Текст книги "Призрачная жена"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Отто заставил меня снять обручальное кольцо, и, хотя в душе меня возмутило это, я не стала противиться. Сейчас, слыша этот жутковатый смех, я почувствовала себя брошенной и никому не нужной. Дом был погружен в молчание. Никто даже не сказал мне, в котором часу здесь обедают. Может быть, все собрались в гостиной и говорят обо мне?
Найти дорогу вниз оказалось нетрудно. Неожиданно я очутилась в крытой черепицей галерее, ведущей в некое подобие оранжереи или солярия с высокими стеклянными дверями, выходящими в сад.
Как чудесно очутиться на свежем воздухе, прогретом теплыми лучами вечернего солнца. Я бродила по саду, вдыхая аромат роз, слушая журчание воды в маленьком фонтанчике и совершенно не думая о том, наблюдают ли за мной из окон. Я пыталась убедить себя, что являюсь хозяйкой замка, но вместо этого вздыхала по уютному домику на ферме, о котором мечтала. Эрик упомянул, что на озере живут лебеди, но я бы предпочла ходящих вразвалочку гусей и уток. Мое сердце заныло. Девушка-птичница стала принцессой, но не почувствовала себя от этого счастливой.
Из-за стены до меня донеслись голоса. Вероятно, это старушки. Интересно, о чем они говорят? Просочилась ли к ним новость о том, что герр Винтер, который так недавно овдовел, вернулся домой с невестой? Мне стало жаль, что я не могла понять их разговора, который, разумеется, велся на датском языке.
Я продолжила прогулку. Прелестные вьющиеся белые розы, напоминающие хлопья снега, поднимались вверх по каменной кладке, почти скрывая маленькую зеленую дверцу. От старости она перекосилась. Я взялась за большой заржавевший ключ и повернула его. Дверь скрипнула.
Мне хотелось только заглянуть украдкой в обитель старых дам. Но, когда я тихонько приоткрыла дверь, кто-то вдруг произнес по-английски:
– Поскольку я говорю на ее языке, то возьму на себя миссию предупредить ее.
В ответ послышался другой голос, ворчливый и язвительный:
– Не только ты получила образование, Эмили. Не надо так выставляться.
– Но девушку надо предупредить: она выходит замуж за негодяя!
– За негодяя, который дал нам все это?! Эмили, как ты можешь быть такой неблагодарной?
– На мой вкус, здесь слишком много лестниц, – обидчиво возразила та, которую назвали Эмили.
– У тебя всегда были слишком большие претензии. Тебе следовало бы помнить, что сейчас ты находишься в приюте. Может быть, по твоему мнению, герру Винтеру следовало установить для тебя лифт?
– Это самое малое, – ответил недовольный голос. И должна поправить тебя, Софи. Наше присутствие здесь объясняется не благотворительностью, мы успокаиваем графскую совесть. А это не требует благодарности. Это мы оказываем ему любезность. Вот так.
– И девушку надо предупредить?
– Относительно его намерений? Разумеется. В разговорах о несчастной Кристине могли быть не только досужие вымыслы.
– Ты говоришь о том, что ее запирали и били? – переспросила Софи и захихикала, как от веселой шутки. Именно ее каркающий смех я слышала из своей спальни.
– Я не говорила, что ее били, – ледяным голосом возразила Эмили.
– Она была больная и лежала в своей комнате. Ее не требовалось запирать.
– Об этом много сплетничали, – упрямо продолжала Эмили. – Возможно, она ткала ковер из своих волос, как принцесса Леонора.
– Ты живешь в выдуманном мире, Эмили.
– В Монеборге много такого, чего не встретишь в сказках.
– Разумеется. Как в любом старом замке. В бальном зале даже появляется призрак. А что касается девушки, фру Доротея позаботится об этом. Тебя это не касается, Эмили. Становится прохладно. Пора вернуться в дом.
– Подожди меня! – крикнула Эмили. – Ты ходишь слишком быстро. Какая ты злая, – донеслось до меня.
Я не смогла удержаться и пошире отворила скрипящую дверь. Полная женщина с развевающимся шарфом быстро шла через лужайку к дому, за ней еле поспевала маленькая седовласая фигурка в черном, очевидно, Эмили.
