Текст книги "Шоковая волна"

Автор книги: Дороти Девис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Черт, Стив, зачем это нужно? Она сегодня утром уже дала свои письменные показания.

– Разговор лицом к лицу куда лучше, – продолжал убеждать его Хиггинс.

– Да, но у этой леди два лица, и парни не знают, в какое им глядеть.

Это порядком расстроило меня. У шерифа не было оснований так характеризовать меня, если, конечно, это не было его убеждением и общим мнением его помощников. Чертов Таркингтон!

– Через полчаса или около этого мы будем у вас, – ответил Хиггинс и, повесив трубку, повернулся ко мне. – Что вы об этом думаете, миссис Осборн?

Я покачала головой и посмотрела на Гилли.

– Он назвал меня двуличной, – сказала я.

– Каждый по своему видит красоту.

Я сразу вспомнила Ловенталя и мне показалось, что Гилли тоже вспомнил его. Но больше всего меня удивил Хиггинс, который вдруг спросил у Гилли:

– Вам было известно о том, что профессор Ловенталь намеревался уехать в Восточную Германию?

– Нет, сэр, но не вижу в этом ничего ужасного.

– Тогда почему это стало таким секретом?

– Хороший вопрос, мистер Хиггинс.

– Спасибо, – сухо поблагодарил его Стив. – У меня есть несколько хороших ответов на него… Лори, когда отсюда уехал Пол Андерсон?

– Больше часа, Стив.

– Хотелось бы мне знать, черт побери, что он там делает. Ехать туда всего десять минут.

– С ним поехали два репортера, – напомнил ему Гилли. – Не знаю, почему сегодня утром на меня так накинулись в Бейкерстауне, но это было.

– Потому что вы белый, – пояснила я. – Все дело в этом, Гилли. – Непременный белый, как сказал Кенби.

– Если будет противостояние, о чем, как мне кажется, мечтает О’Мэлли, на чьей стороне вы будете, Гиллспи? – спросил Хиггинс.

Немного подумав, Гилли ответил:

– На стороне белых, хочу я этого или не хочу.

– В сущности, это не так уж трудно решить, все зависит от вашей совести.

– Наверное так, – ответил Гилли.

– Стив, я не собираюсь идти к шерифу. Я больше ни за что не появлюсь там.

– Я сказал ему это для того, чтобы выиграть время и задержать полицию в казарме.

Из соседней комнаты вышел Мак-Доуэлл.

– Вот вам ваш черный владелец похоронного бюро. – Он протянул Хиггинсу клочок бумажки с именем. – Я связался с гробовщиком из Спрингфилда, так будет лучше. Надо поддерживать местный бизнес. Он скоро прибудет.

Хиггинс облокотился на стол и подпер голову руками.

– Надо бы позвонить губернатору, – сказал он в раздумье, – но чертовски не хочется этого делать.

– А что, если это случай, когда нужна помощь Национальной гвардии?

– Именно поэтому я хочу позвонить ему, – сказал Стив, – но причины не звонить гораздо серьезней. Это одна из тех привилегий политика, о которой он предпочитает, чтобы ему не напоминали, Кейт. Тебя одинаково проклинают, когда ты вызываешь гвардию или когда ты воздерживаешься сделать это. И как бы губернатор ни благоволил ко мне, но корона на его голове. Мне не хочется просить его надеть ее на болванку.

Вспомнив, я спросила у него:

– Когда О’Мэлли пытался взять тело Родса, он угрожал тем, что прибегнет к помощи Национальной гвардии.

– Пугать гвардией проще, чем Голубыми шлемами, – ответил Хиггинс, – и безопасней. Прежде всего гвардейцев надо мобилизовать к действию, а на это уходит время.

– Исходя из этого, мне кажется, что О’Мэлли не собирался так быстро восстанавливать Голубые шлемы в их должности, – сказала я.

– Он отправился в гетто без них, – заметил Гилли.

Я продолжала.

– Это заставляет нас вернуться к предположению, что эта идея принадлежит миссис О’Мэлли.

Хиггинс заморгал глазами.

– Вы не очень любите ее, Кейт, не так ли?

Лори, не выдержав, издала звук, – похожий на «ха». Хиггинс улыбнулся.

