Текст книги "Когда трепещут галки. Рассказ 1. Проводник (СИ)"

Автор книги: Джал Халгаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Я провернул кинжал в его мозгу и медленно вытащил из раны. Руки дрожали от нетерпения, со лба лил пот. Я отложил клинок в сторону, достал костяной нож и провел острием от грудной клетки до паха, разрезая одежду и плоть и раскрывая еще теплые внутренности, от которых шел пар.

Оторвав клок чистой ткани от его рубахи, я положил его на колени и приступил к делу.

Главное, никаких лишних повреждений, иначе все пойдет прахом. И не надо тут отворачиваться и кричать на всю улицу, какой я такой злой и отвратительный! Каждый выживает так, как может, а в своем случае жить я хочу очень. Тем более мне нужны силы: просто так я эту тварь не убью.

Первой прошла печень. Я осторожно переложил ее на огрызок льняной ткани и вытер нож от слизи, а потом перешел к сердцу, освобождая его от «лишних» сосудов.

Покончив с этим, я отошел подальше, найдя небольшой, но приличный выступ в стене, и положил на него оба вырезанных органа. Сделав небольшой надрез на запястье, я окропил их своей кровью, а затем незамедлительно перешел к своей трапезе.

* * *

– Ух! Меньше бы ты пил, милок. Печень надо всегда в порядке держать. Она, между прочим, восстанавливается.

Я вытер с губ остатки крови, ощущая, как по жилам разливается сила.

В который раз сменив клинки, я принюхался и пошел в сторону большей вони, громко шлепая промокшими насквозь ботинками по полу и насвистывая под нос «Удел королей». Эх, отличная была песенка! Жаль, что запретили.

Внезапно мое сердце на несколько секунд остановилось.

Я поскользнулся и с криками свалился, судорожно пытаясь глотнуть хоть частицу воздуха. Тело трясло как в агонии. Желудок ужасно крутило, и, если бы не моя исключительная сила воли, я бы непременно наложил в штаны.

Из-за последнего, впрочем, я и решил, что товар мне попался просроченный.

Я думал, что сойду с ума, трясясь там словно танцуя джигу и взбивая ногами сточные воды, которые потом глотал ртом и носом, но потом в один момент все прекратилось.

Я поднялся на ноги. Недоверчиво пощупал лицо, опасаясь найти там свиной пятачок, а потом несколько раз попрыгал на обеих ногах. Странно, но чувствовал я себя теперь лучше прежнего. Даже хохотнул, однако потом опомнился и прикрыл рот ладонью.

Поверить, что все прошло так гладко, я просто не мог, поэтому на всякий случай прикрыл глаза и покопался в мозгах. Так, там все в порядке. А вот сердце…

В нем было на удивление пусто. И грустно. Ага, неразделенная любовь, так что ли?

– Ну, мужик, ты меня разочаровал. А с виду такой приличный!

Я добрался до узенькой железной лесенки, ведущей наверх, и поднял голову, прикрывая глаза от внезапно ударившего в глаза солнца. Я фыркнул.

– Плохие новости, народ! – пробормотал я самому себе. – Солнце, твою мать, садится! Пора выбираться из этой дыры, иначе ты, мой дорогой, кости потом не соберешь.

Вздохнув и немного подумав о своей нелегкой доле, я полез наверх, уже отсюда ощущая, как заметно свежеет воздух. Конечно, на улицах города все еще пахло трупами, горел огонь и несло копотью, но все лучше, чем отвратный запах застоявшегося дерьма.

Только я сунулся наружу, как мне попытался отпилить бошку какой-то мертвяк.

Не особо с ним церемонясь, я взмахнул кинжалом и разрубил его череп на части, ощущая внутри нетерпение от предстоящей схватки – приятно послевкусие моей недавней трапезы.

Мои ноги опустились на мостовую. Я осмотрелся.

Услышал свист. Резко дернул головой влево и легко словил болт свободной рукой, тут же запустив его обратно. Усмехнувшись, я проследил взглядом за костистым трупом арбалетчика, сиганувшего вниз с высокой колокольни.

– Не стоило стрелять железом, когда сам от него можешь подохнуть.

