Текст книги "Таинственная Клементина"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
19
Из-за двери до Никки доносились резкие голоса: Присси спорила с каким-то мужчиной.
– Между мною и Фергюссоном ничего не было! Я его ненавижу! Даже сильнее, чем ее! Как я могла бы тебя послушаться и привезти детей, если бы была в него влюблена?!
– Но ведь сначала ты отказалась.
– Я была обижена на тебя.
– Ну да ладно, дети у нас, и они дорого за них заплатят.
– Я не хочу отдавать их ни за какие деньги, – они должны были быть моими детьми!
– Потому что это потомки Темплеров или отпрыски прекрасного авиатора? Присси сделала вид, что пропустила это едкое замечание мимо ушей.
– Дай мне увезти их куда-нибудь, я тебя умоляю! Клементина будет в восторге! Да и что еще мы можем придумать? Положение становится очень опасным, – ведь Фергюссон знает о том самом письме!
Мужской голос надолго замолк.
– Каким образом? – наконец проговорил он.
– Он выкрал его из моего медальона… Не знаю, как…
– Идиотка! Ну зачем тебе нужно было с ним связываться?!
– Да затем, что это доставляло мне удовольствие! – пронзительный крик Присси заставил Никки отпрянуть от двери. Внезапно наступившую тишину прорезал звонкий шлепок, – щека мальчика медленно залилась краской, как будто это он только что получил пощечину. Он не мог больше этого выносить и яростно бросился к двери. Он колотил в нее руками и ногами, кричал, отчаянно звал на помощь.
Дверь распахнулась рывком, и на пороге показалась тоненькая фигурка Присси. Рядом с нею стоял темноволосый мужчина невысокого роста. Присси попыталась успокоить мальчика обещанием предстоящего путешествия в обществе Клементины. Это привело его в еще больший ужас.
– Только без Клементины! – захлебываясь слезами, прокричал он.
– Ну, ну Никки! Не говори глупости. Ты должен любить Клементину!
Никки напрягся в последней попытке найти средство, способное отодвинуть окончательное крушение всей его жизни. Его взгляд сосредоточился на золотом медальоне.
– Папа не брал твоего письма! – Это я его взял.
Присси облегченно опустилась на стул.
– Так значит, Фергюссон ни о чем не знает… – Она резко вскочила. – Мы немедленно возвращаемся домой! Дети, одевайтесь!
Однако рука низенького человечка мертвой хваткой вцепилась в ее запястье. Смуглое лицо южанина приняло угрожающее выражение.
– Не так скоро, моя птичка! Сначала нам придется все обсудить. Запри мальцов здесь и отправляйся за мной.
Перед тем, как дверь снова захлопнулась, в комнату успела проскользнуть худенькая фигурка. Глаза маленькой Клементины горели недобрым огнем.
– Ну что, Никки, ты рад меня видеть? – и, прежде чем он успел спрятать руки за спину, она больно его ущипнула, рассмеявшись от удовольствия.
Это было уже выше его сил. Мальчик перестал что-либо осознавать. Он закатил глаза; из его раскрытого рта вырвался раздирающий нечеловеческий вопль, который прервался только в те моменты, когда он переводил дыхание. Именно в один из них он и услышал голос своего отца, который произносил:
– Боже мой, Никки, ты кричишь так, словно тебя режут на куски!
На мгновение мальчику показалось, что он бредит; но Сарра уже со всех ног бежала к Фергюссону, восторженно лепеча. Он подхватил девочку на руки, посадив ее себе на плечи, обнял Никки свободной рукой.
– Это, несомненно, ваша тетушка? – любезно обернулся он в сторону Присси и вошедшего за нею мужчины.
Он перевел взгляд на детскую фигурку с худым треугольным личиком, злобно сверкнувшим на него глазами загнанного зверька.
– Это… позвольте мне самому догадаться… Это, конечно же, Клементина?
– Моя дочь… – пробормотала Присси, инстинктивно обняв ребенка за плечи.
– Я привезла ваших детей сюда, так как в этом доме им ничто не угрожает, – наконец нашлась девушка. – Да и Клементине очень нравится с ними играть.
