Текст книги "Ресторан «У конца света» (перевод М. Спивак)"

Автор книги: Дуглас Ноэль Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Дуглас Ноэль Адамс
Ресторан «У конца света»
Неофициальный, любительский перевод М. В. Спивак

Посвящается Джейн и Джеймсу

Кроме того, автор выражает свою искреннюю благодарность Джоффри Перкинсу за содействие в достижении Невероятного,

Пэдди Кинсланду, Лизе Браун и Алику Хейлу Монро за оказанную в этом помощь,

Джону Ллойду за его вклад в первоначальный сценарий «Милливэйз»,

Саймону Бретту за то, что рискнул заварить всю эту кашу и альбому Пола Саймона «One Trick Pony», который автор без конца крутил, пока писал эту книгу. Пять лет – это долгий срок, пожалуй даже, чересчур долгий.

А также особое спасибо Джеки Грэхем за бесконечное терпение, доброту и питание, предоставленные автору в трудную для последнего минуту.

Одна теория гласит, что, как только кому-либо удастся открыть истинную причину существования Вселенной, она немедленно исчезнет и будет заменена на нечто гораздо более странное и непонятное.

Другая теория утверждает, что это уже случилось.

Глава 1

До сего момента события развивались следующим образом.

Сначала создалась Вселенная. Сие происшествие многих взбесило, будучи расценено как крайне неосмотрительный исторический шаг.

Принято считать, что Вселенную создал некто Бог, хотя есть и другие соображения: например, джатравардиды с планеты Вильтводле VI верят в то, что Вселенную вычихнуло из ноздри существо, именуемое Великим Зеленым Апопкалепсизноем.

Джатравардиды живут в постоянном страхе перед пришествием Большого Белого Носового Платка. Джатравардиды – маленькие голубенькие созданьица, у каждого из которых более пятидесяти рук. В истории Вселенной эта раса уникальна тем, что изобрела аэрозольный дезодорант раньше колеса.

Как бы то ни было, за пределами Вильтводле VI теория о Великом Зеленом Апопкалепсизное не слишком популярна, а потому, ввиду крайней странности и непонятности Вселенной, продолжается непрерывный поиск других объяснений ее возникновения.

Так, скажем, одна сверхразумная раса многомерных существ сумела построить гигантский суперкомпьютер под названием Глубокий Мыслитель с целью раз и навсегда вычислить Ответ на Великий Вопрос о Жизни, Вселенной и Всяком Таком.

В течение семи с половиной миллионов лет Глубокий Мыслитель считал, пересчитывал и в конце концов объявил, что ответ вообще-то «сорок два» – после чего пришлось срочно строить другой, значительно более гигантский, компьютер, чтобы выяснить, а какова, собственно, точная формулировка вопроса.

Этот самый компьютер, получивший название «Земля», был такой огромный, что его нередко ошибочно принимали за планету. В этом заблуждении особенно упорствовали обезьяноподобные существа, блуждавшие по поверхности Земли в абсолютном неведении того факта, что они являются всего лишь элементами огромной компьютерной программы.

Совершенно, кстати, непонятно, как им удавалось сохранять столь девственное невежество, ибо лишь обладание этим элементарным знанием позволяло дать всему происходившему на Земле мало-мальски логическое объяснение.

Чрезвычайно печально, но, как раз перед объявлением результата работы программы, Земля была неожиданно уничтожена вогонами, чтобы – по их словам – освободить место для нового гиперкосмического экспресс-маршрута. Тем самым надежда найти смысл жизни была потеряна навсегда.

Так, по крайней мере, в тот момент казалось.

Но двое из вышеупомянутых обезьяноподобных существ выжили.

Артуру Денту удалось спастись в последнюю минуту, поскольку внезапно выяснилось, что один из его приятелей, Форд Префект, прибыл с маленькой планеты в окрестностях Бетельгейзе, а вовсе не из Гилфорда, как он до этого утверждал; и, что куда более важно, знает, как следует голосовать, чтобы тебя подвезли пролетающие тарелки.

Трисия МакМиллан – именуемая Триллиан – покинула планету шестью месяцами раньше в компании Зафода Библброкса, на тот момент занимавшего пост Президента Галактики.

