Текст книги "Идеальное убийство"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– В каком смысле ненормальным?

– Проваленным. Преступлениям, которые были обнаружены. Как вы думаете, каково соотношение раскрытых преступлений и тех, которые прошли незамеченными?

– В нашей стране, – напрягшись, сказал Паркер, – полиции удается найти и обезвредить большую часть преступников…

– Дорогой мой, я знаю, что, когда факт преступления налицо, ваши люди находят преступника по меньшей мере в шестидесяти процентах случаев. Но в тот самый момент, когда выясняется, что было совершено преступление, оно попадает в категорию провалов. После этого все зависит только от эффективности работы полиции. Но как насчет преступлений, которых никто так и не заметил?

Паркер пожал плечами:

– Что я могу ответить на этот вопрос?

– Давайте порассуждаем. Почитайте любую газету. «Мировые новости», все что угодно. Правда, на прессу теперь надели намордник – цензура не дремлет. Возьмем лучше отчет о бракоразводных процессах. Развод – это констатация провала брака. Но ведь разводы случаются сплошь и рядом. А теперь посмотрите вокруг, на то, как живут ваши друзья и знакомые, и вы поймете, что большинство из них счастливы в семейной жизни, только не кричат об этом на всех углах. Люди не ходят в суд для того, чтобы заявить, что они неплохо уживаются вместе, спасибо за внимание. Точно так же в книгах, стоящих на этих полках, вы найдете описания лишь тех преступлений, которые завершились провалом. Только они привлекают к себе внимание. Убийцы, которым удался их замысел, не пишут об этом в газетах. Они даже не собираются на дурацкие семинары, чтобы поделиться своими соображениями с любопытствующими на тему «Что убийство значит для меня» или «Как я стал преуспевающим отравителем». Удачливые убийцы, как и счастливые жены, предпочитают держать язык за зубами. И я думаю, что по отношению к тем, кто попался, они составляют ту же пропорцию, что и разведенные пары к крепким брачным союзам.

– А вы не преувеличиваете?

– Не знаю. И никто не знает. В том-то вся и загвоздка. Но спросите любого доктора, когда он будет в приятном, расслабленном состоянии души и тела, о том, сколько раз за годы практики у него возникали подозрения, которым он не захотел или не решился дать ход? На примере нашего друга Карра мы видим, что случается, когда доктор проявляет подобную решимость.

– Так он же ничего не смог доказать!

– Я знаю. Но это не значит, что там нечего было доказывать. Посмотрите, сколько убийств оставалось в тайне до тех пор, пока преступник не заходил слишком далеко и не совершал какую-нибудь глупость. Вот, например, Палмер. Его жена, и мать, и теща, и куча незаконных отпрысков – он всех их убрал с дороги, и никто ничего не заподозрил до тех пор, пока ему не пришло в голову столь очевидным образом избавиться от Кука. Или Джордж Джозеф Смит. Безнаказанно утопил двух жен, и никаких подозрений – пока то же самое не произошло с третьей. И Армстронг – большая часть его преступлений так и не вышла бы наружу, если бы не эта история с Мартином и шоколадом. Берка и Лейра привлекли к суду за убийство старушки, так они чистосердечно признались, что за два месяца отправили на тот свет шестнадцать человек, а никто и ухом не повел.

– Но их же поймали!

– Потому что они были дураки. Если вы убиваете кого-то жестоким, кровавым способом, или травите человека, всегда отличавшегося богатырским здоровьем, или избавляетесь от богатого родственника на следующий день после того, как тот подписал завещание в вашу пользу, или приканчиваете любого, кто попадается на вашем пути, то, конечно, рано или поздно вас поймают. Но если вы решите убить человека, который стар и болен, при обстоятельствах, когда ваша выгода не слишком очевидна, обставив все так, что это будет выглядеть как смерть от естественных причин или несчастный случай, то вам ничего не угрожает! Могу поклясться, что отнюдь не все сердечные приступы, гастроэнтериты и инфлюэнцы со смертельным исходом являются результатом Божьего промысла. Чарльз, убить человека чертовски легко, для этого даже не нужна специальная подготовка.

Паркер выглядел взволнованным.

