Текст книги "Шакал (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава 16
К слову о сне с открытым глазом.
Никс сидела, прижавшись спиной к влажной стене пещеры и вытянув ноги по направлению к купели. Она уже оделась, заплетенные в косу волосы все еще хранили влагу, и она осознала, что никогда особо не думала об этом выражении про сон и глаз. Как и в случае с фразой «жизнь – это шоссе», ты время от времени слышишь от других эти слова. Встречаешь в журналах. В середине главы какой-нибудь книги… или даже в начале. Как и все устойчивые словосочетания, комбинация слов использовалась так часто, что в итоге утратила первоначальное значение. К тому же, если разобрать выражение на составные части, смысл в принципе теряется. Если только кто-то не приподнял твое веко зубочисткой, сложно уловить фактическое значение фразы. И если кто-то вытворит подобное, ты уже вряд ли заснешь. Ты достанешь зубочистку и поблагодаришь инициативного товарища зуботычиной.
Ладно, вот вам еще один бессмысленный набор букв: «зубо» – «тычина».
Неважно. Ее глаза – оба глаза – были закрыты, и Никс понимала, что давно потеряла счет времени, значит, наверняка уснула. К слову о помехах: ее сознание, чувства, паранойя, подпитываемая адреналином, покалывание в теле – все это было подобно неостанавливающемуся счётчику Гейгера.
И все триггеры срабатывали ложно.
Звуки – реальные или воображаемые. Запахи – реальные. Изменение температуры воздуха и сквозняки – реальные, но в действительности ни о чем не свидетельствующие.
Каждый раз, когда она просыпалась, то сразу смотрела одним глазом на Шака.
Он сидел в том же положении по другую сторону купели, тело под прямым углом, спиной прислонившись к стене, его мощные ноги были вытянуты, а широкие плечи занимали до хрена много места.
Когда она в сто семьдесят пятый раз открыла глаза, то не сразу поняла, что привлекло ее внимание, но равно как с разбором устойчивых выражений в своей голове, это «А? Что?» превратилось в подобие игры. Весело (нет).
Когда не последовало ничего тревожного – заключённых, стражи – и Шак не отреагировал, Никс снова смежила веки.
Но в этом раз не получилось заснуть с одним глазом.
Она выпрямила ноги, потом снова скрестила. Повторила с руками. Размяла шею.
Оглянувшись по сторонам, хотела выяснить, что именно ее потревожило, словно это знание могло ее успокоить. Или, по крайней мере, выдернуть адреналиновый шнур, присоединенный к ее сердцу, из розетки.
Единственное, что пришло ей на ум, то как он ответил на ее вопрос.
За что тебя посадили?
Мы не задаём здесь таких вопросов.
Сказав это, Шак прошел туда, где сидел сейчас. Какое-то время спустя он рассказал ей важные для нее вещи: расписание стражи, сколько им придется ждать, как ему придется сверяться через определённые интервалы с местоположением стражников.
Она почти не следила за его словами. И у нее возникло ощущение, что и он тоже был не здесь.
И вот они, притворяются что спят. Шак выглядел так, будто действительно задремал, хотя он, наверное, привык спать урывками.
Господи. Сто лет под землёй. Немыслимо.
Расстегнув карман ветровки, Никс достала телефон и включила его. Когда устройство загрузилось, она приготовилась обнаружить, что прошло всего десять минут. Или – все десять часов и им пора выдвигаться.
Часы показали, что с момента последней проверки прошло всего шесть часов, и она удивилась отсутствию реакции со своей стороны. Опять же, это ведь не призыв к действию. Еще рано подскакивать и бежать к тому месту с именами. К Стене.
Выключая телефон, Никс подумала, что ни разу за пятьдесят лет ей не пришло в голову, что Жанель могла умереть. Ни разу. Она по-прежнему отказывалась допускать такую вероятность. В своих мыслях она видела, как подходит к плоской стене с выгравированными именами, просматривает список и не находит ни одной Жанель. Она знала, что будет дальше.
Шак попытается заставить ее уйти. Она останется. И они опять разругаются в хлам.
А тем временем ей оставалось только ждать.
Когда она снова спрятала телефон под замок и устроилась сидя с выпрямления спиной – как столик для еды в самолёте – Никс была слишком взбудоражена, чтобы заснуть. И у нее онемела задница, такое ощущения, что филейная часть стала каменной.