Зазвонил телефон. Хиггинс снял трубку. Звонила Нора, попросила меня. Я объяснила Хиггинсу, что она звонит по моей просьбе, и он предложил мне пригласить ее в отель. После этого он зашагал по комнате, что действовало всем на нервы. Когда Нора приехала, он снизошел до того, что забыл о своих заботах и, окинув ее пристальным взглядом, спросил:

– Итак, вы и есть Нора?

– Вы забыли меня, мистер Хиггинс, я работаю у вас, – улыбнулась ему девушка.

– Не встречал человека с лучшим вкусом, – ответил Хиггинс. Он встал, уперся руками в стол и посмотрел на конверт, в который вложил карточку, присланную вместе с букетом цветов.

– Кейт, мы с вами отправляемся на ленч. Остальные могут остаться здесь. Мы будем звонить. Лори, распорядись, чтобы сюда прислали еду и достань питье. Заседать, возможно, нам придется долго. Динджи, подай машину к подъезду. – Потом он повернулся ко мне: – Вы согласны… – Он изобразил рукой круговращение.

– Да, согласна. Встретимся в холле через пять минут.

У Гилли был вид мальчишки, заползшего под брезентовый шатер цирка и оказавшегося прямо в ложе. Это был один их тех сюрпризов, на которые так был горазд Хиггинс: он умел заставить людей забыть на мгновение, какие трудности их ждут впереди.

Он ждал меня у подножья лестницы и предложил мне руку. Коридорный открыл перед нами дверь, и Хиггинс плавно, как по воздуху, провел меня через холл.

Когда мы сели в машину, довольный Стив сказал:

– Этому молодому человеку, который остался нас ждать, мы преподали урок демократии, не так ли, Кейт? Демократии в действии.

Глава 13

Это был «линкольн-континенталь» с затемненными стеклами, сквозь которые сидящий в машине все прекрасно видит, а извне стекла непроницаемы для постороннего взора. Дингл в сюртуке горохового цвета и мятой фуражке был резким контрастом с роскошью машины. Ему бы сидеть за рулем старого, видавшего виды автомобиля, а не этого шикарного лайнера. Демократия, ничего не скажешь, подумала я.

– Родхауз-лейн, – сказал Хиггинс. – Но раньше заедем к Минни Моран.

Я приготовилась не пропустить дом Гилли, а Хиггинс занялся телефоном. Он проверил через Лори, в порядке ли все его линии связи. Я опять вспомнила Ковача в своем номере и как Форбс без особого труда выдернул «жучка» из патрона электрической лампы в тюрьме.

– Вы не боитесь, что везде есть подслушивающие устройства, Стив? – спросила я полушутя-полусерьезно.

– Я знаю, как заглушать сигналы, – ответил Хиггинс.

Это меня удивило.

– Вы так спокойно относитесь к возможности подслушивания?

– Кейт, разве вы не поняли, что в наши дни возможность полного уединения личности это уже анахронизм? Оглянитесь вокруг. Откровенные сексуальные сцены, например, или даже групповые. А наша международная дипломатия. Больше нет секретов. Все делается громко, в открытую. Скандал в Пентагоне, например, или вы теперь можете пожать руку самому Фу-Манчу, или еще какой-нибудь знаменитости. Посмотрите на наше кино. Что от него осталось? Ничего. Каждый раз, когда вы включаете телевизор, смотреть нечего. Какой-то мальчишка с минимумом слов удовлетворяет себя на глазах зрителей. Это у них называется естественным развитием детей! Не знаю, хорошо это или плохо. Я просто не знаю, что это, черт побери, Кейт! Но я знаю, что это существует, что это действительность и, поскольку я должен жить в ней, пока смерть не приберет меня, я включаюсь в эту игру и отвечаю, как могу. Спросите меня, о чем хотите, и я постараюсь вам ответить, и сэкономлю ваше время, избавив от необходимости самой разбираться в сплетнях и слухах.

– Время на что? В жизни должны быть собственные открытия, какая-то тайна, Стив.

– Вы удивляетесь сверкающим огням на улицах Венеции, а затем видите дела, которые творятся в темноте. Когда можно самому видеть все, то через какое-то время кто станет на все это смотреть?

– Здесь где-то должен быть дом Гилли, – сказала я, – под холмом.

Мы проезжали городок трейлеров.

Хиггинс обернулся и пересчитал трейлеры.

