Текст книги "Строптивая"
Автор книги: Доминик Данн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)
Дверь дома 7204 1/4 была открыта, но противомоскитная сетчатая дверь заперта. Звуки музыки репетирующего в «Голливуд Боул» оркестра были здесь едва различимы. Сейчас играли вальс Штрауса, но вдруг музыка оборвалась на середине пассажа, опять заиграли, повторяя раз за разом один и тот же пассаж. Филипп поискал кнопку звонка, но она оказалась замазанной краской и не работала.
– Алло! – закричал он, одновременно стуча кулаком по раме сетчатой двери.
– Эй, что-то ты рановато, Сирил, – послышался в ответ голос из глубины дома.
Филипп смутился, но снова постучал.
– Дверь открыта, – произнес тот же голос, – я принимаю душ, ты пришел рано, старик, я ждал тебя не раньше четырех, клянусь Богом.
Теперь Филипп расслышал звук льющейся воды. Он толкнул сетчатую дверь, она поддалась, и он вошел в небольшую гостиную. Комната была обшарпанная, но не грязная. На полу разбросана одежда; черный широкий пояс висел на настенной лампе. Мебель в комнате была типичная для времен, когда бунгало сдавали в наем с готовой обстановкой: удобная, но обветшавшая. Открытая бутылка пива стояла поверх разбросанных в беспорядке на крашеном столе бумаг, оказавшихся при близком рассмотрении рукописью.
– Устраивайся поудобнее, Сирил, – крикнули из ванной комнаты, где все еще шумела вода. – Джин – в кухне, лед в холодильнике.
Филипп, несмотря на то, что его просили устраиваться поудобнее, чувствовал себя неловко, но все же сел на табуретку, стоявшую у крашеного стола. Он пришел, предварительно не позвонив, так как телефона у Лонни Эджа в телефонном справочнике не оказалось, и только войдя в дом, понял, что Лонни ждал кого-то другого. Зазвонил телефон. После первого звонка включился автоответчик.
«Я не могу подойти в данный момент к телефону. Назовите свое имя и номер телефона, даже если знаете, что он у меня есть, и время вашего звонка. Я перезвоню вам при первой возможности. Ждите сигнала».
«Привет, Лонни. Это – Ина Рей. Как делишки, бэби? Слушай, я договорилась о работенке, – развлечение на четверых. В доме моего душечки-папочки в воскресенье вечером, попозже. Большие баксы. С нашей стороны – ты, я и Дарлин. Помнишь Дарлин? Ты встречал ее у меня дома. Светлые волосы, любит крутить обод. Захвати презервативы. Шучу, Лонни. Позвони мне, кукленок. Люблю. А хренов номер телефона ты знаешь. Пока.»
Филипп смотрел на автоответчик, пока Ина Рей наговаривала свое послание. «Сколько девушек имеют имя Ина Рей? – подумал он. – Должно быть, это та самая Ина Рей, что забыла расширитель и носит майку «Внимание! Я визжу, когда занимаюсь любовью». Из открытой бутылки шел сильный запах пива. Филипп взял бутылку и поставил подальше, чтобы не чувствовать этот запах. По привычке он перевернул верхнюю страницу рукописи, с интересом подумав, уже не кропает ли Лонни Эдж – порнозвезда видео – на досуге мемуары. Страница намокла от стоявшей на ней бутылки. На верху страницы было напечатано: «Глава четвертая». Он невольно начал читать. К удивлению, стиль прозы показался ему очень знакомым. Он чувствовал, что знает автора, и, конечно же, Лонни Эдж им не был. До несчастного случая, из-за которого он бросил университет в Принстоне накануне выпускных экзаменов, он написал дипломную работу о творчестве Бэзила Планта, умершего в Лос-Анджелесе несколько лет назад оттого, что принял большую дозу снотворного, будучи пьяным.
