Текст книги "Призрачная жена"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Значит, он рассказал брату обо мне. Это говорит об искренности его намерений. Но он ни разу не упомянул своего сына Нильса и не писал о его отношении к тому, что происходит.
Через четыре недели после моего возвращения в Лондон я получила его ультиматум:
"Луиза, наша разлука не имеет никакого смысла. Я все время думаю о тебе. Ты должна приехать в Данию. Наши законы гласят, что ты должна прожить здесь шесть недель, прежде чем мы сможем пожениться. Неужели этого времени недостаточно для тебя? Я встречу тебя в аэропорту Коструп первого мая, а потом в течение полутора месяцев буду знакомить тебя с моей страной. Как это ни глупо для сорокашестилетнего старика, но я чувствую себя влюбленным".
Мой редактор Тим совсем потерял терпение. Он видел, что я совершенно ничем не могу заниматься, сидя в Лондоне, поэтому его интересовало, какие у меня планы на лето. Узнав, что я собираюсь в Данию, он нашел эту идею интересной.
– Но я могу не вернуться назад.
Тим Макфарлайн был маленьким человечком, но его ум компенсировал недостаток роста. Он посмотрел на меня своими честными проницательными глазами, и я почувствовала, как сильно люблю и уважаю его. Он был единственным человеком в Англии, который догадывался о моем возможном отъезде из страны.
– Значит, он викинг? А я думал, испанец, раз ты познакомилась с ним на Мальорке.
– Ты слишком многое видишь, – проворчала я. Неужели это так заметно?
– Конечно, заметно, тем более для любящих тебя людей. Ты выглядишь слишком рассеянной. Что это за парень? Он достоин тебя?
– Думаю, здесь возможна другая постановка вопроса. Достойна ли я его? Он вдовец, владелец фермы и старинного дома, окруженного рвом. И еще он большой, светловолосый и совершенно обворожительный. У меня будет взрослый пасынок. Я ничего не понимаю, Тим. Иногда мне кажется, что я люблю его, но вместе с тем бывают моменты, когда я не совсем в этом уверена. Поехать в Копенгаген – единственный способ все выяснить.
– Как его зовут? – В Тиме проснулся интерес газетчика.
– Отто Винтер.
Тим нахмурился.
– Напоминает звон колоколов. По-моему, я уже где-то слышал это имя. Что-то связанное с войной. Попытаюсь вспомнить. Что ж, ты уже большая девочка, Луиза. Ты можешь поступать так, как считаешь нужным.
– Да, понимаю. Я собираюсь улететь туда на следующей неделе, если ты не возражаешь.
– Все нормально. Надеюсь, ты будешь так любезна и пришлешь нам парочку статей оттуда? Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.
Мне хотелось расцеловать Тима за его понимание. Он давал мне путь к отступлению. Я делилась с ним своими проблемами охотнее, чем с братьями, которые все еще видели во мне ребенка, нуждающегося в защите.
Я написала Отто, что прилечу в Копенгаген не первого, а второго мая. Мой шеф и его жена Барбара устроили для меня прощальный обед. Тим сказал, что пока не может вспомнить, почему имя Отто Винтера колоколом звучит у него в голове. И тем не менее он надеется, что я постараюсь посмотреть на своего избранника трезвым взглядом.
Только в последние дни пребывания в Англии я поняла, насколько была там одинока. Я отчаянно нуждалась в Отто. А может быть, просто в любви. Но уже первый взгляд на него в аэропорту Каструп прояснил мои чувства. Увидев знакомую фигуру, возвышающуюся над толпой, поймав его приветливую улыбку, я неожиданно почувствовала себя счастливой. Возможно, мои чувства к нему не столь глубоки, но это непередаваемое ощущение счастья было чудесным. Оно значило для меня больше, чем страсть.
Как только я получила багаж и прошла через таможню, он заключил меня в объятия.
– Моя дорогая, – прошептал он по-датски. В ответ я только глупо произнесла:
– Сегодня я намереваюсь начать изучение Дании.
– Может быть, сначала ты скажешь что-нибудь приятное для меня.
– О, конечно. Я так рада увидеть тебя снова.
Он с удовольствием расхохотался, и мы смеялись всю дорогу до Копенгагена, где он поселил меня в отеле "Англетер". У нас снова были отдельные номера, даже на разных этажах. В своей стране Отто вел себя гораздо осторожнее. Я едва успела рассмотреть элегантный холл отеля с портретом молодой королевы Виктории, как Отто повез меня на ланч в парк Тиволи.
