Текст книги "Любовь — это серьезно"

Автор книги: Дорис Уилкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Мы и так делаем все, что можем, мадам, – проговорил суровый мужчина с усталым лицом, по всей видимости, начальник, у которого явно не было сейчас настроения общаться с женщиной, бьющейся в истерике. – Ради Бога, уведите ее отсюда! – бросил он через плечо кому-то из своих людей. Но тут подоспел Марк и обнял Тори за плечи, стараясь успокоить.

– С ним все будет в порядке, Виктория. Поверьте мне. А пока посидите в тепле. А то на улице становится холодно.

Тори покорно позволила Марку отвести ее в вагончик спасателей, где действительно было тепло. Он принес горячий сладкий чай, но женщина даже не помнила, как его выпила. Ей казалось, что все происходит как будто во сне. Как будто не с ней. Не в силах сидеть на месте, она снова вышла на улицу. Как можно находиться в бездействии, пока ее муж погребен под грудой искореженного металла. Быть может, он в сознании. Быть может, зовет ее...

Тори встала в сторонке, чтобы не мешать спасателям. Но ничто не могло бы заставить ее уйти обратно в вагончик. Ничто и никто. Даже Марк.

– Виктория, прошу вас. Подумайте о ребенке. – Он взял ее закоченевшую руку и принялся растирать ладонями. – Наденьте хотя бы перчатки. Где ваши перчатки?

Где перчатки? Тори смутно припомнила, что снимала их давным-давно. Где это было? Куда она их задевала?

– Виктория? – неожиданно рядом с ней оказалась Эстер. Она по-матерински обняла молодую женщину за талию мягкой пухлой рукой. – Муж прав. Вам лучше пойти в тепло, – проговорила она с ласковым терпением матери, вырастившей четырех разбойников-сыновей. – Нет смысла просто стоять и ждать. Никому это не надо.

– Нет, надо, – твердо проговорила Тори и добавила: – Винс не знает, как я люблю его, а если сейчас я уйду, он, возможно, уже никогда не узнает.

У нее вдруг разболелся живот, но Тори не обратила на это внимания. Сейчас уже ничто не имело значения, кроме Винса. Только бы увидеть, как он выбирается из своей машины целый и невредимый. Тори понимала, конечно, что лучше и не надеяться на столь благополучный исход. Но когда команде спасателей все-таки удалось сдвинуть грузовик с места, она поймала себя на том, что отчаянно взывает к Богу, умоляя его о чуде.

Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как Марк приехал в Уотер-холл и сообщил ей об аварии. Может, час. Может, два. А может, и все десять. Но вот, наконец грузовик оттащили и в свете дополнительных прожекторов, установленных на карьере, показалась «БМВ».

Багажник в том месте, где грузовик вдавил машину в стену, был смят в лепешку. Но капот и крыло со стороны водительского сиденья пострадали значительно меньше. Тори показалось, что она заметила, как Винс зашевелился внутри. Она затаила дыхание, боясь поверить.

Но в следующее мгновение, стряхнув с себя оцепенение, рванулась к машине. Один из спасателей перехватил ее на полпути – мол, туда нельзя.

– Там мой муж! – умоляюще проговорила Тори, но спасателя это не проняло.

– Прошу прощения, миссис Ллойд, но вам лучше пока туда не ходить. Мы сначала должны проверить, в каком он состоянии.

– Нет! – отчаянно запротестовала она. – Он мой муж!

Тори попыталась прорваться к машине, но спасатель держал ее крепко. Да у нее уже и не осталось сил с ним воевать. Она себя чувствовала усталой и совершенно обессиленной. Боль в животе усилилась.

И тут, заглянув через плечо мужчины, который не пускал ее к машине Винса, она поняла, что спасатели никак не могут открыть дверцу «БМВ». Ее явно заклинило.

– С ним все будет в порядке?

– Тори!

Как здесь оказался Томас Дигби, неизвестно. Но вот он, пожалуйста, собственной персоной.

– Боже мой, ну и видок у тебя!

Он взял ее за локоть. Тори смутно расслышала, как Дигби сказал спасателю, что позаботится о ней.

Мужчина, явно довольный, что ему удалось избавиться от миссис Ллойд, особы, по-видимому, нервной, да еще находящейся в явно невменяемом состоянии, отправился помогать своим.