– Черт побери, по новому закону они все получат избирательные права. Надо позаботиться, чтобы их зарегистрировали, – он как-то нервно заерзал на сиденье.

– Стив, вы хотите, чтобы я это записала и передала Лори?

Хиггинс рассмеялся и положил руку на мою, лежавшую у меня на коленях. Моя рука была без перчатки. Я испытала шок оттого, что прикосновение Хиггинса почему-то взволновало меня.

– В царстве смерти торжествует жизнь, – сказал он, и я поняла, что наши ощущения одинаковы. Хиггинс сжал мою руку, а потом отпустил ее. Его рука уже лежала на плюшевой спинке сиденья. Он осторожно повернул меня к себе, легким прикосновением языка открыл мои губы и поцеловал меня. От него пахло ветром саванн.

– Подъезжаем к Минни, Стив, – не поворачиваясь, сказал Дингл.

Хиггинс откинулся на спинку сиденья и подавил довольный смешок.

Ты совершила ошибку, Кейт, сказала я себе. Или это не так? Для Хиггинса секс это тоже один из символов власти. Едва ли он стал бы доверять женщине, которая отказалась лечь с ним в постель. В нем была какая-то вульгарная откровенность.

* * *

Мы подъехали к ресторану в гостинице «Шамрок». Когда-то это было незабываемое по своей прелести место. Теперь же краска на стенах облупилась, ящики с цветами на окнах висели косо, рассохшиеся и без цветов, кроме одного, относительно уцелевшего и превращенного в мусорную урну. В воздухе стоял запах горелого жира.

– Вы в стране куриных бифштексов, Кейт. Ваш желудок отреагировал?

– Пока нет.

Динглу было приказано сидеть в машине у телефона. Мы вошли в ресторан через боковую дверь. Двое мужчин у бара лакомились бутербродами, запивая их пивом, и смотрели по телевизору мультфильм о коте Феликсе. Хиггинс сделал знак бармену и заказал виски.

– А где Минни? – спросил он у него.

– В субботу днем клиентов бывает совсем мало.

– Подними-ка ее, – велел Стив. – Скажи, что старый друг хочет ее видеть.

Бармен даже не спросил у Стива его имя. Возможно, он знал его, но тон, каким тот сказал слова «старый друг», был настолько властным, что у бармена не возникло сомнений в том, что он должен делать. Стив подал платком знак Динглу, тот опустил стекло в машине и ответно махнул рукой, затем снова поднял стекло. Погода стояла хмурая и воздух был промозглым.

– Знаете, в этом «линкольне» есть все, кроме канализации, – похвастался Стив.

– Как в Бейкерстауне, – ответила я.

– Да, Кейт, перестаньте водиться с этим парнем, Гиллспи. Но девушка у него отменная, Нора кажется? Она ирландка, не так ли?

– Феллон, – ответила я. – Ирландка до мозга костей.

– Должно быть, фригидная.

– Не думаю, – ответила я излишне быстро.

Хиггинс улыбнулся.

– Свят, свят, свят! – женский голос был хрипловатым, низким.

Хиггинс поднялся навстречу крупной, добродушной, небрежно одетой женщине.

– Господи, Мин, – воскликнул Хиггинс с явным провинциальным акцентом, – ты чертовски похудела, сбросила, наверное, целую тонну.

– Стив! А у тебя все такая же тощая задница?

– Познакомьтесь, это Кэйт Осборн. – А мне он объяснил: – Минни одна из последних эстрадных актрис на речных прогулочных пароходах, она и сейчас может сорвать бурю аплодисментов.

– Послушай-ка меня, – Минни издала хриплый стон. – Я пила вчера вечером дважды, и сегодня приняла немного. Я больше не пью, как прежде. Садись, для этого и стулья существуют. О, Стив, молодость ничем не заменишь. Воспоминания – это сухая шелуха. А как поживает Дингл?

– Он в машине. Я пришлю его поздороваться с тобой, но это потом. Могу я угостить тебя стаканчиком, Минни? Опохмелиться?

Она словно не слышала приглашения, а, сощурив глаза, спросила Стива в лоб.

– А ты зачем сюда приехал? Не говори, что тебе нравится моя стряпня, потому что ты не ел здесь с тех самых пор, как мне восстановили лицензию. Тебя интересует… этот черный?

– Я так не сказал бы, Минни.