Двое уцелевших.

Жалкие остатки величайшего из когда-либо проводившихся экспериментов – поиска Окончательного Ответа на Великий Вопрос о Жизни, Вселенной и Всяком Таком…

И вот теперь их звездолет лениво скользил в чернильной пустоте космического пространства, а находившийся менее чем в полумиллионе миль корабль вогонов медленно двигался им навстречу.

Глава 2

Как и весь космофлот вогонов, корабль выглядел так, будто его не построили, а скоагулировали. Неприятные желтые наросты и нашлепки, водруженные под какими-то особо неприглядными углами легко испортили бы внешний вид любого другого корабля, но в данном конкретном случае, к сожалению, ухудшить «экстерьер» было просто невозможно. Конечно, в небесах Вселенной зафиксированы случаи появления куда более отвратительных вещей, да только источники свидетельств уж очень ненадежны.

Достоверная же реальность такова, что, если бы вы задались целью увидеть что-нибудь более мерзкое, чем космический корабль вогонов, вам пришлось бы зайти внутрь такого корабля и взглянуть на самих вогонов. Однако, если вы здравомыслящий человек, то именно этого вы будете всеми силами избегать – среднестатистический вогон не станет думать дважды и, не моргнув глазом, совершит над вами такое чудовищное злодейство, что вы горько пожалеете, что родились на свет – или (если вы здравомыслящий человек), что на свет родился вогон.

Пожалуй, среднестатистический вогон и один-то раз думать не станет. Вогоны – ограниченные, упрямые, безмозглые создания; размышления – не их стихия. Анатомический анализ показывает, что мозг вогонов есть ни что иное как сильно деформированная, неправильно размещенная и необратимо поврежденная диспепсией печень. Самое нейтральное, что можно сказать о вогонах, это то, что они знают, чего хотят, а то, чего они хотят, как правило, связано с нанесением оскорблений и телесных повреждений другим людям, а также, поелику возможно, с приведением себя в состояние невменяемой ярости.

А вот чего они не любят, так это оставлять работу незавершенной – особенно данный конкретный вогон и особенно – по ряду причин – данную конкретную работу.

Данный конкретный вогон был капитан Простетник Вогон Йелтц из отдела галактического планирования гиперпространства, и именно ему было поручено уничтожить так называемую «планету» Земля.

Он тяжело развернул свое монументально-зловещее туловище на неудобном, склизком сидении и уставился в экран, где систематически фиксировалось положение звездолета «Сердце Золота».

Вогона крайне мало волновало, что «Сердце Золота», с его бесконечно-невероятностным двигателем, является венцом и гордостью галактического звездолетостроения. Эстетика, технология – все это были для вогона закрытые книги, и, будь на то его воля, книги сожженные и развеянные по ветру.

И уж тем более его не касалось, что на борту «Сердца Золота» находится Зафод Библброкс. Зафод Библброкс был теперь экс-президент, за ним и угнанным им кораблем в настоящий момент охотились все полицейские силы Галактики, но и это не интересовало вогона.

У него была своя задача.

Сказать, что вогоны выше взяточничества и коррупции – все равно как сказать, что море выше облаков. Услышав слова «мораль» и «неподкупность», вогон обычно тянется за словарем, а заслышав звон монет, да к тому же порядочного количества монет, вогон хватает уголовно-процессуальный кодекс и выбрасывает его на помойку.

В своем непримиримом стремлении разрушить планету Земля Простетник Вогон Йелтц зашел много дальше, чем того требовал его служебный долг. По правде говоря, с самого начала существовали серьезные сомнения относительно действительной необходимости построения упомянутого выше гиперкосмического экспресс-маршрута, но их как-то удалось развеять.

Вогон удовлетворенно и зловонно выдохнул.

– Компьютер, – прокаркал он, – соедини меня с моим психотерапевтом.