– Отпусти меня! – кричала Тори, пытаясь стряхнуть руку Тома.

Он, однако, не послушался, и Тори прожгла его убийственным взглядом.

– Как ты сюда попал? Это частные владения. Прессу, кажется, не приглашали.

– А я не пресса. Я твой друг. Я так и сказал охраннику на въезде, иначе меня и вправду не пропустили бы.

– Мой друг?! – Тори дернулась, опять попытавшись вырвать у Дигби руку. – Какой ты мне друг?! Никогда ты им не был! И никогда не будешь!

– Да ладно тебе, дорогуша, состояние у тебя истерическое, так что я все понимаю. Но не стоит бросаться друзьями. Они тебе могут понадобиться, если... если твой Винс... ну, если он...

– Если я что, Дигби? Отправился к праотцам?

Услышав знакомый, родной голос, который она так боялась уже никогда не услышать, Тори резко повернулась.

– Винс!

Она боялась поверить в такое счастье.

Винс с помощью спасателей уже выбрался из машины и стоял теперь, опираясь о поцарапанное и помятое крыло. Выглядел он далеко не лучшим образом: без пиджака, рубашка помята, волосы растрепаны, правая бровь разбита в кровь... Но он был жив! Жив!

– Мне очень жаль тебя разочаровывать, приятель, если ты втайне надеялся на то, что меня нет в живых, – протянул он, сохраняя обычное самообладание в более чем необычной ситуации. – И если ты, мой красавец, не хочешь попасть в больницу со сломанным носом, тебе лучше не трогать мою жену!

– Винс!

Она рванулась к нему, как только Том, вдруг присмирев, убрал руки. И все-таки каким-то чудом она удержалась от того, чтобы броситься к нему в объятия.

Ему бы это не понравилось. К тому же к Винсу уже подошел врач из «скорой помощи» и принялся убеждать поехать в больницу, чтобы пройти обследование, говоря что-то насчет сотрясения мозга.

– Со мной все в порядке.

– Все равно надо, чтобы вас осмотрел специалист.

– Я же сказал, что со мной все в порядке!

Врач понял, что спорить бесполезно, и отошел. Тори, однако, была настроена более решительно.

От нее Винс так просто не отделается.

– Тебе все же следует съездить в больницу, – прошептала она. Боль в животе стала невыносимой, но сейчас Тори больше тревожило состояние мужа, нежели ее собственное. – Может быть, ты себя чувствуешь хорошо, а на самом деле что-то не так. Надо проверить.

Винс усмехнулся.

– А тебя это волнует?

Взгляды их встретились. Несмотря на то, что вокруг было полно народу, создалось впечатление, что они с Винсом остались одни.

– Конечно, волнует! – с жаром отозвалась Тори. В голосе Винса ей послышалась какая-то странная интонация. Хотя, может быть, ей показалось... – Ты даже не знаешь, что я пережила...

– Знаю.

Удивленная Тори попыталась прочесть в его взгляде хоть что-нибудь, но глаза его не выдали никаких эмоций.

– Признаюсь, я даже не ожидал, что ты будешь так переживать. Ради такого и умереть не жалко.

Тори растерялась. Он что, опять над ней издевается? Нарочно делает ей больно? Разве не видит, что она вся извелась, что едва не сошла с ума от переживаний? Но Винс уже не смотрел на нее. Он уставился на Тома, про которого Тори уже забыла.

– А ты чем тут занимался, Дигби? Утирал ей слезы?

Его угрожающий тон заставил Тома попятиться.

– Я... Она выглядела как-то неважно, – нервно пролепетал он. Это было совсем не похоже на Тома. Сейчас он и сам выглядел как-то неважно. – Мне показалось, что она упадет в обморок... или ей вдруг станет плохо.

– Да неужели? – Суровый взгляд Винса оставался непроницаемым, хотя, когда он покосился на жену, в его глазах промелькнул настойчивый вопрос. – Если ей даже и станет плохо, тебе не кажется, Дигби, что это моя забота и уж никак не твоя?

Тори едва держалась на ногах – боль выворачивала ее внутренности. Но когда Винс обнял ее за талию, она тут же забыла о боли. Ей стало так хорошо...