Бэзил Плант всегда и всюду заявлял, что его роман «Ленч при свечах», которого долго и с нетерпением ждали, окончен. Однако его завистники, а их было у него предостаточно, говорили, что столь широко разрекламированный роман он положил в долгий ящик из-за пристрастия к выпивке и наркотикам, и что его писательская карьера окончена. Три главы романа «Ленч при свечах» были опубликованы в журнале «Месье» и вызвали скандал, закончившийся тем, что Бэзила подвергли остракизму те самые люди, о которых он писал в романе. Остальная часть романа никогда не публиковалась, хотя Бэзил уверял своего издателя, что книга написана полностью, и он передаст ее в издательство как только закончит кое-какие поправки. Когда он умер, рукопись не нашли, а первые три главы в конце концов стали считать самыми замечательными из всего написанного им. Филипп прочел:
«– Я разыскиваю некоего мистера Бернса, мистера Д.Ф. Бернса. Я разговариваю именно с этим джентльменом?
– Возможно, да, возможно, нет, – ответил Бернс.
– Так это вы, мистер Бернс, я знаю. Абсолютно уверена.
– Вы с Юга, мэм? – спросил Бернс.
– Вы ведь тоже с Юга, насколько я знаю.
– Кто вы? – спросил Бернс.
– Моя подруга Кейт Макдэниелс сказала, что вы – смешной, уморительно смешной человек и что мы должны встретиться.
– Миссис Макдэниелс и я не ладим, мэм. По правде сказать, миссис Макдэниелс уволила меня и тем поставила меня в стеснительное положение, по этой причине вы нашли меня в таком жалком жилище, как «Юкка флэтс армс», да еще в плохом районе Голливуда. Но скажите мне наконец, кто же вы?
– Я – ваша крестная-волшебница.
– Вот как… – сказал Бернс.
– У меня в руке приглашение для вас, мистер Бернс, от Кейт Макдэниелс. Она любезно приглашает вас встретиться с ней сегодня вечером в отеле «Бель-Эйр», а затем препроводить ее на прием в Верхний зал «Бистро» в Беверли-Хиллз.
Филипп Квиннелл так увлекся чтением, что не слышал, как выключили душ в ванной. Он понял, что рукопись Бэзила Планта могут никогда не найти, потому что она валяется в бунгало проститутки и порнозвезды на бульваре Кауэнга в Лос-Анджелесе, который к тому же был в доме Гектора Парадизо в ту ночь, когда его убили. Филипп не слышал, как Лонни Эдж, напевая мелодию из фильма «Пение под дождем», вытирался полотенцем после душа. Поэтому он оказался совершенно не готов к тому, что Лонни, совершенно голый, пританцовывая, войдет в комнату, напевая «да-да-да…» в манере Джина Келли.
Молодые мужчины уставились друг на друга в удивлении.
– Мать твою… – сказал Лонни.
– Видимо, я – не тот, кого вы ждете, – сказал Филипп.
– Вот именно, – ответил Лонни, – я думал, что здесь Сирил Рэтбоун.
Он схватил мокрое полотенце, висевшее на крючке двери ванной комнаты, и замотал его вокруг бедер.
– Я Филипп Квиннелл, – сказал Филипп и протянул руку. – Я узнал ваш адрес от Зейна, бармена в «Мисс Гарбо». Хотел было позвонить, но он не дал мне ваш номер телефона, а в справочнике его нет.
Лонни посматривал на Филиппа блудливыми, слегка покрасневшими глазами, потом улыбнулся.
– Добро пожаловать. Любой друг Зейна – мой друг и так далее и тому подобное. Просто я имею в виду, что хотел бы заранее знать о вашем приходе. В четыре ко мне придет другой забавник, так что давайте поторопимся или перенесем встречу на завтра. Дело в том, что Сирил – мой постоянный клиент. Каждый четверг в четыре. К тому же он – жутко нервный, очень пунктуальный и поднимет бунт, если я запоздаю, а отложить встречу с ним я не могу. Сами понимаете, постоянный доход.
Филипп растерялся и не знал, что говорить.
– Послушайте, почему бы вам не одеться, чтобы мы могли поговорить, пока не пришел ваш друг.
– Мне не холодно, – сказал Лонни. Он поправил полотенце и подошел к столу, чтобы сложить поаккуратнее разбросанные страницы рукописи. В какой-то момент интерес Филиппа к рукописи чуть не вытеснил основную цель, ради которой он пришел к Лонни.
– Вам, вероятно, покажется странным, что я пришел сюда, – сказал он, пытаясь сосредоточиться на цели своего визита.
– Бог мой, зачем беспокоиться об этом такому приятному парню, как вы? – спросил Лонни, взглянув на Филиппа. – А, понял. Держу пари, разгадал вашу проблему. Вы женаты, правильно? И ваша жена ждет ребенка, точно? И вам дали отставку, так? Что ж, вы пришли по адресу, и наплевать на Сирила Рэтбоуна.
