Текст книги "Таинственная Клементина"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
4
Все это произошло месяц назад, в другую эпоху, в другом мире… Куда девались эти чудесные дни ранней осени, эти счастливые мгновенья, полные радужных надежд? Да и были ли они когда-нибудь? Теперь ей казалось, что реальная жизнь началась только тем злополучным утром, когда с нею случилось несчастье. Предшествовавшие шесть лет, прожитые с Фергюссоном, были лишь прекрасным сном. Ей на долю выпало принести искупительную жертву за все злодейства, учиненные предыдущими поколениями Темплеров. Разве она имела право на счастье? От судьбы не уйдешь, – просто ей были подарены шесть лет передышки.
Случай был совершенно абсурдным. Тетушка Аннабель проводила у них уик-энд; дядя и брат Брижитт приехали, чтобы отвезти ее в Лондон на машине. Все они решили остаться к ужину, и Брижитт пришлось срочно отправить Присси за покупками, так как она на это совершенно не рассчитывала. Дядюшка сидел в садовом кресле и разглагольствовал на излюбленную тему: о том, каким образом его племянница и ее муж расходовали свое время и деньги. Брижитт с трудом переносила его уколы – ее состояние давало о себе знать и она была здорово раздражена. С минуты на минуту ожидала она возвращения Фергюссона после восьмидневного отсутствия, и перспектива встречи с ним с Темплерами в качестве зрителей ее отнюдь не вдохновляла.
– Смотрите-ка, а вот и девушка Фергюссона! – кивнул Саундерс головой в сторону входившей в калитку Присси. – Маловата на мой вкус. А ты что об этом думаешь, Ги?
Девушка приближалась к ним стремительной, словно летящей, походкой. Ее черные волосы развевались на осеннем ветру, ярко красная юбка колыхалась над стройными икрами, словно лепестки огромного мака. Как обычно, она излучала радость жизни и оживление, которые составляли основу ее притягательности.
Ги ничего не ответил дяде; его взгляд был прикован к Присси, а лицо утратило свойственное ему брезгливое выражение. Брижитт сумела сосредоточиться на интересе, проявленном ее братом по отношению к бонне и на мысли о том, как было бы чудесно, если бы ему удалось наконец найти свое счастье; таким образом приступ гнева, вызванный дядюшкиной бестактностью, был преодолен.
– Дядя Саундерс, я предпочла бы, чтобы вы не говорили о Присси, как о «девушке Фергюссона», – произнесла она достаточно спокойно.
Старик взглянул на нее с искренним недоумением.
– Но, дорогая, ведь это именно он привел ее в дом, не так ли? Вероятно, она показалась ему привлекательной, иначе зачем бы он это сделал? Ведь ваш бюджет явно не позволяет вам нанять няньку, компаньонку, или как вы там еще ее называете! Неужели я не прав? Разговоры Фергюссона о том, что ты могла бы выбрать вместо нее серьги с бриллиантами совершенно беспочвенны: вряд ли это смогло бы тебе помочь в подобной ситуации.
Слова его содержали явный подтекст, а улыбка была невыносимо двусмысленна. На сей раз, это уже чересчур! Только бы не поддаться своему гневу и не дать волю ярости – ведь тогда она сама им уподобится! И она так и не закричала, но ее ненависть все же выплеснулась наружу, хотя она и говорила, не повышая голоса.
– Мне отвратителен ваш скабрезный умишко! Да и можете ли вы иметь другой, – ведь вы – Темплер. Возможно, и я бываю похожа на вас, даже не отдавая себе в этом отчета; Никки и Сарра тоже могут стать подобными вам! А теперь мне предстоит произвести на свет еще одного Темплера!
Все поплыло у нее перед глазами; волна непреодолимого ужаса и отвращения затопила ее сознание.
– Я надеюсь, что мой ребенок никогда не родится! – выкрикнула она и бросилась бежать прочь по садовой дорожке.
У нее оставалось единственное желание: поскорее очутиться рядом с Фергюссоном. Только его надежные руки и спокойный голос могли защитить ее от нестерпимого ощущения собственного морального упадка, каждый раз вызываемого общением с ее семьей.
