Текст книги "Меч (ЛП)"

Автор книги: Дж. С. Андрижески

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)

Глава 42
Подозрение

Взяв гарнитуру с деревянного столика у кровати, Ревик взглянул на время через виртуальную связь и тихо выругался. В кои-то веки его мысленный будильник не разбудил его; обычно он просыпался в нужное время с точностью до минуты, если не раньше.

Вместо этого он проспал на целый час.

У него не останется времени проверить происходящее на первом этаже. Ему придётся отправиться прямиком на доклад о выполненной миссии, который он запланировал.

Когда он подумал об этом, её рука крепче обвилась вокруг его талии, словно почувствовав, что он собирается встать. Её пальцы впились в его кожу, и он опустил взгляд, всматриваясь в её спящее лицо.

При воспоминании о прошлой ночи прилив жара застал его врасплох.

Боги.

Он сосредоточился на её лице, подавляя свою реакцию, стараясь смотреть на неё объективно. Теперь она так изменилась внешне. Её лицо во многом повзрослело с тех пор, как он вытащил её из той закусочной в Сан-Франциско. Эти изменения не стёрли черты той, в которую он влюбился, но они как будто в мгновение ока превратили её из юной видящей во взрослую женщину.

Когда они только поженились, её юность немного нервировала его.

А ещё это вызывало у него лёгкое чувство вины.

Последнее было иррациональным, он это понимал. Её душа древнее его души. Физически она уже достигла зрелости, уже лет пять назад по законам видящих.

Больше десяти лет назад по законам людей.

И всё же теперь он хотел её сильнее. Отчасти это вызывалось чувствами, их совместной историей, утратой всякой возможности воспринимать её как данность после Дели – и лучшим знанием себя после того, как в Вашингтоне он воссоединил свой свет. Отчасти это происходило от неё, от изменений, которые она пережила в те ранние дни в Соединённых Штатах, когда ещё считала себя человеком.

Отчасти он вообще не мог это объяснить.

А отчасти, как бы ему ни было ненавистно в этом признаваться, это вызывалось чисто мужской реакцией.

За последние два года её тело приобрело чувственные изгибы.

Она стала выше, стройнее, а волосы доходили почти до талии. Она обладала естественным любопытством к сексу, к телам видящих, включая его тело, а также интересом узнавать новое вплоть до таких градаций деликатности, которые откровенно сносили ему крышу.

А самое важное, её свет делал с ним разные вещи.

Её aleimi вызывал у него такие реакции, которых не удавалось вызвать никому другому. Он ощущал постоянный голод и необходимость находиться в её свете, даже когда она стала жить здесь и делила с ним постель каждую ночь. Наверное, это больше вызвано тем, что она элерианка, но это казалось таким личным, что он не мог полностью списать это на расовую совместимость.

Менлим был прав.

Тогда ему так не казалось, но ожидание того стоило.

Подумав об этом, он вспомнил её лицо прошлой ночью. У него всё болело, но на примитивном уровне его телу было наплевать. Когда он посмотрел на неё, его пах отреагировал, и ему пришлось подавить очередную волну собственничества, которое граничило с паранойей.

Он действительно не намеревался устраивать такое в общей комнате.

Он определённо не намеревался делать всё так, как сделал – позволить им увидеть её голой, или заходить так далеко в плане затягивания их в её свет. Вопреки слабому шёпоту злости при воспоминании о реакции Врега, наблюдавшего за её оргазмом, он не мог сказать, что жалеет об этом.

Он доверял Врегу. Наверное, даже сильнее, чем кому-либо.

Однако у него всегда имелась небольшая паранойя относительно старших, более опытных видящих, особенно тех, которые научились достаточному контролю над своим светом, чтобы женщины их желали. Так было ещё до того, как Балидор соблазнил её.

При этой мысли его парализовало болью.

Дыхание перехватило, и всё это трансформировалось в эмоции прежде, чем он успел это подавить. Ненависть охватила его грудь, заставляя воздух вырываться короткими вздохами. Его пальцы защищающим жестом накрыли его сердце, словно сдерживая там что-то, что могло оттуда вырваться.

