Текст книги "Голос сердца"

Автор книги: Дороти Лаудэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава 12 ВПЕРВЫЕ

Вопреки опасениям Микаэлы, ей не потребовалось много времени, чтобы заново освоиться с жизнью в маленьком городке. Этому немало способствовало то обстоятельство, что она старалась не ворошить воспоминания о пребывании в Бостоне, сильно, впрочем, поблекшие уже на подходах к Колорадо. Она возобновила обычный прием больных в кабинете, и день за днем потекли так, словно и не было поездки в Бостон.

Лишь одно подтверждало, что она все-таки была там: после возвращения Микаэлы ее отношения с Салли не только стали глубже, но и в чем-то изменились. В чем именно, она и сама не могла понять, но изменились. Стараясь это уяснить, она восстанавливала в памяти время, проведенное с Дэвидом, но всякий раз приходила к убеждению, что в данном случае ничто не поддается сравнению.

Однажды в обеденное время они встретились в кафе Грейс. Микаэла ненадолго отлучилась из кабинета, оставив его на попечение Колин, которая собиралась продезинфицировать инструменты. Микаэла предвкушала удовольствие спокойно съесть приготовленный чужими руками обед, нежась при этом в последних теплых лучах солнца. Была и еще причина – последнее время она встречалась там с Салли. Ее немного раздражал только непрестанный стук молотков, доносившийся с главной улицы.

Нарушителями спокойствия были люди, укреплявшие у въезда в город большой транспарант с извещением о предстоящем празднике танца, последнем ежегодном увеселении перед тем, как Колорадо-Спрингс окончательно погрузится в зимнюю спячку.

– Надеюсь, шум не очень помешает, – извинилась Грейс, подавая еду. – Ничего не поделаешь. Многие считают праздник танца самым важным событием года.

– В самом деле? – удивилась Микаэла. – Это почему же? Как мне представляется, существует множество более важных поводов для…

– Важнее этого нет ничего, – перебила ее Грейс, улыбаясь. – С тех пор как один из основателей города на этом празднике сделал свадебное предложение даме, с которой в этот момент танцевал, его так в народе и называют – «праздник любви». Считается, что его участники находят во время танцев своих избранников. Поэтому такое необычайное значение придается тому, кто с кем туда идет и танцует.

– Мне этот праздник всегда казался глупым, – нахмурился Салли.

– Почему? – изумленно взглянула на него Микаэла. – Танцевать ведь так приятно.

– Доктор Майк! Доктор Майк! – зазвенел вдруг с улицы голосок Брайена. Через несколько секунд он уже стоял у их столика. – Ты срочно нужна миссис Дженнингс. Она ждет тебя в кабинете. Беги скорее! – единым духом выпалил он.

– Извини, пожалуйста, Салли! – вскочив со своего места, проговорила Микаэла уже на ходу. Ей как врачу неоднократно случалось бежать по срочному вызову, бросая и более важные дела, чем разговор о значении и пользе праздника танца!

Колин, не дожидаясь Микаэлы, впустила миссис Дженнингс в кабинет. Последняя, без кровинки в лице, сидела на стуле, одной рукой судорожно вцепившись в его спинку, а другую прижимая к животу.

Микаэле с первого взгляда стало ясно, что женщина плохо себя чувствует.

– Проходите, Дороти, ложитесь на кушетку, вон там, в приемной. Что с вами произошло?

– Вчера… Вчера у меня было сильнейшее кровотечение, – косясь в сторону Колин, пояснила миссис Дженнингс тихим голосом.

– Говорите прямо, не стесняйтесь, – подбодрила ее Микаэла. – Мне придется обследовать вас, хотя я, кажется, догадываюсь, что с вами. Причин для беспокойства нет, это безусловно. – Бросив на пациентку обнадеживающий взгляд, она принялась вместе с Колин готовить нужные инструменты.

Обследование потребовало всего лишь нескольких минут, но результаты его оказались менее оптимистичными, чем предварительный диагноз Микаэлы.

– В последнее время вы, Дороти, скорее всего, заметили некоторые изменения в вашем организме, – осторожно начала разговор Микаэла.

– Да, разумеется, – подтвердила рыжеволосая женщина.

