Текст книги "Хочу вернуть тебя"

Автор книги: Дорис Уайли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Да, почти всегда, – подтвердил он, испытывая гордость.

Самые трудные времена для него остались в далеком прошлом. Хотя многим писателям приходится бороться за свое существование и тем более за существование своих произведений, этой участи ему посчастливилось избежать. За последние несколько лет изданные книги принесли ему если не известность, то устойчивое материальное положение и возможность финансирования новых книг. – Я пишу много, потому что крупный издатель, заинтересовавшись одной книгой, может помочь в выпуске еще и других. Тьфу! Только бы не сглазить. Я должен писать то, что им может понравиться.

Внезапно он остановился на полуслове, подумав, что говорит слишком много, и заметил взгляд Фиби. Так она еще ни разу на него не смотрела.

– Ты изменился, – произнесла она.

– Ты это говоришь как будто с осуждением! – Бретт сел перед столиком для завтрака, скрестив на груди руки. – Насколько я помню, я был непослушным и беспокойным сорванцом. Сейчас я респектабельный писатель-профессионал, который не будет рисковать ничем, ну разве позволит себе чуть превысить скорость или получить без очереди парковку.

Фиби чуть не засмеялась при слове «сорванец». Оно было слишком невинно для Бретта. Она вспомнила, каким вспыльчивым и раздраженным он был, каким фонтаном била из него энергия. Но она чувствовала себя такой защищенной и уверенной рядом с ним! Она пожала плечами и сдержала свое удивление.

– Может, это звучит смешно, но я никогда не думала, что буду поддерживать светскую беседу с писателем.

– Но в этом нет ничего крамольного, не правда ли? – Обида и горечь, копившиеся в нем со дня приезда, казалось, вот-вот вырвутся наружу. В этот момент он почти ненавидел ее.

– Я не понимаю, – сказала Фиби. Она действительно не понимала, что значит эта вспышка гнева в его глазах.

– Ты и я. Здесь. Сейчас. Даже твой отец ничего не имел бы против ужина с преуспевающим писателем, – с неприятной иронией в голосе сказал он.

Фиби все поняла. Она почувствовала острое угрызение совести. Я никогда не стыдилась тебя, Бретт, хотела она сказать. Я была глупой, молоденькой девчонкой, испуганной окриками отца. Пожалуйста, пойми. Мне было только семнадцать.

– Ты добился всего сам, Бретт, и я очень рада за тебя, – произнесла она вслух.

Бретт нахмурился, недовольно сдвинув брови. Он нервно потирал подбородок, как бы не веря в то, что она сказала. Его озадаченный взгляд скользнул по ней.

– Я не буду возражать, если ты захочешь помочь мне с тарелками, – сказал он и отправился в кухню, ставя точку в их разговоре.

Фиби посидела за столом еще минуту, затем последовала за ним.

Полчаса спустя Фиби любовно разглаживала кружевную скатерть, которую Синтия завещала ей. Ее глаза были полны слез. Бретт с удивлением наблюдал за ней, не понимая такой реакции. Мать хранила эту красивейшую скатерть по крайней мере лет тридцать. Но она вряд ли являлась тем бесценным наследством, о котором можно было бы мечтать.

Фиби поднесла скатерть к лицу и прижалась к ней щекой. Ее кожа была нежной, персикового оттенка, и он знал, что она сильно обгорает летом. Волосы Фиби спадали непокорными прядями на плечи, а маленькая челка придавала ей задорный вид.

– Она действительно хотела оставить это мне? – Ее голос трепетал от волнения.

– Странно, – сказал он, – но это так.

Ее заплаканные глаза прояснились.

– Эта скатерть – фамильная реликвия, доставшаяся Синтии в наследство от ее матери, а той – от ее матери. Когда она расстилала ее, то вспоминала свой дом в Техасе.

– Почему она оставила ее для тебя? – задумчиво проговорил Бретт, не в силах оторвать взгляда от этой растерянной женщины, сидящей перед ним.

– Потому что я всегда считала эту вещь прекрасной, – как само собой разумеющееся произнесла она. – Я люблю это изящное кружево, оно очень многое значит для меня.