– В ваших словах есть доля истины. Я слышал пару подобных историй. Но мисс Доусон…

– Случай мисс Доусон просто очарователен! Такая великолепная жертва! Совсем старая, смертельно больная. Того и гляди, сама сыграет в ящик. Никаких родственников, задающих вопросы. Ни близких друзей, ни старых соседей. И куча денег. Честно говоря, Чарльз, ночами, лежа в кровати, я прямо-таки облизываюсь, размышляя о разных способах убийства Агаты Доусон.

– Ну, до тех пор, пока вы не придумаете такой, который не оставляет следов и не нуждается в мотиве, вы не можете считать свои размышления плодотворными, – заявил практичный Паркер, который уже начал уставать от этой неприятной темы.

– Тут я с вами согласен, – кивнул Уимзи, – но это означает лишь одно: я еще совсем незрелый убийца. Подождите, пока мой метод не будет разработан до совершенства, и тогда я, возможно, познакомлю вас с ним. Какой-то древний мудрец сказал, что каждый из нас держит в руках жизнь другого человека – но только одного, Чарльз, только одного.

9
Завещание

Воплощение в жизнь нашей последней воли зависит только от нас.

А. Теннисон. «Из воспоминании»

– Хелло! Хелло… коммутатор… могу я попросить соединить меня с птичкой нежною в садах… о нет, у меня и в мыслях не было издеваться над вами, дитя мое, это цитата из Уордсворта, знаете, был такой поэт?.. Да, попробуйте еще раз… благодарю вас… Это доктор Карр?.. Лорд Питер Уимзи… да-да… ага!.. ну что вы… Мы как раз собираемся реабилитировать вас и вернуть домой, увенчав лаврами и сенной… нет, я не шучу… мы пришли к заключению, что дело серьезное… Да… Мне понадобится адрес сестры Форбс… Конечно, подожду… Лутон?., ах, в Тутинге, да-да, я понял… Понимаю, она настоящая фурия, но я найду к ней подход… Огромное спасибо… приятного Дня…. да! забыл!., хелло!.. Я хотел спросить, она занимается акушерством? Акушерством!., буква А – акула – а-ку-шер-ством… Нет?.. Вы уверены?.. Будет весьма неприятно, если она все-таки им занимается и придет сюда… я при всем желании не смогу произвести на свет младенца… Чу, если вы уверены… Да, ясно… само собой, никому ни слова, никаких ссылок на вас… До свидания, дружище, до свидания…

Лорд Уимзи повесил трубку, жизнерадостно насвистывая, и позвал Бантера.

– Милорд?

– Как по-вашему, Бантер, какой костюм больше подошел бы для мужа, ожидающего прибавления в семействе?

– Сожалею, милорд, но в последнее время я не следил за модой для будущих отцов. Я бы сказал, милорд, что это должен быть костюм, способный внушить вашей даме бодрость и приятное расположение духа.

– К несчастью, я не знаю этой дамы. На самом деле она лишь плод моего слишком живого воображения. Однако я думаю, что наряд должен отражать радужные ожидания, довольство собой и легкое волнение.

– Я вас понял – состояние новобрачного, милорд. В таком случае я предложил бы пиджачный костюм светло-серого цвета – в елочку, милорд, – с бледно-аметистовым галстуком, носками в тон и мягкой шляпой. Котелок не рекомендую: он, конечно, отражает волнение, но скорее финансового свойства.

– Вы совершенно правы, Бантер. И я надену перчатки, которые так неосторожно испачкал вчера на Чаринг-кросс. Предполагается, что я слишком взволнован, чтобы беспокоиться о чистых перчатках.

– Прекрасно, милорд.

– Думаю, трость будет лишней…

– Конечно, вашей светлости виднее, но я бы сказал, что трость, если с ней правильно обращаться, может выразить широкую гамму переживаний…

– И снова вы правы, Бантер. Вызовите мне такси – я еду в Тутинг.

Сестра Форбс искренне сожалела, но, как бы ей ни хотелось помочь миссис Симмз-Гайторп, она не могла принимать у нее роды, ибо никогда не занималась акушерством. Она задавалась вопросом, кто направил к ней мистера Симмз-Гайторпа, введя его в заблуждение.