– И что ты вообще здесь делаешь? – продолжал Винс, обращаясь к Тому. – У нас что, день открытых дверей для прессы?

Судя по вызывающему виду, Дигби уже пришел в себя.

– Я был неподалеку, делал репортаж для газеты. Позвонил шефу, и он мне приказал ехать сюда. Сообщение об аварии было в местных новостях.

– И что ты надеялся здесь найти? Кровавую трагедию на предмет пощекотать нервы любопытным читателям вашей желтой газетенки? – свирепо осведомился Винс. – Повторюсь: мне очень жаль тебя разочаровывать, но я пока еще жив и здоров, так что придется тебе возвращаться с охоты с пустыми руками. Тебя, Дигби, сюда не звали. И тебе здесь не рады. Ни тебе, ни тебе подобным беспринципным репортеришкам. Так что давай убирайся отсюда! И не дай Бог, я еще раз увижу, как ты прикасаешься к моей жене! Попробуй только пальцем тронь...

Он еще крепче прижал Тори к себе. Она почувствовала, как напряглась его рука у нее на талии. Это был жест собственника, который никому не отдаст своего. Сердце Тори бешено забилось от радости, хотя умом она понимала, что это еще ничего не значит. Скорее всего, так проявлялась атавистическая первобытная агрессивность – самец рычит на соперника, защищая то, что, как он полагает, принадлежит ему по праву сильного.

– Не волнуйтесь, – цинично фыркнул Том. – Я в жизни к ней не прикасался и прикасаться не собираюсь. Не то, что пальцем – шестом, которым лодку отталкивают. – Он с отвращением покосился на Тори, но она поняла, что в Дигби взыграло уязвленное мужское самолюбие. Он так и не простил ее за то, что много лет назад она не оказалась с ним в одной постели. – Благодарю покорно. Я уж не знаю, до чего надо докатиться, чтобы связаться с девицей, чья мамаша была грязной шлюхой.

В свете прожекторов, включенных по всему карьеру, было отчетливо видно, как застыл потрясенный Винс, как довольная рожа Тома расплылась в мерзкой ухмылке. Тори крепко зажмурилась, чтобы отгородиться от жестокой правды, от боли, которую носила в себе затаенной столько лет.

– Убирайся отсюда к чертовой матери! – Винс угрожающе шагнул к Дигби, и Тори показалось, что он оскалился, как разъяренный хищник. – Убирайся немедленно... И если ты только осмелишься напечатать хотя бы слово об этом в своей мерзкой газетенке, я подам на вас в суд, причем ты со своим редактором даже глазом моргнуть не успеете, как окажетесь на улице. Я выражаюсь понятно?

Впрочем, последние слова он говорил уже в спину Тому. Незадачливый репортер улепетывал с таким смехотворным проворством, что Тори точно расхохоталась бы, если бы не то обстоятельство, что ей сейчас было отнюдь не до смеха. Ее радость оттого, что Винс жив, что он даже не ранен, что, похоже, забыл, о своих подозрениях и у них, кажется, все налаживается, испарилась вмиг. Стыд, вина, ощущение грязи, которую не отмыть ничем, – словом то, с чем Тори жила на протяжении последних десяти лет, обрушилось на нее, как лавина, погребая под собой все ее радужные надежды.

– Это правда? – повернулся Винс к Тори. Он явно не поверил услышанному. Тори поспешила отвести глаза, не в силах видеть то омерзение, которое читалось во взгляде мужа. Но Винс грубо схватил ее за плечи и развернул лицом к себе. – Это правда?

Слезы стояли в глазах у Тори, но она все же сумела взять себя в руки.

– Пожалуйста, не сейчас, – проговорила она устало, поникнув в его объятиях. Сейчас ей хотелось лишь одного – прижаться к нему.

Он приподнял пальцем ее подборок – теперь уже ласково и осторожно – и заглянул ей в глаза.

– Скажи мне, Виктория, – его голос прозвучал неожиданно мягко, – что он имел в виду?

Она вся сжалась и глубоко вздохнула, собираясь с духом.

