Текст книги "Потайной ход"

Автор книги: Дункан Кайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Вскоре ему стало известно, что у меня есть тайна. Большая тайна, о которой я узнал, убегая по подземному ходу. Отец Бодински – человек умный и все понял. Я сказал ему, что это одна из самых больших тайн на свете и очень опасная. О ней знаю только я, и больше никто.

Отец Бодински посоветовал мне написать обо всем, потому что это снимет с моей души тяжесть. А если я умру, то умрет и секрет. Я молился, думал. В конце концов я записал все, о чем помнил. На следующий день отец Бодински унес мою исповедь. Он обещал надежно ее спрятать. Моя тайна в безопасности, ведь я писал по-украински. Отец Бодински не может прочитать. Он отдал записи директору английской школы для священников, который поклялся передать их своему епископу. Мне сообщили название церкви, номер места в церкви. Это специальный код. Таким образом я получу свою исповедь, если однажды захочу вернуть ее назад.

До сих пор все шло хорошо. Отец Бодински устроил меня вместо кого-то на корабль с эмигрантами, идущий в Новую Зеландию. Я прожил там два года. Потом отправился в Западную Австралию, менее заселенную людьми. Теперь я живу здесь. Переезжаю с места на место. Везде хорошо. Всегда солнце, хорошая еда.

Каждый год я отправлял открытку отцу Бодински и каждый год он присылал открытку своему другу – священнику в Перте. Я звонил этому другу и спрашивал, все ли в порядке. Мне отвечали, что все хорошо. Так продолжалось до 1953 года. В тот год отец Бодински исчез. Вечером он вышел позвонить по телефону-автомату недалеко от дома и не вернулся. Его больше никогда не видели. Полиция предположила, что отца Бодински выкрала русская или польская секретная полиция. Потому что он большой враг коммунистов. Но доказательств никаких не было, ничего не было.

После этого известия я все время переезжал. На одном месте жил месяц, а потом снова в путь. Я – сильный, работы много. Кроме того, я только так чувствовал себя в безопасности.

В том же году я услышал, что Сталин умер. Маленков должен заменить Сталина. Я видел Маленкова много раз, когда он был секретарем великого вождя, но не верил, что он может выполнять работу Сталина... Не считал его сильным человеком. Некоторое время я думал, что со смертью Сталина мне не нужно больше прятаться, моя тайна потеряла свою значительность. О ней знали два человека, теперь – только один.

Но я читал газеты, вспоминал людей, которые приходили к Сталину, их холодные, жестокие глаза и лица. В Кремле идет борьба. Скорее всего, Маленкову придется уйти, потому что вокруг него полные амбиций, рвущиеся к власти Берия, Каганович, Хрущев, Молотов, Микоян.

У меня осталась моя тайна. Найдется много людей на Востоке и на Западе, которые все отдадут за нее. И снова моя тайна гнетет меня, как огромный груз. Если я отдам ее кому-нибудь, ее используют в грязных целях. Если же она останется у меня, ею нельзя воспользоваться. Так я решил. Сталин мертв, я не должен всегда прятаться.

Я поехал в Брум к одной женщине. Она австралийская японка, очень добрая, очень красивая. У нас родилась дочь, назвали ее Александрой. Мы решили, что скоро поженимся.

Потом я случайно нашел одну австралийскую газету, видимо, кто-то случайно забыл ее в лодке, мыть которую входило в мои обязанности. В ней я прочитал, что Организация Объединенных Наций протестует против назначения Советским Союзом в ООН Юрия Гусенко. Оказывается, Гусенко был правой рукой Андропова и участвовал в кровавых событиях в Венгрии. У Гусенко было также задание привезти в наручниках в Москву из Праги Дубчека. В статье сообщалось, что Гусенко занимает высокий пост в КГБ. Я подумал, может, этот Юрий Гусенко совсем другой человек, а не тот, с которым мы служили в кремлевской охране. Ведь в Советском Союзе много Гусенко. Но в той же газете я нашел еще одну статью о деятельности Гусенко во время революции в Будапеште. Автор называет его по имени-отчеству и пишет, что Юрий Анастасович Гусенко убил выстрелом в голову генерала Малетера после того, как обещал ему безопасность.