Он уже давно не позволял таким мыслям застать его врасплох.

Он ждал, пока это пройдёт.

Он не мог смотреть на неё, пока это ощущение не рассеялось. У него всё ещё случались такие мощные вспышки злости, что он даже самому себе едва признавался в этом. Единственное, что помогало – напоминание, что он поступал с ней ещё хуже.

Но, по правде говоря, он не мог заставить себя поверить в это.

Его прегрешения причинили ей боль. Это он не отрицал. Но в контексте он не мог воспринимать их, как то же самое.

Он позволил Кэт несколько раз сделать ему минет после того, как они с Элли впервые поженились. Он также целовал её на том мотоцикле, прямо перед Элли, и позволил ей потрогать себя. Он сделал это только потому, что считал, что Элли отвергла его как супруга – едва ли он мог причислить это к той же категории, что и откровенная супружеская измена.

Тогда они оба были такими сбитыми с толка. Они не консуммировали брак. Они ни о чём не говорили. Чёрт, да тогда он даже не знал наверняка, был ли он женат.

По тем же причинам он переспал с той человечкой на борту корабля.

В то время он определённо пытался отвлечься от Элли. Необязательно успешно; большую часть времени, проведённого с той человечкой, он пытался трахнуть свою жену из Барьера и наполовину обезумел от того, что она продолжала его отталкивать.

Однако именно тогда он осознал, что он был женат.

А ещё это едва не привело к разводу.

Затем была та операция в Вашингтоне.

Что бы она ни думала, тогда или сейчас, он сделал это для неё. Она вошла и увидела его с Кэт, так что он понимал, почему она не может об этом забыть, особенно учитывая их общее прошлое и то, как Кэт обращалась с ней в Сиэтле. Но часть его сознания всё равно бунтовала против этого.

Он не мог приравнять две эти вещи друг к другу, или отнести к одной категории свой поступок и то, как она поступила с ним. Во имя богов. Он сделал это не для того, чтобы перепихнуться. Это была военная операция, мать вашу. Он использовал Кэт и Уллису, потому что это был единственный способ вытащить её.

«Это не то же самое, – повторял его разум. – Это вообще не то же самое».

Она хотела Балидора.

Она даже не намекала на это. Она прямым текстом сказала ему, что хотела лидера Адипана. Она сказала, что хотела его ещё раньше – предположительно говоря о том времени до Вашингтона, когда между ними ещё всё было хорошо. А это, скорее всего, означало, что она была заинтересована в Балидоре в то время, когда они ещё не заключили брак.

Может, она даже подумывала порвать с ним и вместо этого выйти замуж за лидера Адипана. Может, они нарочно задержали его в Каире, чтобы дать Балидору время поухаживать за ней. Этот мудак из Адипана мог ухаживать за ней всё то время, что Териан держал его в бл*дской клетке.

Боль в его сердце усилилась, вынудив его поставить щиты, чтобы не разбудить её.

Она ничего ему не сказала. Она даже не намекала, что на горизонте есть кто-то другой. Он-то беспокоился о Мэйгаре, чёрт подери.

Злость не рассеивалась; она бурлила в его груди горячим клубом ненависти в адрес другого видящего. Может, капельку в адрес его жены.

Она переспала с ним, зная обо всём этом. Она переспала с четырёхсотлетним видящим, на которого она запала ещё до того, как они консуммировали брак. Она не сказала это прямым текстом, но она получила от этого наслаждение. Немалое наслаждение, судя по тому немногому, что он уловил от отпечатков в её свете.

Что ещё хуже, это было очень интимно – так интимно, что это напугало её, заставило ударить по тормозам.

И Ревик этого не почувствовал.

Реальность этого факта вновь ударила по нему, вызвав боль в каждом дюйме его тела.

Почему он это не почувствовал? Как это вообще возможно?

Должно быть, Балидор нашёл какой-то способ – точно так же, как он нашёл способ инсценировать её смерть. Но он не мог заниматься с ней сексом в той же комнате сенсорной депривации, о которой рассказывала ему Элли. Ревик точно почувствовал бы это – полное отсутствие её света выбило бы его из колеи, особенно сразу после Дели.