Спустя считанные секунды на экране засияла физиономия Гага Галфрунта, светясь лучезарным осознанием всех десяти световых лет, отделявших его от вогона. В улыбке таилась едва заметная ирония. Хотя вогон упорно называл Галфрунта «мой мозготерапевт», на самом деле не так уж много у него было мозгов, чтобы всерьез говорить о терапии, и в действительности Галфрунт являлся работодателем вогона, а не наоборот. Галфрунт платил Простетнику Вогону Йелтцу чертову пропасть денег за чертовски грязную работу. Когда речь шла о будущем психиатрии, Галфрунт, один из наиболее многообещающих и успешных психиатров Галактики, равно как и весь консорциум его коллег, был готов отдать любые деньги.

– Ба, – заговорил он. – Мой дорогой капитан вогонов Простетник! Как наше драгоценное?

Капитан вогонов поведал о том, что за последние несколько часов погубил почти половину своей команды с помощью дисциплинарных упражнений.

Сияние улыбки Галфрунта было неколебимо.

– Что ж, – сказал он. – Вполне нормальное поведение для вогона – как мне кажется. Очень естественное и здоровое стремление выразить природные агрессивные наклонности в актах бессмысленной и бесчеловечной жестокости.

– Вы всегда, – пробурчал вогон, – так говорите.

– А это, опять же, – ответил Галфрунт, – вполне естественное поведение для психиатра. Итак. Как я вижу, с психикой у нас обоих сегодня все в порядке. Расскажите-ка мне лучше, как продвигается наша миссия?

– Мы обнаружили корабль.

– Прекрасно, – обрадовался Галфрунт, – великолепно! И кто на борту?

– Землянин.

– Отлично! И…?

– И женская особь с той же планеты. Они вдвоем последние.

– Чудненько, чудненько, – залучился Галфрунт. – Кто еще?

– Некто Префект.

– И?

– И Зафод Библброкс.

На мгновение улыбка погасла.

– Так-так, – сказал он. – Я так и думал. Что ж, весьма прискорбно.

– Близкий друг? – осведомился вогон, который где-то слышал такое выражение и решил испробовать его на практике.

– О нет, – ответил Галфрунт, – люди моей профессии, как вы знаете, не заводят близких друзей.

– Ага, – понимающе хрюкнул вогон, – профессиональная беспристрастность.

– Да нет, – весело возразил Галфрунт, – просто времени нет их искать.

Он помолчал. Рот продолжал улыбаться, но в глазах появилось беспокойство.

– Беда в том, – проговорил он, – что этот Библброкс – один из моих наиболее выгодных клиентов. У него столько проблем с психикой, что хватит любому аналитику на безбедное существование до конца дней.

Он задумчиво поиграл с некой мыслью, прежде чем неохотно отказаться от нее.

– Тем не менее, – продолжил он, – готовы ли вы выполнить задание?

– Да.

– Отлично. Уничтожьте корабль немедленно.

– А как насчет Библброкса?

– Ну, – лучезарно произнес Галфрунт, – Сафот ттакой самечаттелный селофек…

И исчез с экрана.

Капитан вогонов нажал кнопку коммутатора, соединившую его с оставшимися в живых членами команды.

– В атаку, – приказал он.

В это самое время Зафод Библброкс стоял в своей каюте, громко и страшно ругаясь. Два часа назад он объявил, что все едут ужинать в ресторан «У конца света». Сразу после этого он смертельно разругался с бортовым компьютером и вылетел из каюты с воплями, что он, трам-тара-рам, уж как-нибудь сам, трам-тара-рам, вычислит коэффициент невероятности на бумажке.

Благодаря невероятностному двигателю звездолет «Сердце Золота» был самым мощным и непредсказуемым из когда-либо существовавших космических кораблей. Для него не было ничего невозможного, при условии, что вы абсолютно точно знали, насколько мала вероятность наступления желаемого события.

Зафод угнал «Сердце Золота», воспользовавшись тем, что, в качестве Президента Галактики, должен был возглавлять торжественную церемонию ввода звездолета в действие. Зафод понятия не имел, зачем он это сделал, но корабль нравился ему безумно.

Он не знал также, зачем стал Президентом Галактики – просто сама идея показалась ему забавной.