– Да я, знаете, не в обиде, – ответил на это мистер Симмз-Гайторп, роняя тросточку, а потом подбирая ее с широкой улыбкой на лице. – Это мисс Мергетройд, да, она – знаете, мисс Мергетройд из Лихемптона, кажется, ну конечно, она, это от нее я услышал про вас (тут он сказал чистую правду); она говорила, что вы приятнейший человек – уж извините, что повторяю эти ее замечания, вы не против? – так вот, она говорила, что вы приятнейший человек и все такое прочее, и что мне обязательно нужно обратиться к вам, понимаете? Правда, она опасалась насчет того, занимаетесь ли вы акушерством. Но я все рано решил попробовать – попытка не пытка, понимаете? – тем более что я так беспокоюсь – ну, о моей жене, понимаете? Так хорошо, когда при родильнице находится кто-нибудь помоложе и с характером помягче, ведь так? А акушерки все сплошь престарелые дамы, да еще комплекция у них, как у слонов, – вас не задевает, что я так говорю? Моя жена ужасно волнуется – это естественно, первые роды и все такое – и никак не хочет, чтобы вокруг сновали всякие старушенции, ну, вы понимаете…

Сестра Форбс, костлявая женщина лет сорока, согласно кивала, но весьма сожалела, что не может быть полезной миссис Симмз-Гайторп.

– Было весьма любезно со стороны мисс Мергетройд рекомендовать вам мою кандидатуру, – сказала она. – А вы давно с ней знакомы? Очаровательная женщина, не правда ли?

Будущий отец закивал головой.

– На мисс Мергетройд произвело большое впечатление то, как вы заботливо ухаживали за одной пожилой дамой, мисс Доусон. Кстати, она моя родственница – дальня, правда, седьмая вода на киселе. Немного нервная, Да? Эксцентричная, как и все в нашей семье, но очень приятная, вы согласны?

– Я к ней очень привязалась, – сказала сестра Форбс. – Пока ее состояние не ухудшилось, это была приятнейшая и послушнейшая пациентка. Конечно, она очень страдала от болей, и нам большую часть времени приходилось держать ее под действием морфина.

– Ах да! Бедняга! Я иногда думаю, сестра: как жаль, что мы не можем помочь людям, которые так страдают, уйти из этой жизни безболезненно! Они ведь и так уже практически мертвы. Зачем же длить их мучения?

Сестра Форбс бросила на него пронзительный взгляд:

– Боюсь, все не так просто, хотя, конечно, понять вас можно. Но доктор Карр придерживался совсем другого мнения, – добавила она язвительным тоном.

– По-моему, весь этот шум был просто ужасен, – проникновенно сказал джентльмен. – Бедная старушка! Я тогда сразу сказал жене: почему бы им не оставить тетю Агату в покое? Что за радость резать ее, если и так ясно, что смерть была совершенно естественной! Вот и жена со мной согласилась. Она, знаете ли, очень расстроилась из-за тех событий.

– Мы все были взволнованны, – вздохнула сестра Форбс, – и я в том числе. Я попала в весьма неловкую ситуацию. Вообще-то мне не положено обсуждать такие вещи с посторонними, но раз уж вы член семьи, вы меня поймете.

– Безусловно! А вам никогда не приходило в голову, – мистер Симмз-Гайторп наклонился вперед, нервно тиская руками свою мягкую шляпу, – что там было нечто подозрительное?

Сестра Форбс поджала губы.

– Знаете, – пояснил мистер Симмз-Гайторп, – бывали такие случаи, когда доктора пытались заставить пожилых пациенток написать завещание в их пользу. Вы не думаете, что… ну…

Сестра Форбс всем своим видом постаралась показать, что думать – это не ее дело.

– О, я понимаю, вы не хотите об этом говорить… Но как мужчина мужчине – я хотел сказать, строго между нами, – не было ли каких-нибудь… ну, трений, что ли… по поводу приглашения нотариуса. Вы меня понимаете?