Они сидели на полу в спальне Синтии посреди дюжины раскрытых коробок. Бретт знал, что должен подойти к завещанию Синтии с полной ответственностью, но для него это оказалось делом непосильным. Он уже не знал, что и думать. Его мать оставила для Фиби самый сентиментальный подарок, а Синтия редко ошибалась в людях. Сейчас Бретту хотелось верить в самое худшее о Фиби, он пытался разжечь в себе прежнее чувство обиды, но видя перед собой ее, заплаканную, утирающую слезы кружевной скатертью, он не мог этого сделать.

– Есть ли кто-нибудь у тебя сейчас, Фиби? – спросил он, удивляясь сам себе.

Фиби была уверена, что рано или поздно он задаст вопрос о существовании другого мужчины в ее жизни. Она могла бы рассказать ему о вечно болтающих чепуху студентах колледжа или заезжих коммерсантах, переживающих в баре неудачу своего очередного предприятия, скрыв при этом правду о глубине ее чувства к нему, о невозможности забыть ночи, проведенные вместе с ним в пору их юности.

Она аккуратно сложила скатерть Синтии и положила к себе на колени.

– Ты же знаешь, какая жизнь в маленьком городе, Бретт. Или ты выходишь замуж за соседа или остаешься незамужней навсегда.

Она опустила глаза, чтобы скрыть явное смущение, а затем подняла их снова, смело взглянув в его горящие серые глаза. Она вспомнила ту давнюю ночь, когда черноволосый юноша сказал ей, что хочет на ней жениться, а она испугалась его слов.

– Я не верю в замужество только ради замужества, – сказала Фиби уверенным, спокойным голосом, как бы подводя итог. – Я всегда говорила себе, что выйду замуж по любви или не выйду вообще. Может, мы переменим тему разговора? Пожалуйста, Бретт.

Губы Бретта превратились в тонкую полоску. Она только что призналась, что не любила никого, кроме него. А он так долго сомневался в глубине ее чувств. Но какое это имеет значение сейчас? Но, видимо, имеет, если ему уже кажется, что все прошедшие годы не смогли разрушить самую красивую и желанную любовь.

– Ты чувствуешь себя неловко, когда говоришь о любви? – растянувшись на кровати Синтии, спросил Бретт. Его движение было направлено на то, чтобы привлечь внимание Фиби к постели. – Я могу вспомнить время, когда ты пользовалась этими словами свободно.

Он имел в виду их последнюю ночь, когда она отдала ему всю свою любовь. Но сейчас в его тоне слышался сарказм. Фиби вздрогнула. Она вспомнила, какие слова шептал ей Бретт в ту ночь. Но, увы, их любовь умерла больше чем десять лет назад.

– Нет, Бретт. Но мне кажется, что спальня твоей матери – не лучшее место для таких разговоров.

Фиби очень нервничала и всеми способами стремилась перевести разговор на другую тему. Ей хотелось узнать подробности его жизни в Нью-Йорке. Откашлявшись, она спросила:

– А как ты? Наверное, у тебя много женщин. Ты собираешься жениться на какой-нибудь из них?

Бретт побледнел и на секунду замер в нерешительности.

– Да, в моей жизни много женщин. Но ни на одной из них я бы не хотел жениться. Думаю, вряд ли когда-нибудь еще я захочу жениться.

Последняя фраза была сказана с некоторым вызовом и оставила на его лице след горечи. И Фиби невольно подумалось, что она совсем не знает человека, с которым провела лучшие минуты своей жизни.

– Я не узнаю тебя, Бретт. – Он не ответил или не услышал ее слов. И тогда Фиби задала ему вопрос, который вертелся целый день у нее в голове: – Я не могу понять, зачем ты пригласил меня на ужин?

Он долго молчал. И она уже подумала, что он просто не хочет отвечать. Но в действительности он и сам не знал, чего хочет от нее. Вернее, не хотел признаться себе в этом. Его тело не слушалось его разума. Это чувство было ему знакомо. Жар охватывал его при одном взгляде на Фиби. Свет оттенял ее каштановые волосы, подчеркивая выразительность ее лица, и мягко ложился на гладкую, матовую кожу. Этот свет сделал из нее просто красавицу. Он уже мысленно снимал с нее тенниску, джинсы. Он не мог уже контролировать себя.