Секс никак не мог случиться после того, как Балидор стрелял в неё – по крайней мере, не сразу же. Когда Балидор вытащил её из этой штуки, она была полумёртвой.

Ревик продолжал смотреть в потолок, пытаясь уложить это в голове.

Ему надо вставать. Он опоздает.

Постаравшись выбросить все мысли из головы, он начал выскальзывать из-под её руки. Её хватка на нём усилилась прямо перед тем, как она вздрогнула… и подняла голову.

– Привет.

Он смотрел ей в лицо, пока она просыпалась.

Поморгав от лучей яркого солнца, лившихся через окна, она прищурилась, потёрла глаза и одну щеку. При этом простынь сползла с неё, и он осознал, что смотрит на её голое плечо и бок, спускается взглядом до того места, где талия переходила в округлый изгиб ягодиц… а затем она повернулась на бок, и он уставился на её груди и живот.

Его свет отреагировал наперёд его члена – но и тот не слишком задержался.

– Привет, – повторила она. Когда он начал отодвигаться, она поймала его за руку. – Куда ты уходишь?

– К Салинсу, – он старался не смотреть на неё, но пытался сохранить свой свет нейтральным. – Я всё ещё не доложился ему о миссии в Секретариате, и…

– Эй! – от тревоги её голос прозвучал выше обычного. Она крепче стиснула его руку, заставив его повернуться. – Эй. Ну же… что происходит? Что не так, детка?

Он поколебался, взглянув ей в лицо. Ласковое обращение обезоружило его против его воли. Ощутив, как её свет скользит вокруг него тревожными вихрями, он наклонился и поцеловал её.

– Ничего такого. Обещаю.

– Врёшь, – она опять дёрнула его за руку, когда он начал отстраняться. – Ревик! Ты же сказал, что не слетишь с катушек. Ты обещал. Ты сказал, что тебе этого хотелось, – она прикусила губу, и его свет остро отреагировал, его взгляд сам собой опустился к её губам. – Я сделала это для тебя. Ты же это знаешь, верно? Я думала, тебе этого хотелось… чтобы связать меня с группой.

Он просто уставился на неё.

Затем он понял, что она имела в виду.

Проследив свои мысли до исходной точки, он даже задался вопросом, вдруг она права.

Он заставил себя выдохнуть, расслабиться. Опустив свой вес обратно на матрас, он вновь повернулся к ней, всматриваясь в её лицо с высокими скулами. На мгновение посмотрев ей в глаза, он убрал прядь волос с её щеки и открыл свой свет. Он увидел, как в её выражении проступило облегчение, но беспокойство никуда не делось, пока она продолжала всматриваться в его глаза.

– Прости, – мягко сказал он.

– Но за что? – спросила она. – Что такое? – она села, и он ощутил, как его тело снова реагирует на то, что она сидит рядом с ним голая. Она принялась целовать его лицо, обвив руками шею.

– Я думала, это было здорово, – пробормотала она ему на ухо. – Ты и я. Я думала, что мы наконец-то, ну, понимаешь… – она поколебалась на долю секунды, целуя его в ухо, лаская языком. – Такое чувство, будто между нами всё вновь изменилось. В хорошем смысле, имею в виду… особенно в конце.

Он не шевелился, пока она ласково гладила его по волосам и шее сзади.

Но он думал над её словами.

Затем её пальцы принялись изучать его грудь, и он ощутил, как её свет мечется бледными импульсами, смягчая его сердце. Он позволил ей постепенно открывать его, и его свет следовал за тем, как деликатно она это делала, как замысловато она научилась притягивать его в себя.

– Ревик, – мягко позвала она. – Ревик… – она целовала его ухо, и он ощутил, как реагирует его пах, а дыхание делается отрывистым. Она легонько тряхнула его за плечи и вновь поцеловала. – Ревик, – ещё тише позвала она. – Ревик. Пожалуйста. Поговори со мной.

Он стиснул зубы, переводя взгляд на вид каньона.

– Ты говорила серьёзно? – сказал он наконец.

– О чём?

– Когда давала то обещание. Что ты никогда больше не будешь трахаться с другими.