Конечно, кузина Мэри – я зову ее кузиной, хотя на самом деле мы даже не родственники, – я хочу сказать, она очень милая девушка и все такое, но, может, она была против того, чтобы пригласить нотариуса, чтобы тетушка подписала завещание, а?

– Ох, мистер Симмз-Гайторп, вот тут вы точно ошибаетесь. Мисс Уиттакер как раз очень следила за тем, чтобы у мисс Доусон в любое время была возможность послать за нотариусом. На самом деле – думаю, я не раскрою большой тайны, если расскажу вам об этом, – однажды она сказала мне: «Если мисс Доусон изъявит желание повидаться с нотариусом, немедленно посылайте за ним – в любое время дня и ночи». И, конечно же, я так и поступила.

– То есть? Вы его пригласили? А он что – не пришел?

– Пришел, конечно. И очень быстро.

– Ну вот! Вечно эти сплетницы все перепутают! Простите, но до встречи с вами у меня было совершенно ложное представление обо всей этой ситуации. Я уверен, что миссис Писгуд говорила, будто за нотариусом так и не послали.

– Да что может миссис Писгуд знать об этом! – фыркнула сестра Форбс. – Можно подумать, кто-нибудь у нее спрашивал!

– Конечно, вы правы, но вы же знаете, как распространяются слухи. Так, значит, завещание было составлено; тогда почему же ему не дали ход?

– Я не говорила, что оно было составлено, мистер Симмз-Гайторп. Никакого завещания не было. Нотариус приходил, чтобы выписать доверенность – по ней мисс Уиттакер могла подписывать чеки и вообще вести дела своей тетки. В этом возникла настоятельная необходимость, поскольку состояние больной становилось все хуже.

– Да уж, я слышал, к концу рассудок у нее помутился.

– На тот момент, когда я заменила сестру Филли – это было в сентябре, – она была в здравом уме, за исключением этих ее фантазий об отравлении.

– Она правда боялась, что ее отравят?

– Она мне сказала как-то, раз или два: «Я не собираюсь умирать, чтобы доставить удовольствие другим, сестра». Она мне очень доверяла. Честно говоря, со мной ей было лучше, чем с мисс Уиттакер. Но в октябре она стала сильно сдавать и часто бредила. Бывало, подскочит на постели, будто в ужасе, и спросит: «Его уже приняли, сестра?» – именно так она говорила. А я ей: «Нет, не приняли», – и тогда она затихала. Наверное, вспоминала свое имение, приемы по праздникам. Пациенты часто вспоминают старые времена, знаете, под воздействием наркотиков. Пребывают, можно сказать, в полусне – и так большую часть времени.

– Значит, в последний месяц жизни она вряд ли могла подписать завещание, даже если бы и захотела?

– Да, думаю, с этим ей было уже не справиться.

– Но раньше, когда приходил нотариус, она ведь могла это сделать?

– Конечно, могла.

– Но не сделала?

– Нет. Я это знаю наверняка, так как безотлучно находилась при ней – она сама меня попросила.

– Ясно. Вы и мисс Уиттакер.

– Нет, мисс Уиттакер пришла позже. Я понимаю, на что вы намекаете, мистер Симмз-Гайторп, но на самом деле вам не в чем подозревать мисс Уиттакер. Нотариус, я и мисс Доусон пробыли наедине около часа, пока клерк в соседней комнате составлял все необходимые документы. Надо было сделать все за один раз, потому что до второго визита мисс Доусон могла и недотянуть. Мисс Уиттакер пришла в самом конце. Если бы мисс Доусон захотела составить завещание, у нее были все возможности сделать это.

– Что ж, приятно слышать, – сказал мистер Симмз-Гайторп, поднимаясь. – Подобные недоразумения могуг послужить причиной серьезного разлада в семье, понимаете? Ну, мне пора. Я страшно сожалею, что вы не сможете помочь нам, сестра. Уверен, жена тоже сильно расстроится. Сложно будет найти акушерку, столь же приятную, как вы. До свидания!

Усевшись в такси, лорд Уимзи снял шляпу и задумчиво потер виски.

– Еще одна отличная версия пошла прахом, – пробормотал он. – Ладно, у нашего банта есть еще один кончик – за него-то мы и потянем. Сперва Кроппер, потом Крофтон – именно в такой последовательности. Да!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
БУКВА ЗАКОНА

Лучезарный свет юриспруденции.