Стоял чудесный весенний день, и парк выглядел прекрасно со своими тюльпанами, фонтанами и продавцами воздушных шаров. Мы сидели на террасе великолепного ресторана за столом, накрытым бледнорозовой скатертью, сервированным серебром и хрусталем. По привычке я начала мысленно составлять заметку для Тима, но Отто вернул меня к действительности, напомнив о своем присутствии.
Хотя я вряд ли могла бы надолго забыть об этом. Заметив почтительное отношение к нему официантов, я спросила:
– Они знают тебя?
– Возможно. Думаю, меня знают во многих местах. Я всегда получаю удовольствие от хорошей пищи. – И весело добавил: – К тому же, как ты видишь, я не карлик. Люди запоминают меня.
Оркестр в отдалении играл "Чудесный, чудесный Копенгаген", и, как ни банально это звучит, но голова у меня закружилась от счастья, и я подумала, что полюблю этот город с его покрытыми зеленой патиной медными шпилями, старыми башнями, причудливыми скульптурами и светловолосыми юношами и девушками. И с моим большим веселым Отто…
– Так ты собираешься выйти за меня замуж, Луиза?
– Если ты собираешься на мне жениться, я не возражаю.
Он облегченно вздохнул, как будто решил трудную проблему. Неужели она была такой трудной?
– В таком случае, – он положил свою руку поверх моей, и в голосе его прозвучали неожиданно деловые интонации, – мы должны подождать шесть недель. Завтра мы уедем из Копенгагена и отправимся путешествовать.
– Так быстро? Но мне все здесь кажется таким восхитительным!
– Потом у тебя будет масса времени.
– А твоя семья? Я не увижусь с ней?
– Моя семья подождет. Монеборг находится на острове Самсё. До него слишком далеко.
На этот раз я знала, что не ошиблась, уловив неприязненные интонации в его голосе. Что это означало? Враждебное отношение к собственному сыну? Что ж, такое случается. Меня начал интересовать этот молодой человек Нильс. Я ведь собиралась стать его мачехой…
– Луиза, ты погрузилась в какие-то тайные мысли. Мне это не нравится.
Он засмеялся и сделал знак официанту. Когда тот подошел, он заказал шампанское, чтобы отметить этот замечательный весенний день. Официант, поглядев на нас чуть слезящимися старческими глазами, явно отгадал наш секрет. И я подумала, как все-таки трудно понять Отто, если он не возражает против того, чтобы официант знал то, что он скрывает от семьи.
И все-таки это был замечательный день! Я смотрела на тюльпаны, рододендроны, на продавцов с огромными связками воздушных шаров и чувствовала, что нахожусь в волшебной сказке. И никак не могла поверить в то, что Отто может оказаться великаном-людоедом, несмотря на то что он был таким скрытным во всем, что касалось его семьи.
Шампанское ударило мне в голову, и моей последней трезвой мыслью было: что он еще собирается сегодня предпринять?
Вечером мы отправились на спектакль Датского Королевского Балета. Давали "Три мушкетера" в великолепной постановке Флемминга Флиндта.
Когда мы прогуливались в антракте, несколько человек поздоровались с Отто, с любопытством поглядывая на меня. Но Отто познакомил меня только с одним, чье имя я не разобрала. Меня он представил как мисс Луизу Эмберли, приехавшую в Копенгаген с визитом.
Знакомый Отто вежливо поклонился мне и поинтересовался, долго ли я намереваюсь пробыть в Дании.
– Около шести недель, не так ли, Луиза? – ответил за меня мой спутник.
После этого мужчины немного поговорили на датском языке, за что Отто позже извинился.
– Это деловой разговор, Луиза. Но с моей стороны, это, разумеется, бестактно, поскольку ты не говоришь по-датски.
– Думаю, ты мог бы сказать ему, что собираешься снова жениться, – невинным тоном произнесла я.
Отто засмеялся и взял мою руку.
– Зачем же? Это наш секрет. Разве ты не любишь секретов, дорогая?
– Я просто не вижу причин скрывать это…
Мне пришлось замолчать, поскольку Отто вдруг предупреждающе сжал мою руку. Потом он резко потянул меня за собой, и мы вернулись в зрительный зал.
– Что случилось? – довольно холодно поинтересовалась я. – Ты скрываешься от судебного исполнителя или что-то еще?
