Текст книги "Тайна улицы Дезир"

Автор книги: Доминик Сильвен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

5

Жан-Люк посвятил часть понедельника уборке и наведению порядка в своем павильоне. Он любил порядок, к тому же уборка помогала ему думать. На самом деле у него не выходил из головы Фарид и эта неправдоподобная история с деньгами. Он действовал ловко и хладнокровно. Лучше было дать Фариду идти до конца. По логике вещей знаменитая Ванесса должна была бы широко раскрыть объятия поклоннику с таким богатством.

Сейчас Жан-Люк смотрел по телевизору трансатлантическую парусную регату. Соперникам приходилось туго: море в этом году вело себя отвратительно. Подвиги Эллен Макартур потрясали. У этой брюнетки неплохие шансы на победу. Она такого же возраста, как он. «Такой женщине, – подумал он, – я бы смог сделать подарок за пятьсот тысяч евро». Да, вот такой. Эллен Макартур была героиней. Жан-Люк вполне мог себе представить, что ей пришлось пережить и испытать на своем суденышке. Сконцентрировавшись, он попытался проникнуть в глубины ее души, но не смог. И в этот момент в дверь позвонили. «Зануд всегда приносит в самый подходящий момент», – вздохнув, подумал Жан-Люк.

– Нужно, чтобы ты приехал.

Ной как-то переменился. Хотя трудно было сказать, в чем именно. И внезапно Жан-Люк сообразил, что с момента встречи с Фаридом он первый раз видит Ноя одного. Сиамские близнецы разделились. Без Фарида Ной был просто его тенью.

– Фарид не хочет выходить. Поторопись.

– Он не хочет выходить из вашего квартала, и что дальше? Ты видел, какая на улице погода? По-моему, самое лучшее сейчас – это сидеть дома.

– Да нет, он не выходит из квартиры. Он даже разговаривает со мной через дверь.

– А что случилось?

– Йоу! Я ничего не знаю, мэн. Сначала Фарид все вокруг крушил, а сейчас он забаррикадировался и…

– Погоди! Ты мне сказал, что он все крушил. Значит, он поднял страшный шум.

– Да уж, грохот был неслабый.

– И ты говоришь об этом так спокойно! Соседи же вызовут полицию!

– Может, и не вызовут. Сосед слева – старый маразматик, а парни справа – гашишники.

– Что?

– Йоу! Ты что, оглох? Негритосы, которые курят гашиш.

– И что? Это же не делает их глухими. К тому же они не единственные соседи в вашем доме.

– Мы туда едем, Жан-Люк? Ты идешь?

– Погоди, мне надо подумать.

– А ты не можешь подумать в машине?

– Ной!

– Да?

– Сосредоточься на полминуты, ладно? Если ты не смог войти – значит, проблема в двери Фарида.

– Точно, мэн. Она бронированная. Ты неплохо соображаешь! В нашем квартале слишком много дрянных мелких воришек.

Благодаря парусной регате на Жан-Люка снизошло озарение. Он нашел в шкафу свой красный комбинезон и шлем, закрывающий лицо и голову, который сохранил, продав свой мотоцикл. Стойко выдержав град сыпавшихся на него вопросов, он облачился в костюм и спустился в гараж за баллоном с краской. Он помнил, что когда-то покрывал хромированные части одного из доставленных Менахемом автомобилей серебристой краской. Ной, поняв наконец, что отвечать ему никто не собирается, молча смотрел, как Жан-Люк красит шлем. Уже хорошо. Довольный своей работой, Жан-Люк приказал Ною взять сложенные на верстаке дубинки и отнести их в машину.

Ной и Жан-Люк вышли из лифта на одиннадцатом этаже и поднялись на двенадцатый пешком. Прежде чем надеть свой серебристый шлем, Жан-Люк уловил запах гашиша, который плыл по коридору в такт песне Йуссу Н'Дур. Музыка и запах доносились от соседей справа, а вот сосед слева в отличие от них не терял чувства реальности и очень интересовался окружающим миром. Он стоял, приложив ухо к двери Фарида Юниса.

