Текст книги "Тайна улицы Дезир"

Автор книги: Доминик Сильвен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

25

Облокотившись на барную стойку «Красавиц», Лола настолько ушла в свои мысли, что не реагировала на призывы побыстрее уйти отсюда и спрятать деньги на Пассаж-дю-Дезир. Холщовый мешок, найденный в стенном шкафу у Максима, лежал сейчас у их ног, в нем было содержимое, извлеченное из летнего одеяла.

– Лола! Проснись! Ты слышишь меня или нет?

– Да, милая, я вполне могу делать два дела одновременно. Ты права. Уходим отсюда, давай спрячем деньги у тебя.

Войдя в свою квартиру, Ингрид заметила мигающий зеленый огонек на автоответчике. Она направилась в кухню, сварила кофе, налила чашечку Лоле и принялась считать деньги.

– Лола, здесь почти пятьсот тысяч евро.

– Неплохо.

Ингрид наконец обнародовала таившиеся в автоответчике сообщения. Все они были от Родольфа Кантора. И с каждым последующим сообщением его тон становился все жалобнее. Последнее было оставлено меньше часа назад.

Голос хозяина кинотеатра угас со словами: «Помогите мне справиться с ситуацией, или я заявлю, что разгром моего заведения – ваших рук дело!»

– Как будто это надо было нам, – сказала Лола, возводя глаза и воздевая руки к небу.

– Наверное, мне все-таки стоит поехать туда, – отозвалась Ингрид.

– Я с тобой.

– Уверена?

– Уснуть, деточка, – это все равно, что успеть на поезд. Если ты опаздываешь на один, то всегда можешь сесть на следующий. Вот и я подожду следующего поезда.

– А если мы в конце концов вообще разучимся засыпать?

На Родольфе Канторе был обычный городской костюм. На его волосах совершенно отсутствовал бриллиантин, глаза блуждали, и он отклеивал искусственные усы.

– Шесть рядов кресел сломано, красный занавес разорван, бар разорен. Надеюсь, вы сможете убедить их очистить помещение. Иначе через две минуты я вызову полицию и сошлюсь на вас.

– Почему вы не начали с этого? – спросила Лола.

– Потому что, несмотря ни на что, я хочу, по мере возможности, сохранить наилучшие отношения с Диланом Клапешем. Этот человек все-таки звезда.

Его слова заглушил звон разбитого стекла и ликующие вопли. Потом послышался голос солиста «Ред Хот Чили Пепперз». Своим властным голосом он призывал людей избавляться от телевизоров. Throw away your television. Time to make this clean decision. [Телик выбрось за порог. Сделать это – самый срок (англ.).] Бас бил по ушам. Ему отвечало нервное соло на гитаре. Ингрид объяснила, что собой представляла компания Дилана Клапеша. Директор провел дрожащей рукой по волосам.

– У меня идея, – вновь заговорила Ингрид.

– В добрый час! – взвизгнул Кантор.

– Вы мастер маскарадов, и у вас наверняка где-нибудь завалялось соблазнительное платье и парик.

– Подождите… э-э-э, да, есть. Их оставила здесь моя жена. Прошлым летом мы устраивали грандиозный костюмированный вечер, и Рене изображала мать из семейки Адамс.

– Давайте все это сюда, потом найдите на диске «Ред Хот Чили Пепперз» композицию «Don't forget те», [Не забывай меня (англ.).] а остальное предоставьте мне.

– Ты уверена, что у тебя получится, Ингрид?

– Не беспокойся, Лола. Иногда лучше поразить воображение, чем что-либо еще.

Они вошли в зал. Он представлял собой настоящее поле боя. Воздух был пропитан сигарным дымом. Музыка гремела так, что сотрясались стены. Тут и там скакали группы друзей Клапеша, хорошо подогретые спиртным. Сам режиссер сидел около сцены и жадно обнимал красивую брюнетку. Ингрид, сняв куртку и колпак, оставила их на попечение Лолы.

Лола и Кантор смотрели, как она движется по центральному проходу и берет курс на Клапеша; платье и парик, которые она держала под мышкой, были похожи на пойманного зверя с развевающейся на ветру гривой. Ингрид горячо обняла режиссера и пустилась с ним в долгие переговоры. Потом она забралась на сцену и скрылась за разорванным занавесом.