Сэр Эдвард Коук

10
Снова завещание

Завещание! Завещание! Сейчас будет оглашено завещание!

У. Шекспир. «Юлий Цезарь»

– О, миссис Эвелин, моя дорогая, бедняжечка!

Рослая девушка в черном остановилась и огляделась вокруг.

– Боже, миссис Гулливер! До чего же я рада, что вы приехали встретить меня!

– А уж как я рада, моя дорогая, и все благодаря этим любезным джентльменам, – прорыдала миссис Гулливер, сжимая девушку в объятиях. Пассажиры, спускавшиеся по сходням, начали проявлять признаки раздражения. Старший из двух джентльменов взял расстроенную квартирохозяйку под локоть и отвел обеих в сторону.

– Бедная овечка! – убивалась миссис Гулливер. – Вам пришлось в одиночку проделать такой путь, а наша маленькая мисс Берта лежит в могиле, и про нее говорят всякие вещи, а ведь она всегда была порядочной девушкой!

– Я все время думаю о нашей несчастной маме, – сказала Эвелин. – Я места себе не находила, вот и сказала мужу: «Я поеду к ней», – а он отвечает: «Милая, и я бы поехал с тобой, да только не могу оставить ферму, но если, по-твоему, тебе надо ехать, то езжай с Богом».

– Дорогой мистер Кроппер, он всегда был таким очаровательным и добрым, – сказала миссис Гулливер. – Но что же это я – забыла представить вам этих любезных джентльменов, которые привезли меня сюда, чтобы я могла встретить вас. Знакомьтесь, лорд Питер Уимзи, а это – мистер Мерблес, его именем было подписано то злосчастное объявление, с которого все началось. Не надо было показывать его вашей сестре! То есть, я хочу сказать, этот джентльмен действовал из лучших побуждений, но тогда-то я этого не знала и поначалу подумала о нем плохо.

– Рада познакомиться, – сказала миссис Кроппер, оборачиваясь к мужчинам с живостью, которая быстро вырабатывается у служащих большого ресторана. – Прямо перед отплытием я получила от Берты письмо, а в нем как раз лежало ваше объявление. Мне бы очень хотелось узнать побольше об этом ужасном деле. Что же все-таки произошло – убийство?

– Дознание показало, что это была смерть от естественных причин, – сказал мистер Мерблес, – но мы считаем, что там есть некоторые нестыковки, и поэтому будем вам крайне признательны, если вы сможете ответить на наши вопросы по поводу этого происшествия, а также еще одного, которое может быть связано с ним.

– Конечно! – ответила миссис Кроппер. – Я уверена, что вы достойные люди, раз миссис Гулливер вас рекомендует; вы ведь никогда не ошибаетесь в людях, так, миссис Гулливер? Я расскажу вам все, что мне известно, хотя и немного знаю, и вообще теряюсь в догадках. Только мне бы не хотелось задерживаться, потому что я спешу повидаться с мамой. Она, должно быть, в ужасном состоянии, ведь она так любила Берту, и рядом с ней никого нет, кроме молоденькой служанки, но разве может та утешить скорбящую мать, которая так внезапно лишилась дочери!

– Мы не задержим вас ни на секунду, миссис Кроппер, – сказал Мерблес. – С вашего позволения, мы собирались сопроводить вас в Лондон и по дороге задать несколько вопросов, а потом – опять же с вашего позволения – убедиться, что вы в целости и сохранности добрались до дома миссис Гоутубед, где бы он ни находился.

– Кристчерч, близ Борнмута. – Питер Уимзи назвал адрес. – Мы отвезем вас прямо туда, так будет быстрее.

– Вы все предусмотрели! – с нескрываемым восхищением воскликнула миссис Гулливер. – Ну что, может, пойдем? Боюсь, как бы нам не пропустить поезд.

– Совершенно верно, – сказал Мерблес. – Позвольте предложить вам руку.

