотову. 05.03.1946 г. – АВП РФ, ф. 094, оп. 37е, п. 362а, д. 1, лл. 59-60


[Закрыть]. Это были последние документы московских переговоров.

В тот же день посол Ирана в Вашингтоне Гусейн Ала поставил в известность об этих нотах Бирнса и попросил оказать содействие в деле вывода советских войск.

Переговоры в целом прошли безрезультатно. Ни по одному вопросу не было достигнуто соглашение. Новый премьер, избранный при содействии Советского Союза, вынужден был возвращаться ни с чем. Но в последний момент луч надежды сверкнул, и обнадежил Кавама лично Сталин.

В тот день вечером Сталин дал прием в честь иранской делегации, на котором Кавам пожаловался генералиссимусу на то, что переговоры с Молотовым завершились безрезультатно. На это Сталин, усмехнувшись, сказал: «Теперь ты хорошо понимаешь мое положение. Меня считают очень жестким человеком, но Молотов в нашей группе самый жесткий. Конечно, я постараюсь быть посредником между вами. Уверен, что мой посол, прибыв в Тегеран, принесет вам несколько хороших вестей» [622]622
  F.S. Fatemi. Op. cit., p. 294


[Закрыть]. Эти слова Сталина вселили надежду в Кавама, и, действительно, вскоре его упования отчасти реализовались. Так, редактор газеты «Иране Ма» Джахангир Тафаззули по поводу приема у Сталина писал: «До выезда из Москвы в Иран глава нашей делегации Кавам сообщил нам, что генералиссимус Сталин приглашает нас на прием к себе в Кремль. Мы начали вести подготовку к этой встрече. В 5 часов вечера 5 марта из иранского посольства в Москве отправились в Кремль к Сталину. На территории Кремля на каждом шагу нас дружественно встречали и приветствовали русские офицеры. Все собрались в зале, где должен происходить прием. Через некоторое время в зал вошли Сталин, Молотов, Микоян и другие. Генералиссимус Сталин приветствовал нашу делегацию и своих соратников. Иранская делегация увидела в нем совершенно спокойного и благородного человека. Самым характерным в его поведении было то, что Сталин обращался со своими маршалами, как отец, и, одновременно, как товарищ». Газета «Иране Ма» детально описала весь прием, отмечая, что Сталин и Кавам несколько раз разговаривали тет-а-тет, а также передала разговоры членов иранской делегации с начальником Генштаба Советской Армии Алексеем Антоновым, с маршалом Семеном Буденным и другими [623]623
  ЦГАППОД АР, ф. 1, оп. 89, д. 126, л. 112


[Закрыть]. На приеме, данном И. Сталиным в честь Кавама 5 марта, А. Вышинский имел беседу с членами иранской делегации Дорри и Шафагом. Об этом он письменно сообщил В.Молотову, отметив, что Шафаг сожалеет о безрезультатности московских переговоров, но выступает против предоставления автономии Иранскому Азербайджану. Он считает, что это нарушит территориальную целостность страны и нанесет ей экономический ущерб. Вышинский писал, что он возразил Шафагу, и в качестве примера привел Советский Союз, в котором национальные республики пользуются широкими правами, а СССР от этого не становится слабее, а только крепнет [624]624
  А. Вышинский – В. Молотову. 06.03.1946 г. – АВП РФ, ф. 06, оп. 8, п. 35, д. 552, л. 37


[Закрыть].

2 марта советские войска все еще оставались в Иране, и это усугубляло международную напряженность. Советско-американское противостояние становилось все явственнее. Не дождавшись результатов от Кавама, госсекретарь Дж. Бирнс 5 марта направил Советскому Союзу ноту, краткое содержание которой было таково: «Несмотря на протесты иранского правительства, на пункт 5-й Англо-советско-иранского договора от 29 января 1942 года, заявления советского правительства от 29 ноября (о выводе войск не позднее 6 месяцев после капитуляции Японии), Советский Союз и после 2 марта продолжает держать войска в Иране. Американское правительство дало согласие на обсуждение этого вопроса в Совете Безопасности ООН, о чем ставит в известность советскую сторону. Соединенные Штаты верят, что советское правительство выполнит взятые на себя обязательства». 6 марта Дж. Кеннан вручил ноту с требованием вывода советских войск наркому В. Молотову [625]625
  James Chace. Acheson…, p.143