Судя по всему, до площади оставалось всего чуть-чуть, а зная моего врага, она ошивается где-то там, зуб даю. Вот же стерва!

Я пошарил в своих карманах и сплюнул. Ни пороха, ни даже одной чертовой пули. Я вообще удивляюсь, а солдаты-то куда смотрели? Они ведь должны были припасти хоть что-то. Уж не думали же они убить меня с одним лишь жалким свинцовым кругляшком, это же смешно!

Перекинув кинжал в левую руку и взяв серп в правую, я уверенно двинулся вперед.

Справа выскочили два вурдалака. Слабые, я легко разделался с ними парой-тройкой ударов железного клинка и запросто отлучил их кочерыжки от туловища изогнутым лезвием.

Земля передо мной вздрогнула. Из трещины показалась черная склизкая рука хмыря, но я лишь усмехнулся и глубоко засадил кинжал в вырастающую из разлома макушку.

Дальше пошел черед оживленцев. Какой-нибудь дурак легко мог спутать их с живыми (если, конечно, он слепой или шибанутый на всю голову), и его рука бы дрогнула, но не моя. Едва две девчонки лет шести и одна горбатая старуха подошли ко мне, я без проблем с ними разобрался, разрезав всем троим глотки.

А нежить все наплывала.

Мои волосы покрылись вязкой капающей слизью. Вся одежда по цвету напоминала чью-то отрыжку, а оружие в руках скользило от гноя и крови. Но я шел. И насвистывал под нос любимую песню.

Пару раз меня ранили. Разодрали когтями бок, зацепили какой-то заточкой лоб и ударили в глаз, и я почти перестал видеть, но слух мой никуда не делся.

У третьего квартала я столкнулся с огромным болотным бесом размером с приличный дом. Не знаю, откуда он здесь взялся, но я и не задумывался особо. Просто разрубил ему голову надвое и вырвал сердце, едва не лишившись правой руки и оплавив щеку до такой степени, что, кажется, через дырку виднелись мои два зуба.

Честно скажу, когда я дошел до площади, то чуть ли не валился на бок от усталости. Я был настолько разбит, что едва волочил ноги, а мне еще предстояло сражаться с этой тварью!

Ну, кто бы, кроме меня, в здравом уме подписался под это дело?

Внезапно в небе прогрохотало нечто.

Появившейся волной воздуха меня откинуло на пару метров назад и прижало к земле, а мир вокруг вдруг окрасился в монотонный серый цвет, совсем не подходящий моему темпераменту.

Сплюнув кровь, я медленно сел и перевел взгляд на колоссальный столп бесцветного пламени, медленно поднимающийся вверх и образующий конусообразную вертящуюся воронку.

Атмосфера начала стремительно накаляться. Воздух разогрелся.

Меня неожиданно начало тянуть вперед, и я никак не мог этому сопротивляться. Так что я просто лег на землю и стал ждать, когда же меня, наконец, довезут до пункта назначения. Ну, а чего просто так руками молотить, ведь почти все можно сделать стараниями других.

Меня медленно подняло в воздух. Я сглотнул, ощущая на своем теле приближающийся жар настоящего вселенского пожара. Ну, и размахнулась же ты, гребаная сволочь!

Меня втянуло в смерч. Сначала я подумал, что сейчас лопну изнутри, но постепенно давление снизилось, и я даже мог разглядеть в огне темные силуэты других фигур, попавших в эту ловушку.

И одна из них показалась мне на удивление знакомой. Холхост тебя подери, девчонка, я же говорил тебе: беги!

Я склонился чуть вперед, и мое тело в ответ медленно поплыло туда же. Внезапно рядом с тенью возникла другая. Я, ругнувшись, остановился.

Тень была страшная. Сгорбленная и расплывчатая, она стояла рядом с девчонкой, опираясь на деревянную клюку, и тянулась к ее лицу длинными когтистыми лапами, тощими как спички. На ней, судя по всему, мешком висел серый изорванный балахон с капюшоном, походящий на лохмотья, а из головы как гнилая морковка торчал невероятных размеров горбатый нос, сплошь покрытый бородавками.

Даже у меня (как вы уже, наверное, успели заметить, мутит меня нечасто) от одного ее вида передернуло, а ноздри забились неприятным запахом старины и плесени.

