Текст книги "Меч (ЛП)"
Автор книги: Дж. С. Андрижески
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)
Глава 13
Дом на Холме
Ревик плюхнулся на сиденье в задней части самолёта.
Антонов Ан-32 был модифицирован органикой для защищённых прыжков во время полёта, так что он немедленно использовал клавиатуру, чтобы подготовить функцию записи, пока он надевал гарнитуру на оба уха.
Это означало надеть электроды, которые не очень хорошо согласовывались с его световым телом элерианца, но он не хотел упустить ни единой чёртовой детали. Его память видящего хоть и была почти фотографической, но она срабатывала только в отношении тех вещей, которые он замечал. Он хотел записать также вещи, которые он не заметит.
Боль усилилась за те два часа, что они заправляли самолёт топливом и составляли план полёта.
Полет займёт минимум двадцать часов. Конечно же, когда они её нашли, он находился на другой половине земного шара. Он был так уверен, что она вернётся в Штаты, где провела большую часть детства и взрослые годы.
И опять-таки он неправильно её прочёл. Его начинало раздражать то, как дерьмово он мог предсказывать её действия.
Она была его супругой. Он должен знать её лучше.
Страх скрутил его нутро, когда он вспомнил слова, которые она сказала ему на склоне гаража в Дели. Она даже тогда выглядела горячо как сам ад – глаза искрят светом, тёмные волосы опускаются на спину каскадом густых локонов, черные круги расплывшегося макияжа под глазами после их траха ранее, платье скрыто под пиджаком смокинга, но всё равно открывает достаточно кожи – он отвлекался настолько, что поначалу ему сложно было слушать, что именно она орёт.
Но взгляд её глаз. Боги. Она смотрела на него так, словно ненавидела его, словно он был самым гадким куском экскрементов, который когда-либо попадался ей на глаза.
Он сердито выбросил это из головы.
Надо было послушать Врега.
Надо было забрать её немедленно, и к черту всё.
Он не мог рисковать и давать этим ублюдкам из Семёрки возможность ещё сильнее промыть ей мозги, отравить её разум, настроить против него прежде, чем ему представится возможность объясниться. Ему нужно показать ей, что он пытался сделать. Если её действительно беспокоили убийства, он найдёт способ прийти к компромиссу – проводить больше операций с захватом в плен вместо убийств, найти другой способ нейтрализовать тех, кто ему мешался.
Его злили мысли о том, как много он сам вложил в её искажённое восприятие. Эти годы он был настоящей марионеткой Семёрки.
Он полагал, что тоже пытался оградить её, защитить от худших аспектов мира, в который её затолкали без предупреждения. Он планировал рассказать ей, конечно. Он думал, что постепенно познакомит её с правдой, поэтапно покажет положение вещей по мере того, как она привыкала к жизни видящей. Может, это тоже было ошибкой.
Нужно было отвезти её в один из нынешних рабочих лагерей под управлением СКАРБ, позволить ей несколько недель наблюдать за систематическими изнасилованиями и пытками, за тем, как супругов продают от одного другому, как невостребованные единицы товара передают для рабского труда или разрезают на органы и биоматериал для построения машин.
Она расстраивалась, что во время Второй Мировой Войны он работал на немцев, хотя он ушёл, когда Финальное Решение ещё никому и не снилось – хотя он делал это как разведчик и работал под прикрытием на Семёрку.
Надо было показать ей, как СКАРБ и их приспешники оплодотворяли женщин-видящих, вырезали из них детей, чтобы воспитать их, пока они не образовали энергетическую связь со своими родителями. Показать ей массовые захоронения, и «школы», где они подсаживали видящих на стимулирующие машины, вырабатывали у них зависимость, чтобы они на протяжении всей оставшейся жизни зависели от СКАРБа.
И посмотреть, как она после такого будет возражать против того, что он убивает этих ублюдков.
Она никогда не видела тёмную сторону мирной религиозной философии Семёрки, не видела, как СКАРБ раз за разом продолжал использовать это против них.
Даже теперь, когда видящие должны были уже сообразить, с ними всё равно по-скотски обращались из-за этого мирного дерьма с невмешательством.