[Закрыть]. В тот же день Кеннан ознакомил Кавама с нотой государственного департамента, но не увидел должной реакции. Во время этой встречи в американском посольстве Кавам ознакомил Кеннана с последним вариантом советско-иранского официального заявления, представленного советской стороной, но еще не одобренного иранской делегацией. В этом заявлении были общие фразы о дружбе и братстве, а также сообщалось о назначении советского посла в Тегеран [626]626
  Foreign Relations of the U.S. 1946. Vol. VII, p. 343–344


[Закрыть].

После недолгих раздумий Кавам подписал советско-иранское официальное заявление о результатах двухнедельных бесплодных переговоров, и 7 марта иранская делегация отправилась в Баку. В аэропорту Кавам выступил с кратким заявлением: «Покидаю Москву с надеждой на то, что все недоразумения будут разрешены в скором времени, дружба наша будет крепнуть и между нами воцарится желаемое дружеское взаимопонимание».

В Баку иранскую делегацию встречали наркоминдел Азербайджанской ССР М. Алиев. В тот же день вечером гости слушали оперу «Лейли и Меджнун». В антрактах за чашкой чая гости интересовались достижениями Советского Азербайджана в области культуры, искусства, промышленности, спрашивали о количестве высших учебных заведений, средних школ, об Академии наук. Основное внимание их, и в особенности Кавама, было сосредоточено на деятельности и развитии нефтяной промышленности, в частности вопросах производительности труда, экономической обеспеченности рабочих и их культурно-бытовых условий.

9 марта из-за неблагоприятных погодных условий делегация не смогла вылететь в Тегеран. В этот день вся делегация, а также М. Алиев были приглашены к генеральному консулу Ирана Меджиди на чашку чая. Генконсул информировал Кавама о ликвидации в Баку Управления уполномоченного Наркоминдела СССР, объяснив, что в дальнейшем консульство будет непосредственно связано с народным комиссаром иностранных дел Азербайджанской ССР. Кавам выразил свое одобрение.

Во время беседы член иранской миссии доктор Шафаг заявил, что Ирану требуется мощная поддержка, опора в лице большого и сильного государства. По его мнению, самой надежной в этом отношении опорой может быть СССР. Советский Союз вообще и Советский Азербайджан, в частности, должны установить культурные и прочие связи не только с Иранским Азербайджаном, но и со всем Ираном и его народом.

Вечером Кавам и сопровождавшие его лица посетили Азербайджанскую государственную филармонию, где состоялся концерт азербайджанской музыки. Наркоминдел М.Алиев докладывал, что за весь период пребывания делегации в Баку как со стороны отдельных ее членов, так и со стороны самого Кавама не было никаких высказываний по поводу московских переговоров [627]627
  М. Алиев М.Дж. Багирову и С. Сычеву. Отчет о пребывании премьер-министра Ирана Кавам эс-Салтане и других членов иранской делегации в г. Баку. 13.03.1946 г. – ЦГАППОД АР, ф. 1, оп. 89, д. 113, л. 86–88; И. Новрузов. Азербайджанская карта (Иранские воспоминания), с. 125


[Закрыть]. Утром 10 марта иранская миссия отбыла в Тегеран.

ГЛАВА XII
ИРАНСКИЙ АЗЕРБАЙДЖАН – «ЯБЛОКО РАЗДОРА» ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ (МАРТ 1946 ГОДА)