– ПОЖАРНАЯ СЛУЖБА СЕН-ДЕНИ! – рявкнул Жан-Люк.

Старик подскочил от неожиданности:

– О, я как раз собирался вызвать полицию. Похоже, молодой человек одурманен наркотиками. Думаю, он сломал всю мебель в своей квартире. Если он еще с собой не покончил.

– Сейчас мы его оттуда вытащим. Советую вам вернуться к себе, мсье. Нам нужно выломать дверь дубинкой. Будет очень шумно и, боюсь, небезопасно.

– Да я уже привык, знаете ли. Мои соседи ужасно любят музыку, а молодой наркоман, заходя к ним, всегда громко хлопает дверью, не заботясь о том, день на дворе или ночь. Такая уж сейчас молодежь, и надо с этим смириться. Я живу в этом квартале уже тридцать семь лет. Меня зовут Себастьян Опель. Я рад, что пожарные действуют так быстро. Они всегда этим отличались.

Фарид лежал на кровати без рубашки в обнимку с пустой бутылкой. Он выпил весь джин еще до того, как разломал свою скудную мебель и оборвал с окон шторы. Похоже, что он крепко спал. Ванная комната напоминала место кораблекрушения. Шкафчик для лекарств и его содержимое валялись в ванне вместе с сиденьем от унитаза, а сверху плавала «Франс суар». Жан-Люк перевернул газету и увидел крупный заголовок: «ПРЕСТУПЛЕНИЕ!», а рядом с ним – фотографию красивой блондинки. «Ванесса Ринже, девятнадцать лет, социальный работник, была убита вчера утром в своей квартире. На Пассаж-дю-Дезир, в десятом округе Парижа, воскресенья только кажутся спокойными…»

«Первый раз в жизни Фарид решил почитать газету, и ему так не повезло», – подумал Жан-Люк, сворачивая мокрые листы, прежде чем засунуть их в карман шкиперского костюма. Потом он изучил коробочки с лекарствами, плававшие в воде. Ничего особенного: аспирин, парацетамол, пастилки от боли в горле. И ни одного спазмолитика. Очевидно, бесстрашный Фарид в них не нуждался.

– Йоу! И это он, который спиртного в рот не брал.

– Надеюсь только, что ему не пришло в голову выпить коктейль из джина со снотворным.

– Нет! Он ничего такого у себя не держал.

– Да, похоже, так оно и есть.

– Точно тебе говорю! Фарид никогда не ходил к врачу. И я не припомню, чтобы он совершал налеты на аптеку.

– Заверни Фарида в покрывало, Ной, мы увезем его отсюда. А я тем временем проверю, не осталось ли здесь чего-нибудь ценного.

– Это ты о чем? О мешке с его долей?

– Браво, ты угадал!

– Я и представить себе не мог, что Фарид когда-нибудь начнет все крушить, как этот чертов Аттила, вождь гуннов. Ты видел? Он даже шторы сорвал.

«Да нет же, это у живущего в нем ангела запутались крылья», – подумал Жан-Люк. И ответил:

– Да, неплохая работа.

– Думаешь, старый маразматик поверил, что ты и в самом деле пожарный?

– Похоже, он не такой уж маразматик, каким ты хочешь его выставить. Но в любом случае, он может принимать меня за кого угодно – за Гая Фокса или за Человека-паука, мне плевать. Мы нашли Фарида. Но нам надо срочно убираться из твоего квартала.

«И вбить тебе в башку, что ты не скоро сюда вернешься», – добавил он про себя, беря Фарида на руки. Тот оказался тяжелее, чем можно было подумать.

