Текст книги "Замок в лунном свете"
Автор книги: Дьюи Вард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Я сжала голову руками.
– Если бы я знала! Идемте скорее, – я подхватила его за локоть, – мне неприятно смотреть на него и думать о нем.
Дэйв недоумевающе наморщил лоб:
– И вы не знаете, в чем причина?
– Нет, – прошептала я, тяжело дыша. – Не имею понятия.
Глава седьмая
Когда я вошла в библиотеку, бабушка сидела в своем излюбленном кресле возле камина. Отец стоял у окна.
– Как тебе понравилась ферма? – спросил он.
– Замечательно. Мистер Эндрюс – прирожденный экскурсовод, – при этих словах я почему-то смутилась и повернулась к бабушке. – Кстати, после обеда он собирается в город; если можно, я. хотела бы поехать с ним. Нужно купить кое-какие мелочи, и потом – я очень хочу посмотреть Ньюбери. Вчера было совсем темно.
Бабушка вздохнула:
– Я поняла, Морин. Тебе нужны деньги.
– Совсем немного. Ты ведь знаешь, что у меня нет ни цента.
– Надеюсь, – в ее голосе появились нотки озабоченности, – с тобой не приключится неприятностей по дороге? Не забывай, ты только вчера выписалась из больницы. До выздоровления еще ой как далеко!
Я попыталась возразить, но бабушка взмахнула своей сухой рукой:
– Не перечь! Ночью я заходила в твою комнату, и там горел свет. Мне пришлось выключить его, а ты даже не проснулась.
– Это не следствие болезни – всего лишь привычка. В клинике все спали при свете.
– Бегать голышом по лестнице – еще одна из твоих привычек?
У меня перехватило дыхание. Каким образом она могла узнать? Руки в карманах куртки сжались в кулаки.
– Ты не должна говорить так, мама, – пришел на помощь отец. – У Морин была трудная дорога, потом впечатления…
Его голос дрожал. Словно испугавшись своей собственной смелости, он отвернулся и открыл дверцу бара.
– Не слишком ли рано, Реджи?
– Не раньше, чем обычно, – вполголоса возразил отец и наполнил бокал.
Бабушка поджала губы и уничтожающе посмотрела на меня.
– Видишь, мне указывают, как следует говорить. Ладно. Однако твое состояние таково, что о поездках не может быть и речи. Составь список необходимых вещей и передай его Дэвиду Эндрюсу, он все купит. Так будет лучше.
Я закусила губу.
– Ты не хочешь, чтобы я появлялась в Ньюбери?
Рука, бабушки дрогнула, потом вновь потянулась к серебряному кресту.
– Не говори глупостей! Прежде чем отправляться в город, пожалуйста, наберись здоровья. Я совсем не хочу, чтобы о тебе пошли сплетни. Все эти месяцы нам тоже было тяжело. Кто мог подумать, что девушка из рода Томасов угодит в сумасшедший дом! Кто знал твою мать…
Не дослушав, я повернулась спиной к ней и направилась к двери.
– Морин! – послышался голос отца, но я даже не оглянулась, с силой захлопнув дверь.
Впрочем, голоса были слышны; и в прихожей.
– Мама, ну зачем? Ее не выписали бы, если бы что-нибудь было не в порядке.
Унылое бормотание отца прервал резкий ответ бабушки:
– Что ты несешь, Реджи? Стоит один раз попасть… И вообще, кто переписывался с врачом, ты или я?
Я поднялась в спальню, плотно прикрыла дверь и задумалась. Что толку спорить, если исход спора предрешен заранее. И нечего пенять на свою горькую участь. Самое лучшее, что еще можно сделать, – сесть на стул и составить список, о котором просила бабушка.
Признаться, такое решение если не утешило, то уж, во всяком случае, успокоило меня.
Машина стояла возле ворот, и Дэйв Эндрюс дожидался меня, сидя на водительском месте.
– Сожалею, но мне не разрешили, – коротко сообщила я.
Если Дэйв и был разочарован моим заявлением, выражение его лица ничуть не изменилось.
– Бабушка опасается, как бы по городу не поползли сплетни. В конце концов, меня считают сумасшедшей… – Я запнулась, заметив, что он смотрит куда-то в сторону. Черт с ним. Обязана я, что ли, отчитываться в чужих поступках! Наплевать, пусть смотрит, куда хочет, и думает, что думает. Я протянула список:
– Вот вещи, которые мне нужны. Счет передайте бабушке, она заплатит. Пожалуй, все… Мне пора. Прощайте.