Его тон звучал горько. Резче, чем он намеревался.

Она вздрогнула, подняв голову. Затем её пальцы прикоснулись к его лицу, лаская его шею, и он ощутил, что невольно смягчается.

– Да, – сказала она. – Ты знаешь, что я говорила серьёзно.

Он ощутил, как его подбородок напрягся. Злость вновь переполнила его, такая резкая, что он не мог контролировать это чувство. Должно быть, она ощутила это, потому что потянула за это чувство, уговаривая его выпустить эту злость. Когда ощущение начало ускользать от него, он посмотрел на неё, ощущая боль в груди, пульсирующую под рёбрами. Её светло-нефритовые глаза посмотрели в его глаза, такие серьёзные в лучах утреннего солнца.

– Почему ты хочешь, чтобы я чувствовал это, Элли?

– Потому что ты никогда не справишься с этой ситуацией, пока не прочувствуешь все.

– Почему ты решила, что я вообще с этим справлюсь?

– Хочешь ударить меня? – спросила она. – Это поможет?

Воцарилось молчание, пока он в изумлении уставился на неё.

– Нет, – его взгляд метнулся к её губам, затем вернулся к глазам. – Тебе это помогло?

Она нахмурилась.

– Нет, – всё ещё глядя на него, она вздохнула. – Вообще нет, если честно.

Он опять прикусил губу. Ему хотелось наорать на неё, сказать всё, о чём он думал перед тем, как она проснулась. Больше всего ему хотелось знать, почему он не почувствовал их вместе.

Что-то в этом беспокоило его сильнее всего. Может, если бы он был частью этого, хотя бы на периферии, у него было бы нечто более конкретное, с чем можно работать – даже если бы в тот момент ему пришлось намного хуже. Хотя бы у него было бы что-то, помимо его воображения и шёпота эмоций, который он различил в её свете.

– Ты злишься на Врега? – спросила она.

Он покачал головой.

– Нет, – он помедлил, пытаясь улыбнуться. – Однако его мне хочется ударить.

Она улыбнулась.

– Почему? За то, что он возбуждался, наблюдая за нами?

– Нет, – его голос вновь ожесточился. – За то, что хотел мою жену.

Она закатила глаза, обвив руками его шею.

– Если таков критерий, то мне придётся дать по морде всему твоему отряду.

Он продолжал смотреть на неё, всё ещё злясь и раздражаясь. Она осторожно наблюдала за его лицом, и по глазам он понимал, что она это чувствует.

– Чего ты от меня хочешь, Ревик? – спросила она.

– Я хочу, чтобы ты никогда не спала с ним.

Он видел, как её глаза дрогнули прямо перед тем, как она отвела взгляд. Она убрала руки с его шеи и отстранила свой свет.

– Прости, – прямо сказал он. Однако он не сожалел.

– Ревик, – она вздохнула и потёрла глаза. – Пожалуйста. Пожалуйста, поверь мне в этом. Он тебе не соперник. Клянусь богами, это не так.

– Ты даже не веришь в богов, Элли.

– Чего ты хочешь? – раздражённо спросила она. – Что ты сейчас хочешь от меня услышать?

– Ты будешь злиться на меня, если я его убью? – сказал он.

Воцарилось молчание.

Она подняла взгляд, чуть шире раскрыв глаза.

– Что?

Он перевёл взгляд на окно, до боли крепко стискивая челюсти. Он не хотел, чтобы она видела его эмоциональную реакцию, если она подумала, что он серьёзно. На мгновение он увидел там страх, и этого было достаточно.

– Забудь, – сказал он. – Я говорил не серьёзно, Элли.

Он ощутил очередной проблеск её страха, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы промолчать.

– Мне пора, – сказал он, и не глядя на неё, поднялся на ноги. Ощутив её желание заговорить, он перебил её прежде, чем она успела сказать хоть слово. – Мы поговорим позже. Мне правда пора, Элли. Я опаздываю на встречу с Салинсом. Она должна быть недолгой.

После секундной паузы она кивнула и натянула на себя простынь.

Он всего один раз бросил на неё взгляд перед тем, как уйти.