Филипп как можно спокойнее сказал:
– Нет, я здесь не для того, о чем вы подумали, Лонни. Лонни, что-то вдруг заподозрив, пошел в ванную и, взяв махровый халат, надел его. На кармане халата было вышито «Отель Беверли-Хиллз».
– Что это значит? – спросил он. – Что ты имеешь в виду? Как мог ты ввалиться в мой дом без приглашения? Это – частная собственность.
– Я хочу задать вам пару вопросов.
– Ты – полицейский?
– Нет.
– Репортер?
– Нет.
– Кто же тогда?
Филипп не ответил. Вопросы Лонни были вполне обоснованными. «Кто я? – подумал про себя Филипп. – Не полицейский, не репортер». Он не знал, как объяснить, кто он. Лонни Эдж был не таким, каким Филипп ожидал увидеть убийцу Гектора Парадизо.
– Мне любопытно узнать кое-что о смерти Гектора Парадизо, – сказал он наконец.
Лонни, испугавшись, сглотнул слюну.
– Какого черта я должен знать что-то о смерти Гектора Парадизо?
– Вы были с ним, когда он уходил из «Мисс Гарбо» в ночь его смерти.
– Кто тебе сказал это?
– Несколько человек. Среди них – Зейн.
– Какое отношение ты имеешь к семье Гектора Парадизо? Адвокат? Кто там? – спросил Лонни. И снова Филипп ответил не сразу.
Для Гектора Парадизо он был никто. Он видел-то его всего дважды в жизни: один раз на приеме у Паулины Мендельсон, где он беспечно танцевал весь вечер, второй раз через несколько часов лежащего мертвым в библиотеке собственного дома с пятью пулями в теле. Филипп также не мог ответить: «Я – любовник племянницы Гектора Парадизо, а племянница Гектора Парадизо, кажется, готова верить, как и остальные, в версию, которую отстаивает Жюль Мендельсон, что он покончил жизнь самоубийством, несмотря на все свидетельства, противоречащие этому».
– Я уверен, что его убили, – сказал Филипп.
– И думаешь, что это сделал я?
– Я этого не говорил.
– Зачем же ты пришел?
– Сам не знаю, – сказал тихо Филипп, – просто хотел посмотреть, как ты выглядишь, и убедился, что ты совсем не такой, каким я тебя представлял.
Какое-то время мужчины стояли молча, взглядами оценивая друг друга.
– Повтори, как тебя зовут, – попросил Лонни.
– Квиннелл, Филипп Квиннелл.
– Слушай, я его немного побил, потому что он так хотел. Я наподдал ему подошвой лакированного ботинка, потому что так ему захотелось, потому что именно за это он платил деньги. Еще я связал его ремнем, но дальше этого дело не пошло. Ты ведь знаешь этих богатых. У них есть все, чего они хотят, но они ненавидят себя. И им нравится, когда кто-нибудь из низших слоев общества, вроде меня, говорит им, что они дерьмо или того хуже. Ты таких парней знаешь?
Филипп, не знавший таких людей, все-таки согласно кивнул.
– У вас не было драки из-за денег или еще чего-нибудь? Лонни опустил голову.
– Да, мы обменялись парой ласковых слов по поводу денег. Он заплатил мне чеком. Я не беру чеки, только наличные, даже с моих постоянных клиентов, вроде Сирила.
– Так как он тебе заплатил? Лонни пожал плечами.
– Чеком. Он сказал, что так договорился с Мэннингом Эйнсдорфом. Я не знал, что он умер, пока на следующий день мне не позвонил Мэннинг. Клянусь Богом.
– А драки из-за пистолета не было? – спросил Филипп.
– Там не было никакого пистолета, клянусь.
– Полиция уже допрашивала тебя?
– Нет.
– А от Жюля Мендельсона кто-нибудь звонил и спрашивал о тебе?
Лонни вытаращил глаза на Филиппа. У входа за сетчатою дверью послышались шаги.
– Привет! – послышался голос.
– Боже, это Сирил, – сказал Лонни.