– Я все ему рассказала... давно, еще в Канаде. Мне надо было хоть с кем-нибудь поделиться. А тут он, соотечественник... Я не могла держать это в себе, понимаешь?.. Однажды я вернулась пораньше из колледжа, Джилл не ждала меня так рано... Они оба не ждали меня так рано... В общем, я застала ее за этим делом. Она сначала психанула и стала во всем обвинять меня – что, если б не я, она бы до этого не дошла. А потом расплакалась и сказала, что нам нужны деньги, а деньги надо как-то зарабатывать, что она все это делает ради меня. Уверяла, что у нее было всего-то два-три клиента... Наверное, это правда. Но она брала у них деньги! – Тори закрыла лицо руками. – О Господи! Как мне было противно и стыдно! Когда Джилл умерла, я уехала в Канаду, подальше от этих мест, от этих воспоминаний. Но я все равно не могла забыть... У меня возникло чувство, как будто меня вываляли в грязи, как будто это не она, а я занималась... с клиентами. Поддавшись чувству безысходного отчаяния, я рассказала все Тому. Мне тогда показалось, что он хороший человек. Что он мой друг и ему можно доверять. А когда поняла, что Том собой представляет, было уже поздно. Я и предположить не могла, что он надумает когда-нибудь возвратиться в Англию, не говоря уж о том, что при первой же возможности использует против меня то, в чем я когда-то призналась ему.

Судя по взгляду Винса, он все понимал. В его глазах не было ни отвращения, ни обвинения, чего так боялась Тори, а только сочувствие.

– Так вот почему ты пустила его к себе в спальню и согласилась дать ему интервью? Чтобы он не напечатал в своей газетенке всю эту грязь? Он что, угрожал тебе, шантажировал? Скажи мне, Виктория. Он этим держал тебя на крючке?

Тори отвела глаза, не в силах выдержать его пристальный напряженный взгляд.

– Почему ты мне ничего не сказала? – продолжал спрашивать Винс. – Ябы сам с ним разобрался. Почему решила пожертвовать нашим счастьем, нашей семьей... лишь бы я не узнал правду?

Она опустила голову ему на плечо. Ей было так хорошо и спокойно с ним... Так хорошо...

– Не могла. Я знала, как ты ненавидишь Джилл, и боялась, что ты скажешь про нее что-то нехорошее, а я бы этого не вынесла. Ей и так жилось несладко, а если бы тебе стало известно еще и это, ты бы ее уничтожил... словесно. Какой бы она ни оказалась эгоистичной, никчемной, пусть вела себя гадко, непростительно, она все-таки моя мать. Джилл жутко пила, а для этого нужны были деньги. Под конец она просто спилась. Я понимаю почему. Исключительно ради того, чтобы досадить своему отцу. В знак протеста... Но пусть даже она была падшей женщиной, она всегда заботилась обо мне. Всегда. И еще одно... ты, может быть, мне не поверишь, но, несмотря на всю свою беспорядочную жизнь, она всегда любила только одного человека. Моего отца... Любила по-настоящему. Только его. И еще, может быть...

Тори умолкла. Ей незачем было продолжать. Винс прекрасно понял, кого она имеет в виду. Он знал, что Джилл была в него влюблена. Безумно, отчаянно и безнадежно.

– Мы все иногда совершаем ошибки, – тихо проговорил Винс. – И не видим того, что должны видеть. Наверное, в том, что случилось с Джилл, виноват и мой дядя тоже. Причем, виноват не меньше, чем она сама. – Тори в изумлении уставилась на мужа, а он продолжил: – Да, я знаю, каким он мог быть тираном. Как, наверное, всякий властный человек, он хотел, чтобы дочь, которую он любил больше всего на свете, была всегда с ним, и делал для этого все, но не то, что нужно. Теперь я это понял. И понял еще кое-что: я во многом похож на него. Для этого мне надо было на собственной шкуре испытать, что значит сходить с ума от ревности, когда тебе кажется, что у тебя отнимают то, что ты считаешь своей собственностью. Любовь – чувство красивое и созидательное, но она может и разрушать. Этот урок я усвоил. – Он помолчал и добавил: – Роджер был слишком горд для того, чтобы уступить... А к тому времени, когда понял, что ему все же надо бы сдаться, Джилл стало уже все равно... Или, может быть, ей хотелось вернуться домой, но гордость не позволила...

Тори подняла на него глаза, в которых светились боль и надежда.

– Ты, правда, так думаешь?