При мысли о скорой встрече с мужем она немного расслабилась. Вероятно, он уже подъезжает к соседнему городку. Дорожка вывела ее к конюшне. Она встретит его верхом, и они смогут хоть немножко побыть вдвоем, без ее милых родственников и даже без «компаньонки». Она решила оседлать старую и смирную лошадку Полли, что было вполне разумно, учитывая ее состояние. Они смогут даже поужинать в «Митре», и к черту все это безумное семейство!..
Потом… она уже ничего не помнила, кроме шарфа, привязанного к палке, внезапно появившегося прямо перед ней из-за живой изгороди. Его взмах испугал Полли, тут же резко шарахнувшуюся в сторону…
Много дней она не приходила в себя. Потом ей рассказали, что это Фергюссон нашел ее на дороге; она была без сознания и не могла услышать ободряющих слов, которые он, несомненно, произносил. Она ехала ему навстречу, так нуждаясь в других словах: о том, что дядя Снаудерс – просто старый дурак, а Присси была нанята только для того, чтобы облегчить жизнь ей и детям, и ему никогда не приходили в голову другие соображения на ее счет…
Повод для того, чтобы задать ему все эти вопросы, был упущен навсегда. С переломом позвоночника ее поместили в госпиталь, и было похоже на то, что молодой и полный жизни Фергюссон до конца дней своих будет связан с женой-калекой.
Слова Брижитт о будущем ребенке оказались пророческими: ему не суждено было родиться. При мысли об этом слезы неудержимо текли по ее щекам. Передал ли кто-нибудь Фергюссону то, что она сказала, убегая в сторону конюшни? Ей было необходимо об этом знать.
Она снова представила себе его лицо, склоненное к ее изголовью. Ей так хотелось погладить его по щеке, но она не была способна даже на это: ее руки намертво сковывал гипс.
– Ты уже знаешь о ребенке? – ее голос доходил до нее словно сквозь толстый слой ваты и казался чужим.
– Конечно, милая, но тебе не стоит отчаиваться – у нас еще куча времени впереди для того, чтобы успеть обзавестись другими.
– Нет! Ну нет же! Я на всю жизнь останусь калекой!
Фергюссон склонился над нею и гладил ее лицо, не сводя с нее полного нежности взгляда.
– Ты сможешь ходить, – только не торопись.
– Скажи, они передали тебе, что именно я им кричала?
– Мало ли что можно выкрикнуть в гневе, а уж дядюшка Саундерс – большой мастер доводить до этого состояния!
– Фергюссон, ведь ты не считаешь, что я специально убила ребенка?
– Ты совершенно сумасшедшая! Что за глупости приходят тебе в голову?
Она прижалась щекой к его ладони.
– Милый мой, я не делала этого нарочно. Всему виной красный шарф, которым кто-то взмахнул прямо перед лошадиной мордой. Как ты думаешь, кто мог это сделать?
– Никто. Просто большой носовой платок зацепился за живую изгородь.
– Да нет же, нет, – он был привязан к палке, и кто-то размахивал ею! Я должна знать, кто это сделал!
Она говорила слишком громко и привлекла к себе внимание больничной сиделки, выразительно посмотревшей на Фергюссона и приблизившейся к Брижитт, чтобы сделать ей укол успокоительного.
Фергюссон поцеловал ее и направился к двери; Брижитт попыталась взглядом удержать его. Может быть, он даже рад, что она потеряла этого ребенка?
В то же время ей удавалось держать себя в руках. Она довольно спокойно встретила известие о том, что из больницы ее решено перевезти в фамильный особняк на Монпелье-Сквер.
– А ты сам хочешь этого? – спросила она Фергюссона.
– Лучше ничего не придумаешь! Ты должна находиться в Лондоне, чтобы продолжать курс лечения, и тебя вряд ли устроит перспектива и дальше оставаться в клинике. Дом на Монпелье-Сквер просто огромен, а его обитатели будут счастливы принять тебя. Дети и Присси прекрасно там себя чувствуют. К тому же, это ненадолго!
Тоскливый взгляд Брижитт вызывал у него жалость. Он улыбнулся ей с привычной нежностью; но она нуждалась в нежности совсем другого рода, ей так хотелось прочитать в его взгляде страстное волнение и, чувство равного к равному, ощутить прикосновение нетерпеливых губ к своим губам. Неужели это было потеряно навсегда?