Режиссер обратился к своей орде с речью. После длительных увещеваний, тонувших в потоке энергии калифорнийской группы, друзья Дилана Клапеша один за другим расселись. Музыка смолкла, заиграла вновь, заикнулась – Кантор искал на диске нужную песню. Свет постепенно стал приглушенным, зал накрыла волна гитарного вступления, послышался голос певца. I'm an ocean in your bedroom Make you feel warm Make you want to reas-sume… [Я океан в твоей спальне. Согреваю тебя. Заставляю тебя снова захотеть стать моей… (англ.)] Тут занавес открылся, и зрители увидели конус света, в центре которого стояла высокая колдунья с копной угольно-черных волос и бледным лицом. Она воздела свои длинные руки к воображаемому небу.

Перчатки из темного блестящего атласа закрывали ей практически все руки, оставляя на виду только плечи. Ее пестрое платье скрывало фигуру, внизу напоминая венчик ядовитого цветка. Сначала, извиваясь, танцевали только руки. Одна за другой, медленно, движениями, выверенными тысячелетней магией, перчатки открывали мраморные колонны рук. Она подразнила зрителей, крутя ими в воздухе, а потом небрежно отбросила. Невидимая публика не издавала ни звука. Она начала вращать бедрами в такт голосу певца. Она откинула полу платья, и взорам зрителей открылась нога. Ступня была обнаженной, изящной, не изуродованной обувью. Без неестественно высоких каблуков Ингрид превратилась в Эсмеральду.

«Блестяще!» – подумала Лола, которой еще никогда не доводилось видеть стриптизершу, способную исполнить свой номер без особых туфель.

Створка двери приоткрылась, и к Лоле проскользнул Родольф Кантор. Он улыбался. На сцене платье понемногу поднималось все выше, пока наконец не полетело в публику, словно стая обезумевших ворон. Лишь секунду волосы закрывали опасные полукружия грудей. Потом Эсмеральда развернулась, показав спину и ягодицы амазонки, побежала в темноту кулис и принесла оттуда стул, с которым исполнила чувственный танец. Not alone, – молил певец. I will be there Tell me when you want to go. [Я буду там. Скажи мне, когда захочешь пойти (англ.).] При этих словах Ингрид, чья кожа была нежнее лунного света, схватила стул за спинку, приподняла его быстрым движением, обрисовавшим бесконечность гладких и сильных мускулов, и била его об пол до тех пор, пока от него не осталось два маленьких кусочка дерева. Из них она сделала себе рога.

Она исчезла под гром аплодисментов и приветственные крики.

– Ваша подруга не эксцентричная девушка, – с тоской сказал Кантор, – а просто странная.

– Обещание, данное Ингрид Дизель, – это закон, ребята! Освобождаем помещение! – закричал Дилан Клапеш.

– Чудеса, – проговорил Кантор.

26

Вновь облачившись в свой перуанский колпак и куртку, она ела круассаны с маслом, оставлявшим тонкую жирную пленочку на ее пальцах. Время от времени она улыбалась и отпивала глоток кофе, не чувствуя, как и Лола, ни малейшего дискомфорта от молчания. Жозеф, владелец бара на улице Фидедите, тихо разговаривал с двумя завсегдатаями.

«Вот она, великолепная Ингрид Дизель», – подумала Лола. И взглядом дала ей понять, что восхищена ее хладнокровием, что на земле найдется немного таких девушек, как она, и что она искренне поражена. Лола сказала это только взглядом, чтобы не нарушать спокойствия утра. Занимался рассвет. Над ними и над городом витало неизъяснимое очарование, которое продлится лишь до той минуты, когда прозвонят будильники и люди ринутся на работу. Может быть, она скажет ей это как-нибудь в другой раз, так, между прочим, в телефонном разговоре. Гораздо легче говорить людям, что ценишь их, тогда, когда они далеко.

