Текст книги "Шакал (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Глава 18
Три ночи спустя, ближе к рассвету, Рейдж сидел на кровати в гостевой комнате в доме Джабона, одеяла прикрывали только пах, марлевая повязка, укрывавшая рану на боку, съехала. Изучая края красного круга, опоясывающего хирургический разрез, Рейдж пытался убедить себя, что в любую минуту масштаб инфекции изменится. Станет больше? Меньше? Станет лучше с левого краю? Или чуть хуже – с правого?
Выругавшись, Рейдж накрыл бинтом ужасную вспухшую кожу. Хрень ощущалась как аппендикс, как третья рука, которую он отрастил, а потом вывихнул, и потому она требовала постоянного внимания. Вдобавок к этому бесчеловечному наблюдению за раной, исцеляющейся с черепашьей скоростью, ему приходилось следить, как он сидит, как стоит, как ходит и как спит – чтобы не оскорбить ничьи нежные чувства. Воистину, он постоянно слышал чей-то скулеж, и это утомляло.
Воистину, он чувствовал себя в этом особняке словно в тюрьме, а ключом к камере была его рана. Надзирателем служил Джабон, а его стражей – непрекращающийся поток лебезящих додженов. Хорошее питание и комфорт теряют свою ценность, когда не можешь по собственной воле покинуть это место, и на него постоянно давили стены и неважно, что они были обшиты шёлком и увешаны картинами маслом с пасторальными образами овечек и журчащих рек.
Да, скоро настанет перемена к лучшему… и он уйдет даже наперекор врачебным рекомендациям. Проблема в том, что его ноги были слабы, равновесие ненадежно, и на самом деле он действительно чувствовал себя неважно, хоть и не был при смерти. Нет, он завис в чистилище между сбивающей с ног хворью и относительным здравием, достаточно немощный, чтобы ему ограничили свободу передвижения, но не в бреду и лежа ничком, не осознавая ход времени.
Он бы предпочёл последнее. Для него часы тянулись с черепашьей скоростью, и он до боли осознавал их зловредную лень.
Натянув покрывала обратно на живот, Рейдж, морщась, повернулся на бок и потянулся к масляной лампе на прикроватном столике. Затушив слабый свет, он полностью лёг и обездвижил конечности, чтобы избежать любой претензии со стороны раны. Притворяясь застывшей и едва дышащей статуей, Рейдж пытался не думать о том, что одной ночью, может рано, а может намного позднее, его охватит мертвый паралич, он умрёт, а его душа отправится в Забвение.
Представляя загробную жизнь, Рейдж гадал, не будет ли она такой же. Постоянное лежание без движения, удовлетворение каждой потребности, не нужно будет беспокоиться о будущем, потому что границы вечности невозможно осознать, и, значит, есть только настоящее. В конце концов, временные рамки заставляли смертных думать о таких вещах как судьба и предназначение, и вдруг освобождение от оков времени избавит от беспокойства и тревог, в этом и была цель Забвения, награда за земные страдания. Но после пережитого здесь? Рейдж едва ли видел счастье после своей смерти. Безвременье чертовски утомляет.
Но если бы у него была шеллан…
Ну, если бы он нашёл свою истинную любовь, ту, что зажжет его сердце, а не только чресла, женщину сильную и умную, что будет красить его, тогда перспектива вечности обрела бы другие краски. Кто не пожелает провести вечность со своим любимым?
Но любовь для него аналогична грезам Дариуса о совместном проживании Братства.
Мечты, которые никогда не сбудутся.
Этот благородный мужчина мог построить сотни домов на сотне гор… и Братья никогда не заселят те комнаты. Так и Рейдж не мог представить любовь как чувство более глубокое, чем простое желание секса, но это еще не значит, что ему не светит…
Дверь гостевой комнаты открылась, и столб света, проникший в темноту, ударил ему прямо в звенящую голову.
Выругавшись, Рейдж прикрыл глаза предплечьем.
– Нет, – резко ответил он. – Мне ничего не нужно. Прошу, оставьте меня одного.