– Я знаю, что не сказал бы. Поэтому и спрашиваю.

– Я отвечаю: нет… Я совсем забыл об этой истории с лицензией.

– Так я тебе и поверила. Если и было у нас что общее, так это страсть к откровенничанию. Любим выговориться. Так что не ходи вокруг да около.

Хиггинс кивнул.

– Садись, Минни, и выпьем за старые добрые времена. Минни пододвинула стул, но поставила его как-то боком к столу и Хиггинсу и села, положив одну руку на спинку стула. Так что она смотрела на Хиггинса как бы через плечо. Мне же досталось видеть ее вздернувшиеся юбки и дряблую кожу ног. Она кивнула в мою сторону.

– Это она все затеяла?

Значит, именно здесь, подумала я, побывали смещенные помощники шерифа. Гилли знал, что говорил.

– Это только одна сторона вопроса, – сказал Хиггинс. – Она просто делала свою работу, а это она умеет получше многих. У тебя есть твоя фотография прошлых лет, Минни? Кэйт настоящая журналистка. Сейчас она пишет очерк обо мне. Я ей уже рассказал, какой жизнью жила наша река, когда я только начал закладывать основы своего богатства помимо всего прочего.

– Воспоминания, – снова повторила Минни с презрительным присвистом зубного протеза. Она настолько отказывалась принимать его игру, что даже пропустила мимо ушей его слова о фотографии времен ее молодости. Я же заметила одну из фотографий над стойкой бара. И она, и я прекрасно знали, что мне ни к чему ее фотография.

– Кого ты ищешь, Стив? Очевидно, он очень тебе нужен, раз ты проделал такой путь из «Эрмитажа».

– Кто был здесь, когда сообщали новости?

– Откуда тебе известно, что мы включали новости?

– Просто догадался.

– Тогда сам догадайся, кто был здесь. Я не твой информатор, черт побери, Стив. Они прилагают столько сил, чтобы в этом городе жизнь стала безопасной для людей…

Хиггинс прервал ее.

– О’Мэлли вернул их на работу сегодня утром, Минни.

– Значит, он в них очень нуждается.

– Сколько их было здесь?

– Пять… шесть, включая всех прочих…

– На чьей машине они приехали?

– На машине шерифа.

Глаза их встретились в короткой схватке, которую мне не суждено было понять.

– Выкладывай все, что знаешь, Минни.

Молчание.

– Дорогая?

– Ты такой ласковый ублюдок, Стив… – Минни встала и, задвинув стул к столу, заковыляла к бару. Она как-то боком прошла мимо бармена и, протянув руку, сняла что-то с полки. Я подумала, что это ее фотография в рамке. Я на разглядела, что это за предмет, пока она не передала его Хиггинсу.

– Я собираюсь уйти от дел, Стив. Возможно, и тебе стоит сделать это. Мы оба уже отжили свое, тут никакое обновление лицензии уже не поможет.

То, что Минни передала в руки Стиву, была лицензия на владение гостиницей «Шемрок».

– Напитки за счет хозяйки, – сказала она бармену и исчезла за занавеской.

Стив, улыбаясь, откинулся на спинку стула. Держа двумя пальцами стакан и разглядывая его на свет, он сказал:

– Испытываешь гордость за людей своего поколения, у них были и ум, и гордость. – Он осушил стакан, я тоже допила свой. Хиггинс оставил два доллара на столе, прикрыв их лицензией в рамке.

Дингл вылез из машины и открыл нам дверцу.

– Как там, Минни?

– Посылает тебе привет… она чувствует себя отлично. Никто не звонил?

– Ни единого звонка. По радио сообщают о баррикадах вокруг Бейкерстауна. Она заблокировались в гетто.

– Мне нравится, как ты сказал, Динго, – заблокировались. Так по радио и сказали?

Но настроение у Хиггинса заметно изменилось. Я не могла судить, как и отчего, поскольку не поняла того, что действительно произошло между Стивом и этой женщиной, Минни Моран. Стив был мрачен, самоуверенности в нем поубавилось… Но появилась ирония. Скорее, самоирония, и он легонько пробовал ее на Дингле, считая, должно быть, его продолжением себя.

– Вы не голодны, Кейт, надеюсь?

– Могу подождать. – Я даже забыла, когда ела. Кажется, у Гилли, прежде чем мы услышали новости. Утром? Однако я помню, что не завтракала. Значит, я ела в полдень.