Столкнувшись с отсутствием возможности куда-нибудь пойти и на что-нибудь отвлечься кроме мысленных упражнений, Никс вспомнила год, когда Жанель посадили в тюрьму. Бессонные дни, наполненные истощением и тревожностью, напоминали этот, мысли гудели в ее черепе, под кожей.
Те, кто отбывали наказание, испытывали то же самое? Невозможно представить через сколько страданий…
Резкий и внезапный шум привлек ее внимание, Никс попыталась понять, откуда он исходил, а мозг сказал, что она не впервые его слышит. Именно этот звук разбудил ее.
Никс опустила руку, хватаясь за пистолет, который лежал на камне возле ее бедра, и сняла его с предохранителя. Между делом подумала, что выйдет забавно, если она пристрелит очередного стражника из пистолета, который изъяла у первого убитого ею… а потом мозг перескочил к другому вопросу: распылило ли солнце труп мужчины, который она вытащила к могилам? Сейчас светило уже поднялось достаточно высоко, чтобы испарить…
Звук повторился в третий раз.
Нахмурившись, она посмотрела на купель. Лицо Шака было нахмуренным, брови низко опущены, верхняя губа приподнята в всплеске агрессии… или может от боли. Сложно сказать. И он издавал горловые звуки, которые, достигнув определённой громкости, донеслись до нее несмотря на шум воды.
Хрипы. Рычание. Адамово яблоко ходило туда-сюда вдоль шеи.
Руки, лежащие на его коленях, подрагивали. И он поднимал ступни так, словно куда-то бежал. К чему-то или отчего-то?
– Шак? – позвала она.
Голова резко повернулась, а потом вернулась в прежнее положение. После чего зашевелились его губы, словно он бормотал что-то. А потом он снова погрузился в бессознательное, в котором что-то видел.
– Шак.
Хотя она позвала его громким голосом, он все еще оставался во сне, и кошмар становился хуже. Сейчас он дергался, голова металась туда-сюда.
Одна слеза сорвалась с его ресниц и скатилась по щеке…
Никс подскочила и обошла купель.
– Шак! – крикнула она.
Казалось, ничто не могло достучаться до него. Словами, по крайней мере, точно невозможно.
Когда Никс наклонилась и потянулась к его руке, он резко открыл глаза и повернул голову в ее сторону.
– Что?!
– Тебе снился сон.
Он смотрел на нее так, будто не узнавал. Потом моргнул. Сказал хрипло:
– Это был не сон. А то, что сделали со мной.
– Что они сделали?
Он смотрел на нее, но все равно в его глазах Никс видела странную пустоту, словно он ее не видел.
– Все. Они сделали со мной все.
Прежде чем Никс успела спросить что-то, Шак притянул ее к себе, ее напряжённое тело лишилось равновесия, и она грудью рухнула на его торс.
– Это ты? – выдохнул он – Это действительно ты?
Его рука прошлась по ее волосам и легла на шею.
– Я должен убедиться, что это ты.
Он был возбужден, находясь под ней. Она чувствовала это в его запахе. Но в глазах мужчины плескалась мука, а в голосе слышалась мольба.
– Да, это я, – прошептала Никс.
– Можешь прогнать жар? – Она только собиралась спросить, о чем он говорил, как Шак провёл пальцем по ее нижней губе. – Я не хочу тобой пользоваться, но мне нужно… ты можешь прогнать это, пусть ненадолго?
Их лица находились так близко друг к другу, что она чувствовала, как купается в свете его сине-зелёных глаз… он пленил ее, но не потому, что крепко держал в руках. К ней взывала его внутренняя боль.
– Кто причинил тебе боль? – выдохнула Никс.
– Это не имеет значения. Ты поможешь мне? Мне большего от тебя не нужно. Ни вопросов, ни привязанности… только это.
Когда он склонил голову в бок, Никс закрыла глаза. Ощущение его губ на своих разрядом прошило все тело, и хотя она плохо понимала происходящее, значение сейчас имел только огонь, что полыхнул по венам, устремляясь к ее лону.
Когда Шак отстранился, словно давал ей время для ответа, Никс ответила ему, усевшись на его бедра, напряжённая эрекция вжалась в ее лоно. Уверенными движениями Никс скинула с себя ветровку, а потом стянула через голову кофту.
Урчание, вырвавшееся из его горла, наэлектризовало воздух между ними, а потом мужчина прикоснулся к ее рёбрам и прошелся ладонями верх до бюстгальтера.