Она не встала с кровати, только наблюдала за ним настороженным взглядом нефритово-зелёных глаз, сканируя его свет.

Глава 43
Совет

Первые примерно двадцать минут их встречи Ревик едва слышал всё то, что говорил Салинс. Он тоже говорил, но скорее машинально, и между вопросами пожилого видящего ловил себя на том, что смотрит на огонь на несколько секунд дольше нормального. Он говорил себе, что это для обдумывания его слов, но по большей части ему просто не хотелось здесь находиться.

Он знал, что Элли не нравился этот старик.

В некотором роде он даже находил это трогательным, потому что он улавливал проблески её оснований не любить его. Как-то раз он поймал её на мысли, что Салинс ведёт себя так, будто Ревик ему принадлежит.

Но больше всего она ненавидела его из-за Менлима.

Временами Ревику приходилось напоминать себе, что она стала свидетельницей немалого куска его детства, пока изучала Барьер в пещере Тарси.

Уставившись в пол, выложенный каменной плиткой, он на мгновение сосредоточился на мозаике меча и солнца. Бледно-голубой шифер плитки окружал золотистый мраморный камень центра солнца. Белый кристалл образовывал меч, рассекавший середину золотого круга, украшенного лучами из какого-то другого прозрачного камня. Сама комната являлась почти точной копией офиса в штабе Повстанцев, который Менлим использовал во время Первой Мировой Войны.

Окинув взглядом антикварную мебель, он подумал, что в словах Элли, наверное, есть смысл.

Нахмурившись, он сменил позу и скрестил руки на груди. Наверное, Элли имела весомое основание для такого отношения – в зависимости от того, что она увидела. Если бы кто-то обращался так с ней в детстве, он бы их убил. Без вопросов.

И всё же он сам не относился к старику таким образом.

И в любом случае, Салинс – не Менлим.

Что касается самого Менлима, то Ревик не мог сказать, что это всё ещё по-настоящему его беспокоило. Может, потому что в итоге он понял, почему Менлим делал с ним такие вещи. Он не оправдывал его методы, но теперь, будучи взрослым, он их понимал.

Всё ещё слегка хмурясь, Ревик всматривался в лицо пожилого видящего напротив себя.

Салинс действительно обладал поразительным сходством с Менлимом.

Его глаза светились непрозрачным белым вместо тёмно-жёлтого цвета глаз Менлима. Линия его подбородка была чуть более округлой, скулы – не такими высокими. И всё же лицо Салинса хранило всё ту же скелетообразную внешность Менлима, чьё лицо выглядело буквально как кожа, натянутая на кости.

Вообще-то, глядя на него, Ревик осознал, что понимает отношение Элли и воспринимает его в новом свете. Она смотрела на Салинса и видела мужчину, который пытал её мужа в детстве и превратил его в убийцу.

С трудом сглотнув, он отвёл взгляд.

– …Племянник.

Ревик осознал, что Салинс молчал как минимум несколько секунд.

Он повернул голову, встретившись взглядом со стариком.

– Ты скажешь мне, что тебя беспокоит? – спросил Салинс. – Или мне придётся и дальше гадать?

Пожилой Сарк переплёл свои пальцы и положил их поверх костлявых бёдер, на толстую ткань длинного халата, в который он облачился. Он продолжал всматриваться в лицо Ревика, и его собственное выражение оставалось непроницаемым вопреки шёпоту беспокойства, которое Ревик ощущал в его свете. За этим беспокойством Ревик ощущал более жёсткое чувство, а также степень пытливости в этих непрозрачных глазах с белыми радужками.

Он гадал, не начал ли он внезапно совершенно иначе воспринимать старика.

– Нет, – сказал Ревик. – Я не скажу тебе. Тебе ещё что-то нужно от меня, дядя?

Салинс просто смотрел на него, его белые радужки оставались неподвижными.

– Я уважаю твоё желание сохранить личное личным, племянник, – его тон смягчился. – Но ты пока не можешь быть свободен. Если тебе нечего сказать мне, то мне есть что сказать тебе.

Ревик почувствовал, как его тело напряглось.