Устроившись у изголовья своего друга, Жан-Люк долго наблюдал за ним. Двойные шторы в спальне пропускали дневной свет лишь частично, поэтому лицо спящего было освещено только наполовину. Время от времени он что-то неясно бормотал и ворочался. Должно быть, его ум был опустошен, а сердце – разбито. Царь только что потерял свою Шехерезаду и теперь не знал, что делать с тысячью и одной ночью.

Его пробовали разбудить, через воронку вливая ему в рот кофе. Несмотря на помощь Ноя, из этой затеи ничего не вышло, все закончилось перепачканными обоями и креслами. Когда миновала опасность, что Фарид впадет в кому, они смогли оставить его спокойно проспаться после джина. Рано или поздно весь алкоголь должен из него выйти. А потом, на корабле, Фарид встретит других девушек. Он каждый день будет пьян, но не от вина. Жан-Люк принял два решения. Назвать свой парусник «Черным ангелом». Убедить Фарида купить его на двоих, чтобы выходить в море вместе. Жан-Люк скопил уже приличную сумму, так что завершить дело будет нетрудно. Фариду нужна цель, настоящая жизнь, а не унылое существование. Жан-Люк научит его морскому делу. А насчет Ноя посмотрим.

Если Фарид и в самом деле захочет взять его с собой, что ж, можно попытаться.

Конечно, прежде всего надо будет прояснить эту непонятную ситуацию на Пассаж-дю-Дезир. Однако Жан-Люк научился быть терпеливым, как моряк, готовый, рискуя своей шкурой и своим судном, провести тринадцать дней и двенадцать ночей в океане, мотаясь, например, между Сен-Мало и Пуант-а-Питр. В любом случае, убил Фарид Ванессу или нет, Жан-Люк решил взять его на борт. Но остался еще один немаловажный вопрос: куда Фарид дел свои деньги? Жан-Люк скупил в киоске все газеты и, усевшись перед телевизором, принялся переключаться с канала на канал. Но ни один журналист, рассказывавший о деле Ванессы Ринже, не упомянул о наличии мешка, набитого деньгами. Это могло означать что угодно: что полиция хранит эту информацию в секрете, что соседки Ванессы скрыли деньги, или – наилучший вариант – что Фарид сам их куда-нибудь припрятал. Сценариев было хоть отбавляй.

Между тем Жан-Люк несколько раз пытался сосредоточиться на том, что делает ангел, и наконец, после долгих стараний, ему это удалось: он увидел ангела с опущенной головой, привязанного за ноги к черному дереву, лишенному листьев. Его крылья были сложены, как у гигантской летучей мыши. Жан-Люк взял Фарида за руку и осторожно встряхнул ее, так что серебряные кольца засверкали в бледном луче солнца.

– Эй, парень! Ты больше не знаешь, кто ты есть, а? А я, веришь ли, никогда этого не знал. Теперь у нас есть нечто общее. Хочешь ты этого или нет.

6

Около восьми вечера, когда была выкурена пачка сигарет, а «Сикстинская капелла» упорно не желала складываться, Лола Жост решила, что сейчас самое время пойти в город пообедать. Зная Максима Дюшана, можно было предположить, что его ресторан будет открыт, невзирая на катастрофу, обрушившуюся на юные головы Хадиджи и Хлои. «Дневные и ночные красавицы» были настоящим оплотом благополучия, скромным местом встречи завсегдатаев, которым предлагались вполне умеренные цены. Маленький ресторан без претензий. Хороший, простой и не особенно дорогой. Так сказать, парижская редкость.

Лола Жост надела плащ и ботинки, сунула в карман непочатую пачку сигарет, вынула зонтик из фарфоровой подставки, украшенной драконами (это был подарок ее сына, обладавшего единственным недостатком – он любил китайские безделушки), и направилась к Пассаж-Бради. Поднимаясь по улице Фобур-Сен-Дени, Лола подумала, что если дождь в ближайшее время не прекратится, то те, кто предсказывает еще более страшный, чем в 1910 году, разлив Сены, в конце концов окажутся правы.