– В настоящее время вы переживаете переходный период, а он часто бывает связан с сильными кровотечениями. Следовательно, явление это совершенно естественное, – продолжала Микаэла. – Тем не менее, исключительно предосторожности ради, нам придется произвести еще одно обследование.

Дороти подавила вырвавшийся было у нее вздох облегчения.

– Но зачем же? Только что вы сказали, что все в пределах нормы.

– Да, это так, но все же следует полностью удостовериться, что мое предположение верно, – объяснила Микаэла. – Но не тревожьтесь раньше времени. Будете завтра проходить мимо, зайдите. А кровотечение, по-моему, должно ослабнуть.

Несмотря на эти утешительные речи, миссис Дженнингс, одеваясь, тяжко вздохнула.

– Одно для меня бесспорно, – заметила она с огорчением. – Наступает старость.

– И не думайте об этом, – возразила Микаэла. – По словам некоторых женщин, они в этот период снова расцветают и чувствуют себя… чувствуют себя… ну как бы это сказать… – Она скользнула взглядом по Колин, но та с задумчивым видом стерилизовала использованные инструменты и, казалось, ничего не слышала. – Чувствуют себя свободнее, – нашла нужное слово Микаэла, слегка покраснев.

– Свободнее? – Миссис Дженнингс в недоумении посмотрела на Микаэлу. – Ах вот что вы имеете в виду! Наконец до меня дошло! Но не думаете же вы, что мы с Лореном… – Она в свою очередь прикусила себе язык, хотя и покраснела. На губах ее появилась легкая улыбка. – До свидания, доктор Майк! И большое вам спасибо!

Она ушла, доктор Майк тоже повернулась к выходу, но тут заметила, что Колин держит перед лицом большое ручное зеркало, к помощи которого изредка прибегала при работе Микаэла. Девочка вытянула трубочкой губы, закрыла глаза и поцеловала свое отражение в зеркале. Потом еще раз и еще раз.

– Колин! – воскликнула Микаэла, не веря своим глазам. – Что ты делаешь?

– Ах! – Застигнутая врасплох, Колин быстро отложила зеркало в сторону. – Я немного замечталась.

Микаэла подошла к своей приемной дочери и ласково обняла ее за плечи.

– О чем-то прекрасном, очевидно? Колин передернула плечами.

– Ты помнишь, как поцеловалась в первый раз? – без обиняков спросила она.

Невольно вздрогнув от неожиданности, Микаэла все же ответила:

– Да, помню.

– И сколько же тебе тогда было лет? – Вопросы сыпались из уст Колин со скоростью пулеметной очереди.

– Двадцать пять.

– Двадцать пять! – В голосе Колин слышалось разочарование. – Но ты, верно, и раньше знала, как это делается?

– Нет, не знала. И надеюсь, ты тоже не знаешь, – не без лукавства ответила Микаэла.

– Да, не знаю, – вздохнула Колин. – Мы с Беки все гадали, как это происходит, не мешает ли нос. И приходится ли при поцелуях задерживать дыхание. – Она смущенно улыбнулась Микаэле. – В этом ведь нет ничего дурного?

– Дурного ничего нет, – быстро ответила Микаэла, – но девочке все же следует остерегаться. Мужчины, я хочу сказать – мальчики, порой ведут себя агрессивно и хотят от тебя больше того, что ты в этот момент хочешь им дать… – Она запнулась, не зная, в какие слова облечь свою мысль.

Колин глядела на нее выжидательно, но Микаэла не хотела продолжать разговор.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала наконец Колин растерянно. – Но это безразлично. Сейчас мне никого не хочется поцеловать. Кроме тебя. – Она обняла Микаэлу и вернулась к своей работе.

Микаэла еще несколько секунд смотрела на девочку, размышляя. Колин, конечно, находится на пороге зрелости, недаром же она начала интересоваться вещами, до которых ей раньше не было дела. Микаэла вынуждена была признаться себе, что непосредственность Колин вызывает у нее даже зависть.

Вечером Салли пришел к ним в гости. За ужином дети не переставали болтать о предстоящем празднике. Мэтью и Колин даже договорились в случае необходимости танцевать друг с другом, так как Ингрид уехала на несколько дней с семьей, в которой она работала.