– Это может подождать? – он показал пожилому видящему почтительный жест. – Не хочу показаться невежливым. Я сегодня не в настроении для долгих разговоров.

– Нет, – ответил пожилой видящий. – Это не может подождать, племянник.

Он помедлил, ровно всматриваясь в лицо Ревика.

– Однако, – добавил он. – Я окажу тебе услугу и буду прямолинеен, дорогой друг.

Ревик почувствовал, как его подбородок напрягся ещё сильнее.

И всё же он показал жест согласия. У него всё равно не было выбора, разве что нарушить протокол и выказать неуважение. Он позволит старику прочитать свою нотацию или дать совет, или что там такое не может ждать, а потом он пойдёт и прогуляется в одиночестве, посмотрит немножко на скалы под солнцем перед тем, как направиться обратно.

Хоть это чувство было лишь шёпотом в его сознании, но он осознал, что хочет, чтобы она пошла с ним. При этом осознании в его свете промелькнула злость, но это ничего не изменило.

Салинс издал вздох, вновь привлекая к себе взгляд Ревика. Щёлкнув языком с почти мурлычущим звуком, который почему-то всё равно не казался мягким, он сделал плавный жест рукой с длинными пальцами.

– Я желаю тебе и твоей невесте лишь счастья, Прославленный Сайримн, – сказал он с сожалением в голосе. Если он и заметил, как застыл Ревик, то никак не отреагировал. – Я желаю этого всей душой. За всё то время, что я знаю тебя, племянник, я всегда хотел для тебя этого… превыше всего остального. Я знаю, как сильно тебе хотелось этого в юности. Я понимаю, что сама идея её существования помогла тебе пережить очень тяжёлые времена, и неважно, была эта идея реалистичной или нет.

Ревик ничего не сказал, но ощутил, что его горло слегка сдавило.

Салинс прямо посмотрел ему в глаза.

– Но здесь она – всё же смертное существо, Прославленный Брат. Всё же склонна совершать ошибки. Всё же склонна к некоторой незрелости и выходкам… особенно в таком юном возрасте.

На это Ревик тоже ничего не ответил.

– Я тоже наблюдал за ней, знаешь, – добавил пожилой видящий. – Не так пристально, как ты, конечно же, особенно в те ранние годы… но я чувствую, что в некотором роде знаю её, твой Мост.

Ревик отвернулся. Прилив эмоций застал его врасплох, отчего стало сложно удерживать нейтральное выражение лица. Он вспомнил, как следовал за ней, когда она была ребёнком, и потом, когда она повзрослела, и боль усилилась. Были времена, даже тогда, даже не зная, кто он…

Он выбросил это из головы, когда на передний план выскользнуло то одно воспоминание, когда она была маленькой, и он приблизился к ней. Он отпугнул от неё группу мальчишек, которые её дразнили. Даже тогда она привлекала нежелательное внимание.

Он помнил, как она смотрела на него, и её зелёные глаза отражали солнце. Она его не боялась. Даже тогда она не боялась.

Когда старик не продолжил, он кивнул, вытирая лицо ладонью.

– Ты хочешь что-то сказать, дядя, – его голос прозвучал грубовато. – Так говори.

– Я не пытаюсь расстроить тебя, племянник, – сказал Салинс.

– Просто скажи это.

Салинс вздохнул, сочувственно кликнув языком.

– Всё это время, наблюдая за ней, племянник, я уделял особенное внимание её мотивам. Видишь ли, мне в первую очередь важно понимать, почему мои братья и сестры поступают так, как они поступают… даже когда это посредники, с которыми благословение позволило мне пересечься.

Пожилой видящий сделал уважительный жест рукой.

Ревик подавил нетерпение, но не озвучил этого вслух. Когда он так ничего и не сказал, Салинс улыбнулся, и его глаза выражали почти доброту.

– Не пойми меня неправильно, брат Сайримн. За то обширное время, что я наблюдал за твоей супругой – по крайней мере, с тех пор, как она узнала свою истинную природу – меня поражало, что она хотела лишь сделать так, как будет лучше для наших людей. Пусть я не всегда полностью соглашался со средствами достижения цели и стратегиями, которые она применяла, я верил в это. Я верил, что она честна. Верна. Действует с благими намерениями. Я верил, что она на самом деле руководствуется очень высокими принципами.