Добродушное лицо Отто вспыхнуло, и на нем появилось довольно жесткое выражение. В эту минуту он вполне мог сойти за людоеда из сказки. Потом он вдруг рассмеялся:
– Все гораздо проще. Я увидел моего брата Эрика. Надо же, чтоб из всех вечеров балета он выбрал именно этот!
– Это был твой брат, и ты сбежал! – Я возмущенно повернулась к нему: – Может, ты стыдишься меня?
Все еще посмеиваясь, он похлопал меня по руке.
– О, Боже, как тебе пришло такое в голову! Ничего подобного, просто мы с Эриком не такие уж друзья. Мы по-разному смотрим на жизнь, только и всего. Он на десять лет моложе меня и почти никогда не относился ко мне как брат. Он любит Нильса, обожал Кристину, поэтому часто приезжает в Монеборг. Мы демонстрируем видимость дружбы, но, к сожалению, на самом деле все обстоит иначе.
Улыбающийся Отто, окруженный врагами. Ненавидящий собственного брата. Не любящий собственного сына.
– Скоро ты познакомишься с ним, – прибавил он.
Публика возвращалась на свои места. Вокруг было много движения и разговоров. Среди гортанной датской речи слышались отдельные английские фразы.
Отто поудобнее уселся в кресле, как будто чувствуя облегчение при мысли, что огни вот-вот погаснут.
– Зачем же ты привел меня сюда, если не хотел, чтобы меня увидели? – спросила я, скорее сбитая с толку, чем обиженная.
– Тише! – прошептал он, а потом добавил: – Посмотри. Четвертый ряд на противоположной стороне. Видишь темноволосого мужчину. Это мой брат.
В следующую минуту огни стали гаснуть, и я успела увидеть только на удивление темные, вьющиеся волосы. А я-то думала, что все датчане блондины!
С этой минуты я уже не могла уделять балету большое внимание. Я усиленно вглядывалась в полумрак зала. Рядом с Эриком Винтером сидела светловолосая девушка. Он раз или два поворачивался к ней и что-то шептал. Я подумала, что у него такой же крупный нос, как у Отто, но лицо более тонкое. В тусклом свете я пыталась разглядеть в его лице причину их враждебных отношений со старшим братом. Я не могла даже представить себе, что вина за это лежит на моем избраннике.
Я страстно хотела встретиться с Эриком. Когда спектакль закончился и огни снова зажглись, я даже попыталась совершить маневр, который мог привести к случайной встрече, притворившись, что ищу своп перчатки.
Но Отто не дал себя провести. Он поднял перчатки, которые я намеренно уронила, взял меня под руку и повел к выходу, ловко пробираясь в толпе. Я успела только мельком взглянуть на Эрика, улыбающегося своей спутнице мягкой улыбкой.
Отвечая на мой вопрос, Отто коротко проинформировал меня, что Эрик не женат.
– Он волокита, и я не собираюсь позволять ему пялить на тебя глаза, пока мы еще не обвенчались.
Мне хотелось верить в это. Я ругала себя за то, что в поведении Отто что-то казалось мне неискренним. Он, по-видимому, жалел, что привел меня в театр, где меня могли увидеть знакомые ему люди. Но почему?
3
Должна признаться, я была заинтригована таинственным поведением Отто.
Возможно, мне следовало быть рассудительней и настоять на немедленном объяснении всех этих тайн. Но к тому времени я очень устала, и все это не казалось мне таким важным, чего бы не произошло, будь моя голова ясной. Мы коротко поцеловались на прощание под бдительным взглядом голубых невинных глаз королевы Виктории, и я отправилась в кровать.
Утром мы на комфортабельном пароме переправились через Большой Бельт на Ютландию. Мы собирались в Орхус, второй по величине город Дании, как пояснил Отто. Я была немного огорчена тем, что мы покинули Зеландию, не побывав в Эльсиноре, замке Гамлета. Но мой спутник сказал, что в это время года там полно туристов и у нас еще будет возможность посетить его в другое время. Это прозвучало достаточно убедительно. В конце концов, если он действительно хотел спрятать меня от своих друзей, то не рискнул бы повести в театр прошлым вечером.
Мы замечательно проводили время, Отто вел себя безупречно, но я уже не была столь непреклонна в своем решении дожидаться, пока на моем пальце появится обручальное кольцо. Моя нежность к нему возрастала с каждым днем. Но он терпеливо ждал, и я еще больше уважала его за это. В конце концов шесть недель – не такой уж долгий срок.