Когда я догнала ее и взяла за руку, она удивленно обернулась. На ее морщинистом лице светились очень черные, похожие на ягоды смородины, глаза.
Она сказала что-то по-датски, и я догадалась, что она говорит о том, что никогда не видела меня раньше.
– К сожалению, я понимаю только по-английски, – поспешила сказать я.
– В самом деле? Тогда у вас будут проблемы. Здешние дамы не имеют никакого образования.
Она определенно могла вызывать раздражение у остальных старух, гордо выставляя напоказ свою образованность, подумала я.
– Пожалуйста, остановитесь на минутку, – попросила я. – Я слышала ваш разговор за стеной.
– За стеной? – Глаза ее подозрительно блеснули.
– Да, вы говорили обо мне. И о моем муже.
Я была слишком взволнована, чтобы следить за словами, и неосознанно выдала свою тайну. Но старушка, вероятно, забудет про меня прежде, чем доберется до дома.
– Будущая жена, – пробормотала она. – И хорошенькая. Но герр Винтер позаботится о ней. Он тоже красавчик, герр Отто. Поздравляю вас, фрекен.
– Но вы говорили о том, что меня надо предупредить. Слушаю вас.
Она быстро оглянулась вокруг. Ее подруга уже исчезла внутри дома. Еще несколько старух прогуливались на большом расстоянии от нас. Эмили сжала мою руку.
– Если вы просите совета, я дам вам его. Не выходите за него замуж. Иначе вас ждут проблемы, проблемы, проблемы.
Какой-то инстинкт вдруг заставил меня открыть сумочку и достать обручальное кольцо. Я надела его на палец и вытянула руку.
– Посмотрите! Слишком поздно. Я уже фру Винтер. И я не смогу ничего изменить, если вы не назовете мне причину.
– О Боже, Боже, – прошептала старая женщина. Она снова сжала мою руку, потом резко отпустила ее и поспешила к дому, напоминая птицу с перебитым крылом. Когда я догнала ее, она бормотала: – Слишком поздно, бедняжка, слишком поздно.
Все это напоминало мне худшие образцы мелодрамы времен королевы Виктории. Старушка, по-видимому, начиталась Уилки Коллинза, подумала я. Запертые комнаты, третируемые жены, мерзавцы-мужья… Какая чушь! Мой муж не обидит и мухи. Его единственный секрет – это его болезнь, которой он так стыдился!
В этот момент Отто появился в саду, пройдя через дверь в стене. Я ожидала увидеть на его лице раздражение, но он улыбнулся мне.
– Что ты здесь делаешь, Луиза? Тебе мало сада на другой стороне?
– Ну что ты! Там прекрасно! И есть озеро. Но разве ты еще не понял, что я весьма любознательная особа?
– И ты хотела увидеть, как живут наши пожилые гостьи? Они жаловались тебе? – В его глазах появился холодок. Он не любил жалоб. И вопросов.
– Я не разговаривала с ними, только поздоровалась, – соврала я. – Не думаю, что они смогут меня понять.
– Ты не должна их недооценивать. Большинство из них знает еще немецкий или английский. Но я уже говорил тебе, Луиза, что эта часть замка существует отдельно от нас. Ты не должна беспокоиться.
– Почему я стала бы беспокоиться?
– У них много проблем. Возрастная депрессия. Ревматизм. Слабость. Боюсь, что я сам не так уж далек от этого. Давай вернемся и закроем эту дверь. Она оказалась незапертой по недосмотру садовников. – Он взял меня за руку, и мы прошли в другую часть сада. – Луиза, ты выглядишь отдохнувшей, но все еще встревоженной. В чем дело? Тебе не понравилась моя мать?
– Это я не понравилась ей.
– Согласись, наша помолвка – большая неожиданность. Ты должна дать ей время привыкнуть к этой мысли. Она была хозяйкой в замке долгие годы, пока Кристина болела. Она умная и властная. Но скоро ты очаруешь и ее.
Он поцеловал меня в лоб. И этот большой ласковый мужчина со смеющимися глазами негодяй? Какая чушь!
– Теперь ты понимаешь, что разумнее всего было держать в секрете нашу женитьбу? Через недельку-другую мама успокоится, и мы заново переживем это счастливое событие. Договорились?