И вот наступил март 1946 г., ознаменовавшийся осложнением ситуации в Южном Азербайджане и во всем мире. Взаимное сотрудничество сменилось взаимными обвинениями, историческое партнерство превратилось в историческое соперничество и противостояние двух общественных устройств, двух идеологий стало реальностью. Началась более чем полувековая эра холодной войны, 45 лет державшая мир в состоянии страха. Роберт Россоу, занимавший в те дни пост консула США в Тебризе, десять лет спустя в журнале «Мидл Ист» («Средний Восток») опубликовал статью «Битва за Азербайджан – 1946», которая начиналась словами: «Можно с уверенностью сказать, что холодная война началась 4 марта 1946 года. В этот день 15 советских бронебригад вошли в азербайджанскую провинцию на северо-западе Ирана и от ирано-турецкой границы стали продвигаться к центру. Еще одна армия, в таком же количестве и качестве, из Болгарии направилась к европейским границам Турции. Движение тяжелой бронетехники сопровождалось дипломатическим давлением на Анкару и Тегеран, а также беспорядками в Греции, Азербайджане, Иранском Курдистане.

Можно выделить две фазы советского наступления. Первая фаза пред– полагала захват Турции, выход на берега Средиземного моря, к Суэцкому каналу, нефтяным запасам Персидского залива и сближение с Индией. В случае срыва этого плана Советы приступали ко второй фазе, избрав мишенью Иран. В любом случае в течение девятимесячной кампании планировалось полностью оккупировать Южный Азербайджан. Битва за Азербайджан сопровождалась захватом высоты Ванкер, Балл Рана, берега Марны, осуществившимися без единого выстрела. Эти события до сих пор остаются наименее понятными и исследованными в истории холодной войны. Несмотря на то, что основные исторические факты и события известны, стратегические и тактические тонкости вопроса все еще не разработаны» [628]628
  Robert Rossow. The Battle of the Azerbaijan, 1946. – The «Middle East», Journal, Winter, 1956, p. 17


[Закрыть].

2 марта 1946 года ознаменовалось важным событием в истории международных отношений. Иногда его называют знаменательным днем. Именно 2 марта сотрудничеству трех великих держав был положен конец. В этот день Советский Союз, следуя международным обязательствам, должен был вывести войска из Ирана. Однако ТАСС сообщил, что СССР выведет войска только из Мешхеда, Шахруда и Семнана, а в других районах войска останутся вплоть до полного выяснения ситуации.

Как отмечал Р. Россоу, 2 марта приближалось, а в стане советских войск не было никакого движения, и люди, и лошади в ту ночь спокойно спали. Однако 3 марта советские войска неожиданно стали покидать Тебриз. В первые часы находящийся в Тебризе дипкорпус был в растерянности и не понимал, что происходит. Было лишь ясно, что войска в полной военной выкладке движутся, но не в сторону советской границы. Следящий за развитием событий Россоу направил госсекретарю США тревожную и совершенно секретную телеграмму: «Советская тяжелая техника в количестве 450 грузовиков 3 марта отбыла из Тебриза в направлении Тегерана. Двигавшиеся в этом же направлении 20 танков и 100 грузовиков достигли Бостанабада. Две артиллерийские батареи с полным боекомплектом вышли сегодня из Тебриза в Маранд. Неизвестно, свернут ли они на Хой, Резайе, Маку или Джульфу. Из Махабада передают, что на днях курды начнут военные действия на турецком направлении. Два дня назад разведка донесла о наличии советских кавалерийских частей на границе с Ираком и о 9 танках, двигавшихся к перекрестку дорог у Мараги». В то же время Россоу докладывал Бирнсу о том, что начиная с 3 марта от советских границ к Тебризу движутся войска [629]629
  Foreign Relations of the U.S. 1946. Vol. VII, p. 40


[Закрыть].

О прибытии в Тебриз новых советских войск тегеранские власти узнали поздно. Они планировали занять иранскими войсками казармы, которые должна была покинуть 2 марта Советская армия, создавали шпионские центры для наблюдения за крупными азербайджанскими городами. На почте Зенджана было перехвачено письмо «полковника № 639», адресованное в Тегеран. В конверте был чистый лист бумаги. Специальная обработка выявила тайнопись следующего содержания: «Благополучно прибыл в Зенджан, никто меня не узнал. Я очень умело маскировался. Положение в Зенджане невыносимое, населению угрожает голодная смерть. Разбойники-демократы мучают население, издеваются над ним. Они подвергли обыску дома некоторых ханов и все, что там было ценное, разграбили. От купцов и лиц других профессий требуют больших налогов. Позавчера из Миане в Зенджан прибыл большой отряд вооруженных демократов. Однако все они не стоят одного тегеранского солдата. Внутреннее положение Демократической партии очень непрочно. Достаточно иметь небольшой отряд вооруженных людей, чтобы уничтожить всю эту партию. Ждем ваших указаний. Полковник 639» [630]630
  Справка по телеграфному сообщению Атакишиева из Тавриза. 07.03.1946 г. – ЦГАППОД АР, ф. 1, оп. 89, д. 114, л. 68-69