– Я принес тебе пирожное, – сказал Сирил, входя в комнату с коробкой в руке. Он говорил скороговоркой. Сирилу Рэтбоуну было сорок лет, одет он был в двубортный полосатый костюм, белую рубашку и розовый галстук. На голове – соломенная шляпа, надетая набекрень.
– Это Сирил. Познакомься с моим другом, э, Филом Квином, – сказал Лонни, нервничая.
Филипп кивнул головой Сирилу Рэтбоуну, когда тот к нему повернулся. Он казался озабоченным, разглядывая пятно на своем розовом галстуке.
– Черт возьми, – сказал Сирил.
– Что случилось? – спросил Лонни. Сирил показал на свой галстук.
– Майонез, – сказал он. – У тебя есть содовая вода?
– Я уже ухожу, – вмешался Филипп. Он направился к двери.
– Джин – в кухне, Сирил, – сказал Лонни, – лед в холодильнике. Приготовь себе выпить.
Лонни проводил Филиппа до двери и вместе с ним вышел на улицу.
– Он – мой четырехчасовой клиент, – сказал Лонни.
– Сообразил.
– Сирил не знает, что я был с Гектором в ночь его смерти. Они были большими друзьями. Ему не понравилось бы, что я забавлялся с Гектором. Не хочу, чтобы он узнал об этом.
– Я не собираюсь рассказывать ему, – сказал Филипп. – В ту ночь слуга Гектора был в доме? Или, может быть, кто другой?
– Только чертова собачонка Астрид, – сказал Лонни.
– Ты не ответил о Жюле Мендельсоне, – сказал Филипп. Лонни помолчал.
– Жюль?
Из соседнего бунгало кто-то крикнул:
– Эй, Лонни, ты оставил грейпфрут и стаканчик с кофе на фонтане, и управдом разбушевался.
– Хорошо, хорошо, я все уберу! – в ответ ему крикнул Лонни.
– Он говорит, что ты превратил двор в свинарник! – прокричал тот же голос.
– Черт возьми, – раздраженно сказал Лонни. Он подошел к фонтану и подобрал остатки своего завтрака. – Я должен идти.
Филипп кивнул на прощанье и направился к лестнице, но остановился и оглянулся.
– Откуда ты знал Бэзила Планта?
– Бэзила Планта? – удивленно спросил Лонни.
– Да. Ты был хорошо с ним знаком?
– Довольно близко, – ответил Лонни.
– Где ты взял ту рукопись, что лежит на столе?
– А, это длинная история, – сказал Лонни.
– Хотел бы ее послушать, – сказал Филипп.
– Стащил у него однажды ночью, когда он вдрызг напился и полез в драку. А что?
– Он никогда не спрашивал потом тебя о рукописи?
– Он не знал, что я ее взял. А потом он умер.
– Ты ее не показывал Сирилу Рэтбоуну? – спросил Филипп.
– Сирил приходит сюда ради одного. Мы мало разговариваем.
– Эта рукопись стоит кучу денег, насколько я могу судить, – сказал Филипп.
– На самом деле? – заинтересованно спросил Лонни.
– Я остановился в «Шато Мармон». Это на случай, если ты захочешь поговорить о ней.
– Конечно. Извини, что принял тебя так, я не хотел тебя обидеть.
Филипп засмеялся.
– Послушай, – сказал он, прищелкнув пальцами, будто вспомнив о чем-то.
– Что?
– Ина Рей звонила, когда ты был в ванной. Она хочет, чтобы ты составил им компанию вечером в воскресенье, попозже.
Филипп пересек двор и начал спускаться по лестнице.
– Вот что я еще тебе скажу! – крикнул Лонни, стоя наверху лестницы.
– Что еще? – откликнулся Филипп.
– В ту ночь я был не единственным гостем Гектора Парадизо! – крикнул Лонни.
Филипп посмотрел на него и начал снова подниматься по лестнице, но Лонни остановил его жестом руки.
– Не сейчас, приятель. Меня ждет клиент. Плата обязывает.
* * *
Открыв дверь комнаты в «Шато Мармон», Филипп с удивлением обнаружил, что дверь балкона, выходящая на бульвар Сансет, открыта. Ему тут же пришла в голову мысль, что его обокрали, или грабители находятся все еще здесь. Медленно, стараясь, чтобы его не увидели через балконную дверь, он прокрался вдоль стены к балкону и захлопнул дверь. В это же мгновение за стеклом показалось женское лицо. Это была Камилла Ибери. Какое-то время они смотрели друг на друга через стекло. Затем Филипп открыл дверь, и Камилла вошла в комнату.