– А как быть с твоими детьми?
– Нильса еще нет дома. Неизвестно, удостоит ли он нас своим присутствием на обеде. Но моя дочь ждет, чтобы познакомиться с тобой. Она будет твоей подружкой на свадьбе. Разве тебя это не радует?
– Отто, нам так о многом нужно поговорить. В моей чудесной спальне я буду одна?
– Ты предпочла бы комнату поближе ко мне? – Эта мысль явно доставила ему удовольствие.
– И ты стал бы тайно красться ко мне под покровом ночи? К своей жене?
– Любовь моя, так будет очень недолго. Думаю, ты понимаешь…
– Я совсем ничего не понимаю, – откровенно призналась я.
– Тогда мы обязательно обсудим все. После обеда. Здесь есть очаровательная тропинка к озеру. Ты расскажешь мне все, что тебя беспокоит.
Что я могла ему рассказать? Случается, что порой женщины обнаруживают, что их любовники или мужья негодяи, жулики или что-то в этом роде. Я же обрела титул и замок. Мне ли жаловаться?
В то же время эти сюрпризы оказались слишком серьезным испытанием для еще не окрепшей любви. И не могла же я напрямик спросить его, как он обращался со своей первой женой?
Нет, надо было забыть обо всем. И не обращать внимания на сплетни престарелых дам. И смириться с существующим положением вещей. Я должна заботиться о здоровье Отто и закрыть глаза на то, что мне кажется странным в его поведении. Отныне мое место рядом с мужем.
6
Когда я переодевалась к обеду, в дверь постучали и вошла старая Бригитта, протянувшая мне небольшую шкатулочку и сказавшая, что хозяин велел ее мне передать.
В шкатулочке лежало самое изумительное кольцо, какое мне когда-либо приходилось видеть. Сначала я подумала, что это топаз, но потом поняла, что это один из легендарных камней – светло-коричневый бриллиант. Старинное и очень тяжелое кольцо выглядело слишком большим и слишком роскошным для моей руки и в то же время совершенно восхитительным.
Подарок сопровождала записка:
"Это фамильное кольцо рода Винтеров. Теперь оно твое, любовь моя". Прекрасные слова заставили мое сердце радостно забиться, но последняя фраза вынудила мою радость слегка померкнуть: "Надень его сегодня вечером. Мама будет ждать этого".
Я надела его на палец, с которого утром сняла обручальное кольцо, и остатки моего радужного настроения полностью улетучились. Раньше оно принадлежало Кристине. И всем остальным женщинам разных поколений семейства Винтер.
Я была недовольна собой. Наверняка все невесты до меня принимали кольцо с огромной радостью, не думая о скелетах, стоящих у них за спиной. Почему мне в голову постоянно лезут подобные печальные мысли?
Но если сегодня вечером это кольцо должно красоваться у меня на пальце, мне следовало тщательнее продумать свой наряд. Я уже выбрала тяжелое темное платье с золотой вышивкой, которое Отто купил в Стокгольме. Оно было слишком шикарным на мой вкус, но сегодня вечером могло помочь мне держаться достойно. Неожиданно меня охватило желание выглядеть как можно проще. Повинуясь ему, я переоделась в короткое черное платье без рукавов и, кроме кольца, не надела никаких украшений.
Да, я совсем не походила на жену графа и владелицу замка. Если бы я в таком виде появилась в одном из ресторанов Лондона, меня бы встретили одобрительные взгляды. А в Монеборге?
В Монеборге на меня устремились взгляды любопытствующие, критические, враждебные. Даже лицо Отто вытянулось, когда я появилась в дверях. Сам он оделся гораздо строже и элегантней, чем обычно, и я сразу поняла, что он разочарован моим внешним видом. Он пошел мне навстречу, взял меня под руку и почти силой втащил внутрь комнаты.
Я поняла, что он едва сдерживает злость, но она была направлена не на меня, а на группу, стоящую перед камином. Она состояла из его матери в длинном сером платье, высокого светловолосого молодого человека с голубыми глазами, по-видимому его сына Нильса, и девушки – блондинки, которую я уже видела в саду.