Вернувшись на остров Зеландия, мы не поехали в Копенгаген, а остановились в маленькой рыбацкой деревушке на островке, отделенном от датской столицы лишь узким проливом. Деревушка называлась Драгор и была необыкновенно хороша со своими уютными домиками и садиками, полными петуний. В старую таверну, которая называлась "Драгор Кро", Отто привел меня, чтобы чего-нибудь выпить. Но когда заметил, как восхищенно загорелись мои глаза при виде уютного интерьера с веселыми красно-белыми скатертями на стойках и цветочными горшками на подоконниках, внезапно предложил:
– Давай поженимся здесь.
Не в Копенгагене? Не в Монеборге в присутствии его семьи и свидетелей? Отто был терпелив. Почему же вдруг изменил свое решение? Чем привлекла его эта маленькая приморская деревушка? В голове моей закружились мысли. А я сама? Куда же исчезла моя романтичность? – спросила я себя. Неужели я утратила ее, а может, никогда ею и не обладала? Это место очаровательно: спокойное море, усеянное яхтами и прогулочными лодками, голубое небо с клочками белых облаков. Крики морских птиц.
– Почему мы должны еще чего-то ждать, Луиза? настойчиво спросил Отто, и я оторвала взгляд от мирной картины. – Кто нужен нам для свадьбы, кроме нас самих?
Сердце мое тревожно забилось. Не знаю почему, но в этот момент я почувствовала страх.
– Но у нас нет даже свидетелей.
– Это можно организовать.
– А ты не хочешь пригласить друзей? Или своего брата?
– Какое это имеет значение? Нам достаточно любого человека, который способен написать свое имя. Пошли! – Он протянул руку и я как загипнотизированная последовала за ним. Я и в самом деле чувствовала себя загипнотизированной. Голубые глаза Отто излучали удивительную энергию.
Мы подошли к местной гостинице. Это оказалось современное, приятное на вид здание. Гуси щипали траву возле ограды. В саду под деревьями и на длинной террасе стояли столики. Пока я рассматривала сад, Отто вошел внутрь. С моря подул резкий ветер, и я слегка поежилась. Не знаю почему, но я вдруг почувствовала себя покинутой и одинокой. Впервые за шесть недель я ощутила тоску по родине. Мне захотелось увидеть Тима, Барбару, я бы даже не возражала против критической инспекции моих братьев.
Отто вернулся с видом победителя.
– Я снял лучший двойной номер, – торжественно заявил он. – Конечно, это не "Англетер", но из окон открывается великолепная панорама. Не хочешь подняться наверх?
– Пока нет. Я посижу в саду. А что ты собираешься делать?
– Занести наш багаж и найти священника.
– Кого?
– Священника. Пастора. Для того чтобы он поженил нас. Лицензия у меня уже есть. Честно говоря, я ношу ее в кармане уже второй день.
Когда Отто ушел, я, повинуясь внезапному импульсу, вошла в гостиницу и заказала разговор с Лондоном. Я так волновалась, что должна была поговорить с Тимом. Хотя в мои двадцать шесть лет подобная нервозность просто смешна.
К счастью, мне удалось перехватить шефа перед уходом на ланч.
– Хэлло, Тим. Это Луиза.
– О, Боже. Я думал, ты в Дании! – хорошо знакомый, суховатый, слегка ироничный голос звучал успокаивающе.
– Я и есть в Дании. В маленькой деревушке под названием Драгор. Я просто хотела сказать тебе, что сегодня выхожу замуж за Отто.
В трубке воцарилась тишина, потом Тим тихо спросил:
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Не совсем, но не могу понять, что внушает мне опасения. Я получаю богатого датского фермера, а он – неспокойную, несчастную женщину, которая даже не говорит на его родном языке. Но я устала быть осторожной. И вполне созрела для того, чтобы совершить необдуманный поступок.
– Что ж, полагаю, на крайний случай в его родном языке существует слово "развод", – после некоторого молчания произнес Тим.
– Говорят, что развод в Дании порицается. Ах, Тим, ты не считаешь, что подобные мысли не совсем подходят для дня вступления в брак! Я в самом деле влюблена в Отто. Мы провели вместе чудесные дни.
– Ну, если ты спрашиваешь мое мнение, я считаю, ты приняла правильное решение. Я увольняю тебя. Но ты могла бы дать мне знать об этом событии заранее, чтобы я мог прислать цветы или что-нибудь в этом роде. Как ты поладила со своим пасынком?
– Я еще не встречалась с ним.
– Как?
– Отто показывал мне Данию. Все это время мы путешествовали, и еще не были в Монеборге. Он находится на Самсё, это довольно далеко.