Несколько туров по жизненным реалиям большинства видящих могли изменить положение дел между ними той ночью в Дели. Черт, да она сама толкала бы речи в их пользу, направляла весь свой праведный гнев туда, где ему самое место.
Он знал, что в некотором роде действует отчаянно.
Черт, может быть, он это тоже заслужил.
Может быть, ранее она была права. Как-то раз, во время их консуммации в горах, она сказала ему, что чувствует, будто это она на него давит. Она сказала, что чувствует, будто она всегда ждёт его, терпит его нерешительность относительно их брака, его отчуждённость, его страх повторного брака, его страх зависимости от неё – его супружескую неверность.
Она чувствовала так, будто это она сохраняла их брак.
Она даже беспокоилась, что она любила его больше, чем он её.
Воспоминание заставило его вздрогнуть, сейчас даже сильнее, чем в то время. И всё же он не мог винить её за то, что она чувствовала себя таким образом – учитывая, что он сделал.
Может, пришло время это изменить.
Может, пришло время показать ей обратную сторону монеты.
Ревик включил записывающую функцию, поправил гарнитуру на ушах и шее сзади.
Он позволил глазам расфокусироваться и полностью уйти в Барьер.
***
Темные облака клубятся вокруг него.
Это происходит быстро. Он падает резко и глубоко.
Одновременно с этим мир резко проступает вокруг, тошнотворно накренившись перед его светом, цепляясь и путаясь миллионами пересекающихся нитей. Всё резкое, интенсивно сфокусированное от конструкции его разведчиков.
Он чувствует, как его свет уже изменяет траекторию, питаемый спешкой его разума.
Он моргает где-то в своём сознании.
… и зазубренный горизонт Гималаев величественно появляется в поле зрения, его контуры резко выделяются на ярко-синем небе, по которому струится свет aleimi. Пики становятся крупнее, плывут с кристальной ясностью на головокружительной скорости. Он щелчком переносится ещё дальше, резонируя с конкретной частотой Сиртауна и окружающими его холмами. Предоставленные Врегом отпечатки делают это ещё точнее, но он невольно отслеживает шёпот присутствия Элисон.
Как только он это делает, это вновь причиняет боль, но он всё равно держится за неё, но деликатно, чтобы она его не почувствовала.
Пейзаж размывается, сменяясь так быстро, что он уже не может это отследить.
Когда всё вновь останавливается, он обнаруживает себя в знакомом месте.
Он шагает по главной рыночной улице Сиртауна.
Он смотрит по сторонам, лишь в общих чертах осознавая, как его световые ноги несут его по земляной тропе. Он смотрит на разбомблённые здания, стены и крыши, почерневшие от огня. Его aleimi-тело изменяется, становится более ярким и отчётливым на фоне серо-чёрного ландшафта. Земля уже даёт отпор, то тут, то там пробивается зелень, трава и семена начинают прорастать через потрескавшиеся стены и асфальт. То тут, то там между различными постройками стоят деревья, почерневшие от огня, но всё ещё живые, всё ещё отращивающие листочки.
Однако в основном он видит останки разрушенных жизней людей и видящих: разбитое стекло, почерневшие куски дерева, разбитая глиняная посуда, обрывки тканей, разрушенные стены, горы мусора и одежды, сломанные новостные мониторы, оставшиеся после мародёров.
Он покидает рыночную улицу, поднимаясь вверх по холму.
Он всё ещё не видит ни единой души. Добравшись до конца улицы, он сосредотачивается на самом Старом Доме.
Пейзаж вновь размывается.
Теперь он стоит на зелёном участке газона, испещрённым деревьями с белой корой.
Статуи и лавочки из белого мрамора усеивают мощёную дорожку, которая петляет вокруг основания холма. Некоторые из деревьев с белой корой теперь почернели, их ветки умерли и торчат вверх. Он подходит ближе, глядя на постройку, напоминающую замок. Заметив безмолвную пустоту его стен и окон, он укрепляет щиты вокруг своего света.
Он не видит никого – даже членов собственной команды.
Он подозревает, что они держатся на расстоянии из уважения к нему.
Он действительно сказал Врегу, что проведёт первичный осмотр.