Когда доджен не принял отказ от его услуг, Рейдж опустил руку и посмотрел на свет.
– Если мне придется самому закрывать эту дверь, я вам спасибо не скажу за то, что заставили меня встать с кровати.
Последовала пауза. А потом женский голос, юный голос, задал вопрос:
– Вы плохо себя чувствуете?
Когда он узнал, кто это был, а запах подтвердил догадку по голосу, ему захотелось выругаться. Это была незамужняя дочь из благородного рода, та, что пришла со своей мамэн и Джабоном, когда Дариус изучал чертежи будущего особняка.
Та, что высунулась из-за двери гостиной, с интересом разглядывая его.
Та, что садилась возле него за каждой трапезой, на которой он присутствовал.
Воистину, он спускался на, по крайней мере, Первую и Последнюю Трапезы. У него возникла мысль, что небольшая активность ускорит его выздоровление, и до этого момента он считал, что правильно поступает, заставляя себя.
Но у него не было ни сил, ни желания иметь дело с той, что вошла в его комнату.
– Ты ошиблась дверью, – сказал он. – Уходи.
Женщина сделала шаг вперед, свет из-за ее спины очерчивал силуэт ее фигуры так, словно она была одета в некое прозрачное платье.
– Но вы больны.
– Достаточно здоров.
– Возможно, я смогу помочь вам. – Ее голос был мягким. – Возможно… смогу сделать так, что вам станет лучше.
Когда она повернулась, чтобы закрыть дверь… чтобы добиться уединения, которого Рейдж хотел в последнюю очередь… он сел на кровати со стоном. А потом комната снова погрузилась во тьму, и он ощутил, как женщина подошла к нему.
– Нет, – отрезал он, усилием мысли открывая дверь.
Она застыла, когда свет коридора снова накрыл ее.
– Но, господин… вы не находите меня… достойной?
– Как собеседник на ужине, да, определённо. – Он подтянул покрывала к груди, классическая поза добродетели казалось смехотворной на фоне его распутства. – Но не более…
О, Дражайшая Дева в Забвении. Слезы.
Хотя он не видел ее лица, потому что она стояла против света, он прекрасно осознавал ее взбудораженность и обиду: едкий запах ее слез донесся до него вместе с лёгким ароматом ее возбуждения – и он на самом деле не желал ни того, ни другого.
– Прошу простить грубость моей речи, – пробормотал Рейдж. – Но ты молода и красива, и я не тот, кто тебе нужен.
Женщина снова посмотрела на дверь, словно думала о том, чтобы попробовать ещё раз закрыть ее… без сомнений, потому что ей приказали выполнить задачу или не возвращаться в крыло, где поселили ее и ее мамэн. Да, она могла желать его, но ни одна женщина благородного происхождения не придет в мужскую спальню… если только приказ не поступил от старшего члена рода, который видел выгоду в вынужденном браке.
– Дверь останется открытой, – сказал он твёрдо, – а ты вернешься в вашу с мамэн спальню.
– Но… но…
– Возвращайся к своей мамэн. – Рейдж максимально попытался скрыть усталость от того, что приходилось себя сдерживать. – Дело не в тебе, с тобой все в порядке. Но между нами никогда ничего не будет. Никогда. Я предпочитаю опытных и свободных от обязательств женщин. Ты, моя дорогая, не относишься ни к тем, ни к другим.
К слову о закрытии дверей… определённых дверей. Но он должен убедиться, что она поняла, что нет у них будущего.
– Ты заслуживаешь больше, чем я могу тебе дать, – сказал он, усмиряя голос. – Поэтому найди себе хорошего мужчину из благородного рода, хорошо? И держись подальше от таких как я.
В этот момент он не соображал, что говорит ей. Просто хотел выставить за порог.
– Вы – герой. – Она хлюпнула носом и промокнула глаза. – Вы сражаетесь за расу. Оберегаете нас. Кто может быть достойней…
– Я солдат, и я убийца. – И проклят девой Летописецей. – Я не тот, кто тебе нужен. Тебя ждет чудесная жизнь, ты должна с радостью стремиться к ней. Но не здесь.