– Вернемся в город, Динджи.

По пути в город мы остановились, и я показала, где оставила машину, когда зашла к Гилли. Поблизости от его дома стоял столб с рекламным щитом, сообщавшим, что отель «Марди-Гра» всего в нескольких футах отсюда. Хиггинс поведал мне, указав на щит, что это место облюбовала дорожная полиция и здесь вылавливают автомобилистов, превышающих скорость.

Мы продолжали свой путь. Хиггинс вынул из кармана золотую фляжку и так ехал, держа ее в руках. Когда мы проехали еще милю, он наконец открыл ее и, наклонившись к Динглу, спросил:

– Через Бейкерстаун?

– Я тоже так подумал, – ответил тот.

Глава 14

Хиггинс заставил меня снова рассказать ему о том, что произошло со мной и Гилли, а также с шерифом в то утро в церкви. Казалось, он хотел, чтобы эта сцена запечатлелась в его памяти.

– Непременный белый, – твердил он себе под нос. – Непременный для кого? Не в этом ли вся суть? – А о том, что случилось с О’Мэлли, сказал: – Кенби в буквальном смысле слова возложил на него руки, не так ли?

– Одной рукой он схватил его за ворот, другой меж ягодиц и поднял над полом, – повторила я.

– Плохо, ох, как плохо, – затряс головой Хиггинс. Отпив из фляжки, он передал ее мне.

– Он хотел отплатить О’Мэлли, как только мог и побольнее, – заметила я.

Золотой бурбон в фляжке показался мне огненной смесью.

– Он действительно схватил О’Мэлли за самое больное место.

Я почему-то вспомнила о Форбсе и подобных насмешливых намеках в его адрес в студенческой среде. Я склонна скептически относиться к тому, как нынешняя молодежь оценивает сексуальные возможности старшего поколения, впрочем, в данный момент это к делу не относилось.

– Стив, зачем вы меня просили привезти вам Форбса сегодня?

– Чтобы посмотреть на него. Мне хотелось увидеть, как он воспримет новость о том, что Ловенталь собирался тайком улизнуть в Восточную Германию.

– Вы уже знали об этом вчера вечером, когда я звонила вам?

– Только что закончилась встреча с ФБР. Мы не ожидали, что немцы сообщат об этом в прессе раньше нас.

Представив себе переполох в «Эрмитаже», а главное, секретное совещание конклава, я спросила прямо в лоб:

– Почему собрание было в «Эрмитаже»?

Он недовольно хмыкнул, озадаченный прямотой вопроса, и ответил мне только после того, как отнял у меня фляжку с виски и снова сунул ее в карман.

– Почему? Потому, что на этом совещании присутствовали Хью Борк и другие из университета.

– Кроме, конечно, Фороса. Его не пригласили.

– Да, его не было. Положение Форбса сейчас чертовски двусмысленное.

– Он сам чрезвычайно двусмысленная личность, – сказала я. – Хотел, чтобы я поверила в то, что полиция подозревает его в убийстве Ловенталя.

– Это так, его подозревают. Вам когда-нибудь приходила в голову мысль, Кейт, что таким образом он пытался выведать у вас, насколько серьезно это подозрение?

Я невесело рассмеялась.

– Он действительно умеет ходить вокруг да около… но мне показалось на этот раз, что он пытался сказать мне, что намерен влюбиться в меня.

– Это было бы хорошей пищей для слухов, – проворчал Хиггинс.

Я покосилась на него.

– Простите, Кейт, А я вам не подойду? – Спросил он внезапно с шутливой серьезностью.

– Будете, по крайней мере, десятым, – ответила я.

– Впереди полиция, Стив, – доложил через плечо Дингл.

– Полиция шерифа или муниципальная?

– Я не вижу Голубых шлемов. – Но через минуту Дингл уточнил: – Регулярные полицейские шерифа и муниципальная полиция тоже.

Стив сел вперед и как только лимузин остановился, вышел, о чем-то переговорил с офицером и снова сел в машину. Заграждения были убраны, и Динглу было велено ехать к Демократическому клубу.