– Ты красивая, – сказал он тихо. – В свете свечей. Когда я смотрю на тебя, то оказываюсь где-то далеко отсюда.
Он обхватил руками ее груди, и Никс запрокинула голову, покачиваясь на его бёдрах, потираясь о жёсткую длину члена.
– Я просто хочу касаться тебя. – Он провёл пальцами по соскам. – Вечно.
Наклонившись, Шак поцеловал ее шею, скользнув длинным клыком по яремной вене, и задрал бюстгальтер. Никс охнула, ощутив его ласки, он нежно дразнил соски, жаждущие оказаться в его рту.
– Вот так, объезжай меня. – Опять урчание. – Боги, ты прекрасна в моих руках.
В этот момент ее бюстгальтер исчез, Шак дернул застёжку, и обретенная свобода только подстегнула жажду Никс. Особенно когда его губы начали спускаться… ниже… еще….
Ей пришлось прогнуться назад, чтобы он смог сократить расстояние, и она переместила вес с колен прежде, чем они треснули от напряжения. Сейчас она лежала спиной на его бёдрах, наблюдая, как его тёмная голова склоняется к ее грудям. Его влажный и жаркий рот прошёлся по груди, а потом он чуть отодвинулся и обратил на нее сияющий взгляд.
– Это ты, – вздохнул Шак. – Это все ты.
Он снова склонил голову, ласкам ее языком. Посасывая. Потираясь.
Когда ее кости превратились в желе, а кровь закипела от желания, Никс снова принялась ерзать бёдрами по его паху, их одежда стесняла, раздражала. Она обхватила его бедра, желая прикоснуться к его коже, но Шак, казалось, совсем не торопился, и – вот неожиданность – ее все устраивало.
Когда он, наконец, поднял голову, Шак неотрывно смотрел на ее груди, на торчащие, напряжённые от его внимания соски. Скользнув ладонью по центру ее торса, он словно бы запоминал каждую ее деталь.
– Сними с меня штаны, – выдохнула Никс.
– Я думал, уже не попросишь.
Он судорожно помогал высвободить ее из нейлоновых спортивных брюк, но все вышло неловко и сумбурно, ничего не получалось.
Поэтому она приподнялась и сама спустила их по ногам.
Когда он утробно зарычал, Никс осознала, что сидит с голой задницей перед абсолютно незнакомым мужчиной. Вот только… Шак таким не казался. Она считала его своим любовником, хоть у них еще не было секса.
Все впереди.
Особенно когда он накрыл рукой пах и поправил бугор в штанах.
– Повернись, покажи мне себя, – выдохнул он. – Я должен это видеть.
Вскинув руки над головой, Никс встала на носочки и медленно повернулась для него. Она не знала, откуда в ней эта раскрепощенность, и не стала зацикливаться на этом.
– Иди ко мне, женщина. – Он протянул руки. – Позволь мне быть там, где нужно.
Никс закивала, возвращаясь на него. Расставив ноги, она потянулась выше, опускаясь на колени.
Шак снова поцеловал ее, проникая в нее языком, его руки были нежными, хотя она чувствовала по напряжению в его плечах и затрудненному дыханию, как сильно он ее хотел. А потом он опустил руки и развязал шнуровку на своих штанах. Никс краем глаза увидела что-то очень длинное и толстое, но потом он накрыл рукой ее лоно.
– Ты так готова для меня, – простонал Шак, лаская ее. – Дражайшая Дева в Забвении…
Никс терлась о его руку, ее груди покалывало от соприкосновения с грубой тканью его рубашки. Почему все ощущалось так естественно, она не знала, но, как и с новообретенной уверенностью в своём теле, она просто приняла это чувство. Приняла… нуждаясь… в большем.
Словно читая ее мысли, Шак убрал свои пальцы, покрытые ее влагой, и она ощутила горячую округлую головку, ласкающую сверхчувствительную кожу. Медленно опустилась на него, и они оба охнули, когда он наполнил ее, глубина проникновения и фрикции зажгли все рецепторы в ее теле.
Никс запрокинула голову и обязательно бы вскрикнула, будь она уверена в их безопасности. Но это было не так.
И оттого жажда становилась только сильнее.
Она начала двигаться, бедра активно поднимали ее вес, чтобы потом снова насадить на крепкий ствол. Вверх… и вниз… от каждого толчка она стискивала зубы. Обхватив руками его шею, Никс держалась за мужчину, его же руки сжимали ее задницу.