По коридору мимо прошла фигура и Рейдж свистнул.
Как выяснилось, это был Шакал. Мужчина обернулся и, встав в дверном проёме, пробормотал сухо:
– Что-то подсказывает мне, что данная ситуация не требует зрителей.
Как ты ошибаешься, подумал Рейдж. И не потому что он был эксгибиционистом.
– Эллани уже уходит, – сказал он. – Может, ты окажешь милость и придержишь для нее дверь?
В воздухе повисло напряжение, и девушка склонила голову и шмыгнула носом. Потом прижала свою прозрачную накидку к груди и проскочила мимо мужчины.
– Вот дерьмо, – пробормотал Рейдж. – с нетерпением жду возможности свалить отсюда.
– Боюсь, я не знаю что ответить, – сказал Шакал. – Учитывая, какую возможность вы только что отвергли.
– Это не возможность, это тюрьма, в которой надзирателем является ее честь или, точнее, потеря оной. И не обязательно как-то комментировать… хотя, подожди. Прошу, сделай глубокий вдох.
Мужчина посмотрел вдоль коридора. Потом снова перевел взгляд на кровать. И после долгого вдоха и выдоха, он кивнул.
– Нет свидетельства вашего возбуждения. Если ты это просил меня подтвердить.
– Если возникнет необходимость, тебе придется поделиться этим с остальными.
– Ну разумеется. – Шакал тихо рассмеялся. – Значит, ты не попался на сыр в мышеловке.
– Бедная девушка. Ее бросили в воду, не научив плавать, стараниями ее мамэн.
– Глимера использует свои активы, о чем бы ни шла речь – домах, лошадях или дочерях. Их самая узнаваемая черта наряду с порицанием.
– А ты к ним не принадлежишь? Акцент выдаёт твой статус. Равно как и одежды и приглашение Джабона почтить его дом своим присутствием.
– Этот джентльмен собирает вокруг себя толпы, не так ли? А что до мамэн вашей полуобнаженной гостьи, то она состоит в тесной связи с хозяином дома. Она очень часто посещает этот дом, и одна она не ночует, если вы понимаешь, о чем я.
Рейдж улыбнулся. Он мог проявить уважение, когда кто-то не желал распространяться о себе.
Не то, чтобы подробная скрытность удержала его от вопросов.
– Ты сам часто бываешь здесь, иначе бы не знал об этом.
– Мамэн не могла сдержаться и не сказать мне о том, как часто она здесь бывает. Хотя, кое-кто поведал мне, что ее доля не завидна. Ее хеллрен внезапно почил с миром, оставив за собой карточные долги. Думаю, она хочет использовать дочь в качестве спасательного жилета. Джабон регулярно принимает их в своем доме с расчётом на определённые… знаки внимания, скажем так… со стороны мамэн. Но, думаю, она в нем еще сильно разочаруется. Как бы щедр он ни был с гостевыми комнатами, когда дело доходит до финансов, он жаден как жук.
– Как все сложно.
– Да нет, на самом деле.
Рейдж подумал о дочери.
– Это печально – что… я даже не помню цвета ее волос. Или глаз.
– У нее светлые волосы и глаза. И она весьма привлекательна.
– А. – Рейдж выгнул бровь. – Что сам скажешь? Может, ты сам воспользуется такой возможностью?
– Никогда.
Рейдж просто смотрел на него через комнату, и Шакал снова оглянулся назад на пустой коридор.
– Вас что-то тревожит?
– Нет, ничего. – Рейдж снова улыбнулся. – Но я хочу кое-что заметить.
– Думаю, я рассказал все, что знаю касательно девушки и ее матери.
– Есть два типа людей, предпочитающих скрытность…
– Что ж, продолжу путь в свою комнату…
– Те, кому есть что скрывать и те, кто хочет оставить в тайне то немногое, что у них есть. – Когда мужчина собрался было отвернуться, Рейдж заговорил громче. – Хочу сказать, что не стану судить тебя, к какому бы типу ты не относился.