Поколебавшись ещё долю секунды, он начинает подходить более медленно, простирая свет в пределах щитов, ища любые знакомые следы в окружающем ландшафте. Он сосредотачивает большую часть внимания на Барьерной земле, пропитанной светом, зная, что там с большей вероятностью встретятся отпечатки любых прохожих. Она выглядит почти так же, как само физическое место выглядело бы для его физических глаз, но именно отличия привлекают его внимание.
Деталь выделяется в крошечных пиках переполненной светом травы.
Маленькие и огромные присутствия пересекаются в растительной жизни и земле, каждое оставляет свой особенный привкус. Здесь мелькали червяки и мухи, белки и грызуны, жуки и змеи, мыши, случайно пробежавшая мартышка, мангуст и собака.
Люди тоже – хотя большая часть этих отпечатков стара. Большинство настолько старо, что он проходит поверх этих следов, даже не присматриваясь к ним.
Он чувствует птиц, в основном, ворон.
Он идёт медленными кругами, позволяя своему свету направлять его.
Затем, на краю сада, он останавливается.
Он смотрит на землю, поначалу усомнившись в своих органах чувств.
Он смотрит по сторонам, словно надеясь на ещё одну подсказку – какое-то подтверждение реальности того, что он видит за следами, отпечатавшимися в грязи и ведущими к основанию здания. Он смотрит вперёд, в сторону гигантской каменной лестницы.
Следы, скорее всего, ведут туда.
Он следует за ними, подавляя предвкушение по мере того, как он становится все более и более уверенным. Поначалу кажется, что он прав относительно того, куда они ведут – и следы приведут его к каменным ступеням и основным этажам древнего здания. Однако он медлит, когда следы резко поворачивают направо, к садовой тропке между деревьями.
Он смотрит на следы, затем на лестницы.
Поколебавшись ещё мгновение, он следует за тягой следов, теперь уже не в состоянии удержать свой свет от них.
Он может различить пять разных отпечатков. Их вибрация aleimi рассеялась за прошедшее время, но как минимум один из отпечатков полностью завладевает его вниманием.
Он чувствует, как его свет реагирует на искры её специфического запаха, слабого, но безошибочно узнаваемого, оставленного всего несколько дней назад. Максимум недель.
Он потом поищет транспортные средства.
Шагая вперёд с опущенной головой, он едва не врезается в дверь в конце низкой устоявшей стены. Он медлит достаточно долго, чтобы сделать снимок той частью своего света, которая хранит воспоминания, не забыв запечатлеть окружающие пути, чтобы он легко смог найти это место вновь. Сделав это, он заходит за покорёжившееся от влаги дерево, которое висит на ржавых железных петлях.
Он оказывается на лестнице, которая ведёт в подвальные архивы Дома.
Он никогда не бывал здесь физически.
Конечно, как только он заходит внутрь, следы пропадают, но он всё ещё слабо ощущает её на лестницах. Подавив очередную реакцию своего света, он быстро спускается, делая ещё больше снимков, размечая планировку подвальных комнат.
Должно быть, он сейчас в их конструкции.
Конструкции, конечно, не блокировали видящих – не полностью – но они изменяли Барьерное пространство, маскируя ландшафт и то, что в нем содержалось. В них иногда чертовски сложно ориентироваться, особенно если не знать, внутри ты или нет.
Даже зная, что ты внутри конструкции, потеряться очень просто.
На самом деле, можно за считанные секунды потерять границу между иллюзией и реальностью. Измерения могут искажаться, детали – размываться. Двери, вентиляционные шахты, лестницы и другие важные детали могут менять место или полностью стираться.
Если видящий хочет разглядеть правду за иллюзией, обычно нужно найти путь внутрь, а это чертовски сложно сделать, оставаясь незамеченным.
Врегу и остальным повезло вообще найти конструкцию. Это даже не небрежная работа кого-то из Адипана – это откровенная удача, посланная богами.
Ревик не собирается профукать услугу, оказанную богами.
Он может сделать несколько обоснованных предположений относительно того, что это за конструкция.
Они захотели бы сделать её относительно открытой, чтобы обеспечить безопасность Элли и способствовать лёгкому и быстрому общению разведчиков, действующих внутри. Доступ может быть взломан на нескольких уровнях, но приоритет будет на защите от внешнего вторжения. Для этого они наслаивали бы слои друг на друга, отпечатки за отпечатками. А также они встроили бы в конструкцию сигналы, чтобы те предупредили их в случае проникновения.