Никс вскрикнула, достигнув разрядки, и Шак продержался не дольше. Когда его бедра дернулись вверх, и он вжался в нее членом, Никс распахнула глаза и уставилась в каменный потолок, чувствуя, как он кончает, наполняет ее. Она ногтями сгребла ткань его рубашки, и закусила губу, чтобы сдержать все звуки, оставляя лишь отчаянное дыхание.
– Женщина, – выдохнул он ей в губы. – Ты сводишь меня с ума…
А потом они снова начали двигаться.
***
Она был всем, о чем он мог только мечтать.
Кончив так сильно, что пришлось зажмуриться, дабы глаза не вылетели из орбит, Шакал выдохнул сквозь сжатые зубы, наслаждаясь тем, что он находится глубоко в Никс, наполняет ее семенем.
Он оставил на ней свой запах, пометил собой, чтобы все знали, что она принадлежит ему….
Остановись, – приказал он себе. Это неуместно.
Заставляя себя открыть глаза, Шакал вскинул голову и посмотрел на Никс. Ее щеки раскраснелись, рот, этот изумительный рот, был приоткрыт, кончики белых острых клыков едва видны, и он хотел ощутить их в своей вене. Он хотел, чтобы она пила из него, пока он ее трахает.
Или наоборот, он пьет, а трахает она.
Выбрать ее. Чувствовать. Быть здесь… делать это… вот, что ему было нужно, заключенная ими сделка была исполнена с ее стороны. Но он не хотел, чтобы этот раз стал единственным.
Переместив руки на ее талию, Шакал поднимал ее и опускал на свой член, вверх-вниз. И Никс вторила ему и его ритму. Опустив взгляд, он наблюдал, как ствол исчезает в ней и снова появляется, толстый и весь в ее соках. Вид ее раздвинутых ног и проникновений толкнул его к очередному оргазму, и он заставил себя держать глаза открытыми. Он не хотел ничего пропустить, ни один дюйм ее тела. Ее налившиеся груди с розовыми сосками покачивались, голова была запрокинута, а красивый торс, обнаженный торс изгибался в его руках.
На задворках сознания мелькнула мысль, что… Боги, он не видел ничего красивее.
Этого он хотел от нее.
Именно то, в чем он нуждался.
В следующий раз Никс кончила вместе с ним, и Шакал ощутил ритмичное сжатие мышц по всему члену. Он продолжал. Он не хотел останавливаться, никогда. Она была тем удовольствием, что очищало его так, как это не могла сделать купель, в первый раз за очень долгое время он выбрал кого-то, и мог быть с ней честно и чисто.
Но рано или поздно все закончилось.
Когда он, наконец, застыл, Никс открыла глаза, встречая его взгляд, и Шакал жалел, что не может нарисовать ее, хотя у него не было кистей. Он хотел запомнить это до конца жизни… и он будет помнить. Но, как и все воспоминания, память о ней померкнет, когда она покинет тюрьму, и потому воспоминания должны быть надёжны.
Они будут жить долго после ее ухода. Вечно.
А сейчас, особенно когда она принесла ему этот ценный дар, он сделает все, чтобы Никс целой и неведомой выбралась из тюрьмы. Иначе он не сможет жить.
Как, черт возьми, он обеспечит ее безопасность?
Как, черт возьми, он отпустит ее?
– Все хорошо, – прошептала Никс.
В голове мелькнула тысяча вариантов уклониться. Но он ответил честно.
– Нет, – прохрипел Шакал. – Ничего хорошего.
Сочувствие на ее лице ударило по нему сильнее, чем он мог предвидеть. И одно предательское мгновение Шакал подумывал о том, чтобы раскрыться перед ней. Но нет. Это подвергнет ее риску.
– Прости, – выдохнул он.
– За что?
– Не знаю.
– Тогда не проси прощения.
– Я должен…
Выйти, закончил он мысленно. Но несмотря на внезапный хаос в голове… а, может, благодаря ему… он осознал, что не хочет отстраняться от Никс. Она тем временем пригладила его волосы, успокаивая его. И пока она продолжала смотреть ему в глаза, у него возникло ощущение, что она ничего не ждала от него. Не ждала объяснений, еще секса. Она просто… принимала его.
Шакал накрыл ее рот в поцелуе.