– Только запомни, дорогая, если Айвор оказался подлецом, не стоит впадать в другую крайность и выходить замуж ради замужества.
– Что ты хочешь сказать? За кого ты меня принимаешь?
– За очень милую девушку, заслужившую немного счастья.
– Сейчас она его получит. С сегодняшнего дня ты должен будешь называть меня фру Луиза Винтер. Не забывай об этом. Передай мой привет Барбаре. – Первый раз в жизни я не смогла унять дрожь в голосе. – До свидания, Тим.
– Подожди минутку. Я все еще не могу вспомнить, в связи с чем называли имя твоего Отто. Если вспомню, то напишу непременно. Ты будешь в Монеборге?
– Да. Монеборг, Самсё.
– Отлично. Надеюсь, ты пригласишь меня на первые крестины? – сказал Тим и повесил трубку.
Вместе с ним отключился Лондон и вся моя прошлая жизнь. Я пожалела, что поддалась искушению позвонить ему.
Поднявшись наверх в наш номер, я попыталась решить, что надеть на свадьбу. Что-нибудь в спокойных тонах. Я была уверена, что Отто разозлится, если на мне будет слишком заметная шляпка или платье. Ему явно не нравилось, когда люди обращали на меня внимание.
Что со мной происходит?
Тим намекал, что я выхожу замуж за моего огромного датчанина только потому, что все еще не оправилась от шока после неудачного романа с Айвором. Но если я буду ждать, пока не освобожусь окончательно от этих воспоминаний, мне минует двадцать семь, двадцать восемь, а то и тридцать лет. В таком возрасте не слишком часто встречаются подходящие женихи.
Конечно, Отто следовало сначала отвезти меня в Монеборг. Я, должно быть, сошла с ума, собираясь выходить замуж, даже не подозревая, какую жизнь мне придется вести. Во всем связанном с Монеборгом была какая-то таинственность. А вдруг его первая жена не умерла? И он собирался заключить второй брак при ее жизни, стать двоеженцем?
Шляпка, которую я примеряла, выглядела ужасно. Придется пойти в церковь без нее. Просто сделаю прическу и надену мое черное элегантное платье без рукавов. Черное платье на свадьбу?
В зеркале за моей спиной появилось лицо Отто, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Ему не следовало без стука входить в мою комнату. Но я тут же вспомнила, что это не моя, а наша комната. С огромной двуспальной кроватью.
Он нагнулся и поцеловал меня в голову.
– Откуда взялись эти беспокойные морщинки?
– Чем ты занимался? – вопросом на вопрос ответила я и повернулась к нему: – Нашел священника и церковь?
– Священника нашел, а церкви здесь нет. Есть только комната. Комната священника. Звучит очень забавно. Ты не находишь?
Его голубые глаза блестели, и он так заразительно рассмеялся, что, даже не успев понять, в чем причина смеха, я невольно присоединилась к нему.
– Вот так-то лучше, – одобрительно заметил он. – Морщинки исчезли. Теперь ты больше похожа на невесту.
Я перестала смеяться.
– Отто, я совсем не похожа на невесту. И даже не чувствую себя ею.
– Ну а я чувствую себя женихом, должен тебе сказать. Давай посмотрим, как можно исправить твое настроение. Я бы хотел, чтобы ты надела то платье, в котором была на нашем первом ужине в отеле "Медитерранео", когда мы полюбили друг друга. Где оно? Я сам собираюсь надеть его на тебя. Я буду одевать тебя, вместо того чтобы раздевать. Видишь, каким выдержанным я могу быть.
– С нашей свадьбой ты не проявил себя таковым. Разве нам не следовало пожениться хотя бы в Копенгагене?
– Почему?
– Но твои друзья, твой брат…
– Луиза, скажи, за кого ты выходишь замуж? За меня или за моих друзей? И что ты имеешь против Драгора? Сама же говорила, что это чудесное место. Но теперь оно тебе почему-то не подходит. Откуда взялись эти сомнения в последнюю минуту?
Разумеется, он был прав. И я не могла сказать ему, что все складывалось не совсем так, как я хотела. У меня появилось какое-то нехорошее предчувствие, хотя причин для этого вроде бы не было. Ведь когда мы завтракали с Отто в парке Тиволи в первый день моего приезда в Копенгаген, я была совершенно уверена в правильности своего решения. Видимо, его нежелание познакомить меня со своим братом породило в моей душе подозрения.