Они слышали четкий голос диктора, читавшего по радио сводку новостей. Продолжалась забастовка в лицее имени Александра Дюма в Кретеле – преподаватели отказывались работать из-за возвращения в школу ученика, исключенного школьным советом за нарушение дисциплины. Этот папенькин сынок нанял адвоката. «Черный прилив» надвигался на французское побережье, и среди владельцев устричных хозяйств нарастало недовольство. Как нарастала угроза войны в Ираке. Банда из пяти налетчиков ворвалась в один из аукционных залов Парижа и меньше чем за пятнадцать минут унесла восемь миллионов евро. В бедном квартале Тель-Авива погибли двадцать девять человек. Этот террористический акт был ответом на гибель накануне трех палестинцев.

«Очарование утра разбилось», – подумала Лола, заказывая Жозефу еще две больших порции кофе. Глядя в окно, она увидела несколько странных прохожих, идущих по тротуару. На одном из них была маска, делавшая его похожим на террориста или, скорее, на налетчика. Лола перестала помешивать кофе и повернулась к Ингрид, которая вопросительно смотрела на нее с набитым ртом.

– В день смерти Ванессы, как раз после того, как от меня ушел Бартельми… В сводке новостей было сообщение о нападении на обменный пункт на Елисейских Полях. Три налетчика в масках, на рассвете.

– What a bloody Sunday! [Что за хреновое воскресенье! (англ.)]

– Они украли полтора миллиона евро. Если разделить полтора миллиона на троих…

– Получится пятьсот тысяч, – закончила Ингрид, широко улыбаясь. – Лола, ты гений!

– Спокойно, Ингрид. Я просто прикидываю…

– Противное слово – прикидывать. У вас в языке есть несколько слов, которые мне не нравятся: кудахтать, уполномочивать, совершенствовать. Не спрашивай меня, почему. А еще – четвертовать, делать эпиляцию, накипать.

– Конечно, представить себе Максима, Хлою и Хадиджу, толпой вламывающихся в обменный пункт, как-то непросто.

– Или славную троицу – Ванессу, Хлою и Хадиджу. Вот ты можешь поверить, что это сделали девушки?

– Если бы только они были такими, как ты, Ингрид, но это не тот случай.

– Indeed, [Действительно (англ.).] Лола.

– В любом случае этот мешок с деньгами – сильнейший побудительный мотив. Представь себе, что по той или иной причине деньги после налета оказались у девушек.

– Однако мы с тобой обнаружили их у Максима. Но если дело только в деньгах, то зачем понадобилось калечить Ванессу? Достаточно было ее задушить.

– Вот именно. Это подтверждает мою теорию: убийце нужно было направить полицию по следу Максима. И скрыть мотив денег. Заменив его любовным мотивом.

– В этом что-то есть, Лола.

– Ванесса была идеалисткой. Пофантазируй немного. После раздела добычи один из налетчиков решает воспользоваться ее квартирой, чтобы спрятать деньги. Ванесса отказывается и угрожает выдать его полиции. Налетчик убивает ее. Итак, кто знал квартиру девушек настолько хорошо, чтобы быть в состоянии спрятать там деньги? Не тот ли, кто был с ними каким-то образом связан? Не тот ли, у кого мозги набекрень?

– Фарид Юнис.

– Совершенно верно.

– Но все-таки есть один элемент, который не вписывается в картину, Лола.

– Какой?

– То, что деньги нашлись в «Красавицах». It doesn't work. [Что-то не сходится (англ.).]

– Я знаю. Но и на это можно найти ответ. Который объяснил бы, почему с самого начала Хлоя и Хадиджа рассказывают только то, что им выгодно. Они находятся на месте преступления, когда разгорается ссора между Ванессой и Фаридом. Ванесса умирает. Хадиджа, которая сердита на нее из-за Максима, решает помочь брату. Они маскируют преступление под преднамеренное убийство. Хлоя, очень внушаемая девушка, дает себя уговорить и обещает молчать. Хадиджа, или Фарид, или они оба прячут деньги у Максима.

– Рискованное предприятие, тем более что рано или поздно подозрение может пасть на Максима.

– Хадиджа – очень ловкая девушка, знающая квартиру Максима как свои пять пальцев, Ингрид. Спрятать деньги в заботливо упакованное одеяло – хитроумный ход.