– Доктор сказал, что твой паралич может исчезнуть со дня на день – он не органического, а нервного происхождения. Но тебе необходимо как следует отдохнуть, расслабиться, перестать изводить себя. Ты меня поняла?
Он перебирал ее волосы. Брижитт прошептала:
– Фергюссон?
– Да, моя милая?
– На меня все еще … приятно смотреть?
– Да не будь же ты такой идиоткой! Сейчас я принесу тебе зеркало!
Ей показалось, что она сильно похудела и побледнела. Огромные глаза занимали пол-лица, полукружья темных бровей оттеняли белизну кожи и бесцветность губ.
– Фергюссон, дай-ка мне быстренько мою губную помаду! Мог бы и сказать, на кого я стала похожа!
– Зачем тебе помада? Я все равно не позволю ей долго продержаться на твоих губах!
– Ради Бога, только не в присутствии сиделки!
Как странно было вновь улыбаться, чувствовать себя почти здоровой! Выписка из клиники станет, может быть, первым шагом к исцелению. Она решила во что бы то ни стало победить свою странную неподвижность и сделать это как можно скорее.
– Фергюссон, ты будешь часто приходить к нам на Монпелье-Сквер?
– Я буду проводить там все время, свободное от полетов; а во время моего отсутствия тебе составит компанию сиделка, – ее зовут Эллен, и она очень симпатичная.
– Сиделка? Неужели я больна до такой степени?
– Дурочка! Но ведь должен же кто-то помогать тебе, когда меня нет, приносить тебе еду и оставаться с тобою ночью!
Брижитт молча посмотрела на него. Значит, он уже знает о ее кошмарах, когда перед глазами у нее мечется красный шарф!
– К тому же, я не могу позволить привидениям тетушки Аннабель напугать тебя! – весело добавил он.
– Каким еще привидениям, Фергюссон?
– Она мне рассказывала, вообще-то, только об одном: о невысоком человечке в коричневом пальто, имеющем обыкновение молча стоять у ее изголовья. По-моему, в глубине души она его очень любит и надеется, что в один прекрасный день он с нею заговорит.
Брижитт не смогла удержаться от смеха. Потом ей стало ясно, что Фергюссон именно этого и добивался. Как жаль, что ничего другого она не могла для него сделать!
«Фергюссон, милый! А вдруг я никогда не смогу ходить? Любимый мой, что же тогда с нами будет?»
5
Присси нравилось жить в этом большом доме. Особенно привлекали ее фамильные портреты, украшавшие стены над лестничными маршами. Она долго задерживалась перед портретом красивой темноволосой женщины с огромными глазами и чувственным ртом – матери Брижитт. Ги унаследовал многие ее черты. Он первый заметил интерес девушки к предкам Темплеров.
– Великолепное сборище, не правда ли? – однажды спросил он ее.
– Особенно великолепным оно должно казаться тем, кто не помнит своих корней, – ответила Присси.
Огонек любопытства загорелся в глазах Ги.
– Но уж у вас-то они должны быть!
– И действительно есть! – гордо вскинула она голову, перебирая цепочку от медальона, висевшего у нее на шее.
Ги взглянул на нее с нескрываемым интересом.
– Покажите мне, что у вас там.
– Сейчас не могу… Может быть, когда-нибудь позже, – еле слышно ответила она ему таинственным шепотом заговорщицы.
Брижитт уже успела рассказать Ги историю Присси о медальоне. Эта девушка способна заставить поверить в свой фантастический мир! Королевская кровь – ни больше, ни меньше! Но скорее всего, ее дедушка был провинциальным актером с большими амбициями. Однако, эта женщина просто восхитительна! Удивительно, что она до сих пор не замужем. Может быть, амбициозность деда передалась ей по наследству? По крайней мере, это прекрасно объясняет ее стремление попасть в среду состоятельных людей. Ему вдруг захотелось ее поцеловать. Ее взгляд завораживал Ги. Он взял ее за руку.
– Вы – очень занятная маленькая женщина, Присси! И как это дядя Саундерс не может понять, что особенного в вас нашел Фергюссон?!
– Фергюссон?
– Я хочу сказать: Брижитт и Фергюссон. Но уж я-то все понимаю! Вы не производите впечатления красивой, но наблюдать за вами – все равно, что наблюдать за распускающимся цветком – например, за садовым вьюнком.