Миссис Кроппер любезно согласилась, и их караван двинулся в сторону станции, совершив по пути все необходимые формальности. Проходя через турникет на платформе, миссис Кроппер вдруг негромко вскрикнула и наклонилась вперед, словно заметила нечто, привлекшее ее взгляд.

– Что случилось, миссис Кроппер? – на ухо спросил ее лорд Питер. – Увидели кого-то из знакомых?

– Вы сразу все подмечаете, – шепнула миссис Кроппер. – Из вас бы вышел хороший официант – серьезно! – то есть я не имею в виду ничего обидного, сэр, для знающего человека это настоящий комплимент. Да, мне показалось, что я увидела одну знакомую, но, вероятно, я обозналась, потому что когда она поймала мой взгляд, то сразу же исчезла.

– И за кого вы ее приняли?

– Ну, она была очень похожа на мисс Уиттакер, даму, у которой мы с Бертой работали.

– А где вы ее увидели?

– Вон там, за колонной. Высокая темноволосая дама в малиновой шляпке и серых мехах. Но ее там уже нет.

– Прошу прощения.

Лорд Уимзи отпустил руку миссис Гулливер от своего локтя, ловко прицепил ее к свободному локтю мистера Мерблеса и бросился в толпу. Мерблес, нимало не смущенный его эксцентричным поведением, как пастух овечек, сопроводил дам до купе первого класса, на котором красовалась большая табличка: «Зарезервировано для лорда Уимзи и сопровождающих». Миссис Кроппер попыталась протестовать, но Мерблес добродушно ответил, что за купе уже заплачено и что только так можно было гарантировать необходимую конфиденциальность.

– Ваш друг рискует опоздать, – сказала миссис Кроппер, когда поезд тронулся.

– Это крайне маловероятно, – ответил Мерблес, хладнокровно разворачивая дорожный плед и меняя старомодный цилиндр на невероятную дорожную шапку с ушами. Миссис Кроппер, хотя и была до крайности взволнованна, не могла не спросить себя о том, где ему удалось отхватить эту реликвию викторианской эпохи. Она не знала, что шляпы для мистера Мерблеса шьет очень и очень дорогой мастер из Вест-Энда, питающий к своему клиенту глубочайшее уважение за его приверженность традициям.

Около четверти часа от лорда Уимзи не поступало никаких вестей, однако внезапно он сам сунул голову в дверь купе и с очаровательной улыбкой провозгласил:

– Одна рыжеволосая женщина в малиновой шляпке; три темноволосых женщины в черных шляпках; несколько женщин с неопределенным цветом волос в серых шляпках; пожилые дамы с седыми волосами – во множестве; шестнадцать девиц без шляпок – я имею в виду, Шляпки висели у них за спиной на шнурках, – но ни одной малиновой; две невесты в синих шляпках; бессчетное множество светловолосых женщин в шляпках всех цветов; одна пепельная блондинка в форме медсестры – но, как я понимаю, интересующей нас дамы среди них не было. Тем не менее, я прошелся по поезду – хотел лишний раз убедиться. Обнаружилась одна кандидатура; я решил, что, может быть, миссис Кроппер согласится прогуляться со мной по коридору и взглянуть на нее.

Эвелин, слегка удивившись, дала свое согласие.

– Вот и хорошо. Я вам потом все объясню. В четырех купе от нас. Да, миссис Кроппер, если это в самом деле та женщина, то лучше бы ей вас не видеть. Идите следом за мной и поднимите воротник, так чтобы он скрывал ваше лицо. Когда мы подойдем к нужному купе, я вас прикрою, договорились?

Маневр удался – лорд Уимзи остановился напротив указанного купе, чтобы прикурить сигарету, а тем временем миссис Кроппер получила возможность взглянуть на женщину без шляпки из-за его поднятых локтей. Эффект был обескураживающим. Миссис Кроппер никогда не видела ее раньше, и дальнейший променад из одного конца поезда в другой также не дал никаких результатов.

– Что ж, остается положиться на Бантера, – жизнерадостно объявил Питер, когда они вернулись на свои места. – Думаю, он на верном пути. А сейчас, миссис Кроппер, перейдем к более важным делам. Прежде всего мы будем рады услышать любые соображения, которые могли возникнуть у вас по поводу смерти вашей сестры. Мы не хотим вас пугать, но не исключено, что ее кончина была отнюдь не случайной.