Я не тронулся с места. Глупо бросаться спасать девчонку и противостоять самой смерти, тогда мы умрем оба. А вот если она поглотит Ольху, то у меня появится пара секунд времени и крошечный шанс на победу. Выбор очевиден.

Фигура девчонки вздрогнула. До меня донесся громкий крик, который, наверное, продирал бы своей болью до глубины души, но я благополучно избежал этой участи.

Старуха схватила ее за шею и медленно подняла вверх одной рукой.

Секунды тянулись на удивление долго. Кажется, на лбу от волнения даже проступил пот.

– Ну же, Холхост тебя побери, Йен! Только не говори, что ты раскис, – прошипел я самому себе, ощущая, как отвратно дрожат руки. – В конце концов, кто она тебе? Обыкновенная девчонка, таких на улицах сотни! И что, что тебя током шибануло? Мало ли, случается… Сама виновата. Надо было бежать, а не возвращаться в это пекло. У тебя, наверное, ангина. Или лихорадка. Вон, как тебя трясет. Успокойся. Ай, ну ты и сволочь!..

Сплюнув, я прыгнул вперед.

ГЛАВА 10. ЦЕНА ПОРАЖЕНИЯ

Это была худшая неделя в моей недолгой, но чертовски неприятной жизни.

Я думала, что он умрет. Мне пришлось вправить ему обе ноги, пришить почти отрубленную левую руку к плечу (пару раз меня чуть не вырвало прямо на его лицо), наложить шины на шесть пальцев, шею и поставить на место три позвонка, и каждое мое движение сопровождалось или отвратительным хрустом костей и суставов, или пробирающими до дрожи криками боли проводника. А иногда приходилось выслушивать и то, и другое.

Не знаю, сколько крови из него вылилось, но он должен был умереть. Эта тварь располосовала ему все лицо, почти вырвала сердце, запустив руку под ребра и вживую выковыряла когтями почку. А когда он проиграл, она оставила его там, на площади, рядом со мной, и он четыре часа лежал среди гниющих трупов мертвых горожан, захлебываясь собственной кровью, пока я не очнулась и не перетащила его к близлежащему озеру, чтобы помочь.

И он выжил. Это просто поразительно.

Теперь на его лице два изогнутых полумесяцем вертикальных шрама, идущих от лба через оба глаза к подбородку, походящих на какие-то ужасные ритуальные метки, и несколько уже подживающих царапин. Раны на его животе постоянно кровят, левая рука едва двигается, а правая нога все время волочится по земле, но главное он жив. Хотя, как мне кажется, это его совсем не радует.

Сейчас идет восьмой день. Мы все еще живем вдвоем у того самого озера, и каждый раз мой взгляд с замиранием сердца натыкается на руины мертвого города. Сотни, если не тысячи жизней оборвались по вине одной древней твари, и мне становилось дурно от одной мысли о том, что когда-то и она являлась человеком.

Вечер. Я не сплю, только делаю вид, укутавшись в тонкое одеяло, вынесенное мною из обломков.

Серебряный полумесяц мягко сияет в сумрачном небе, усеянном золотистыми блестками звезд, а озерная вода в нескольких метрах от меня покрывается рябью и играет с ее седыми лучами.

Я измотана. Вот уже в который раз мне не удается выспаться, но я не жалуюсь. В конце концов, он спас мне жизнь, и я ему нужна.

Я вздрагиваю. Снова кашель. Снова его будто выворачивает наизнанку и тошнит. Боясь меня разбудить, он по привычке прикрывает рот, тихо стоная, и сплевывает сгустки крови, присыпая ее холодной землей.

Я предлагала ему остаться в городе и отыскать какой-нибудь подходящий домик, но Йен наотрез отказался от этой идеи. Сказал, что итак все заживет, а оставаться в пекле, пусть огонь там уже потух, глупо и тупо. Он ведь не идиот-суицидник.

На этот раз кашель не утихает, а наоборот становится сильнее. Задыхаясь, Йен хрипит и подползает к воде, погружаясь в холодное озеро с головой, даже не опасаясь простудиться. Я вообще заметила, что на нем все заживает как на собаке, вот только вечно же это продолжаться не может, и я боюсь, что однажды он все-таки погибнет.