– Может быть, я хочу вернуть былые времена, – нарушил он затянувшееся молчание полуответом-полувопросом. – Или, может быть, я хотел отдать тебе вещи моей матери. Или, может быть, я просто не могу справиться с собою.

Фиби внимательно взглянула на него: что происходит с ним? Неужели страстное желание может вспыхнуть в них обоих с прежней силой?

Он смотрел на нее. Ему безумно хотелось попробовать вкус ее губ, дотронуться до волос, прильнуть к нежной коже груди. Фиби закрыла глаза. Она тоже не в силах была справиться с охватившим ее томительным наваждением, ее сводило с ума то, что она читала в его глазах.

– Я с трудом верю в это. Ты производишь впечатление человека, контролирующего свои эмоции, – сказала Фиби, когда обрела способность говорить. Их разделяло расстояние меньше фута, и Бретт стал медленно приближаться к ней. Она уже почувствовала мужской, приятный запах, ощутила горячее дыхание на своей щеке.

– Почему мне так хочется поцеловать тебя? – спросил он хриплым голосом.

– Видимо, в память о былом. – Фиби проговорила это так мягко и так восхитительно пробежалась язычком вдоль верхней губы, что Бретт не выдержал и притянул ее к себе.

Их губы слились воедино, Фиби закрыла глаза, чтобы в полной мере насладиться нежностью и сладостью его поцелуя. Она целовалась с другими мужчинами после его отъезда, но ощущения, которые заставлял ее испытывать он, были неповторимы. Ее тело освобождалось, становилось легким, невесомым. Оно воспаряло вместе с ее душой. Она приоткрыла свои губы, чтобы прошептать слова благодарности, но Бретт захватил эти нежные открытые губы своим ртом и раздвинул их мягкую плоть своим языком.

Как много времени безвозвратно прошло с тех пор, когда он впервые узнал вкус ее губ, запах волос и шепот ее страсти. Он почти забыл, как неповторима она была в своей искренности, какие восхитительные стоны вырывались из ее груди. Даже не имея сексуального опыта, Фиби инстинктивно чувствовала, как нужно отвечать на его ласки. И сейчас ее руки обвивали крепкую шею, ласкали могучие, широкие плечи, доводя все его тело до сладкой истомы. Ее пальцы перебирали его волосы, заставляя Бретта стонать.

Ее нежные груди плотно прижимались к его груди и передавали свою волнующую чувственность всему телу Бретта. Она приняла его настойчивый язык, расслабляясь под натиском силы и мощи. Этот затяжной упоительный поцелуй был верхом эротического искусства.

Его руки скользили по ее спине, как бы убеждаясь, что это и есть та самая Фиби, которую он любил своим мальчишеским сердцем. И которая жестоко предала его... В голове Бретта смешалось прошлое и настоящее.

Но вдруг он слегка отстранился. Он уже ненавидел себя за то, что так легко поддался ее чарам. Фиби удивленно посмотрела на него, пытаясь понять причину его отступления.

Бретт, однако, уже справился со своими чувствами, и Фиби, увидев недоверие в его серых глазах, тоже отступила. Всего миг назад она была готова поверить, что один поцелуй может примирить их.

– Зачем ты целовал меня? – спросила она, когда молчание стало уже невыносимо. Ее пульс выровнялся, и теперь она могла спокойно взглянуть в глаза Бретта.

– А зачем ты отвечала мне? – резонно спросил он в ответ.

– Наверное, по старой привычке, – ответила Фиби, разочаровывая Бретта своей невозмутимостью. Вся беда заключалась в том, что он желал ее теперь ничуть не меньше, чем в давние счастливые времена.

Он встал, подошел к ней и улыбнулся.

– Старым привычкам не место в наших новых отношениях, не правда ли? – спросил он, закрывая собою дверной проем.

Фиби не нуждалась в подсказке. Она позволила Бретту подтолкнуть себя по направлению к гостиной и с радостью покинула душную спальню Синтии. Какая глупость и недальновидность с ее стороны – принять приглашение Бретта. Особенно раздражала ее мысль, что все это она предвидела с самого начала. Фиби всем своим видом старалась показать, что не намерена задерживаться в его доме.