Улицы были завалены всякой всячиной, особенно в тех местах, где их пересекало шоссе № 32. Обращало на себя внимание большое количество старых матрасов, так было когда-то в Ист-сайде в Нью-Йорке. Я снова вспомнила о Форбсе. «Вы думаете, мы цивилизованная нация?» – спросил он меня, когда увидел в телефоне-автомате сорванную телефонную трубку.

– Знаете, какой вывод напрашивается, когда смотришь на все это, Кейт? Город Бейкерстаун принимает меры против вандализма, а его жители готовы к самосожжению.

– Похоже на то, – согласилась я.

Шея Дингла словно окаменела. Я подумала, что одного появления здесь шикарного лимузина, пробирающегося через баррикады черного гетто, достаточно, чтобы спровоцировать начало тех грозных действий, о которых Хиггинс только что меня предупредил. Мы проехали мимо молодежи, готовящей орудия борьбы: камни, бутылки, канистры… Кто-то уже наполнял бутылки бензином из бака стоящего неподалеку автомобиля. Мальчишки держали в руках рогатки. Но в нашу сторону пока не полетело ни одного камня или палки. Люди, оставив свои занятия, просто смотрели на нас. Перед миссионерской церковью ходили пикеты – человек двадцать мужчин и женщин.

– Пока все в порядке, – заметил Дингл, останавливая машину перед новым кирпичным зданием с флагом, свисавшим из окон второго этажа, оповещавшим, что это и есть Демократический клуб. Таких зданий в Бейкерстауне раз-два и обчелся, подумала я.

– Ничего не говорите пока, – сказал Хиггинс, словно читая мои мысли. – В этом доме есть даже душевые и туалеты.

Я прочла надпись над одной из боковых дверей.

– И даже клиника для наркоманов?

– Да, мы в курсе всего, как говорят французы.

Когда мы вошли, Андерсон разговаривал по телефону с Лори. Он снял пиджак, но даже оставшись в жилете, обливался потом. Из двух репортеров, оказавшихся при нем, один был мой друг Стью Розен.

– Передай Лори, что Кейт и я благополучно прибыли, а затем повесь трубку, – велел ему Хиггинс. Как только Андерсон исполнил приказание, Хиггинс тут же его спросил: – Что ты делаешь здесь, когда тебе надо быть там, где развиваются события?

На этот раз Андерсон не улыбнулся. Уголки его сжатых губ опустились вниз и он вытер потное лицо рукавом сорочки.

– Найди себе другого ниггера, Стив, – наконец сказал он. – Ты не смеешь разговаривать со мной таким тоном.

– Это означает, что тебе ничего не удалось сделать, не так ли? Они не приняли ни одного из наших предложений. Как давно ты разговаривал с теми, кто в церкви?

– Полчаса назад.

– Хоть какой-то раскол в их рядах наметился?

Андерсон отрицательно покачал головой.

– Кенби держит их в руках. Все или ничего.

Только сейчас Хиггинс остановил взгляд на репортерах, сначала на Розене, потом на другом. Он искал у них подтверждения или опровержения только что услышанного.

– А что значит все? – рявкнул он.

– Самосожжение, детка. Эдакий большой погребальный костер.

– Это ничего! – Стив как всегда в таких случаях изо всех сил ударил по столу куланом. – Я хочу знать, что такое все!

– А это – убийца священника Родса с веревкой на шее.

– Теперь уже понятнее, – ответил Стив. – Где сейчас Кенби?

– В доме вдовы. Или в церкви.

– Он не живет в гетто, не так ли?

– Он живет в Международном доме в студенческом городке.

– Он все еще там живет? Странно, что я забыл об этом после событий прошлого года. – Стив поправил тулью своей шляпы.

Мне попалась недоеденная кем-то старая пачка фисташек и я их преспокойно один за другим доедала.

– Я тоже здесь не живу, – ответил Андерсон.

– Но еще более странно, что не только я, но и он сам об этом забыл, – размышлял вслух Стив. – Мы отвезем тебя в церковь, Перси. Я хочу, чтобы ты вызвал Кенби к машине, я, мол, хочу поговорить с ним.

– Послушай, Стив, мне не вызвать Кенби и в сортир, даже если бы его одолели поносы.

– Надевай пиджак и посмотрим. – Стив пожал руки репортерам. – Почему бы вам, друзья, не отправиться к церкви? Именно там все и произойдет.

– Вам не хочется выслушать иное мнение, мистер Хиггинс? – вдруг спросил Стью.