Когда их губы соприкоснулись, он почувствовал себя так, будто они целовались годами, и, что более важно, его голод вспыхнул с новой силой. Он с радостью приветствовал брачный инстинкт. Принял его. Ухватился за него как за драгоценность.
Потому что он и был драгоценным.
Повинуясь инстинктам, он закрыл глаза…
И сразу открыл. Темнота сразу вернула его в сон… грозила сном… и он не стал рисковать.
Лекарством стало лицо Никс. Пришлось разорвать поцелуй, чтобы взглянуть на нее, но когда он повел бёдрами, проникая в ее лоно, Никс охнула… и когда она запрокинула голову… когда прикусила длинным клыком нижнюю губу… этот вид с лихвой компенсировал относительную потерю контакта.
Он наблюдал, как она кончает. Ощутил ее оргазм той частью своего тела, что не покидала Никс. Она словно собрала его по кусочкам, вернула душу, когда-то бывшую важной частью его сущности, но ставшую впоследствии ненужным довеском.
Алхимия, которую она создавала, должна была удивить его. С момента, когда их пути пересеклись, появление Никс все перемешало в нем. И Шакал не думал, что такое произойдёт когда-нибудь.
Он не мог и предположить, что Никс… исцелит его.
И от того она становилась более опасной.
Глава 17
– Уверена, что не хочешь есть?
Когда Шак задал свой вопрос, Никс посмотрела на него. Они оба стояли… оба – полностью одетые.
Так, ладно, он всегда полностью одет. Это Никс пришлось одеваться заново.
Казалось, словно и секса между ними не было. Ну, если не двигаться. Когда она ходила, то внутренняя боль напоминала ей о том, что они разделили. Не то, чтобы ей нужно было напоминание. Она помнила каждый поцелуй. Каждый стон, каждое прикосновение, и все их оргазмы. Когда они, наконец, расслабились, Никс устроилась у Шака на груди, и то время, что она обнимала его, ставило под угрозу ее душевное равновесие. Потом встал вопрос о необходимости освежиться, поэтому она снова оказалась в купели.
После того, как он вручил ей брусок грубого тюремного мыла, Шак скрылся в одном из туннелей.
Когда она тщательно вымыла волосы, едва уловимый запах табака донесся до нее, проникая в густое облако аромата елового мыла. Он курил? Хотя кто еще это мог быть.
Сразу после его ухода Никс ждала, что Шак вернётся и присоединится к ней в тёплой журчащей воде. Но спустя какое-то время у нее возникло ощущение, что он ждал, когда она закончит и оденется, поэтому так она и сделала. Как только Никс оказалась в своих штанах и кофте, мужчина вышел из теней, будто наблюдал за ней.
А потом Шак снова устроился по другую сторону купели, прислонившись к стене и вытянув одну ногу, вторую согнув в колене. Словно в его мыслях ничего между ними и не было… из того что было.
Последовав примеру, Никс вернулась на свое место и хотела уже вывести его на серьёзный разговор. Но беседы – уже для состоящих в отношениях, и алло, она знает его меньше суток. И они в крайне враждебной среде.
По крайней мере, пришло время выдвигаться. Она устала беспокоиться о том, что сотворили с ним, и что его мучило во снах.
И что, черт возьми, случилось, что он оказался здесь?
– Никс? Ты голодна?
Фокусируясь, она покачала головой.
– Нет, я в норме. Не хочешь достать себе еды?
– Я не оставлю тебя…
Они оба повернулись одновременно в одну сторону, к туннелю слева. Судя по запахам, к ним приближались четверо мужчин, но, черт возьми, она ничего не слышала из-за шума воды.
Когда она потянулась к пистолету за поясом, Шак резко сказал:
– Это всего лишь Кейн и остальные.
– Остальные? Их много?
Из теней один за другим вышли мужчины. Она расслабилась, узнав аристократа Кейна и Лукана – того, что с жёлтыми глазами.
Следующий мужчина был выше остальных, с более сухощавым телом, но не менее жёстким. У него были седые волосы с чёрными прядями тут и там, но не потому что он вошёл в пору увядания, и волосы были стянуты в необычную косу. Что было странного в нем – радужки того же цвета, что и волосы. Как результат, зрачки выглядели словно две черные дыры, и по его глазам ничего нельзя было понять. Да, он улыбался… на удивление мило. Но что-то скрывалось за этим фасадом, и потому он пугал.
– Привет! – заявил мужчина, и принял какую-то позу из сёрфинга. Двигая туда-сюда руками между ними, он тараторил: – Вот ты, вот я. И мы здесь все вместе!