– Я провожу тебя, – сказал Бретт.

Фиби вгляделась в его лицо. После того, что произошло в спальне, она хотела как можно скорее захлопнуть за собой входную дверь и больше его не видеть.

– О, в этом нет необходимости! Я сама могу дойти.

Лицо Бретта было спокойно и непроницаемо, как будто ничего и не произошло. Он лишь отрицательно закачал головой и показал на входную дверь.

– Я пытаюсь вновь привыкнуть к жизни на Юге. А здесь мужчины всегда провожают женщин домой. Поэтому не спорь со мной, – заявил Бретт тоном, не терпящим никаких возражений.

Ночь была великолепной, какие бывают в Южной Каролине в конце весны. Воздух был теплым и свежим. Фиби подняла глаза к небу: тысячи звезд мерцали в темно-синей мгле.

Они шли на расстоянии фута друг от друга. У жителей Конуэя это расстояние считалось приличным.

Рычащий звук мотора нарушил безмолвие ночи. Бретт невольно прижал к себе Фиби, но это был всего лишь Кэрк Паркленд. Проезжая мимо них, он поднял руку в приветствии и свернул за домом Синтии. Фиби поймала себя на мысли, что должна называть этот дом по-другому: теперь это дом Бретта.

– Бедный Кэрк Паркленд, – неожиданно произнес Бретт. Это была первая фраза, сказанная им за все время пути.

– Что ты хочешь сказать этим? – Фиби бросила на него косой взгляд.

Бретт поднял маленький камушек и бросил его далеко вперед.

– Он до сих пор влюблен в тебя.

Фиби прыснула от смеха. Ей показалось забавным говорить о любви Кэрка в тот момент, когда она и Бретт испытывают по отношению друг к другу такие чувства.

– Ну и что? Да, Кэрк всегда здесь, всегда рядом со мной, он в курсе всех моих дел. Он милый, старый друг, почему бы и нет?

– Не думаю, что он испытывает восторг от того, что ты прогуливаешься со мной. – Бретт был не в силах сдержать в своем голосе язвительные нотки. Он, видимо, страдал из-за того, что долго отсутствовал в Конуэе и был враждебно настроен по отношению к Кэрку.

– Меня это не волнует, – ответила Фиби и сама удивилась сказанному. С годами она окончательно поняла, что нельзя постоянно оглядываться на мнение окружающих, а надо быть уверенной в себе.

– Какая перемена! – Бретт был потрясен услышанной от Фиби фразой. Сущность бытия в Конуэе как раз и заключалась в первостепенной важности мнения других людей. Кому не нравится жить по такому закону, тот должен покинуть город, как это сделал он двенадцать лет назад. Бретт повернул к дому ее родителей, но Фиби остановила его.

– Не туда. Я уже давно живу в другом месте. Ты помнишь дом старой миссис Фолтон? Я купила его пять лет назад после ее смерти.

– Но это очень большой дом, – засомневался Бретт.

– Поэтому-то он мне и нравится. У меня теперь много комнат, и я не чувствую себя стесненной, когда друзья заходят ко мне. Подумай только, у меня столько места, что при желании можно разместить целую армию. – Фиби рассмеялась над своей шуткой и увидела улыбку Бретта.

Так они шли по улице вдоль высоких магнолий, застилающих своими кронами свет луны и звезд.

Бледно-желтый дом был погружен во мрак, когда Бретт и Фиби подошли к фасаду этого грандиозного строения. Она, уходя, забыла включить наружное освещение.

Бретт схватил Фиби за руку, когда она чуть не споткнулась, и это прикосновение вновь вызвало в нем вспышку желания. Но теперь он вел себя сдержанно. Да и она, как ему показалось, хотела побыстрей попасть домой.

Фиби высвободила руку и полезла в передний карман джинсов за ключом от дома. Когда они росли, никому в Конуэе и в голову не приходило закрывать свои дома на ключ. Даже сейчас иногда она забывала совершить эту простейшую операцию. В таких городках, как Конуэй, криминальные происшествия случаются крайне редко.