Он чувствовал, что для всех его действий имеются серьезные мотивы, но, каковы бы они ни были, они скрывались в заблокированных тайниках обоих его мозгов. Больше всего на свете ему хотелось навсегда забыть о заблокированных тайниках обоих своих мозгов, потому что время от времени их содержимое на секунду всплывало на поверхность и заставляло другие – светлые, веселые – отделы обоих его мозгов мучиться странными, тяжелыми мыслями, и это ужасно отвлекало Зафода от главной жизненной цели, каковой, по его мнению, являлось непрерывное получение удовольствия.

А в данную минуту удовольствия он не получал ни малейшего. У него кончился запас терпения и карандашей, и он был зверски голоден.

– Звездная чума! – выругался он театрально.

В то же самое мгновение Форд Префект висел в воздухе. Не потому, что на корабле сломалась искусственная гравитация, а потому, что он попытался одним прыжком одолеть лестницу, ведущую вниз к каютам. Расстояние было слишком большим для одного прыжка, и Форд приземлился не очень удачно, подвернул ногу, но все же выправился и как сумасшедший рванул по коридору, отшвыривая на бегу миниатюрных роботов из обслуги. Он ворвался к Зафоду и без промедления поведал о причине своего визита.

– Вогоны! – выкрикнул он.

Артур Дент незадолго перед этим покинул свою каюту, снарядившись на поиски чашки чая. Впрочем, отправился он в эту экспедицию без особого оптимизма, ибо знал, что единственным источником горячих напитков на корабле является прибор производства сириусианской кибернетической корпорации под названием Пищематик – синтезатор напитков. Однажды Артур уже имел с ним дело.

Предполагалось, что Пищематик способен производить широчайший спектр любых, мыслимых и немыслимых, напитков, в точности соответствующих вкусам и метаболизму пользователя. Опыт эксплуатации, однако, показывал, что автомат неизменно выдает пластиковый стаканчик жидкости, почти, но не совсем, совершенно не похожей на чай.

Артур решил попробовать объясниться с агрегатом.

– Чай, – попросил он.

– Получи и насладись, – ответил агрегат и немедленно снабдил его очередным стаканом мерзостного напитка.

Артур выкинул его вон.

– Получи и насладись, – бесстрастно повторила машина и выдала следующий стакан.

«Получи и насладись» – программный лозунг процветающего подразделения сириусианской кибернетической корпорации, а именно: отдела жалоб, занимающего в настоящее время основную часть территории трех планет среднего размера и являющегося единственным отделом корпорации, принесшим за последние годы сколько-нибудь ощутимую прибыль.

Лозунг стоит – точнее, стоял – в виде огромных светящихся букв высотой в три мили возле отдела жалоб космопорта на Эдраксе. К сожалению, вес этих букв был таков, что вскоре после установки грунт под ними просел, и буквы примерно на половину своей высоты ушли в землю: провалились прямо сквозь кабинеты молодых талантливых работников отдела жалоб – ныне покойных.

Оставшиеся на поверхности половинки букв на местном языке читаются как призыв «Порадуй семью – укуси в зад свинью», и неоновую подсветку теперь почти никогда не включают, разве что по большим праздникам.

Артур выбросил шестой стаканчик.

– Слушай, ты, прибор, – возопил он, – ты же можешь синтезировать что угодно! Так почему же ты все время подсовываешь мне эту пакость?

– По сигналам от центров удовольствия и по информации о питательности компонентов, – невозмутимо промурлыкал агрегат. – Получи и насладись.

– Но это же – гадость!

– Если вам понравился этот напиток, – продолжал агрегат, – почему бы вам не напоить им своих друзей?

– Потому что, – ядовито ответил Артур, – мне не хотелось бы их потерять. Может быть, ты попытаешься понять, о чем я говорю? Это питье…

– Это питье, – мило сообщил Пищематик, – синтезировано в соответствии с вашими индивидуальными вкусами и потребностями.

– Ага, – сказал Артур, – стало быть, я мазохист на диете.

– Получи и насладись.

– Заткнись.

– Желаете что-нибудь еще?

Артур решил сдаться.

– Нет, это все, – вздохнул он.

Но тут он вдруг подумал: да черта с два я сдамся.

– Нет, не все, – воскликнул он, – послушай, это же так просто… все, что мне нужно… это обычная чашка чая. И ты мне ее приготовишь. Молчи и слушай.