Когда наступило время сна, дети ушли укладываться на ночь, благо после ремонта у них появилась отдельная комната, а значит, Салли не было необходимости немедленно покинуть дом. На прощание Колин мимоходом чмокнула его в щеку, быть может памятуя об утренней тренировке.

– В чем дело? – спросил Салли, как только они остались одни. – Ты чем-то расстроена?

– Да нет, что могло меня расстроить? – Микаэла старалась говорить как можно более равнодушно.

– Вот об этом я тебя и спрашиваю. За весь вечер ты ни разу даже не взглянула в мою сторону. Ты на меня обиделась?

– Нет, я не обиделась на тебя. – Микаэла энергично поставила свою чашку на стол. – Но понимаешь, – продолжала она более спокойным тоном, – мне бы хотелось пойти на этот праздник. А ты ни словом не обмолвился о том, чтобы мы пошли вместе.

– Да ведь я совсем не умею танцевать, – сообщил Салли как нечто само собой разумеющееся.

– В Бостоне, однако же, ты танцевал вальс.

– Да, вальс – это я могу. А вот здешние танцы мне не под силу.

– Нет ничего легче, я тебя сейчас научу. Смотри! – Микаэла вскочила со своего места, подобрала юбки, так что стали видны ее ноги до колен, и сделала несколько шагов. – Видел?

– Видеть-то видел, но лучше тебе показать еще раз, – признался Салли.

– Идем! – Она потянула его со стула. – Тебе надо просто попробовать!

Еще не отзвучали ее слова, как вдруг Салли прижался губами к ее рту. Крепко обхватив Микаэлу, он сделал несколько неуверенных шагов.

– Салли! Что ты делаешь? – отпрянула Микаэла.

– Танцую! Ты же сама велела! – Он улыбался во весь рот.

– Да кто же так танцует?

– Все влюбленные! – И Салли, остановившись, скрестил руки на груди.

– Существует множество иных способов выразить свою любовь, – резко, слишком резко, как она поняла, возразила Микаэла, но тут же спохватилась. – Ну хорошо, давай начнем еще раз. Да нет же, начинать надо с левой ноги, с левой! – Невольно она снова пришла в раздражение.

– Я же тебе сказал, танцевать я не умею, – огорчился Салли, опуская руки.

– Надо только хотеть. Брайен и то научился! – возразила Микаэла.

– Мне очень жаль, но я уже не в том возрасте, что Брайен. – На лбу Салли прорезалась сердитая складка. – Почему ты вечно стараешься меня воспитывать? Я же не пытаюсь изменить что-нибудь в тебе.

– А мне нечего менять! – обиделась в свою очередь Микаэла.

– Есть, Микаэла, есть! К сожалению, есть! – с грустью сказал Салли, набросил на плечи свою индейскую накидку и, попрощавшись, ушел.

Последовав совету доктора Куин, миссис Дженнингс на следующее утро пришла к ней в кабинет для вторичного осмотра. Микаэла была предельно внимательна, но так и не смогла поставить точный диагноз.

– Выглядите вы намного лучше, чем вчера, Дороти, – сказала она. – Надеюсь, вы вскоре забудете об этом недомогании. – Но голос ее, вялый, утомленный, не мог внушить пациентке особого оптимизма.

– Я тоже так думаю, – ответила миссис Дженнингс, вставая со смотровой кушетки. Она начала одеваться, медленно и задумчиво застегивала пуговицы на платье, не выпуская при этом Микаэлу из поля зрения. – А что с вами, доктор Майк? Вид у вас не такой, как обычно, не то чтобы больной, но какой-то невеселый.

Этот вопрос застал Микаэлу врасплох.

– Ах, знаете… Да нет, ничего. С чего это вам пришло в голову?

– Вы чем-то удручены. – Миссис Дженнингс подошла к Микаэле и ласково обняла ее. – Вы собственным примером доказали мне, как иногда человеку бывает полезно выговориться. Так не стесняйтесь же!

Микаэла отвернулась – ей казалось, что ясные глаза Дороти проникают в самую душу и читают ее мысли.

– Дайте мне слово, что наш разговор останется между нами.

– Само собой разумеется, – мягко ответила Дороти. – Я считаю себя вашей подругой.