[Закрыть]. Автор письма установлен не был.

3 марта из Тегерана транспортный отдел министерства почт и телеграфа Ирана направил телеграфом на зенджанскую почту запрос с просьбой сообщить о возможности посадки самолетов в Зенджане. В тот же день военное министерство из Тегерана пыталось по телеграфу связаться с военным министерством Азербайджана или же непосредственно с телеграфистом, работавшим у Пишевари, но получило отказ. Тогда запросили у телеграфиста почты, уходят ли русские войска из Тебриза, были ли в городе демонстрации. Телеграфист ответил, что без разрешения демократического правительства он им ничего ответить не может. Сообщение о том, что советские войска остаются на севере Ирана, успокоило население Южного Азербайджана.

Пока премьер-министр Ирана находился в Москве, в Южный Азербайджан поступила дополнительная советская техника, и это побудило демократов сделать еще более радикальные шаги. 4 марта в Тебриз по железной дороге доставили еще 46 танков «Т-34». Дипломатические, военные, разведывательные органы США и Великобритании активно собирали сведения о новой технике, фотографировали танки и самолеты еще на платформах и посылали информацию в Вашингтон, Лондон и Тегеран. Начиная с 26 февраля денежные ассигнования в адрес американского консульства увеличились в пять раз. Например, в марте Россоу получил 240 тысяч риалов, тогда как обычно получал 50 тысяч. Комиссар госбезопасности С. Емельянов считал, что резкое увеличение ассигнований связано с увеличением объема разведывательной работы. Разведданные, добытые советскими спецслужбами, в свою очередь, доставлялись Сталину и Молотову [631]631
  М.Дж. Багиров и И. Масленников – И. Сталину и В. Молотову. 13.03.1946 г. – ЦГАППОД АР, ф. 1, оп. 89, д. 112, л. 31


[Закрыть].

В первые дни марта в Тебризе распространился слух, что иранское правительство намеревается напасть на Азербайджан со стороны Тикантепе и Зенджана, для чего собраны большие силы в Солтанабаде, Хамадане и Биджаре. И даже указывалась численность войск в Саггызе – 30 тысяч человек.

4 марта в Махаббаде «Курдская республика» по указанию Советского Союза объявила об автономии курдов, живущих в южной части Турции. Грузинская Советская Республика официально заявила о своих претензиях на северо-восточные территории Турции, включая Трабзонский залив и черноморское побережье. При наличии мощных советских армейских группировок на двух флангах Турции дипломатическое давление на Анкару приобрело жесткий характер. В первые дни марта требования о предоставлении привилегий в проливах Босфор и Дарданеллы, передаче Карса и Ардагана Советскому Союзу звучали уже в форме угроз и шантажа.

4 марта президент США Г. Трумэн принял госсекретаря Дж. Бирнса с целью обсудить политику СССР в отношении Ирана и Турции, а также в азербайджанском вопросе. Он уполномочил Бирнса написать Сталину письмо, чтобы прояснить ситуацию. Бирнс послал ноту, которая через день была вручена в Москве. Советская сторона официально не ответила на эту ноту, но назвала Трумэна главным организатором начавшегося давления на Советский Союз. В связи с этим Трумэн заметил, что, оказывается, когда русские не хотят видеть друзей сильными, они возобновляют старые, потерявшие значение игры [632]632
  Harry S. Truman. Memories: Years of Trial and Hope. 1946–1952. – New-York, 1956, p. 94–95


[Закрыть].