Тот факт, что Ревик ещё не спровоцировал ни одного тревожного сигнала – заслуга щитовых технологий Повстанцев и самого Салинса.
И всё же требуется осторожность, очень легко набрести на ловушку.
Более того, он в данный момент может стоять среди них, но не видеть, потому что он отрезан от конструкции. С другой стороны, пока он не сделал ничего глупого, они тоже не должны его видеть.
Осматриваясь по сторонам, он старается думать.
Серьёзно, у него лишь один способ войти.
Возможно, он сумеет найти её. Если он хотя бы найдёт правильную комнату, он может суметь почувствовать её примерно в том месте, где он находится.
Осторожно бродя по коридорам, он пытается представить предназначение каждой комнаты – то есть, что он сделал бы с ними, если бы остановился здесь. Не зная Балидора достаточно хорошо, чтобы предположить, в чём тот может отклониться, он вынужден смотреть по сторонам, использовать свои впечатления о безопасности места.
Скорее всего, они проецировали бы копию оригинального плана как часть конструкции. Они бы захотели, чтобы копия была как можно точнее, чтобы не насторожить того, кто бывал здесь прежде. Таким образом, если мыслить логически, то он сейчас смотрит, наверное, на архивы в их оригинальном виде – то есть, какими они нашли их после прибытия.
Он входит в коридор, где располагается несколько небольших комнат хранения. Если только они не планируют проводить здесь много времени, то, скорее всего, не потрудятся освободить их. Но глядя на одну комнату, лишь наполовину заполненную хранящимися там книгами и документами, он думает, что такие комнаты они могут освободить, если хотят организовать спальни для некоторых из них.
Он входит глубже в катакомбы.
Главный пункт сбора, думает он, глядя на одну из крупных комнат.
Это можно подстроить под комнату для тренировок или mulei, думает он, глядя на другое помещение с земляным полом, где у стены сложены маты и ковры.
Увидев массивный мраморный стол в другой пещере хорошего размера, он думает, что это подойдёт в качестве комнаты для карт или совещаний, если у них имеются активные операции. Он минует ещё одну комнату, наполовину забитую свитками. Они могут хранить здесь снаряжение, думает он. Они не захотели бы передвигать свитки из страха повредить их.
Он находит удалённую от других комнату с тонкой стеной, отделяющей другой сегмент.
Посмотрев на две зоны, он осознает, что из этого получилась бы идеальная комната для допросов. Органическая панель здесь, думает он, касаясь тонкой стены. Сиденья и органика в меньшей из двух комнат. Другая служит камерой и пространством для допроса.
Он кладёт свои световые руки на металлический стол в центре комнаты.
Два деревянных стула стоят по обе стороны стола, но он пока что игнорирует их, уходя глубже в вибрации самого стола.
Сосредоточившись на своём образе комнаты, он ищет Элли.
На протяжении долгого мгновения он ничего не видит.
Комната остаётся такой же, какой он её нашёл, статичной. Он видит серые стены, слабо светящиеся в остаточном изображении Барьера. Он видит стол, пустой…
Но не пустой.
С одной стороны сидит мужчина. В наручниках. Его силуэт в Барьерном пространстве показывает, что он видящий. В ошейнике.
Ревик смотрит на него, различая один лишь контур его силуэта в тусклом свечении aleimi, скрытом хваткой ошейника на его свете. Он старается различить черты.
Там… что-то. Некий знакомый проблеск.
Он не может сказать наверняка.
Он поворачивает свою световую голову, глядя на другой свет. Другой световой силуэт сидит напротив него, за тем же столом. Тоже в ошейнике, но этот свет ярче – резко-белый в тусклом розоватом свечении Барьерного пространства. Её aleimi-тело так близко к нему, что притягивает его, вплетается в структуры вокруг его ладоней и рук.
Ревик чувствует, как его свет искрит.
Он ощущает свою реакцию, не в состоянии остановить волны, пробегающие по его aleimi, как только он узнает её специфический отпечаток.
Они надели на неё ошейник. Они надели на неё бл*дский ошейник.
Его связь с комнатой нарушается.