– Спасибо за ужин и за то, что передал скатерть Синтии. Она действительно много для меня значит, – сказала Фиби.

Бретт пожал плечами.

– Не благодари меня. Мама хотела, чтобы она была у тебя, – коротко ответил он, чувствуя, что пора идти, и не зная, как заставить себя сделать первый шаг. Как это можно, ненавидеть ее и хотеть целовать в одно и то же время?

Фиби повернулась к двери и вошла в дом, но она не смогла удержаться, чтобы не посмотреть на него сквозь дверной проем. Свет падал на высокие скулы и твердый подбородок.

– Я еще увижу тебя, Фиби, – сказал он и нехотя зашагал прочь.

Но Фиби заставила его остановиться.

– Когда ты возвращаешься в Нью-Йорк? – Ей было необходимо знать, когда он вновь исчезнет из ее жизни.

Когда он собирается в Нью-Йорк? Он пока еще не решил. Возможно, сейчас как раз самое подходящее время сделать это. Но он не хотел оставаться, не хотел и уезжать отсюда.

– Я решил пока остаться, – наконец сказал Бретт. – Спокойной ночи, Фиби.

– Спокойной ночи, – ответила Фиби, запирая дверь. Ее сердце бешено стучало. Бретт собирается остаться в Конуэе, и она не уверена, что сможет оставаться спокойной после случившегося сегодня вечером.

Бретт медленно брел по направлению к дому, где прошло его детство. Его мысли были заняты Фиби. Около десяти часов, но на улицах почти никого не видно. В Нью-Йорке в это время суетливо и многолюдно, как и в полдень. А здесь можно услышать только ночные песни птиц. Не было даже автомобилей. Лишь черная машина Кэрка Паркленда пересекла улицу в пятидесяти футах от него. Бретт застыл в нерешительности, он не ждал ничего хорошего от пребывания в этом городе.

Приехав сюда, он вновь испытал все подозрения и сомнения, оставившие его после отъезда из Конуэя. Он был уверен, что Фиби не удастся сдержать обещание и она не придет к нему на ужин. Часы ожидания казались вечностью, наполненной страхом и одиночеством. Она все же пришла. Но почему он должен был ждать от нее большего, чем он мог ожидать от этого города? Жители Конуэя никогда не относились к нему, как к своему.

Но ему хотелось остаться, чтобы восстановить свое имя. Он абсолютно не заслужил такого обвинения, когда всего лишь влюбился не в ту девушку. И сейчас он не хотел быть отверженным, хотя гораздо проще было бы собраться и уехать отсюда, как он сделал в первый раз.

Бретт поднял с земли камушек и забросил далеко в кусты, наслаждаясь его стремительным полетом в ночи. Он принял решение остаться, но не знал, как заставить себя терпимее относиться к Конуэю, хотя бы ради Фиби. Он знал, что она подобна яду, но не хотел позволить ей уйти, когда держал в своих руках ее теплую руку. Всего лишь один поцелуй – и его тело оказалось во власти безудержной страсти, которая проснулась в нем через двенадцать лет.

Глава четвертая

– Фиби! Подожди, Фиби. – Голос Кэрка Паркленда послышался у Фиби за спиной. Изобразив на лице улыбку, Фиби повернулась, чтобы подождать его. Сегодня она была не в привычных для нее джинсах, а в защитного цвета трикотажных брюках и бежевом блузоне. Она не могла объяснить себе неожиданно возникшее желание изменить свой стиль одежды. Скорее всего, это было связано с Бреттом.

Кэрк в одной руке держал кейс, а другой поправлял очки, сползшие на кончик носа. На нем были темные брюки, белая сорочка с коротким рукавом, галстук сдержанных тонов. Фиби никогда не нравилось, как он одевается, но Кэрк стремился в глазах горожан выглядеть вполне респектабельно и по-деловому. Он панически боялся, что за глаза про него могут сказать: он разодет как петух на наши с вами деньги.