Микаэла глубоко вздохнула.

– Все дело в Салли. Мы очень привязаны друг к другу, а тем не менее что-то у нас не ладится. Мы настолько разные, что я часто задаюсь вопросом, можем ли мы быть вместе. – Она сделала паузу. – Вчера, например, я попыталась показать ему несколько танцевальных па, но он не пожелал их повторить. Он, мол, не может перемениться. Но ведь нам всем приходится чему-нибудь учиться, не так ли?

– Конечно, – кивнула Дороти, – без этого нельзя. Но подчас человеку трудно понять, что учиться следует именно ему, а не его ближнему. – Миссис Дженнингс пристально взглянула на приятельницу. – И это все?

Микаэла помедлила с ответом.

– Да нет, нам, по-моему, мешает еще и то, что у нас разные представления о там, как должны складываться отношения, если… – она замялась на секунду, подбирая нужное слово, – если люди близки.

На лице Дороти появилась еле заметная улыбка.

– Понимаю, – раздумчиво протянула она. – Но вы ведь были уже однажды помолвлены. Значит, для вас не все внове?

– В Бостоне после помолвки твоя жизнь протекает на глазах общества, – ответила Микаэла, отводя глаза в сторону. – Для интимности такого рода там нет условий.

– Для интимности? Это не интимность, Микаэла, это нежность, – дружелюбно поправила ее многоопытная Дороти. В ее устах совершенно естественно звучало то, что при полученном ею воспитании не могла выговорить Микаэла. Дороти приблизилась к Микаэле и обняла ее с материнской нежностью.

– Салли – мужчина, – сказала она. – А мужчина любит иначе, чем женщина. И хотя не все, что он делает, может вам понравиться, помните, он поступает так из любви.

Этот разговор не выходил из головы у Микаэлы. Она, правда, не была уверена, поможет ли он ей при следующем свидании с Салли, но сам факт, что она открыла душу приятельнице и смогла обсудить с ней животрепещущие вопросы, уже принес ей облегчение.

Исполненная благодарности к миссис Дженнингс, Микаэла решила пригласить ее в воскресенье на обед, а потому обрадовалась, увидев ее в этот день перед церковью. Она направилась к ней, решив, что дети могут немного подождать. Тем более что Колин была поглощена разговором со своей подругой Беки по поводу весьма важного дела: Роберт несколько дней назад собственноручно вырезал специально для них маленькое сердечко, чтобы каждая из девочек носила на груди его половину.

– Как вы себя чувствуете, Дороти? – поинтересовалась Микаэла, вглядываясь внимательно в лицо приятельницы, одетой более нарядно, чем обычно по воскресеньям.

Миссис Дженнингс вместо ответа ограничилась кивком головы, и Микаэла продолжала:

– Мне бы хотелось пообедать вместе с вами у нас дома. Могу вас сейчас же взять с собой.

Она показала на ожидавшую поодаль упряжку и стоявших рядом детей.

Но Дороти всем своим видом выразила сожаление.

– Спасибо большое, но никак не могу, хотя была бы очень рада. Я… я договорилась о встрече. – И она смущенно окинула взором площадь перед церковью.

– О встрече? Это с кем же? – полюбопытствовала приятно удивленная Микаэла. И как хорошо, порадовалась она, что эта стареющая женщина не желает безропотно подчиниться судьбе. Ибо Микаэла не сомневалась – у Дороти любовное свидание.

Но миссис Дженнингс уклонилась от ответа, а Микаэла сочла бестактным продолжать расспросы.

Женщины распрощались самым дружеским образом, и Микаэла направилась к телеге.

– Мне надо по дороге домой заехать в кабинет, кое-что взять оттуда, – сообщила она детям. Раз миссис Дженнингс не придет в гости, она использует время для приведения своей документации в порядок.

– Тогда я, пожалуй, лучше пройдусь пешком, – сказал Мэтью. – Ты со мной, Колин?

– Прекрасная идея! – отозвалась Колин. – До скорого, ма!

– До свидания, дети! – Микаэла усадила Брайена на телегу, натянула поводья, и они тронулись в путь.