5 марта экс-премьер Великобритании Черчилль произнес в Вестминстерском колледже города Фултон (штат Миссури) речь, которая прояснила многие вопросы. Черчилль предложил всеми силами беречь монополию Запада на ядерное оружие. Он говорил: «Известие о создании атомного оружия, сосредоточение в руках Америки технологии и сырья не тревожат сон ни одного человека нигде в мире. Я так думаю, что если бы ситуация изменилась и это страшное известие пришло бы из какой-либо коммунистической или новой фашистской страны, мы бы не могли спать спокойно». Он предлагал противопоставить коммунистической экспансии союз англосаксов, т. е. в первую очередь США и Великобритании. Он заявил: «На земли, еще недавно светившиеся радостью победы союзников, набежала тень. Никто не знает, что собираются делать Советская Россия и ее международная коммунистическая организация в ближайшем будущем и до каких границ могут дойти их захватнические устремления, если вообще имеются такие границы». Анализируя сложившуюся в мире ситуацию, Черчилль пришел к такому выводу: «Начиная от Штеттина на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом море над Европой опущен железный занавес. Все сокровища древних государств Центральной и Восточной Европы хранятся по ту сторону этого занавеса. Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София – все эти знаменитые города и проживающее в них население попали в сферу влияния Советов, и в той или иной степени подчиняются Советам и находятся под усиливающимся контролем Москвы. Турция и Иран под давлением московского правительства и тяжестью претензий к ним, пришли в страшное волнение». В заключение фултонской речи Черчилль так резюмировал свою мысль: «Я не верю, что Советская Россия хочет войны. Она хочет сорвать плоды победы и, безраздельно пользуясь своей силой, широко распространять свои теории… Больше всего на свете русские любят силу и меньше всего уважают военную слабость. Поэтому наша старая теория о равновесии сил уже неудовлетворительна. Мы не можем уповать на бессмысленное преимущество в силе, так как может появиться причина испытать его в деле» [633]633
  «Правда», 1946, 11 марта; Robert J. Donovan. Op. cit., p. 190–191; Robert Kaiser. Cold Winter, Cold War. – New-York, 1974, p. 134–137


[Закрыть]. Консул Россоу в статье «Битва за Азербайджан – 1946» справедливо отмечал, что на момент фултонской речи Черчилля Чехословакия еще не сдалась, Берлин еще не был в блокаде, оставалось еще много времени до изменения Китая и суда над шпионами. И даже термин «железный занавес» был употреблен Черчиллем внутри азербайджанского вопроса».

Газета «Правда» отреагировала на фултонскую речь Черчилля редакционной статьей «Черчилль бряцает оружием», и спокойно относящийся к подобным выступлениям И. Сталин ответил на вопросы корреспондента «Правды». Сталин отметил, что эта речь – опасный шаг, и цель его посеять зерна раздора между союзниками и осложнить их сотрудничество. Рассматривая мировое коммунистическое движение как закономерный процесс, Сталин напомнил, что политика Черчилля, организовавшего после Первой мировой войны «поход 14 государств» на Советскую Россию, потерпела полный провал. «Я не знаю, удастся или нет господину Черчиллю и его друзьям организовать после Второй мировой войны новый военный поход на Восточную Европу. Однако, если им это удастся, а это вряд ли, так как миллионы простых людей стоят на страже дела мира, – тогда с точностью можно сказать, что как и 26 лет назад они будут вновь разбиты» [634]634
  «Правда», 1946, 14 марта


[Закрыть]. Руководствуясь этой концепцией, Советский Союз не обратил должного внимания на врученную Дж. Кеннаном лично В. Молотову ноту, хотя госсекретарь Дж. Бирнс сообщал, что США не могут относиться безучастно к азербайджанскому кризису [635]635
  James A. Thorpe. Trumans Ultimatum to Stalin on the 1946 Azerbaijan Crisis: the Making of a Myth. – The Journal of Politics, Vol. 40, 1978, p. 190


[Закрыть].