– Может быть, я чем-нибудь могу вам помочь, мисс Томас?
От неожиданности я не сразу обрела дар речи.
– Д-да, – я настороженно вгляделась в его лицо. – Если вас не затруднит, пожалуйста, поговорите с доктором Питерсом. Мне ни за что не разрешат увидеться с ним, даже если понадобится выписать лекарство. Нет-нет, не нужно ничего говорить. Я знаю ее лучше, чем вы.
Дэйв удивленно смотрел на меня и молчал. Может быть, он тоже думает, что у меня мания преследования?
– Пожалуйста, – прошептала я, – пожалуйста, скажите доктору Питерсу, что мне нужно срочно с ним встретиться. Не знаю, каким образом это произойдет, но мне необходимо его увидеть.
Дальнейшая беседа могла вызвать подозрения. Я повернулась и быстро зашагала вдоль песчаной тропинки, уводившей в сад. Лишь оказавшись под сенью деревьев, ветви которых скрывали меня от неосторожных глаз, я остановилась и глубоко вздохнула.
Дэвид Эндрюс развернул машину и выехал на шоссе. На какое-то мгновение в боковом зеркальце мелькнула фигура девушки, бегущей через сад, потом она скрылась из виду.
Проклятье. С возвращением Морин его спокойное существование угрожала нарушить паутина неведомых интриг. Не минуло и суток с того момента, как он вернулся из города, и вот… Его просят о помощи.
Следовало подумать, как лучше связаться с доктором Питерсом. Звонить по телефону было бы крайне неосмотрительно. В Ныобери работали всего две телефонистки – Кора Фогельсон и ее сестра Нетти. День они проводили в сумрачном помещении телефонной станции, а вечера коротали за пересказом подробностей, неосторожно оброненных в разговорах их клиентами.
Постепенно город привык, к такому порядку вещей, и все мало-мальски важные дела обсуждались с глазу на глаз.
Наилучшим выходом был бы прием у доктора Питерса. Для этого нужно было найти правдоподобный предлог, иначе, чего доброго, по городу тут же поползли бы слухи, что он болен чем-то ужасным и неизлечимым.
Дэвид выехал на центральную улицу и затормозил у аптеки.
– Добрый день, Бенни.
Человек, стоявший за прилавком, приветливо кивнул в ответ:
– Привет, Дэйв. Как делишки?
– Не так, чтобы очень. Вот, растянул руку.
– Что за невезение! Может, сделать спиртовую примочку?
– Да нет, я уже пробовал. Не помогает. Придется идти к доку Питерсу. Отсюда можно позвонить? – он поднял трубку. – Алло, Кора? Пожалуйста, соедините меня с доктором Питерсом. Нет-нет, спасибо, ничего серьезного.
Он с ухмылкой повернулся к Бенни и подмигнул, прикрыв рукой трубку:
– Похоже, моя болезнь ее сильно расстроила.
Оба рассмеялись. В трубке раздался серьезный голос доктора Питерса, и Дэйв коротко поведал про свои злоключения: поднимал дверь сарая, соскочившую с петель, и повредил при этом, сухожилие. Доктор внимательно выслушал, подышал в трубку и попросил заехать где-нибудь через полчаса. Что ж, это вполне устраивало Дэвида.
Между тем Бенни Потерфильд изучил список, поданный Дэйвом, и выложил вещи на прилавок.
– Заколки для волос? – удивился он. – Зачем они миссис Томас?
– Не для нее, Бенни. Для внучки.
У Бенни заблестели глаза.
– Ага, Морин приехала! Не ожидал, что ее так быстро выпустят. По моим подсчетам ей еще жить и жить в психушке. Ну, и как она тебе?
– Вполне нормальная, – Дэйв постарался скрыть свое раздражение.
– Немудрено. С первого взгляда нипочем не догадаешься, что у человека в голове творится. – Бенни завернул покупки.
– Запиши на счет миссис Томас, – сказал Дэйв и потер локоть. – Болит, черт возьми.
– Вижу-вижу. Беги-ка быстрей к доктору Питерсу.
Прижимая к боку локоть – предположительно поврежденный, Дэйв протянул свободную руку и перехватил сверток.