Колорадо-Спрингс, как обычно по воскресным дням, был объят глубоким покоем. Почта не работала, лавка Лорена Брея была закрыта, и даже из мастерской Роберта, служившей неизменным источником шума, не доносилось ни звука. Женщины небольшими компаниями шли из церкви домой, а мужчины уже собрались в салуне Хэнка – с утра пораньше пропустить рюмочку. Так же тихо и мирно было и на душе у Микаэлы, когда она остановила упряжку у кабинета. Отпирая дверь, она даже напевала себе под нос.

Ей потребовалось лишь несколько секунд, чтобы отыскать в приемной нужную папку и выйти наружу.

– Смотри-ка! Вон Салли! – встретил ее Брайен, которому с его места на облучке открывался прекрасный вид на весь город, и вытянул руку по направлению к лавке Лорена Брея.

– Неужели? – Микаэла повернулась в ту же сторону. Салли как раз в этот миг стучался в двери лавки, ставни которой были плотно закрыты. – Интересно, что ему там понадобилось? Не иначе как он хочет видеть Лорена.

– Но Лорен в салуне, – возразил Брайен. Словно в подтверждение его слов из вращающихся дверей салуна вырвался смех, который мог принадлежать Лорену, и никому больше.

И тут же дверь лавки отворилась. Миссис Дженнингс, в том же элегантном туалете, в котором она была в церкви, приветливо улыбнулась Салли, положила руку ему на плечо и быстро впустила его в дом.

Микаэла стояла как вкопанная. Что бы это означало? Что ему нужно от Дороти, которой Микаэла совсем недавно открыла душу? Единственный ответ, приходивший ей в голову, был настолько неправдоподобен, что она не хотела даже думать об этом.

За обедом Микаэла была необычайно молчалива. Занятая своими мыслями, она не прислушивалась к разговорам детей, и только Колин вывела ее из состояния задумчивости, спросив, можно ли ей надеть на праздник танца ее лучшее платье. Микаэла разрешила, желая, как всегда, чтобы девочке жилось легче, чем ей, чтобы она, в частности, набиралась невинного опыта в процессе общения с мальчиками одного с ней возраста, против чего в свое время категорически возражали родители Микаэлы.

И после обеда она не обрела необходимого душевного равновесия, чтобы заняться бумагами, которые она специально для этого привезла из кабинета. Вместо этого Микаэла плотно завернулась в шерстяной платок и, усевшись на скамью за домом, подставила лицо последним лучам клонящегося к закату солнца. Носком ботинка она чертила на песчаном грунте какие-то знаки, непонятные ей самой. Вдруг раздались хорошо знакомые ей шаги, и она навострила уши.

Салли высунул голову из-за стены дома.

– Доктор Майк?

– Привет, Салли, – без всякого выражения произнесла Микаэла, повернувшись в его сторону.

– Я хочу извиниться перед тобой, – сказал он, усевшись рядом на скамью. – При обучении танцам я не проявил должного терпения. – Он протянул ей красиво расписанную жестяную коробку с лучшими из всех конфетами, продающимися в районе Денвера. – Вот, это тебе.

– Откуда у тебя такая роскошь? – удивленно подняла брови Микаэла.

– Из лавки Лорена, разумеется.

– Но ведь сегодня воскресенье, – скептически заметила Микаэла.

– Я всегда раздобуду то, что захочу, – с торжествующей улыбкой возразил Салли.

С души Микаэлы мигом спала тяжесть. Так вот, оказывается, с какой целью Салли нанес визит Дороти Дженнингс! Как глупо было с ее стороны подозревать Салли в чем-то нехорошем! Теперь у нее не осталось и тени подозрений. Она открыла коробку и протянула ее Салли.

– Я, знаешь, тоже была хороша, – сказала она тихо и в свою очередь взяла конфету. – Мне тогда захотелось изменить тебя, перевоспитать. А этого никогда нельзя делать. А сегодня, видя, как ты входишь в лавку к Дороти Дженнингс, я вообразила невесть что.

– Ты за мной шпионишь? – внезапно помрачнел Салли.

Микаэла насторожилась. Неужто все снова пошло вспять?

– Шпионить, – сказала она, проницательно глядя на Салли, – можно лишь за тем, кому есть что скрывать.