Моей свободе пришел конец. В настоящее время Гусенко – могущественный человек, занимающий высокое положение в Комитете государственной безопасности, а также в ООН. С этого дня я все время думал, догадывается ли Гусенко, что я в Австралии? Надеюсь, он не знает, где я. Если ему это известно, со мной может случиться то же самое, что и с отцом Бодински. Но ведь прошло уже тридцать пять лет. Скорее всего, он меня забыл. Хотя сердцем чувствую, что он помнит своего напарника Петра Ивановича Кинского, исчезнувшего ночью из квартиры Сталина. Такой человек все еще хочет знать, как Петр Иванович это сделал".

* * *

Я восхищенно присвистнул:

– И представить себе не мог, что Питеркин был таким человеком!

На Алекс было смешно смотреть. Лицо сияло от гордости, и в то же время из глаз текли слезы. Она все время ими моргала и бормотала:

– Почему я не знала?

– Потому что это была его тайна.

– Но я его дочь!

– Если бы он видел вас сейчас, он и вправду признал бы этот факт, – сказал я, улыбаясь.

Она просияла:

– Вы и правда так думаете?

– Да, у него есть дочь.

Она вдруг сказала:

– Смотрите, здесь еще что-то написано на обратной стороне.

Я быстро перевернул лист. Там было четыре буквы и номер.

– Какого черта? Что это значит?

На бумаге стояло «CH.AD.11». Кавычки, заглавные буквы – и все.

Глава 7

– Питеркин уже сообщил нам, что это значит. Церковь и номер места.

– Ладно, первые две буквы обозначают церковь, 11 – номер места, так?

– Не знаю, правильно ли, но я думаю, так.

– Что тогда AD[1]1
  СН – церковь: AD – Anno Domini – до нашей эры (лат.).


[Закрыть]?

– Я думаю, может быть, что-то вроде Адриан или до нашей эры.

– Или Адам?

– По правде говоря, я никогда не слышал о церкви Адриана или Святого Адриана. И насколько я знаю, Адам никогда не был святым. AD и 11 век до нашей эры – это слишком давно.

Она улыбнулась, взволнованная тем, что след снова был найден.

– А как мы узнаем?

– Мне кажется, через справочник.

– Я хочу знать отцовскую тайну. Он ведь правда был моим отцом! Когда вы докажете это и я стану его законной наследницей, я унаследую и его тайну.

Я спросил напрямик:

– Вы хотите этого? Питеркин всю жизнь ее боялся.

– Вы совсем не знаете женщин, мистер Клоуз, не так ли?

– Я никогда не говорил, что знаю.

– Так вот, если и есть на свете что-то такое, от чего женщина не может отказаться, то это – тайна.

Она засмеялась, и я засмеялся тоже, хотя мне не было весело. Алекс от природы жизнерадостная девушка, из тех, которые умеют забывать неприятности или уживаются с ними. Я же человек другого типа. Тот, кто хмуро сидит в углу и размышляет, и его не сразу можно привести в хорошее расположение духа. И даже ослепительный солнечный свет Джералдтона мог развеять сопутствующий тайне Питеркина страх не больше, чем приветствия экипажа атомной подводной лодки способны смягчить представление об ее ужасающей разрушительной силе. Алекс и Джо верили, что появление подлодки вблизи Аброльоса только случайность. Прежде Алекс казалось, что в истории с ее отцом замешаны русские. Теперь предположение сменилось уверенностью, но ей даже не приходила в голову мысль, что кто-то из-за Питеркина пошлет атомную лодку за тысячи километров.

Мне такая мысль не давала покоя; Смерть Питеркина могла положить конец всей этой истории, в которой я и Алекс увязли по горло. Если бы о тайне знал только он. Но Питеркин оставил свои записи в третьих руках. Значит, его секрет знали уже пять человек. Был и шестой. Ведь Питеркин предполагал, что Юрий Анастасович Гусенко, его напарник в давние сталинские времена, ничего не забыл. Мало того, Гусенко, смолоду жестокий и суровый, с годами превратился в страшного человека.

* * *

Необходимо было продолжать поиски. Конец всему мог наступить только тогда, когда больше нечего будет скрывать.

Мы не могли так просто отойти. Питеркин всю жизнь считал, что находится в опасности. Если вспомнить его фатальное падение и неожиданную смерть, он, может быть, страшным образом доказал, что был прав. Теперь в опасности была Алекс.

– Нам нужно ехать в Англию, – сказал я наконец. – Найти то, что спрятал Питеркин.

Алекс покачала головой:

– Я не поеду. Поехать должны вы.

– Почему я?

Она посмотрела на меня очень серьезно.