– Да, пока я еще не в гробу.

– Если бы не Кенби, мне кажется, он смог бы переубедить их, – сказал Стью, кивнув на Андерсона.

– Знаете, мой друг, я разделяю ваше мнение.

Когда мы с Хиггинсом остались одни, он сразу же набрал по телефону какой-то номер и стал ждать. Мне он хитро подмигнул, похожий в ату минуту на игрока в кости, готовящегося сделать удачный ход, Я услышала в трубке певучий женский голос.

– Алло, Энни, что ты делаешь на коммутаторе? – спросил Хиггинс. Голос его мгновенно изменился, в нем появилась ласкающая южная ленца. – Суббота… Хорошо, я совсем забыл. Мне бы хотелось поговорить с Джоном Джи…

Энни что-то ответила. Глаза Хиггинса недобро сузились, но голос остался медовым. – Всех, кто может, как я понимаю?.. Но сначала они, конечно, побывают на оружейном склада, не так ли? – Получив утвердительный ответ, он кивнул. – Энни, ты вчера была плохой девочкой. На твоем месте я бы послал к черту этот коммутатор и попробовал бы найти Джона Джи и вправить ему мозги.

Не знаю, что она ему ответила, но я поняла, что Энни что-то горячо отрицала.

– Ладно, бэби, нам остается только ждать, кого будем хоронить следующим, – на этот раз Хиггинс бережно повесил трубку.

Покидая комнату, он дружески положил руку на плечо сенатора Андерсона.

– Перси, ты был бы удивлен, если бы узнал, как мало времени нам осталось в этом городе, и как ничтожно мал у нас выбор. Я хочу, чтобы ты сказал Кенби… Давай проверим, что, по-моему, ты должен ему сказать? Например, скажи ему: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Если он хоть наполовину такой революционер, каким себя считает, то мои слова до него дойдут. Передай ему, что я сказал: «Пусть мертвые хоронят мертвецов» и во что бы то ни стало заставь его выйти к моей машине, то есть повидать меня.

Когда мы покидали клуб, Андерсон нес в руках сверток, который положил по указанию Стива на пол в салоне машины. Это были две простыни с меткой больницы Добрый самаритянин.

Снова Дингл медленно вел лимузин. Мы догнали Стью и второго репортера, которые, увидев нас, побежали трусцой.

– Останови машину, – велел Хиггинс. – Открой окно.

Дингл нажал кнопку и стекло опустилось. Щиток лимузина был чудом техники.

– Идите спокойно, джентльмены, пожалуйста, только не надо бежать. Нам не следует поднимать излишнюю тревогу, – пояснил Стив репортерам.

Стекло снова поднялось и мы поехали дальше. У церкви мы привлекли внимание пикетчиков, они сбились в кучку. За несколько ярдов до того, как остановиться, Стив повернулся к сенатору: – В твоих руках теперь все, Перси. Сделай свое дело, парень. Такой шанс бывает один раз в жизни, обещаю тебе.

Мы остановились у края тротуара, где мужчина разбирал на части крест, сделанный из водопроводных труб. Андерсон вышел, оставив по приказу Стива дверцу машины открытой, и пошел к церкви. Люди отрывисто отвечали ему на какие-то его вопросы, когда он проходил мимо. Один или двое любопытных заглянули к нам в машину. Разборка креста на составные части словно заколдовала меня, пока я не догадалась о назначении его разобранных частей. Те, кто тут же уносил их, я была убеждена, начнут изготовлять из них бомбы.

– Я должен извиниться за ленч, Кейт, – как-то рассеянно сказал Хиггинс, словно сам не слышал своих слов. Он снял часы с запястья и проверял, как время неумолимо сокращает расстояние между О’Мэлли и Бейкерстауном.

– Сколько у него полицейских? – спросила я.

– Около сотни.

– А сколько времени у нас осталось?

– Десять минут… я еще успею вернуться в Демократический клуб и позвонить губернатору. Как вы думаете? Может, следует это сделать, а? Возможно, я уже опоздал…

– Я не верю, что вы когда-нибудь решитесь на такое, Стив. – Сама я была уверена в этом, но мне хотелось его поддержать.

Он снова сжал мне руку.

– Посмотрим. А теперь, если Кенби придет, я хотел бы, чтобы вы сидели по другую сторону от меня. А хочу оказаться посередине, между вами.