И откуда во мне появилась эта дурацкая тяга к нему? Нет, это была вовсе не любовь, я бы заметила. Скорее необходимость быть рядом, как будто мы две части одного целого.

Когда его накрыло взрывом, я едва не умерла от страха. Я взяла его пистолет и побежала обратно в город за помощью, но там все уже погибло. Йен оказался прав: все было лишь иллюзией той твари, запертой ранее под Караваем.

К счастью, он все-таки не умер, а его остановившееся дыхание являлось лишь эффектом наркотика. А то, что он убил всю свою семью… Мы договорились, что не лезем в дела друг друга, и я со временем даже забыла про сказанные им слова.

Что касается вурдалака, то, как сказал мне проводник, находясь на грани жизни и смерти, тварь использовала его как приманку, чтобы убить нас чужими руками, но те не справились, лишившись жизни в схватке с Йеном. Похоже убийства – наше все.

И еще этот сверток с одеждой. Не знаю, почему, но мне кажется, что если я ее одену, то окажусь в его руках навсегда, и это меня ужасает. Да-да, именно ужасает. Наверное, глупо, однако разворачивать я его все равно не тороплюсь. Лучше дождусь, когда Йен окончательно очнется.

Я вздрагиваю. Я совсем про него забыла!

– Йен? – тихо зову его я, но ответа так и не следует. – Йен!

Я кидаюсь к нему и хватаю за ворот, тут же вытягивая из воды.

Проводник судорожно глотает воздух, сплевывая пресную воду вперемешку с кровью и желчью, а потом мешком валится на землю, хватаясь за живот, где на бинтах проступают несколько длинных алых полос.

– Эх, девчонка, – мрачно бормочет он, отдышавшись и закрывая глаза. – Не зря я тебя взял.

* * *

– Йен, – я осторожно потрясла его за плечо, а когда он открыл глаза, помогла ему приподняться на локтях и протянула кружку с горячим отваром. – Держи. Выпей.

Проводник недоверчиво принюхался и поморщился.

– Учти, девчонка, я итак чуть не сдох, и возвращаться обратно мне чего-то не охота, – пробормотал он, но кружку все же принял. – Ух, ну и варево! Что это?

– Просто ромашка. Тебе полезно будет.

– А вот это посмотрим. Ты где ее вообще нашла?

– Когда назад шли, прихватила немного в разрушенной лавке.

Йен закашлялся и тут же схватился за живот, с хрипом заваливаясь на бок. Я придержала его за руку и снова сунула в руки кружку.

– Холхост тебя побери, девчонка! Мне что, еще учить тебя, что нельзя брать всякую фигню с пепелищ? Ты издеваешься?

– А чего? Я проверила, с ней все в порядке. И вообще, – я обиженно забрала у него кружку, – я о тебе тут забочусь, а ты все время чем-то недоволен. Надоело!

– Ладно-ладно, стой, – он взял меня за руку и кивнул. – Так уж и быть, давай свою отраву, будем морщиться и пить. Может, вместо винца сойдет, а то в последнее время такой сушняк.

Он послушно допил отвар до дна и отдал мне кружку. Я осторожно помогла перевернуться ему на живот и проверила, как заживает длинная рваная рана на спине, тянувшаяся вдоль позвоночника.

– Что там?

Я удивленно нахмурилась.

– Все зажило, можно снимать. Но я не понимаю, как?

– Я же говорил: как на собаке! Дня через три-четыре смогу нормально ходить и не плеваться кровью, а там и до нового дела недалеко.

– Ты все еще хочешь… охотиться?

– Естественно. Надо же как-нибудь доживать мои скромные деньки, да и тебя не мешает кое-чему обучить перед уходом. Вот когда получится у тебя завалить, скажем, вурдалака в одиночку, тогда и распрощаемся.

– Ты так говоришь, как будто и вправду собрался умирать. Колись, что тебе сказала ведьма?

Йен внезапно замер. Его спина напряглась, и швы на боку начали расходиться. Черт, столько работы насмарку!

Проводник отполз в сторону и уперся спиной в небольшой валун. Его взгляд стал мрачным, тяжелым, он будто смотрел в самую душу и пробирал до костяшек. Он только начал выздоравливать, казаться прежним, а тут снова как тогда. Другой. И снова по моей вине.