И Артур сел рядом с машиной. Он рассказал Пищематику об Индии, и о Китае, и о Цейлоне. Он поведал о широких листьях, которые сушатся под палящим солнцем. Рассказал о серебряных чайниках. О полуденных чаепитиях на газоне. О том, как вначале в чашку наливается молоко, чтобы напиток не обжигал горло. Он даже изложил (вкратце) историю Ост-индийской компании.

– Значит, вот как, – сказал Пищематик, когда Артур закончил.

– Да, – ответил Артур, – это все, чего я хочу.

– Вам нужен вкус сушеных листьев, заваренных в кипятке?

– Э-э… да. С молоком.

– Выжатым из коровы?

– Фигурально выражаясь…

– Пожалуй, мне понадобится некоторая помощь, – озабоченно произнес агрегат. Восторженная интонация исчезла – теперь он был сама деловитость.

– Помогу, чем смогу, – сказал Артур.

– Все, что могли, вы уже сделали, – сообщил ему Пищематик.

И призвал на помощь бортовой компьютер.

– Всем привет! – радостно поздоровался бортовой компьютер.

Пищематик рассказал ему про чай. Компьютер обалдел, замкнул логические схемы на Пищематик, и они вдвоем погрузились в угрюмое молчание.

Артур постоял, понаблюдал за ними, но ничего не произошло.

Артур пнул Пищематик – безрезультатно.

В конце концов Артуру надоело ждать, и он побрел на мостик. В зловещей космической пустоте «Сердце Золота» висел, недвижим. Вокруг мерцали миллиарды булавочных головок – Галактика. Все ближе и ближе неумолимо подползал мерзкий желтый ком – космический корабль вогонов.

Глава 3

– Слушайте, а есть тут где-нибудь чайник? – спросил Артур, входя на капитанский мостик. И сразу же увидел, что там творится что-то непонятное: Триллиан отчаянно кричала на компьютер, пытаясь заставить его ответить, Форд размеренно бил ногой, а Зафод яростно пинал корпус компьютера, и по экрану внешнего наблюдения полз шматок чего-то желтого.

Артур поставил пластиковый стаканчик, который все еще носил с собой, и подошел поближе.

– Эй? – позвал он.

Зафод в это время бросился к полированной мраморной панели управления обычного фотонного двигателя. Кнопки материализовались под его пальцами, и Зафод переключился на ручное управление. Он стучал, тыкал, нажимал и ругался на чем свет стоит. Фотонный двигатель судорожно дернулся и отключился.

– Что-то не в порядке? – поинтересовался Артур.

– Надо же, чё деится-то! – пробормотал Зафод себе под нос, кидаясь теперь к ручному управлению двигателя бесконечной невероятности. – Обезьяна заговорила.

Бесконечно-невероятностный двигатель дважды тоненько пропищал и тоже отрубился.

– История в картинках, господа, – продолжал Зафод, пиная бесконечностно-невероятностный двигатель, – говорящая обезьяна.

– Если ты чем-то расстроен… – начал обижаться Артур.

– Вогоны! – страшно закричал на него Форд. – Нас атакуют!

Губы у Артура сразу же затряслись.

– И чего же вы ждете? Давайте скорее сматываться!

– Не можем. Компьютер завис!

– Как завис?

– Говорит, все схемы сейчас заняты другой задачей. И питание отключилось по всему кораблю.

Форд отошел от терминала, утер лоб рукавом и обессиленно прислонился к стене.

– Ничего мы не сможем сделать, – обреченно произнес он и уставился в пустоту, кусая губы.

Когда Артур был еще школьником, задолго до уничтожения Земли, он играл с ребятами в футбол. Играл он так себе. Лучше всего у него получалось забивать мяч в свои ворота. Каждый раз, когда это случалось, он ощущал странное покалывание, наползавшее сзади, с позвоночника по шее и заставлявшее гореть щеки и брови. Сейчас у него перед глазами живо предстала картинка: трава, грязь, толпа презрительно ухмыляющихся мальчишек.

Странное покалывание поползло по позвоночнику к шее, ударило в щеки, заставило пот выступить над бровями.