– Я об этом много думала. Здесь я могу прятаться так же как и мой отец. Я теперь понимаю, мне необходимо скрыться. Посмотрите на меня: как может затеряться в Англии молодая японка с австралийским акцентом?

– У меня такой же акцент.

– Вовсе нет. Вы – наполовину англичанин. Послушайте себя когда-нибудь. Вам можно ехать. Там таких, как вы, шестьдесят миллионов. Потому, наверное, мой отец так распорядился деньгами. Не забывайте, он прислал их именно вам, не мне. И наверняка, чтобы вы могли съездить в Англию.

– О'кей, – сказал я спокойно. Англия мне нравилась. И там жила Джейн.

* * *

Меня ничто больше не задерживало в Австралии. У Алекс в Джералдтоне был Джо Хэг и другие ловцы лангустов, которые могли защитить ее и спасти. Она написала письмо, в котором назначила меня своим адвокатом и представителем во всех важных для нее вопросах.

Я даже не зашел домой за костюмами, галстуками и прочим. В Гонконге сделаю остановку и куплю. Но сначала надо сесть на самолет до Перта.

Мы все трое сошли с «Леди Аброльос» и зашагали рядышком по джералдтонскому молу. Прошли совсем немного, как вдруг из тени на солнцепек вышел человек, одетый в темный пиджак и черную шляпу. Он стоял, прислонившись к стене, наблюдая, как мы приближаемся.

Джо Хэг пробормотал, что он может хоть сейчас съездить этому типу по шее, если мы на это посмотрим положительно.

Я сказал:

– Только если он попытается нас остановить, Джо.

А Алекс сказала:

– А если у него есть оружие, то не надо...

Мы направились в его сторону, а он стоял и смотрел на нас через очки с голубыми стеклами. Ростом около метра восьмидесяти сантиметров, плотного телосложения, мускулистый. Просто стоял и смотрел, как мы проходили мимо.

Я попрощался, сел в «рейнджровер» и отправился в маленький аэропорт Джералдтона. Припарковался и с трудом устроился на рейс до Перта, который осуществлял маленький двухмоторный самолет. Лететь на таком я боялся до смерти. При взлете и посадке его качает и бросает, а этот к тому же бразильского производства, что не повышало к нему доверия.

За час с небольшим я добрался до места. Все старались услужить, пилот по радио запросил для меня место на какой-нибудь ближайший рейс. С этим в Перте проблема, рейсов немного, обычно все билеты бывают забронированы заранее. Ему ответили, что мест нет. Все рейсы уже отправлены. Остался лишь «Квантас» из Сиднея до Гонконга через Перт... Задержался из-за неполадок с двигателем и сейчас находится в международном аэропорту Перта. На этот рейс только что сдали билет в бизнес-класс. Мне придется подождать сутки в Гонконге, но потом есть место на ночной рейс в Лондон.

Мой паспорт остался дома. Я немного подумал. Потом позвонил Бобу Коллису. Он без труда может проникнуть в мою квартиру, схватить паспорт и доставить в аэропорт. Он смог. Так и сделал. Без труда.

* * *

Я чем-то неприятен девушкам, регистрирующим пассажиров в аэропортах. Жаль, не знаю, чем именно. Они только разок взглянут на меня, потом на план расположения мест – и сажают в тех рядах, где обычно сидят матери с пятью малолетними детишками. И если девушки-регистраторши меня не любят, то маленькие дети – наоборот. Они лишь взглянут на меня – и лезут на колени, пачкая мой костюм липкими конфетами. Когда я обращаюсь к стюардессе с просьбой дать мне другое место, мне отвечают: «Неужели вы не рады, что вас так любят дети?»

На этот раз было по-другому. Быть может, на борту и были малые дети, но они находились; очень далеко от меня, в туристическом классе. Показывали кино, еда была неплохая, выпивка хорошая. Семь часов до Гонконга пролетели незаметно.

На следующий день я в новом, сшитом за двадцать четыре часа костюме, ботинках на заказ и рубашке, тоже сшитой на заказ за восемь часов, чувствовал себя щеголем. В моей дорожной сумке лежали еще четыре рубашки, брюки и носки. Я заталкивал эту сумку под сиденье, когда рядом со мной остановился человек, вежливо ожидая, когда я закончу. Я поднял голову, улыбнулся и сказал:

– О'кей, я сейчас. – И увидел, что он кладет в шкафчик знакомую мне шляпу.

Он сел в кресло рядом со мной. На нем был темно-синий костюм, а сам он, широкогрудый и широкоплечий, с мясистыми ногами, еле уместился в кресле, очки с голубыми стеклами не снял.