Все они смотрели на меня. Я вздернула подбородок, чтобы скрыть свою робость. Уже достаточно трудно быть снохой такой ледяной дамы, как фру Доротея, но перспектива стать мачехой этих двоих молодых людей поистине привела меня в ужас.
Отто представил нас друг другу.
Я протянула им руку, и Нильс с Диной быстро и неохотно пожали ее. В первый момент мне показалось, что Нильс собирается отказаться от этого вежливого жеста. Он даже не сделал попытки скрыть свою враждебность. Скандинавские мужчины всегда казались мне достаточно сдержанными и флегматичными, но ничего похожего не было в дерзком, вызывающем взгляде юноши. Губы его скривились, а светлые глаза смотрели оскорбительно нагло.
Девушка вела себя менее неприязненно, но я видела, что она старается подражать брату. Она выглядела достаточно милой со своей тонкой шейкой и в будущем обещала стать очень хорошенькой. Я не могла понять, как эта элегантная пожилая дама, их бабушка, могла позволить им так отвратительно себя вести.
Хотя ее собственное поведение было не лучше. С прежней надменностью она достаточно безразлично поприветствовала меня и предложила сразу же перейти в столовую, поскольку уже пробило восемь, – намек на то, что я спустилась слишком поздно! Она явно дала указание разговаривать только на моем родном языке, поскольку Дина на хорошем английском сразу же возразила ей:
– Но, бабушка! Дядя Эрик еще не пришел.
– Уже пришел, – послышался голос Эрика, появившегося в дверях.
Он спокойно подошел к нам, погладил Дину по голове, растрепав ей волосы, затем повернулся ко мне. Это был первый доброжелательный взгляд с момента моего приезда в Монеборг, поэтому не надо говорить о том, как мне было приятно.
– Ну, Луиза, вы выглядите вполне поправившейся – Он повернулся к матери и племянникам и пояснил: – Я познакомился с Луизой на пароме, когда ей стало немного нехорошо от качки. Зеленый цвет не самый подходящий для девичьего лица.
Морская болезнь на пароме! Я увидела презрительное выражение, мелькнувшее на юных лицах Нильса и Дины.
– По-моему, сегодня море не было очень бурным, – послышался голос фру Доротеи.
– Луиза не привыкла к таким небольшим судам, – ответил Отто.
– Я потрясена, – прошептала я Эрику, указывая взглядом на великолепную столовую, которая выглядела еще более ошеломляющей, чем гостиная, с массивным столом и огромными креслами с высокими спинками. – Неужели каждый день обедают здесь?
– Вам следует пройти через это. – В голосе Эрика звучала свойственная ему спокойная ирония. – Или вы собираетесь сбежать?
Слишком поздно. И вместе с тем я с ужасом поняла, что именно это мне хотелось сделать с той минуты, когда я вошла в холодный мрачный замок.
– Вы выглядите чудесно, – прошептал Эрик. – Это платье очень идет вам.
– А это? – Я протянула ему руку с кольцом. Он мельком взглянул на бриллиант.
– Слишком громоздкое. Я всегда благодарил судьбу за то, что я младший брат и моей жене не придется носить на руке подобную тяжесть.
Я засмеялась.
– Луиза! – Голос фру Доротеи оборвал нашу беседу. – Садитесь здесь, пожалуйста.
Отто занял место во главе стола, я и Эрик сели сбоку, недовольная молодежь – напротив нас, фру Доротея – на другом конце.
Самое странное, что во время обеда никто не произнес ни слова относительно нашей свадьбы. Мы разговаривали о странах и путешествиях, о новой машине Нильса, о предстоящей поездке Дины в Копенгаген, об архитектурных работах Эрика.
Я откинулась на спинку кресла и вдруг почувствовала, как что-то мокрое коснулось моей руки, заставив меня вздрогнуть.
Эрик добродушно улыбнулся.
– Это всего лишь моя Анна. Вы ей понравились.
Золотистые глаза волкодава, казалось, с обожанием смотрели на меня.
– Так собаку зовут Анна? Сегодня в саду я слышала, как старушки шептались о призраке в бальном зале, и на мгновение мне показалось, что это именно он.