Её свет рассеивается как дым вместе с мужчиной, на которого она пристально смотрит через стол.
На протяжении долгого мгновения он ничего не делает.
Затем он неохотно убирает свои световые руки с Барьерного следа металла. Он смотрит вокруг на тусклое пространство, кажущуюся пустой комнату. Боль струится по венам его света, и на мгновение его разум кажется совершенно пустым.
По нему ударяет печаль, смешанная со страхом, от которого становится сложно что-либо видеть.
Она здесь.
Она здесь, и кто-то надел на неё ошейник, чтобы он не сумел её найти.
Он пытается решить, что делать. Попытаться вновь дотянуться до неё вот так – значит, испытывать удачу. Но его собственный свет тянет его, просит сделать именно это, просит его сесть на стул, где, как он знает, сидит она, и открыться ей.
Вмешивается его рассудок, напоминая ему, что Балидор, скорее всего, сидит на расстоянии меньше пятидесяти футов от неё. Адипан Балидор беспрестанно мониторил бы пространство в поисках света Ревика. Тот же Адипан Балидор, скорее всего, и надел ошейник на шею его жены.
Эта мысль вызывает прилив ярость.
Он отходит от стола, направляя свои световые ноги к выходу из комнаты. Выглянув в коридор, он вспоминает, что ещё не ходил в другую сторону похожей на склад зоны, которая составляет центр катакомб. Уставленный рядами полок с артефактами, глиняной посудой и свитками, тот центральный проход тянется длиной на целый городской квартал, и каменные колонны поддерживают стены по обе стороны главного архива.
В другой день Ревик отдал бы многое за возможность изучить настоящие физические полки в этом пространстве, но сейчас он сосредоточен на стратегии.
Он бредёт по коридору с другой стороны, каталогизируя те немногие комнаты, которые он видит выступающими справа от себя. Кухня. Ещё одна возможная спальня. Ещё одна, которую можно переделать под камеру, если допросная не выполняет двойную функцию.
На мгновение остановившись у последней, он опять сосредотачивается.
Используя слабый отпечаток света Элли, чтобы вернуться в конструкцию, он заставляет свой свет замереть неподвижно, повелевая виду за иллюзией проступить на поверхность.
После небольшой паузы он обнаруживает, что смотрит на силуэт ещё одного знакомого ему существа.
Сложные структуры спиралями выходят из света старика даже во сне. В его силуэте покоятся цвета, которых Ревик не видел ни в ком другом за все те годы, что он смотрел на других существ из-за стен Барьера.
Этот видящий, в отличие от двух других, не носит ошейника.
Ревик смотрит на него, почти полностью опустошив свой разум.
Он тоже любил эту личность.
Хоть он и знает, какой вред Вэш причинил своим людям годами невмешательства, политикой примирения с людьми, Ревик также видит добро, которое он сотворил.
Он мог убить его. Он мог так просто убить старика. Древний видящий, скорее всего, даже не проснулся бы. Это была бы тихая смерть, безболезненная. Подобающая положению старика и всему, что он привнёс в историю его людей, и хорошему, и плохому.
Возможно, они даже не отследят это до него.
Даже если и отследят, они могут никогда не узнать точно, сделал ли это он.
На протяжении нескольких долгих секунд Ревик смотрит на спящее тело Вэша и пытается решить, что делать.
Глава 14
Сожаление
Врег плюхнулся на сиденье рядом с ним.
Они провели в пути больше шести часов, но пока что Ревик не взаимодействовал с другими разведчиками. Теперь же, подняв взгляд, он увидел знакомые лица, но заметил лишь нескольких из них, а потом вернулся к программированию виртуального записывающего устройства для второго прыжка.
Взглянув на Врега, он увидел, что старший видящий настороженно наблюдает за ним.
– Ты выглядишь не очень хорошо, брат, – заметил Врег.
– Я в порядке, – небрежно отозвался он.
– Может, тебе стоит поймать свою супругу на слове, – сказал Врег. – Преподать ей урок, – он кивнул в сторону женщины-видящей, которая наклонилась, чтобы поговорить с кем-то из своих друзей в проходе. На его глазах она рассмеялась над словами другого видящего, положив руку на спинку сиденья.