Винс усмехнулся.

– Упрямство и гордость – это у нас семейное. Передается, как по мужской, так и по женской линии.

Тори улыбнулась, но улыбка у нее получилась вымученная. С ней что-то творилось неладное. Но что именно, она не понимала. Живот болел так, что она едва не теряла сознание. Она безотчетно провела рукой по юбке под теплой длинной курткой.

– Гордость сгубила не одного Ллойда, – тихо проговорил Винс. – Я не хочу, чтобы то же самое случилось с нами. А ты, Виктория?

Глаза Тори сияли любовью, но она все равно не удержалась от ехидного замечания:

– Это ты был слишком горд для того, чтобы уступить. – Она картинно закатила глаза. – И из-за чего весь сыр-бор? Из-за Тома Дигби?!

– Не напоминай мне об этом! – Винс неожиданно рассвирепел. Но Тори поняла, он сердит не на нее, а на себя. – Наверное, я просто не мог поверить своему счастью, когда ты согласилась выйти за меня замуж. Я все искал какие-то скрытые мотивы. И, пойми, когда я застал у тебя в спальне Тома, а потом еще Фло сказала мне, что видела вас в ресторане, у меня появился ответ, который я уже заранее был готов принять. Но у меня все-таки оставались сомнения... Тебя всегда так возбуждали мои ласки, даже самые невинные прикосновения. Я старался себя убедить, что ты просто горячая страстная женщина и реагируешь так на любого мужчину, что дело здесь не во мне. Но сейчас, запертый там, в машине, я услышал, как ты кричишь. От удара в лобовое стекло я плохо соображал, то и дело терял сознание, но я знал, что мне это не снится. Я пытался открыть дверцу или окно, чтобы дать знать тебе, что со мной все в порядке, но безуспешно. А ты продолжала звать меня так, будто тебе было страшно даже представить, что я... что со мной...

На лице Винса отражалось сомнение, как будто он сам не мог поверить в то, что пытался сейчас сказать. Тори легонько прикоснулась к кровоподтеку у него на виске.

– Винс, любимый мой, неужели ты думал, что я смогу жить без тебя? Ведь я люблю тебя. И всегда любила. С того самого дня, когда ты меня поцеловал в первый раз, помнишь? Ясчитала себя извращенной, испорченной из-за моих чувств к тебе. Ведь ты тогда так на меня рассердился. И, в конце концов, я себя убедила, что я такая же, как... В общем, ты понимаешь. Мне стало страшно. Яне подпускала к себе мужчин. И думала, что все из-за того, что я презираю себя... такую. Но в тот день, когда ты меня поцеловал в долине у церкви, я поняла, что ждала именно тебя и мечтала, чтобы ты был у меня первым и единственным...

Взгляд Тори упал на ее руку. Та была вся в крови. Странно. Ссадина над бровью у Винса уже засохла. Откуда тогда свежая кровь? Кровь была у нее на руках, на одежде. И это была ее кровь. Не Винса.

– О нет!

Она в ужасе уставилась на свои руки и почувствовала, что теряет сознание. Но Винс уже понял, в чем дело. Сквозь туман, застилающий сознание, Тори услышала, как он кричит решительно и властно:

– «Скорую» немедленно!

Они неслись по шоссе. Ревели сирены, вертелась мигалка. Даже сквозь тонированное стекло Тори различала отблески зловещего мертвенного света.

Винс сидел рядом с ней. Он держал ее руки в своих и шептал, что все будет хорошо, но Тори знала, что хорошо не будет.

По ее щекам текли слезы. Врачи, наверное, думали, что она плачет от боли. Но причина была в другом.

Винс любит ее и теперь знает, что и она тоже любит его. Отныне у них все будет хорошо. И это действительно прекрасно. Это настоящее счастье, но почему за счастье ей приходится платить такую страшную цену? Почему судьба распорядилась так жестоко?

Она была всего лишь на двадцать седьмой недели беременности. И, похоже, теряла ребенка. Ребенка, в отцовстве которого Винс поначалу сомневался. И вот теперь, когда он готов признать ребенка, готов принять их обоих, все оказалось слишком поздно.

Эпилог

Яркий утренний свет искрился на бледно-желтых нарциссах, что стояли в огромной вазе на подоконнике.