– Приятно снова встретиться, – приветливо кивнул незнакомец.

– Ловко вы сумели достать это место, – ответил я.

– Как вы, австралийцы, любите говорить: без проблем.

– Мы австралийцы, да. А кто вы?

– Друг, я надеюсь.

– Друг откуда?

– С неожиданной стороны. – Он улыбнулся. – Как только мы оторвемся от земли, я выпью банку пива. А вы?

– Водки.

Он рассмеялся. Я сказал:

– Я прислушивался к вашему акценту, и он похож...

– Свое произношение, – прервал он меня, – я приобрел в Оксфорде, в Королевском колледже. Давайте выпьем за это кларета.

– Давайте не будем. Чего вам на самом деле нужно?

– Поговорить с вами, пока будем в воздухе и нас не смогут подслушать или прервать. Возле вас свободное место. И его кто-нибудь может занять. – Он нахмурился.

– Что за пустые опасения! В самолете все места одинаковы, и никто его не займет.

Во время взлета он сидел молча, но как только мы оторвались от земли, сказал:

– Я объясню. Когда-то давно я приезжал учиться по обмену. Вы с первого раза догадались правильно. Я – русский, так же как и ваш друг Петр Иванович Кинский, в последние годы известный как Питеркин.

– Не друг. Я – адвокат, а он был моим подзащитным. Как вас зовут?

– Сергей.

– Что ж, Сергей. Я ничего интересующего для вас не знаю.

Он спокойно кивнул.

– Это не совсем так. То, что вы уже знаете, имеет определенную ценность. Но вы можете узнать еще больше, гораздо больше, чем, например, я. И когда вы до этого докопаетесь, я надеюсь, займете правильную позицию.

Проявление такой любезности и непринужденности было удивительным, если не поразительным, принимая во внимание, кем, по его собственному признанию, был этот человек. Еще сильнее ошеломлял его облик. Я с тревогой подумал, что сижу рядом с агентом великой, хотя и ослабевающей марксистско-ленинской державы. С самым настоящим русским шпионом! Мне не было страшно. Когда-то я сильнее боялся продавцов машин и, уж конечно, сотрудников автоинспекции.

Словно подслушав мои мысли, он сказал:

– Конечно, вы правы. Ситуация несколько изменилась. Бояться совсем нечего.

– Вы имеете в виду, что не ходите больше со смертоносным оружием и отравленными зонтиками?

Сергей ответил не сразу. Он посмотрел на свои ухоженные ногти и признался:

– Если я и вправду агент, то я агент страны, где так или иначе происходят большие перемены.

– Вы имеете в виду «перестройку» или «гласность»?

– Секундочку, – перебил он, – все по порядку.

Подошла девушка:

– Пиво?

– Спасибо.

А когда она подала ему банку, он посмотрел на надпись мелким шрифтом и отдал ее обратно.

– Сделано в Сиднее, а мы из Перта. Не подойдет.

– Что же вам тогда дать?

– Водку, – сказал он с довольным видом. – И лед. То же для моего друга.

– И апельсиновый сок, – попросил я.

Когда она отошла, он продолжил:

– Перестройка означает реконструкцию. Практически всего, что есть в государстве.

– Вам лучше знать.

Он был таким вежливым, непринужденным и невозмутимым, что я очень скоро и думать забыл о том, кем он был.

– Сюда относится, например, КГБ?

– Да. Все управление Комитета. – Потом он широко улыбнулся и уточнил: – Ну, скажем, почти все. Включая ГРУ – военную разведку. Все подлежит реформированию. Вы, наверное, заметили, что у нас новые президенты. Очень энергичные очень решительные. А вы, не сомневаюсь, знаете второй закон термодинамики.

– Я учил его в школе.

– Не могли бы вы повторить его сейчас?

Я заученно сказал:

– Всякое действие рождает равное противодействие. Принцип работы реактивного двигателя. Значит, кое-кому изменения не нравятся.

– Трудность в том, что некоторые из недовольных людей имеют доступ к ракетам, ядерным снарядам, военным кораблям, танковым войскам и реактивным двигателям, о которых вы упомянули. Среди них есть Маршалы Советского Союза, некоторые в морском, некоторые в воздушном флоте, а также в Верховном Совете, хотя их и меньше, чем было раньше.

– А вы кто?

Он засмеялся:

– Простой чиновник, и все, Джон. Я ведь могу, по австралийскому обычаю, называть вас Джоном?