В начале марта 1946 года наблюдалось осложнение международной ситуации не только в политической и дипломатической, но и военной сфере. 6 марта командующий Прибалтийским военным округом Иван Баграмян с группой высокопоставленных советских командиров прибыл в Тебриз. Одновременно командующий Советской южной группой маршал Федор Толбухин был направлен в Болгарию для руководства военными частями, сконцентрированными на европейских границах Турции. Консул Россоу в секретном донесении Бирнсу от 6 марта писал: «Советские военные соединения днем и ночью продолжают прибывать. Генерал армии Баграмян прибыл в Тебриз и принял командование над советскими войсками в Азербайджане. Говорят, что Баграмян является специалистом танковой войны. У предыдущего командующего, генерала Глинского, не было большого опыта. Дорога Тегеран – Тебриз проложена для невоенных видов транспорта. Советские войска двигаются в направлении Тегерана. Относительно крупные части азербайджанской армии двигаются в том же направлении. Посылаются войсковые части из Тебриза и России в направлении Махабад – Курдистан. Наблюдаются захватнические действия курдской армии, действующей в направлении Махабад – Резайе и на турецкой границе. Все указывает на то, что советские соединения готовятся к крупным военным действиям». На следующий день в совершенно секретном донесении в Вашингтон Россоу заявлял, что не может равнодушно смотреть на действия советских войск. «20 средних танков, 20 бронемашин и 40 грузовиков вышли на Тегеран, 12 танков – на Махабад. Сегодня утром по железной дороге прибыли 12 средних танков. Сейчас Тебриз превращен в военной лагерь. Улицы забиты краснозвездными солдатами, советской техникой, кавалерией, пехотой и офицерами, в необходимых местах Советы установили посты. Меня отказываются ставить в известность об этом». Взволнованный консул предупредил госдепартамент, что необходимо принять срочные меры [636]636
  Foreign Relations of the U.S. 1946. Vol. VII, p. 342–345


[Закрыть].

Позднее Россоу писал, что за этот период из Советского Союза прибыли по крайней мере 500 танков, необходимое оборудование и запчасти, а также 15 бригад. Эти силы были разделены на три штурмовые и одну запасную части [637]637
  Robert Rossow. The Battle of the Azerbaijan, 1946. – The «Middle East», Journal, Winter, 1956, p. 20–21


[Закрыть].

Как только эти сведения достигли Вашингтона, госсекретарь Бирнс отбросил все сомнения и твердо определился в своем отношении к СССР. 7 марта он собрал расширенное совещание с участием своего заместителя Дина Ачесона и других высокопоставленных официальных лиц государственного департамента. На заседании в центре всеобщего внимания была карта Азербайджана, испещренная линиями, которые создавали иллюзию продвижения советских войск к Турции, Ираку, Тегерану и нефтяным запасам Южного Ирана. Объясняя это тревожное положение, Бирнс с трагическим пафосом восклицал: «Теперь мы вынуждены будем отдать им обе нефтяные бочки» [638]638
  James Chace. Acheson. The Secretary of State Who Created the American World. Simon Schuster, 1998, p. 144


[Закрыть].

На следующий день под руководством Ачесона обсуждение иранского вопроса в госдепартаменте было продолжено. В ходе прений эксперт-советолог Чарльз Бохлен заявил: «Если учесть, что у Америки нет возможности воздействовать на советские войска в Иране, что у США нет никаких военных сил в этом регионе, нам не остается ничего другого, как только напугать соперника» [639]639
  David McCullougn. Truman. – New-York, 1992, p. 144


[Закрыть]. Это предложение Ч. Бохлена было принято аналитиками Белого дома. 8 марта Дж. Бирнс направил В. Молотову ноту, которая по сравнению с нотой двухдневной давности была несравнимо жестче. В ней говорилось: «Вашингтонское правительство проинформировано о действиях Советов в Иране и о продвижении советской техники и военного снаряжения из Тебриза в направлении Тегерана и Турции… США хотели бы знать, почему Советы, вместо того чтобы выйти из Ирана, вводят туда дополнительные войска?» Правительство США требовало от советского руководства объяснить причины происходящих в Южном Азербайджане событий [640]640
  Foreign Relations of the U.S. 1946. Vol. VII, p. 348


[Закрыть].