Ворвавшись в крытый переход, ветер принес хорошо знакомые запахи, среди которых выделялся аромат карри. «Красавицы» были единственным в своем роде заведением в сердце улицы, напичканной индийскими ресторанами. Несмотря на сквозняк, Лола помедлила, изучая выставленное снаружи меню. Овощи, фрукты, сосиски, говядина, дикая утка, десерты… Однако десерты Лолу Жост никогда не интересовали. Она обожала соленое и спиртное.

Сквозь витрину она разглядела Эдуарда, сына продавца газет. На нем был большой черный фартук, и он прислуживал вместо Хлои и Хадиджи. Учась в школе гостиничного бизнеса, этот паренек регулярно подрабатывал у Максима. Из этого следовало, что жандармерия и в самом деле задержала девушек. Ну что ж, они от этого не умрут, а у Хадиджи только прибавится вдохновения для прослушиваний. То, что нас не убивает, придает нам сил, и все такое прочее.

Лола узнала нескольких завсегдатаев и среди них – высокую нескладную блондинку с коротко, как у борца, стриженными волосами и американским акцентом. Эта девушка тоже любила сей маленький бастион. Лола подозревала, что ей здесь нравится не только еда; ее маневры с Максимом не ускользнули от внимания бывшего офицера полиции. Девушка тайком пожирала его глазами, когда он, оставив кухню, шел пообщаться со своими посетителями. Максим Дюшан, несмотря на свой маленький рост, всегда имел успех у женщин. От этого лица воина, вернувшегося издалека, но хранящего какую-то тайну, от этого неуловимого взгляда невозможно было оторваться.

Эдуард проводил ее на обычное место, к тому столику, за которым она так часто сидела с Туссеном. Сев лицом к зеркалу, глядя в которое она могла беспрепятственно наблюдать за посетителями, Лола отметила, что она похожа на кашалота-неудачника. Одутловатое лицо, обрамленное седыми по-старушечьи уложенными волосами, одежда 50-52-го размера, в зависимости от марки. Так бывало всегда, когда приходил и хлопал дверью призрак Туссена Киджо.

– Что за мерзкая погода, мадам Жост! Приход к нам был смелым поступком с вашей стороны.

– Не надо все время жаловаться, мой мальчик. В девятьсот десятом году Сена поднялась на шесть метров. Вода дошла до усов зуава на мосту Альма. Крысы, которым посчастливилось не утонуть, вовсю разгуливали по ресторанам. По сравнению с этим сейчас все замечательно.

– Сегодня утром по радио сказали, что все это может повториться.

– Вот тогда и будем горевать, Эдуард. А пока принеси-ка мне сосиску с картошкой и бокал домашнего красного вина. И предупреди Максима, что я хотела бы сказать ему пару слов, когда у него выдастся минутка. Ясно?

– Ясно, мадам Жост.

Сосиска была вкусной, картошка тоже, а когда из бокала Лолы исчезла последняя капля домашнего вина, Максим Дюшан подошел к ее столу, сел и минуту смотрел на нее, ничего не говоря. Это ему удавалось блестяще.

– Привет, Максим, – сказала она, потому что пришла пора разрушить чары и вернуться к реальности.

– Привет, Лола.

– Встав сегодня утром, я вспомнила, что мое настоящее имя – Мария-Тереза и что мне сто двадцать лет.

– Я отказываюсь звать тебя Марией-Терезой. Для меня ты всегда будешь Лолой.

– Ладно, – согласилась Лола. – Но я хочу пить.

Максим поднял руку, подзывая Эдуарда, и начертил в воздухе какой-то каббалистический знак. Пока не принесли вино, оба молчали. Максим знал, что Лола думает о Туссене Киджо, но у него было достаточно такта, чтобы не называть его имени вслух; он ждал, пока она сделает это сама. Что же до Лолы, то она не имела ни малейшего желания вспоминать Туссена. Она выдержала паузу, а потом открыла новую пачку сигарет, не предложив Максиму. Курение не входило в число его пороков.