Шакал замолчал и нахмурился.
– Вы ничего не знаете обо мне.
– Я не так уверен в этом. Я узнал тебя при первой встрече.
– Наши пути никогда не пересекались.
– Откуда-то я тебя знаю, и ты чувствуешь то же самое. Я видел твое лицо, когда ты впервые увидел меня. – Рейдж покачал пальцем. – И что бы ты ни сказал или сделал, это не изменит моего мнения…
– Я родом с Юга. Я родился здесь, но вырос там. Я рассказывал, что отец Джабона помогал мне, когда я осиротел и, конечно, я поддерживал общение с его сыном. Боюсь, на этом все. Ничего интересного.
– Значит, твои родители с Юга. – Когда мужчина закрыл рот, стиснув зубы, Рейдж кивнул ему. – Осторожней, твоя стена таинственности начинает рушиться.
– Я ничего не рассказывал. Ты ничего не знаешь.
– Мой добрый друг, даже если бы ты рассказал абсолютно все, я все равно ничего бы не знал. Ты недооцениваешь мою способность хранить молчание.
– Скорее у меня трудности с твоими вопросами.
Мгновение они смотрели друг на друга. А потом Рейдж не удивился, когда мужчина поклонился и ушёл.
Дверь тихо закрылась за Шакалом, снова погружая комнату во тьму.
Когда Рейдж закрыл глаза, он хотел устроиться удобней на идеально мягкой кровати с идеально мягкими подушками. На улице, по ту сторону плотных штор и внутренних ставней, укрывавших стекла, он слушал активность дневных часов, солнце призвало людей выйти на улицу перед домом. Топот копыт. Скрип повозок. Шум моторизированных средств. Скоро появится много людей.
Дела, дела. Люди вечно такие занятые…
Дверь в гостевую комнату снова открылась, и Рейдж не потрудился поднять голову.
– Я мертв. Оставьте меня…
Раздался тихий голос, на этот раз – не женский.
– Меня не должно быть здесь.
Рейдж приподнял гудящую голову. Шакал заглядывал в комнату, по большей части оставаясь в коридоре, словно вообще хотел избежать разговора.
– Тебя преследуют? – Спросил Рейдж. – Потому что с этим я могу разобраться.
Раздался сухой смех.
– Ты не можешь сидеть без дела.
– Еще как.
– Благодарю, но мне не нужна защита. Меня никто не преследует.
Рейдж ответил с непонятной для себя серьёзностью:
– Если когда-нибудь понадобится помощь, я помогу.
– Ты не знаешь меня.
– Знаю. Сдаётся мне, что знаю.
Мужчина оглянулся по сторонам. По крайней мере, Рейджу так показалось, учитывая какой полукруг описала его голова.
– С чего бы тебе… давать мне такую клятву?
На самом деле Рейдж не знал, и потому чувствовал необходимость придумать причину:
– Потому что ты помогаешь моему брату Дариусу.
– Вы так близки?
– Вовсе нет. Мы совсем разные. Он достойный мужчина. Храбрый, сильный. – Описывая Дариуса, Рейдж осознал, что ни капли не врёт. – Для такого брата как он? Я позабочусь о любом, кто ему помогает.
Но это не единственная причина, когда дело касалось этого мужчины, которого он не мог разгадать.
Внезапно Шакал склонил голову. Он не сразу заговорил.
– Я обещал своей мамэн, перед тем как она отошла в Забвение, что никогда не приеду в Колдвелл. Мне понадобилось десять лет, чтобы убедить себя отказаться от клятвы, которую не следовало давать изначально, и должен признать, что попрание этой клятвы все еще больно ранит меня.
– Кого ты ищешь в этой деревне?
– Моего отца. – Раздался короткий смешок. – Разумеется, именно его я ищу. Разве в этом нет иронии?
Когда мужчина отступил и скрылся, дверь закрылась со щелчком.
Глава 19
Никс была спрятана за стенами из мужских плеч. Спереди, сзади, по бокам. Ее окружали широкие массивные торсы.