Он начал было говорить, но не смог.

Попробовал еще раз и опять не смог.

С усилием он взял себя в руки.

– А, – сказал он. Откашлялся.

– А скажите, – заговорил он наконец, и заговорил так нервно, что остальные все как один сразу же повернулись и уставились на него.

– Скажите, – повторил он, – компьютер не говорил, чем он сейчас занят? Мне просто интересно…

Все взгляды были прикованы к нему.

– И потом… ну, в общем, мне правда просто интересно.

Зафод ухватил Артура за шкирку.

– Что ты сделал с компьютером, макака? – грозным шепотом выговорил Зафод.

– Да ничего, – заверил Артур, – ничего такого. Просто некоторое время назад, как мне кажется, он собирался выполнить одну мою просьбу…

– Какую?

– Заварить мне чаю.

– Так и есть, друзья, – неожиданно пропел компьютер, – я над этим работаю и, должен сказать, это задачка не из легких! Когда закончу, скажу.

Компьютер замолчал, и его молчание лишь усилило интенсивность тишины, образовавшейся вокруг Артура.

Словно почувствовав, что напряжение стало невыносимым, вогоны открыли огонь.

Корабль затрясся и загрохотал. Окружавшее его защитное поле было всего-навсего в дюйм толщиной, с каждой секундой оно покрывалось все новыми вмятинами и расходилось все новыми трещинами и вряд ли могло долго противостоять шквальному обстрелу из дюжины наповальных фотразонных пушек в 30 Мегабей каждая. Продержимся максимум четыре минуты, оценил обстановку Форд Префект.

– Три минуты пятьдесят секунд, – сказал он вскоре.

– Сорок пять секунд, – в надлежащий момент продолжил он. Он побарабанил пальчиками по бесполезным кнопкам и бросил на Артура недружелюбный взгляд.

– Чайку захотелось? Ну-ну. Три минуты сорок секунд.

– Прекратишь ты когда-нибудь считать! – взбесился Зафод.

– А как же, – уверил Форд Префект, – через три минуты тридцать пять секунд.

На борту корабля вогонов капитан Простетник Вогон Йелтц сидел совершенно озадаченный. Он готовился к погоне, к взятию на абордаж, к тому, что, может быть, понадобится использовать специально вмонтированный субцикличный нормалетрон против бесконечно-невероятностного двигателя «Сердца золота», но о нормалетроне и речи пока быть не могло, потому что «Сердце золота» висел себе перед ними, как ни в чем не бывало.

Дюжина наповальных фотразонных пушек в 30 Мегабей каждая продолжали палить как сумасшедшие, а «Сердце золота» висел себе и висел, не двигаясь, на вид вполне довольный жизнью.

Вогон проверил все датчики, какие у него только были, чтобы посмотреть, нет ли в чем подвоха, но ни подвоха, ни намека на подвох не обнаружилось.

Он, конечно, не знал про чай.

И не знал, как себя чувствуют пассажиры «Сердца золота» в последние три минуты тридцать секунд своей жизни.

Зафод Библброкс так никогда и не понял, отчего и почему клюнуло ему в этот момент провести спиритический сеанс.

Тема смерти, разумеется, витала в воздухе, но скорее как нечто, чего следует избегать, но уж ни в коем случае не как предмет изучения.

Возможно, паника, охватившая Зафода при мысли о предстоящем воссоединении с покойными родственниками привела его к осознанию того, что они, вполне вероятно, испытывают то же самое по отношению к нему, а поэтому не исключено, что они захотят что-нибудь сделать, чтобы как можно более отдалить момент оного воссоединения.

Или, что тоже вполне вероятно, это была одна из тех необъяснимых подсказок, периодически выскакивавших из загадочных областей его мозга, которые он по невыясненным причинам заблокировал еще до того, как стать Президентом Галактики.

– Ты хочешь поговорить со своим прапрадедушкой? – вытаращил глаза Форд.

– Ага.

– Сейчас?

Корабль все так же трясся и грохотал. Температура воздуха повышалась. Освещение стало слабее – вся энергия, свободная от работы над чайной проблемой, уходила на поддержание быстро тающего защитного поля.