Пока Кавам находился в СССР, госсекретарь Бирнс через посла Мюррея сообщил тегеранскому правительству, что во время встречи с Кеннаном премьер-министр интересовался статусом Совета Безопасности ООН. Госсекретарь сообщал, что Совет Безопасности временно приостановил свою деятельность в Лондоне, но неофициально согласовано, что очередное заседание состоится 21 марта в Нью-Йорке. Однако Бирнс напомнил, что в случае необходимости Совет Безопасности может собраться в любое время. В то же время 8 марта Бирнс через временного поверенного в делах Британии в Вашингтоне Гольмана направил своему коллеге Бевину запрос: «Если мы не получим удовлетворительного ответа на ноту от 6 марта и советское правительство в противовес желанию иранского правительства будет продолжать держать свои войска в Иране, поднимет ли наше правительство незамедлительно этот вопрос в Совете Безопасности? Присоединится ли Соединенное Королевство как третий участник Декларации об уважении территориальной целостности Ирана к США в постановке этого вопроса перед Советом Безопасности?» [641]641
  Foreign Relations of the U.S. 1946. Vol. VII, p. 345–346


[Закрыть].

Несмотря на жесткую позицию Бирнса и неудачу московских переговоров, Кавам предпочитал в переговорах с СССР быть предельно осторожным. Он сомневался в целесообразности вынесения вопроса на Совет Безопасности до приезда нового советского посла в Тегеран. Эти сомнения подтвердил и советник иранского посольства в Вашингтоне А. Дефтери в беседе с заместителем директора управления Ближнего Востока и Африки госдепа Джорджем Алленом. Доктор Дефтери сообщил, что, по инструкции премьер-министра Кавама, иранское посольство должно внимательно изучить вопрос до вынесения его на Совет Безопасности и учесть, что после прибытия нового посла в Тегеран переговоры будут продолжены. Дж. Аллен допускал, что тегеранские переговоры могут создать новые возможности для иранского правительства.

Острота событий первой декады марта в Южном Азербайджане привела государственный департамент США в состояние сильного замешательства. Тревожные телеграммы, получаемые из американского консульства в Тебризе, еще больше запутывали ситуацию. Президент Трумэн уже дал секретный приказ командующим сухопутными, морскими и воздушными силами привести войска в полную боевую готовность [642]642
  Harry S. Truman. Truman Speaks. – New-York, 1960, p. 71


[Закрыть]. Этот приказ впервые проявился в заявлении командующего военно-морскими силами США о том, что авианосец «Миссури» получил приказ доставить в Стамбул тело скончавшегося в Вашингтоне посла Турции.

Военная подготовка СССР в Азербайджане, политико– дипломатические заявления США по этому поводу, секретные решения военного характера создали самую острую конфликтную ситуацию со времен Второй мировой войны. М.Дж. Багиров сообщал Сталину и Молотову, что в последние дни у английского консула в Тебризе Уолла происходят почти ежедневные совещания с американским и турецким консулами. Сотрудники дипкорпуса старались лично убедиться в достоверности развединформации. М.Дж. Багиров писал: «Английский консул Уоол мобилизовал всю свою агентуру для сбора сведений о численности и родах советских войск, уходящих из гор. Тебриза, а, главным образом, прибывающих в Тебриз. Не ограничиваясь этим, сам консул и его работники посещают места разгрузки наших воинских эшелонов. 10 марта, когда на станции Тебриз стоял прибывший из Советского Союза эшелон с танками, Уолл и вице-консул Ланг, подъехав к станции, пытались сфотографировать эшелон, но, заметив наших работников, отъехали от станции и продолжали из автомашин фотографировать с расстояния. 11 марта Уоол и Ланг снова появились на станции Тебриз, где стоял эшелон с нашими самолетами». Срочно была дана команда советскому военному руководству в Тебризе и начальнику управления железной дороги подавать к станции и разгружать эшелоны с советской военной техникой только в ночное время.