– Да и с чужими вещами тоже, – заметил Фергюссон, крутя в руках дрезденскую фарфоровую статуэтку.
– Я принесла ее только на время, – в вашем доме так много красивых вещей, и Клементина…
– … тоже имеет право ими воспользоваться, – продолжил Фергюссон.
– Мы не сделали ничего дурного! – выкрикнула Присси.
– Ну, конечно! Если не принимать в расчет того, что вы шантажировали мою жену, обвиняя меня в том, чего я на самом деле не совершал; спровоцировали несчастный случай, напугав ее лошадь; довели до самоубийства Ги, несмотря на то, что он был вашим родным братом!
Замешательство и слепая ярость Присси не могли укрыться от внимательных глаз Никки, но ее чувства сейчас интересовали его меньше всего, так как все его усилия были сосредоточены на том, чтобы извлечь из своего кармана некий предмет, который ему хотелось немедленно показать отцу.
– Ваши абсурдные обвинения совершенно недоказуемы! – яростно выкрикнул маленький человечек.
Никки наконец удалось освободить свой карман, и он победоносно размахивал длинным красным шарфом.
– Посмотри, папа! – закричал он. – Это то, что Присси привязала к палке! Он был у нее в руках, когда она вышла из-за садовой изгороди после того, как мама упала. Я хотел поиграть с ним, но Присси мне не дала.
Фергюссон задумчиво на нее посмотрел. В этот момент юное и всегда такое привлекательное лицо девушки совершенно преобразилось. Его изображение могло бы продолжить галерею фамильных портретов семейства Темплеров. Она могла придумать в свое оправдание все, что угодно, но ее лицо уже полностью ее выдало.
Фергюссон подошел к двери и кивнул кому-то, находившемуся у входа в квартиру.
– Входите, инспектор, – произнес он. Думаю, вы уже можете сделать свое заявление…
20
– Но как ты объяснишь эти таинственные голоса, угрожавшие мне и Никки? – спросила Брижитт Фергюссона после того, как он закончил свой рассказ.
Фергюссон сидел на краю постели, держа ее за руку.
– Это тоже проделки Присси, – объяснил он. – Низкорослый мужчина, с которым она жила, – цирковой фокусник и чревовещатель. Ну а она оказалась очень способной ученицей, в чем вы с Никки и имели случай убедиться. Это было им необычайно выгодно: в результате ты поверила, что навсегда останешься калекой, а Никки был так напуган, что не решался рассказать нам о том, что Присси предпочла бы скрыть, – о реальном существовании Клементины, например. Она часто выводила свою дочь на прогулку вместе с нашими детьми и нередко отдавала ей вещи и игрушки Никки и Сарры. Сарра еще слишком мала, а Никки мог бы ее выдать. Визиты ночного призрака и грабителя также способствовали нагнетанию обстановки. К тому же, таким образом можно было убедиться в благополучном состоянии финансовых дел Темплеров и заодно кое-что прихватить с собою, что и сделал сожитель Присси, Жак.
– А детские голоса в их доме, когда я там побывала?
– День рождения Клементины. Присси привела туда наших детей, и там-то Никки и научили показывать фокусы. Обнаружив твое вторжение, Присси со своим компаньоном отвезли тебя обратно в такси; им удалось незаметно проникнуть в почти пустой дом, раздеть тебя и оставить на полу рядом с кроватью. Это было неплохо придумано как, впрочем, и «фокус» с падением сиделки в шахту! Задолго до этого Присси обнаружила гнилую доску в полу стенного шкафа и ужасную дыру под нею. Вместо того, чтобы сразу же об этом сказать, она промолчала, решив, что это ей когда-нибудь сможет пригодиться. И действительно, в тот день, когда Эллен решила пролить свет на тайну Клементины, она специально повесила детские пальто в самую глубину этого громоздкого сооружения, таким образом, что их можно было снять с вешалки, только войдя внутрь. Старые доски не могли выдержать изрядного веса сиделки. Теперь Присси утверждает, что не желала ей смерти, а только хотела ее попугать, чтобы отучить совать нос в чужие дела. Она также настаивает и на том, что выкрала детей, просто чтобы тебе досадить.