Неделя началась самым обычным образом, как начиналось до нее множество других недель. Но в этот понедельник, отправляясь на работу, Микаэла была не в духе. Вчерашнее просветление, которое под самый вечер наступило в ее душе, сменилось тоской и тревогой. Она окончательно поняла, скорее почувствовала, что какая-то тень омрачает их отношения с Салли, она же пребывала в растерянности и совсем не знала, что с этим делать. До воскресенья она видела в Дороти преданную и опытную подругу, с которой можно поделиться любыми сердечными тайнами, но сейчас доверие к ней было подорвано подозрениями, закравшимися в душу Микаэлы.

Вместе с ней ехала в город Колин, но перед дверью кабинета она махнула рукой и отправилась к своей подруге Беки. Девочкам, очевидно, надо было обсудить нечто, не терпящее отлагательства. Как хотела бы Микаэла поменяться с ней ролями и забыть о своих трудностях!

Больных еще не было, и Микаэла решила воспользоваться этим и сделать в давке Лорена Брея необходимые покупки. «Не каждому ведь в радость ходить по магазинам в воскресные дни», – ехидно подумала она, еле сдерживая свою ярость. Надев кожаное пальто, Микаэла с корзиной в руках вышла из дому.

Но не тут-то было. Сделав несколько шагов, она увидела Колин. Девочка сидела в полном одиночестве на веранде соседнего дома и грустно смотрела вдаль. А где же Беки?

– Колин, что ты делаешь здесь одна-одинешенька? – спросила Микаэла, приблизившись к дочери и ласково положив руку ей на плечо. Только теперь Колин ее заметила.

Ее большие карие глаза мигом наполнились слезами, придав ей поразительное сходство с малюткой, изображенной на семейном портрете. «Те же глаза, тот же крошечный носик», – подумала Микаэла, заметив случайно, что на шее Колин появилась вторая цепочка. Колин стала обладательницей обеих половин сердечка.

– Что случилось, Колин? – спросила Микаэла.

– Я только что потеряла мою лучшую подругу, – тихо всхлипнула девочка.

– Каким образом? – Микаэла видела, что ее дочь очень взволнована. – Вы поссорились?

– Мы поссорились… Мы поссорились из-за мальчика, – выдавила из себя Колин. – Беки влюблена в Ричи. Два дня назад она назначила ему свидание под Деревом любви. Но почувствовала себя плохо и пойти не смогла. Беки попросила меня пойти к Дереву любви и сообщить ему об этом. Я и пошла. А Ричи, увидев меня, решил, что это я в него влюблена, и поцеловал меня.

– О Колин! – Микаэла с трудом сдерживала смех. – Твой первый поцелуй? Разве это так плохо? – Она обняла девочку.

– Вовсе даже не плохо, – покачала головой Колин, – наоборот, это было очень приятно. Но Беки рассердилась на меня. А я хотела ей еще вчера все рассказать.

– Почему же ты не рассказала?

– Я все собиралась, но у меня не хватило духу, – сказала Колин, и из глаз ее опять полились слезы. – Мне не хотелось ее огорчать.

Микаэла крепче сжала ее в своих объятиях.

– Видишь ли, правда действительно может принести другому огорчение, и даже боль, но еще больше огорчает сознание, что тебя обманывают. – Она на секунду замолчала, как бы собираясь с мыслями. – Я бы тебе посоветовала поговорить с ней еще раз. Если Беки в самом деле твоя лучшая подруга, не стоит приносить вашу дружбу в жертву мимолетной размолвке. Друг, которому можно поведать любую свою тайну, стоит дороже. А ты, не сомневаюсь, познакомишься еще не с одним мальчиком.

Колин, не переставая плакать, кивнула.

– Я и не хотела целовать Ричи. Он мне нравится просто потому, что дает читать свои книги.

Микаэла погладила Колин по голове.

– Поговори с Беки. Все уладится, вот увидишь, – сказала она и ушла – девочке надо было побыть одной, чтобы все обдумать.