Потом он обхватил ее руками, сжимая в объятии, которое на удивление не пугало: в нем не было сексуального подтекста, сам мужчина приятно пах и задержался не больше пары секунд. Когда он отскочил от нее и хлопнул в ладоши, словно все происходящее – игра, и он был готов встретиться с командой противника, обнажив уже удлинившиеся клыки.
– Ну что, ублюдки, возьмемся за дело.
Когда Никс посмотрела на Шака, он закатил глаза.
– Он бывает полезным… редко правда.
– О, блин, прости… Мэйхэм. – Мужчина протянул руку. – Извини, следовало представиться прежде, чем лезть с обнимашками.
Никс пожала протянутую руку.
– Приятно познакомиться.
– Никс, я в курсе. – Когда он широко улыбнулся, она снова внезапно подумала, что не представляет, что скрывается за этим выражением. – Кстати, хорошее имя.
– Тебе говорили, что ты похож на золотистого ретривера? – спросила она. – Внешне, по крайней мере.
– Постоянно.
– Ни разу такого не было, – пробормотал Шак.
Мэйхэм наклонился вбок и понизил голос:
– Я пытаюсь сделать происходящее для нее чуточку комфортней. Прочёл об этом в мотивационной книге.
– Неправда. Ты не умеешь читать, и здесь подобных книг нет. И кстати, она – в тюрьме. О каком комфорте для нее ты говоришь?
– Во-первых: ладно, у меня плохое зрение. Дело не в том, что я неграмотный. Второе: где-то здесь теоретически можно найти книги по саморазвитию. И третье: уступаю тебе во втором аргументе, ведь ее комфорт – это твоя забота, если ты понимаешь, о чем я. А, а?
Никс расплылась в улыбке, хотя Шак выглядел так, словно хотел сравнять парня с полом.
– Шак, расслабься, – сказала она. – Все нормально.
– О, уже перешли на уменьшительно-ласкательные. – Мэйхэм толкнул Шака локтем. – Быстро сближаетесь.
– Клянусь Господом, я сейчас задушу тебя голыми руками.
– Шак, – вмешалась она. – Серьёзно, все в порядке…
Она замолчала, когда почувствовала четвёртого мужчину. Кто бы это ни был, он оставался в тени, за пределами света свечей вокруг купели, но она остро ощущала его габариты. И зло в нем.
Из темноты исходила угроза, прокатываясь по каменному полу подобно чёрному туману, который мог подняться вверх по ногам и телу человека и задушить его призрачными руками. Никс непроизвольно отступила назад… с мыслью, что в отличие от остальных, непонятно как оказавшихся в этой тюрьме, этот мужчина здесь за дело.
За какое именно, конечно, неизвестно. Но он был прирождённым убийцей, наслаждающимся этим.
– Это Апекс, – сказал тихо Шак. – Не обращай на него внимание.
Ну точно. Словно она могла проигнорировать хищника, который выбрался из клетки в зоопарке накануне обеда. И ее подмывало попросить не брать его с ними, но у нее же был пистолет, и каким бы свирепым ни казался мужчина, он ничего не противопоставит пуле в голову.
– Пора. – Шак подошел к свернутой тюремной робе. – Я попрошу надеть это поверх рюкзака.
– Хорошая мысль. – Никс надела рюкзак и затем накинула поверх свободную рубашку цвета грязи. – В какую сторону идем?
– По главному проходу. Ты пойдешь в середине. Не поднимай головы…
– И не смотри в глаза. Ты рассказал мне правила. Но какой план? Что я могу…
– Ты держишься между нами. Мы позаботимся об остальном…
– О чем именно.
– Сбережем твою жизнь.
Нахмурившись, Никс подошла к нему и жестко посмотрела в глаза.
– К твоему сведению, с этим я прекрасно справляюсь сама.
– Это правда, я на себе убедился, – отметил Лукан.
Когда Шак ничего не ответил, она решила, что он пошлёт ее. Или даже оттолкнёт. Но он просто потер глаза.
– Мы проведем тебя через Улей, и мы будем там во время пересменки. У Надзирателя есть личные покои, Стена там же. Эти мужчины помогут нам с тобой попасть туда, и, оказавшись на месте, у нас будут считанные минуты, поэтому тебе придется действовать быстро.
– Здесь проблем не возникнет, – сказала она сухо.