– А как ты объяснишь, что профан вроде меня смог найти их столь быстро?

– Благодаря твоей открытой душе, Ингрид. Ты не строишь априорных заключений. И все воспринимаешь невероятно свежо, не забивая голову пустяками.

– Как это?

– Ты любишь Максима. Шаря по его шкафам, ты думаешь о таких вещах, которые никогда бы не пришли в голову обыкновенному полицейскому. Запах его кожи, его постель, простыни, на которых он спал. Ты не ограничиваешь себя и свободно объединяешь идеи. Тело привело тебя к кровати, кровать – к одеялу, а одеяло – к банкнотам.

– А банкноты – в Сен-Дени. По следам Фарида Юниса.

– Ты понимаешь меня с полуслова, Ингрид.

27

Выйдя из комиссариата, Хадиджа быстро зашагала к дому. Нельзя было терять ни минуты. Груссе задержал Хлою, он знал, что она слабое звено. Обработав ее, он непременно произведет обыск в «Красавицах». Хадиджа надеялась, что ее подруга будет достойно держаться и грудью защищать Максима. Этот дрянной полицейский, этот плюгавенький комиссаришка любил унижать других. Она ясно прочла в его глазах удовольствие, когда он обрушил на нее весть о связи Максима с Ванессой. «Сплетни», – отреагировала она как можно холоднее. Лучше сдохнуть, чем показать ему свою боль.

Максим и Ванесса. Хадиджа и представить себе этого не могла. Она всегда считала себя единственной. Торопясь уничтожить обременявшее ее доказательство, Хадиджа в первый раз подумала о том, чтобы оставить его. Чтобы жить без Максима.

Дверь черного хода, кухня, квартира. Одеяло, сложенное на верхней полке шкафа. Она достала чехол, прощупала его и почувствовала, как душа уходит в пятки. Денег там не было.

У нее закружилась голова. Потом она взяла себя в руки и стала думать. Даже Хлоя не знала, в какой части квартиры они были спрятаны. Полиция не могла так быстро произвести обыск и уйти. Все должно иметь разумное объяснение.

Неужели Максим… Хадиджа почувствовала, как заржавленная игла вонзается ей в мозг. Если он нашел деньги, то что подумал? Что она из ревности убила Ванессу и спрятала деньги у него, чтобы очернить его в глазах полиции?

Были возможны и другие варианты. Даже самый скверный: Максим убивает Ванессу и оставляет принесенные Фаридом деньги, зная, что ни Хадидже, ни Хлое не останется ничего другого, кроме как солгать полиции. Может быть, догадавшись, что его задержат, Максим взял деньги, намереваясь перепрятать их в более надежное место? У полиции не было на его счет никаких конкретных доказательств, только слухи.

Максим ждет, пока все разговоры об этом деле замолкнут и можно будет исчезнуть с деньгами.

Хадиджа почувствовала, что у нее перехватывает дыхание. Можно ли прожить с человеком столько времени и ничего о нем не знать? Нет, она положительно не может представить себе его в роли убийцы. Он, конечно, спал с Ванессой, но не убивал ее. Максим – это не Фарид.

Она еще мгновение стояла в комнате, глядя в пустоту, а потом спустилась в зал. Фарид и Жан-Люк сидели у стойки бара. Она удивилась, но не испугалась, потому что в ней еще жила смутная надежда: может быть, Фарид пришел не за деньгами? Он быстро вывел ее из заблуждения.

– Так это твой хахаль ее убил?

– Какая разница, что я скажу? Ты же все равно мне не поверишь.

– Я всегда слушал тебя, Хадиджа. Всегда. И что? Он убил ее и забрал деньги, так?

– Максим никого не убивал.

– Однако ходят слухи, что он убил свою жену. Жан-Люк слышал разговоры об этом в квартале.

– Если Жан-Люк ведет себя как старая сплетница, это его проблемы.

– Сейчас я тебе покажу, какая из меня старая сплетница, детка!

– Я тебя не боюсь, болван.

– Твоя сестра не просто плохо воспитана, Фарид. Она еще и несознательная.