Я едва успела поменяться с ним местами, как Дингл, не поворачивая головы, сказал:

– Он идет, босс.

По дорожке длинными размашистыми шагами шел Джордж Кенби. Проходя мимо пикетчиков, он сделал знак «Власть народу», подняв вверх сжатый кулак. Ему ответили.

Хиггинс чуть высунулся вперед с протянутой для рукопожатия рукой. В фигуре Кенби было что-то напоминающее одновременно танцора и пантеру – рассчитанная грация и быстрота, свидетельствующие об отличной координации движений. Не было никаких сомнений в том, что он это сам осознает. Но тот момент, когда он резко остановился перед открытой дверцей машины, был похож на стоп-кадр. Он заколебался, увидев протянутую ему навстречу руку Хиггинса: пожать ее или не пожать?

Я заметила, как ладонь Стива чуть дрогнула и повернулась, словно он собирался убрать руку. Но Кенби мгновенно сжал его ладонь. Рукопожатие было коротким.

– Нам давно надо было это сделать, – сказал Стив. – Садитесь, молодой человек, садитесь. Вы знакомы с миссис Осборн? Я знаю, сегодня утром в церкви вы сделали ей комплимент.

Кенби пронес свою голову в дверцу так, словно на ней была митра епископа. Стив, подвинувшись, откинулся на спинку сиденья. Кенби приспособился и кое-как сел, – согнув одно колено, он поставил ногу на пол, но вторую продолжал еще держать на весу. Наконец с помощью рук он более или менее уместился на сиденье. На Кенби была черная туника, на шее ожерелье из костей, высушенных солнцем до чистой белизны. Лишь мятые джинсы и стоптанная обувь делали его в моих глазах обыкновенным человеком. Он как-то странно кивнул мне, словно хотел пояснить, что то, что он сказал мне утром, это всего лишь издержки его остроумия. Или я сама предпочла истолковать так его кивок.

– Что такое важное хочет сказать мне человек, что для этого решается даже увезти меня от моего народа?

– У нас нет времени на всякий собачий бред, Кенби. Чего, черт побери, ты хочешь добиться огнем, бомбами и кирпичами? Что хорошего будет от того, что твои люди сожгут себя, свои домашние очаги.

– Это один из способов очистить гетто, босс.

– Черт побери, чего ты добиваешься?

Кенби сверкнул зубами.

– Вы дали мне Новый завет, босс, а я даю вам Ветхий: око за око. Выдайте нам убийцу, и мы разберем баррикады.

– Ты хочешь его живым или мертвым?

– Это не имеет значения.

– Ты хочешь снять его с дерева или получить в тюрьме?

– О, босс, вы не должны задавать такие вопросы, ради того, чтобы подружиться с черным человеком.

– Хватит! – рявкнул Хиггинс.

– Как прикажете, – пожал плечами Кенби.

– Мы найдём убийцу еще до захода солнца.

– Кто это мы?

– Народ. Власть народа. Скажем просто народ, Кенби.

– Представленный в лице шерифа?

– Шериф, нравится это ему или нет, найдет убийцу. Больше я пока ничего тебе не скажу…

– Достаточно и этого. А теперь, что вам от меня нужно?

– Я хочу, чтобы ты обернулся, потряс своим кулаком в воздухе, так чтобы тебя все видели, и тут же уехал с нами.

– Вы с ума сошли!

– Разве ты не знаешь, что О’Мэлли хочется скорее поймать тебя, а потом уже искать убийцу?

– Да, знаю. Ему совсем не нужен убийца.

– Я хочу, чтобы ты понял, ты ему очень нужен, – настаивал Стив.

– Мертвый или живой?

– Это не имеет значения, – ответил Стив, повторив его слова. – Остались считанные минуты до того, как он и его Голубые шлемы начнут окружать гетто, вооруженные до зубов и с ордером на твой арест.

– Я жду его, босс. На этот раз мы подготовились к встрече.

– Он, черт побери, сказал мне то же самое, на этот раз они тоже готовы. Кенби, а что если твои люди не захотят поджигать себя? Что если они скажут тебе в лицо, что ты не живешь в Бейкерстауне? Помнишь, как было в прошлый раз?

– Я получил свой урок, босс. Я любовник одной известной сладкой дамочки.