– Я подумала, что пришло время посмотреть, где ты живешь, – сказала она. Камилла выглядела смущенной, словно не была уверена, как он ее примет.
Филипп улыбнулся.
– Рад тебя видеть, – сказал он. – Я было подумал, что ты – воришка.
– Вот уж нет, всего лишь дама, разыскивающая кавалера, которого потеряла, – сказала она, еще больше смутившись от своей откровенности.
– Очень приятно. Мне самому неловко, как я ушел от тебя.
– Я не могла сдержаться, когда ты мне столько наговорил, – сказала она, – и не понимала, что так тебя люблю. То есть, я хочу сказать, что понимала, понимала с первой минуты, как мы встретились, и не хотела, чтобы ты покидал меня. – Казалось, Камилла готова расплакаться.
Филипп подошел к ней и обнял ее.
– Я рад, что ты пришла, – сказал он. Обняв ее еще крепче, он погладил ее лицо, затем поцеловал. Это был поцелуй, вызванный не плотским желанием, а любовью.
– Я должен тебе что-то сказать, чтобы между нами не было непонимания, – сказал Филипп. Он отошел от нее и посмотрел ей в глаза. – Я ходил повидаться с Лонни Эджем.
– Кто он?
– Парень из «Мисс Гарбо», который, как я слышал, пошел в ту ночь с Гектором к нему домой.
Она кивнула.
– Я предполагала, что ты туда пойдешь. Он – отвратительный?
– Совсем нет. Довольно заурядный, но не отвратительный.
– Ну же, расскажи мне. Теперь я на твоей стороне. И хочу послушать, хочу все знать. Абсолютно все.
– Он снимается для порновидео и считается чуть ли не звездой в этой области.
– Бог мой! Надеюсь, он не показывал тебе свои видео?
– Нет.
– Значит, он ушел из «Мисс Гарбо» с дядей?
– Да.
– А дальше? Что случилось?
– Нечто странное.
– Что же?
– Я не думаю, что это он убил твоего дядю. Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 12.
«Как ты знаешь, я всегда страстно желала стать актрисой, но почти ничего для этого не делала, если не считать фотопортретов, которые я сложила в папку с моими документами. Так вот, после того, как я привела в порядок свой дом на Азалиа Уэй, у меня появилось много свободного времени, и я подумала: сейчас или никогда. Но я даже не знала, с чего начать, а Жюлю решила не говорить об этом, поскольку он бы точно нашел причины, чтобы я отказалась от своей затеи. Как ни странно, но именно Глицерия имела связи в шоу-бизнесе, причем к Фей Конверс они не имели отношения. Ее сестра работала служанкой у директора по актерским кадрам «Колосс Пикчерс» и договорилась, чтобы я с ним встретилась. Этот директор послал меня на пробы на главную роль в одном из мини-сериалов, имея в виду, что на эту роль, возможно, захотят пригласить неизвестную актрису. По замыслу, героиня – сбившаяся с пути девушка, которая выходит замуж за человека из высшего общества, а затем убивает мужа. Завязка сюжета в том, что мать мужа, которая ненавидела ее, стояла за этим убийством. Но тебе ни к чему знать содержание этого чертова сюжета.
Так вот, я вырядилась. Пуки сделал мне прическу, Бланшетт – маникюр, и я отправилась в офис с видом, будто у меня весь мир в кармане. Я говорила изысканным голосом, которому научилась, услышав однажды, как говорит Паулина Мендельсон, или как говорят Мэдж Уайт и Камилла Ибери. Во время встречи я чувствовала себя бесподобно, потому что меня представили продюсерам и режиссеру, а я с ними болтала и заставляла смеяться. Они говорили удивительные вещи обо мне, вроде того, что я могла бы стать новой Морин О'Хара или Рондой Флеминг, или Арлин Даль из-за моих рыжих волос. Все шло превосходно. А затем они попросили меня почитать. Я запаниковала, вся зажалась и не смогла ничего толком прочитать. Я спотыкалась на каждой строчке и даже неправильно произносила некоторые слова. Я стала красная, как свекла, а сочетание такого цвета кожи с рыжими волосами ужасно. Я спросила, не могу ли я начать все сначала, они сказали: «Конечно», но по тому, как они это сказали, я поняла, что не получу этой роли.