По дороге в лавку Микаэла не переставала думать о разговоре с Колин. Только что Микаэла посоветовала ей еще раз попытаться поговорить с подругой, твердо уверенная в том, что таким образом недоразумение между ними будет устранено. Так, быть может, и ей, Микаэле, следует сделать попытку поговорить с Дороти, чтобы рассеять собственные подозрения? И она твердо решила разыскать Дороти, если ее не окажется в лавке. К тому же она вообще собиралась осведомиться о ее самочувствии.

Но в лавке Дороти не было видно. Ее печатный станок на сиротливо выглядевшем письменном столе был плотно накрыт футляром.

– А где миссис Дженнингс? – поинтересовалась Микаэла, подойдя с покупками к кассе.

– Она… Она, по-моему, на почте, у Хореса, – немного нервно ответил Лорен Брей. – Передать ей что-нибудь?

Тут из жилой части дома, примыкающей к лавке, раздался непринужденный смех. Микаэла сразу узнала голоса, тем более что как бы в подтверждение ее догадки в лавку, продолжая смеяться, вошла Дороти Дженнингс.

– О, Микаэла! – При виде доктора она, ошеломленная, остановилась, явно не зная, куда девать свои руки.

Шедший вплотную за Дороти Салли едва не налетел на нее.

Микаэла хлестнула их яростным взглядом и поспешно выложила причитающиеся с нее деньги на кассу.

– Я… мы говорили о делах, – неуверенно начала Дороти.

– Дороти хотела мне… – заговорил Салли.

– Я не нуждаюсь в ваших объяснениях! – оборвала его Микаэла, схватила корзину и резко повернулась к выходу.

Но сзади раздался громкий стон, заставивший ее остановиться, – так стонут от боли. Лицо Дороти побелело как мел. Она схватилась за живот и стала валиться на бок. Салли поддержал ее в самый последний момент, не дав упасть.

Почти в тот же миг рядом с ним очутилась Микаэла. Пощупав пульс Дороти, она взглянула на Салли: – Веди ее в кабинет, и побыстрее! Микаэле не оставалось ничего иного, как действовать безотлагательно. Вот уже несколько дней ее одолевали сомнения – необходима ли Дороти операция. Но сейчас, если она хотела спасти жизнь женщине, у нее не оставалось выбора. Она решится на операцию, что бы ни стояло между ними.

К счастью, к тому времени как Салли положил Дороти на операционный стол, в кабинет вернулась Колин. Она выглядела более спокойной, хотя на ее шее по-прежнему висели обе цепочки. Но Микаэле было не до того, чтобы расспрашивать дочь, как протекал разговор с Беки. Она ограничилась тем, что выразила радость по поводу своевременного возвращения Колин – в последнее время та стала незаменимой при операциях.

Операция оказалась весьма сложной, и лишь по прошествии нескольких часов Микаэла окончательно убедилась, что она прошла успешно и жизнь пациентки вне опасности, если только не возникнут серьезные осложнения. Она слышала, что перед кабинетом собралась толпа, причем людей привело сюда не столько любопытство, сколько сочувствие и желание выказать свою солидарность и с пациенткой и с врачом. Теперь ей следовало сообщить им о состоянии больной.

Едва она распахнула входную дверь, как на нее со всех сторон посыпались вопросы.

– Миссис Дженнингс будет жить! – крикнула Микаэла, и в ее голосе наряду с радостью звучала и доля гордости.

– О, доктор Майк! – приблизился к ней Лорен Брей. – Я так за нее волновался! Мне непременно надо спросить вас кое о чем, я уже опасался, не поздно ли, но раз вы говорите, что она будет жить…

Лавочник не закончил фразу. Зрачки его закатились, будто он старался разглядеть что-то на крыше дома, он успел издать сдавленный возглас и рухнул наземь.

– Мистер Брей! – кинулась ему на помощь Микаэла, но тот уже пришел в себя.

– Сердце у тебя, старик, трепыхается, как в шестнадцать лет! – с многозначительной улыбкой произнес Сликер, поддерживая голову друга. – В твоем возрасте против этого лишь одно лекарство – хорошая рюмка виски!

Все отправились в салун – выпить за выздоровление миссис Дженнингс, и только Микаэла ушла обратно в кабинет. Она даже Колин отослала – так ей хотелось побыть одной. После очень сложной операции и остальных событий этого дня она чувствовала себя измотанной и физически и морально.