Уже май, рассеянно подумала Тори, склоняясь к букету, чтобы вдохнуть нежный аромат первых весенних цветов. Еще неделя-другая, и весна по-настоящему вступит в свои права.

Вчера они с мужем ходили гулять на пустошь. На то самое место, где Винс сделал ей предложение. Новый вереск разросся уже вовсю. Следов пожара, бушевавшего на холме прошлым летом, практически не осталось.

Весна. Время новых надежд...

В последние два с половиной месяца они с Винсом жили, что называется, душа в душу. Между ними не осталось никаких недомолвок, никаких подозрений. Были только любовь и нежность, а позднее – ночи, исполненные незабываемой страсти. И Винс дарил Тори сочувствие и понимание, которые были так нужны ей, особенно в первые недели.

Она знала, что муж винил себя в том, что случилось. Хотя врачи уверяли, что это произошло бы в любом случае, что выкидыш связан с какими-то физиологическими патологиями и Тори еще повезло, что она сама осталась живой и здоровой.

Тори открыла дверь в детскую и встала на пороге. Поначалу она приходила сюда едва ли не каждый день. Сидела здесь часами, перебирая игрушки, разглаживая ладонью покрывальце на детской кроватке, которая так и не понадобилась...

Как там сказала Фло, когда они с Тори случайно столкнулись в городе, еще зимой? «Ну, ты еще молода. Если... – Она на мгновение приумолкла, словно решая, продолжать или нет, и все-таки не удержалась и добавила: – Ну, знаешь, у вас могут быть еще дети...»

Только Тори не хотела других детей. Ей нужен только тот ребенок, Филип. Она уже назвала его так. Филип. Ее первенец.

Однако надо идти вперед, отгородившись от мучительных воспоминаний. Сегодня особенный день. И Тори не хотелось, чтобы этот день прошел в размышлениях о прошлых несчастьях и бедах.

– Ну что, миссис Ллойд, вы готовы?

Винс неслышно подошел к ней сзади. Тори даже вздрогнула от неожиданности и обернулась. Едва заметное движение его губ выдавало, что он заметил состояние жены. А взгляд говорил, что он все понимает.

Но вряд ли такое возможно. Разве мужчина способен понять чувства матери, которая почти семь месяцев носила в себе ребенка, которого уже любила, а потом вдруг... Однако вокруг его глаз пролегли морщинки, которых не было прошлым летом. И, присмотревшись к нему повнимательнее, Тори увидела, как напряжено его лицо. Да, похоже, Винс был способен понять все.

Они ехали по дороге, вдоль которой уже вовсю цвели крокусы – сиреневые, белые и золотистые. Клумбы пестрели розовыми и желтыми примулами и синими гиацинтами. Вишни стояли все в цвету. А высоко на зеленом холме, который, казалось, поднимался до самого неба, белели кудрявыми пятнышками овцы. Весь мир был напоен новой жизнью.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Винс.

– Немножко нервничаю, – призналась Тори, зная, что от него все равно ничего не скроешь. – А ты?

Винс выразительно поджал губы, но ничего не сказал. Тори не знала человека, более уверенного и спокойного, чем ее муж. Казалось, его вообще ничем невозможно пронять. Но сегодня он тоже, кажется, был на взводе, с удивлением поняла она.

– Как я выгляжу? – поинтересовалась Тори, нервно разглаживая руками юбку черно-белого в клетку костюма. Они уже подъезжали к месту назначения.

Винс рассмеялся.

– Ты очень красивая. – И он многозначительно улыбнулся.

Сегодня был очень важный день в их жизни, и все равно от его улыбки, исполненной намека и предвкушения, Тори охватила знакомая истома.

– Не волнуйся, – подбодрил ее Винс, и в глазах у него вдруг зажглись дразнящие огоньки. – Все будет прекрасно.

Тори закусила губу, чтобы унять нервную дрожь, и открыла дверцу, собираясь выйти.

– Подожди, чуть не забыл... – Винс положил руку ей на плечо, а потом достал из кармана пиджака маленькую коробочку, обтянутую бархатом.

Бриллиантовое кольцо!

– Это по какому же случаю? – Глаза Тори сияли ярче всех драгоценных камней, когда муж надел ей на палец кольцо, на тот же самый, на котором она носила обручальное.