Мотнув головой, он стал с болью подниматься. Я подошла, чтобы ему помочь, но он попросту смахнул мою руку с запястья.

– Хватит! – прошипел он сквозь зубы. – Не надо мне больше помогать. Не надо строить из себя святую, девчонка, не надо беспокоиться обо мне. Не надо! Ты только помощница, ничего больше, уяснила? Свои проблемы я решу сам, довольно глупых приставаний. Это только мое дело, не твое!

– Отлично! – я тоже не хотела оставаться в долгу. – Вот сам и решай свои проблемы, давай! Сам штопай себя этими дурацкими нитками, сам себя перевязывай, сам готовь себе еду. Ну же, давай! Да если бы не я, ты бы сдох в этом чертовом городе в куче собственного дерьма!

Он внезапно кинулся вперед, занося руку для удара, и я со вскриком отпрыгнула, но Йен лишь сжал пальцы в кулак.

– Ты хоть знаешь, что я ради тебя сделал? – прошептал он, и на его лице впервые проступила вся боль, которую он неумело скрывал последнюю неделю.

– Так расскажи, – я сделала шаг вперед и встала с ним лицом к лицу.

Он открыл рот, но тут же его захлопнул, стиснув зубы. Ругнувшись, Йен прошел мимо меня и захромал в сторону рощи. Прекрасно! Останавливать я его не собиралась. Пусть оступится там где-нибудь и подохнет уже наконец, раз он так этого хочет.

Я уселась у костра и подтянула к груди голени, положив на них голову.

Прошло минут пять. Я смотрела на танцующие на углях красно-желтые языки пламени и вспоминала маму с папой, но в голову почему-то всегда приходили дурные мысли. Например, как они каждую неделю ругались на первом этаже. Как разбивалась посуда, как сквозь дерево их орущие голоса искажались и походили на рокот ужасных монстров, и как я каждую секунду испуганно вздрагивала под одеялом.

Я вдруг поняла, что никакого хорошего детства у меня не было. Что я все это придумала после смерти мамы, чтобы хоть как-нибудь скрасить свои воспоминания о ней, а то, что случилось между мной и Фальриком только все усугубило. Выходит, раньше все было еще хуже? Я ведь ни разу не слышала, как отец хоть однажды по-настоящему ругается, скажем, с Мартой, да и она теперь мне вовсе не казалась плохой.

За это время мой привычный мир внезапно разрушился, но, как ни странно, мне было плевать. В конце концов, все в прошлом, и теперь я…

Шла десятая минута. Я уже начинала беспокоиться. Моя злость на Йена медленно испарилась, оставив лишь неприятный осадок, и я нервно поглядывала в сторону мрачной рощи, внимательно прислушиваясь к ночному миру.

На пятнадцатой минуте я все же уступила и угрюмо поплелась за ним в рощу, скрываясь в полутьме деревьев.

– Йен! – уже в который раз за день позвала его я, но ответа не последовало.

Я пошла дальше, перешагивая через упавшие сучья и кривые толстые ветки, во мраке походящие на шипящих змей.

Внезапно справа что-то хрустнуло.

Я и оглянуться не успела, как прямо на меня ринулся здоровый костлявый оживленец, растопыривая длинные тонкие пальцы, заканчивающиеся желтыми обломанными ногтями.

Я, вскрикнув, потянулась к крюку, но позади мертвеца неожиданно появился расплывчатый черный силуэт. Коротко блеснул изогнутый серп, и в следующую секунду отрубленная голова с глухим стуком упала к моим ногам.

Йен, стиснув зубы, прислонился спиной к дереву.

– Вот поэтому я заказал тебе новую одежонку, – прохрипел он. – Ты пока свое оружие достанешь, тебя уже три раза сожрать успеют, пережевать и проглотить. Хочешь закончить жизнь в желудке какого-нибудь козла? А не стыдно потом будет?

– Мне-то уж точно, – скорчив гримасу, ответила я.

– Ну да, зачем учиться, если можно просто сдохнуть? Зашибись выход, девчонка. Никогда не думал, что можно настолько заботиться о других.