Лицо Кэрка приняло серьезное выражение, как только он подошел ближе. Было всего восемь часов утра, а этот высокий подтянутый мужчина выглядел ужасно измотанным и утомленным. Его тонкие светлые волосы были растрепаны, белая сорочка помята. И, вообще, он производил впечатление человека, напряженно трудившегося продолжительное время. Фиби подавила возникший было у нее смешок, чтобы не расстраивать и без того удрученного Кэрка. На самом деле она очень ценила его дружбу.

– Ох! Я думал, что уже и не догоню тебя. Спасибо, что ты все же подождала меня, – запыхавшись выпалил он, протирая свои очки.

– Доброе утро, Кэрк, – сказала Фиби и продолжила свой путь. – Мы же уже решили. Я не хожу на работу в одно и то же время. И мой дом тебе не по дороге.

– Какие-то несколько домов для меня не имеют значения, – слегка обидчиво ответил Кэрк.

– Я знаю, Кэрк. Это очень любезно с твоей стороны, но ежедневные прогулки вряд ли изменят мои чувства. Давай довольствоваться тем, что есть, – мягко старалась убедить его Фиби. – Согласен?

– Не правда ли, прекрасное утро? – вместо ответа поинтересовался Кэрк.

Фиби действительно наслаждалась свежестью. Солнце уже вовсю светило, но его лучи еще не нагрели землю. Роса блестела на траве и собиралась в капельки на листьях магнолий, украшающих центр городка.

Еще до того как Кэрк упомянул о красоте сегодняшнего утра, Фиби ощутила его необычайную прелесть. Эти деревья, трава, небо... Все напоминало ночную прогулку с Бреттом. Бессонная ночь, наполненная воспоминаниями, оставила на ее лице характерные следы: бледность и темные круги под глазами. Поэтому ей понадобилось сегодня гораздо больше времени на макияж.

– Мы, южане, по-моему, мало обращаем внимания на природу. Наверное, потому что привыкли к окружающему нас великолепию. Ведь у нас слишком много таких чудесных утренних часов, – задумчиво произнесла Фиби.

– Наши ночи, пожалуй, не уступают им по великолепию. Ведь так, Фиби? – Кэрк вполне намеренно пытался перевести разговор на Бретта и ее ночную с ним прогулку. Но Фиби совсем не хотелось причинять ему боль.

– Да, ты прав, – лаконично произнесла она.

Кэрк нервным движением пригладил свои волосы и постарался шагать в ногу с ней.

– Я был крайне удивлен, увидев тебя с Кроузом прошлой ночью, – сказал он после продолжительной паузы, во время которой, вероятно, набирался храбрости. – Я думал, что за похищение детей ему должны были дать немалый срок.

Фиби пронзила Кэрка колючим взглядом ярко-синих глаз.

– Бретт никогда никого не похищал. Ты слышишь меня? Это все вранье. Он порядочный человек и абсолютно не заслуживает того, что говорят про него люди.

Кэрк неожиданно остановился и замер в растерянности в нескольких шагах от нее. Сейчас, с безнадежно опущенными руками, он был похож на сильно испугавшегося мальчика.

– Боже мой, Фиби. Я только пересказал то, что говорят люди о Бретте. Я вовсе не хотел тебя расстроить.

Его кротость погасила гнев Фиби. Она постаралась взять свои эмоции под контроль.

– Ты меня очень разозлил, Кэрк. Я не ожидала, что ты способен говорить такие вещи. Да, Бретта никогда не понимали в этом городе, но обвинять его в преступлении нечестно.

Желваки ходили на лице Кэрка, и его рот скривился в гримасе горечи.

– С чего это ты так заботишься об этом Кроузе? – обиженно процедил он.

– Бретт – часть моего прошлого, Кэрк, – доходчиво объяснила Фиби, отчасти и себя убеждая в этом. – А вчера я ходила к нему домой, потому что Синтия оставила для меня одну вещь. Но это ничего не значит. Я просто не хочу, чтобы к нему относились несправедливо. Я хочу, чтобы ты помнил об этом.

Минуту спустя Кэрк и Фиби уже улыбались. Она слегка толкнула его локтем в бок и показала рукой по направлению к центру.

– Похоже, мы опоздаем на работу, если не поторопимся, – сказала она.