Предавшись раздумью, она склонилась над столиком, приводя в порядок инструменты. Эта деятельность большей частью приносила ей умиротворение, подводя последнюю черту под целым днем работы, чаще всего успешной. Но сегодня все было иначе. Даже облегчение, испытанное ею после удачной операции, покинуло ее, не оставив после себя и следа.

Ее раздумья прервал звук отворяемой двери.

– Все в порядке, доктор Майк? – спросил Салли, входя в комнату. – Операция была трудной?

– Для кого трудной? Для меня или для Дороти? Ты о чем спрашиваешь? – поинтересовалась Микаэла и, не глядя на Салли, снова принялась за инструменты.

– Зачем ты так говоришь? – На лице Салли опять мелькнула тень недоверия, которую Микаэла впервые заметила в предыдущее воскресенье.

– Будь по крайней мере честен со мной, – решительно повернулась она к нему. – Никакая правда меня не страшит. Единственное, чего я не желаю, – это быть обманутой. Так что выкладывай!

– Да ты о чем? – Салли удивленно поднял бровь.

– В воскресенье ты приходил к Дороти не только за конфетами. А сегодня утром вы вместе вышли из ее комнаты. Что это означает?

Напряжение спало с лица Салли. Он внимательно посмотрел в сердитые глаза Микаэлы.

– Бог ты мой, Микаэла! Да ведь ты ревнуешь! – рассмеялся он.

– Ничуть не бывало! – возразила она. – Я не ревную, я просто констатирую факты. Что я должна подумать, видя все это?

– Ты должна верить мне, в мою искренность, – очень серьезно заверил Салли. С этими словами он повернулся и вышел из кабинета.

Уже к середине недели Дороти Дженнингс почувствовала себя настолько лучше, что сомнений не оставалось – она находится на пути к выздоровлению. Все это время она лежала в кабинете Микаэлы и принимала многочисленных посетителей. Только мистер Брей, так пекшийся о здоровье Дороти, за все это время ни разу ее не навестил, к немалому удивлению Микаэлы. Лишь в пятницу он появился на пороге кабинета. В руке он сжимал банку с цветами, и Микаэла немедленно направила его наверх, где располагалась больная.

Микаэла не могла не признаться себе, что визит лавочника имел огромное значение и лично для нее. Всю неделю у нее из головы не выходили подозрительные посещения Салли заведения Лорена Брея. Как мог Салли в этой ситуации ожидать от нее доверия? Значит, не случайно, что он больше не приходит к ней после разговора, состоявшегося в день операции.

Взгляд Микаэлы скользнул к окну. За окном была все та же привычная улица. В их городе редко что менялось. Изменится ли когда-нибудь ее, Микаэлы, жизнь, встретит ли она свое счастье? Она почувствовала, как помимо ее воли на глаза навертываются слезы.

Она отвернулась от окна, взяла стетоскоп и также поднялась наверх, к своей пациентке. Дверь в ее комнату была распахнута, и до слуха Микаэлы долетели обрывки разговора Лорена и Дороти.

– Тридцать лет назад, Дороти, я уже задавал тебе этот вопрос, – говорил лавочник. – Надеюсь, что уж на сей раз ты мне ответишь.

– Все зависит от того, что это за вопрос, Лорен. О чем речь? – Голос миссис Дженнингс звучал уже довольно бодро.

– Я хотел тебя спросить, – сказал мистер Брей, смущенно глядя в пол, – не согласишься ли ты пойти со мной на вечер танцев? – И он, подняв голову, выжидательно взглянул на нее.

– По правде говоря, Лорен, ты выбрал крайне неудачное время, – возразила Дороти. – Ты же видишь, я прикована к постели. О каких танцах можно говорить?

Тут Микаэла вошла в комнату.

– Доктор Майк, вам не составит труда объяснить Лорену положение дел? – попросила пациентка.

– Да мы не будем танцевать, – сказал Лорен. – Просто посидим там, и то хорошо.

Микаэла раздумывала не больше секунды. Скорее всего, Дороти не повредит, если она со своим бывшим возлюбленным пойдет на праздник. На ее здоровье это не отразится, а кое-кому, возможно, будет весьма поучительно увидеть ее рядом с Лореном Бреем.