– Долго она не протянет в «Хогенциннене», – задумчиво проговорил Бенни. – После веселой жизни в Нью-Йорке здесь ей будет скучно со стариками. А уж развлекаться она всегда любила – ты понимаешь, о чем я… – он захихикал. – Просто цирк был, когда она в голом виде ходила купаться с Джонсонами, а ведь ей не было и пятнадцати…
Дэйв стиснул зубы:
– Ну, сейчас она выглядит очень даже пристойно. Только вот вид у нее усталый.
– Симпатичная девчонка. Наверное, сильно изменилась после болезни? – добавил Бенни почти сочувственно.
– Бог его знает. – Дейв пожал плечами. – Я только вчера ее увидел.
«Проклятый городишко, – подумал он, садясь за руль. – Все только и делают, что трогательно заботятся о твоем здоровье, а на деле – злобно шипят и ждут сенсаций, способных всколыхнуть их серую жизнь… Возвращение Морин Томас, похоже, стало для них прямо-таки манной небесной».
Больничная приемная была пуста. Слава Богу! Дверь кабинета открыл сам доктор Питерс:
– Проходите, мистер Эндрюс, садитесь.
Брайан Питерс выглядел моложе своих лет. Его непослушные волосы всегда казались взлохмаченными, а печальные темные глаза, смотревшие на пациентов сквозь толстые стекла очков, сразу же располагали к себе.
– Показывайте вашу руку.
– Честно сказать, я пришел по другому поводу, док, – Дэйв покачал головой. – Рука была предлогом, иначе сестры Фогельсон тут же все разболтали бы. Главная причина – Морин Томас.
Доктор Питерс сел за стол, взял трубку.
– Я слышал, вы вчера забрали ее из нью-йоркской клиники. Как она себя чувствует?
– Едва ли мое мнение можно считать компетентным. Наверное, ей не стоило так поспешно прерывать лечение.
– Почему вы так думаете? – доктор не спеша закурил, откинулся на спинку кресла.
– Морин считает, что бабушка не разрешит ей встретиться с вами.
– У нее есть для этого основания?
– Ну, она говорит, что хорошо знает свою бабушку. Действительно, миссис Томас привыкла, чтобы ее приказы выполнялись беспрекословно. Сегодня она запретила Морин ехать в Ньюбери.
– Была какая-то причина?
– Здоровье Морин… На самом-то деле миссис Томас не хочет лишних сплетен.
Доктор Питерс выпустил облачко дыма и задумался.
– Меня многие отговаривали начинать практику в маленьком городке, хотя, по моему мнению, для молодого врача это как раз то, что нужно. Правда, иногда все поворачивается вовсе не так, как хочется – я пока плохо знаю Ньюбери и семейство Томас… Морин не говорила вам, что мечтает стать писательницей?
– Нет. Почему вы решили?
– Так получилось, что теперь и она – моя пациентка. – Доктор Питерс улыбнулся. – История болезни Морин Томас лежит в ящике моего стола. Вместе с рукописью, которую мне переслали из Нью-Йорка, и пояснениями – убористым почерком на двухстах страницах. По специальности я терапевт, а теперь мне придется стать и психиатром: причем, заниматься своими новыми обязанностями тайно. Не слишком ли многого вы от меня требуете?
– Вас больше привлекает возможность остаться в стороне?
– Я этого не говорил. Однако лишь после подробного, спокойного разговора с Морин я буду способен понять, смогу ли чем-либо ей помочь. Может быть, вам следует объяснить, чего вы от меня ждете?
– Морин нужна помощь. – Дэйв нервно зашагал взад-вперед по комнате. – Если вы согласны, док… – он остановился. – Да, почему бы вам не встретиться с Морин у меня? К моему сараю не забредает ни одна живая душа. Хотя… могут заметить вашу машину.
– Я буду не на машине, – сказал доктор Питерс. – Иногда вечерами я выбираюсь на рыбалку. Об этом знает весь Ньюбери. Машину я оставляю у водопада и дальше с удочками иду пешком вдоль берега. Оттуда можно незаметно пройти и к вашей хижине.
– Отлично. Какое время вам удобно?
– Где-нибудь между шестью и семью вечера.
Дэйв кивнул. Доктор Питерс разжег потухшую трубку.
– А теперь – ваше алиби, – произнес он с заговорщицкой усмешкой.
Дэйв улыбнулся, закатывая рукав. Натянутость в разговоре наконец исчезла. Доктор Питерс деловито наложил повязку. Прощаясь, они ощущали себя подростками, связанными таинственной клятвой.