– Любой из них переспал бы с тобой, брат, – тихо сказал Врег. – Чёрт. Ты бл*дский Меч. Да они бы обеими руками ухватились за такую возможность. Хотя бы позволь одному из них взять тебя в рот. Мы обеспечим тебе уединение.
Ревик бросил на него холодный взгляд.
– Нет уж, спасибо, брат Врег.
Врег поднял ладони.
– Без обид. Я просто подумал, что может быть, тебе стоит отвлечься.
Ревик почувствовал, как его челюсти напряглись.
Два года назад ему редко удавалось заняться сексом с видящей, которой не пришлось бы за это платить. Он поддерживал отношения с несколькими друзьями, с которыми мог время от времени обменяться услугой, например, с Кэт или Уллисой. Но большинство женщин Семёрки держалось от него подальше из-за времени, которое он провёл в Шулерах.
Он понимал, почему. Когда его доставили обратно к Семёрке, допросы были довольно публичными. Ещё до того как к нему вернулись воспоминания, он достаточно уловил от остальных, чтобы понимать, что всё было плохо, а в некоторых случаях – плохо с яркими детальными образами.
Его смущало, что среди его собственного вида так мало сексуальных партнёров, готовых к контакту с ним, но он научился с этим жить. Время от времени в Штатах он натыкался на кого-нибудь из видящих, кто о нём не слышал, но поскольку большинство свободных видящих на Западе являлись разведчиками, такие случаи были крайне редки. И конечно, не все эти незнакомки были готовы запрыгнуть в его постель… или он не готов был запрыгнуть в постель к ним, если уж на то пошло.
Его это устраивало, думал он.
Теперь же внезапно, если верить словам Врега, он мог получить любую женщину, какую захочет.
Несколько лет назад эта идея показалась бы ему привлекательной, но теперь вызывала у него лёгкую тошноту. Или не такую уж лёгкую.
Когда он впервые узнал её, его приводило в недоумение, что Элли хотела его.
Даже когда она узнала, кто он такой, стала свидетельницей его прошлого в таких масштабах, которые у любого нормального видящего вызвали бы серьёзные опасения, она приняла его. Может, она не забыла об этом насовсем, но она приняла те части его прошлого, части того, кем он был.
Конечно, в то время он не знал, кем они приходятся друг другу.
И всё же это растрогало его.
Это её принятие всё ещё трогало его. Она хотела его даже после того, как другие видящие наверняка сказали ей то же, что Врег сказал ему – что она может получить любого видящего, какого захочет, что она может выйти замуж за любого из них, даже за самого главу Адипана, и они сочли бы её выбор за великую честь.
Вместо этого она ждала, пока изгой общества справится со своими страхами привязанности.
Она была ему верна – намного дольше, чем кто-либо обоснованно ожидал бы от неё в такой ситуации. Она призналась ему в любви, ещё не зная, чувствует ли он к ней то же самое.
Она не спала ни с одним видящим до него. Ни с одним… а он знал, что она получала предложения. Наверняка немало предложений на протяжении всего того времени, что Териан удерживал его.
Челюсти Ревика напряглись.
На мгновение уставившись в пол кабины, он поставил на паузу программу виртуального записывающего устройства, и поднялся на ноги одним плавным движением. Врег наблюдал за ним с некоторым удивлением, ушёл с дороги, чтобы дать ему выйти в проход. Ревику пришло на ум, что Сарк, видимо, решил, будто он пересмотрел его предложение, но Ревик прошёл мимо женщин-видящих, не удостоив их и взглядом, и вышел в переднюю часть самолёта.
Он без стука открыл дверь в кабину.
Женщина-пилот подняла на него взгляд. Её пронизывающие глаза были бледно-фиалкового цвета, оттеняя в остальном непримечательное лицо с темной кожей.
– Сэр? – произнесла она.
– Я бы хотел послать сообщение, – сказал он. – Через ВР. Это помешает вашим инструментам?
– Нет, сэр, – сказала она, показывая отрицательный жест пальцами. – Пошлите через защищённую сеть, и всё будет в порядке.
– Даже если это пойдёт в публичную систему?
Женщина моргнула. Её губы поджались.
– Да. Всё должно быть в порядке, сэр.