– Кто та стриженая девушка, похожая на древнего викинга?

– Высокая блондинка в матросском пуловере?

– Да.

– Ингрид Дизель, массажистка с Пассаж-дю-Дезир.

– Целая программа.

– Тайский, шиацу, балинезийский массаж.

– Что это за хрень?

– Она делает все виды массажа.

– А ты пробовал?

– Да, Лола.

– И тебе понравилось, Максим?

– Очень.

– Как ты с ней познакомился?

– В гимнастическом клубе на улице Птит-Экюри. У нее необыкновенный характер. Она никогда не пропускает тренировок.

Лола опустошила свой стакан, Максим – свой, после чего наполнил их снова. Лола отметила, что это было именно то, чего она от него ждала. Чтобы он подал ей вина и выпил с нею. Чтобы не говорил ей, что она слишком много курит. Чтобы слушал, как она говорит, или молчал вместе с ней. Чтобы он рассказал ей, что у него на сердце, или не рассказывал ничего. С Максимом всегда чувствуешь себя свободно. Сегодня, вечером в понедельник, Максиму хотелось поговорить, и он сказал:

– Ты, конечно, знаешь, что Хадиджу и Хлою задержали?

– Знаю.

И стал говорить о девушках, а она слушала. Он рассказал о Хлое, у которой были проблемы с весом, и это заставляло ее искать утешения в игре на виолончели или в общении по Интернету. О Хадидже, храбром маленьком солдате, у которой, – он в этом уверен, – сил хватит на двоих. И все-таки для таких молоденьких девушек это слишком жестокое испытание. Хлоя, Хадиджа и Ванесса, три неразлучных подруги, познакомились еще в колледже. Хлоя умирает от ужаса. Хадиджа хорохорится, но что толку? Они не имеют ни малейшего представления, кто мог напасть на их подругу. Одно из двух: либо Ванесса сама открыла дверь убийце, либо у него были ключи. Это все, что смогли рассказать Хлоя и Хадиджа, а полиция в лице маленького ограниченного комиссара сочла это недостаточным.

– Я делаю все, чтобы ободрить их. Однако это дело дурно пахнет. Убийца отрезал ей ноги.

– Я знаю, мой бывший коллега ввел меня в курс дела.

– Сегодня утром этого в прессе не было.

– Естественно. Груссе хочет, чтобы убийца знал обо всем этом больше, чем общественность, тогда ему можно будет расставить ловушку во время допросов.

– А представь себе, что мы имеем дело с сумасшедшим, который захочет сделать то же самое с Хадиджей или Хлоей. Так же думает и лейтенант Бартельми. А ты веришь в эту теорию?

– Я ни во что не верю. Тем более что я уже не работаю в полиции, не забывай об этом.

Голос Лолы прозвучал печальнее, чем ей хотелось. Поэтому она улыбнулась. Максим побарабанил пальцами по столу и насмешливо сказал:

– Знаешь, что тебе не помешало бы?

– Не имею ни малейшего представления.

– Хорошая консультация у Антуана.

– Кто это?

– Завсегдатай «Красавиц» и психиатр Хлои. Может быть, сходив к нему и полежав на его диване, ты почувствуешь себя лучше. А его пса зовут Зигмунд.

– Не может быть!

– Может. Кроме того, Антуан – очень интересный тип. Ты знаешь, почему психиатры укладывают пациента на диван, а сами устраиваются позади него?

– Чтобы иметь возможность отдыхать время от времени?

– Не угадала, Лола. Пациент более откровенен, когда видит перед собой пустоту, то есть самого себя.

– Ты полагаешь, это действует ободряюще?

– Думаю, стоит для начала принять эту пустоту.