Ответный смех Присси прозвенел переливами серебряных колокольчиков.
– Вы пообедаете со мною как-нибудь вечером? – спросил Фергюссон.
– А с кем же я оставлю детей? – заколебалась Присси.
– Сиделка Брижитт переезжает к нам уже сегодня после ленча, – она присмотрит за ними. Мы с вами отправимся в самое занятное местечко Лондона. Не забудьте надеть лучшее из ваших платьев!
Перспектива провести вечер с Ги доставила Присси больше удовлетворения, чем удовольствия. Почти чувственное наслаждение доставляли ей соприкосновения с чудесными вещами, наполнявшими дом. Оставаясь одна, она нежно гладила, перебирала пальцами старинные безделушки, каждая из которых стоила целое состояние. Особое восхищение вызывал у нее золотой ангелок с расправленными крыльями и пухлым шаловливым личиком. Присси все время казалось, что никто в доме кроме нее, не ценит всех этих сокровищ. Как она хотела бы остаться здесь навсегда!
После ленча Присси писала письмо, запершись в своей комнате; Никки и Сарра играли в детской. Убрав исписанные листы в бювар, девушка направилась к детям.
В руках мальчика был зонт, к концу которого он привязал обрывок красной ткани. Подпрыгивая, он размахивал им перед физиономией своей сестренки.
– Никки! – воскликнула девушка.
От неожиданности ребенок выронил зонт и испуганно обернулся.
– Что это ты изображаешь, Никки? – спросила его Присси уже спокойнее.
– То, что случилось, когда Полли испугалась и сбросила маму.
– Но ведь ты был с нами в саду и не мог этого видеть!
– Видел…
– Маленький врунишка! Это очень нехорошо – сочинять небылицы! Посмотри-ка, что у меня есть! – добавила она более миролюбиво, подходя к шкафу со старыми игрушками. Она вытащила оттуда чуть ли ни столетней давности деревянную куклу в черном костюме старухи с высокой остроконечной шляпой на голове и с блюдом, наполненным разноцветными бусинами, в руках. Краска на ее лице облезла, что придавало ему загадочное выражение.
– Она очень смешная, не правда ли? Как мы ее назовем? Мне самой очень нравится имя Клементина. Помнишь слова моей любимой песенки? – «Клементина, Клементина, миленькая ты моя…» Но, ты знаешь, она совершенно не переносит лжи, например, когда люди рассказывают о том, чего сами не видели. Уж ее-то тебе никогда не удастся обмануть!
– Да… – пробормотал Никки.
– Ну, так возьми же ее, – она твоя!
Никки спрятал руки за спину и отступил на шаг, изо всех сил сжав губы, чтобы не заплакать.
Присси взглянула на него внимательно и удивительно.
– Ну, какой же ты смешной! – улыбнулась она. – Можно подумать, что ты ее боишься. На самом деле, не такая уж она загадочная!
6
К переезду Брижитт из клиники для нее была приготовлена самая светлая и просторная комната в доме. Много места в ней занимала огромная старинная кровать с балдахином, привезенная одним из Темплеров из Мадрида для своей молодой жены. Добросердечная тетушка Аннабель приложила максимум усилий для того, чтобы ее племяннице было действительно удобно. Она поднялась к ней тотчас же по ее прибытии.
– Надеюсь, здесь тебе будет хорошо, дорогая, и уж, во всяком случае, спокойно, – на этом этаже занята только твоя комната и комната сиделки. Внизу – кухня, а этажом выше – бывший кабинет, где я обустроила помещение для своих любимцев. (Дом был буквально наводнен кошками, которых обезумевшая от одиночества старуха подбирала на улице и пыталась пристроить в «хорошие руки»…) А теперь ты должна отдохнуть перед приездом Фергюссона, – добавила она и направилась к двери.
Фергюссон, спешащий к несчастной калеке, бесполезному существу, от которого осталась одна оболочка, все еще красивая, эффектно расположенная в декорации старинной испанской кровати… При мысли об этом Брижитт больно закусила губу, чтобы не расплакаться.
– Спасибо, тетушка Аннабель, – обратилась она к старухе. – Вы все очень добры ко мне. И эти чудные цветы… Кто их прислал?
– Фергюссон. Кто же еще? Тебе очень повезло с мужем, дорогая.