– Пошел ты!

Проводник пожал плечами. Он поднял свой серп и внимательно его осмотрел, и только сейчас я заметила на его идеально гладкой поверхности тусклые синие руны.

– Вот и пойдем мы, – он встал и направился вглубь рощи. – Ну, чего ждем? Пошли, я тебе хочу показать кое-что очень интересное.

– Знаешь, мне кажется, эта фраза ничем хорошим не закончится, – поморщилась я, но за ним все же пошла. А что же делать? Он хоть и больной, но к делу, как оказалось, относится серьезно. Да так серьезно, что, кажется, легко готов за него погибнуть.

По мере того, как мы становились все ближе к мрачной середине (честно говоря, мрачным тут было все и вся), под ноги чаще стали попадаться обломки серых крошащихся камней. Через десять шагов мы наткнулись на маленькую круглую пещерку, внутри которой находился лишь старый метровый сталагмит с закругленной вогнутой вершиной, походящей на чашу.

Йен, склонившись, прохромал внутрь и остановился у нароста, задумчиво проводя по нему пальцем.

– Ну, и что это? – спросила я, встав с ним рядом и едва различая очертания его фигуры, на чьих плечах мешком висел кожаный шитый-перешитый жилет с слоем стальных пластин (что-то они не очень ему помогли, ага), одна из которых прогнулась настолько, что мне на секунду показалось, что у Йена снова сломалось ребро.

Я вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. Вообще не представляю, как я справилась…

– Тронь. Давай-давай, каменюка не укусит, я отвечаю.

Фыркнув, я протянула к сталагмиту руку и стиснула зубы, прикоснувшись к холодной гладкой поверхности, от которой будто шли какие-то странные вибрации.

– Чувствуешь? Это значит, что недавно здесь лежало нечто сильное. Нечто до того магическое, что его след крепко отпечатался на этой фиговине, растущей из земли. Проблема в том, – он вздохнул, – что раньше этой пещеры здесь не было.

– В смысле? – удивилась я.

– В прямом, девчонка. Я только вчера здесь был, и никакой такой пещеры не заметил. Теперь услышала? Она появилась только что, иначе мертвец бы нас давно нашел. Да, он приперся именно отсюда, я это чую.

Я задумалась. Не знаю, почему, но его слова казались мне чрезвычайно важными. И еще эта магия… Да, теперь я чувствовала ее всем телом, и это по неизвестному поводу меня очень беспокоило. Как будто за дверьми решается судьба всего мира, а мы тут прохлаждаемся в рощице у озера.

– А это никак не связано… с ней?

Йен несколько секунд пожевал губу, а потом мотнул головой.

– Никак. По крайней мере, на это я надеюсь всей своей жалкой душонкой, иначе нам полная жопа. И под «нами» я имею в виду весь мир.

– Значит, если бы мы выиграли… – начала я, но проводник пригрозил мне серпом, причем с таким видом, что на секунду я действительно подумала, что он может меня убить.

– Не надо думать о поражении, девчонка. Никогда. Все равно ведь теперь ничего не изменить, – Йен помрачнел. – Тем более я заплатил за свой проигрыш сполна, и миру на это плевать. Значит мне плевать на него.

Вздохнув, я скрестила руки и покачала головой.

– Тебе не кажется, что с твоей работой плохо думать только о себе самом?

– Не с твоей, а с нашей, – цокнул он языком в ответ. – И разве я думаю только о себе? Было бы так, я бы о тебе не заботился, девчонка, а остальные пусть подождут. Эгоизм еще никого до могилы не доводил.

Я поняла, что с ним на эту тему спорить бесполезно. Выйдя из пещеры, мы направились обратно к нашему лагерю. Йену с каждым шагом становилось все хуже, и я все время придерживала его под локоть, боясь, что он свалится, и какой-нибудь из десятка швов снова разойдется.

– Расскажи хоть, про какую цену ты говорил? Что с тобой случилось?

– А это, Ольха, совсем другая история, которую я тебе никогда не расскажу.

Конечно, я этого от него и ожидала, и только когда мы вернулись к озеру, с удивлением поняла, что он впервые назвал меня по имени. Пусть и с неправильным ударением на первый слог, но все же по имени.