– Луиза, могу я поинтересоваться, каким образом вы смогли разговаривать со старушками? – обычным холодным тоном спросила фру Доротея.
– Она просто прошла через дверь в стене, – пояснил Отто. – Луиза не знала, что это запретная территория.
– Запретная? Не может быть. – Хорошая еда и вино после долгого изнурительного дня сделали для меня именно то, в чем я нуждалась, и я обнаружила, что не собираюсь превратиться в жалкое бессловесное создание. – Я не желаю сторониться благотворительности. И если мой муж так добр, что предоставил под приют половину своего дома, я тоже хочу оказать посильную помощь.
– А вы не слишком торопитесь, Луиза? – осведомилась фру Доротея после короткой паузы.
Отто поспешил вмешаться:
– Если ты имеешь в виду, что Луиза торопится назвать меня своим мужем, то это вполне понятная оговорка. В самое ближайшее время мы поженимся. – Он взял мою руку и поцеловал ее.
Нильс что-то грубо пробормотал, затем резко поднялся и вышел из-за стола. Дина посмотрела ему вслед, глаза ее стали большими и растерянными. Когда она перевела взгляд на меня, в нем промелькнуло смущение. Эрик с интересом наблюдал за Отто и за мной. И я поняла, что состоялся мой дебют в качестве актрисы.
Фру Доротея больше не проронила ни слова, но как бы в ответ на ее молчание Отто объявил:
– Сегодня днем я договорился о нашей свадьбе. Венчание состоится в следующую среду в два часа дня. Надеюсь, тебя это устраивает, любовь моя, и ты не позволишь расстроить тебя такому отвратительному грубому юнцу, как мой сын.
– О, папа, как ты можешь так поступать! – вспыхнула Дина. – Сегодня Нильс и так носился на своей новой машине со скоростью сто километров в час. Ты же знаешь, какой он.
Лицо Отто так потемнело, что я испугалась, не последует ли за этим один из его приступов.
– Да, я знаю, какой он, и я также знаю, что будет поделом, если он сломает себе шею. А что касается тебя, Дина, думаю, ты любишь своего отца и хотя бы немного заботишься о его счастье.
– О, папа, конечно! Но Нильс… и наша бедная мама… – Дина вдруг сразу превратилась в ребенка с несчастным личиком. Она посмотрела на отца умоляющими глазами и, как и ее брат, бросилась вон из столовой.
Отто, вздохнув, откинулся назад.
– Возможно, теперь, мама, когда молодежь покинула нас, ты скажешь то, что собиралась? Или ты, Эрик? Вы, вероятно, хотите внести свой вклад в издевательство над Луизой.
Фру Доротея приступила к делу очень осторожно. Остановив на мне свой ледяной взгляд, она медленно произнесла:
– Прежде чем Луиза совершит этот непоправимый шаг, она, без сомнения, должна быть предупреждена.
Лицо Отто снова потемнело. А до меня вдруг, как эхо, донеслись голоса из сада.
– О чем я должна быть предупреждена?
– Ни о чем, – резко сказал Отто. – Нет ничего, что бы ты не знала. Моя мать имеет в виду мои приступы. Это все.
Пожилая дама потрясенно застыла.
– Вы уже знаете об этом, Луиза?
Да, хотелось мне ответить, у него случился приступ на следующий день после того, как мы поженились. Я чуть не сказала это вслух, но, поскольку мои слова наверняка вызвали бы у Отто еще больший гнев, я опасалась последствий.
– Да, я не стал держать мою болезнь в секрете, заговорил он. – А ты думала, Луиза испугается?
– Я думала, что она побоится иметь от тебя детей, – возразила фру Доротея.
Я с изумлением уставилась на нее. Что же это за мать, которая способна так расчетливо и жестоко ранить своего сына! Или Отто сам заслужил такое к себе отношения? Но эта последняя мысль заставила меня устыдиться, и я встала рядом с Отто, положив руки ему на плечи. Он сразу же взял мою ладонь и нежно сжал ее. Эрик внимательно наблюдал за нами. За время этого разговора он не произнес ни слова.
– Отто сообщил мне, что его болезнь не передается по наследству, – спокойно сказала я. – Но, в любом случае, я не боюсь.