Сиделка Эллен заговорила о том же, едва войдя в комнату. Это была высокая крепкая блондинка с добродушным и одновременно решительным выражением лица. Она сразу же понравилась Брижитт. Такую симпатичную сиделку тоже мог найти только Фергюссон. Милый Фергюссон, такой внимательный по отношению к своей беспомощной жене…
– Вам страшно везет, – сказала Эллен. – Я видела вашего мужа лишь однажды, но готова пойти за ним в огонь и в воду. Немного найдется на свете мужчин, о которых я могла бы сказать то же самое! Ради него вы должны поскорее поправиться.
Брижитт пришлось сделать новое усилие над собой, чтобы сохранить безмятежное и заинтересованное выражение лица.
– В вашем доме все просто чудесно – и он сам, и все его обитатели, – продолжала сиделка. – Старый джентльмен Саундерс такой шутник! Особенно он бывает мил по понедельникам, когда прячет от вашей тетушки деньги на хозяйство, а она должна их найти, играя с ним в «горячо-холодно»! И ведь надо же придумать такое – если она их так и не найдет, он кладет их обратно в карман! Вот только как она-то выкручивается? Тетушка ваша – просто молодец, уж как любит своих кошечек и свое симпатичное привидение! А братец ваш, Ги – прелюбезный молодой человек, вот только ему все время нужно что-нибудь подкрепляющее. Витамин «В» очень бы не повредил! Ну а Присси – настоящее сокровище! Вашим деткам она как мать.
– Кстати, о Присси! – вставила реплику Брижитт. – Вы не знаете, дети скоро вернутся с прогулки?
– Присси сказала, что поведет их к автобусной остановке, чтобы встретить вашего мужа.
У Брижитт сжалось сердце. «Какая разница, – подумала она, – что теперь его буду встречать не я, а Присси? Главное, чтобы хоть кто-нибудь это делал.» Когда-то, еще до их женитьбы, Брижитт регулярно поджидала его на этой автобусной остановке. Наверное, он уже давно забыл об этом…
Когда сиделка оставила ее одну, Брижитт никак не могла заснуть. Два убогих холмика под простыней – то, что теперь представляли собою ее ноги, – неотрывно притягивали ее взгляд. Стоило ей отвести глаза, – и в ее воображении вырисовались стройные и такие подвижные ножки Присси. Она тут же представляла себе эту девушку распростертой на широкой испанской постели, а саму себя – нетерпеливо переминающейся с ноги на ногу, стоящей на свежем осеннем ветру в ожидании Фергюссона. Вот как все должно было бы быть! Впрочем, он не должен застать ее в подобном расположении духа! Ведь ему необходимо видеть улыбающуюся и уверенную в себе жену, для того, чтобы не терять надежды на то, что она выбежит ему навстречу, когда он в следующий раз приедет в отпуск!
Не успела она об этом подумать, как дверь открылась, и Фергюссон появился на пороге. Он подбежал к кровати и крепко обнял ее. Ничто не существовало больше для Брижитт, только его крепкие, надежные руки, его лицо, склоненное к ее лицу. Как она могла подумать, что что-то, кроме этого, имело хоть какое-нибудь значение?! Бестактности дядюшки, фальшивая любезность тети и даже стройные ноги Присси – разве все это было важно, если рядом с нею находился Фергюссон! В его объятиях она почувствовала себя молодой и здоровой, несмотря на полностью неподвижные ноги. Брижитт счастливо рассмеялась. Фергюссон сначала удивленно взглянул на нее, но ее смех был так естественен и заразителен, что он тут же к ней присоединился.
Потом он поднялся и включил настольную лампу. Ее мягкий свет окончательно разогнал тени сумерек, притаившиеся по углам. На лестнице уже раздавался шепоток Сарры и беззаботное пение Присси. Она была самой веселой и непосредственной среди взрослых обитателей старого дома. Мрачным призракам прошлого не было места под одной крышей с нею.
Что это она там напевает? Ах, да, – Брижитт вспомнила слова детской песенки про Клементину: «Клементина, Клементина, миленькая ты моя…»
Сарра первая ворвалась в комнату и засветилась от счастья при виде матери. Брижитт погладила ее всклокоченную головенку.
– Да, малышка, – я уже здесь! Входите, Присси! А где же Ник?