– Будьте осторожны, – предупредил врач. – Если миссис Томас узнает, вы лишитесь места.
Дэйв пожал плечами:
– Ничего страшного. Найду другую работу. Хуже будет, если она проведает о вас. Вы не боитесь?
– Немного, если честно, – голос доктора Питерса был серьезен. – Но когда больной просит о помощи…
Он подошел к двери, повернул ручку и быстро добавил, увидев в приемной пациентов:
– Ни в коем случае не снимайте повязку до следующего осмотра, мистер Эндрюс. Если боль возобновится, приходите немедленно.
– Обязательно. Благодарю, доктор, до свидания!
Глава восьмая
Как прекрасно было скакать верхом, снова, после такого долгого перерыва! Я держалась в седле так же уверенно, как когда-то в детстве. Запах лошадей действовал успокаивающе, а необходимость время от времени отдавать ей приказы удесятеряла мои силы.
Барон бежал рядом и лаял. Было уже далеко за полдень, солнце сдвинулось к горизонту. Стало прохладно, деревья шуршали листвой на влажном мартовском ветру.
Я взглянула на часы, одолженные мне Эндрюсом: он не хотел, чтобы я опоздала на встречу с доктором Питерсом. Без двух минут семь.
Перед старым сараем я остановилась и едва узнала его – так он преобразился благодаря стараниям Дэйва. Я огляделась. Поблизости никого, дверь закрыта. Я спрыгнула с седла. Все мышцы болели от непривычной нагрузки, слабость была такая, что я боялась упасть. Но все быстро прошло, я привязала лошадь к изгороди и вошла в дом.
Меня встретила угрюмая берлога одинокого мужчины. Стол, несколько стульев, настольная лампа, кровать. Разнообразие, если это было разнообразием, вносили две свечи, вставленные в бутылки из-под виски, и карточная колода на столе. Надо было обладать недюжинным запасом нежности, чтобы любить подобное обиталище.
Я присела на кровать и закурила. Вскоре послышались приближающиеся шаги, скрипнула дверь, и вошел незнакомый мужчина.
– Добрый вечер, – он улыбнулся. – Я и есть тот самый доктор Питерс. Приятно видеть вас, Морин.
Он поставил к стене удочки и подошел ближе, протянув для рукопожатия руку.
– Я так благодарна, что вы пришли, – прошептала я совсем тихо, словно подчеркивая запретность нашей встречи.
– Рад познакомиться. Надеюсь, у нас достаточно времени обсудить все, что вас волнует. – Он произнес эти слова не громко и не тихо – скорее так говорит врач со своим пациентом. – Доктор Джеймсон прислал мне историю вашей болезни с подробными примечаниями.
– Да, он говорил об этом. Однако ему ничего не было известно о моих отношениях с бабушкой. Признаться, я и не предполагала, что будет так трудно…
Он, протестуя, развел руками.
– Доктор Джеймсон как раз сообщает, что она противница любого психотерапевтического вмешательства. Но это не играет роли, – он улыбнулся. – Ведь я не психиатр, а просто врач широкого профиля, и доктор Джеймсон это знает. Так что на квалифицированные консультации, я думаю, рассчитывать не приходится.
– Мне все равно необходима ваша помощь, – прошептала я. – Я всего боюсь. Если существует средство от этого страха…
– Страха чего?
Я на минуту задумалась.
– Страх перед домом, боязнь родных… Это признаки паранойи, правда?
Он пожал плечами:
– Как вы уже знаете, я не специалист. Но если ваш страх имеет цод собой реальную почву…
– Она делает все, чтобы убедить меня в неизлечимости моей болезни. Запрещает выезжать в Ньюбери. Не позволяет лечиться… – у меня сорвался голос. – Наверное, вам известно, что она предпочла бы на всю жизнь упрятать меня в сумасшедший дом?
Он внимательно посмотрел на меня, кивнул:
– Да, доктор Джеймсон писал об этом.
– Так, может быть, она права? – взорвалась я. – Может быть, так все и есть на самом деле? Сегодня вечером я забыла погасить свет. А утром… бежала из ванной… в свою комнату, забыв накинуть халат.
На этот раз он взглянул на меня с удивлением, и я, не удержавшись, добавила:
– Я была совсем голая… Может быть, она права, запрещая мне появляться в Ньюбери. – Я опустила голову. – Иногда я думаю, что в ее запретах больше разумного, чем это кажется на первый взгляд.