– Да! – настаивал Зафод. – Я думаю, Форд, он сможет нам помочь!

– И это называется «думать»? Выбирай выражения!

– Предложи что-нибудь другое, если ты такой умный.

– Ну…

– Ну вот и молчи. Садимся вокруг центральной консоли. Так. Давайте, Триллиан, Макака, быстро!

Они сгрудились вокруг центральной консоли, сели, и, чувствуя себя идиотами, взялись за руки. Своей третьей рукой Зафод выключил свет.

Корабль погрузился во тьму.

Снаружи, оглушительный грохот наповальных пушек по-прежнему сотрясал защитное поле.

– Сосредоточьтесь, – прошипел Зафод, – на его имени.

– А как его звали? – спросил Артур.

– Зафод Библброкс Четвертый.

– Как?

– Зафод Библброкс Четвертый. Сосредоточься!

– Четвертый?

– Да! Я – Зафод Библброкс, мой отец был Зафод Библброкс Первый, дед – Зафод Библброкс Второй…

– Как это?

– Авария – с машиной времени и контрацептивом. Отстань и сосредоточься!

– Три минуты, – известил Форд Префект.

– А зачем, – спросил Артур, – мы этим занимаемся?

– Заткнись, – попросил Зафод Библброкс.

Триллиан молчала. Да и о чем тут, думала она, говорить?

Единственным источником света на капитанском мостике были два красных треугольника в дальнем углу – глаза робота Марвина, прозванного андроидом-параноидом, который, на все наплевавший и всеми забытый, сидел сгорбившись, погрузившись в мрачный и не слишком привлекательный мир своих мыслей.

Над центральной консолью согнулись четыре напряженных фигуры, мучительно пытавшиеся не замечать того, как страшно трясется корабль и каким жутким эхом разносятся по нему удары пушек.

Они насупились.

Сосредоточились.

Сконцентрировались.

Секунды, одна за другой, уводили их в небытие.

У Зафода на лбу выступили капли пота, сначала от напряжения, потом от разочарования, а потом и от смущения.

В конце концов он издал рассерженное восклицание, выдернул руки и стукнул по выключателю.

– Я уж думал, ты никогда не догадаешься включить свет, – раздался голос. – Нет-нет, не слишком ярко, пожалуйста, глаза у меня совсем не те, что раньше.

Четыре фигуры дернулись и сели очень прямо. Медленно они повернули головы, чтобы посмотреть, откуда идет голос, хотя их скальпы со всей очевидностью выказывали крайнее нежелание менять положение.

– Итак. Кто решился потревожить меня в такое время? – сказала крохотная, согбенная, призрачная фигурка из-за куста папоротника на дальнем конце мостика. Обе крохотные кучерявые головы призрака выглядели такими древними, что, казалось, должны были помнить самое начало времен. Одна голова спала, свесившись набок, зато другая пристально щурилась на четверых друзей – и, если глаза его были совсем не те, что раньше, то раньше, судя по всему, ими можно было резать алмазы.

Зафод пошатнулся. Он проделал замысловатый двойной кивок – традиционный бетельгейзианский жест уважения к старшему родственнику.

– Ой… ммм. Здравствуй, прапрадедушка… – едва слышно произнес он.

Маленькая древняя фигурка придвинулась ближе, блистая взором сквозь тусклое призрачное освещение каюты. Он выбросил костлявый палец в сторону праправнука.

– Вот он, – рявкнул он, – Зафод Библброкс. Последний в нашем великом славном роду. Зафод Библброкс Ничтожный.

– А?…

– Ничтожный! – выплюнула фигурка. Зафод ненавидел этот голос. Ему всегда казалось, что этот голос ножом по стеклу скребет то, о чем он привык думать как о своей душе.

Зафод неловко поерзал на стуле.

– М-м-м, – промычал он. – Э-э-э. Послушай, мне, правда, неловко, что так вышло с цветами, я собирался их послать, но в магазине как раз кончились венки и…

– Ты забыл! – обвиняюще рявкнул Зафод Библброкс Четвертый.