Когда он отвернулся, Никс схватила его за руку. Он повернулся и вырвал руку из ее хватки с непреклонным выражением на лице, словно не хотел проявлять эмоции при посторонних. Или, может, в принципе.
Плевать. Она не станет пузырить любовные сопли в такой ситуации.
– Вот. – Она вложила пистолет стражника ему в руку. – Возьми. У меня есть свой.
***
Когда они покинули купель, Шакал поставил Кейна идти первым, потому что он был менее разговорчивым, менее заметным для стражников. Мэйхэм занял левый фланг, Лукан – правый.
Никс шла между ними.
Шакал замыкал процессию. Держа в руке пистолет, который она ему дала.
И, наконец, тормозным вагоном их небольшого отряда стал Апекс. Мужчина держался от них на расстоянии, это было тактическое преимущество и свойственная ему черта. Он не приближался ни к кому, и можно подумать, что подобные замашки одиночки не совместимы с их коллективной миссией. Но Апекс обожал убивать стражников. Его любимое времяпрепровождение. Он здесь не ради Никс или даже Шакала, перед которым он в долгу.
Нет, он искал кровопролития… и часто находил. Если где-то пропадал охранник, а тело не находили? Велика вероятность, что постарался Апекс, а потом приготовил останки и съел их, чтобы не оставлять улик. Его успех и тишину вокруг этих убийств обеспечивал тюремный кодекс. Какие бы злобные и отпетые уголовники здесь не сидели, они никогда не крысятничали с такой информацией… к тому же, скорее всего, они больше боялись Апекса, чем прихвостней Надзирателя. Что до самого Надзирателя? Замечал ли он попадающих стражников? Учитывая сложный график – наверняка, но он ни разу не обвинил Апекса. Пока, по крайней мере.
Включать этого парня в их план было рискованно. Последнее, что Шакалу нужно, – неуправляемый жестокий псих в их команде. Но в итоге он решил, что ценность жесткого бойца в заварушке стоила риска, и в любом случае, уже поздно менять планы. Апекс уже вышел на охоту.
Когда они осторожно покинули секретный коридор и вышли в туннели тюрьмы, они встретили несколько заключённых на своём пути. Вскоре их стало больше. По дороге в Улей всегда был стабильной поток. С другой стороны, там происходил обмен на черном рынке. Там заключённые снимали кого-то на секс… иногда трахались, не отходя от места. Там они взаимодействовали по разным поводам – ругались, дрались, смеялись и играли в карты. Занимались сексом.
Учитывая, какой работой нагружали многих из них, а также блеклое существование во внерабочие часы, сложно винить это общество проклятых. Но он боялся привлечь внимание… и не только стражи.
К счастью, его часто видели в компании Кейна, Лукана и Мэйхэма. И он хотел верить, что если они будут держаться близко друг к другу, а Никс опустит голову в пол, то никто ничего, абсолютно ничего не заметит.
А с Апексом никто не станет связываться. В этом плане за него можно быть спокойным…
Когда первые нотки знакомой вони достигли ноздрей Шакала, он оценил запах так, как это сделала бы Никс, впервые в жизни. Комбинация пота и земли, секса и телесного разложения слоем грязи осела в синусовых пазухах, ты ощущаешь ее долго после того, как оказываешься вне зоны поражения.
Он хотел взять ее за руку. Просто протянуть руку, прикоснуться к ней, чтобы Никс знала, что он рядом.
Вместо этого Шакал усилил хватку на пистолете.
Шум Улья был еще одним предвестником. Низкочастотный, резонирующий гул только зарождался, и Шакал подумал о том, что сравнение с пчёлами было уместно и в другом смысле. Стража была не глупа. Подобная концентрация заключённых представляла собой осиный улей, что грозился вырваться из-под контроля, и они не рисковали, пресекая всякие волнения.
Но сменам необходимо меняться. Даже Надзиратель не может заставить стражников работать круглые сутки. У Шакала и Никс был крошечный шанс, одномоментный. Он десятилетиями изучал схемы. Он знал, когда этот момент наступит, как долго продлится и куда им нужно идти.
Сосредотачиваясь на женщине перед собой, он подумал о том, что произошло между ними возле купели. Что она дала ему. Ирония, что он оказался в долгу перед ней за то, что требовал с нее изначально. Он поступит честно по отношению к Никс и уважит ее желание узнать о судьбе своей сестры.
А потом вытащит ее отсюда.