– Возможно, возможно. Вы не припоминаете давнюю историю с братьями Джонсон?
Я вскочила:
– Откуда вы знаете?
– Успокойтесь. Ни один человек в Ньюбери не знает ничего определенного. Пока я слышал версию самих Джонсонов, в которую почему-то все верят. Я хотел бы услышать эту историю от вас.
– Этого не знал даже доктор Джеймсон… Я сама вспомнила все только вчера вечером. Наверное, вид озера за окном оказался недостающим звеном в воспоминаниях.
Я начала рассказывать. Сначала сбивчиво, запинаясь. Затем, поощряемая вниманием доктора, все, увереннее. Я чувствовала, как вместе с рассказом с моей души падает тяжелый груз.
Когда я закончила, доктор Питерс молча смотрел перед собою.
– Вам не было и пятнадцати, когда это случилось. Вы уже имели представление о сексе?
– Думаю, да. Во всяком случае, я сразу поняла, о чем идет речь, когда они стали бросать жребий, кому я достанусь.
– Кто в первый раз рассказал вам об этих вещах? Родители?
– Кажется, нет. Не помню. Может быть, мой брат, Сэм… – я не могла говорить дальше и закрыла лицо руками.
– Что с вами? Это как-то связано с вашим братом?
Отчаяние прошло так же быстро, как и подступило. Я попыталсь вспомнить.
– Не знаю. О Господи! Не знаю…
– Не расстраивайтесь. Скоро вы легко вспомните все сами. В самый неожиданный момент… – он медленно поднялся. – Думаю, на сегодня достаточно. Мы уже битый час бередим ваши раны. Дать вам успокоительное?
– Нет, спасибо. Хватит того, что прописал доктор Джеймсон. – Я слабо улыбнулась.
Питерс неуверенно переминался посреди комнаты. Снял очки и принялся, протирать толстые стекла носовым платком.
– Узнав, что вам необходима помощь, я счел своим долгом встретиться с вами. Но боюсь, что мало чем смогу быть полезен.
– Нет, что вы! Сама мысль, что я могу на вас рассчитывать, действует лучше любого успокоительного.
– Что ж, не все так плохо, как кажется. Думаю, стоит встретиться завтра в это же время. Вы не против?
– Даже не знаю, как вас благодарить. К сожалению, мои нынешние средства не позволяют говорить об оплате. Когда я буду в состоянии зарабатывать сама…
Он кивнул.
– Вот тогда и поговорим об оплате, не раньше. А если вам по какой-либо причине нужно будет увидеться со мной раньше завтрашнего дня, придумайте себе какую-нибудь болезнь.
– Например, растяжение? – Я улыбнулась.
Мы вместе вышли во двор. В небе уже загорались звезды. Доктор Питерс собрал свои удочки и направился к берегу озера. Я постояла возле сарая, отвязала лошадь и забралась в седло. Получилсоь хуже, чем хотелось бы, но это не огорчило меня.
Несмотря на прежние опасения заблудиться, сейчас я ориентировалась вполне уверенно. Каждое дерево, каждая поляна были мне знакомы. Память возвращалась, наполняя мое сердце радостными ощущениями.
И тут, к великому огорчению, мне пришло в голову, что я уже не помню лица доктора Питерса.
Встреча затянулась дальше, чем я рассчитывала, и я подгоняла свою лошадку. Вечерний коктейль был в «Хогенциннене» чем-то вроде обязательного ритуала, которого бабушка придерживалась очень строго и не терпела опозданий.
Вернувшись домой, я поспешила принять душ и переодеться. На теплую ванну времени уже не оставалось. Наскоро убрав волосы, я прихватила сигареты и хотела выбежать из комнаты, когда что-то заставило меня обернуться. В спешке я забыла погасить свет. Второй раз подобную оплошность нельзя было допускать ни в коем случае.
Бабушка и отец уже сидели в библиотеке, служившей одновременно столовой, и посмотрели на меня с осуждением. Бабушка, как всегда, смаковала свой шерри. Отец стоял у бара с бокалом в руке.
– Коктейль, Морин?
– Думаю, будет достаточно щерри, – перебила его бабушка. – С ее здоровьем не следует привыкать к горячительному.
– Мартини меня вполне устроит, – словно кто-то другой говорил моим голосом. Впрочем, я уже устала уступать. – Сухой мартини, пожалуйста.