Однако сейчас я не была уже уверена в этом. Я думала о крошечном живом существе, зародившемся в моем теле. А вдруг я обреку на страдания этого, такого дорогого для меня человечка.
– В конце концов с Нильсом же все в порядке. Разве не так?
– О, Нильс… – странным голосом проговорила фру Доротея, и это сразу же заставило меня задуматься: неужели этот избалованный юноша под дерзостью и демонстративно плохими манерами пытается скрыть душевные переживания?
– Не думаю, что тебе стоило так волновать Луизу, мама, – наконец вмешался в разговор Эрик.
– Я хотела только поставить ее в известность о том, что ей следовало знать.
– Ты уже это сделала, – заметил Отто. – Я получил травму при рождении, но сейчас ты вредишь мне еще больше.
– Возможно, Луиза не поверит, но я пыталась помочь ей. – Фру Доротея поднялась из-за стола и молча вышла из столовой.
Я осталась наедине с обоими братьями. Отто сразу же налил в бокал превосходного портвейна и осушил его. Эрик закурил сигарету. Чувствовалось, что ему не хочется оставлять нас с мужем вдвоем.
– Я не обещал тебе веселого возвращения домой, Луиза, ты его и не получила, – сказал Отто – Выпей еще рюмочку и приди в себя.
Эрик наполнил мой бокал и насмешливо взглянул на меня.
– У вас есть еще неделя для того, чтобы изменить свое решение… чтобы испугаться.
Неужели он следовал тактике своей матери? Я взглянула на Отто, ожидая увидеть, что он снова разгневается, но он весело расхохотался.
– Думаю, ты недооцениваешь Луизу, Эрик. Неужели ты полагаешь, что я могу жениться на девушке, которая так легко пугается? Она сильнее, чем кажется. Не правда ли, моя дорогая?
Знакомое нежное обращение и хорошее настроение Отто не успокоили меня. Я вздохнула и откинулась на спинку резного кресла.
– Мне бы хотелось, чтобы Нильс и Дина не ненавидели меня.
– Они ненавидят не тебя, а саму идею появления мачехи.
– Они очень любили свою мать?
Мне ответил Эрик:
– Дайте им возможность привыкнуть к вам. Дина скоро переменится к лучшему. Сейчас она немного подражает брату, но это только потому, что у нее больше никого нет.
– А Нильс? – Я вспомнила недовольное лицо молодого человека.
– Нильс может идти к дьяволу, – вмешался Отто. Мне сорок шесть, а тебе двадцать шесть лет, и мы не дадим разрушить наши планы какому-то юному идиоту. – Он встал. – Пойдем прогуляемся к озеру. Ты не хочешь накинуть шаль? Может быть прохладно.
Мне было прохладно здесь, несмотря на тепло от камина и множество свечей. По спине у меня побежали мурашки при мысли о порывах ветра, гуляющего над темной водой. Я обнаружила, что мне нечего сказать Отто. Мне хотелось подняться наверх и запереть свою дверь от кого бы то ни было, остаться одной. Моя неделя свободы вдруг показалась мне слишком короткой.
Думаю, что довольно позорно запирать дверь от собственного мужа буквально сразу же после свадьбы, но при сложившихся обстоятельствах я не колеблясь сделала это. Двусмысленность моего положения внушила мне временное, как я надеялась, отвращение к прикосновениям Отто.
Итак, отправляясь в постель, я повернула ключ в замке и немного позже была разбужена тихим стуком.
– Луиза!
Это был мой муж. Следовало ли мне упрекать его? Да, следовало. Запутанную ситуацию он создал сам. Я знала, что он не осмелится поднять шум из опасения разбудить кого-то еще, поэтому притворилась, что не слышу его настойчивого стука. Было около двух часов. Мой сон улетучился, я встала и подошла к окну.
Лунный свет серебром заливал сад и озеро, сверкающее, как темный бриллиант. Этот пейзаж вполне мог быть английским, но все же в нем чувствовалось что-то чужое. Поежившись, я вернулась в кровать и свернулась калачиком под теплым одеялом. Я и мой дорогой неродившийся ребенок, мы оба были в безопасности здесь. В безопасности, но от чего? Я не знала этого, но в первую очередь считала себя обязанной защитить моего ребенка.