Дни тянулись медленно и в большинстве своем были однообразны. В каждом вновь входящем посетителе магазина Фиби надеялась увидеть Бретта Кроуза. Но его все не было. И она была ужасно рада наступившему воскресенью. Это означало традиционный семейный обед в доме Энни. В последние дни Фиби поминутно вспоминала Бретта, их обжигающий поцелуй и испытывала при этом непреодолимое волнение. Ей была необходима душевная разрядка. Но Энни заставила ее вновь испытать смятение чувств.

– Разве ты не расскажешь нам о твоем ужине с Бреттом Кроузом? – притворно ласково, с премилой улыбкой на губах, спросила она свою сестру. Их мать, присутствовавшая при этом разговоре, раскрыла рот от удивления.

Фиби сверкнула гневным взглядом в сторону старшей сестры, которая продолжала улыбаться в ожидании ответа.

Энни не могла выбрать худшего момента, чтобы задать этот ужасный вопрос, да еще в присутствии Грейс Стефансен. Их большая семья собиралась на обед каждое воскресенье в полдень и обменивалась новостями за прошлую неделю. Муж Энни, двое их детей и постоянная подруга Боба, когда объединялись вместе, то не умолкали ни на минуту. Но сегодня Энни нарушила обычный порядок. Семья уже закончила свою трапезу и пребывала в умиротворенном состоянии, когда как гром среди ясного неба прозвучала фраза Энни. Молчание повисло в воздухе. Каждый счел своим долгом посмотреть на Фиби. А она не могла поднять глаз под испытующим взглядом матери.

– Ты ужинала с Бреттом Кроузом? – Жесткий голос Грейс заставил сердце Фиби сжаться, и она почувствовала себя вновь маленькой беззащитной девочкой. Грейс приняла самую угрожающую позу и двинулась на Фиби с твердым желанием выяснить все до конца.

– Да, мама, – ответила Фиби, поправляя волосы. Но поправлять было нечего – ее волосы были аккуратно заплетены в косу и как нельзя лучше подходили к красно-белому летнему платью, которое, подчиняясь внезапной прихоти, она надела в то утро. – Синтия завещала мне старинную кружевную скатерть. Я была без ума от нее. И Бретт захотел отдать ее мне.

– Но это не означает, что ты должна была ужинать с ним. – Голос Грейс все больше напоминал властный голос покойного Боба Стефансена-старшего, когда он упоминал имя Бретта. Всю свою жизнь Фиби испытывала леденящий ужас от одной только мысли, что ее отец может рассердиться. Но после его смерти она почувствовала себя сильной женщиной.

– С моей стороны было бы невежливо отказаться, – ответила Фиби, пытаясь изобразить на лице полное спокойствие. Она помнила, что когда-то ее мать была прекрасной женщиной и доброй матерью. – Кроме того, больше между нами ничего не было. Я и не видела его с тех пор.

– Твоя мать права, Фиби. Тебе не следовало принимать приглашение от такого человека, как Кроуз.

Муж Энни, Бен Толмен, шеф полиции Конуэя, тоже решил выразить свое неудовольствие ее опрометчивым поступком. И Фиби нахмурилась. Муж сестры был недюжинной силы мужчиной ростом шести с половиной футов и весил на тридцать фунтов больше, чем ему полагалось, – это было результатом сытных блюд, которые готовила его жена. Каштановые волосы Бена начали редеть, но его внешность не была отталкивающей, хотя Фиби никогда не нравился такой тип откормленных громил.

– Дорогая Фиби, ну расскажи же! – Энни почти умоляла, и Фиби поразила ее бестактность. – Неужели ты думаешь, что мы поверили, что обед с красивым и пользующимся дурной славой мужчиной ничем не закончился? Конечно, если ты хочешь скрыть некоторые пикантные подробности...

– А он рассказал тебе, где спрятал тело той маленькой девочки? – спросил младший сын Энни, затаив дыхание и широко распахнув глаза в ожидании захватывающей истории.

Фиби опустила голову и попыталась понять, зачем этому милому веснушчатому существу, ее племяннику, бросать камни в невинного человека. И никто из взрослых не обращает на это внимание. Только его двенадцатилетняя сестра заметила робко, что еще неизвестно, точно ли Кроуз убивал эту девочку.