Он вновь вздохнул, и в его голосе всё ещё звучало сожаление.

– А ещё я думал, что она скорее умрёт, чем предаст тебя, племянник.

Челюсти Ревика окаменели. Пальцы его рук, скрещённых на груди, сжались в кулаки поверх бицепсов. Он не отводил взгляда от огня, но чувствовал, как пожилой видящий смотрит на его лицо, изучает его реакции.

– Однако, – сказал Салинс. – Здесь кое-что не стыкуется, брат.

Ревик невольно перевёл на него взгляд, чувствуя, как напрягается его тело.

Салинс поднял ладонь, словно опережая то, что он увидел на его лице.

– Я не виню тебя за то, что ты это упустил, племянник, – сказал он. – Ты ослеплён своими чувствами к ней. Это очевидно, и во многом даже трогательно. Никто из нас не хотел лишать тебя этого, особенно после того долгого времени, что ты страдал, дожидаясь её.

Старик поколебался, его белые глаза оставались непрозрачными.

– …И теперь ты сбит с толку, не так ли? – сказал он. – Своей попыткой связать её с остальной своей командой прошлой ночью?

Ревик ощутил, как в его свете искрит злость – такая сильная, что он едва видел старика.

Мягко щёлкнув языком, Сарк смягчил свой взгляд.

– Я также понимаю, почему ты сделал это, сын мой. Я ни капли не осуждаю произошедшее. Но ты должен понимать – ты не был готов к такому с ней. Между супругами должно присутствовать доверие в высшей степени, прежде чем они смогут делить свет в такой манере. Её предательство слишком свежо, чтобы ты сумел вытерпеть тот факт, что она даёт свой свет другим видящим… даже твоим людям.

Понизив голос, он прямо посмотрел Ревику в глаза.

– Боюсь, ты мог без надобности причинить себе боль этим поступком.

Ревик сглотнул. И всё же он кивнул, подумав над словами другого.

Осторожно склонив голову, Салинс добавил:

– Однако я невольно думаю, что это к лучшему… та переоценка её намерений в отношении тебя, которую ты сейчас делаешь.

Тут взгляд Ревика вновь метнулся к нему. Его слова прозвучали жёстко.

– Я думал, ты сказал, что будешь прямолинеен, дядя, – в его свете полыхнул жар, такой сильный, что он едва его сдерживал. – Ты думаешь, что ей нельзя доверять, так что ли? Что она предаст меня? Трахнет Врега? Что?

– Нет… нет, нет, нет, племянник, – Салинс в смятении поднял ладони, щёлкнув языком. – Прошу, брат. Успокойся. Я ничего не намекаю в отношении её верности тебе как супругу.

– Тогда на что, бл*дь, ты намекаешь?

Лицо Салинса вновь сделалось непроницаемым. Взгляд белых глаз встретился с взглядом Ревика.

– Балидор, – прямо сказал он.

Ревик вздрогнул, ощутив, как его свет искрит в ответ.

– Ты хочешь, чтобы я был прямолинейнее? – сказал Салинс. – Ладно. Буду. Я думаю, ты недооценил власть этого индивида, племянник. Возможно, ты не понимаешь то, как мнение твоей жены могло подвергнуться манипуляции с помощью его весьма внушительных навыков разведчика.

Когда Ревик напрягся, Салинс склонил голову набок в какой-то птичьей манере, и его белые глаза стали походить на кукольные.

– Тебе это известно, – добавил он. – Но стоит повторить. В отношении действительных против потенциальных навыков Балидор обладает самым высоким рангом из всех ныне живущих разведчиков. Он обладает более высокими навыками, чем представители предыдущих поколений. Его способности в этой области умений превосходят любого видящего в этом лагере. Включая меня, – он помедлил. – Включая тебя, сын мой.

Он бросил на Ревика взгляд, полный сожаления.