При других обстоятельствах она бы чувствовала себя как на мальчишнике.
И двигаясь по, как ей сказали, главному туннелю тюрьмы, она не поднимала головы, но не прятала взгляда. Она следила за всем происходящим. Изучала каждого проходившего мимо. Все повороты, что они сделали. Высоту потолка, чувство утрамбованной земли под ботинками, перемену в температуре.
Воздух становился теплее.
Тот факт, что они приближались к какому-то эпицентру, вызывал табун мурашек на затылке и заставлял ладони потеть. Вокруг было слишком много заключённых, они двигались во всех направлениях. Почти все держались поодиночке, и она гадала, а не смотрится ли их отряд слишком вызывающе. Но незачем беспокоиться об этом, других вариантов в любом случае не было.
Вход в Улей был не примечательным. Однако сам эффект, который производило место, был экспоненциально сильнее.
Один последний поворот, а потом туннель привел их в открытое пространство, и сначала Никс удивилась тому, как этот изогнутый потолок еще не обрушился… но потом она увидела опоры, бетонные блоки толщиной с автомобиль, расставленные на разных промежутках, словно архитектору, проектировавшему тюрьму, было глубоко плевать на эстетику и структурную целостность. Срань Господня, помещение напоминало пещеру шириной в пару сотен футов и такой же длины. И в противоположном конце располагалась центральная точка. Там был помост на возвышении, с тремя стволами деревьев, вычищенными от сучков и веток, они стояли перпендикулярно, будто корнями уходили прямо в скалу.
В желудке засвербело, когда Никс увидела темно-коричневые пятна.
Не думай об этом, сказала она себе. Лучше беспокойся о…
Никс запнулась, когда поняла, сколько здесь находилось заключённых. Их были сотни, все в темных свободных одеждах, они двигались подобно призракам, вразвалку… она не знала, дело ли в физических увечьях или моральных. Наверное, в каждом случае свое.
Смрад стоял ужасный. Словно конюшни не чистили пару недель.
И она не надеялась найти Жанель в толпе. Было слишком темно, чтобы разглядеть кого-то, и среди вони невозможно уловить запах сестры.
Никс хотела спросить у Шака, куда дальше. И как он даст ей знать, когда настанет время бежать… или лучше продолжать идти? Следовало обсудить это заранее…
Первый стражник, которого она увидела, стоял, прислонившись спиной к стене возле помоста. Оружие черное матовое с длинным дулом было расположено у его груди, и он держал палец на курке, а дуло возле плеча. Его голова двигалась из стороны в сторону, он сканировал толпу, а на его лице застыла маска смертоносной собранности. Напротив него стоял второй. Вооружённый аналогичным образом, с тем же профессиональным спокойствием. И были другие, которых она не сразу заметила, потому что их черная униформа сливалась с камнем, они в мгновение ока могли нашпиговать толпу из мужчин и женщин свинцом.
И то, что она не сразу их заметила, служило доказательством их профессионализма.
Шак повел ее к помосту по дуге, в обход. Они вшестером продолжали двигаться единым отрядом, но она ощущала, как мужчины то расходились в стороны, то подходили теснее, то подходили, то отходили. Она не знала, зачем это… пока не осознала, что они создавали видимость, что вроде как представляют одну компанию – а не подтверждали в лоб, что да, они – одна группа. На самом деле, их движения были малозаметны и случайно неслучайны, словно они не в первый раз это делают, и Никс задумалась, когда и при каких обстоятельствах? Но едва ли это имело значение.
Когда они дошли до помоста, она не могла отвести глаз от столбов. У их оснований лежали цепи с почерневшими звеньями.
На стволах деревьев была свежая кровь.
Ее взгляд перешёл к ближайшему стражнику. Он не смотрел на нее. Он смотрел за ее спину, наблюдал за чем-то.
Должно быть это тот мужчина, Апекс…
Лукан посмотрел на нее.
– Что ты сказал? Что, твою мать, ты там тявкнул?!