Присси вошла летящей походкой. Ее волосы растрепал ветер, щеки раскраснелись. Она казалась воплощением юности и жизнелюбия.
– Он здесь. Поторопись, мой милый; чего ты ждешь?
Наконец появился и Никки. Он вошел медленно, почти нехотя, и замер на пороге. Он был бледен, его щеку пересекала длинная царапина, штаны на коленках были выпачканы грязью.
– Ну и ну! – Фергюссон критически его разглядывал. – Ничего удивительно в том, что ты не очень-то торопился войти! И надо же было так вымазаться!
Брижитт протянула руку к ребенку:
– Подойди поближе, малыш. Дай мне на тебя посмотреть!
Никки сделал неуверенный шаг вперед; напряжение не отпускало его, он так и не улыбнулся.
Болезненное ощущение заставило сжаться сердце Брижитт: больная мать, прикованная к постели, могла вызвать неосознанное отвращение у ребенка. Когда он к ней все-таки приблизился, она заметила выражение ужаса в его глазах, свойственное ему после пробуждения от ночных кошмаров.
– Что с тобою, малыш? Кто тебя так расцарапал? – нежно спросила она его.
– Клементина, – пробормотал Никки чуть слышно.
– Кто такая Клементина? – спросил Фергюссон. – Только не говори мне, что ты теперь дерешься с девочками!
Присси широко улыбнулась:
– Ну, конечно же, нет. Это все выдумки, – он просто упал.
– Это Клементина меня толкнула! Я ненавижу ее! Почему она всегда приходит в парк, когда мы там гуляем?
– Ерунда! Вы же знаете, какое у него богатое воображение, миссис Джи? – проговорила Присси поверх головы мальчика.
Фергюссон переводил взгляд с бонны на своего сына.
– Значит, никакой Клементины не существует? Но почему он присвоил выдуманной девочке такое редкое имя?
– Может быть, все дело в песенке, которую вы поете? – спросила Брижитт Присси. Почему-то она не могла также решительно отвергнуть возможность существования реальной злой девочки, как это сделал Фергюссон.
– Возможно, мадам. Но я догадываюсь еще об одной причине. Вчера я нашла в шкафу старую куклу и назвала ее Клементиной, просто чтобы дать ей какое-нибудь имя. Не знаю, почему, но Никки очень ее испугался и мне пришлось ее убрать.
– Кажется, я знаю, о чем вы говорите. Я и сама до смерти боялась эту куклу в детстве, – сказала Брижитт.
– Она разговаривает по ночам, – произнес Никки сдавленным голосом.
– Как бы то ни было, – обратилась Брижитт к Фергюссону, – не будем ставить эксперименты на психике собственного ребенка. Мы должны немедленно избавиться от этой игрушки!
– Я очень сожалею о том, что показала ему ее. Самое удивительное то, он стал ее еще больше бояться после того, как я убрала куклу в шкаф, – заметила Присси.
– Мы просто сожжем ее, – сказала Брижитт, притянув к себе голову Никки.
– Много шума из ничего! – проговорил Фергюссон, к которому вернулось хорошее настроение. Он поднял мальчика и усадил его к себе на плечи. – И что же тебе сказала эта кукла?
– Что она всегда знает, когда я вру; и у нее был очень странный голос.
– А может быть, это и неплохо? По крайней мере, ты уже не сможешь рассказывать о том, что тебя атакуют девочки, которых вовсе не существует в природе. Ну да ладно уж, не огорчайся! Присси, принесите куклу, пожалуйста, – мы сожжем ее в камине.
Когда злополучную игрушку бросили в огонь, Сарра приплясывала от восторга, а Никки спрятал голову у матери на плече, чтобы ничего не видеть.
– Она больше не придет, малыш; с этим покончено, – прошептала Брижитт ему на ухо.
Огонь в камине почти погас, когда Фергюссон зашел к Брижитт, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Он присел на краешек постели и начал развлекать ее рассказами о том, как прошла вечерняя трапеза.
– Тетушка Аннабель пыталась отловить в парке очередного кота и, вернувшись, была в таком виде, что гораздо больше походила на ведьму, чем дурацкая кукла Никки. Дядюшка Саундерс весь вечер просто вопил от радости: он придумал новый тайник для хозяйственных денег и уверен, что уж на этот раз они от него не уплывут. Ги не спускал глаз с Присси, и нужно признать, что она и впрямь была сегодня очень хорошенькой.