– Я хотела сказать только одну вещь, сэр – или милорд, так вас надо называть? Берта была порядочной девушкой – это я могу утверждать совершенно точно. У нее никак не могло быть каких-нибудь недостойных дел с ее женихом, ничего подобного! Я знаю, люди порой говорят разное, и, возможно, многие девушки этого заслуживают, так что тут нечему удивляться. Но, поверьте мне, Берта не допустила бы ничего предосудительного. Может, вы захотите прочитать письмо, которое я от нее получила? Мне кажется, только порядочная и честная девушка, связывающая все свои надежды со счастливым браком, могла написать такое. Разве девушка, которая пишет так, могла завести шашни с посторонним мужчиной? Я просто в ужас прихожу, когда думаю, что про нее сочиняют!

Лорд Уимзи взял письмо, пробежал его глазами и учтиво передал Мерблесу.

– Мы ничего такого не думаем, миссис Кроппер, хотя, конечно, ваша точка зрения для нас представляет большую ценность. А как вы считаете: могла ваша сестра – как бы это сказать? – поверить какой-нибудь женщине, рассказавшей ей слезливую историю, или что-то в этом роде, и – ну… – оказаться в положении, которое ее сильно бы шокировало? Имела ли она представление о том, с чем можно столкнуться порой в Лондоне и все такое?

Тут он вкратце обрисовал версию Паркера о знакомстве с миссис Форрест и предполагаемом ужине в ее квартире.

– Ах, милорд, я бы не сказала, что Берта была очень сообразительной – уж точно не такой сообразительной, как я. Она была доверчива, это да, привыкла верить людям на слово. Это у нее от отца, наверное. Я-то больше похожа на маму, мне всегда это говорили, и просто так никому не поверю. Но я всегда предупреждала Берту о женщинах, которые заговаривают с девушками на улице, и она обещала быть настороже.

– Конечно, – согласился Питер, – но что, если к вашей сестре подошла какая-нибудь дама, которую она знала – по ресторану, например, – и Берта решила, что не случится ничего страшного, если она зайдет к ней в гости? А может, эта дама предложила ей поступить на службу? Как вы думаете?

– Думаю, если бы такой разговор состоялся, она упомянула бы о нем в своем письме, милорд. Она всегда подробно описывала мне всех своих клиентов. И я не думаю, Что она захотела бы снова поступить в горничные. С нас катило предыдущего раза, в Лихемптоне.

– О да. Тут мы подходим ко второму вопросу, который хотели задать вашей сестре, не помешай нам ее смерть. Вы находились на службе у мисс Уиттакер, которую мы только что упоминали. Не могли бы вы сообщить нам точную причину, по которой вас уволили? Это было хорошее место, не так ли?

– Да, милорд, неплохое, хотя, конечно, у нас там не было такой свободы, как в ресторане. И, само собой, с пожилой леди, мисс Доусон, было немало хлопот. Не то чтобы мы были недовольны – она была очень добрая, приятная женщина и довольно щедрая.

– Но когда ей стало совсем худо, мисс Уиттакер взяла все в свои руки, так?

– Да, милорд; но все равно, работа была нетрудная – многие девушки только мечтают о такой. Разве что нам было тяжело найти общий язык с мисс Уиттакер.

– Особенно насчет китайского фарфора, не так ли?

– О, вы и об этом знаете?

– Я рассказала им, дорогуша, – вставила миссис Гулливер, – про фарфоровый чайник и про то, как вы уехали оттуда и решили обосноваться в Лондоне.

– И мы очень удивились, – добавил Мерблес, – потому что, как нам казалось, мисс Уиттакер поступила опрометчиво, когда уволила таких умелых, и если позволите, воспитанных и учтивых девушек под столь тривиальным предлогом.

– Тут вы правы, сэр. Берта – я говорила, она у нас чересчур доверчивая – была готова поверить, что нас уволили по ее вине, и считала, что со стороны мисс Уиттакер было очень любезно простить ей разбитый фарфор и помочь нам с отъездом в Лондон, но я всегда чувствовала, что у нее были какие-то скрытые мотивы. Правда, миссис Гулливер?