Жюлю я ничего не рассказала. Директор по кадрам, у которого работает сестра Глицерии, сказал, что позвонит, когда в следующий раз подвернется какая-нибудь роль, но больше не звонил. А эту роль они дали Энн-Маргарет. Я догадываюсь, что им все-таки пришлось пригласить актрису с именем.»
ГЛАВА 13
– Кто же эта женщина? – спросила декоратор Нелли Поттс о своей последней клиентке. Нелли сидела за ленчем в «Плюще» на бульваре Робертсона с Петрой фон Кант, модной флористкой, чей магазин находился неподалеку.
– На ее счет у меня есть кое-какие подозрения, – ответила Петра, постучав по бокалу, давая знать официанту, чтобы ей принесли еще одну порцию «кровавой Мэри».
– Она истратила сорок тысяч долларов на новые занавески в доме, который она снимает, если не считать того, что она потратила на снос стены, чтобы расширить площадь гардеробной и уборной, – сказала Нелли.
– И все эти костюмы от «Шанель», – добавила Петра, занимавшаяся аранжировкой цветов для леди, которую они обсуждали.
– Только представь, что она тратит столько денег на дом, который сняла на три года.
– Это не должно тебя волновать.
– Не похоже, что она получила наследство.
– Господи, конечно, нет.
– При этом она, кажется, не работает.
– Если вообще чем-то занимается, – сказала Петра. – Болтает без умолку. Все время просит рассказать, для каких приемов я поставляю цветы да какие цветы заказывают мне клиенты, и даже сколько все это стоит.
– И о моих клиентах она хочет все знать. Не примет решение, пока я ей не расскажу, что у кого-то из тех, о ком она читает в колонке светской хроники Сирила Рэтбоуна, нет такой же софы, какую я ей предлагаю, или таких же тканей, только тогда она соглашается со мной. Но в общем-то она мне нравится.
– И мне тоже.
– Ее, верно, содержит кто-то очень богатый, – сказала Нелли.
– Это точно, – ответила Петра.
– Она оплачивает счета?
– Сразу, даже не дожидается начала месяца.
* * *
Без светло-русого парика, без голубых теней на глазах, без голубых контактных линз, то есть без того, в чем представала она перед посетителями ночного клуба как Марвин Маккуин, Гортензия Мэдлен, грозный литературный критик журнала «Малхоллэнд», возвращалась к своей реальной жизни, в которой коммерческий успех других вызывал у нее ярое презрение. Свои волосы она зачесывала назад и закалывала в пучок, как все старые девы, носила очки с такими сильными стеклами, что они увеличивали ее глаза, губы поджимала, чтобы скрыть выступавшие вперед зубы, не меняя их положение даже тогда, когда жевала любимую хлорофилловую жвачку, от которой язык ее становился зеленым.
В тот день постоянное выражение недовольства на ее лице еще больше усугубилось. Сквозь каждую пору ее тела просачивалось недовольство. Даже разгромная критическая статья, только что написанная о последней работе популярного писателя, которая наверняка ранит автора, а ради этого статья и писалась, не могла смягчить ее недовольства, как это бывало раньше после написанных ею разгромных статей, или на минуту ослабить ее внутреннюю раздраженность.
В руке она держала письмо с отказом, который она восприняла очень болезненно, потому что это письмо, присланное вместе с записями печальных песен о потерянной любви, которые она с таким старанием записала за свой счет, было от дискжокея одной из радиостанций. Дискжокей, которого звали Деррик Лэфферти, поклонялся святыням, которые он называл «шансонье, давно сошедшие с эстрады вечерних клубов», таких, как Либби Хольман, Мейбл Мерсер, Спивви и Бриктоп, но ее записи он нашел неподходящими для исполнения в его программе, хотя она пела те же песни, что и певицы, перед которыми он благоговел. Она и представить себе не могла, что отказ так глубоко ее ранит.
Сквозь тонкие, как бумага, стены, отделявшие ее от соседнего офиса, она слышала как Сирил Рэтбоун, автор колонки светских сплетен в «Малхоллэнд», смеялся и болтал с кем-то по телефону, принимая приглашения, выслушивая информацию для своей колонки, назначая встречи в фешенебельных ресторанах. Гортензия Мэдлен ненавидела Сирила Рэтбоуна, считая его филистером.