Поговорив с Максимом, Лола почувствовала себя лучше и вернулась к пазлу. Сегодня вечером она налегала на домашнее вино, но ей все было нипочем; это только поможет ей заснуть. Когда в дверь позвонили, она подумала, что это Бартельми, и ворча встала. Однако, посмотрев в глазок, она увидела лишь Ингрид Дизель, массажистку на все руки. Лола взглянула на часы: 22:35. И все-таки она открыла нахалке – та улыбалась так, как будто хотела попросить о чем-то весьма непростом. Лола молча смотрела на нее. В свое время такой прием многих заставлял нервничать.

– Мадам Лола Жост?

– Кому как…

– Меня зовут Ингрид Дизель. Я от Максима Дюшана, из «Красавиц».

– Да-да, я знаю Максима. И что?

– Можно войти?

Лола впустила ее, не скрывая, впрочем, своего недовольства по этому поводу. Девушка-борец пробормотала извинения, сняла туфли, чтобы не запачкать ковер – хороший знак – и развалилась на диване. Не такой уж хороший знак. На ней были серо-голубые носки, полинявшие джинсы и полосатый полувер, который она без лишних церемоний сняла, пожаловавшись, что в нем жарко. Лола увидела перед собой девушку в майке со смелой татуировкой на плече. Она закурила, предложив сигарету своей гостье (впрочем, та отказалась), уселась в свое любимое кресло и крепче запахнула на себе халат.

– Максим сказал мне, что вы работали в полиции.

– Это было еще до вашего рождения. На Земле как раз собирались воцариться динозавры.

– Но мне уже за тридцать.

– А можно узнать, что привело вас, Ингрид Дизель, ко мне в этот поздний час?

– Но ведь еще нет и одиннадцати. Дело вот в чем. Я живу на Пассаж-дю-Дезир, в том доме, где Ванессу Ринже…

– Да, я в курсе.

– Ваши коллеги первый раз допрашивали меня дома. Я не могла сказать о своих соседках ничего плохого. Когда я увидела, что их увозят в комиссариат, то поехала следом. Оказавшись на месте, я пыталась отстаивать их интересы, но один из ваших коллег повел себя весьма нелюбезно.

– Люди часто забывают, что комиссариат – это не пляж в тропиках. Те, кто там работает, ежедневно подвергаются стрессу и поэтому не слишком дружелюбно относятся к туристам.

– Я думаю, вы можете мне помочь. В конечном счете, помочь всем нам. Жителям квартала. Потому что смерть одной молоденькой девушки волнует всех.

– Наша беседа начиналась вполне разумно. Говоря о моей карьере, вы употребили прошедшее время. И попали в точку. Но сейчас вас понесло не в ту сторону. А жаль. Тем более что все это становится навязчивым: вы уже вторая сегодня, кто напоминает мне о прошлом. Скажите себе: сейчас Лола Жост занимается тем, что собирает пазлы. Во всяком случае, когда у нее есть на это время.

– Но собирать пазлы, должно быть, ужасно…

– Ужасно что? Нудно?

– Э-э… да. Но извините меня, я сразу перейду к делу. Максим сказал, что я могу поговорить с вами, что вы – приятная женщина.

– Приятная женщина. Штамп! Я предпочла бы такой вариант: Максим сказал мне, что вы – настоящая женщина. Ну, ладно. Я настоящая женщина. Или, во всяком случае, то, что от нее осталось после того, как я раздала себя по кусочкам. Я раздавала и раздавала себя, а теперь имею право сидеть дома и собирать пазлы или делать розы из морковки, если мне так хочется. Или произносить сальные словечки, вот. Это со мной случается, когда я устаю от пазлов. Я имею такое право.

– Нет.

– Как это нет?

– Если вы ничего не сделаете, то арестуют невиновного, а тот негодяй, который убил Ванессу, останется на свободе. Это недопустимо.

– Я тоже знаю высокие слова, а не только сальные: неприемлемый, непереносимый, недопустимый, непостижимый и даже несправедливый. Так что не произносите высоких слов у меня над ухом: они меня не впечатляют.

– Но все-таки жизнь заключается не в том, чтобы сидеть дома и забывать о других.