Хадиджа смерила их взглядом. Верзила выглядел оскорбленным. На лице Фарида было непроницаемо-глупое выражение. Настолько спокойное, что казалось, он уже наполовину мертв. Она набрала в легкие побольше воздуха и медленно заговорила, четко произнося каждое слово:

– Если ты убьешь Максима, Фарид, тебе надо будет убить заодно и меня. Потому что иначе я выдам тебя полиции. Я расскажу им о настоящем. Я расскажу им о прошлом. Меня ничто не удержит. Для меня ты умрешь навсегда. Так что хорошо подумай.

– Тебе так дорог этот тип? Но ведь он убил твою подругу!

– Не в этом суть.

– А в чем, черт возьми, суть?

– В насилии, Фарид. Ты приносишь его с собой всюду, куда приходишь. Не будь этого насилия, Ванесса была бы жива. И рядом с тобой. Потому что ты был ей дорог. После тебя у нее не было никого. Она отказалась от общения с мужчинами. И жила как призрак.

– Ты сама не знаешь, что говоришь, она всегда была красивой и живой…

– Ты убил ее, как убиваешь все на своем пути, не зная ничего, кроме ненависти.

– Ты заговариваешь мне зубы, чтобы спасти своего любовника. Что ты такое, в конце концов, говоришь?

– Правду. Среди твоих друзей ни у кого не хватает смелости сказать ее тебе. И чтобы ты знал, что я не лгу, я скажу тебе: это не Максим взял деньги. А я. И я спрятала их в «Красавицах», так что никто об этом не знал. А когда я пришла, чтобы забрать их, их здесь уже не было.

– Замечательно, – сказал Фарид, аплодируя.

К нему снова вернулся его обычный тон супермена. Элегантная ирония, шикарная непринужденность, так хорошо сочетающаяся с дорогой одеждой, за которую он платил деньгами, добытыми во время налетов. Деньги, с которыми он не знал что делать. Эта жизнь, ставшая со смертью Ванессы бесполезной. Хадиджа с удивлением почувствовала, что чуть-чуть жалеет брата. И себя. Ни ему, ни ей никогда не везло в любви. Сейчас она была в этом уверена. Это не Фарид обшарил квартиру, это не он нашел деньги.

Но Фарид уже успел взять инициативу в свои руки. Ему нужно было продолжать, чтобы показать ей, что она не задела его мужскую гордость. Последнее слово должно было остаться за ним. Она не боялась, она была готова. Она приняла решение: если Фарид хоть пальцем тронет Максима, она сдаст его полиции. А сейчас она знала, что заплатит за свою откровенность, которая в глазах Фарида была всего лишь проявлением высокомерия. Фарид встал с табурета. Хадиджа не двинулась с места.

– Где деньги? Ты со своим любовником взяла их, а?

– Мне нечего добавить. Я сказала тебе правду.

– Ты лжешь!

– Я ничего не знаю. И мне все равно. Деньги всегда интересовали меня меньше, чем тебя. Старая истина: деньги не приносят счастья. Ты должен это знать.

Он схватил ее за волосы, и она не смогла сдержать стона. Когда он попытался поставить ее на колени, она ударила его ногой и попала по колену. Фарид не отпускал добычу. Свободной рукой он дал ей пощечину. Когда она попыталась стукнуть его, он сжал кулаки и ударил ее в грудь и в живот. Она взвыла. Он бросил ее на землю и схватил за шею. Она отбивалась, но он пришел в ярость. В неимоверную ярость. Превосходящую ее гнев во много раз. Он стал стискивать руки на ее горле. Она изо всех сил вонзила ногти ему в кожу и оцарапала его. Но тут же почувствовала, как его ярость усиливается, и ею овладел страх. Ее загнали в ловушку: глотка горела, легкие готовы были разорваться. Невыносимая боль. Она не могла больше кричать. Скоро лицо ее брата стало расплываться. Оно исчезло в тумане из спутанных красных вен. Боль уже казалась не такой сильной. Странно, но она подумала про рай праведников, о котором рассказывала ей мама, когда она была маленькой…

28

«Привет, Питер, здорово иметь такого друга, как ты, на которого всегда можно положиться. Я выхожу из полицейского участка. Мне пришлось нелегко…»

Хлоя удивилась, увидев, что на экране появляются буквы. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что они с Питером общаются он-лайн. Она так обрадовалась, что даже не потрудилась высчитать, который час в Токио.