Она собралась уже было поднять трубку телефона, чтобы заказать себе бутерброд для очередного одинокого ленча за своим письменным столом, как раздался звонок. Плохое настроение сказалось на том, как она произнесла «Алло», которое прозвучало как лай злой собаки.
– Гортензия? – спросил голос в трубке.
– Кто говорит? – ответила она злобно.
– Каспер Стиглиц.
– О, Каспер, привет.
– Что, черт возьми, случилось с тобой?
– Ничего особенного.
– Ты напугала меня до чертиков. Гортензия ненавидела это выражение.
– Я работаю, только и всего.
– Кого сегодня распинаешь? Она проигнорировала его вопрос.
– Какова причина твоего звонка, Каспер?
– Я звоню, чтобы пригласить тебя на обед в воскресенье. Небольшой прием в моем доме.
Как и все в городе, Гортензия знала, что Каспер Стиглиц катится вниз и давно не в почете, и готова была отказаться.
– Жюль и Паулина Мендельсоны придут, и еще несколько человек, – сказал Каспер, не дожидаясь ее ответа. В голосе Каспера безошибочно можно было услышать нотку гордости, когда он назвал имя Мендельсонов.
Гортензия была ошеломлена. Никак не могла поверить, что ее приглашают на прием, где будут присутствовать Мендельсоны. Из соседнего офиса опять послышался громкий хохот Сирила Рэтбоуна, бурно отреагировавшего на услышанную о ком-то сплетню. Она знала, как Сирил Рэтбоун добивался личного знакомства с Паулиной Мендельсон, и как Паулина Мендельсон отвергла его домогательства и никогда не приглашала его на свои приемы, чтобы он писал о них. Перспектива того, что Сирил узнает о приглашении ее на прием, была настолько привлекательна, что она впервые со времени получения письма с отказом от Деррика Лэфферти почувствовала радость.
– Позволь мне заглянуть в еженедельник, Каспер, – сказала она, хотя этого ей не требовалось, поскольку у нее вообще не было никаких планов, если не считать выступлений в «Мисс Гарбо», но она потянула время, прежде чем ответить. – Когда это будет?
– В воскресенье, – сказал Каспер.
– Придется изловчиться, но я смогу, – сказала Гортензия.
– В восемь часов. После обеда будет фильм.
– Великолепно, Каспер.
* * *
Фло Марч лежала на новеньком шезлонге около бассейна, обставленного новой мебелью для бассейна, в точности такой, как у Перл Сильвер, о чем ей сообщила Нелли Поттс, декоратор. Верхнюю часть купальника Фло спустила и лежала так, чтобы лучи предзакатного солнца, уже не такие сильные, как днем, падали на ее спину и плечи. На столике рядом с шезлонгом стоял таймер, чтобы звонком подсказать, что двадцать минут прошли, именно таким временем советовал ей ограничиться ее тренер по аэробике. Белый телефон с длинным проводом также стоял на столике на случай, если позвонит Жюль, а она знала, что он наверняка позвонит. Тут же стояло ведерко со льдом, несколько банок «коки», лосьон для загара, лежал последний номер «Малхоллэнда», открытый на странице с колонкой Сирила Рэтбоуна, золотой портсигар с ее именем, выложенным сапфирами, золотая зажигалка и бинокль. Фло, более одинокая, чем сама себе признавалась, пристрастилась наблюдать с помощью бинокля за соседями, живущими на холме над Азалиа Уэй.
Она задремала, но плачущий вой маленькой собачки разбудил ее. Открыв глаза, она сняла большие темные очки и увидела смотрящего на нее белого вестхайлендского терьера.
– Ну и ну! Привет! – сказала Фло собачке. – Что ты здесь делаешь? Ты чья? – Она похлопала в ладоши, и собачка запрыгнула к ней на шезлонг. – Какая ты премиленькая собачонка. Потерялась? – Она села, натянула купальник. – Пить хочешь? Хочешь воды? – спросила она. Она встала и прошла к дому, где лежал аккуратно свернутый ее новым садовником-мексиканцем садовый шланг, налила немного воды в красный глиняный поддон для горшочков с геранью, которые садовник расставил вокруг террасы. – Иди сюда, попей воды! – крикнула она собачке. Когда собачка подбежала, Фло села на стоявший рядом стул и стала наблюдать, как она пьет. Закончив, собачка прыгнула на колени Фло, которая прижала ее к себе, как ребенка. – О, какое ты ласковое существо, – сказала она. Так она сидела с собакой, испытывая удовольствие.