– Ну а ты с кого не спускал глаз? – спросила Брижитт, перебирая его спутанные волосы.
– С тебя, любовь моя. Я смотрел на тебя. Ты сидела напротив и все время мне улыбалась.
– Ты еще хуже Никки, – ласково проговорила Брижитт.
– Вовсе нет; меня посещают только восхитительные виденья.
Они замолчали. Тени сгустились в углах просторной комнаты. Брижитт разглядывала лицо Фергюссона: энергичная линия подбородка, прямой нос, худые щеки, блестящие светлые волосы.
– Какая завтра будет погода? – спросила она.
– Прекрасная.
– Ты всегда так говоришь.
– Просто во время моих полетов всегда бывает хорошая погода. Я рассчитываю вернуться во вторник.
Фергюссон положил голову ей на грудь. Его мягкие густые волосы нежно щекотали ей шею и подбородок.
– Не торопись. Постарайся отдохнуть во время моего отсутствия. Я буду дома не позднее четверга – это крайний срок.
– Может быть, я уже смогу ходить к тому времени.
Его пальцы так сильно стиснули ее ладонь, что она тихонько застонала.
На пороге внезапно появилась сиделка.
– Визит закончен. Наша больная должна спать, – непреклонно заявила она.
– Согласен, – лицо Фергюссона вновь стало беззаботным. – Особенно, если она не собирается долго залеживаться в постели!
После его ухода Брижитт вновь попробовала пошевелить ногами. Ну почему они оставались совершенно неподвижными и никак не хотели слушаться? Это было просто необъяснимо.
Сиделка уже давно легла, а Брижитт все не удавалось заснуть. Когда она наконец-то начала погружаться в полузабытье, еле слышный шепот вернул ее к действительности: «Твой оптимизм – глупость. Тебе не на что надеяться! – Ты никогда не сможешь ходить!»
Брижитт в ужасе оторвала голову от подушки. Казалось, звук исходил из камина. Этот надтреснутый голос мог принадлежать только старухе. Кукла! Никки сказал, что она говорила как-то странно. Но не может же она иметь те же фантазии, что и маленький мальчик! Наверное, это был сон. К тому же воспоминание о том, что Фергюссон был совсем рядом, с нею под одной крышей, придало ей сил и помогло снова взять себя в руки.
Уже глубокой ночью пронзительный крик, раздавшийся в коридоре, разом прервал ее сон. Секунду спустя задыхающаяся Эллен влетела в комнату.
– Ничего страшного, мой котеночек! Просто я столкнулась в коридоре с любимым привидением вашей тетушки и выронила чашку с водой. Черт побери! Это первый призрак, с которым мне приходится встречаться!
– Простите, а как он выглядел? – спросила Брижитт с иронической усмешкой.
– Маленький такой человечек в чем-то светло-коричневом.
За дверью послышались возбужденные голоса. Было очевидно, что своими воплями Эллен перебудила всех домочадцев. На пороге возник Фергюссон с электрическим фонариком в руках: он прихватил его на тот случай, если придется выйти на улицу и проверить все ли спокойно рядом с домом. Выслушав рассказ Эллен, он решил все же сделать обход. Вернувшись, он спросил дядю Саундерса, запирают ли на ночь окно в вестибюле. Получив утвердительный ответ, он сообщил, что на сей раз оно было распахнуто настежь.
Наконец Фергюссон предложил всем отправиться спать и зашел к Брижитт, чтобы ее успокоить.
– До сих пор призраков видела только моя сумасшедшая тетка, все считали их плодом ее больного воображения, – сказала она.
– Честно говоря, я и сам думаю о том же! – ответил Фергюссон. – Наверное, в дом просто забрался вор, но Эллен спугнула его, и я сомневаюсь, чтобы что-нибудь успело пропасть.
И тем не менее утром было обнаружено, что кое-чего все-таки не хватало. Это был золотой ангел и статуэтка из старого дрезденского фарфора, изображавшая пастушка и пастушку. Одевая детей на прогулку, Присси сделала удивительное открытие, состоявшее в том, что вор прихватил с собой также и пальтишко Никки с меховым воротничком, висевшее на вешалке в прихожей.