– Просто так. Потому что я тебя люблю, – прошептал он, целуя ей руку.

Тори едва не расплакалась от избытка чувств.

– О, Винс... – Она закрыла глаза.

Сейчас Тори была похожа на мадонну – бледная кожа, черные ресницы, серебристые волосы... На мадонну, лицо которой было озарено любовью. Когда Винс делал ей предложение, он не подарил ей бриллиантового кольца, как это принято. Но сегодняшний его подарок значил намного больше.

Он легонько поцеловал ее в нос.

– Ну ладно, вперед. – Он кивнул в сторону входа в здание. – И покажи всему миру, на какой умной и замечательной женщине я женился.

Она едва не бежала по сверкающему чистотой коридору, стараясь успеть первой. Но Винс не отставал ни на шаг. И он всегда будет рядом, с радостью думала Тори. Сдерживая судорожное нетерпение, она остановилась у двери, которая, как по мановению волшебной палочки, открылась, и в коридор вышла женщина, с которой Тори уже давно была на «ты». Женщина улыбнулась и передала ей белый кружевной сверток, в котором хныкал маленький человечек.

В ту ужасную декабрьскую ночь, когда Тори привезли на «скорой» в больницу, ее сразу отправили на кесарево сечение. Врачи настояли, что это необходимо. Жизням матери и ребенка грозила опасность. Когда Тори пришла в себя после наркоза, она первым делом, еще толком не открыв глаз, спросила, что с маленьким. Прошла, казалось, целая вечность, хотя на самом деле – всего лишь две-три секунды... два-три удара сердца, в течение которых мир как будто повис на волоске, готовый сорваться в пропасть, – а потом ей сказали, что сын жив. Он весил тогда всего около пяти фунтов.

Новорожденный не дышал, тогда врачи засунули ему в носик какую-то трубку, чтобы помочь сделать первый вдох. А потом он справился сам, хотя опытные специалисты всегда были рядом – все эти долгие тревожные месяцы, пока малыш лежал в инкубаторе.

Тори улыбнулась, глядя на его красное сморщенное личико. Как ни странно, он сразу же прекратил плакать, как только сияющая мать взяла его у медсестры, и сейчас весело гукал у нее на руках.

– Спасибо, – с чувством проговорила Тори, улыбаясь сестре. – Огромное спасибо за все.

Медсестра, в свои тридцать с небольшим уже мама троих детей, ласково прикоснулась к руке Тори.

– Вы тоже немало для него сделали... Вы оба. – И улыбнулась зардевшись. Она почему-то всегда слегка смущалась, обращаясь к Винсу. – Вы поддерживали его. Помогали ему своей любовью, своей положительной энергией. А ты, Виктория, если бы ты не приезжала сюда каждый день, чтобы его покормить...

Она умолкла и пожала плечами. И этот жест выразил все красноречивее любых слов. А про себя сестра подумала, что они замечательная пара и у них очень красивый ребенок. Грудные дети все немного страшненькие, но где-то к году уже становится ясно, каким будет малыш. Этот явно станет настоящим симпатягой.

Она проводила их до конца коридора.

– До свидания, Филип. – Она осторожно погладила его по крошечной головке.

Малыш тут же сморщился и заплакал.

– А он у нас голосистый парень, – заметил Винс.

– И с характером, – улыбнулась сестра.

– Весь в отца, такой же вредный, – рассмеялась Тори, глядя в сияющие глаза мужа. Шрам у него над правой бровью стал почти незаметным. И раны на сердце у Тори, оставленные прошлым, тоже постепенно затягивались.

– А как же, – с гордостью отозвался Винс, когда сестра наконец-то оставила их одних.

Тори была просто счастлива. Им столько пришлось пережить. А теперь Винс готов согласиться даже с тем, что у него есть недостатки, лишь бы только услышать, что его сын во всем похож на него. Вот что значит настоящий отец!

Они вышли на улицу. Тори держала Филипа на руках, а Винс обнимал ее за талию. Быть может, когда-нибудь, подумала Тори, я разыщу своего отца. Но даже, если мне это не удастся, не страшно. Теперь у меня есть все, что только может желать женщина: Винс, маленький Филип.

У меня есть семья.

КОНЕЦ