Никс застыла.
– Погоди, что…
Мэйхэм подался вперед:
– Я сказал, что ты уродливый импотент. А когда превращаешься – волосатый как обезьяна.
Лукан обнажил клыки.
– Ты, ублюдок…
Когда они кинулись друг на друга, огромные тела обошли ее и врезались друг в друга, кулаки были сжаты, лица раскраснелись в агрессии… и когда драка началась, отряд охранников вышел откуда-то из-за помоста, из тёмного места. Они всегда стояли там в качестве подкрепления? Или это просто пересменка…
Шак схватил ее за руку и резко дёрнул назад.
Когда другие заключённые бросились вперед, навстречу потасовке, они начали делать ставки, доставая смятые купюры, их окружила стража… а она с Шаком проскочила по границе растущего столпотворения, следуя против течения заключённых, двигавшихся к драке.
Шак тянул ее за собой, и, минуя беспорядки, провёл ее к узкому расщеплению в стене примерно в двадцати пяти футах от помоста, драки и стражников. Абсолютно черная щель была такой тесной, что сначала они нормально вошли в проход, но потом пришлось повернуться и идти боком до тех пор, пока не перестали пролезать даже плечи в развороте. Здесь пахло плесенью и затхлостью, и Никс охватила внезапная клаустрофобия – благодаря вони, темноте и узкому пространству.
Не имея другой возможности для ориентации в пространстве, она прислушивалась к тихим звукам, что издавал Шак. Шорох его одежды, едва слышные шаги, скрежет зубов, когда время от времени приходилось протискиваться в постоянно сужавшийся проём, слишком узкий для его плеч – все это помогало ей идти вперед.
Шак не сбавлял темп. Только когда приходилось. Когда проем стал таким узким, что она буквально обтиралась о камень и лицом и задницей, она врезалась в Шака.
– Немного осталось, – прошептал он. – Ты справишься.
Должно быть, он ощутил ее страх.
– Я беспокоюсь не за себя.
Лгунья, подумала она.
Когда она была на грани и собиралась сказать ему, что не может сделать и шага, запах изменился.
Это свежий воздух? – задумалась Никс.
Шак остановился и с усилием повернул голову. По крайней мере, ей так показалось, учитывая, что его голос звучало прямо возле ее ушей.
– Мы идём налево, и двигаться нужно быстро. Не буду напоминать, насколько это опасно.
– Поняла.
– Никс, я серьёзно…
– Заткнись. Если все провалится, то точно не по моей вине, – поклялась она.
***
Шакал на короткий миг закрыл глаза. Храбрость была такой же базовой нуждой, как и потребность в воздухе. Подобно кислороду, поддерживающему жизнь, и в самые тёмные времена, при худших обстоятельствах смелость порой нужна больше всего.
Он не был удивлён железной решимостью Никс.
Более того, она вдохновляла его. А прошло очень много времени с тех пор, как этот сигнальный огонь загорался в его груди в последний раз – и имел отношение к противоположному полу. И вот он, заряженный ее непоколебимой уверенностью, движимый вперед ее примером.
Если бы он мог поцеловать ее, то сделал бы это. Но сейчас он делал то единственное, что было в его силах.
Он вел ее туда, куда ей нужно было.
Последние пятнадцать ярдов были самыми сложными, самыми напряжёнными. Но, наконец, он увидел свет, на котором можно было сосредоточиться, и он убедился, что снаружи не было посторонних запахов и звуков, прежде чем выскользнуть из проёма. Когда он вышел в открытое пространство, заставленное ящиками с консервами, глаза заслезились от света. Обернувшись, он сразу подхватил Никс, короткое мгновение прижимая ее к своему телу. Шакал сделал глубокий вдох, и ее аромат вытеснил все запахи.
Когда он с кивком отступил, она кивнула в ответ. На старт. Внимание. Марш…
Он быстро поцеловал ее, хотя, наверное, не следовало, и потом отошёл и направился к выходу из кладовки, и дальше, по двадцати футовому коридору. Никс следовала прямо за ним.