Он натянуто склонил голову.
– Спасибо.
Она улыбнулась.
– Всегда пожалуйста, сэр.
Он уже уходил, разжав хватку на двери кабины и позволяя ей захлопнуться. Пройдя обратно к своему сиденью, он жестом показал Врегу, чтобы тот встал, что ему нужно уединение. После кратчайшей паузы Врег ответил соответствующим жестом и торопливо встал, чтобы освободить ряд, где Ревик разложил свои вещи.
Ревик понимал, что видящий искренне беспокоится за него, так что постарался не принимать близко к сердцу. И всё же его челюсти немного напряглись от пристального взгляда Сарка.
Как только его заместитель ушёл, он опустил свой вес обратно на сиденье, отложил виртуальное управление и коснулся кнопки сбоку подлокотника кресла. Напечатав код по памяти, он запросил доску для письма и стилус.
Конечно, он также легко мог вызвать клавиатуру, или даже надиктовать слова невербально. Но ему не хотелось.
Когда ему нужно было прочувствовать что-то всем нутром, он всё ещё склонялся к письму от руки. Может быть, это просто привычка; он писал от руки практически всю свою жизнь под Галейтом из-за странных представлений Щита о безопасности.
А может, это потому что именно через письмо он выражал себя все те детские годы в Баварии, пока он жил под Менлимом.
В любом случае, это казалось более личным.
Он взял стилус и начал писать.
Он закончил раньше, чем ожидал. Он обнаружил, что то, что он хотел сказать, оказалось намного проще, чем ему думалось. Может, даже яснее. Он перечитал текст всего один раз.
Затем, сохранив его в органической панели, он вызвал директорию сети и после небольшого поиска набрал номер, надев гарнитуру на ухо. Он использовал аватар, но на каком-то уровне понимал, что это не имело значения.
– Алло? – ответил голос на хинди.
– Намасте, – тут же ответил Ревик. – Это публичная сеть?
– Да, сэр. Дармсала.
– Понятно. Вы вообще доставляете сообщения в Сиртаун?
Последовало молчание.
– Доставляли, сэр, – сказал голос. – Вы же знаете, что там случилось, не так ли? – Ревик мельком увидел через Барьер печальную улыбку мужчины. – Больше никаких сообщений, сэр. Город разрушен. Там уже нет никого, кто получил бы сообщение, сэр.
– Вы всё ещё можете добраться туда на машине?
– Дороги открыты, сэр, да. Уже больше месяца.
Ревик послал свою написанную записку на адрес мужчины. В том же алгоритме он напечатал сумму, переведя её из своих личных средств.
– Я бы хотел доставить сообщение от себя в конкретное здание в Сиртауне. Я могу послать детальные инструкции, в какое здание и в какую дверь должен постучать ваш курьер перед тем, как попытаться войти.
Он подождал, чувствуя, что мужчина смотрит на присланную им сумму.
– Вы можете сделать это для меня? – спросил он. – Буду благодарен, если вы напечатаете письмо на приличной бумаге.
Голос мужчины совершенно изменился, буквально вырываясь из него вспышкой.
– Совершенно точно, сэр! – сказал он. – Да, сэр… мы можем это сделать! Вы хотите, чтобы мы доставили что-то ещё, сэр? На тот адрес? Мы можем принести еды, одежду… одеяла. Если там остались живые, может, им понадобится рация? Что-нибудь, чтобы скоротать время?
Ревик улыбнулся.
– Думаю, они и без того довольно заняты, – он помедлил. – Однако будьте осторожны. Они не ожидают этого сообщения, – он поколебался, затем добавил: – Никакого оружия. И пожалуй, вам стоит послать человека. Не видящего. Понятно?
– Да, сэр, – сказал мужчина. – Немедленно сделаем, сэр. Ещё что-нибудь, сэр?
Ревик собирался сказать нет, затем поколебался.
Глядя в окно, он мельком видел вдалеке белые облака, изгиб синей воды под ними. Солнце отражалось на поверхности океана словно бриллианты, и его губы изогнулись в лёгкой улыбке.
Издав короткий смешок, он покачал головой, посмеиваясь над самим собой.
– Да, – сказал он. – Да, мой хороший кузен. Есть ещё кое-что…