– Простите, мэм, – послышался голос из-за высоких кустов, отделявших дом Фло от соседнего дома. Фло, хотя и слышала голос, но не отвечала, поскольку ее никогда не называли «мэм».
– Мэм? – повторил голос.
– Вы ко мне обращаетесь? – крикнула Фло, хотя никого не видела за высокими кустами.
– Вы не видели нашу собачку?
– О, да, она здесь, – сказала Фло.
– Вы не будете возражать, если я зайду к вам и заберу ее, мэм? Мисс Конверс очень рассердится на меня, если она снова убежит. В мои обязанности входит присматривать за ней, но я не могу вести дом мисс Конверс и одновременно следить за маленькой Астрид.
– Конечно, конечно, заходите, – сказала Фло. Она поднялась со стула и подошла к шезлонгу, где лежал ее махровый халат от «Портхолта», гармонирующий с ее купальными полотенцами.
– Вот ты где, озорная собачонка, – сказала служанка, которая, обойдя сад, вошла в ворота. – Извините, что она побеспокоила вас, мэм.
– О, нет, не ругайте ее. Она меня совсем не побеспокоила. Она замечательная, такая дружелюбная, не правда ли, дорогая? Как, вы сказали, зовут ее?
– Астрид.
– Какая странная кличка для собаки, – сказала Фло.
– Назвали так в честь какой-то звезды конькобежного спорта, которая умерла, или что-то в этом роде. У меня и так голова забита, чтобы еще помнить историю собаки. Как бы то ни было, моя хозяйка мисс Конверс получила ее от миссис Роуз Кливеден, ее приятельницы, после того, как миссис Кливеден сломала ногу, когда упала, запнувшись об Астрид, на ленче сразу после похорон, а она в свою очередь получила собаку в наследство от Гектора Парадизо, который пять раз в себя стрелял, хотя говорят, что это было самоубийство. Или что-то такое. У этих людей никогда ничего толком не поймешь. – Служанка покачала головой с сердитым выражением.
Фло смотрела на нее зачарованно.
– Вы имеете в виду, что это собака Гектора Парадизо? – спросила она.
– Будьте с ней осторожны, потому что она отгрызла кончик пальца одному молодому человеку, – сказала служанка. – Забыла его имя.
– Но она самая ласковая из всех собак, что я видела. Не могу поверить, что она может наброситься на человека, – сказала Фло. Собаку она держала на руках. – Как вас зовут? – спросила она.
– Глицерия, мэм. Извините, что мы побеспокоили вас.
– Нет, нет, не побеспокоили, – торопливо сказала Фло. Она ни с кем не разговаривала, кроме Жюля, с тех пор как два дня назад у нее побывала Нелли Поттс, которая наблюдала, как развешивали шторы стоимостью в сорок тысяч долларов. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – спросила она Глицерию, не желая отпускать ее.
– Выпить? О, нет, мэм, – сказала Глицерия.
– Я не имею в виду выпить спиртное, а что-нибудь, вроде «коки» или чая со льдом, или что-то еще.
– Что ж, может быть, чай со льдом, только я не услышу отсюда телефонные звонки, а мисс Конверс это не понравится, – сказала Глицерия.
– Какая мисс Конверс? – спросила Фло с любопытством.
– Как какая? Мисс Фей Конверс, конечно, – ответила Глицерия.
– Фей Конверс? – воскликнула Фло. Она с трудом сдержала себя. – Кинозвезда? Фей Конверс живет рядом со мной за этой живой изгородью?
– Вы не знали этого? Разве вы не заметили, что каждый день мимо нас проезжают туристические автобусы?
– Нет, не знала. Не могу придти в себя. Фей Конверс – моя соседка. С трудом верится.
Она бросилась в дом, напевая от счастья, открыла банку чая со льдом для служанки Фей Конверс.
– Вы можете оставлять Астрид у меня в любое время! – крикнула она из дома. – Я присмотрю за ней, если вы очень заняты. Всю жизнь мне хотелось иметь собаку.