– Ну, я…

– Ты слишком занят. Тебе некогда думать о других. Вы, живые, все одинаковые!

– Две минуты, Зафод, – напомнил Форд благоговейным шепотом.

Зафод беспокойно дернулся.

– Да, но я правда собирался прислать их, – оправдывался он. – И я обязательно напишу прапрабабушке, как только мы выберемся из этой переделки…

– Прапрабабушке… – буркнула призрачная фигурка себе под нос.

– Да, – уверял Зафод, – кстати, как она? Знаешь, я, пожалуй, съезжу навестить ее. Но сначала нам надо выбраться из этой…

– Мы с твоей покойной прапрабабушкой чувствуем себя вполне нормально, – с подчеркнутым сарказмом произнес Зафод Библброкс Четвертый.

– А! О.

– Но мы очень разочарованы в тебе, юный Зафод…

– Да-да, – Зафод был совершенно не властен захватить инициативу в этом разговоре, а прерывистое дыхание Форда у него над ухом постоянно напоминало о безвозвратно улетающих секундах. Грохот и тряска достигли угрожающего уровня. Краем глаза он видел белые немигающие лица Артура и Триллиан.

– Знаешь, прапрадедушка…

– Мы следим за твоими делами с крайним неудовольствием…

– Да, только знаешь, сейчас мы… нас…

– Чтобы не сказать обидой!

– Не мог бы ты меня выслушать?…

– Что, по твоему, происходит с тобой и с твоей жизнью?

– Меня атакует космофлот вогонов! – выкрикнул Зафод. Это было, конечно, некоторое преувеличение, но он не видел другого способа повернуть разговор в нужное русло.

– Меня это ни капельки не удивляет! – пожала плечами вредная фигурка.

– Беда в том, что это происходит прямо сейчас, понимаешь? – Зафод лихорадочно пытался донести до родственника суть проблемы.

Предок кивнул, подобрал пластиковый стаканчик, оставленный Артуром и воззрился на него с интересом.

– Прапрадедушка…

– А ты знаешь, – прервало привидение, пригвоздив Зафода к стулу пронзительным взглядом, – что у орбиты Бетельгейзе 5 развился некоторый эксцентриситет?

Зафод не только этого не знал, но даже не смог толком понять, о чем речь, из-за всего этого грохота и угрозы неминуемой гибели.

– Нет… Послушай! – воскликнул он.

– Это из-за того, что я все время переворачиваюсь в гробу! – взревел предок. Он шваркнул стаканчиком об стол и опять уставил трясущийся, тонкий, прозрачный палец на Зафода.

– Это ты виноват! – проскрежетал он.

– Одна минута тридцать секунд, – напомнил Форд, державший голову в ладонях.

– Слушай, прапрадедушка, не мог бы ты помочь нам, потому что…

– Помочь? – воскликнул старик так, как будто его попросили принести утконоса.

– Да, помочь, причем, типа того, сразу, а то…

– Помочь! – повторил старик с неподдельным возмущением, так, как будто его попросили принести утконоса с картофелем фри. Он был явно потрясен.

– Значит, ты будешь шляться по Галактике со своими… – предок презрительно помахал пальцами в сторону остальных присутствующих: – негодными друзьями, не находя времени положить цветы мне на могилу, хотя бы пластмассовые, большего от тебя никто и не ждет, но нет, куда там! Мы слишком заняты! Слишком современны! Слишком циничны! А как припрет, так, значит, не стыдно и спиритизмом заняться – прапрадедушка, помоги!

Он покачал одной головой, осторожно, чтобы не разбудить другую, которая еще не проснулась, но уже начала выказывать признаки беспокойства.

– Не знаю, не знаю, Зафод, – проворчал он, – мне надо над этим подумать.

– Одна минута десять, – сказал Форд без выражения.

Зафод Библброкс Четвертый с интересом посмотрел в его сторону.

– Почему этот человек разговаривает цифрами? – спросил он.

– Эти цифры, – ответил Зафод скупо, – означают время, которое нам осталось жить.

– Ой, – и прапрадедушка выругался. – Ко мне это, конечно не относится, – добавил он и отошел в менее освещенную сторону мостика, с любопытством осматривая предметы.