– Твой потенциал может превосходить его потенциал, и в значительной мере, но твой действительный ранг его не превосходит. Пока что нет. И ранг твоей жены тоже. Он лучше тебя, племянник. Тебе нужно это понимать.

Ревик наградил его сердитым взглядом.

– К чему ты ведёшь, Салинс?

Салинс откинулся на спинку скамейки, всматриваясь в его лицо.

– Я предпочитаю думать, что твоя жена сбилась с пути, – сказал он. – Что над ней просто взял верх видящий, чьи способности во много раз превосходят её собственные. Если это правда, тогда мы определённо можем ей помочь. Возможно, я глупый старик, раз верю в такой исход событий – в то, что ситуация всё ещё может хорошо закончиться для всех нас. Мне больше всего на свете хочется этого, сын мой. Я надеюсь и молюсь, что тебе никогда не придётся столкнуться с ужасным выбором в этом отношении… если ты поймёшь, что её исказили необратимо.

В ответ на резкий взгляд Ревика Салинс сделал грациозный жест рукой.

– Это очень малая вероятность, сын мой. Не заморачивай себе голову этим.

– Что именно ты имеешь в виду, намекая, что ей манипулирует Балидор? – Ревик заставил себя говорить вопреки кому в горле. – Манипулирует с какой целью?

Салинс пожал одним плечом в манере видящих.

– Чтобы она плясала под его дудку, племянник.

– А именно? – прорычал Ревик.

– Например, чтобы находясь здесь, она проводила разведывательную операцию, – сказал Салинс всё таким же мягким тоном. – Если твоя жена проникла в твои ряды по приказу Адипана Балидора, это ведь учинит нам проблемы, так? Особенно, если он поручил ей сделать это с целью подрыва наших операций изнутри?

Пожилой видящий встретился с ним взглядом, и его глаза выражали неохоту.

– …Возможно, через переманивание тебя на их сторону, брат Сайримн?

Боль ударила Ревика в грудь прежде, чем он успел осмыслить слова Сарка. Несколько минут ему было так больно, что он не видел даже огонь перед собой. Слезы ослепили его, навернувшись на глаза слишком быстро, и он не успел взять себя в руки.

Но его разум не поспевал за эмоциями, захлестнувшими его.

Он не мог на самом деле обдумать сказанное. Он вообще не мог думать. Боль стёрла всё. Конструкция обвилась вокруг него, но это, похоже, лишь ярче осветило правду – правду, которую он, возможно, чувствовал, но не мог посмотреть ей в лицо.

Боль, утомление, почти детская обида затопила его, окутала осознанием, которое он уже каким-то образом знал. Он знал, что что-то не так, что она что-то ему недоговаривает.

Он сидел там, позволяя слезам катиться по его лицу.

Прежде чем он сумел различить костлявые черты Салинса, пожилой видящий пересел на место рядом с ним. Он стиснул руку Ревика, послав насыщенный импульс света через его aleimi. Он был таким сильным, что на мгновение стабилизировал сознание Ревика.

– Племянник, – мягко произнёс он, встревоженно щелкая языком. – Я не говорю, что у меня имеются действительные сведения об этом. Я не говорил этого. Пожалуйста, не пойми меня неправильно.

Слова Ревика прозвучали хрипло.

– Ты это подозреваешь.

– Я бы хотел, чтобы мы это обсудили, да. Я бы хотел, чтобы мы попытались поговорить с ней, пока не поздно.

– Ты думаешь, она верна ему?

Салинс вздохнул и отпустил его руку. На мгновение единственным звуком в комнате осталось потрескивание дерева в камине, испускавшее дождь искр.

– Я задавался этим вопросом, да, – неохотно сказал Салинс. – В её свете есть противоречия, – помедлив, он с сожалением в голосе добавил: – В некоторых этих… аномалиях я ощутил лидера Адипана. Следы того, что он обучал её этому… кое-каким навыкам глубинных щитов. Кое-чему, находящемуся за пределами тех щитов, о которых тебе известно.

Ревик не шевелился.

Казалось, долгое время ничто вообще не проникало в его сознание.

Затем он кивнул, всё ещё глядя в огонь. Вытерев глаза, он вновь кивнул, крепче скрестив руки на груди.