– Конечно, Сергей, можете.

Он неожиданно одним глотком выпил водку.

– Так что вы понимаете мою проблему?

Я с минуту раздумывал над его словами.

– Это что же, проблемы многих разрешились, если бы кому-то одному пустить пулю в лоб? – спросил я.

– Можно и так. Видите ли, этих людей нельзя обвинять по-настоящему. Любой, кому теперь около семидесяти, всю жизнь воспринимал только одну модель мира, в которой существовал. Возможно, это был не самый удобный мир, может, в нем не хватало свеклы для борща. Но правила были ясны, а людям нравится, когда правила ясны. И вдруг появляются молодцы, одержимые желанием реформировать, и уже крестьяне в колхозах не вольны бездельничать около сломанного трактора и вкалывать по вечерам на своих приусадебных участках. Теперь хотят, чтобы они работали! Я скажу тебе, что человек с подковой в руке недоволен по меньшей мере так же, как тот, у кого в руке жезл.

– Выходит, вы на стороне Гор...

Он перебил меня:

– Не так скоро. Вопрос не в том, чью сторону принять. Все не просто.

– Но вы только что осветили мне эти стороны!

– Враждующих сторон пока нет. В этом все дело. А теперь давайте посмотрим: есть две группы, настроенные одна к другой в десять раз непримиримее, чем либералы и лейбористы в Австралии, где нет прецедентов политической агрессии. Это России такая традиция свойственна. Во главе одной стороны – генерал А, во главе другой – мистер Б. Вовсе не легко одному избавиться от другого, выбрав какую-либо форму убийства. Каждый их них окружен всевозможными мерами безопасности.

– Юлия Цезаря это не спасло, – напомнил я.

– Вождь всегда уязвим. Никто не может ничего поделать против вдруг ставшего убийцей друга или коллеги, который говорит: «Доброе утро, Джордж», – и тут же втыкает перочинный нож боссу в живот.

– К чему же это все ведет?

Сергей вздохнул:

– Знаете, мы сейчас импортировали обучающих менеджменту. Это очаровательные, явно цивилизованные господа из Гарварда, которые симфоническую музыку называют «товаром». Не используют артиклей: ни определенного, ни неопределенного. В описании моей работы говорится о внешнем кольце. Мне нужно предотвратить удар противника.

– Догадался я, на чьей вы стороне, или нет?

Он вздохнул еще раз:

– В этом, видите ли, заключается трудность. Я мог бы представиться одним, а оказаться другим. Но вам нужно это уяснить, потому что рано или поздно придется кому-то довериться. Выпьем еще?

* * *

Самолет приземлился в Дели, потом взял курс на север. Сначала мы летели над Афганистаном, потом над Россией. Когда пилот объявил, что мы летим над Россией, Сергей указал пальцем вниз, улыбнулся и сказал:

– Вот где все происходит!

Все же он оставался для меня загадкой. Даже когда наш лайнер заканчивал полет и приближался к Лондону, мне еще не было ясно, чью сторону во внутренней борьбе в России он поддерживает.

В какой-то момент я закрыл глаза и притворился, что сплю, главным образом чтобы спокойно подумать. И через некоторое время решил: в этом мире существует очень мало определенного, кроме, как сказал один мудрец, смерти и налогов. И весьма вероятно, что Питеркин говорил правду. И также вполне вероятно, что Сергей – из аппарата Гусенко. И когда под крыльями самолета мелькнули зеленые поля старой Англии, я спросил:

– На какой же стороне Гусенко?

Сергей посмотрел на меня и усмехнулся:

– Гусенко на стороне Гусенко. Ничего нового, а?

Я подумал, что сделал ошибку и надо быть осторожнее.

– Я вас еще увижу?

– Зависит от того, куда вы направляетесь, – сказал Сергей. – Но на вашем месте я думал бы, что шанс есть.

– Ну, тогда пока. Скажите мне одну вещь: через какой коридор вы проходите паспортный контроль?

– Конечно, там, где проходят граждане Соединенного королевства и стран Общего рынка.

– А если я скажу им, что вы русский шпион?

– Они ухом не поведут. Могут попросить вас доказать. Вы сможете? – И он достал синий британский паспорт. – Это настоящий паспорт. Да, и еще одно.

– Что такое?

– Подозреваю, к вам проявляется очень большой интерес. И не только с моей стороны.

– А с чьей?

Он зевнул.

– Я сказал бы, что это, похоже, общий интерес.