– Майкл, твоя сестра права. Ты не должен верить всему, что слышишь, – вмешалась Фиби, когда поняла, что никто больше не собирается отрицать эти сплетни. – Действительно, одна маленькая девочка была похищена. Но никто не знает, что с ней, потому что до сих пор не нашли. А что касается мистера Кроуза, то тогдашний шеф полиции – он был на этом посту до вашего папы – не предъявлял ему обвинения. Когда вы немножко повзрослеете, то узнаете, что даже после предъявления обвинения нужно доказать вину подозреваемого. А до этого никто не имеет права называть человека преступником. Это и есть презумпция невиновности, тот принцип, по которому работает закон в нашей стране. Ведь это так, Бен? – Она бросила полный горького упрека взгляд в его сторону.

– Да, конечно, – сказал он, обращаясь к детям. – Но вы также узнаете, что не всегда эти «хорошие» парни получают то, что заслуживают.

Дети Толменов прищурили свои глазки, силясь понять смысл этой сложной головоломки. Грейс посмотрела на возбужденную Фиби с явным неодобрением.

– Не волнуйтесь, дорогие. Этот человек приехал в наш город только на похороны своей матери. Он уедет на днях, – сказала она, обращаясь к своим внукам, но ее глаза продолжали пристально следить за младшей дочерью.

– Это не совсем так, – заметила Фиби. Ее семья все равно узнает об этом рано или поздно. – Бретт решил остаться в Конуэе на неопределенное время.

– Что? – воскликнули в один голос Грейс и Энни.

– Он собирается остаться, – повторила Фиби, четко выговаривая каждое слово, и добавила: – Он сам так сказал мне несколько дней назад.

– Как глупо с его стороны. Никто в городе не хочет его видеть! – воскликнула Грейс, чувствуя поддержку Энни.

– Я надеюсь, что он не навлечет на тебя неприятности, девочка моя?

– Что может случиться со мной? – Фиби с трудом сохраняла остатки терпения и сдержанности.

– Ну, может быть, хватит обсуждать этого Кроуза. Почему мы все сидим и не хотим убрать со стола? Вы что, не замечаете этот беспорядок, устроенный всеми нами? А нас, между прочим, восемь человек.

Боб так легко и мило перевел опасный разговор в другое русло, что на него никто не посмел обидеться. Его подружка, тихая светловолосая девушка Эмили, чувствовавшая себя крайне неловко в этой накаленной обстановке, засобиралась домой. Фиби последовала ее примеру...

– Последний, кто встанет из-за стола, будет убирать тарелки, – заявил Боб, и Майкл с Айрин выпорхнули из столовой.

– Нельзя дальше избегать этой темы, Фиби. Мы должны поговорить, – ты же знаешь. – Энни пыталась вызвать сестру на откровенность. Все тарелки были вымыты, и семья разошлась отдыхать после вкусного и сытного обеда.

Фиби задержалась у изгороди маленького садика, наблюдая, как ее мать заботливо высаживает розы. Она восхищалась изысканной красотой этих цветов, стараясь забыть неприятный осадок от недавнего разговора, в ходе которого несправедливо осуждали Бретта.

– Что изменится после этого, Энни? – тихо и бесстрастно спросила Фиби, хотя до сих пор ее глаза были полны горечи и негодования. Но она не хотела, чтобы Энни это заметила.

– Милая, возьми себя в руки. Я же задала совсем невинный вопрос. Ну, может, несколько прямолинейный.

Фиби повернулась к Энни. Ее сестра выглядела настоящим ангелочком: распахнутые голубые глаза, милое личико, украшенное копной пышных золотых волос.

– Ты только что наговорила мне массу неприятных вещей, – не выдержав, бросила она Энни.

– Ничуть. Я только пыталась выяснить одну маленькую подробность, связанную с Бреттом.

Фиби молча наблюдала за сестрой.

– Почему ты не хочешь поверить, что мне нечего тебе рассказать? Мы ужинали. Он отдал мне скатерть и затем проводил домой. Он даже не пытался прикоснуться ко мне.

Энни внимательно посмотрела на сестру.

– Он наверняка приставал к тебе, – зашептала она.