«Привет, Магдалина, смерть твоей подруги – страшная драма, но меня интересует все, что ты видишь. Я просто безнадежный эгоист. Эмоциональный вампир. Надеюсь, ты меня прощаешь? Итак, что от тебя хотела полиция?»

«Ты уже прощен. Они хотели, чтобы я обвинила своего хозяина. Комиссар думает, что это он. Если он увидит меня в качестве свидетеля обвинения, он пропал. Но мы с подругой держимся. Такая солидарность помогает жить!»

«Я тебя понимаю. И восхищаюсь тобой. А брат твоей подруги, налетчик, какую роль играет он во всем этом? По-моему, полиция должна допросить в первую очередь его».

«Он клянется, что не делал этого, и хочет спустить шкуру с убийцы. А пока он прячется в Сен-Дени».

«У полиции достаточно осведомителей во всех кварталах. В конце концов они его найдут».

Хлоя с трудом подбирала слова. Рассказать о характере Фарида и его сложной организации, о его одержимых товарищах было непросто…

«Штука в том, что он сейчас не живет у себя. Его приютил один из приятелей».

Хлоя перестала печатать и немного подождала. Ей пришла в голову идея поинтриговать Питера Пэна, подержать его в напряжении. Тот сопротивлялся недолго.

«Только не говори мне, что этот приятель – тоже налетчик!»

«Конечно, налетчик. Верзила, считающий себя анархистом. Для человека, ведущего жизнь буржуа в аккуратном домике, это смешно. Настоящий герой романа».

«Да, он мне нравится. А что ты еще о нем знаешь, Магдалина?»

Видения Жан-Люка никогда его не обманывали. Фарид Юнис определенно был черным ангелом. Сильным, но печальным человеком, которому уже доводилось убивать. Человеком, которого сводила с ума ревность. Между Хлоей, Хадиджей и Фаридом существовали серьезные разногласия. И эти разногласия были связаны со страстью Фарида к Ванессе. Эта девушка любила его. Пока он не стал совершать насильственных действий. Она их не приняла. И предпочла убить собственную, изгнав его из своей жизни.

Они ехали в направлении кладбища Бельвиль. Фарид снова надел перчатки и спокойно сложил руки на коленях, как будто ничего не произошло.

Жан-Люк не прерывал молчания. Он поставил диск с американским рэпом, купленный именно на тот случай, когда ему придется возить Фарида. Эминем. Он не любил такой музыки, но это не имело значения. Может быть, со временем он к ней привыкнет. Он припарковался на улице Телеграф, и они вышли из «фольксвагена». Жан-Люк ожидал, что Фарид прикажет ему возвращаться в Сен-Дени, но нет. Они обменялись взглядами. Фарид, очень бледный, со сверкающими глазами, пошел к кладбищу. Жан-Люк последовал за ним, удивляясь тому, что Фарид не протестует против его присутствия. Они долго стояли у могилы, потом Фарид произнес две коротких фразы по-арабски, снял одно из своих колец и бросил его в мраморную вазу. Он повернулся к Жан-Люку.

– Что ты сказал?

– Попросил у нее прощения.

– А кольцо?

– Я попросил ее, мертвую, быть моей женой.

Жан-Люк покачал головой:

– У меня есть к тебе предложение.

– Валяй. Я тебя слушаю.

– Давай поставим крест на этих деньгах. Совершим еще один, последний налет. Сложим наши доли и купим яхту. И уплывем отсюда. Никто и никогда нас не найдет, это я тебе обещаю. Только море может залечить любовные раны. Клянусь тебе, брат мой, это правда.

Лицо Фарида ничего не выражало. Моросящий дождь оставлял на его черных волосах крохотные жемчужины.

– Я согласен уехать. Но с одним условием.

– С каким?

– Сначала мы убьем хахаля моей сестры.