– Жизнь, мадемуазель, – это чередование сладкого и горького, и если в таком возрасте вы этого еще не поняли, то я здесь бессильна.

– Максим сказал мне, что до того, как убили вашего коллегу, вы были необыкновенным полицейским.

– Вы начинаете меня утомлять.

– Вместо того, чтобы тонуть в жалости к себе и этом жутком халате, вы бы лучше встряхнулись и помогли всему кварталу.

– Довольно. Я не допущу, чтобы коротко стриженная полосатая девица с татуировкой проявляла неуважение к моему халату. Убирайся.

– Нет.

– Как хочешь. Я вызову своих, как ты выражаешься, коллег, чтобы они забрали тебя в участок. Гарантирую, что в этот раз они отнесутся к тебе с должным вниманием.

– Вы не приятная женщина. Максим ошибся, а я еще раз повторяю: ваш халат ужасен. Просто ужасен! Когда вы будете вести тихую и спокойную жизнь пенсионерки, вы перестанете быть интересны. И это время вот-вот наступит.

– Дверь осталась на прежнем месте, и комиссариат тоже. У тебя есть две секунды, чтобы выбрать, какое из этих мест тебе по душе.

Американке не пришлось повторять третий раз. И Лола смогла наконец закрыть за нахалкой дверь. Она минуту постояла, запирая дверь и настраивая глазок; у нее в голове мелькнула мысль об огромном неподвижном циклопе. Подходящий персонаж для сериала о Шеддоках. Однако «Шеддоки» уже давно не шли по телевидению. Потом она заметила, что татуированная девица забыла у нее свой пуловер. Лола метнулась к окну и увидела силуэт, быстро удаляющийся в направлении Пассаж-дю-Дезир. Шаг спортсменки. Полураздетая холодной ноябрьской ночью и согреваемая бушевавшей в ее душе яростью. Люди иногда неузнаваемо преображаются в моменты поражений.

Лола машинально прочитала этикетку на пуловере. Сороковой размер. Лола вспомнила, что носила сороковой размер во времена своей юности. В эпоху «Шеддоков». Она унесла пуловер в спальню и встала перед зеркальным шкафом. Да, ее халат отвратителен, но что с того? Он по крайней мере теплый. Она приложила полосатый, как матроска, пуловер к своей необъятной груди, и он показался совсем маленьким, прямо детским. В процессе странной эволюции сирена медленно превращалась в старого кашалота. Так медленно, что она и сама не заметила, когда это наконец произошло. И тысячелетия спустя после катастрофы потаскуха наивно размахивала матроской-пуловером, как флагом, как опознавательным знаком, воображая, что все просто. Что достаточно сказать: «да, о да, я согласна».

Ну же, Лола, прекрати этот балаган. Ты слишком пьяна, деточка. Тебе пора идти спать.

Так Лола и сделала. Но не успев донести голову до подушки, она снова встала. В ее ушах звенел обрывок фразы. Фразы этой девчонки Дизель. Она сказала: «Если вы ничего не сделаете, то арестуют невиновного…» И, по ее словам, она ходила на улицу Луи-Блан давать показания в пользу Хадиджи и Хлои. Лола встала и позвонила Бартельми. Маленький мерзавец, похоже, был рад ее слышать и рассыпался в похвалах «начальнице», таких же длинных, как понедельник без пазла. Она быстро осадила его, и лейтенант рассказал обо всем, что ей хотелось знать. Садовый Гном уже устал играть с официантками из «Красавиц». Сейчас он собирался заняться их хозяином. Будучи возлюбленным Хадиджи Юнис, Максим Дюшан имел доступ к ключам от квартиры девушек. А в то утро, когда произошла драма, он был на месте происшествия. На сеансе массажа у Дизель. Лола быстро оделась, взяла полувер-матроску (матроску-полувер – она не знала как лучше) и направилась к Пассаж-дю-Дезир.