– Отто, как ты зарегистрировал нас в отеле?
– Разумеется, как герра и фру Винтер.
Какая самоуверенность! Но тем не менее он сдержал слово и в течение шести недель, что мы находились вместе, не сделал ни единой попытки соблазнить меня. И если бы я сейчас отказалась, то повела бы себя с ним так же отвратительно, как Айвор со мной. Это было немыслимо.
Итак, меня ожидала необычная свадебная церемония в одной из комнат дома священника в датской рыбацкой деревушке.
Я прогнала прочь сомнения и улыбнулась Отто, который немедленно заключил меня в объятия и поцеловал. Мое тело тут же повело себя самым предательским образом, и он наверняка почувствовал, что я готова отложить бракосочетание на час или два. Отто не целовал меня так со времени лунной ночи на Мальорке. Скоро его терпение будет вознаграждено. И мое тоже.
Желтый домик священника с дверью, выкрашенной в коричневый цвет, находился на Страндлинен. Огромный кот спал на подоконнике в ящике с геранью. Помещение, где происходило бракосочетание, оказалось самой обычной жилой комнатой. Я заметила вращающийся стул, возмущенную канарейку в позолоченной клетке на каминной полке и потрепанную Библию на столике, служившем алтарем.
Священник – пожилой, с голубыми, близко посаженными глазками и пушистыми белыми волосами был одет в черный костюм со специальным воротничком. Несмотря на то, что в его манерах чувствовалась некоторая суетливость, он выглядел достаточно торжественно. И, видимо, мне только показалось, что в его дыхании чувствовался запах спиртного.
Во время церемонии я обнаружила, что способна улыбаться, хотя, должна заметить, она оказалась плохо подготовленной и в ней полностью отсутствовало благоговение, приличествовавшее моменту. Священник торопился, казалось, он даже нервничал и выронил обручальное кольцо, которое закатилось в угол небольшой комнатки. Его жене, полной жизнерадостной женщине, которая была одним из свидетелей, пришлось встать на колени, чтобы достать его.
Другой наш свидетель – мужчина с коротко подстриженной бородой, в не очень чистой рыбацкой одежде имел вид гуляки. Его синеватый нос говорил сам за себя.
Я мало что понимала в происходящей церемонии до тех пор, пока меня не спросили по-английски, беру ли я, Луиза Марта Эмберли, Отто Фредерика Густава Винтера в мужья. Я ответила "да", и именно в этот момент кольцо выпало у священника из рук. Когда оно наконец было надето на мой палец, Отто наклонился, поцеловал меня и все громко засмеялись.
Затем наши имена тщательно вписали в брачное свидетельство, и все мы расписались в книге. Толстую женщину звали Анна Хансен, рыбака Йенс Ларсен, священника – Петер Хансен. Я особенно запомнила это имя.
Отто, по-видимому, расплатился со всеми еще до начала церемонии, поэтому, когда она закончилась, он отказался от рюмки и довольно резко попрощался. Должна заметить, я не чувствовала себя новобрачной, чего нельзя было сказать об Отто. Он обнял меня, счастливо засмеялся и заявил, что мы поступили очень благоразумно, избежав суеты обычного свадебного торжества.
– Должен сказать тебе, Луиза, что во время бракосочетания с моей первой женой я чувствовал себя удивительно несчастным. И это оказалось знаком нашей безрадостной совместной жизни. Зато на свадьбе присутствовало множество гостей. У нас все будет совершенно иначе.
– У вас было много гостей?
– Да, около пятисот человек.
– Пятьсот человек! Отто, неужели у фермеров бывают такие свадьбы?
– У моей жены водились деньги, – беззаботно начал он и тут же осекся. – Прости, моя дорогая. Как бестактно с моей стороны! Моя жена – это ты. Обещаю тебе больше ничего не говорить о Кристине.
Я посмотрела на золотой ободок на моем пальце и мысленно сравнила одну пышную свадьбу с другой поспешной и тайной. И все-таки я вышла замуж, кольцо говорило за это.
– Конечно, это случилось еще перед войной. Тогда были живы мои родители, а теперь осталась только мать. Тебе придется смириться с ее присутствием в Монеборге. Но почему ты так тревожно смотришь? Со временем она наверняка полюбит тебя. А пока… дом там очень большой, мы можем жить раздельно.
Итак, я теперь Луиза Винтер, так значилось на клочке бумаги, заверенном довольно странным трио в доме священника.
Отныне чувство нереальности происходящего должно будет оставить меня.