Дабы следить за поставками советских военных грузов в Южный Азербайджан, Америка участила разведполеты над зоной расположения советских войск. С высоты 300–500 метров американские самолеты собирали информацию. Советские военпреды в Иране немедленно доложили об этом Генштабу в Москве и предложили, чтобы посольство СССР заявило решительный протест в связи с полетами американских самолетов над диспозицией советских войск [643]643
  М.Дж. Багиров и И. Масленников – И. Сталину и В. Молотову. 13.03.1946 г. – ЦГАППОД АР, ф.1, оп. 89, д. 112, л. 31; д. 114, л. 73


[Закрыть].

В середине марта консул Россоу также посетил станции железной дороги. В 6 км от Тебриза при попытке приблизиться к советскому артиллерийскому складу консул, находившийся в машине с американским флажком, был схвачен и доставлен в военную комендатуру. В письме госсекретарю консул жаловался на грубость и угрозы [644]644
  Foreign Relations of the U.S. 1946. Vol. VII, p. 358; ЦГАППОД АР. ф. 1, оп. 89, д. 115, л. 22-23


[Закрыть].

Возвращение 10 марта Кавама из Москвы фактически с пустыми руками, поступление в Южный Азербайджан тяжелой военной техники, оружия и снаряжений, проведение экстренных заседаний в государственном департаменте США, направление двух американских нот в Москву и, наконец, усиление азербайджанского Национального правительства способствовали сильнейшему беспокойству в Тегеране. Выступления С.Дж. Пишевари, направленные против центрального правительства, вызывали раздражение и страх. В столице Ирана царила паника [645]645
  Robert Rossow. The Battle of the Azerbaijan, 1946. – The «Middle East», Journal, Winter, 1956, p. 22


[Закрыть]. Старания Кавама рассеять беспокойство не приносили результата. 13 марта сторонники Сеида Зияеддина устроили в Тегеране большую демонстрацию. В первом ряду демонстрантов шел Халили – главный редактор газеты «Эгдам», отличавшийся жесткими антисоветскими публикациями. Они несли лозунги с требованием вывода советских войск из Ирана и выступали с речами против СССР. 24-летний профсоюзный активист Шабастафи попытался помешать выступлению Халили, но был застрелен из пистолета.

В первой половине дня 10 марта Мухаммед Реза шах принял посла США Мюррея и заявил ему о возможности пророссийского восстания в Тегеране. В тот же день Кавам, вернувшийся из Баку, прямо с аэродрома отправился к шаху, чтобы доложить о результатах московского вояжа, а в 5 часов вечера принял посла Мюррея в своем доме. Причем он попросил посла держать в секрете даже от шаха эту 2,5-часовую беседу. Мюррей показал Каваму копии американских нот Советскому Союзу и заявил, что если советские войска против желания Ирана не будут выведены и Иран поднимет этот вопрос в Совете Безопасности ООН, правительство Соединенных Штатов поддержит Иран. Кавам спросил: «Если Советский Союз, невзирая на наши протесты, будет продолжать держать войска в Иране, что могут сделать США и Британия?» Мюррей уклонился от прямого ответа. Затем Кавам дал подробный отчет о ходе московских переговоров. Мюррей писал: «Когда я напомнил Каваму о слухах про его московский вояж, он воздел руки к небу и поклялся, что все сказанное им правда. Премьер сказал, что он боялся спровоцировать русских, но намекнул, что на переговорах были затронуты некоторые серьезные вопросы». Когда в конце беседы Мюррей спросил у Кавама о его намерениях, тот ответил, что собирается направить послу в Вашингтоне Гусейну Ала отчет о переговорах в Москве, и попросил Мюррея переслать этот отчет дипломатической почтой. По поводу Совета Безопасности Кавам ничего конкретного не сказал [646]646
  Foreign Relations of the U.S. 1946. Vol. VII, p. 350–354


[Закрыть].

11 марта Кавам явился в Меджлис. В этот день завершались полномочия Меджлиса 14-го созыва. Некоторые депутаты пытались продлить срок своих полномочий, но Кавам этого не допустил. Премьер выступил с краткой речью, сообщил об окончании депутатских полномочий и распустил Меджлис. Таким образом он получил возможность осуществлять любые мероприятия без вмешательства парламента.