Отец растерялся, но бабушка молчала, пораженная моим ответом, и он послушно повернулся к бару. Я прикурила и положила пачку сигарет на столик.
Мартини согревал, и я пила его с наслаждением.
– На улице жуткий холод… Как хорошо оказаться в тепле в приятном обществе.
– Где ты была? – Бабушка недоверчиво наблюдала за мной.
– У водопада и дальше – через поле.
– Похоже, вместе с памятью ты потеряла и способность ориентироваться, милая Морин, – ее сухие губы дрогнули в язвительной, усмешке. – Я видела, что ты прискакала с другой стороны.
Преодолевая растерянность, я возразила:
– Я сделала крюк, чтобы осмотреть ферму.
Странно, но ложь далась легко. Был ли это признак выздоровления? Или наоборот?
Наступила пауза. Совершенную тишину нарушало потрескивание огня в камине. Нам нечего было сказать друг другу, если не считать колких замечаний бабушки. Традиционный вечерний коктейль всегда проходил именно так. Я стояла спиной к камину со стаканом в руке и внезапно будто увидела прямо перед собой женщину в такой же позе, отпивающую маленькими глотками мартини, пожимающую плечами на бабушкины вопросы, бойко отражающую ее выпады, – красивую женщину с крупными, резкими чертами лица, которая годами подавляла свой гнев, скрывала ненависть к свекрови.
Я вспомнила это лицо.
Налей мне еще? – я протянула отцу пустой стакан. Бабушка хотела что-то возразить, но я с подчеркнутой вежливостью опередила ее:
– Я хотела тебя поблагодарить за то, что ты все это время кормила Барона.
– Меня просил об этом твой отец, – ответила она сухо. – Терпеть не могу овчарок. Они ненадежны. Но, в отличие от тебя, Морин, я люблю животных и ни за что не стала бы держать большую собаку в тесной квартирке.
– Но многие люди в Нью-Йорке заводят собак, – возразила я. – И потом, я его ежедневно подолгу выгуливала.
Она пожала плечами и повторила:
– Овчарки ненадежны. Я уже предупредила твоего отца: одна задавленная курица – и я велю усыпить пса.
Я с силой сдавила бокал, словно желая скомкать, раздавить толстое стекло. Нужно было предвидеть такой поворот. Проявление чувств каралось, и каралось жестоко. «Хогенциннен» не поощрял человеческих слабостей: интриги, коварство – его стихия. Внезапно мне захотелось выбежать, оказаться вдали от неуловимой угрозы, притаившейся под сводами залы.
– Морин, ты вся дрожишь! Не простудилась ли ты? – в голосе бабушки слышалась озабоченность.
– Н-нет… наверное, второй мартини был лишним. Прошу извинить меня…
Я поставила бокал на стол и выбежала из комнаты. К горлу подступила дурнота, я бросилась в ванную. Но тревога оказалась ложной, тошнота отступила. Умывшись холодной водой, я почувствовала себя лучше.
Когда я, переодевшись и приведя себя в порядок, спустилась к ужину, бабушка была в библиотеке одна.
– Твой отец уже в гостиной, – произнесла она и без всякого перехода добавила: – Я бы на твоем месте не стала больше пить мартини.
Предостережение было излишним; я пришла за своими сигаретами. Быстрый взгляд на стол – и я застыла в недоумении. Пачки не было.
– Что-нибудь случилось?
– Я хотела забрать сигареты… – пробормотала я. – Кажется, я оставила их на столе.
Холодные глаза пристально оглядели меня, на губах появилось подобие улыбки:
– Ты забирала их. Разве ты не помнишь, Морин?
Я смущенно поправила волосы.
– Конечно. Я совсем забыла.
Вместе с бабушкой, я степенно прошествовала из библиотеки в гостиную. При этом я совершенно отчетливо помнила, что не брала сигареты перед тем, как уйти из комнаты. Или же?..
Я снова начала сомневаться в своих способностях. Возможно, память сыграла очередную шутку со мной – ведь шел только второй день, как я покинула клинику. Хотелось броситься в комнату, перерыть вещи, найти забитую пачку. Усилием воли я сдержала порыв – понурив голову, двинулась следом за бабушкой.
– Быстрее, Морин. Ты же знаешь, я не люблю, когда опаздывают к ужину.
– Иду, бабушка.