– Правда, моя кошечка; какие-то скрытые мотивы, вы так мне и сказали, и я с вами полностью согласна.

– А вы, – продолжил Мерблес, – случайно не связали ваше внезапное увольнение с каким-нибудь событием в доме мисс Уиттакер?

– Вообще-то связала, – храбро заявила миссис Кроппер. – Я сказала Берте – хотя она меня и слушать не хотела, вся в отца, я уже говорила, – так вот, я сказала: «Помяни мое слово, мисс Уиттакер не захочет, чтобы мы находились в доме после той ссоры, которая вышла у нее с пожилой леди».

– А что это была за ссора? – быстро спросил Мерблес.

– Видите ли, я не уверена, что имею право рассказывать вам об этом, поскольку мы дали обещание никому не говорить.

– Конечно, – начал Мерблес, бросая короткий взгляд на Уимзи, готового взорваться от нетерпения, – это решать вам. Однако если вы позволите, я хотел бы сказать, строго между нами, что эта информация может оказаться крайне полезной – не стану вдаваться в подробности почему – для расследования некоторых особых обстоятельств, попавших в поле нашего зрения. И, кроме того, есть вероятность – снова не стану вдаваться в подробности какая, – что она поможет пролить свет на события, которые привели к смерти вашей сестры. Сверх этого я пока ничего не могу вам сказать.

– Ну, – сказала миссис Кроппер, – раз так – хотя я, простите, и не вижу, какая тут может быть связь, – мне, наверное, лучше выложить все как на духу, если пользоваться выражением моего мужа. В конце концов, я обещала, что не буду рассказывать об этом людям в Лихемптоне, потому что они сделали бы неправильные выводы: сами понимаете, сплетни там распространяются очень быстро.

– Мы не имеем никакого отношения к Лихемптону, – заверил женщину лорд Уимзи, – и эта информация не пойдет дальше нас – разве что в случае крайней необходимости.

– Хорошо. Я вам все расскажу. В один сентябрьский день, утром, мисс Уиттакер подходит к нам с Бертой и говорит: «Я хочу, чтобы вы поднялись наверх и встали на площадке у спальни мисс Доусон. Вы можете понадобься для того, чтобы засвидетельствовать ее подпись на одном документе».

И дальше: «Нам нужно два свидетеля, и вы должны видеть, как она ставит свою подпись; но я не хочу, чтобы у нее в спальне толкалось слишком много людей, поэтому вы будете стоять за дверью, а когда я подам вам знак, вы потихоньку войдете и посмотрите, как она подпишет бумагу. Потом я передам документ вам и вы напишете свои имена там, где я покажу. Это просто, – говорит, – всего-то и нужно: написать ваши имена напротив слова «свидетели»».

Берта у нас всегда была робкая – боялась подписывать любые документы и всего такого, – так что попробовала отказаться. Она спросила: «Может, вместо меня подпишет сиделка?» Имелась в виду сестра Филлитер – та, рыженькая, невеста доктора. Милая девушка, мы ее очень любили. «Сестра ушла на прогулку, – отвечает мисс Уиттакер, резко так, – и вообще, я прошу, чтобы это сделали вы с Эвелин», – со мной то есть. Ну, мы сказали, что не против, и мисс Уиттакер поднялась к мисс Доусон с целой кипой бумаг, а мы с Бертой пошли за ней и стали ждать на лестничной площадке, как нам и было сказано.

– Минутку, – сказал Мерблес, – а мисс Доусон часто подписывала документы?

– Да, сэр, довольно часто, но обычно их свидетельствовали мисс Уиттакер или медсестра. Договора аренды, нечто в этом роде. У мисс Доусон была еще какая-то недвижимость. Потом чеки за домашние расходы и всякие документы из банка.

– Проценты по ценным бумагам, я думаю, – предположил Мерблес.

– Вполне возможно, сэр. Я в этом не разбираюсь. До этого я один раз была свидетелем, давным-давно, но тогда мне принесли бумагу, на которой уже стояла подпись.

– Я полагаю, на тот момент мисс Доусон еще сама вела свои дела?