Когда он вскинул руку и резко остановился, она застыла позади него.
Ни звука впереди. Запахов нет. Как и сигналов тревоги.
По его указке они вошли на территорию Надзирателя… которая максимально отличалась от остальной части тюрьмы. Здесь все коридоры и комнаты были отремонтированы, каменные стены и потолки покрыты штукатуркой, все лампы были встроенными, пол покрыт плиткой. Не было ни плесени, ни запаха сырой земли благодаря системе вентиляции, которая постоянно закачивала свежий теплый воздух в эти подземные покои. Здесь также были другие блага цивилизации, вроде водопровода, коробок с двигающимися картинками, другие технологические навороты, чье предназначение было связано с функционированием тюрьмы.
– Здесь есть несколько секторов, – сказал он тихо. – Спальные места для стражи, рабочая зона и личные комнаты.
– Куда мы пойдем?
– К личным комнатам.
Они шли согласовано, он впереди, она за ним, они скользили по плитке на носочках, держа пистолеты возле бедра. С одной стороны он удивился тому, как быстро и эффективно они сработались. С другой – учитывая их секс, это следовало предполагать. Они двигались синхронно в любой ситуации.
По мере приближения к личным комнатам, Шакала охватила паранойя, что за ними следят. Казалось, это было не так, но он готовился к тому, что им наперерез выпрыгнет стража. Но если он верно рассчитал время… а раз проходила пересменка, значит это так… Надзиратель сейчас в рабочей зоне, проверяет лично выработку в начале и конце каждого рабочего цикла. Но Надзиратель относился к производимому продукту намного серьёзнее заключённых, и было интересно, почему он не переведёт бизнес в более безопасное и не столь замороченное место. Но ему нужна рабочая сила, нужны заключённые и, в конце концов, им не нужно платить. Воистину, заключенные получали еду и базовую медицинскую помощь лишь потому, что необходимо было регулярно менять рабочие смены. Более того, судя по словам Никс о том, какой сейчас был год, многие отбыли свой тюремный срок. Но нужны работники, поэтому они оставались в этом безвременном тусклом небытие.
Это несправедливо. Все это.
Когда он подошел к разветвлению, то вскинул руку, и они оба остановились. Пауза… еще… и еще.
Ничего. Ни звуков, ни запахов
Они двинулись дальше по его кивку. Личные покои Надзирателя тщательно охранялись, когда Надзиратель был на месте. В его отсутствие место превращалось в вымерший город. Даже в этой тишине, пока он уверенно вел Никс к месту назначения, его сердце колотилось в груди несопоставимо с прилагаемыми усилиями.
И не только потому, что он в любой момент был готов напороться на стражу или Надзирателя, изменившего своему распорядку. Приближаясь к Стене, он осознал, что была иная причина, почему он пошел вместе с Никс к ее цели. Другая причина вернуться сюда.
Когда они завернули за угол, он сбился с шага.
Запнулся.
Едва удержался на ногах, опершись рукой об отштукатуренную стену.
– Что такое? – прошептала Никс. – Тебе плохо?
Впереди располагалась камера, сконструированная примерно двадцать лет назад, камера заполненная предметами из внешнего мира была выставлена на обозрение как диорама. Выставочный образец, представляющий жизнь в процессе.
Шакал с дрожью в руках и гулко бьющимся сердцем подошел к решётке. Во рту пересохло, и он попытался проглотить ком, чтобы ответить что-то Никс. Ничего не вышло, особенно когда он посмотрел мимо решётки и стальной сетки.
Там никого не было. На мягкой кровати с простынею и покрывалами. За письменным столом с книгами, блокнотами и письменными принадлежностями. Также никого не было в фарфоровой ванной или в зоне для переодевания за ширмой.
Дыша через нос, он уловил знакомый запах, и попытался убедить себя, что у них все еще есть время… но, на самом деле, не время мешало ему выполнить свой долг.
Внезапно он подумал о решительности и храбрости Никс.
– Кто здесь живёт? – тихо спросила она.