– Ну уж это, положим, полная чушь! И все же за что она так меня ненавидит? Неужели только из ревности, и ее любовь к тебе так велика?
– Коренная причина ее ненависти и представляет собой отправную точку всей этой истории… – Фергюссон все еще колебался, нежно поглаживая Брижитт по щеке, – он опустил в своем рассказе некоторые подробности, боясь вызвать шок у своей жены, но прекрасно понимал, что дальнейшее молчание навсегда сохранит некую недоговоренность в их отношениях.
Наконец, он решился.
– Как ты отнесешься к тому, что всю свою жизнь ты прожила не так, как тебе было предначертано свыше? К тому, что вместо того, чтобы наслаждаться всеми благами, обеспеченными состоянием Темплеров, ты должна была прозябать в нищете, полностью завися от щедрот старой женщины, которая даже не была твоей родственницей?
– «Я – это ты, а ты – это я…», Боже мой, да ведь это же история Присси! – слабо воскликнула Брижитт.
– Все дело в том, – снова заговорил Фергюссон, – что Присси является дочерью той, кого ты всегда считала своей матерью, и родной сестрой Ги, за которого, прекрасно зная об этом, она решила выйти замуж, чтобы вернуть себе все те блага, которые, с ее точки зрения, должны были ей принадлежать по праву рождения. Единственным доказательством истинного происхождения Присси была записка, оставленная ей воспитавшей ее больничной сиделкой, когда та находилась на смертном одре. Записка содержала запоздалое признание в том, что, работая акушеркой в клинике, где в один день родились ты и Присси, она подменила детей, отдавая их матерям – твоей собственной и никому неизвестной танцовщице.
– Так вот почему Сарра так хорошо танцует! – воскликнула Брижитт, и Фергюссон крепче сжал ее руку.
– Но как это могло произойти? – спросила она его, не отдавая себе отчета в том, как обрадовало ее сообщение Фергюссона.
– Все это напоминает сюжет старинной сказки, – продолжил он. – В посмертной записке старая женщина призналась в том, что нечаянно уронила новорожденную девочку Темплеров и, испугавшись, что ей не поздоровится после того, как мать обнаружит ранку на головке ребенка, отдала ей дочку танцовщицы. Через несколько часов танцовщица умерла от потери крови, и акушерка, мучимая угрызениями совести, забрала младенца к себе. Таким образом ты и стала Брижитт Темплер, в то время как Присси доказала всей своей жизнью неоспоримость законов генетики, сконцентрировав в своем характере все самые мерзкие свойства этого аристократического семейства.
Фергюссон пристально посмотрел на жену. Глаза ее светились от радости: теперь она имеет полное право чувствовать себя нормальным человеком и не ожидать от своих детей столь тяжелых для окружающих наследственных проявлений!
Как всегда, Фергюссон прочитал ее мысли.
– Для меня все это не имеет никакого значения! Я люблю тебя ради тебя самой, кем бы ты ни была! И если ты вообразила, что я был увлечен Присси, маленькая глупышка, знай: у нас с нею ничего не было, – мне просто пришлось немножко за нею поухаживать, так как я хотел раскрыть ее тайну.
– А каким образом Ги выяснил все это?
– Никки показал ему записку акушерки, вытащив ее из золотого медальона. Ги не смог этого пережить.
На время оба умолкли, потом Фергюссон снова заговорил:
– Но и я, конечно, хорош! Как я только мог ей позволить провести себя вокруг пальца, когда она специально устроилась работать на нашу авиалинию и, в конце концов, в мой экипаж?!
– Да и я тоже, – прошептала Брижитт, – закрывая глаза, – это же надо было поверить выдумкам шантажиста, навеянным ему газетной заметкой… – Фергюссон не дал ей договорить, его губы прижались к ее губам; она властно притянула его к себе. Теплая волна затопила их, смыла последние следы перенесенного кошмара.
– Скоро мы будем дома, – прошептала Брижитт и замолчала. Время остановилось.
Они не могли больше думать ни о чем…
